Когда надежд не остаётся

Марго Слободянская, 2022

Мэри собирается лететь на свою свадьбу на солнечном острове, но всё рушится в один момент. Она оказывается в психиатрической лечебнице: ничего не помнит и не может разговаривать. Но однажды к ней наведывается молодой мужчина. Он ведёт себя так, будто они знакомы. Что их связывает? И что будет, когда она всё вспомнит?

Посвящаю эту книгу любимому мужу — вдохновителю, преданному первому читателю и редактору

1 глава

«Вас приветствует автоответчик. У вас два непрочитанных сообщения», — безразлично сообщает механический голос стоящей спиной к телефону молодой женщине. «Для прослушивания нажмите единицу, для…»

Обернувшись, Мэри, а именно так зовут девушку, находящуюся в комнате, жмёт на нужную цифру и возвращается к прерванному делу, наводя утренний марафет. «Сообщение от абонента с номером…», — набор цифр заглушает громкий чих.

— Отлично. Как же вовремя, — сокрушается Мэри и тянется за салфеткой.

«… Милая, все приготовления завершены. Ты ведь успеешь, правда? Здесь просто потрясающе! Очень красиво и жара несусветная! Для полного счастья не хватает только тебя. Приезжай скорее. Люблю тебя»

Улыбка трогает губы Мэри, изгибая их, и отражается во взгляде, делая ещё более узкими и без того небольшие глаза. «И я тебя, МинУ», — шепчет она, поправляя галстук.

«Сообщение от абонента с номером…» — Мэри разглядывает себя в зеркале, и отражение смотрит на неё в ответ. Молодая женщина за пределами стеклянной поверхности не может похвастать высоким ростом и длинными, как у моделей, ногами, но удивительно ладно сложена. Фигура песочных часов скрывает пару лишних сантиметров на талии и выгодно подчёркивает грудь. Каштановые с рыжиной волосы, голубые холодные глаза и довольно заметный нос — она не производит впечатление легкомысленной красотки, скорее крайне уверенной в себе деловой дамы.

Классическое шёлковое платье, в котором она пойдёт под венец — ждут её вместе с женихом посреди Тихого океана на острове, где «очень красиво и жара несусветная». Они специально выбирали место, где даже просто побывать — уже счастье, а уж отпраздновать самое важное событие в жизни — так вообще сказка.

«Мэриша, мы сделали это! — губы женщины искривляются, ей крайне не нравится это дурацкое коверканье красивого имени, — Проект одобрили, ты представляешь? Так что давай, отдыхай по полной. Как раз, когда вернёшься, все финансовые вопросы будут решены и начнём. Кстати, что у тебя с мобильником? До тебя не дозвониться. И это ещё не все хорошие новости на сегодня! У меня будет сын, поздравь меня!»

— Да ладно? — восклицает Мэри, хоть отправитель её точно не слышит. Её друг и коллега Том всю сознательную жизнь грезит о сыне, а за годы брака родилось только две дочки, поэтому эта новость даже радостнее, чем одобренный проект.

«Нужно обязательно поздравить его с этим прекрасным событием» — пролетает у неё в голове.

Мэри выуживает из кармана телефон и проверяет входящие, но среди них не значится номера Тома. Её недоумение только усиливается, когда и в сообщениях не оказывается никаких уведомлений, что ей пытались позвонить. «Удивительное дело. Надо будет сходить в сервис спросить, в чём дело!»

Мазнув взглядом по часам на панели уведомлений, Мэри понимает, что отвечать на полученные сообщения остаётся совсем мало времени, а отделаться простым сообщением «поздравляю» не серьёзно, поэтому решает повременить. Успеет позже, когда доберётся до места. Последний раз взглянув в зеркало, она поправляет пальцами ярко рыжую чёлку и, взяв чемодан за ручку, выкатывает его в коридор.

На календаре середина октября и только в рубашке холодновато, к тому же, в любой момент может испортиться погода и зарядить дождь. Мэри останавливает выбор на тёмно-сером пальто и любимом клетчатом красно-синем шарфе. Там, куда она полетит, вообще не понадобится верхняя одежда, но до туда ещё нужно добраться. Да и до аэропорта ей ещё нужно успеть заехать за подарком. Стоит поторопиться.

