Самба на острове невезения. Том 2. Разоблачение Шутника

Маргарита Малинина, 2020

Подруги Юля и Катя продолжают выполнять опасное задание – поиск террористов среди участников реалити-шоу: Юля на телепередаче «Спорт для неспортивных», а Катя на шоу «Герой необитаемого острова». О террористах, планирующих устроить взрыв в прямом эфире двух игр одновременно, по-прежнему известно только то, что это мужчина и женщина, и неясно, кто из них попал на какое шоу. На острове к тому же происходят убийства, а где-то рядом бродит гигантская рептилия. Сумеют ли подруги выжить, обличить преступника и найти террористов, прежде чем на двух телешоу произойдет настоящий взрыв?

Глава 21

Итак, пока большинство людей скооперировано на месте Анниной смерти, внимание камер будет обращено именно к ним, а остальные будут пребывать в спящем режиме (как, кстати, телевизионщики в итоге выкрутятся? скажут зрителям, что это был розыгрыш?). Я спокойно смогу снять нужную мне камеру и достать флешку.

Как выяснилось, «спокойно» оказалось неверным словом. Я выбрала самую ближнюю камеру к тому месту, где впервые обнаружила огромные следы лап рептилии, и принялась на нее карабкаться. Не к добру будет помянут, но все испытания, через которые я прошла по вине Кожухова, принесли ощутимые плоды в виде полезного набора навыков, с помощью которых препятствие я преодолела быстро. Зато уже наверху пришлось изрядно повозиться. Боясь каждую секунду, что красная лампочка прямого эфира загорится, и вследствие этого стараясь максимально отдаляться от глазка камеры, я делала всяческие движение пальцами одной руки, в результате которых планировалось, что карта выпадет мне прямо в ладонь (другой рукой и ногами я тем временем цеплялась за ствол дерева). Но не тут-то было. Только когда я умудрилась держаться за пальму одними ногами (вот кому надо было идти на шоу «Спорт для неспортивных»), тогда обе руки сумели нажать на нужную кнопку, чтобы изъять вещественную улику. Взяв ее в зубы, но осторожно, чтобы не испортить драгоценную микросхему, я медленно спускалась вниз, пока, уже пребывая всего в одном метре от земли, не услышала голос Саныча:

— Катя, что ты делаешь? Не время добывать кокосы, сейчас начнется голосование.

Ответить я не смогла, так как рот был занят миссией. То есть… Ну вы поняли.

Я спрыгнула и обернулась.

— Что это у тебя в зубах? — удивился старик.

Я разжала челюсть, и карта памяти упала мне в ладонь.

— Сан Саныч, можно вас попросить об услуге?

— Конечно, — немного растерянно отозвался он.

— Во-первых, я прошу не задавать вопросов, во-вторых, я прошу вас переключить на себя внимание одной из камер в тот момент, когда все люди, находящиеся на месте смерти Анны разбредутся ставить ширмы под голосование.

— Но… но камеры и так переключатся на тех, кто будет делать комнату для голосований. Или ты как раз этого не хочешь?

— Дело в том, что в процессе работы люди не сосредоточены в одном месте. Пока одни пойдут к вертолету за ширмами, другие уйдут за лопухами, третьи — за бамбуковым ковром, четвертые займутся столом и черным ящиком…

— Я понял тебя. А ты где будешь?

Я глубоко вздохнула и спросила себя, а верю ли я этому человеку. Вопрос о доверии постоянно встает в нашей повседневной жизни. Перед тем, как пошушукаться с сотрудниками на работе, вы должны быть уверены, что эти люди не расскажут начальнику или другому человеку, о котором вы говорили, что они от вас услышали. Доверяя подруге тайну, вы должны быть уверены, что она не расскажет вашим родителям… И так далее. Но как часто люди доверяют другому свою жизнь? Наверное, это неотъемлемый элемент дайвинга и альпинизма, но ты доверяешь человеку физически, а не психологически. Ты знаешь, что в определенный момент у него должно хватить умения и сил вытащить тебя на поверхность. А психологически… Это значит, что человек, которому ты доверился, должен побороть в себе гадливую гомосапиенсовскую привычку молоть языком, лишь бы привлечь к себе внимание и повыситься в собственных глазах, и сохранить твою тайну, даже если она самая необычная на свете.

Я знала, что дед не из болтливых и отношения со мной ему важнее, чем внимание и признание другими. Иначе, если Шутник вдруг услышит, чем я тут занимаюсь… Мне не поздоровится. Однако оставалась совсем крохотная, микроскопическая вероятность, что Сан Саныч и есть тот самый…

Ну хватит!

Один раз любимый человек сказал мне, что я подозрительная до паранойи. С тех пор я стремлюсь исправиться.

— Я? Я буду доставать карту памяти из камеры, висящей перед местом смерти Анны.

–??? — невысказанный вопрос так и застыл где-то посередине между глазами и бровями. Чтобы он там поместился, последние пришлось приподнять.

