Охота на волка

Марианна Кисс

– Вы меня отпустите? – Заткнись, или мне придется самому тебя заткнуть. И поверь, тебе не понравится, – хрипло проговорил он. Я снова затихла. Не хотелось, чтобы он воплотил в жизнь своё обещание. Машина ещё немного проехала между домами и выехала в степь. И вот тут я по-настоящему напряглись. *** Он хотел быть обычным человеком. Любящим, счастливым, богатым. Но пришлось стать ,,волком – санитаром леса,, . Потому что зависть, несправедливость и беззаконие пришли к нему в дом и разрушили всё, что создал.

16. Полгода назад…

В коридоре холодно. Сижу, сцепив руки. Не могу заставить себя туда пойти. Не могу смотреть на неё. Не хочу.

Хлопнула дверь. Кто-то подошел. Её отец. Сел рядом. Я поднял на него взгляд.

Молчание.

Лучше бы мы кричали. Неистовствовали, бились бы головами об стенку. Обвиняли бы друг друга. Это сближало бы нас. Делило бы горе пополам, поровну.

Но мы молча сидим, сжимаем пальцы и пытаемся вздохнуть. Это молчание жрёт нас обоих.

— Где ты был? — выдохнул он.

— Спал, — говорю тихо.

— Ты спал, когда она умирала?

Молчу.

Ударьте меня. Убейте. Отнимите руку, ногу. Только не спрашивайте, где я был. Я не вынесу этого. Да, я спал.

— Она была беременна. Ты знал? Три месяца.

Вот настоящая пытка моего сердца. Как огненное клеймо прижимается к груди, разрывает кожу, ткани, застревает на кости.

Я выпрямился, пытаясь набрать побольше воздуха в лёгкие, чтобы не было так больно.

А хотя нет. Пусть будет.

— Нет. Я не знал.

Холодная волна, прокатилась по телу, перекрыла кислород.

Беременна? Как это?

— Доктор сказал, — голос отца сорвался и я услышал, как тихо он заплакал. — Девочка моя. Боже. Как так? Почему?

А со мной в этот момент происходило уже что-то другое. Не менее ужасное. Всё внутри ломалось, выкручивалось, заставляло что-то делать, двигаться.

Встал, глянул на макушку отца Саши. На поникшие плечи. Не хочу сейчас быть рядом с ним и его горем. Я доложен идти.

Вышел из здания больницы. Решительным шагом по аллее, на стоянку. Сел в машину. Сейчас не могу думать, не умею. Я должен разобраться.

Завёл и поехал в офис.

Ещё в конце коридора услышал, как руководит всем процессом мой партнёр.

— Мне не интересно, сколько тебе нужно времени, я сказал, чтобы до завтра было готово, ты поняла?!

Я вошел и уловил момент. Он отчитывает секретаршу.

— А Андрей, проходи. Как ты? Что случилось, почему тебя не было?

Стою, смотрю на него. Довольного. Лощёного. И почему я раньше этого не замечал. Он ведь совсем не такой, как я думал.

— Саша умерла, — говорю и наблюдаю.

Рот его открылся. Глаза округлились. Он вдруг встал с кресла и быстро подошел к окну. Отвернулся.

А я смотрю. Цепко смотрю, хочу увидеть и вижу… Конечно вижу.

— Но почему? — он повернулся и я заметил искру в его глазу.

Это слеза. Непрошенная, неожиданная слеза. Он не рассчитывал, а она показалась.

— Ей стало плохо. Сердце не выдержало.

Смотрю на него, в его глаза. А они забегали. Прячет, уворачивается от моего прямого, требовательного взгляда.

— Я не понимаю, — беспомощно выдаёт Степан.

— Всё ты понимаешь.

— Ты о чём, — прищурился.

— Она была беременна.

В его газах мелькнул страх. Всего секунда, но я заметил. Степан снова отвернулся.

— Теперь, мы не партнёры я так понял, да и плевать, — говорю и улыбаюсь.

Как безумец.

— Ты же знаешь, по договору…

Крыса. Почему я раньше не понял. Почему только сейчас это стало таким очевидным. Не вчера, не позавчера, а сейчас…

Возможно, Саша была бы сейчас жива.

— Неплохо ты всё устроил, — я двинулся к нему.

— Ты о чём? — он попятился.

— Только её зачем нужно было убивать?

— Я не убивал её, ты о чём Андрей?

— Ну, напоил меня, но её зачем… — я схватил его за рубашку и прижал к окну, — ради вот этого, ради бабла! Её зачем?!

— Андрей, я не понимаю, — он закашлялся мне в лицо и я сдавил его ещё сильнее.

— Всё ты сука понимаешь. Тварь. Ты же её тут обхаживал, ты сука? Значит вот где она была, когда я уезжал.

— Ты ничего не докажешь, я не знаю…

— Конечно, она тебе мешала. А теперь ещё наверное и про беременность узнал. Нахрена тебе такое счастье, правда, сука, правда?!

Я тряс его с такой силой, что руки уже не слушались меня, просто трепыхал его, давил и тряс, пытаясь выбить из него признание.

— Ну скажи мне, скажи тварь — ты трахал её, трахал? — ярость заставила вцепиться ему в шею.

— Пошел ты. Я не буду этого говорить, — сиплый голос Степана слабеет, — не знаю, что ты там придумал, не хочу в этом участвовать.

Он вцепился в мою грудь и давит в неё, пытается меня оттолкнуть.

— Ты уже поучаствовал, — тянем друг друга, — ответишь за всё! Я это так не подарю, тварь!

— Я тут не причем. Ты сам виноват. Ты виноват, — он ударил меня в грудь, вырвался.

Я оттолкнул, и он поскорее отбежал за стол.

— Уходи. Или я вызову охрану, — дернул измятую рубашку.

— Я уйду. Уйду, — смотрю исподлобья, — Но очень скоро вернусь. Жди меня Степан. Каждый день жди.