Мысли мамы, или Как не загнать себя в угол

Маргарита Клочкова, 2022

Хотелось вам когда-нибудь узнать, о чем думает такая же женщина, как и вы, о детях, материнстве, семье? Задумались? Думаете, что такое невозможно? Тогда открывайте скорее книгу “Мысли мамы, или как не загнать себя в угол”. Вы непременно узнаете в героине себя и в какой-то момент вы станете частью книги: – будете заниматься сексом на полу в кухне, и ощущать прикосновения, испытывать возбуждение, – прочувствуете всю боль от потери близкого человека и не сможете остановить поток слёз, – ощутите отчаяние от того, что не знаете причину плача ребенка и никак не можете ему помочь,– а вот вы уже чувствуете радость от того, что ждете второго малыша,– или негодуете, очень НЕГОДУЕТЕ (да вы просто в бешенстве), потому что утром снова нашли его на полу… Да, да… его… мусорное ведро. Почему оно там? Хотите знать? Тогда скорее читайте! И вы еще не раз удивитесь, разгневаетесь, посмеётесь, поплачете и все это на одной странице. Потому что эта книга о женщине, про женщину и для женщины.

ГЛАВА 2. «ОПЫТ» ПРОДОЛЖАЕТ ИСПАРЯТЬСЯ

04.11.2014

— Почему об этом не пишут в книгах по комфортному материнству, а? Кто ответит? Зачем мне сдались эти мнения про пользу совместного сна? Дайте правду, правду будущим матерям. — Если я стану мамским депутатом, то именно такими будут мои лозунги. — Почему нет параграфов, посвященных тому, как ребёнок, лезет, допустим, к туалетному ёршику, как к самой любимой игрушке? И как успокоить себя, если он вылил весь твой шампунь в ванную.

Но это сейчас я веселю сама себя, придумывая такие лозунги и вспоминая сегодняшнее утро, а вот часов пять назад мне было вообще не до шуток, я будто осознавала, что «всё то, что было за год, — это цветочки, а вот сейчас прям «ягодки», ягодки созрели.

Я спокойно стирала в раковине трусы и носки после рисования, радуясь, что уже успела убрать ватман, краски и подтереть пол.

Стирала с мыслью, что вот ещё немного осталось, потом покормлю сына, и можно передохнуть, но тут в ванную зашло нечто.

Я повернула голову и не могла сначала выдавить слова, просто тяжело сглотнула, пытаясь, понять, как всё это могло случиться, ведь меня не было на кухне всего минуты три-четыре.

И этого времени хватило Паше, чтоб взять пачку какао, открыть его, измазать этим чертовым какао с ног до головы себя, открыть морозилку и посыпать этим же какао (чего его так много-то) рыбу, печень, рёбрышки свиные, потом, видимо, опять себя для надёжности, пол на кухне, мое новое пальто, что весело в коридоре на вешалке и зайти ко мне в ванную с такой очаровательной улыбкой.

Смотрю на него и реально немею, такое ощущение, что какао была не пачка, а огромный вагон.

Как мантру повторяю себе, так… надо глубоко дышать, сын просто исследует мир, Лен, принимай это как данность, вернее вымой сына, пол, холодильник и уже принимай как данность.

— Паш, ну и зачем ты сыпал это какао? Ответь? — бормочу я ему, снимая футболку и трусы, которые только-только надела после рисования. — Чего улыбаешься мне, любимыш, а? Зато, знай, ты так вкусно сейчас пахнешь, как лучшая в мире конфетка.

Мы вышли из ванной, я на цыпочках несла Пашу в кухню, чтоб самой не измазаться особо в какао и прям голого посадила в детское кресло, чтоб он не совершил новых подвигов.

— На яблочко, хорошо? Сиди и грызи. А я начну отмывать всё. Видишь, все в какао. Стоп! Сыпать какао… — тут я подвисла, подбирая слова «сыпать какао — опасно», нет, «сыпать какао — вредно», тоже нет, тянуло сказать: «сыпать какао нельзя, но нельзя говорить нельзя, я ж об этом читала», а потом пришло озарение, и я быстро добавила. — Сыпать какао на пол — плохо. Становится грязно. Какао надо есть.

