Научи меня спать

Мари Визард, 2023

Ник не умеет спать.Он скрывал свою особенность и уже научился с ней жить, как с ним произошли события, которые полностью поменяли его жизнь.Еще эта новенькая Мила в школе, которая смотрит насквозь и, кажется, о чем-то догадывается…Сможет ли Ник учиться дальше, стать взрослым, работать, создать свою семью и самое главное – научиться спать? Ведь люди с такой редкой особенностью, как у него, живут совсем недолго…

Часть 1

Глава 1

Я услышал, как прозвенел будильник в комнате Ханны. Сейчас она отключит его и перезаведет. Через пятнадцать минут будильник снова прозвенел. На этот раз послышался звук открывающейся двери и топот босых ног по паркету, затем шум воды в душе.

Я прошел на кухню. Дядя Джон сосредоточенно отмерял длинной ложечкой свежемолотый кофе.

— Привет приятель, чем занимался? — спросил он.

— Читал, потом уроки делал, посидел во дворе.

Он оторвал взгляд от кофе и встревоженно посмотрел на меня.

— Смотри не попадись на глаза соседям, а то от расспросов не отделаемся.

Ханна появилась на кухне в плюшевом халате и с полотенцем на голове, похожем на зефирку. Она прошла мимо меня и чмокнула в щеку на ходу.

— Доброе утро.

Я почувствовал, как запах ее шампуня начал причудливо смешиваться с ароматом кофе в моем носу. Ханна выпила стакан воды и заметила испеченные мной ночью пряники на тарелке. Она отломила половинку пряника и положила в рот. Вторую часть покрутила в руке, силясь рассмотреть начинку.

— Новый рецепт? С каждым разом получается все лучше.

Сегодня первый учебный день после летних каникул. Мы позавтракали, и дядя Джон подвез меня к школьному двору.

— Ник, я хочу тебя попросить, оставайся дома по ночам. Ты можешь вляпаться в неприятности, а Ханне в ее положении волноваться нельзя.

Я пообещал исправиться.

— Лучше приготовь лишнюю порцию ночных вкусняшек, — дядя Джон, дружески потеребил мое плечо, чтобы смягчить разговор.

У школьных ворот толпилась кучка старшеклассников. Одна девчонка показывала что-то в телефоне, а остальные чрезмерно громко смеялись, явно привлекая к себе внимание. Подойдя ближе, я узнал ребят из параллельного класса, но они не обратили на меня никакого внимания. Девушку раньше в школе я не видел. Как только я поравнялся с ними, прозвенел предупредительный звонок в школе, и группа нехотя потянулась в здание вслед за мной.

— Он что второгодник? Выглядит лет на двадцать! — я услышал слова за спиной, произнесенные надменным тоном, и понял, что говорила новенькая девчонка. Посмотрел по сторонам — обо мне, вариантов нет.

— Нет, ему, как и нам семнадцать, — послышался негромкий ответ парня из их компании, — Учится в параллельном классе.

Я почувствовал холод в животе и прибавил шагу. Скорее всего, это было слишком заметно, потому что толпа прыснула от смеха, но постепенно голоса стихли, — они свернули в другой коридор.

Я нашел свою аудиторию и сел за парту. Как это всегда случалось после длинных каникул, с опаской оглядел своих одноклассников. Я действительно заметно отличался от них внешне, но не так разительно, как в прошлые годы. Помню время, когда я был выше ровесников на целую голову, но к двенадцатому классу они наконец вытянулись, и некоторые сравнялись со мной.

Можно подумать, что я был авторитетом в школе, раз выглядел старше, но это не так. В нашей школе лидерами становились дети обеспеченных или высокопоставленных родителей. Им прощалось многое, в том числе неказистая внешность и слабые успехи в спорте, стоило им принести в школу новую марку телефона или какие-то интересные штуки из очередного путешествия за океан.

Дядя Джон рассказывал, что в его детстве все разлады решались драками на школьном дворе. Я же видел потасовки только в начальной школе и то больше похожие на дурачество. Сейчас хватало материального превосходства и группового игнорирования, чтобы решить любой вопрос.

Иногда в особенно одинокие ночи, я брал книги по психологии из библиотеки Ханны. Мне казалось, в них даются нереальные для реализации советы. Хочешь быть популярным в школе — будь полезным, помогай тем, кто нуждается в помощи. В нашей школе это означало бы стать свитой такой группки популярных ребят, которые только что посмеивались надо мной во дворе школы.

Следующий совет из книги — найди свое увлечение и стань в нем лучшим. В своем хобби — приготовлении десертов — я добился значительного мастерства еще в шестом классе. Даже приносил свои угощения на какой-то школьный конкурс талантов. Все с удовольствием попробовали, но потом стали звать меня мистер Пончик. Я всегда был немного полноват, такое прозвище сильно ударило по моей самооценке. Дальше я готовил только для семьи, хотя Ханна шутила с серьезным видом, что, когда появится их с дядей Джоном ребенок потребуются дополнительные финансы, и она отправит меня на подработку в ночное кафе. Честно, я об этом мечтал, но в моем районе школьников принимали на работу неохотно. Скорей бы закончить этот учебный год, и забыть школу навсегда.

Все-таки один приятель у меня был, по имени Шон Тейлор. Мы жили по соседству и, когда были младше, ходили друг к другу в гости. Сейчас Шон погряз в бесконечных олимпиадах и конкурсах одаренных детей, поэтому я видел его только в школе. Его родители были учеными, Шон мечтал пойти по их стопам.

На большой перемене я встретил Шона в школьном саду. Он читал какую-то толстую книгу, но, увидев меня, отложил ее в сторону и пожал мне руку.

— У нас новенькая в классе — Мила, — поведал Шон, — Чемпионка, бегунья, ее посадили со мной, чтобы я помогал ей с учебой. Она, по-моему, не в восторге от этого, но ты знаешь нашу классную, ей не возразишь.

Мы пошли к школьной столовой.

— Вот она за тем столиком, — Шон незаметно махнул рукой.

Я увидел девчонку с белыми волосами. Это она комментировала мою внешность утром. Мы взяли по тарелке отбивной с картошкой и два штруделя. Я налил газировку в стакан, а Шон кофе.

— Не спал пол ночи, — прокомментировал Шон свой выбор напитка, — Решал задания на олимпиаду, если выиграю, поступлю в колледж без экзаменов.

— Ты точно выиграешь, — заверил я.

— Читал объявление у шкафчиков? Школьный поход в честь начала учебного года. Будут и соревнования по бегу, ты же бегаешь лучше всех.

— Бегал, — поправил я, — За лето я набрал вес, посмотри на меня.

— Ну это пустяки. — подбодрил Шон.

После уроков я сел в автобус, но через пару остановок увидел в окно Ханну, идущую по улице, и вышел. Подбежал к ней.

— Оо, наш ученик! Как школа? — спросила она весело.

— Нормально.

— К тебе не цеплялись одноклассники?

— Нет, все хорошо.

— Я иду на рынок, ты как раз вовремя, поможешь с сумками.

Ханна шла между овощных рядов, удивительно легко ступая, несмотря на свой большой живот. Она набирала в тканевые мешочки орехи, бобы, сухофрукты, подавала взвесить продавцу, а он передавал их мне. Я загляделся на работу их проворных рук и на минуту почувствовал оцепенение во всем теле, как будто меня погрузили под воду с головой. Сначала я мутно увидел тревогу в глазах Ханны, потом она вскрикнула. По тому, как заныла спина я понял, что упал на каменный пол рынка.

Кажется, мне помог встать продавец. Ханна пыталась помочь, но тот предостерег ее: «Что вы, в вашем положении!».

Меня усадили на какой-то ящик из-под помидоров, я уже четко все видел и чувствовал себя ужасно неловко.

— Как ты парень? Перегрузили в первый день в школе? Вызвать врача? — спросил продавец, обеспокоенно заглядывая мне в лицо.

— Нет, все уже нормально, прошу прощения.

Я поднялся с ящика, потер ушибленный затылок и поднял сумки с пола. Мы вышли на улицу и решили пройтись до дома пешком, чтобы я мог подышать свежим воздухом. Ханна молчала, и я заподозрил неладное.

— Что? Там было душно, — я попытался ее успокоить.

— Это не первый раз?

— Было пару раз ночью, но мне всегда легче, когда я выхожу на воздух. Знаю, дядя Джон против того, чтобы я выходил, когда все спят.

— Я поговорю с ним, мы что-нибудь решим.

На ужин я приготовил ужин — запеченные мешочки из теста с сыром, беконом и яйцом пашот.

— Когда-нибудь мы будем ужинать в твоем ресторане, Ник. Это будет единственное место в мире, где блюдо от шеф-повара можно получить в любое время дня и ночи! — дядя Джон с удовольствием разглядывал содержимое своей тарелки.

Ханна засмеялась.

— Я не собираюсь работать круглосуточно, — возразил я, — И, вообще, я надеюсь на лучшее.

Дядя Джон отложил вилку и серьезно посмотрел на меня.

— Надеешься, что начнешь спать? — он покашлял — Ханна рассказала, что ты выключился на рынке на минуту. Это может быть опасно, при падении ты можешь серьезно удариться. Как давно это с тобой?

— Может месяц, не больше, но не в каждый день.

— Я думаю, все-таки пора обращаться в клинику, мы должны убедиться, что с тобой все в порядке, — сказал дядя Джон, глядя на Ханну.

Спорить я не стал, не хотелось тревожить Ханну нашими пререканиями. Мы продолжили ужинать, старательно делая вид, что ничего не произошло, и мы обычная семья.