— Вы же слышали, это часть моей просьбы — не задавать вопросов. Так вы готовы мне помочь?

Думал он всего секунду.

— Да, Катюша, я весь твой.

Мы передислоцировались: я заняла позицию у подножия пальмы, скрывающей в своей ярко-зеленой листве камеру № 7, а Сан Саныч расположился возле камеры № 8, положение которой позволяло нам видеть друг друга, хоть и на некотором расстоянии.

Он показал мне крест из двух указательных пальцев, это значит, что его камера тоже не работает. Значит, кто-то сейчас тащит ширмы мимо одной из камер на пляже, внимание переключено на них. Пока это происходит, нужно успеть предпринять хоть одну попытку.

Я плюнула на ладони и ловко прыгнула на ствол. Благодаря стараниям Олега Владимировича у меня это получалось уже без напряга, я на них собаку съела, на пальмах этих.

Пока я приближалась к верхушке, на пляже что-то произошло, видимо, люди просто разошлись в разные стороны, либо удалились от камеры, короче, задрав голову кверху, я обнаружила красную лампочку.

— Блин…

Повернулась корпусом к другу Санычу, насколько это было возможно исходя из моего висячего положения, и молниеносно показала ему знак «ok» большим и указательным пальцами, что говорило: моя камера заработала. Молниеносно — потому что нужно было срочно возвращать правую руку на пальму, иначе можно и дрепнуться.

Одновременно этот знак являлся призывом к действиям, поэтому Сан Саныч приблизился к пальме и начал прыгать, я же, напротив, замерла, пригнув голову как можно ближе к стволу. Как только лампочка потухла, я полезла дальше. Очень медленно переставляла я руки и ноги и отчего-то старалась реже дышать, как будто камера могла зафиксировать изменение соотношения углекислого газа и кислорода в пользу первого. Или могла? Дышать после этой мысли и вовсе расхотелось.

Я не смотрела больше на деда, но его громкое пыхтение, бодро разлетающееся по округе, утверждало, что он старается на славу. Однако этого подлым камерам было недостаточно и, когда я уже поднялась так высоко, что могла дотянуться до нее рукой, неожиданно загорелась красная лампочка.

— Черт! — вспомнила я нечистого, гнев кипел во мне со страшной силой, хотелось ударить по пальме кувалдой. Ее счастье, что у меня ее с собой не было.

С превеликим усилием я начала движения вокруг пальмы, но вскоре поняла, что развернуться в другую от глазка камеры сторону, увы, не удастся. Слишком велика вероятность моего красивого и быстрого падения. Так как я уже прошла на себе, что это такое, и особого удовольствие мне сие мероприятие не доставило, повторять подвиг как-то не улыбалось.

Зато небольшой сдвиг вокруг ствола, который все-таки получилось совершить, помог мне лучше видеть моего дорогого пожилого друга. Ввиду того что держалась я уже из последних сил, знаки пришлось подавать не пальцами, а языком:

— Больше движений! — крикнула я ему, уже не заботясь о том, что вся страна сейчас слышит мой гадкий, надрывистый голос.

Остров, оказывается, тоже не был глухим, оттого прекрасно расслышал ор и двинул в мою сторону некоторых представителей своей фауны — хищную Любовь Поликарповну и косолапого Вована.

Увидев их через пару минут, вышедших откуда-то из зарослей с огромными лопухами в руках, я выдала уже более непристойное словцо, нежели до этого, и не стану его здесь повторять.

Саныч, однако, их еще не видел, а потому продолжал отплясывать на все лады. Он уже приналадил пальмовый лист вокруг талии наподобие аборигенской юбки, полагая, очевидно, что стильная камера обязана разбираться в нынешней моде и всенепременно оценит его навыки искусно одеваться на острове, отблагодарив допуском до прямого эфира, но как будто бы немного сомневаясь в собственных предположениях, он все-таки еще и пританцовывал ламбаду, крутясь на одном месте, дабы камера, окончательно влюбившись в деда, как завороженная, следила только за ним и позабыла про меня.

Честно говоря, если бы она так поступила, я б ее поняла всецело: не смотреть на семидесятилетнего старика, напялившего поверх закатанных брюк пальмовый лист, расстегнувшего до середины груди рубашку, машущего руками, крутящегося и танцующего ламбаду одновременно, да еще и подпевающего самому себе, чтобы не забыть мотив, — было невозможно. Даже я не могла оторваться от эдакого зрелища и открыла рот, это — я имею в виду временную немоту — дало мне возможность остаться для новоприбывших незамеченной.

— Вов, ты только посмотри на него! — всплеснула руками Поликарповна-хищница. — Звезда эфира, блин!

Ее приятель дремуче гыгыкнул, еще более уподобившись медведю.

Дед вздрогнул, словно получив пощечину, и обернулся к ним.

— Что это вы здесь делаете? — спросил срывающимся на писк голосом.

— Мы-то? Это ты что делаешь, пока мы трудимся во благо нашего племени?