Паша хрумкал яблоко, а я пыталась отмыть куски мяса, но не тут-то было, свинина будто покрывалась корочкой изо льда и впечатывала в себя какао.

Мысленно, чего скрывать, я начала думать, что если бы Катя не сказала нам к следующему уроку сделать этого чертова ёжика из теста, то ничего бы не произошло.

Паша радостно хрумкал, а я сметала в совок какао, как вдруг услышала резкий звук, а затем почувствовала характерный запах.

— Блядь, да что происходит? — резко вырвалось у меня, и я испугалась, что сын услышит ругательство, но он был занят, он обмазывал себя снова, и уже не шоколадом. — Фу, Паша, Пашуня, не трогай, это твои какашки. Стоп.

Я думала, что заплачу от всего этого, потому что ещё с какао не разобралась, а тут новое — привалило.

Я несла Пашу снова в ванную, думая, а где в этих хвалёных книгах о материнстве пишут про то, как ты отмоешь ребёнка от какао, посадишь в кресло голым перекусить, думая, что так он точно под присмотром, а он… Он возьмёт и сходит в туалет под себя… Прям так, будто с рождения терпел, и тут выдал порцию побольше, что аж по ногам вниз потекло, благо в рот не попало. Почему об этом нет книг, ну? Кто мне ответит? Может, Катюша? Или это уже надо читать в книгах про дискомфортное материнство?

Вопрос остается открытым, я повторно отмывала сына, понимая, что даже не могу особо ничего говорить, а во всей квартире стоял тлетворный запах дерьма и шоколада, который объединялся в особые непередаваемые нотки материнства.

07.11.2014

Готовлю ужин, а пахнет какао или шоколадом, и неважно, что я готовлю все эти дни.

И вот я заношу очередной раз нож над луком, как осознаю, что тишина вокруг неспроста.

— Паш, Паша, — кричу я, вытирая руки прям об себя и выходя из кухни, дверь в туалет открыта, ох неспроста это. Заглядываю, а там довольный Паша активно ручками утрамбовывает в унитазе мою белую кофту, достаю ее, а под ней чехол от зонта и глянцевый журнал, который подарила свекровь ещё летом.

Я сажусь на колени, поворачиваю к себе сына, выдыхаю и медленно произношу:

— Паша, на унитаз надо ходить в туалет, понимаешь? Ничего сюда не кидать! Понимаешь?

А он улыбается, будто проверяет все оттенки моего терпения, вывожу его из туалета, несу в стиральную машинку белый модный свитшот с одной единственной мыслью:

Не уверена, что привыкну к запаху кофты с мочой, как к тушеной только что на ужин печени, пахнущей какао!

12.11.2014

— Зачем вы полетели с таким ребёнком отдыхать? — этот вопрос пассажирки из самолёта стоит у меня в ушах, и я пытаюсь понять, как могла корректно ответить на него, пытаюсь понять, не особо вглядываясь в зелень пальм, что так радуют глаз, в солнце, что светит ярче счастья, пылающего изнутри.

Мы на море! Впервые втроём мы на море.

Я так хотела и ждала этой поездки, и мы на море.

Наше решение лететь из — 15 в +37 с годовалым ребёнком не поняли мои родители. И это было удивительно даже, они особо не лезут в воспитание внука, мягко говоря, видели его раз шесть, полагая, видимо, что я отлично справляюсь сама, но тем не менее для них было неожиданно наше решение полететь отдыхать и мама стала вздыхать: «не надо лететь, потому что это вредно для здоровья. Он ж всё равно ничего не запомнит, поэтому до 3 лет отдыхайте рядом с домом».

Наталья Леонидовна тоже не особо хотела, чтобы мы летели с Пашей, хотя не говорила это открыто вслух, она просто предлагала нам полететь вдвоём, подкрепляя это словами:

— Лен, устроите себе с Димой романтику, долгие прогулки под тропическим небом, второй, можно сказать, медовый месяц. Давай я отпуск возьму на работе, заодно буду тренироваться быть «домашней бабушкой», пенсия ведь моя — не за горами.