Остаток вечера мы мирно провели за настольными играми.

Когда Ханна прибирала кухню перед сном, я зашел за стаканом сока.

— Еще не ложишься? — спросил я

— Собираюсь. Ник, хотела сказать тебе, — Ханна слишком медленно вытирала крошки со стола, и я занервничал, — Я записала тебя к врачу, мы поедем в понедельник сразу же после твоих уроков.

Я даже выдохнул.

— Уф, я уж думал ты скажешь что-то похуже, ладно, если тебя это успокоит, поедем.

Она улыбнулась.

— Как себя чувствуешь? — спросил я

— Спасибо, к вечеру устаю, ну и волнение, как все будет, все-таки возраст.

Я улыбнулся ей и сел за стол.

— Этот доктор наблюдал тебя, когда ты был маленький. Он говорил, что у тебя аномальная активность мозга, но есть надежда на благополучный исход, — что рано или поздно, ты начнешь спать, как и все дети. Лечения тебе не назначили, все остальные показатели были в норме. Он помог нам сохранить это в тайне, мы можем доверять ему, Ник.

Я колебался, мне хотелось узнать больше, в то же время боялся, что этот разговор слишком взволнует Ханну, к тому же помнил о своем утреннем обещании дяде Джону.

Ханна неспеша протирала дверцы шкафов, явно давая мне время начать разговор, если я к нему готов. Я услышал свой голос словно со стороны:

— А другие врачи, медсестры в роддоме, где я родился, тоже хранят тайну?

— Нет, Ник, раньше мы немного не договаривали тебе всю твою историю, а потом ты не спрашивал. Я все ждала подходящего момента. Ты перестал спать примерно с 6 месяцев, это случилось постепенно. В этом возрасте ты и попал в детский дом, затем почти сразу в нашу семью.

Наверное, я слишком долго ничего не отвечал, но Ханна терпеливо ждала и смотрела на меня с сочувствием.

— Значит она не знала, что я такой?

Я не смог сказать «мама».

— Нет, все началось уже после ее смерти.

Я почувствовал привычную злость при мыслях о матери. Она бросила меня, оставила, это из-за нее! Мои пальцы, сжимающие стакан с нетронутым соком, побелели. Ханна подошла и осторожно высвободила мою руку, погладила по голове.

— Я всегда буду любить тебя! Не надейся, что, когда появится малышка, я отстранюсь!

Я посмотрел в ее доброе лицо, мне стало тепло, и я искренне улыбнулся.

— Что будешь делать? — Ханна уже поднималась к себе в спальню.

— Не волнуйся, я буду дома.

— Завтра поедем к бабушке, мы сможем продолжить разговор все вместе.

— Ладно.

Она улыбнулась как обычно в своей манере, пряча губы и ушла. В доме стало совсем тихо. До утра я остаюсь один. Ну еще кот Томсон со мной, правда и он скоро уснет, устроившись на своей лежанке. Я прошел к себе и лег на кровать, закрыл глаза.

Я любил свою бабушку всегда, хотя мы общались не так много, она много болела, но старалась быть в приподнятом настроении, когда мы приезжали.

Я чувствовал, что хочу поболтать с ней о какой-нибудь чепухе: о ее цветах, подругах или вязании. Бабушка была единственной в семье, кто не затрагивал тему моей особенности, ей проще было делать вид, что в нашей семье все в порядке. Когда я был маленький, и Ханна говорила с ней о том, что я не сплю, бабушка делала вид, что не понимает, о чем идет речь. Ханна объясняла, что это ее своеобразный метод справляться с плохими новостями после смерти моей матери, а затем и дедушки, когда мне не было и двух лет.

Родители дяди Джона о том, что я не сплю не знали, они были у нас в гостях несколько раз, особого внимания на меня не обращали, часто напоминали, что я неродной внук, поэтому Ханна не стала им ничего объяснять, чтобы не усложнять нам жизнь.

Через полчаса мне надоело лежать в кровати, и я встал. Домашнего задания нам задали мало, надо растянуть его на всю ночь. Скорей бы стали задавать больше, так время до утра проходит быстрее.

Открыл задачник и вдруг вспомнил девчонку, которая обсуждала меня с компанией утром. Второй раз за вечер я почувствовал злость. Захотелось на улицу, но нельзя нарушать обещание.

Прошелся по комнате. Решил поприседать, — быстро надоело. Чтобы отвлечься, включил сериал, который видел уже много раз, но мне это даже нравилось. Я знал почти каждую реплику наизусть. Одна серия, и я снова в равновесии.

Я снова прошелся по комнате, стянул футболку и разглядел себя со всех сторон в зеркало. Я действительно сильно повзрослел внешне за это лето, может всему виной набранный вес?

Включил музыку и отжался двадцать раз. На двадцать первый заходить не стал, потому что почувствовал тяжесть в голове, поспешил встать, но поздно. Я уже падал прямо на дверцу шкафа. Кажется, через секунд десять я смог потереть ушибленный локоть.

Я всерьез подумал о том, что пора обмотать свою комнату чем-то мягким. Сидя на полу, встретился взглядом с глазами Ханны на фотографии в рамке. Фото стояло на тумбочке, я долго любовался лицом Ханны снизу вверх, как в детстве. Я уже совсем взрослый, а она скоро станет мамой, настоящей.

Помню почти каждую ночь, когда я ждал ее пробуждения. Сначала она спала в моей комнате, а я играл рядом. Потом появился дядя Джон, и они начали дежурить по очереди. Я всегда ждал утра, чтобы снова увидеть ее: обнять, сказать, что скучал, заплакать, поделиться всем, что произошло за ночь.

Она делала все, чтобы скрасить наше расставание. Покупала книги, мультики, игрушки, позже подкладывала мне записки с заданиями. В последние года два, когда я начал всерьез увлекаться кулинарией и проводить пол ночи за готовкой, наш утренний ритуал заключался в ее дегустации моих угощений. Получалось не всегда хорошо, но теперь я чувствовал, что могу начать радовать ее и отдавать что-то взамен за ее любовь и принятие меня с моей особенностью.

Я посмотрел на часы — четыре утра, пора готовить завтрак. Экспериментальные варианты я съедал сам, отработанные и улучшенные версии, оставлял Ханне и дяде Джону. Я никогда не оставался без их похвалы или доброй критики, это был новый уровень общения комфортный для нас всех.

Но сейчас все меняется. У меня скоро родится сестра. Мечтаю много помогать с ней, но доверят ли мне? С моими падениями, наверное, нет. Еще поэтому Ханна ведет меня к врачу? Узнает ли еще кто-то о моем диагнозе?

Я взглянул на часы, встал к пустому кухонному столу, придумывая десерт. Смородиновый зефир получился не сразу, несколько партий не поднялись, но я не сдавался, немного скорректировал рецепт. Готово. Посыпал сахарной пудрой. Десерты — это мой конек, через них я передаю близким людям свою признательность им.

Пора приготовить что-то для бабушки. Она конечно же скажет, что ей нельзя, но кусочек съест.

Я снова посмотрел на часы.

Глава 2

После завтрака мы выехали к бабушке и через полтора часа пути по пыльной дороге были в Брантфорде.

Я протянул ей сметанный пирог на песочной корзинке. Бабушка привычно поохала, отмечая, как я вырос, и как увеличился живот Ханны. Похвалила внешний вид пирога, долго обнимала дядю Джона.

После чаепития Ханна отправилась в кладовку, посмотреть какие детские вещи остались после меня и еще годны для ребенка. Я хотел пойти за ней, но бабушка сказала, что с ней сходит дядя Джон, а она хочет мне кое-что показать.

Мы поднялись на второй этаж, и она стала листать фотоальбом, который я видел уже много раз. Мне нравилось, как бабушка называет людей на фото, рассказывает об их судьбе. Незнакомые люди словно оживали в моем воображении, это лучше всякого фильма. Иногда я пытался угадать, кем был человек на фотографии, какова его судьба, кем он работал.

— Ханна попросила показать тебе это фото, рассказать о маме, — на последнем слове бабушка сглотнула.

Я взглянул на свою детскую фотографию — я лежу в пластмассовой ванночке, меня держат бабушкины руки, я улыбаюсь во весь беззубый рот. Хорошая фотография, и ванну я до сих пор люблю.

— Я ее уже много раз видел.

— Это твоя самая ранняя фотография, тут тебе уже седьмой месяц, ты попал к Ханне не с рождения.

— Да, мне уже вчера сказали об этом. Это ничего не меняет?

— Нет, но ты хочешь подробнее узнать об этом?

Я начал нервничать. Не хочу ничего слышать! Я уже вчера понял, к чему они клонят — мать бросила меня в детдоме. Раньше я думал, что она умерла при родах. Я почувствовал, что нервно стучу ногой по полу и перевернул страницу:

— Нет, давай дальше листать.

Бабушка вздохнула и провела пальцем по знакомому мне снимку — групповая школьная фотография класса Ханны.

— Смотри, какая она была маленькая и худенькая, но характер уже тогда был сильный. Всех готова была спасать, поддерживала даже нас взрослых в трудностях. А это класс Джинны. Выпускной. Подумать никто тогда не мог, что наша жизнь сложится вот так.

Бабушка зацокала языком, качая головой.

— А почему тут лицо человека вырезано? — спросил я.

— Ты всегда спрашиваешь.

— А ты никогда не отвечаешь.