Здесь Санычу удалось побороть смущение и собраться с мыслями. Ответил:

— Это помощь в организации фальшивого голосования с целью сокрытия чудовищного преступления ты называешь трудиться во благо племени?

— Ой, ну не надо патетики! Ты-то что тут вытворяешь?

Эта фраза помогла деду окончательно собраться и, вспомнив о возложенном на него задании, придумать новый способ завоевания симпатии надзирательницы камеры: он схватил в охапку Любу и принялся выплясывать уже с ней на пару. Поликарповна пищала и отбивалась, сперва сильно, затем уже скорее для проформы, что и говорить, мужчины давненько не таскали ее на танцпол. А молодость вспомнить ой как хотелось!

Вован «проформы» не понял и кинулся выручать старшую подружку.

Это все мне было на руку. Уже трое людей перед объективом совершали дикие, обезьяноподобные движения, и я со спокойной душой полезла во внутренности моей камеры. Покопавшись, извлекла нужный предмет, и через каких-то полминуты после этого, когда я уже робко начала передвигаться по направлению к земле, появился жутко деятельный дядька, весьма похожий своей сверхактивностью на Фокса, но сильно отличавшийся от него же по внешнему виду (никаких аляповатых цветов, строгий черный костюм с галстуком), и заорал на них, чтобы немедленно прибыли на место голосования, так как время — деньги, и они уже замучились ждать.

— Ох уж эти спонсоры, — сказала я карте памяти и, дождавшись, когда все четверо отчалят вперед на безопасное расстояние, в быстром темпе продолжила спуск.

Что и говорить, прибыла я на голосование последней. Ведущий жутко ругался, но я махнула на него рукой, переняв его же привычку общения, а языком молоть не хотелось, так что Фокса не удостоила даже словесным ответом, в котором он, впрочем, не сильно нуждался. Выпустив пар, начал:

— Вступление мы возьмем из предыдущего голосования и то, и как вы выходите к Черному Чану, а конец… Вы уверены, что вы так и сидели в прошлый раз? — прервал он сам себя. Уверены мы не были, потому забегали, как муравьи по муравейнику, пытаясь определиться с правильным местом. Наконец расселись. Двух человек все равно не хватало, так что как справляться будут операторы, я не знаю. Хотя они могут брать в кадр по двое или трое из тех, кто сидит сейчас так же, как и на том голосовании. — Вот, а конец голосования мы переснимем. Те, кто помогал с бумажками: все сделали, как я велел?

— Да, — пискнули Анька и Денис.

— Отлично, итак… Мотор!

Ведущий стукнул в гонг и провозгласил:

— А сейчас я оглашу результаты! — Если мне не изменяет память, это были те же слова, что и в прошлый раз. Очевидно, я несколько преувеличила ораторское мастерство Попугая, он даже не смог придумать ничего новенького. А может, это был особый ритуал слов, поди разбери. — Уважаемые участники шоу! Сейчас мы наконец-то узнаем, кто первым покинет наш проект, так и не вкусив всех прелестей жизни на этом замечательном острове в рамках этого чудесного — спасибо спонсорам! — проекта. А спонсировали, кстати сказать… — Далее шло перечисление организаций и частных лиц. — Что ж, пришло время для подсчета голосов. — Он начал разворачивать листки с именами. — Анна Темникова, Анна Темникова, Анна Темникова, Темникова, Темникова, Темникова, Темникова, Олег Кожухов, Темникова и десятый голос… Олег Кожухов. — У Фокса вытянулось лицо. Он показал знак операторам выключить камеру. — Это что такое?! Я просил только одну бумажку с другим именем! Зачем положили две?

Кощей Дохлый завопил:

— Я не клал!

Ведущий зыркнул на Аньку, она потупилась и выдала:

— Так голосование больше похоже на натуральное!

Вместо того чтобы обозлиться еще больше, ведущий хихикнул:

— А девочка соображает! Ну ладно, вернемся к шоу.

После знака камеры включились.

— Что ж, подводим итоги. Два голоса против Олега Кожухова, — надо же, как и в тот раз, подумала я, — и восемь против Анны Темниковой. Что ж, уважаемая Анна, для вас этот проект закончен. Вознаграждение в размере двухсот пятидесяти долларов США за пребывание на острове в течение пяти дней будет перечислено сегодня же на ваш счет в банке. Если вы хотите сказать что-то на прощание… то придется придержать это при себе, потому как у нас проект о выживании на необитаемом острове, а не ток-шоу Малахова! Здесь не дают высказываться! Вы покинули проект, всё, вас нет уже, так что никаких заявлений! Ха-ха! — на оптимистической ноте гогота ведущего операторы получили добро выключить камеры, направленные в момент монолога только на мистера Фокса (по понятным причинам на объект высказывания они направить уже не могли). — Ну как? — обратился он к ним.

— Из той съемки, — ответил напарник Муравьева-Тараканова, — можно будет взять ее лицо крупным планом и засандалить сюда. Так что, думаю, все получится.