***

Мастер встречает её самодовольной улыбкой и словами: «Вам понравится!» В квартире у него тепло и после прохладного воздуха улицы у Мэри сразу начинает течь нос. Судя по всему, новая ассистентка на работе-таки заразила её. Болеть в её планы не входит, поэтому, кроме звонков Тому, жениху и маме, в список дел до отлёта добавляется посещение аптеки.

Мастер уходит вглубь квартиры, оставляя её одну. И Мэри в который раз прокручивает в голове список самых необходимых вещей, пытаясь вспомнить, что же она забыла — это неуютное подспудное чувство преследует её с того момента, как она покинула дом. «Солнечные очки, купальник, зарядка для телефона, планшет, наушники…», — перечисляет она в уме, загибая пальцы на руках.

«Вроде всё взяла», — приходит Мэри к выводу, но странное ощущение не покидает.

— Взгляните, как прелестно вышло, — выйдя из-за угла, говорит мастер, держа что-то на раскрытой ладони.

Только когда он подходит ближе, Мэри видит маленькие часики на золотой цепочке — подарок на день свадьбы. Механическое чудо с прозрачным корпусом, показывающим механизмы, фиксирующие движение времени. — Превосходно, не правда ли?

— Правда, — улыбается Мэри, не в силах отвести взгляд от этой красоты.

Не зря мастер сам так восхищается своим творением — часики невероятно красивы даже на его искушённый взгляд. Причём Мэри, естественно, видела эскизы на бумаге, но даже представить себе не могла, что в итоге получится такое. МинУ вне всяких сомнений понравится. Не зря Мэри отвалила кругленькую сумму за этот шедевр.

Кстати, об этом. Мэри отводит глаза от часов и расстёгивает пальто, чтобы вытащить из кармана внушительный конверт.

— Я уже завидую тому человеку, которому достанутся эти часики, — подмигивает ей мастер, забирая деньги. — Счастья вам в дом! Упаковать в коробочку? — уточняет он, указывая глазами на часы.

— Спасибо, не стоит, — вежливо кланяется Мэри и протягивает ладонь.

Стоя в лифте, она расстёгивает верхнюю пуговицу и, надев цепочку на шею, прячет часы под рубашку. Просто. Захотелось.

Часы приятно холодят кожу, пока она сбегает по лестнице, таща за собой чемодан.

***

— Ким, мать твою, Тэхён! Тебя где носит вообще?! — доносится шипение из трубки. Молодой человек переворачивается на простыни и видит циферблат с шокирующими цифрами на нём.

Отлично начинается утро понедельника, ничего не скажешь. Он очевидно не услышал будильник и безбожно проспал. Через полчаса будет плановый обход и одного из медперсонала гроза клиники Ли Дону, точно не досчитается. Его, Ким Тэхёна.

— Гуки, спаси меня, — вложив в просьбу всё отчаяние, на которое способен, он быстро ориентируется, что предпринять и говорит спасителю, умудрившемуся его разбудить: — я приеду через полчаса, только вышел из дома. — Это наглая ложь, потому что в стекле книжного шкафа отражается его голова с живописно растрёпанными волосами и костлявое длинное тело на кровати, но, если Чонгук узнает реальное положение вещей, прикрывать его точно не станет.

— Напомни мне, почему я вообще тебя терплю? — спрашивают на другом конце провода. И, если честно, даже сам Тэхён ответ на этот вопрос не знает.

— Потому что… ты добрый? — пробует он, и, по-видимому, попадает в яблочко, потому что Чонгук говорит ему: «Я попробую что-нибудь придумать, но у тебя максимум час»

— Ты лучший! — восклицает Тэхён, подпрыгивая, и чуть не валится на пол, запутавшись в пододеяльнике.

— Не сверни себе шею, пока слезаешь с кровати, — ржёт Чонгук и вешает трубку.

