Город Бабра

Маргарита Краска

Аспирант по имени Майдар – заядлый материалист. Однажды он увидел проходящую мимо девушку с волосами цвета радуги, пошел за ней и попал в водоворот интересных, местами веселых, а иногда и откровенно жутких событий.Он узнал о том, что Иркутск полон чудес! Сказки о местных духах оказались суровой реальностью, Байкал открылся с новой стороны, Бабр ожил и рассказал свою историю. А еще Майдар встретил замечательную рыжую собаку, которая умеет разговаривать… но не хочет!

Золотая собака

Человек собаке друг,

Это знают все вокруг.

Понятно всем как дважды-два,

Нет добрее существа.

Песня из м/ф

«Бобик в гостях у Барбоса»

Походка Аркабалены смущала и раздражала меня: при каждом шаге она слегка подпрыгивала, как маленький ребенок, и глупо размахивала руками в такт шагам. Я слегка отстал, чтобы не позориться.

Мы дошли до Иркутского областного краеведческого музея, в котором я был уже раз пять, не меньше. Через дорогу располагался главный корпус нашего универа, в котором я бывал не сосчитать сколько раз. Ничего особенного здесь увидеть я не мог. Разве что она присвоит магические свойства очередному памятнику культуры-архитектуры.

На светофоре возле перехода через улицу Гагарина, отделяющую нас от самой набережной, пришлось поравняться с моей проводницей. Я покосился на Арку — она смотрела в сторону памятника Александру III. Точнее, на большую группу людей посреди сквера.

Когда мы пришли туда, Аркабалена схватила меня за руку и потащила вглубь толпы. Я и моргнуть не успел, как оказался в первом ряду, среди свистящих и гудящих взрослых и детей, среди хохота и аплодисментов.

Весь восторженный гвалт предназначался герою, выступающему посреди импровизированной сцены — небольшого помоста из деревянных досок. Там прыгала, кружилась на месте, звонко лаяла пушистая, светло-рыжая, дворовой породы собака со смешным черным пятном вокруг глаза, делающим ее похожей на пирата с повязкой. В зубах она держала обруч, украшенный огненно-красными платками, имитирующими пламя. Собака подбросила его высоко в воздух, примерилась, перебирая лапами, и прыгнула прямо в кольцо, пока оно еще было в воздухе, затем в мгновение ока развернулась и снова поймала обруч зубами.

Толпа ахнула. Дети завизжали и покатились со смеху, их родители полезли за кошельками в сумки, а я удивленно приоткрыл рот и внимательно разглядывал сцену, пытаясь разгадать секрет отличного фокуса.

Тем временем собака аккуратно поставила обруч ребром на землю и прыгнула на него, как на колесо, и, неизвестным для меня способом удерживая равновесие, поехала, перебирая лапами взад и вперед по тонкому ободу.

Проехав так пару кругов, собака спрыгнула с обруча на задние лапы, как человек, и, стоя таким образом, нырнула в него носом. Затем пушистая артистка, продолжая стоять на задних лапах, вращая головой, стала крутить обруч вокруг своей шеи, что я еще мог как-то себе представить и даже как-то объяснить, если очень постараться. Но потом обруч скользнул вниз, на собачью талию, и она продолжила вращать его, двигая бедрами. И вот тут я окончательно ошалел. Мои познания в собачьей анатомии, мягко говоря, никак не увязывались с тем, что наблюдали мои глаза. Я не удержался и сделал несколько фотографий, надеясь потом, после выступления, рассмотреть их внимательно на наличие веревок или механизмов, помогающих собаке выполнять такие невероятные трюки.

Толпа взорвалась восторженными криками, а я искал глазами дрессировщика — организатора этого великолепного шоу. Очень хотелось расспросить, как он это сделал, как вообще можно так здорово обмануть человеческое восприятие. Поймал себя на том, что смотрю на собаку и ее теоретического дрессировщика с неприкрытым восхищением, как и все окружающие меня люди, и по лицу моему расползлась самая настоящая искренняя улыбка. Я сделал еще пару фотографий артистки, позирующей сейчас на сцене.

Собака сделала реверанс, подогнув под себя заднюю лапу, при этом передней указывая на край сцены. Там лежала мятая коричневая шляпа, в которой кроме монет были и бумажные купюры.