Возник суровый голос из проема ширмы:

— Думаешь или уверен?

«Что за страшные и злые люди эти продюсеры», — подумалось мне, а оператор даже затрясся с испуга и произнес неуверенно:

— Ув-верен.

Открыл рот, желая добавить «кажется» или что-то вроде того, но разумно придержал при себе.

Серьезный дядя — не тот, что гнал Саныча и остальных на голосование, а другой, в светлом костюме — самодовольно хмыкнул.

— Ну и отличненько! — потер ладони радостный Фокс. Именно что «радостный»! Это очень резало и ухо, и глаз, так как на острове умер человек, а они все делают вид, будто испортилась пленка и только поэтому все переснимается сейчас. А после новой съемки проблема устранена, можно жить дальше! Бред.

Куда меня заслал Григорий Николаевич? Прав был Борис, а я, как всегда, не слушалась… Здесь играют чужими жизнями как хотят. И моей будут… Если потребуется.

От этих мыслей стало страшно, и волна мурашек пробежала по спине и ногам.

— А что вы сидите? — воззвал к нам ведущий. — Шоу закончено, идите отдыхайте, вы сегодня славно поработали. Комнату мы сами распакуем и погрузим.

— Подождите, мы одного не понимаем, — начал Виктор, переглянувшись со всеми и получив молчаливое согласие. — После первого голосования должны были работать камеры прямого включения. В эфир уже поступили кадры того, как Анна здесь ходила, а возможно, и того, как она умерла. Мы же сами кричали в них об этом! — Все племя закивало.

Ведущего этот вопрос заставил посерьезнеть и даже взгрустнуть. Как будто была какая-то тайна, о которой он не хотел говорить.

— Дело в том… — начал он, но не закончил. Просто посмотрел на продюсера, давая тому слово.

— Дело в том, что прямого включения не было.

— Как?!

Мы все воззрились на незнакомого молодого человека, решившего рассказать нам правду. Стряхнув со светлого пиджака незримые пылинки, он продолжил индифферентным тоном:

— Действительно, пару часов в сутки камеры работали в фоновом режиме, но это были репетиции. Мы же не можем сразу выставить на центральный канал сами не знаем что! Нужно было проверить, как это смотрится все, как работает. Так что радуйтесь, ваших постных рож пока еще никто, кроме нас, не видел.

Закончив фразу, мужчина повернулся и ушел.

Я глянула на деда, а он — на меня. «Звезда эфира». Это все было зря! Но, может, и не зря. Вдруг кто-то из «шишек» все-таки следил за нашими передвижениями, и ему бы не понравились мои игры в хирурга для камер.

— Слушайте, — влез Попугай, — я все понимаю, понимаю, как вам тяжело, вы лишились члена своей команды, причем таким ужасным образом… Сегодня вечером мы привезем вам провизию! Отдохнете как следует. И не только еду, можете заказывать прямо сейчас, что еще добавить. Шампуни? Мыло? Одежду, полотенца? Косметику? DVD-проигрыватель с дисками, работающий от аккумулятора? Все что угодно!

— А безопасность нашу вы можете включить в пакет услуг? — снова высказался разозленный Витя. — Это существо, убившее Анну, сперва полакомится вашей провизией, затем примется за нас.

— Послушайте, я сам не знаю, что произошло! Мы передадим информацию важным людям, они окажут помощь. Вместе с нами вечером прилетят специалисты, они обследуют территорию и при малейших признаках опасности вас депортируют с острова! Это я гарантирую. Ну потерпите еще немного.

— Посиди тут с нами, — взорвалась Люба, перейдя с ведущим на «ты», — ожидая нападения в любую минуту и не поспи ночами от этого, и посмотрим, как ты заговоришь! — Она вскочила. — На это мы не подписывались! Мы подписывались на шоу с ограничениями в еде и выбываниями каждые пять дней по одному человеку! Всё!!! А не на смерть!!!

Остальные тоже вскочили и принялись орать, подбадривая лидера — Любу. Конечно, лидера не в общем понимании, а лидера в затеивании ссор.

Я, как всегда, воспользовалась случаем и подошла тихонько к Сергею. Быстрым движением вынула из кармана шорт две карты памяти и передала ему.

— Отдай Борису.

— Понял. Удалось, значит?

Мы говорили шепотом, наклоняясь друг к другу, чтобы расслышать.

— Ага. Это ж я!

— Молодчина.

— Ну как там Юлька?

— На лошадях сегодня каталась.

— Да? И не побоялась? Не узнаю свою подругу. Ей явно шоу на пользу идет. Не то что мне…

— Я так понял, что вроде ей не досталось коня для репетиции. Но для промежуточной серии я ее снял. Так что в седле она опробовалась.

— Как у нее тренер?

— Ты знаешь, на мой взгляд не очень. Орал там на всех, чуть что — за нож хватается! Ну знаешь их — люди гор. Такие вспыльчивые. Но ей почему-то нравится.

— Рада, что они поладили.