— Потому что я не знаю. Тут их учитель стоит посередине, первая и последняя любовь Джинны. Они еще в школе закрутили роман, я догадывалась, конечно. Спрашивала ее, она все отрицала, хотя слухи ходили о них. Меня даже в школу вызывали. А после выпускного они уехали оба, куда не сказали, потом мне передали знакомые, что Джинна в Берлингтоне.

— Почему она так сделала? Ты с ней ссорилась?

— Да, было дело. Сейчас это вспоминать не хочу, иногда мне кажется, и не было ничего.

— А кто фото испортил?

— Ханна, кто ж еще, — усмехнулась бабушка.

— Ханна? — я не верил ушам, — Зачем?

— Злилась, наверное, на этого учителя, что увез ее сестру, вот и вырезала его с фото.

— Странно как-то, Ханна такая добрая…

Я открыл рот, чтобы еще что-то спросить, но бабушка уже захлопнула альбом перед моим носом и бросила на него очки. Это означало что нужно спускаться вниз. Бабушке всегда тяжело давались разговоры о Джинне, моей матери. А мне и подавно. Настало время чаепития.

Глава 3

В следующее воскресенье мне было лень идти в поход, но Ханна весь вечер субботы ходила за мной по пятам. Она измеряла мне температуру и давление, даже пыталась всучить какие-то свои витамины для беременных. Я заверил ее, что я в полном порядке и жажду дня на свежем воздухе.

Утром школьный автобус остановился возле моего дома, и я с облегчением помахал Ханне, пожал руку подбежавшему Шону, и мы оба залезли в автобус. Шон заметил новенькую девчонку, сидящую возле окна.

— Пойдем, там Мила, сядем к ней.

Было непривычно видеть ее одну без привычной стайки старшеклассников, которыми она была окружена в школе всю прошлую учебную неделю.

— Привет, — поздоровался Шон, когда мы сели напротив Милы.

Мне показалось, она готова взглядом просмотреть меня насквозь, она не отводила глаза с минуту, но мне даже не было неловко. Воспитание у нее явно не доставало, это просто злило.

Шон заговорил с Милой о каком-то задании, и она нехотя переключилась на него. Мне показалось, она отвечала Шону с пренебрежением. Учеба ее, похоже, совсем не интересовала.

— Ты участвуешь в команде против нас? — вдруг спросила Мила меня.

— Да, меня назначил физрук.

— Это нечестно! — сказала она, скрестив руки на груди.

— Почему же?

— Ты явно старше, видно же по телосложению и лицу. Моему брату двадцать три, и ты выглядишь, совсем как он.

Она говорила слишком громко, на нас начали оборачиваться.

— Ему, семнадцать, Мила, — зашипел Шон, — У него тело двадцатилетнего, а у меня мозги двадцатилетнего, так бывает.

— А у нее грудь двадцатилетней, — пошутил с соседнего сиденья мой одноклассник.

Мила побагровела и застегнула молнию спортивной кофты до подбородка. Оставшуюся дорогу мы ехали молча, но Мила продолжала зло на меня поглядывать. Мне было не по себе, я уже жалел, что не остался дома.

Я смотрел в окно, мои мысли уплывали от реальности. Я бы многое отдал, чтобы стать таким как все. Станет ли время внезапно появившихся отключек увеличиваться? Если я начну спать, перестану ли так быстро взрослеть внешне? Я одновременно хотел этого и боялся.

По прибытию на место, мы разбили лагерь, и учителя принялись раздавать задания ученикам. Нам с Шоном поручили натянуть ограничительную ленту по периметру лагеря. Мы двинулись вдвоем, протягивая за собой бело-красные линии. Разговора было не избежать. Шон никогда не спрашивал меня ни о чем, и я был благодарен ему за это, но когда-то он должен был спросить.

— Ник, а сам ты что думаешь? Почему ты внешне будто старше нас? Гены?

— Ты ведь в курсе, что я не знал своих родителей.

— Нууу, может тетя Ханна рассказывала о своей сестре.

— Я знаю то, что я оказался в детдоме, когда мне было полгода. Я видел мать только на фотографиях, на них она еще школьница. Знаю, что она плела корзины и обучала этому детей.

— А что с ней случилось?

— Ханна говорила, что-то с сердцем.

— А отец?

— Школьный учитель. Я его никогда не видел, но замужем мать не была. По крайней мере, это то, что мне самому говорят.

— А сколько твоей матери было, когда ты родился? — спросил Шон, сочувственно глядя на меня.

— Вроде 20, я не знаю ничего точно.

Мы, наконец, обогнули весь лагерь и сомкнули концы ленты на высоком дереве. Учитель махнул нам рукой, и мы пошли к нему.

Мне хотелось рассказать Шону о том, что я не сплю, услышать, что он думает обо всем этом, ведь он знает очень многое, наверное, самый умный человек из всех, кого я знаю.

Но я никогда не заводил этот разговор сам, это было бы слишком странно вдруг на вопрос: «Как выходные?» ответить: «Да нормально, не спал только совсем». А на вопрос: «И давно это с тобой?» сказать спокойным тоном: «Семнадцать лет».

Сейчас было бы уместно это обсудить, но меня настораживало общение Шона с этой новенькой. Я ничего не знаю о ней, но Мила явно относится ко мне недоброжелательно, не нужно, чтобы информация дошла до ее ушей.

Вскоре учителя начали собирать желающих на готовку походного супа. Я вызвался помогать. Меня приставали к двум одноклассницам — Элле и Тае, а Шон ушел разводить костер.

Я нарезал картошку, которую чистила мыла и подавала мне Элла. Девушки болтали между собой, и я невольно прислушивался к их беседе.

— Как думаешь, Шон променяет свои учебники на нее?

— Она согласится стать его девушкой только, чтобы он делал ее домашки.

Закончив с нарезкой овощей, мы с одноклассниками перекусили сыром и хлебом и отправились на пункт начала соревнований. Пара учителей и еще несколько освобожденных от физкультуры одноклассников остались следить за костром и супом.

На построении нас оказалось поразительно много. Учителя с большим трудом поделили нас на команды. Наконец, суетливая толпа была приведена в организованные отряды. Нам дали название и девиз, предложили поприветствовать друг друга, затем выдали каждому отряду по карте местности, на которой были отмечены места выполнения заданий.

Наша команда двинулась по направлению к первому пункту, отмеченному большим флагом, который был воткнут в землю. Нужно было найти ключи в траве, используя компас и подсказки.

Один парень из нашего класса начал ходить с компасом, но ничего не нашел. Ребята, нервничая, стали отбирать друг у друга компас, но тоже без результата. В итоге те, кому не досталось походить с компасом, просто шарили руками по траве в поисках ключей, и таким нехитрым образом половина из нужных была найдена.

Когда все окончательно переругались и прочесали всю траву, наш капитан отряда принял решение двигаться дальше.

У второго пункта нужно было залезть на дерево с помощью веревочной лестницы, и дальше пройти по веревочному мостику до следующего дерева. Тут нас контролировали несколько преподавателей, поэтому все прошло быстро. Даже я прошел задание без проблем, хотя серьезно переживал за свой лишний вес и крепость веревки, поэтому на всякий случай полез последним.

У третьего пункта, мы должны были разгадать головоломку на земле. Там были выстроены клинышки с цепочкой, которую нужно было освободить. Возились мы долго, пока кто-то не порвал цепь в пылу энтузиазма. Нам поставили нарушение, задание не засчитали и отправили дальше.

На четвертом пункте мы прыгали в мешках, и я заметил впереди команду Шона. Мила тоже была с ними. Шон ходил по траве с компасом, а Мила быстро собирала ключи. Тут подошла моя очередь залезать в мешок, он оказался мне слишком мал, поэтому я встал одной ногой в мешок, ступню второй поджал к ягодице и так допрыгал до нужного места, чем повеселил преподавателей и одноклассников.

На последнем пункте нас ждали шесть ящиков, в которых лежали элементы карты, а в ней был указан путь к финишу. Но, увы, мы собрали только три ключа, поэтому нас направили к длинной дороге, помеченной красными флажками. Там мне передали какой-то герб, с которым мне нужно было бежать к финишу, и он здорово мешал мне. Ребята из нашей команды кто бегом, кто пешком двинулись за мной, они уже достаточно вымотались, и от них уже ничего не зависело.

Я прикинул, что бежать придется до небольшой речки, флаги заканчивались именно там — километр не больше. К моему удивлению, дорога резко вильнула в сторону, организаторы увеличили путь из-за наших штрафных. Я заметил бегущего впереди парня из параллельного класса. Значит не только у нас не все прошло гладко. Мы бежали почти на одном уровне, и я уже корил себя за ночные дегустации своих десертов. Все-таки год назад я был значительно выносливее. Или я старею? Сколько на самом деле лет моему организму, учитывая, что я никогда не сплю?

Я постарался отбросить все мысли и сосредоточиться на дистанции, тем более, флажки метр за метром были расставлены все причудливее, их нужно было обязательно оббегать. Мой соперник даже упал на одном из поворотов, но быстро поднялся. Вскоре мы выбежали на финишную прямую, и тут я увидел Шона, который сбегал с самой короткой дорожки на финишную прямую и оказался значительно впереди нас.

Я даже сбавил темп от неожиданности, но потом появилось желание догнать его, чтобы спросить, что он тут делает. Шон никогда не блистал спортивными успехами, это тоже самое, если бы я появился на олимпиаде по физике.

Тем не менее, Шон бежал первым. Короткая дорожка дала ему хорошее преимущество. Он первым достиг промежуточного пункта. Я видел, как преподаватели дали ему длинную палку, Шон соединил ее с гербом, который держал в руках и побежал к реке. Похоже нужно пройти по большим камням и воткнуть герб в специально установленный железный держатель. Это была новинка этого года, раньше хватало просто добежать до финиша, значит учителя решили увеличить сложность, чтобы мы сохранили интерес.