Я тут же полез в кошелек, у меня не возникло ни единого сомнения в том, что за такое представление нужно платить, и чем больше, тем лучше. Единственное, о чем я переживал, так это о том, чтобы хозяин не пожалел денег на любимые лакомства для своего артиста, а не заграбастал все до копейки себе в карман.

Я остался ждать дрессировщика, чтобы самостоятельно в этом убедиться. Я наблюдал за собакой: куда же она побежит? Где же ее невидимый дрессировщик?

Рыжая собака подобрала шляпу, заполненную деньгами, и, виляя хвостом, побежала в сторону Аркабалены. Я истерично заржал.

Нет, ну а кто еще? Ну, ведь ожидаемо же, разве нет?

Я хохотал сильно, с надрывом, возможно со стороны мой смех казался искусственным, но я не мог остановиться. Я чувствовал, как с каждым спазмом диафрагмы из меня выплескивается злоба и ощущение безысходности.

Аркабалена, не обращая на мой приступ истерики никакого внимания, забрала у собаки головной убор, переложила деньги из него себе в карман, а затем водрузила шляпу на рыжую собачью голову. Это было так мило, что я достал телефон и снова сфотографировал артистку.

Девушка присела рядом с собакой, стала гладить ее и чесать, а собака, виляя хвостом и вывесив язык, с удовольствием подставляла бока.

Мне стало неловко за свой продолжительный и странный смех и, чтобы как-то разрядить обстановку, я задал вопрос, ответ на который был и так очевиден:

— Это твоя собака?

— Ну, что ты, нет. Она мне не принадлежит. Ее зовут Шара. Мы когда-то с ней подружились при очень странных обстоятельствах. Если расскажу — не поверишь!

Я снова рассмеялся:

— После такого выступления во что угодно поверю! Это ты ее научила этим трюкам?

— Нет, она сама придумала. Шара очень талантливая собака. Просто невероятно, сколько радости она дарит жителям города своими выступлениями.

Нашу беседу прервала смешная рыжая девочка с веснушками. Она тихонько потянула Аркабалену за рукав:

— Извините, а можно сфотографироваться с собачкой?

— Конечно, можно!

Шара безо всяких дополнительных команд, виляя хвостом, подошла к девчонке и села рядом в позу зайчика, скрестив лапы на груди. Арка пару раз сфотографировала их вместе. Собака гавкнула и приняла новую позу: встала на задние лапы и обняла девочку.

Аркабалена покачала головой:

— Шара, ну ты и зазвездилась! Еще немного — и начнешь автографы раздавать! — Аркабалена еще пару раз щелкнула камерой и скомандовала: — Давай, пошли. Я хочу тебя познакомить с моим новым другом.

Меня официально представили собаке:

— Шара, это Майдар. Майдар, это Шара.

Шара кивнула. Да, да. Собака самым натуральным образом кивнула. Просто невероятно. Аркабалена явно скромничает, ее таланты дрессировщика превосходят все мои представления о человеческих возможностях.

Я протянул руку, чтобы погладить Шару по рыжей, почти желтой спинке. Она внимательно посмотрела на меня своими карими глазами. Шерсть собаки была какой-то очень теплой, почти горячей. Видимо, перегрелась на солнце.

— Пойдем в тень? — предложил я.

Аркабалена согласилась, и мы отправились к скамейкам в тени аллеи.

— Как ты научила ее всем этим трюкам?

— Я же говорила, я не обучала Шару. Она сама решила выступать, сама разработала программу и, как видишь, прекрасно справляется! Такая молодец, — девушка почесала собаку за ухом, — и не скажешь, что когда-то люди собирались толпами с вилами и факелами, чтобы изгнать этого ужасного злого духа из своего селения.

Я лишь покачал головой в ответ. Ну не хочет радужная девушка раскрывать свои профессиональные секреты, что поделаешь. Имеет право.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Аркабалена, когда мы уселись на скамейку в тени.