***

Тэхён появляется в клинике, опоздав на обход почти на сорок минут, получает в свой адрес пару колких замечаний девушек-медсестёр и стойко выдерживает фирменный взгляд Ли Дону, не понурив голову, как провинившийся щенок. Ему, конечно, стыдно, на самом деле стыдно, что он умудрился проспать, но ведь жизнь от этого не закончилась и он никого не подвёл. Если не считать Чонгука, который отдувался за него. Но зачем, иначе, вообще нужны друзья? Поэтому Тэхён не позволяет выставить себя полнейшим негодяем на глазах у интернов, медсестёр и докторов, и гордо держит нос высоко, пропуская мимо ушей двусмысленные намёки двух недалёких медсестёр о настоящей причине его задержки.

Что именно друг наплёл про его отсутствие ему пока неизвестно, но вряд ли что-то странное и ненадёжное. Это же Чонгук — он даже поматерится на тебя сам, но не позволит это сделать кому-то другому. Переживать о том, что он его подвёл, не имеет никакого смысла.

–… на этой чудесной ноте объявляю обход завершённым, — говорит Ли Дону, добавляя, — Ким Тэхён, Вас попрошу остаться.

Не то, чтобы Тэхён боялся, так — самую малость, но на этих словах что-то в его желудке переворачивается с, кажется, всем слышным грохотом. «Сейчас меня вышибут из клиники и плакали мои мечты о собственной больничке горючими слезами», — думает он, пока медперсонал разбредается по своим дневным занятиям. Чонгук, уходя, задевает его плечом и повернувшись спиной к Ли Дону, извиняется, а после одними губами говорит «бабушка приехала». Что бы Тэхён делал без его помощи — одному Богу известно.

***

В кабинете главврача тихо и холодно: как всегда, открыта форточка. Тэхён закрывает за дверь за последним вышедшим интерном, незаметно выдыхает, собираясь с силами, и поворачивается лицом к предстоящему разговору.

— Как добралась? — спрашивает Ли Дону, и Тэхёна коротит: «Что?» — Бабушка твоя как добралась, всё хорошо?

— А, да. Спасибо, всё отлично.

— Превосходно. А как Мэри?

Подспудно ожидая нагоняй за опоздание, Тэхён не верит счастью, что, кажется, главврач даже не думает его отчитывать. Чонгуку нужно будет обязательно купить кофе, когда они снова соберутся пройтись после работы.

— Мэришка…никак. Я не вижу никаких глобальных изменений от нового лекарства. Она только рисовать стала ещё больше обычного, — задумавшись, отвечает он.

Мэри, или как её называет Тэхён — Мэришка, один из пациентов северного крыла клиники, где обитают «небуйные» и где большую часть времени проводят интерны и младший медперсонал. И если обычно обитатели этого заведения имеют серьёзные проблемы с головой, то этот случай уникален. Мэри не сумасшедшая в обычном понимании этого слова, но не помнит целый пласт своей жизни и не говорит ни слова с первого дня поступления. Только рисует целыми днями, измазавшись в краске по локоть. Водит кисточкой по холсту, смешивает цвета в палитре, играется с оттенками, рисует всегда одно и то же и молчит.

— Она находится в клинике уже полгода, Тэхён. Надо что-то делать с этим.

— Понимаю, — кивает Тэхён. Но что с этим пониманием дальше делать — неизвестно. Тэхён всегда хорошо учился и вообще подавал большие надежды, но этот случай ставит его в тупик. И не только его. За Мэри платит крупная компания, но как долго это будет продолжаться? В любой момент люди сверху могут решить, что было сделано всё возможное, и перестанут перечислять деньги. Клинике же содержать бесплатно пациента не то, что невыгодно, а вообще нереально — каждое место здесь стоит как половина годовой зарплаты одного Ким Тэхёна. Мэри, как бы это странно ни звучало, повезло, что вообще за неё отдали столько денег.

— Последи за ней пристальнее — со следующей недели увеличим дозу.