Мы с соперником из параллельного класса прибежали почти одновременно и тоже получили по длинной палке. Моя не крепилась к гербу, поэтому мне разрешили бежать просто с палкой, это выглядело несколько странно.

И вот мы втроем оказались на каменной дорожке на реке.

Шон прошел по двум камням и остановился. Мы с соперником ждали сзади. Тут была оплошность организаторов: обогнать кого-то по камням было невозможно. Соревнования стали похожими на очередь. Я померил палкой глубину реки — будет мне примерно по пояс. Мочить одежду совсем не хотелось, было уже по-осеннему ветрено.

Шон обернулся к нам и, как-то странно улыбнувшись, покачнулся и упал в воду. Нас окатило брызгами. Мне показалось, он ударился гербом, когда падал, понять было трудно. В воде тут же оказались несколько преподавателей. Они вытащили Шона и повели к берегу. Шокированные увиденным, мы с соперником аккуратно прошли назад по камням и тоже подбежали к Шону.

Шона осматривал врач, он поранил голову, но был в сознании и даже пытался что-то объяснить. От волнения я не знал, что делать, стоял рядом и тяжело дышал. Шона быстро затолкали в машину скорой помощи, которая дежурила на нашем мероприятии. Подошедшие к тому времени команды начали эмоционально обсуждать случившееся.

Из взволнованных криков одноклассников я понял, что финишировать должна была Мила, но на прыжках в мешках она подвернула ногу, и Шон вызвался ее заменить. Я отыскал глазами Милу. Двигалась она вполне обычно, даже не хромала. На человека, получившего травму, она была мало похожа.

Похоже она заметила мой взгляд, зыркнув на меня, отвернулась и поспешила за своими подругами. Я был зол, растерян и обеспокоен одновременно. Преподаватели собрали совет и решили, что мы останемся на обед, затем двинемся в обратный путь. После обеда до автобуса по желанию можно поиграть в футбол или волейбол. Соревнования на сегодняшний день свернули. Случай, как я понял, был вопиющий и чрезвычайно редкий. По правилам на трассе не должен был оказаться физически не подготовленный человек, с другой стороны, задание было усложнено, но не продумана безопасность.

Меня мучила жажда после бега. Я огляделся вокруг себя в поисках учителей. Все они стояли возле инспектора, — приехала полиция протоколировать событие. Раньше нам всегда выдавали по бутылке воды после бега, сейчас же всем было не до этого. С нами остался только дежурный, который не знал, где вода, а на костре чай был слишком горячий.

Я почувствовал, что становится трудней дышать, и ради своей безопасности сел на землю и оперся на дерево. Через минуту появилось уже знакомое потемнение в глазах, и все тело обмякло, я увидел мутно, что кто-то подбежал ко мне. Мила?!

— Ник, эй, ты чего? Врача!

Чьи-то холодные руки сжали мою. Я хотел сказать, что такое со мной бывает, и через минуту мне станет легче, но губы пока не слушались. Я почувствовал жгучий укол в руке, как будто со стороны увидел, как меня укладывают на носилки, которые предназначались для соревнований. Хотел вскочить с них, объяснить, что со мной все в порядке, но видимо мне вкололи что-то, что вконец обездвижило меня. Мне казалось, что происходит все слишком стремительно, я был уже на заднем сиденье в машине полиции, потому что скорая увезла Шона. А еще через несколько мгновений в больнице на процедурном столе, где мне вкололи очередной укол, я все чувствовал и видел, но не мог шевелиться, не мог говорить.

Когда мне надели кислородную маску, я почувствовал тепло в теле, и наконец успокоился.

Глава 4

Через какое-то время я пошевелился и сел. К моей руке была присоединена капельница. Я увидел двух врачей в масках и шапочках.

— Что вы мне вкололи? — собственный хриплый голос удивил меня. Я хотел пить, от сухости во рту язык стал словно толще и с трудом помещался во рту.

— Вам нужно лечь, — медсестра подошла и уложила меня. Странно, но у меня не было сил сопротивляться.

— У вас микроинсульт, большая редкость в вашем возрасте. Ваши родные уже едут сюда.

Мне хотелось зареветь. Я представил реакцию Ханны и дяди Джона.

— Зачем вы это сделали?! Моя тетя ждет ребенка.

— Понимаю, но так положено. О вашем состоянии тогда мы поговорим только с ее мужем. Вечером вам принесут ужин.

— Что?! Мне нужно домой!

— Вам необходимо обследоваться, вас пока нельзя выписать.

Я лежал на подушке и мысленно ругал себя за то, что поехал в турпоход, Шона за то, что полез финишировать, Милу, за то, что скорее всего выдумала свою травму и подставила Шона. Ругал школу за непродуманные соревнования, врачей за то, что не отпускают домой. Я боялся за Ханну и за Шона, не знал, надо ли бояться за себя.

Что я буду делать в больнице ночью? Притворяться, что сплю?

Через час ко мне пустили дядю Джона, он выглядел встревоженно, но постарался поддержать меня.

— Как Ханна? — спросил я.

— Ей сказали, что ты упал вместе с Шоном и для порядка нужно подержать тебя в больнице.

— А Шон?

— Ему сделали перевязку и отвезли домой. Небольшое ранение. Его родители не собираются заявлять на учителей, все-таки он тоже виноват в случившемся, но проверок школе не миновать. Безопасность не была организована.

— В меня вкололи что-то, и я не смог двигаться полчаса, наверное, — пожаловался я.

— Да, мне сказали, что была необычная реакция на лекарство, поэтому завтра тебя обследуют.

— Но Ханна хотела вести меня завтра к какому-то своему проверенному врачу! — я резко сел в кровати.

— Ник, я уже подписал согласие на обследование здесь, я не позволю Ханне сейчас этим заниматься, — твердо сказал дядя Джон.

Я кивнул и в отчаянии откинулся на подушку.

Через стеклянные двери палаты я увидел идущую к нам Ханну. Она несла в руках мой ноутбук и книги. Ее появление мгновенно ободрило меня.

— Привет, как ты? — она взяла мое лицо в руки, как будто я был маленьким, на деле я выглядел почти ее ровесником. Ханна всегда была невысокой и худенькой, сейчас она оставалась такой же, только с большим животом.

По сути, она была моей матерью, но я никогда не называл ее так, все-таки историю моего появления в семье она никогда не скрывала. О своей матери я старался не думать. Сам не знаю почему, я испытывал злость на нее за то, что родила меня с такой особенностью и оставила. Даже, если не по своей вине. Злился за то, что не дала сведений о нахождении отца, а он бы мог многое прояснить. На ее фоне Ханна казалась мне святой: она посвятила всю молодость моему воспитанию, учитывая мое бодрствование двадцать четыре часа в сутки, это оказалось задачей повышенной сложности. Только к концу моего школьного обучения она решилась на своего ребенка.

Дядя Джон часто ворчал на меня, но и ему я был благодарен, за то, что полюбил Ханну и женился на ней, несмотря на бонус в виде никогда не неспящего ребенка. Кстати, на дядю Джона я был даже немного похож: он тоже полноват и темноволос как я, поэтому все легко принимали его за моего отца, когда он привозил меня в школу по утрам.

Дядя Джон с Ханой заверили меня, что придут завтра утром, принесут все, что мне нужно. Посоветовали самому не начинать разговор о том, что я не сплю. Мы еще посидели полчаса, обсуждая школьный поход и случившееся. Потом Ханна рассказала, что купила для ребенка, и меня позвали на процедуры, поэтому они с дядей Джоном ушли домой.

— Пройдите на МРТ, — сказала мне медсестра.

Я подошел к нужному кабинету, врач позвала меня:

— Мужчина, входите!

Я не первый раз слышал такое обращение к себе от незнакомых людей с пятнадцати лет, но в каждый раз это резало уши. Меня положили на томограф, надели наушники и что-то на голову, вручили грушу в руку на случай паники.

В аппарате от громких звуков мне было не по себе, я попытался представить что-то, чтобы отвлечься. В голову почему-то приходила картина, будто я лежу на холодном белом снегу, а на лбу у меня горячая сковородка с дымящейся лепешкой. Похоже, сказывалось, что несколько часов я ничего не ел и не пил, если не считать капельницу с глюкозой.

После процедуры врач выключила аппарат и сказала мне:

— Молодой человек, вставайте, одевайтесь, результаты у вашего доктора.

«Молодой человек». Значит увидела возраст в моей карточке с данными.

Дальше я сдал кровь, мне померили температуру и давление. На процедурах я окончательно вымотался и изголодался, поэтому ужину был рад как никогда. Хотя с моими поварскими способностями, ситуация была такая же, если бы Рембрандт наслаждался картинами первокурсника художественной академии. Еда быстро исчезла с тарелки. Голова побаливала. Но я встал и начал ходить по палате. Ныла рука от уколов и капельниц.

Впервые за долгие годы я остаюсь на ночь в людном месте. Походив по палате, я почувствовал слабость и решил прилечь. Подумал о том, что лучше притвориться спящим, чтобы мне не вкололи какого-нибудь снотворного. Неизвестно, как я это переживу.

Признаться, снотворное я пробовал — взял у Шона, когда мы в детстве ходили друг к другу в гости, — выпил его больше, чем положено, но, увы, не уснул. Помню, я даже заревел от обиды, ситуация усугубилась почти сильнейшим расстройством желудка. К моему удивлению, Ханна не ругала меня за тот случай, сказав, что сама всегда хотела попробовать исправить мою особенность снотворным, но не решалась.