Я прислушался к своим ощущениям. Кажется, мне становилось лучше. Я настолько увлекся представлением, что совсем забыл про свои переживания. Но фоном я все еще чувствовал беспокойство. И погода была по-прежнему отвратительной. Теперь раздражающий мелкий утренний дождик сменился жарким невыносимым солнцем. И это при том, что я в норме вообще-то люблю жару. Да и дождь тоже… Обычно. Да, какой бы бред Аркабалена не несла о загадочных монстрах-мангатхаях, но со мной действительно было что-то не так. Не такие реакции, как обычно. Раздражает и бесит то, что всегда воспринималось нормально. И зрение странно себя ведет. Из всего многообразия ситуаций оно отфильтровывает и доносит до мозга только гадости или сигналы опасности. Как будто отключили мое восприятие прекрасного, и работает только глубинная часть мозга — миндалевидное тело, которое отвечает за основные животные реакции «бей или убегай». Тут опасно, тут страшно, а это — гадко, а значит, тоже опасно. А все остальное — по боку.

Я ответил ей:

— Не знаю, честно. Сложно сказать, потому что сложно отделить нормальное от ненормального.

Аркабалена восхитилась:

— Невероятно! А ведь ты и правда уже почти в порядке. То, что ты в принципе способен анализировать свое состояние, это уже просто нереально круто! Да, похоже, такими темпами до конца этого дня ты уже восстановишься. Ты крут! С мангатхаями мало кто справляется так легко. Да что там, многие и со своими внутренними мангатхаями не справляются, так и ходят все время буками, и видят вокруг только плохое. Какой же ты молодец!

Мне показалось, что она сильно перегибает палку. Это я-то молодец? Мой идеал — это контроль эмоций, а лучше вообще их отсутствие. А тут — полный набор переживаний среднестатистического подростка в пубертате. Расклеился конкретно. И ладно бы, хорошие одолевали, так нет. Гадость всякая в голову лезет. Я грустно усмехнулся. Аркабалена правильно поняла мою реакцию.

— Ты, наверное, думаешь, что я специально тебя нахваливаю, чтобы поддержать. И да, ты прав. Специально. Специально говорю вслух то, что думаю, а не просто прокручиваю в своей голове. А думаю я на самом деле именно то, что говорю. Есть у меня такой недостаток, знаешь. Должен же быть у меня хоть один недостаток, а?

Я невольно расплылся в улыбке. Так мило и наивно это прозвучало. С самооценкой у барышни все в порядке. А вот у меня — нет. Хоть плачь. Чувствую себя уродом и морально, и физически.

Аркабалена спросила:

— Расскажи о своей встрече с мангатхаями. Ты ведь уже можешь говорить об этом, правда?

— Да какая встреча. Просто я упал и ударился головой, еще и испачкался. И настроение теперь ни к черту, вот и все.

Аркабалена нахмурилась, разочарованно вздохнула:

— Как же сложно с тобой, ничего тебе невозможно объяснить, тебе не хватает широты мышления, чтобы это понять. Живешь в своем мирке, в своем коконе из убеждений. И ничего кроме не воспринимаешь.

Я подскочил со скамейки. Какого черта она себе позволяет? Это она здесь узколобая дура! Мне так много всего одновременно хотелось высказать, что я не нашел слов и молча стоял, как идиот, злобно пялясь и пытаясь прожечь наглую девчонку взглядом.

Потом все-таки подобрал слова, они мне показались достаточно остроумными на тот момент:

— Судя по твоим высказываниям, нас разделяет пропасть в образовании. Так же, как я не могу объяснить обезьяне теорию вероятностей, тебе не смогу объяснить, что никаких научных оснований верить в демонов — нет.

Аркабалена спокойно ответила:

— Извини, я думала, что ты уже готов поговорить об этом. Пожалуйста, не сердись. Я не хотела тебя обидеть. Просто, кажется, я растеряла навык коммуникации с людьми за то время, пока… Но все-таки расскажи про свой… ладно, удар по голове. Что ты видел?

Я уселся обратно на скамейку и стал рассказывать. Все-таки есть какая-то магия в девушках, способных вот так просто и искренне сказать: «Извини».

У Аркабалены округлились глаза, когда я заговорил о странной старухе. Она воскликнула:

— Это же сама Маяс Хара! Она что-нибудь говорила? И как ты от нее ушел вообще?

— Ну, я схватил свою копию за руку, стал оттаскивать в сторону и при этом громко матерился.

— Матерился? — Расхохоталась Аркабалена. — Ну ты даешь! Русский мат — оружие против темных сил!