— Прикинь, он ее персиком называет! — совсем уж разоткровенничался Серега.

— Что? — Я хихикнула. Ну надо же. Юлька — и персик! Прикольно.

Чтобы не вызвать подозрений, я отошла от него в другой конец импровизированной комнаты.

Когда потасовка завершилась (а завершилась она по традиции с победой главных, как мы их называем внутри племени «главнюков»), группа села в вертолет и улетела. А мы снова остались на острове. Тревожные, голодные, злые и вздрагивающие от каждого шороха пальмовых листьев.

Остров, день 7-й

Вчера никто так и не прилетел. Ни провизии, ни «специалистов», ни ведущего со съемочной группой мы не дождались. Честно говоря, я лелеяла в душе надежду, что среди этих самых специалистов окажется мой ненаглядный дядя Борис или его старший брат, или хотя бы господин Захватов, что означало бы, что меня не бросили, что они следят, охраняют и заботятся. А сегодня надежды уже не осталось. Да и как я могу надеяться увидеть кого-то среди людей на вертолете, если нет никакого вертолета?

Измученные предыдущей бессонной ночью, вечером мы тоже терпели как могли, но все же заснули. Все восемь человек сгруппировались в один кружок между двумя хижинами, возле костра, и спали недолго, но крепко и едва ли не в обнимку.

А с утра я решила на всякий случай наладить отношения с социумом. А то вдруг крокодил снова проголодается и выйдет из своих джунглей? Тогда будет не до этого. Получится, что я уйду из этой жизни обиженной и непрощенной в одном флаконе. Так нельзя.

— Аня, можно тебя на минутку? — отозвала я Кучерявую в сторонку, пока остальные бились над вопросом, почему к нам никто не прилетел вчера, находясь все в том же месте, так же в одной куче.

— Да, Катя. Что ты хотела? — доброжелательно обратилась ко мне Лебедева, когда мы ушли в сторону, ближе к воде.

— Это ведь ты написала Олега Владимировича?

— В этот раз? Да. Дважды. — В Анькиных глазах появилась ненависть. — За это голосование и за то. Потому что он чудовище. Я не понимаю, как ты можешь с ним якшаться после всего, что он сделал с тобой?

— Мне приходится. Он может многому научить, что поможет нам всем выжить. Пока что он полезен, понимаешь?

— Что ж, — вздохнула она. — Если ты можешь проглотить обиду во имя благополучия других, то ты просто ангел. Я бы не смогла.

Я видела, что Анька говорит серьезно, и была ей благодарна. Мы наконец-то наладили мосты.

— Прости, что я так вела себя… Ну… На работе. Знаешь, я не терплю конкуренции. А ты нравишься мужчинам тоже.

Правду говорить очень приятно. Поверьте, у меня просто с души свалился камень. Захотелось разрыдаться от этого облегчения и броситься коллеге на шею. И ходить теперь с транспарантом с надписью: «Аня — супер!»

— О, спасибо за откровенность, — раскраснелась та. — Знаешь, я тоже не сильно хорошо себя вела с тобой. Но сейчас я думаю, то, что мы попали обе на это шоу, не зная до этого, что обе собираемся проходить кастинг… — Я, конечно, промолчала, какими путями я сюда попала. Уж точно не по кастингу. — И там даже ни разу не встретились… — Ну, это как раз понятно! — Короче, я расцениваю это как знак судьбы. Мы должны сблизиться и помогать друг другу выстоять. Как считаешь? Все же у нас много общего. Мы одного возраста, работаем вместе, то есть в этом племени мы единственные, кто знает друг друга, к тому же, мы обе нравимся мужчинам. — Она хихикнула.

— Да, я целиком с тобой согласна, — заулыбалась я, а сама подумала: «Я-Гриша явно неспроста заговорил тогда об Аньке и наших с ней отношениях. Таких совпадений не бывает, он знал, что она будет участвовать». — А с Любой ты не водись больше, — заговорила во мне собственническая сущность. — Она плохая. Со мной водись!

Она рассмеялась.

— Ладно! Если ты заметила, я уже с ней не особо. Она вроде неплохая, но иногда… Ну… Как-то странно себя ведет.

— То есть? — тут же насторожилась я. Несмотря на происки крокодилов и дурацких ведущих, беспрестанно вставляющих палки в колеса, я все же не теряла надежды отыскать того, за кем охочусь здесь.

— Ну, знаешь, орет на всех, срывается без повода. Она мне по секрету призналась… Даже неудобно говорить об этом, вроде она мне доверилась…

— Я никому не скажу.

— Да, ты не из болтливых. Я еще на работе это заметила. Короче, она лежала в больнице, голову лечила. Вроде ее муж бросил, или что-то вроде того.