Ко мне зашла медсестра.

— Добрый вечер. Как ваше самочувствие? Доктор посмотрел ваши результаты обследования, у него возникли вопросы. У вас индивидуальный случай. Завтра к вам приедет специалист из центра изучения патологий мозга, и они совместно примут решение о тактике вашего лечения.

Звучало это не очень оптимистично, но я постарался улыбнуться и кивнул. Вид у медсестры был не лучше моего, похоже была тяжелая смена.

Ночью я провалялся с ноутбуком. В соседние палаты постоянно кого-то привозили. Я удивился, как при таком шуме спят остальные пациенты, дома Ханна всегда просила меня вести себя тихо, пока они спят. Мне показалось, что ночь прошла гораздо быстрее, чем дома.

Глава 5

Утром ко мне зашла медсестра, снова померила давление и температуру. Позже меня вызвали в кабинет врача.

— После завтрака вас выписывают в другой медицинский центр, — пояснила мне врач, — Он специализируется на изучении мозга, там подготовлено специальное оборудование, которое повысит точность результатов. Пока обнаружена патологическая активность некоторых долей мозга, которая может угрожать вашей жизни без должного лечения.

Мне казалось, я где-то слышал это. Потом вспомнил ночной разговор с Ханой на кухне.

— Медсестра заметила, что вы едва ли спали ночью, — продолжила врач, — Скажите, как вы спите обычно дома?

— Хорошо, — я вспомнил договоренность с Ханной и дядей Джоном, да и не был готов ответить правду. Я ни разу в жизни ее не сообщал и не знал, как это будет звучать, как отреагирует человек.

— Только что я разговаривала с вашими тетей и дядей, они отвечают так же, но, если верить результатам исследования, вы просто не можете спать.

Я почему-то пожал плечами и стал нервничать. Раз Ханна и дядя Джон так ответили, они не доверяют этим врачам, и Ханна по-прежнему хочет отвезти меня к своему знакомому доктору. Значит я ответил правильно.

— Почему они согласились на перевод меня в другой центр? Я могу увидеть своих родных? — перевел я разговор на волнующую меня тему.

— Нет, посещения к вам сейчас ограничены до стабилизации вашего состояния. Ваши вещи сейчас собрали и отнесли в машину. Спускайтесь вслед за медсестрой в гардероб, там вы сможете переодеться. Вас уже ожидает ваш новый доктор, он отвезет вас в клинику.

Паника меня охватила уже не на шутку. Мне хотелось броситься бежать, кричать, звать на помощь Ханну, требовать, чтобы мне отдали мои вещи и отпустили домой. Впоследствии я пожалел, что этого не сделал. Но тогда я лишь ватными ногами вышел вслед за медсестрой.

В гардеробной я нашел свою куртку и ботинки, которые с меня сняли вчера, когда привезли сюда. Вещи были грязные, в траве и земле, пахли костром. Почему Ханна не привезла мне чистые вещи, зная, что меня переводят? Наверное, забыла. Ее голова сейчас занята предстоящими родами. Я снова подумал о Шоне. Мне хотелось поговорить с ним, все ему рассказать или просто посидеть, как раньше, в столовой. Сегодня понедельник, что происходит в школе? Что говорят обо мне?

Меня проводили к мужчине, который ждал меня у выхода, — очень высокий с коротко стриженными волосами. Он был в длинном плаще соломенного цвета. Кожа лица была сплошь покрыта морщинами, на вид ему было лет пятьдесят. Мужчина взял мои документы у медсестры и сказал:

— Доброго дня, Ник, я доктор Колкин, твои вещи уже в моей машине, идем.

Я не двигался с места, поэтому он начал слегка подталкивать меня.

— Идем, там тебя ждут твои тетя и дядя.

Это подействовало, я забрался в его машину в надежде в скором времени увидеть Ханну и отправиться домой. Несмотря на то, что внешне я выглядел как мужчина, в душе был все еще несмышленый школьник.

Мы долго двигались по улицам города, вскоре я перестал узнавать окрестности, а потом мы и вовсе покинули пределы города. Мы ехали молча, врачу то и дело кто-то звонил. Он, в основном, только слушал, как будто звонивший докладывал ему что-то. Один только раз доктор спросил человека в трубке: «С ней все в порядке?».

Мы свернули на грунтовую дорогу по направлению к лесу, я вспомнил фильмы с подобными сценами и содрогнулся. К моему облегчению, в чаще деревьев показалось розовое каменное здание больничного типа.

— У нас тут свежий воздух, отличные условия для прогулок пациентов, — подбодрил меня доктор.

Мы вошли в здание, я начал озираться по сторонам в поисках своих родных. Доктор Колкин заметил мое беспокойство:

— Ник, по дороге мне позвонили и сообщили, что твои дядя и тетя, находятся в роддоме, они приедут к тебе, как только появится возможность, а сейчас тебе нужно пройти в свою палату, пообедать и разместиться.

Я шел и каждый мой шаг отдавался грохотом в моей голове, я почти не дышал, но четко помнил, как опустился на пол и остался сидеть не в силах пошевелиться, услышал, как доктор крикнул чье-то имя, снова ощутил жгучий укол в руку. Несколько рук подхватили меня и положили на передвижную больничную кровать.

Я услышал громкий голос доктора, он словно вселился в мою голову и стучал у меня прямо в висках: «Ты должен уснуть сейчас. Спи.»

Я хотел вскочить и заорать, чтобы он прекратил это, но мои руки и ноги не слушались, к тому же вроде были привязаны. Я подумал, что меня убивают и закрыл глаза.

Доктор тут же перестал говорить, похоже подумал, что я уснул, ко мне стали подключать какие-то датчики. Раздавался писк техники и щелканье компьютерной мышки, скрипел стул.

Я не открывал глаза, чтобы отдышаться, пока доктор не подошел ко мне:

«Просыпайся!».

Я послушно открыл глаза, хотя скажи мне это в другой обстановке, я не открыл бы их автоматически как другие люди, потому что никогда не спал. Я понял, что это гипноз, но он подействовал только на мои глаза, я не уснул и все прекрасно слышал.

— Ты снова внезапно потерял сознание, — спокойно сообщил мне доктор, — Но благодаря терапии, такие эпизоды будут повторяться все реже.

Я медленно встал, голова гудела. До злополучного похода я часто испытывал подобные отключки, но они проходили быстро и бесследно, с лекарственным вмешательством я чувствовал себя все хуже. На этот раз я заметил, что не чувствую левую руку.

Меня проводили в палату, моих вещей здесь не было. Стояла одинокая кровать, пустая тумбочка с открытой дверкой, стул и стол. На спинке стула висел безразмерный жеванный больничный халат.

Ко мне зашла медсестра и привезла на каталке обед. Крем-суп серо-фиолетового цвета и кусок белого хлеба. Я был голоден, но не мог притронуться к этой еде. В моем рюкзаке остались протеиновые батончики, но я понятия не имел, где он.

Я вышел в коридор. По сравнению с предыдущей больницей, здесь было тихо и пустынно. Подошел к окну — на нем решетка. Из окна была видна только желтеющая листва рядом растущего дерева. Я услышал шаги и увидел маленькую старушку, которая, с трудом передвигая ноги, заходила в соседнюю палату. На ее голове я заметил прибор похожий на наушники, несколько проводов тянулись к приемнику, прикрепленному к поясу ее больничного халата. Подобную картину раньше я мог видеть только в фантастических фильмах.

Я хотел поздороваться, но старушка прошла с абсолютно пустым невидящим взглядом. Меня почему-то передернуло. Я потер левую руку — к счастью, я снова ее чувствую. Зашел в свою палату и попробовал суп на кончике ложки. Вкус был капустный, отдавал зеленью и еще чем-то похожим на микстуру. Я съел пару ложек и посмотрел в окно. Шел снег. Я любовался на падающие снежинки, пока они не исчезли. И вспомнил, что сейчас сентябрь. Галлюцинации? Я откинул ложку. Лег на кровать и забился под одеяло. Мне было страшно и тошно. Я не мог сконцентрироваться ни на одной мысли.

Не знаю сколько прошло времени, когда я услышал шаги за дверью. Доктор вошел и сел на стул возле моей кровати.

— Я должен измерить некоторые параметры, попрошу вас сесть за стол.

Я нехотя встал, подумал, есть ли у меня выбор не подчиниться?

— Я не хочу проходить эти процедуры, до больничных вмешательств я чувствовал себя вполне нормально.

— Ваш дядя сообщил, что вы неоднократно теряли сознание за последний месяц.

— Да, но это проходило быстро и безболезненно.

— Болезнь прогрессирует, нечему удивляться, ваши опекуны подписали согласие на все процедуры, и мы должны их выполнить. Если вы, конечно, не хотите омрачить им жизнь своей гибелью. Ну же садитесь.

Он почти крикнул. Я нехотя сел

Вот если бы Ханна все это видела!

— Я полагаю вы замечали свое внешнее отличие от сверстников. Ваш организм стареет в полтора раз быстрее, чем у них, это необратимый процесс, но его можно замедлить… — доктор сделал длинную паузу, строго смотря на меня, — Стоит вам только начать спать.

Я молчал. У меня пересохло во рту. Этот разговор все-таки должен был с кем-то состояться.

— Сколько вы не спите? — Колкин открыл блокнот и приготовился писать.

— Всю жизнь, точнее с шести месяцев. — я сглотнул и посмотрел ему в лицо.