Но мы полетели втроём, и я не жалею об этом, но пассажиры, думаю, жалеют. Очень.

Девушка-подросток, сидящая недалеко от нас, закрывала демонстративно руками уши.

Пожилая пара шепталась и цокала, каждый раз, когда Паша улыбался им.

А грузный высокий мужчина, которому по стечению обстоятельства досталось место рядом, на моё «ой, извините, сын снова вас случайно ногой задел» проронил:

— Пусть пинает, лишь бы снова громко не пел что-то на своём тарабарском и не скакал по салону как слон.

Когда он сказал это, то вспомнились его оптимистические слова мне в самом начале полёта:

— Я со своим тоже с самого рождения летал. Сейчас наберём высоту, ваш на облака посмотрим и уснёт, а там уже и посадка, поверьте моему опыту.

И его отцовский опыт не имел никакого отношения к опыту нашему: моему и Димкиному.

Сын просто вёл себя при перелёте, при этом ночном перелёте, как дома: любознательно ходил, ходил все восемь часов, спрашивал что-то, пел, радостно кричал, трогал другие кресла, пытался ползать по проходу, между креслами и под ними, и он не кричал, только если мы его брали на руки и просили посидеть.

В итоге стюарды решили «подыграть» Паше, и он, типа вместе с ними раздавал всем еду, как взрослый.

Я понимала по глазам пассажиров, что жизнь не готовила их к такому перелёту на море.

Что хочется сказать в своё оправдание?

— Жизнь меня тоже не готовила к такому сыну.

Я ожидала, иного расклада, и я до сих пор не могу смириться, что быть мамой — это тебе не «начитаться умных книг и четко по данным там советам воспитывать идеального ребёнка».

А ещё можно добавить в своё оправдание, что Паша просто ходил и ползал по салону, не облизывая никому обувь, да он даже ничью кофту в унитазе не замочил, ничего не раскидал. Идеальный ребёнок, ну почти.

Мои мысли прервал поцелуй, Дима губами коснулся моего плеча, я перевела на него взгляд, он улыбался, держа на руках спящего сына.

— Дим, меня на выходе одна женщина спросила, зачем мы полетели с таким ребёнком отдыхать?

— Я слышал, Лен. Не бери в голову. Ты думаешь, нам дома в небольшой квартире отдыхалось бы лучше!? Да, эта женщина уже сейчас о тебе забыла, посмотри лучше вокруг, нас ждёт две недели морского счастья втроём.

— Думаю, Паша ничего не запомнит с этого отдыха.

— Главное, мы это запомним, запомним и потом расскажем ему!

Муж прав. Всё хорошо. Мы поступили верно, надо слушать своё сердце, а не советы людей вокруг, да и голос разума вообще часто врет, мне кажется, особенно, если это касается детей:

— Дим, а я где-то читала, что сердце креветок в голове, представь, было б так у людей.

— Лисенок, давай лучше ты представишь хотя бы на эти две недели, что креветка, и будешь меньше думать свои умные мысли.

Я рассмеялась, обещая, пожалуй, невозможное.

14.11.2014

Не помню, кто из великих сказал, что счастье (или что-то там ещё) в глазах смотрящего, но именно эта фраза крутится у меня в голове: столько восторга и радости я вижу в глазах сына, столько эмоций, ради этого стоило лететь восемь часов, и даже больше.

Лучи солнца пробиваются через ветви пальм, падают мне на ноги, я пью коктейль, стоя, и любуюсь своими мужчинами, сын гордо сидит у папы на руках, пока тот кружит его в бассейне.

Всё, абсолютно всё время уходит на игры с Пашей, вдвоём мы не плаваем, тяжело было бы представить сейчас ещё одного ребёнка, ведь за три дня отдыха я ещё ни разу не позагорала, мы копаем песок, дуем на воду, хлопаем в ладоши в море, строим замки, считаем палочки, что находим на пляже.