— Аня, по одному факту нахождения в специфической, так скажем, больнице нельзя судить о человеке всецело. — Уж я-то это знала! Моя лучшая подруга прошла через такое, что и врагу не пожелаешь. И тоже оказалась в схожем месте. Но она смогла вырваться из ада собственных мыслей и чувств. Почему я должна считать, что Поликарповна не смогла? По крайней мере, это хорошо, что я теперь владею данной информацией. А то в испортившемся досье — спасибо Марику! — с большим трудом можно что-то прочитать. Разумеется, я не стала говорить Ане о Юльке, а просто добавила: — В жизни бывают такие повороты судьбы, в которые мы могли бы не поверить, если бы знали заранее. И неизвестно, к чему они нас приведут, тут уж пан или пропал. Но даже когда «пропал», нельзя оставлять надежду, редки случаи, когда нет совершенно никакого выхода. Если повернуть медаль другой стороной, выходит следующее: женщина так любила своего мужа, что когда он ее бросил, очутилась в больнице, сломала себе всю нервную систему, однако нашла в себе силы жить дальше и даже прошла кастинг на шоу на необитаемом острове. Она готова к общению, борьбе и приключениям. Ею стоит восхищаться, а не бояться.

Анька выпучила зенки:

— Ты так все повернула… И впрямь, хорошо теперь получается. Она твой враг, но ты находишь в ней положительное. Ты удивительный человек! — Я покраснела и отмахнулась, мол, не стоит. — Прости, что я купила себе такой же сарафан! — вспомнила она уж совсем не к месту. Я ищу террориста, а она мне про сарафаны. — Ты меня неправильно поняла, я это не для того, чтобы тебя позлить! Просто ты для меня законодательница моды, ты в нашей фирме лучше всех одеваешься, так сексуально и красиво. Если хочешь, я не буду его надевать на работу!

— Да что ты за глупости говоришь! Конечно, надевай. Одинаковые платья — это не самая страшная вещь на свете, поверь мне. Это вообще ерунда, не стоящая внимания. А если кто скажет, что мы попугаи, мы им дадим пинок под зад!

Неужели я впрямь могла целый месяц злиться на то, что у сотрудницы такой же прикид? Ну я и дура была. Теперь-то я вижу, как это глупо. А еще я вижу одну интересную деталь: насколько часто так бывает, что мы делаем неверные выводы о поведении других людей. Нам кажется, что они творят что-то нам назло, а выходит так, будто ничего плохого эти люди и не имели в виду. Допустим, безобидное желание копировать своего кумира. Это должно было заставить меня улыбнуться, прям как сейчас, а не пускать в ответ злобные колкости в ее адрес, раздувая войну.

Понять всегда лучше поздно, чем никогда:

— Прости еще раз.

— И ты меня.

В лагерь мы вернулись лучшими подругами, едва ли на радостях не целуясь. Впрочем, нам бы это не позволили: атмосфера царила гнетущая и любое проявление счастья расценивалось бы как диверсия, достойная смертной казни.

— Нас бросили! Нас все бросили! — орала Любочка, прижимая ладошки к сердцу.

— Успокойтесь, гражданка, — пытался остудить пыл соплеменницы всегда уравновешенный (даже когда сбрасывает людей с утесов и пальм) Олег Владимирович, но та его будто не слышала.

— Они решили снять новое шоу, — поделился соображениями, по обычаю «дельными», Скелет, — «Умереть на острове». Каждые пять дней кто-то один будет не просто убывать — так ведь неинтересно зрителям, — кто-то будет умирать!

— Заткнись, ради всего святого! — Поликарповна услышала Макаронинку и среагировала должным образом.

— Они обязательно приедут! — спорил Витя. — Не сегодня, так завтра! Это же подсудное дело — отдать нас на съедение крокодилам.

— Хватит, Витя! Хватит про крокодилов!

Только Вова с Сан Санычем молчали. Первый — потому что нечего было сказать, последний — оттого что ремонтировал попорченную в прошлую охоту на рыб удочку. Похоже, он всерьез решил стать главным кормильцем на острове. Точнее будет сказать — единственным, ведь, ожидая вертолет с обещанной провизией, никто не удосужился сходить в джунгли за фруктами.

«Вот и схожу», — подумалось мне, и я встала на ноги.

— Катя, ты куда? — спросила Анька.

— Дойду до банановой пальмы. Вдруг созрели новые плоды.

— Так быстро они не могли созреть!

— Ну, значит, поищу другую, не одна ж она тут. Или соберу кокосов.

— Вам понадобится помощь, — с готовностью поднялся Генерал. — К тому же, сейчас в джунглях небезопасно ходить одной.

Я посмотрела ему прямо в глаза и хитро прищурилась:

— Поверьте, одной мне намного безопаснее лазить по пальмам, чем с вами. Всего хорошего.

Удалившись от лагеря в глубь острова, я стала строить следующий план действий: найти место гибели Анны, отсчитать сто шагов во все стороны. Цель: поиск реки. Любой результат фиксирую в памяти и, как только прилетает спасательная группа, передаю Муравьеву на словах или в записанном виде.

Надеюсь, он не забыл мой прошлый рассказ и передал все в точности руководству.