Доктор удовлетворенно кивнул, мне показалось он сдерживает торжествующую улыбку.

— Когда вы чувствуете сильную усталость, что вы обычно делаете? — он зачем-то измерил мою голову сантиметровой лентой.

— Просто лежу.

— Ваш организм довольно быстро и легко восстанавливается, он, по сути, уникален. Люди с такими свойствами могли бы не знать себе равных, если бы направляли свою деятельность в нужное русло. Реакции вашего мозга необходимо изучить, это может дать науке ценнейшие сведения.

— Мне сказали, что меня отправляют на лечение, а не на изучение.

— Это будет происходить параллельно. Если мы найдем способ заставить вас заснуть, вы перестанете так быстро стареть. Нам важно выяснить природу ваших обмороков и возможности вашего сознания.

— Мне же сказали, что у меня микроинсульт, — напомнил я.

— К счастью, этот диагноз не подтвердился, мы продолжаем искать причину вашего плохого самочувствия.

— Сколько я здесь пробуду? — я смотрел на свои руки.

— Вам нужно находиться под постоянным наблюдением, любые стрессы могут вызвать ухудшение состояния, пока речь идет о нескольких месяцах.

— Мне нужно заканчивать школу, выпускной класс… — бубнил я, уже теряя надежду.

— Я свяжусь с вашей школой, возможно, удастся организовать удаленное обучение, если вам так будет спокойнее.

— Я хочу поговорить со своей тетей.

— Это невозможно, потому что она сейчас сама находится в больнице, но перед ужином я позову вас, и вы поговорите со своим дядей по видеосвязи. Он звонил узнать, все ли в порядке, и попросил вас позвонить ему.

— А где мои вещи? Рюкзак с телефоном, ноутбук, книги…

— Они в камере хранения, вам нужно больше отдыхать, но я занесу ваши книги после ужина.

Вечером меня вызвали поговорить с дядей Джоном по видеосвязи в кабинет доктора.

— Как Ханна? — тут же спросил я.

— Она осталась в роддоме, но с ней все хорошо. Мы приехали к тебе в больницу, и твой врач заметил, что она бледная, померили ей давление оно оказалось высокое, поэтому я повез ее к врачу, затем приехал за тобой, и, оказалось, что тебя уже перевели.

Дядя Джон выглядел не важно: под глазами синяки, мне показалось, что он даже был напуган.

— Жутко за вас волнуюсь, — сказал он, подтверждая мои мысли, — Как ты себя чувствуешь? В обморок больше не падал?

— Нет, — автоматически ответил я, потому что это было сейчас не важно.

Доктор почему-то одобрительно кивнул. Я лихорадочно соображал, как незаметно подать дяде Джону знак и подмигнул.

Тот придвинулся к экрану.

— Что у тебя с глазом?

Доктор заерзал, чувствуя неладное, и взялся за мышку компьютера, похоже готовился в любой момент перекрыть кислород нашему разговору.

Я вдруг взглянул на электронные часы на столе доктора — пять минут шестого. А это идея! Но дядя Джон не поймет. Шон — вот он догадается наверняка.

— 505! — выпалил я.

— Что? — нахмурился дядя Джон.

— Передай это Шону, моему другу из соседнего дома. Скажи, это номер моего электронного шкафчика в школе. Пусть сдаст мою контрольную. Запиши электронный номер — 505.

— А, хорошо, конечно, я поговорю с твоей классной, чтобы тебе передали задания.

Доктор кашлянул.

— Сожалею, вынужден прервать разговор, Нику пора отдохнуть.

— Конечно, выздоравливай, когда я могу…?

Но доктор уже выключил связь.

Я вернулся в палату, меня охватило отчаяние. На что я надеялся? Что Шон поймет мое сообщение?

На ужин принесли филе рыбы и картофель. На этот раз на вид и вкус все было более съедобным. Я съел все, потому что не знал принесут ли мне еду ночью. В предыдущей больнице я спасался сладкими батончиками.

Еще позже доктор занес мои книги.

— Я обычно ем еще в середине ночи, — сказал я доктору.

— Понимаю, тебе нужны силы на восстановление, еду принесут.

Глава 6

Почти всю ночь я провалялся в кровати. Жутко отлежал все бока на неудобном матрасе и окончательно впал в отчаянье.

Утром доктор зашел ко мне. Я заметил в его руках наушники наподобие тех, что были на старушке и похолодел.

— Сегодня я установлю прибор, который обеспечит твою безопасность. Любое изменение жизненных показателей будет записано. В случае критического состояния к тебе сразу придет реаниматолог. Надевать его будем почти в каждый день после лечебных процедур, сегодня тестовая примерка.

Оказалось, что уши прибор не закрывает — от дуги, которая делала его похожей на наушники шли провода с липучками на конце, их присоединили к моей голове, для чего доктор слегка побрил волосы на макушке, чтобы прикрепить датчик к коже.

Прибор был тяжелым, мне сразу захотелось сорвать его. Станут ли его надевать на меня силой? Неужели и на такие процедуры давал согласие дядя Джон? Я никогда в это не поверю! Он всегда переживал за меня, порой больше, чем Ханна, потому что знал, что я для нее значу.

На завтрак мне принесли кашу с малиновым отливом, я принюхался и почувствовал знакомый запах микстуры, отодвинул тарелку — на этот раз обойдемся без снегопада.

Ко мне зашла медсестра и сняла прибор, я с наслаждением почесал голову.

— Идемте на прогулку.

Наконец-то. Никогда раньше на пару суток я не оставался без выхода на улицу, от нехватки свежего воздуха голова болела почти постоянно.

Мне выдали мои ботинки и куртку, которую пришлось надеть прямо на халат, потому что другой одежды мне не дали. К счастью, кто-то заботливо почистил их от травы. Я с надеждой пошарил по карманам — пусто, хотя я точно оставлял в одном из них коробку леденцов.

Когда мы вышли на улицу, медсестра объяснила мне, что гуляем мы отдельно от других пациентов, разговоры между больными запрещены. На улице медсестры оставались в медицинских масках. Скрывают свои лица, потому что эта больница не так чиста, как кажется? Или так положено, чтобы не заразить случайно чем-то уникальных пациентов?

Я прошелся по длинной дорожке сада, незаметно посматривая на других пациентов. Нас было восемь человек, с каждым — медсестра в маске. В основном, все пациенты были преклонного возраста.

Я увидел старушку соседку. С нее тоже сняли аппарат, она заметила мой взгляд и тепло улыбнулась. Я хотел бы поговорить с ней, но медсестра взяла ее под руку и повела в другую сторону.

Одна девушка выглядела лет на двадцать, то есть внешне мы были одного возраста, она сидела на скамейке с закрытыми глазами, поджав под себя ноги и время от времени вскидывала руки вверх. По глазам медсестры можно было понять, что она улыбается под маской. На минуту я почувствовал, что нахожусь в психиатрической лечебнице. После короткой прогулки меня проводили в душ.

После душа, я хотел вернуться в палату, но медсестра сообщила, что меня ждет доктор Колкин, и вручила мне еще одно сухое полотенце.

Мы спустились на первый этаж, затем свернули в коридор, пол которого был покрытый каменной плиткой. Я почувствовал запах хлорки, стало труднее дышать.

Медсестра открыла высокие двери, и я с удивлением увидел достаточно большой бассейн. Этого мне еще не хватало! Я терпеть не мог хлорную воду, к тому же достаточно плохо плавал. Медсестра ушла, прикрыв за собой дверь. Наконец, я заметил доктора Колкина в дальнем углу бассейна в шапочке для плавания и плавках, он приветственно помахал мне рукой.

— Все в порядке? Завтрак съел?

— Да, — буркнул я угрюмо.

За последние дни я начал автоматически отвечал на вопросы враньем. Если раньше я мог уйти от ответа, сменить неудобную тему, когда, например, кто-то спрашивал меня, как я успел написать такой хороший реферат за один вечер, то теперь в голове была пугающая пустота. Похоже стресс лишил меня возможности культурно разговаривать, и ответы вылетали сами по себе, те, которые, на мой взгляд, звучали максимально безопасно.

Я услышал странный звук, похожий на тявканье. Как я раньше не заметил ее? Маленькая болонка скользила по воде и почти не гребла лапами и не поднимала брызг. Картина была такая, если бы ее тянули за веревочку, которой, естественно, не было. Я уже догадывался о гипнотических способностях доктора, но подобное видел впервые и был поражен.

— Полезай в воду, — скомандовал доктор.

Я уныло поплелся к лесенке. Он подал мне трубку для ныряния и велел лечь на воду на живот и расслабиться. Подобное нас просили сделать на уроках плавания в начальной школе. Я плохо слышал из-за воды, но, кажется, доктор что-то говорил. Очередной гипноз? Хочет научить меня спать в воде? Сколько мне так лежать?

Мне надоело, и я встал на ноги.

— Что вы со мной делаете?

— Мы попробуем повторить твое рождение. Я введу тебя в нужное состояние, есть надежда что твой мозг перезагрузится и сам исправит ошибки.

Мы провели в бассейне еще минут пятнадцать, когда забежала медсестра и срочно позвала доктора со словами: «Ей стало хуже».

Как стремительно Колкин вылетел из бассейна, я понял, что дело серьезное. С облегчением вылез из бассейна вслед за ним. Медсестра проводила меня в душ.

Когда я возвращался в палату, увидел, как увозят старушку из соседней палаты на каталке, врачи шли спокойно, никуда не торопясь. Зрелище неприятно взволновало меня, я почувствовал очередную волну слабости, в глазах потемнело, но я уже знал, что за этим последует, поэтому, глубоко дыша и контролируя себя, сел в незаметный угол коридора. Через пару минут я снова чувствовал свое тело, встал и пошел в палату.