***

После разговора Тэхён решает навестить свою головную боль на протяжении работы в этой клинике. Но перед этим идёт в туалет, чтобы ополоснуть лицо. Он толком и не умылся с утра — времени на сборы и утренние процедуры не было. Благо, Тэхён даже только проснувшись, выглядит, как говорит его бабуля, как с обложки журнала. Хорошо иметь красивую внешность. Тэхён набирает в ладони воды и трёт лицо, смывая последние признаки недавнего сна. Зарывается рукой в шевелюру на голове, разделяет волосы на прядки и на пробу улыбается своей забавной квадратной улыбкой. В кармане его халата лежит тюбик с лимонной краской. У Тэхёна есть маленький секрет даже от друга Чонгука. Секрет, на что он тратит каждые несколько недель не маленькую сумму.

Тэхён стучит, прежде чем зайти в палату, изнутри привычно не доносится ни звука, и он толкает дверь от себя. Мэри не рисует, а лежит на кровати, уставившись взглядом в стену. Такая же бледная, как и свет в палате. По ней всегда прямо с порога понятно её настроение, потому что обычно она сидит боком к двери и рисует: когда руки над холстом порхают словно бабочки — отличное настроение, когда губа закушена и кисточка еле ползает — нейтральное. А вот когда не рисует — ей либо плохо, либо настроение настолько плохое, что ей просто ничего не хочется.

–Мэриша? — Зовёт он её, проходя в палату.

Прозвище такое родилось в первый день пребывания в клинике, когда на вопрос Ли Дону о распорядке дня, Тэхён, внезапно застопорившись — забыв имя нового пациента, сказал Мэ-Мэриша и повторил их снова. Самое забавное заключалось в том, что, узнав Мэри получше, это случайно созданное Мэриша подошло ей чуть больше, чем идеально.

Тэхён садится рядом с ней на койку и мягко зовёт снова: «Мэриша?» Грудная клетка Мэри поднимается и опускается размеренно, когда она поворачивает голову, и, увидев Тэхёна, садится на кровати, подтягивая к себе колени. Светлая сорочка комкается и натягивается, открывая белые щиколотки. Тэхён никогда не скажет этого вслух, но в голове сразу подбирается точное описание — хрупкие. Вся Мэри какая-то хрупкая, как бокал. Одно неосторожное движение и разлетится в стеклянную пыль.

— Почему не рисуешь? — Наверняка, это неправильно, но, когда Тэхён видит скрещенные на щиколотках длинные пальцы рук девушки, внутри зарождается что-то сродни восхищению. Такие чувства испытывают к шедеврам искусства, внезапно натыкаясь взглядом и учась заново дышать. Если бы Тэхён умел рисовать или фотографировать, и, если бы они не были доктором и пациентом, он бы обязательно запечатлел такую Мэри для потомков. Поместил бы в самую дорогую раму снимок и продавал билеты за шанс посмотреть на это прекрасие. Если бы. Но сейчас перед Тэхёном просто очень красивая больная девушка, а совсем не модель.

— Смотри, что я тебе принёс, — вспоминает он, забираясь пальцами в карман и извлекая на свет тюбик ярко лимонного цвета.

Иногда Мэри напоминает Тэхёну ребёнка. И сейчас один из этих моментов — он наблюдает за тем, как преображается её лицо, как загораются глаза. Мэри вся расцветает, начинает светиться, как начищенная до блеска кастрюля, отражая сияние лампочки и пуская блики по всей палате. Один из них оседает на тэхёновы губы, раздвигая их в улыбку. На самом деле, смотреть на то, как Мэри улыбается и не улыбаться в ответ у Тэхёна просто не получается. И это второй его секрет от Чонгука.

— Так-то лучше.