Мысли меня покинули сразу, как только я почувствовала слежку. Сперва я просто ощутила это кожей, потому притаилась, сев в кусты, затем я уже отчетливо слышала торопливые шаги. Впрочем, слежкой это можно было назвать с гигантским натягом: шли за мной вовсе не таясь, сшибая ветви с листьями и приминая траву, и лучше будет сказать не «шли», а «бежали».

Когда я увидела прошедшего мимо меня Сан Саныча, вставшего в нерешительности в двух метрах впереди от кустов, где я пряталась, и завертевшего головой в поисках прекрасной соплеменницы, я выдала себя, поднявшись, и стала отряхиваться: дурацкие колючие ветки (вот угораздило из всего изобилия растительности выбрать именно этакую штукенцию) прицепились к шортам, майке и волосам и просто смертельно не желали расставаться с ними.

— Катя! — вздрогнул дед. — Ты меня напугала столь… хм… экстравагантным появлением. Что ты делала в кустах?

«Спасалась от Шутника, решившего взорвать остров!»

— Думала, за мной гонится рептилия.

— Серьезно? — Дед сперва хмыкнул, решив, что это шутка, затем посерьезнел, вытаращил глаза и задал вопрос: — Зачем тогда одна пошла, если так боишься?

— А вы совсем не боитесь? — ответила я вопросом на вопрос.

— А чего мне бояться? Я уже старый. Чему быть — того не миновать, а смерть все равно не за горами.

— Понятно. Знаете, не очень оптимистичные мысли вас посещают, — улыбнулась я. — Это не похоже на того друга, которого я знала.

Он тоже хихикнул.

— Катя, это все еще я! Нет, правда, просто я иногда застаю себя за мыслями, что я смертельно устал. И хочу к жене. — Заметив изменившееся выражение моего лица, поспешно добавил: — Это только в минуты слабости! Сейчас я досчитаю до двадцати, депрессия — или как там молодежь называет это состояние — пройдет, и я снова стану таким, каким ты привыкла меня видеть!

Я повторно улыбнулась:

— Я очень рада.

Мы шли вперед. Через пару минут он сказал:

— Катя, давай начистоту. Аньке ты можешь говорить все, что угодно, про бананы и яблоки с грушами, но я-то на такое не поведусь. Повторюсь, я уже не настолько молод, чтобы не отличать правду от лжи.

— Да? — Я не знала, что еще ответить.

— Да. Ты идешь вовсе не за фруктами. Ты идешь к месту, где нашли Анну Темникову. Я даже знаю зачем.

Вот это меня уже напугало. Я повернула к спутнику лицо, продолжая идти.

— И зачем же, по-вашему?

— Кутузов. Ты ему не доверяешь. Ты решила сама осмотреться и сделать собственные выводы. Как видишь, я работаю рентгеном для Львов. Вы любите перепроверять за всеми и в себя верите больше, чем в других.

— Это правда, но не до конца. Вы умеете хранить секреты?

Спутника этот вопрос несколько обидел.

— Катя, я танцевал ламбаду перед неработающей камерой в лопухах вокруг бедер и расстегнутой рубашке. Да еще и был застигнут в данном непотребном виде своими соплеменниками, если ты все это помнишь, конечно. — Хохотом я заверила старичка, что помню. — Так вот, да, я умею хранить тайны.

— Мне нужно отыскать реку.

— Реку? Здесь есть река?

— Либо есть, либо нет, — пожала я плечами. — Ответов всего два, это не так страшно.

— Я ничего не понимаю. Если ты идешь искать что-то, значит, считаешь, что это есть, иначе выйдет, будто мы ищем черную кошку в темной комнате, заныкавшую иголку в стог сена, которую мы тоже, кстати, ищем!

— Крокодил же — или кто он там — пришел откуда-то. Вот я и хочу посмотреть на место его обитания.

— Чтобы он цапнул тебя за ногу?

— Но это только в случае, если он там есть. — Мы обменялись многозначительными взглядами и как раз подошли к месту, где я обнаружила обезглавленное тело Анны.

— И куда мы двинемся?

— Я много читала о крокодилах, — начала я самозабвенно врать, — еще когда была ребенком. Я всегда обожала пресмыкающихся и земноводных. — Ну это больше про Юльку, нежели про меня. Но как-то же надо аргументировать свой интерес. — Так вот, я знаю, что они не отходят более чем на сто шагов от реки, где обитают. Сама эта река должна быть болотистой и медленно текущей. Такие любят и крокодилы, и аллигаторы. — Выдав полученную от Бориса информацию за свою собственную, продолжила: — Нужно пройти сто шагов в разных направлениях. Ясное дело, что на юге реки быть не может, там море и пляж. И мы там все уже успели исходить за эти дни. Я верно рассуждаю? — Старик кивнул. — Значит, начнем оттуда, — показала я рукой на север.

— Согласен. Двинулись.