Значит я научился справляться, смог не упасть. Главное больше не допускать, чтобы мне кололи уколы, после которых я еще долгое время обездвижен.

Я вдруг ясно понял две вещи — доктор похоже безумен, и одержим и мне пора убираться отсюда любыми путями. Я не могу связаться с родными и друзьями. Что будет, если при очередном видеозвонке, закричать дяде Джону, чтобы звонил в полицию? Но я не знаю адреса центра, знает ли дядя Джон?

Почему Ханна до сих пор не попыталась дозвониться до меня? Знает ли она что я здесь? Скорее всего нет. Дядя Джон ей не сказал, в этом он прав. Ханне нужно думать сейчас о ребенке, она на семнадцать лет отложила его рождение ради меня, и теперь свои проблемы я должен решать сам.

Значит нужно бежать. Открыты ли входные двери сейчас, есть ли охранник на входе? Можно ли спуститься из окна, как добраться потом до города? Что сделают со мной, если поймают? Ценен ли я доктору живой? Можно ли попросить о помощи кого-то из персонала, например, передать письмо дяде Джону? Я не знал ответа ни на один вопрос.

После ужина нас вывели на вечернюю прогулку — нас осталось четверо, все по-прежнему гуляли в сопровождении медсестры на значительном расстоянии друг от друга. Я посмотрел на забор: бегаю я быстро, а вот смогу ли я перелезть через него?

Перед воротами стоял охранник и курил. Я услышал, как один из пациентов лысый мужчина в халате начал спорить со своей медсестрой. В это время сопровождающая меня медсестра подошла к ним, чтобы разобраться, в чем дело. Я остался один и, ни минуты не думая, бросился к забору.

— Стой! — закричала медсестра лысого пациента, — Током ударит!

Но я и сам уже видел едва заметную издалека проволоку по верху забора.

Я остановился. Не оборачиваясь, слышал, как выяснял что-то лысый мужчина. До меня долетели обрывки фраз: «вещи», «были деньги», «позвонить».

Потом я услышал быстрые шаги позади меня, почувствовал, как кто-то положил тяжелую руку мне на плечо. Услышал знакомый голос доктора Колкина:

— Ник, прогулка окончена.

По дороге в палату мы молчали, я зашел и сел на кровать, уткнувшись взглядом в пол.

— Ник, если мы будем сотрудничать, хороших результатов достигнем гораздо быстрее, — начал доктор.

— Мне нужно увидеться со своим дядей, почему он до сих пор не приехал сюда? Вы сказали ему адрес?

— Да, он в курсе, конечно. Со всеми бумагами он ознакомлен, адрес тоже никто не скрывает. Ник, они сделали для тебя все, что могли, вырастили. Теперь им нужно подумать о своем ребенке. А тебе нужно жить здесь, чтобы получить шанс выздороветь.

— Я не болен, я живу так всю жизнь.

Он промолчал. Я сжал кулаки до бела. Доктор вышел.

Я услышал, как дважды повернулся ключ в замочной скважине. Отлично, теперь я еще и взаперти в палате. Я лег, у меня щипало в носу, хотелось зареветь в голос, но я медленно разжал кулаки и одновременно шумно выдохнул. Глаза высохли, я начал думать.

Возможно ли что дядя Джон избавился от меня? Но зачем? Через год я бы все равно уехал в колледж. Тем более с его чувствами к Ханне. Он знает, как она любит меня. Я не поверю! В своей семье я не сомневаюсь. Просто стечение обстоятельств. Единственный выход — бежать сейчас через главные ворота. Но что делать с охраной?

Решил бежать из палаты, когда придет медсестра, прятаться в здании, а затем ждать удобный момент, когда охранник отойдет. Прикинул, что можно взять для защиты. Я еще раньше заметил, что из столовых приборов мне приносили только ложки. Обошел всю палату, но ничего кроме пояса халата в качестве средства для самообороны не нашел. Драться я совсем не умел, поэтому мог рассчитывать на быстрые ноги, удачу и только.

Глава 7

На следующее утро на прогулке ко мне приставали уже двух медсестер, наверное, теперь после попытки побега я у них был на особом контроле. Весь персонал, как всегда, был в медицинских масках. Одна медсестра не отрывала от меня глаз, ходила по пятам, готовая в любую минуту уличить меня в попытке бежать. Полагаю, она была разочарована, потому что я спокойно просидел на скамейке и не предпринял абсолютно никаких действий.

Нам принесли обед, я хотел выбежать, пока медсестра выкладывала еду на тарелку, но понял, что давно ничего не ел, и неизвестно, когда снова предоставится возможность. Голодным мне не хватит сил бежать, поэтому я снова отложил задуманное.

Перекусив, стал готовиться. Я с трудом представлял, как побегу в больничных тапках. Мои удобные треккинговые ботинки в очередной раз заставили снять после прогулки. Я попытался разорвать пояс халата, чтобы привязать тапки к ногам, но он был слишком крепкий.

Стал озираться по сторонам, есть ли скрытые камеры в палате? В коридоре я точно видел несколько обычных камер и еще несколько штук на улице. Быстро ли они отреагируют? Бежать, конечно, лучше в темноте, но ночью ко мне никто не приходил и не выпускал меня, потому что в моей палате был встроенный санузел, увы без единого окна, а ночной перекус приносили вечером вместе с ужином.

Я плохо представлял, куда бежать в здании, исследовать его не удалось, по сути, побег ожидался вслепую, сам не знаю, на что я надеялся.

Вскоре за мной зашла медсестра, я оглядел ее — полноватая, маленькая, вряд ли очень быстрая, но возможно сильная.

— Вам нужно сделать укол, ввести лекарство, пойдемте за мной, — позвала она.

Я вышел вслед за ней и отстал, волоча ногу, делая вид, что хромаю. Она остановилась, чтобы подождать меня, а когда снова отвернулась и зашагала, я бросился бежать в обратную сторону. Медсестра обернулась от топота моих ног и закричала:

— Куда вы?

Кажется, от растерянности она не бежала за мной. Не ожидала, что утренняя микстура в каше не сделала меня овощем с галлюцинациями? Я сбежал по какой-то лесенке вниз и увидел знакомую плитку на полу, значит я в коридоре с бассейном. Я бежал что есть силы, тапки шаркали и мешали, но я боялся потерять время, скидывая их.

Я увидел большие двери в бассейн и несколько подсобок рядом, подергал ручки — заперто. В конце коридора было темно, но видно, что за одной из дверей горит свет. Я прошел на ощупь вдоль стены, кажется, даже не дышал. К моему удивлению, за мной никто не бежал. Наблюдают через камеры?

Я слегка потянул дверь и заглянул в щель. Оказалось, что за дверью огромная библиотека или, может, архив. Книги или толстые альбомы стояли на полках до самого потолка. Тихо зашел и юркнул под стол. Было тихо, но в комнате явно был еще кто-то. Я услышал, как переворачиваются страницы, затем разговор двух пожилых мужчин. Увы, не понимал их речь, они говорили на незнакомом мне языке, кажется, итальянском.

В архиве был полумрак, солнце едва пробивалось сквозь занавески, прошло минут десять или больше, за мной по-прежнему никто не гнался. Я почувствовал, как затекают ноги от долгого неподвижного сидения в неудобной позе.

Скрипнула дверь, кто-то вошел. За мной? Я зажмурился и приготовился к худшему. Голоса мужчин не смолкли, можно подумать, они вообще не обратили внимания на вошедшего. Я увидел перед собой женские ноги в белых кедах, затем медсестра в белом халате села передо мной. Я готов был броситься бежать снова, несмотря на затекшие ноги — вряд ли меня догонит, если пришла одна. Но она вдруг опустила маску, и я увидел перед собой…Милу.

Она работает здесь? Я не мог оправиться от шока.

— Пойдем, — тихо произнесла она.

Я понял, что бежать от нее нет смысла, уж она меня точно догонит.

Я тихо вылез, и мы молча вышли за дверь. Очередная галлюцинация? Значит микстура была и в супе? Мила взяла меня под руку и повела за собой в конец темного коридора. Наверное, я начал сопротивляться, потому что она шепнула в самое ухо: «Там Шон».

До меня начало доходить. Точно! Этот испепеляющий взгляд на прогулке. Как я ее не узнал! Она поможет мне?

Мы дошли до конца коридора в полной темноте. В конце у выхода было немного светлее от окна под самым потолком, на нем я тоже заметил решетку.

— Как мы выйдем? — спросил я шепотом, голос дрожал.

Мила вдруг аккуратно достала из кармана связку ключей и перебрала их на ладони, стараясь не греметь ими, нашла нужный ключ, вставила в замочную скважину и толкнула дверь. Оставалось пройти по короткой лесенке наверх.

Мы оказались на заднем дворе больницы, здесь тоже были ворота в заборе, у которых стоял охранник. Мила быстро повела меня к нему за руку. Я почти не дышал, тапки противно шаркали по асфальту. Охранник увидел нас и преградил дорогу:

— А этого куда? Сама выходи, а больной пусть остается.

Мила вдруг вынула из кармана перцовый баллончик и прыснула почти в самое лицо охраннику. Он взвыл, держась за глаза и, нащупывая рацию на жилете. Сам не знаю, откуда у меня взялась сила. Наверное на чистом адреналине, я связал ему руки за спиной поясом от халата. Мила отстегнула ключи от ремня охранника, хотя он пытался пнуть ее ногой, и открыла ворота. Кто-то уже выбегал из здания, но мы бросились со всех ног. Я знал, что Мила — бегунья, но такой скорости никогда не видел. Я сильно отстал, затем скинул тапки и в одних носках помчался за ней.