Мэри забирает тюбик с краской, глядя прямо ему в глаза, и слезает с кровати. В своей белой рубашке-ночнушке она похожа то ли на призрака, то ли на безумного профессора. Её свободные, чуть длиннее, чем нужно, рукава довершают образ каждый раз, когда Мэри приподнимает руки. По-хорошему, надо заставить её переодеться в обычную одежду, чтобы не запачкалась, но Тэхёну не хочется задерживать благословенный миг воссоединения Мэри и её любимых кистей. Поэтому он просто наклоняет голову, чтобы было лучше видно порхание кисточки и усаживается поудобнее. Ли Дону же сам сказал понаблюдать попристальнее — исполняет указание. А заодно отпечатывает на сетчатке каждое движение Мэри. Кисть парит над холстом, оставляя мазки, которые постепенно превращаются в изображение: сквозь облака пробивается лимонный, сочный как свежевыжатый сок, солнечный луч, у основания которого присаживается на одно колено белокурый молодой человек в одежде, очень напоминающей больничную робу, но со значимым отличием от пациентов — крыльями за плечами.

Через пару-тройку часов очередной ангел пополнит коллекцию клиники.

***

Тэхён уходит, не дождавшись, пока она закончит картину. У него есть пациенты и кроме неё, поэтому Мэри не обижается, но всё равно иррационально грустит, потому что ещё ни разу никто не смотрел, как она наносит последние штрихи, прежде чем отдать готовую работу. А ведь это — самое интересное, самое волшебное. Как изображение становится из плоского объёмным, как ангел расправляет крылья, готовясь взлететь. Мэри больше всего нравится наносить эти последние штрихи. Например, добавлять светло-серой краски, цвета слёз в углубления между перьями крыльев ангела. Или разбавлять голубизну облаков светло-кремовым, как розочки на пирожных, которые им дают на праздники. И Мэри была бы рада поделиться этим ни с чем не сравнимым чувством с Тэхёном, потому что тот очень добр к ней. А ещё потому что он такой же яркий, как её любимые краски. Причём это проявляется даже не в том, что Тэхён — единственный с крашенными волосами на всю их клинику, а в каждом его движении, жесте, мимике. Если бы Мэри спросили, что хорошего есть в её жизни — она, без сомнения, подумала бы про Тэхёна. И нет, не потому, что она больше ничего не помнит.

Мэри откладывает кисточку и поводит плечами — от долгого сидения в одной позе всё тело затекло. Повернувшись к окну, она с печалью наблюдает за тем, как стекают, медленно, как улитки, по стеклу попавшие на него прозрачные капли. Основная завеса плача осени находится дальше, за пределами козырька крыши, но некоторая часть дождя всё равно достигает её палаты и делает изображение изнутри расплывчатым.

Мэри, в принципе, любит этот сезон увядания, но основное время её поглощают неконтролируемые приступы меланхолии. Мокрые листья, потревоженные ветром, трепещут и даже с закрытым окном она легко представляет себе шелест, который они издают. «Интересно, сколько ещё будет лить как из ведра?» — думается ей. Скоро приём лекарств и обед, поэтому стоит, наверное, одеться.

Мэри поднимается и отходит подальше от завершённой картины, оценивая и оставаясь довольной увиденным. Ангел вышел совсем живым. Мэри надеется, что он придёт ей во сны ночью. А пока отворачивается от картины и достаёт с полки светлые широкие штаны и такую же футболку.

***

Свернув на сельскую дорогу чёрный шевроле тормозит и съезжает прямо в траву. Парень на водительском сидении сомневается, вглядываясь в стену дождя и пытаясь рассмотреть вдали строения — бессмысленное занятие, с такой видимостью ему светит разглядеть только ближайшие пару метров от машины, а может и того меньше.

В зеркало заднего вида отражается открытый лоб, узкие тёмные глаза и острые скулы.

Хорошая ли идея была поехать сюда, не поспешил ли он с решением сорваться прямо с утра и примчать в пригород Сеула к человеку, который его, возможно, и не помнит? Пропуск на имя Майкла лежит на свободном переднем сидении и притягивает к себе внимание. Аккуратные буквы врезаются в мозг паническим «а правильно ли он поступает?». Это чувство неуверенности очень непривычно.