Минув расположенное слева от нас конопляное поле, мы вошли в зону повышенной непроходимости. Ветви и лианы висели сплошняком и были так крепки, что я жутко жалела сейчас о неимении мачете. Конечно, можно было, отправляясь в путь, попросить у Олега Владимировича нож (что было бы оправдано легендой, по которой я отправилась срезать с пальмы бананы), но после той занимательной беседы просить его о чем-то не хотелось вообще. Причем занимательной она являлась только для нас с Кожуховым и Анькой, остальным же диалог казался бессмысленным. Когда-нибудь я расскажу им все, но не сейчас.

А зачем? Неужели я стала считать людей в лагере своими? Своими товарищами, компаньонами, своей группой… называть можно как угодно. Но почему-то после двух совместных бессонных ночей они мне стали чуть роднее. Во всяком случае, я не относилась к ним так же безразлично, как в первый день шоу.

«Катюха, а ты меняешься!» — сказала я себе и не знала, радоваться такому повороту или нет.

— А как мы понимаем, что не сбились с пути? — решив отвлечься от мыслей о социуме и моем месте в нем, спросила я товарища.

— Видишь, солнце справа. Там восток. Значит, идем куда надо.

— Отлично.

— Шестьдесят три, шестьдесят четыре… — бубнил себе под нос старик.

Это хорошо, что из нас двоих хотя бы один человек не забывает считать шаги. Мне стыдно, но я сбилась еще на двадцатом.

На сотом шаге мы встали как вкопанные и принялись озираться по сторонам. М-да, болотом не пахло. Измученные, порезанные и поцарапанные неприветливыми когтями джунглей, уставшие, потные и грязные, мы находились там же, где и десятки метров назад — в непроходимых зарослях.

— Идемте отсюда, — изрекла я грустно. — Здесь нечего больше ловить.

Неожиданно он со мной не согласился:

— А вот не скажи!

— А что такое?

— Послушай, — приложил он палец к губам.

Я перестала дышать и навострила уши.

— Что-то шумит? Похоже на плеск воды.

— Именно. Это оттуда, — показал он на запад. — Идем.

Мы шли еще столько же или чуть меньше, пока заросли не поредели, а под ногами не начало хлюпать.

— Болото?

— Не знаю, — голос старика был растерянным. Казалось, он не понимает происходящего.

Мы прошли еще немного, заросли совсем отступили, и вскоре тропа, ставшая размытой жидкой грязью, вывела нас… к реке!

— Не может быть! — воскликнул Сан Саныч. — Вот здесь он и живет.

— Ну не знаю. Не маловато ли для него пространства?

Мое замечание было обоснованным. Река, почти сплошь поросшая илом, была весьма неширока. Дальше, к северо-востоку она еще сужалась. Но если крокодил выполз раньше, и прополз до места происшествия сто человеческих шагов к юго-востоку… Это могло произойти.

— Меня больше интересует другое — что здесь плескалось?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Лягушки? Ужи? Вряд ли что-то очень крупное.

— Пройдемся вдоль берега? — предложил старик. — Дальше к западу? Или боишься?

— Я ничего не боюсь, — заверила я и первая пустилась в путь.

— Ты все-таки смотри. Я пожилой, мне все равно, если мою голову отгрызет какой-нибудь мутант. А ты молодая и красивая. Да и как ты будешь смотреться без башки? Без башки тебе не пойдет. И замуж не возьмет никто такую.

Я захихикала:

— Да ладно, какой мужчина откажется от молчаливой жены! Рта-то у меня не будет.

Так мы шли на запад по берегу илистой речушки, временами погружаясь по пятку в грязную жижицу и уповая на то, что здесь нет трясины.

Через пять минут оказалось, что сужение реки к востоку было лишь иллюзией. На самом деле, такой река и была, просто в одном месте, которое мы видели вначале издалека, она была чуть шире, но дальше возвращалась к своим исходным полутора-двум метрам в ширину.

— Ну что, возвращаемся? — почесывая укусы еще более назойливых и кровожадных в этой части джунглей, чем в пляжном районе, москитов, предложила я, уставшая от ходьбы и бессмысленных поисков.

— Да, — согласился спутник, и я уже совершила шаг в обратном направлении, как вдруг что-то привлекло мое внимание.

— А что это там, под камнем? Видите, белеет?

— Да. Там определенно что-то есть. Уж не будущее ли потомство злобного крокодила?

Я пожала плечами. Хотя формой яйцо это никак не напоминало. Скорее это было что-то плоское, завернутое во что-то белое и спрятанное от посторонних глаз в реке, на всякий случай придавленное небольшим булыжником.

Мы подошли и сдвинули камень. Да, я была права. В кусок белой с темными разводами в некоторых местах простыни завернули какой-то большой и тяжелый плоский предмет.

— Разверните его, — попросила я, угнетаемая непонятно откуда взявшимся нехорошим предчувствием.

Сан Саныч вынес сверток подальше от реки на берег, положил на влажную землю и начал разворачивать.

— О боже! — я стиснула рот руками.

— Что за… — помощник отпрянул от предмета и поднялся. — Что за… Да что же это такое здесь творится?!