Я угрюмо покосился на девушку. Она, отсмеявшись, продолжила:

— Вообще, конечно, странно. Мат против вредных домовиков — это еще куда ни шло, но чтобы он помог уйти от бабушки Маяс… Она точно ничего больше не говорила?

Я отрицательно покачал головой. Аркабалена вздохнула:

— Старая ведьма давно имеет на меня зуб за то, что я изолировала некоторых ее детей, а кое-кого так вообще ненароком перетянула на свою сторону. Но навредить мне лично она не может. А вот людям, которые меня окружают… Я так давно воздерживалась от контактов с людьми, чтобы не подвергать их опасности, но на тебе система сломалась. Я расслабилась, перестала воспринимать всерьез эту угрозу, да и твой белый халат меня заинтриговал. Прости меня…

Какие же все-таки странные фантазии у этой барышни! И как ее до сих пор не забрали на Гагарина? Я нервно сжал кулаки и отвернулся.

Рыжая собака подошла, положила голову мне на колени. Тоже, значит, поддерживает. Специально. Ну, ладно. Я стал чесать ее за ухом, перебирать теплую мягкую рыжую шерсть. Вспомнил, что на ее голове была шляпа, когда мы шли сюда. И когда она ложилась под ноги Аркабалены, кажется, тоже. Я посмотрел вниз, под скамейку.

— Что ты ищешь?

— Шляпу. На Шаре была шляпа, разве нет?

Девушка задумалась. Сказала:

— Да, кажется, была. Наверное, Шара убрала ее.

Я опешил:

— Куда?

Аркабалена пожала плечами:

— У нее так всегда. Вещи то появляются, то исчезают. Это же Шара.

Как же она меня бесит, как же бесит. Я изо всех сил пытался не сорваться и не наговорить опять гадостей. Снова стал очень медленно дышать, считая каждый раз до пяти, представляя себе, как с каждым выдохом из меня выходит злость.

Аркабалена восхищенно смотрела на меня, как будто я прямо сейчас совершал какой-то невероятный подвиг, спасал не меньше десятка котят одновременно, как минимум.

И это еще больше меня разозлило. Нашлась мать Тереза! Эпишура ракообразная!

Я вскочил, подскочил к ближайшей урне и со всей дури пнул ее ногой. Урна закачалась на подвесной установке, явно предназначенной для удобного вытряхивания мусора. И антивандальной заодно, чтобы урну не утащили. В нашем сраном городишке все время тащат все, что надо и не надо. Я стиснул зубы и снова пнул урну, и еще раз, и еще. Урна раскачивалась, и последний удар получился взаимным. Я взвыл от боли и запрыгал на одной ноге. Меня-то за что?! Я же не вандал!

Аркабалена и собака с интересом наблюдали за этой сценой, обе слегка наклонили головы вбок, в одну и ту же сторону.

Боль отрезвила меня, и злость наконец-то улетучилась. Теперь я думал лишь о том, какой я идиот, и как по-идиотски сейчас выглядел. Стыд — не идеальное состояние, но это все же лучше, чем гнев.

Арка вовсю улыбалась, да и собака, кажется, тоже. С материнской гордостью в голосе она произнесла:

— Ты и правда чертовски хорошо справляешься. Еще немного радости, и будешь в порядке. Знаешь, ты мог бы поехать на Байкал, чтобы быстрее восстановить силы и отрастить защиту на случай, если Маяс снова захочет добраться до тебя!

— Действительно, почему бы не потолкаться в толпе туристов. Это же так весело, — буркнул я в ответ.

— Причем тут туристы? Какое тебе дело до других людей? Байкал — огромный, он, по сравнению с человеком, почти безграничный. Сила его практически неисчерпаема.

Я хохотнул:

— Ну да, в сравнении с человеком и правда огромный. Ты знала, что, если все человечество утопить в Байкале, его уровень поднимется всего на пару сантиметров?

Аркабалена в ужасе замотала радужной головой:

— Зачем топить всех людей, ты что? Я говорю о том, что энергия озера безгранична, и сколько угодно человек могут одновременно ее брать, с него не убудет. Разве что не всем ее дают, эту энергию. Байкал — могущественный и строгий хозяин и неуважительного отношения к себе не терпит. Но ты же, как я поняла, как раз его изучаешь, а такое внимание ему наверняка приятно. Так что давай, езжай.