Обычно Майкл никогда не сомневается, всегда знает, чего хочет и что, по его мнению, единственно правильно. Поэтому сейчас, сидя в машине посреди равнины, он так сильно сжимает руки на руле, что белеют костяшки на руках. Там впереди его ждёт неизвестность, и она невыносимо пугает, но в то же время манит к себе.

Помнит ли она его? А если помнит, захочет ли вообще с ним разговаривать? Они расстались не на хорошей ноте. С другой стороны, прошло столько времени. Правда, некоторые вещи не забываются и не прощаются. Майклу вспоминаются последние сказанные ему слова, и скулы краснеют от стыда и страха. Пожалуй, всё-таки не стоит им снова видеться. Трусливая мысль развернуться и уехать захватывает Майкла также резко, как и желание приехать ранее утром.

Кстати, об этом. Майкл ведь неспроста решился на этот шаг — все эти полгода с тех пор, как он услышал новости по радио, совесть глодала его, мешая спать, работать, жить. Дошло до того, что у него появились видения. Как сегодня утром, когда, едва продрав глаза, Майкл увидел её на подоконнике. Она смотрела на него и молчала. Тогда-то Майкл и решил, что больше так продолжаться просто не может. Позвонил и договорился о визите, а когда получил пропуск на электронную почту, распечатал его и ещё полчаса сидел пил кофе, пытаясь придумать, что же он будет говорить, как себя будет вести, когда окажется на месте. Но кофейная гуща показалась на дне чашки, а Майкл так ничего и не придумал, поэтому просто сел в машину и поехал.

Сейчас же, почти добравшись, он вдруг продумывает пути отступления… Трусливая особь. Майкл выдыхает и жмёт на газ, выезжая на дорогу. За всё нужно платить. Сейчас или позже — ему придётся сделать это.

Тучи рассеиваются, когда он держит курс на клинику.

***

Вернувшись с обеда, Мэри садится читать — Тэхён не очень давно притащил ей томик рассказов и посоветовал ознакомиться. От книжки вкусно пахнет типографской краской и выглядит она привлекательно: толстый твёрдый переплёт с яркой картинкой на обложке и с тиснёным золотым названием на корешке. Мэри открывает на форзаце и проводит пальцами по цветному орнаменту. Ей уже нравится.

Дождь потихоньку утихает, всё медленнее и медленнее барабаня по навесу. Мэри переворачивает страницу за страницей, вчитываясь в сложные описания и истории о таких сильных чувствах как страсть, ненависть, любовь. Непонятных и ненужных чувствах. Мэри, во всяком случае, не нужных — она отчего-то уверена в этом. Все они в её понимании не отделимы от боли и страданий.

Мэри не помнит откуда знает об этом. Но эти понятия всегда вызывают в ней неконтролируемую дрожь. Поэтому ей совсем не хочется появления этих эмоций в своей жизни. Ведь лучше всего становится, когда вообще все переживания и мысли притупляются под воздействием лекарств. Тогда Мэри спокойно и хорошо. Доктор Ли Дону и Тэхён говорят, что так постепенно она сможет и вернуть свою речь. Мэри, правда, совсем не уверена, что хочет этого.

Чем меньше мир замечает тебя, тем меньше боли потенциально он может тебе принести. Мэри не признается, но иногда вечером она разлепляет губы и пытается что-то сказать. Но только хватает ртом воздух, оставаясь как рыба немой. Тэхён говорит, что за пределами клиники целый мир, и Мэри обязательно надо попробовать его на вкус, вернуться туда и заявить о себе. Но чем больше времени она проводит здесь, в палате, тем сильнее ей хочется остаться здесь навсегда. Её зона комфорта — тишина и практически полное одиночество. Мэри не хочет заявлять о себе. Единственное, чего она хочет — раствориться в своих картинах и увидеть во сне ангела, чтобы он забрал её к себе.

Уплыв в свои мысли, Мэри поднимает взгляд от строк и застывает, забывая, как дышать: с пригорка рядом с клиникой на неё смотрит ангел. Выскользнувший из-за облаков луч солнца подсвечивает его белые волосы и одеяние. Мэри не видит крыльев, но почему-то сразу понимает, что это никто иной как ангел.