Могут ли в нас стрелять? Я боялся обернуться, не успеть за Милой. Послышался шум колес сзади нас, я шумно дышал ртом, меня уже почти тошнило от бега, но я старался следить за спиной Милы в белом халате.

Машина обогнала нас и встала у обочины, за ней подъехала вторая. Мила резко остановилась у второй, двери уже были открыты. Она запрыгнула в салон, кто-то затащил меня следом. От резкой остановки у меня потемнело в глазах, но я начал со всей силы вдыхать носом и выдыхать ртом, вскоре пришел в себя.

Я огляделся. Мою руку сжимал Шон. Его лицо было сильно напуганным с какой-то даже диковатой улыбкой. За рулем сидел парень, похожий на Милу, я понял, что это ее брат, с которым она сравнивала меня в автобусе. Мы летели с какой-то космической скоростью, и я не мог найти слов.

— Ты, кажется, даже похудел, — сказал, наконец, Шон, — Ты голодал там?

Я покачал головой, хотел спросить, как они узнали, где я, как Ханна, но только бесшумно разревелся.

Глава 8

Меня привезли в загородный дом с высокими каменными воротами. От одного вида ворот мне уже становилось не по себе. Но во дворе дома уже не было ни одного напоминания о больнице — росли ухоженные кустики, стояли деревянные беседки. Мила провела меня в дом. Ее брат Стэп выдал мне из своего гардероба футболку и штаны, у него была фигура значительно спортивней моей, поэтому одежда села в обтяжку, но после халата в клинике о лучшем я и мечтать не мог.

— Как ты? — появилась передо мной Мила. — Вызвать тебе нашего семейного врача?

— Нет-нет-нет, — затараторил я, — Умоляю, врачей не надо.

Подошел Шон, и сел со мной.

— Как Ханна? — спросил я его.

— Еще не родила, пока в больнице, ее не выписывали домой.

Я облегченно вздохнул.

— Шон, как вы узнали, где я?!

— Брат Милы помог.

Я откинулся на кресло и огляделся. Это была уютная гостиная с большими окнами, сквозь которые виден красивый осенний сад. Передо мной стояла тарелка с вкусной едой, ее принесла горничная. Я ел нереальной красоты пасту с овощами и мясом, она была божественно вкусная. Что здесь за специи? Как же мне хочется что-нибудь приготовить, это всегда помогало прийти в себя.

Мила смотрела на меня с таким же любопытством, как и в автобусе. Меня это по-прежнему раздражало в глубине души, но я гнал эти мысли. Она спасла меня, возможно даже, от гибели, что было, если бы она не нашла меня? Теперь я ее должник.

— Ты, кажется, даже похудел, — повторила она слова Шона.

— Классно, — я попытался по-доброму улыбнуться, — Это не будет лишним, я заметно набрал за лето.

Она не улыбнулась.

— Можно позвонить отцу? — я впервые так назвал дядю Джона.

— Мы ему уже позвонили, Ник, — сказал Шон, — Он здесь, сейчас говорит с братом и отцом Милы. К нему приезжали из опеки и полиции, всем сообщили, что ты сбежал, тебя повсюду ищут.

Я схватился за голову. И начал нервно раскачиваться.

— Папа считает, что тебе лучше уехать из Канады на какое-то время, — сказала Мила. — Хотя бы в США. Со своими родными. Они добьются того, чтобы вернуть тебя в ту больницу. Ани, моя знакомая из старшего класса, написала, что сейчас всех опрашивали в школе по поводу тебя, узнавали с кем ты дружил, общался. Люди из опеки поехали к Шону, но он все время был с нами, а его родители на конференции, так что они никого не застали.

Мы с Шоном молчали, не зная, что сказать.

— Я слышала разговор наших отцов, они говорили о том, что у тебя редкая болезнь, ее хотят изучить в лаборатории. Ты и правда болен? — продолжила Мила, не отрывая от меня внимательный взгляд.

— Так и есть, — только ответил я.

— Дядя Джон подписал какой-то документ с согласие на исследование, теперь твой врач заявил в опеку и в полицию, — пояснил Шон.

— Откуда вы все так быстро узнали? — поразился я.

— Брат помог, он имеет хорошие связи. Вам надо уехать на время, а тебе сменить документы, так брат сказал. — сказала Мила.

Это было глупо, но я снова начал размазывать слезы по щекам. Наверное, сказался стресс последних дней. Шон встал и потеребил меня по плечу:

— Меня звали помочь упаковать ваши вещи.

Потом он вышел из комнаты.

Я боялся за Ханну — она в роддоме. Ни о каких полетах не может быть и речи. Нам предлагают бежать незаконно, а если нас поймают и отправят за решетку? Почему нам помогают незнакомые люди, самое главное, — почему Мила? Можно ли ей доверять? Может она заодно с Колкиным? Как она попала в больницу?

— Я хочу увидеть дядю Джона, — сказал я, взяв себя в руки,

Мила встала, чтобы позвать его. Через пару минут, в комнату зашел дядя Джон. Мы обнялись, он прижал меня, начал гладить по голове, как маленького.

— Как Ханна? — я постарался успокоиться.

— Дружок, она едет сюда с братом Милы, ее выписали, сегодня вечером мы летим в США, это временно, тебе сделают новые документы.

— Она будет рожать там? Где мы возьмем деньги? — не верил я своим ушам.

— Да, мы продадим отцу Милы, мистеру Дэвису, дом, нам уже отдали за них часть денег.

— Ты уверен, что это необходимо?

— Уверен. Я совершил непростительную ошибку, невнимательно отнесся к документам. Этим сразу же воспользовались. По сути, я подписал, что готов передать тебя на изучение до совершеннолетия в связи с твоей редкой патологией. Они от нас не отстанут, ко мне приезжали люди из опеки, полиции. Несколько человек пытались напасть на меня, угрожали через дверь. Я закрылся в доме, их спугнул подъехавший мистер Дэвис.

— Почему мы должны доверять им? — я шептал дяде Джону прямо в ухо, косясь на Милу, меня колотило от волнения и страха,

— У нас нет другого выбора, Ник, нам надо уехать на время. Побудь тут, мне нужно кое-что решить, здесь ты в безопасности.

Он вышел из комнаты.

Я сделал шаг назад, нащупал ногой кресло, рухнул в него. Комната привычно поплыла, я, кажется даже, обрадовался приближающейся отключке, и успел словить себя на мысли, что понимаю теперь, что чувствуют люди, когда говорят, что хотят спать.

Старался дышать ровно, тело привычно ощущалось как не свое. Увидел, как Мила встала и наклонилась ко мне низко, положила ладони на мои щеки. Я испугался ее приближения, но оттолкнуть не мог. Видел, что она смотрела на меня взволнованно, гладила по щеке. Я не чувствовал этих прикосновений и хотел лишь выйти из оцепенения, как обычно это случалось. Но оно затягивалось. Я понял, что не очнусь, пока Мила не отдалится от меня, хотел скинуть ее руки с лица, но не мог. Сделал усилие и закрыл глаза, чтобы не видеть ее.

Сколько прошло времени? Похоже это самая длительная отключка. Все еще с закрытыми глазами я, наконец, почувствовал тепло в теле и возможность двигаться. Шумно выдохнул, открыл глаза и, с облегчением встал и выбежал из комнаты, не поднимая на Милу глаз.

На пороге я наткнулся на Шона:

— Эй, друг, пойдем поговорим, — сказал он, сгребая меня в охапку. — Слушай, говорят, нам лучше не созваниваться некоторое время. Вечером вы уезжаете, я никогда не говорил такого, но мне будет не хватать тебя, ведь ты мой лучший друг с детства.

— Шон, ты спас меня, я знал, что только ты поймешь мое сообщение, — сказал я, обнимая его.

— Это все Мила.

— Почему она сделала это?

— Не знаю, все так быстро произошло. Хорошо, что есть шанс тебе помочь.

— Я тоже буду скучать, — сказал я и увидел Ханну, входящую в дом, и собрал все силы в кулак, чтобы выглядеть бодро и оптимистично. Больше никаких соплей! Мы должны благополучно долететь ради ее безопасности. Просто обязаны.

Я смотрел на сборы и хлопоты людей, окружающих меня. Все спешили, упаковывали вещи, звонили куда-то, бегали с деньгами. Мне поручали самые простые задания. Трудно было поверить, что это все из-за меня. Мы бросаем мой родной Гамильтон: дом, школу, работу дяди Джона. Уезжаем на неизвестный срок почти без денег, с беременной Ханой, с минимумом вещей.

Я с обожанием смотрел на Ханну и дядю Джона, на их самообладание и серьезность, с уважением на семью Милы за то, что шли на риск ради нас, на Шона, который знал меня лучше всех и пришел на помощь.

Мила, к моему облегчению, ко мне больше не подходила и не говорила со мной, даже не смотрела в мою сторону. Я надеялся, что не обидел ее, хотя, наверное, стоило подойти и поблагодарить ее, извиниться. Она как раз сидела одна и смотрела что-то в телефоне. Я почти уже собрался с силами это сделать, как к ней подсел Шон и быстро поцеловал в щеку.

Они о чем-то тихо заговорили. Мне почему-то на секунду стало жарко, я отвернулся, но казалось даже спиной видел их. «Скажу потом» разрешил я себе, хотя понимал, что это вряд ли случится.