И сегодня утром я заметила Нечто: в бунгало неподалёку живет американская семья, кстати, нетипично стройные, и вот у них четыре, целых четыре ребёнка.

Я сначала глазам не поверила, когда мне Дима показал, подумала, подошла и, как дура, спросила, все ли дети их, на что мне мужчина ответил, улыбаясь:

— Обычно мы с женой на море чужих детей возим, собирая по штатам, в следующий раз можем взять вашего, хотя нет… на ближайшие три года уже расписано. Вас записать на ноябрь 2017? А потом как рассмеется.

Оказывается, зовут его Хэсли, и реально у них четыре ребёнка, старшему одиннадцать, младшей — всего три.

А что самое удивительное, Хэсли и его жена выглядят порой расслабленнее, чем мы с Димой, будто они осознали что-то в родительстве, что написано между строк.

Хэсли бегает с ними в догонялки, дети дают маме отдохнуть на лежаке, прям как в фильмах про счастливые семьи; нет, безусловно, у нас тоже крутая семья, но вот пока я разговаривала с Хэсли, а муж пил воду, то наш сынок успел сожрать полтюбика крема для загара…как тут расслабиться?!

16.11.2014

Знание английского мне очень помогает, минут двадцать в игровой болтала с австралийкой, та привела сюда внучку…Заметила их ещё на завтраке, сидят всей большой семьей, шесть взрослых и девчушка лет двух, едят, о чем-то задорно болтают. А у нас тут так и не получается поесть семьей, едим мы с мужем по очереди: сначала он ест, вернее «на скорость вкидывает в себя еду», а я в это время гуляю с сыном по фойе отеля, затем приходим мы с сыном, кормим сына, отслеживая, чтоб он не скинул на пол тарелки, не тянул скатерти, не разбрасывал на пол специально рис, потом Дима с Пашей уходят, и начинается мое «мамино время»: я иду делать себе кофе, заказываю свежевыжатый сок из мандарина, и кажется, что не будет сегодня снова гонки под палящим солнцем…гонки взрослых за одним маленьким юрким хомячком.

Так вот сидим мы с бабушкой из Австралии, болтаем, она спрашивает такие типичные вещи, что понимаешь: неважно, где родился малыш, а заботы у всех одинаковые — хороший сон, питание, развитие.

И в конце произносит:

— Зачем вы в такую жару ребёнку носки надеваете под сандалии? Нога же потеет, если обувь из натуральной кожи хорошего качества, то мозоли не натрет, а так малышу комфортнее будет

А я реально не знаю, зачем надеваю, все вокруг надевают, ещё, правда, многие и шапки летом детям норовят натянуть, но тут я не настолько «старовер», а вот про носки в обувь летом задумалась.

Не бывает случайных встреч, каждый человек, как песчинка, из которого мы складываем пляж всей жизни.

И вот с сегодняшнего утра Паша гуляет по пляжу, да везде, на босую ногу, и ему хорошо, дельный совет прям, и кто б мог подумать, что даст мне его человек, живущий на другом континенте.

18.11.2014

Это событие я не забуду Никогда! Старая стану, а буду вспоминать, вот те Крест, то есть «вот мне Крест».

Впервые за шестнадцать месяцев после родов я спала, спала всю ночь.

Целиком и всю ночь.

И Дима спал, мы все спали; море так утомило сына, что он вырубился настолько крепко, что его не разбудил ни тропический ливень, ни мой истошный крик, когда я увидела, как по стене на балконе ползет огромная ящерица размером с крысу, ей-богу.

Мы сидели на балконе, а это единственное место, где мы можем уединиться вдвоём вечером, наслаждаясь отдыхом на море и отдыхом от суеты, что создаёт днём сын.

Я пила коктейль цвета лазури, который мы заказали вместе с крабами в номер, вдруг слышу шорох и Димино: не поворачивай голову, сейчас я сфотографирую такую тропическую красотку.

И я, дурында, сижу улыбаюсь в камеру его телефона, думая, что это он обо мне, поворачиваю голову налево, а на меня косится эта тропическая сучка, нет иного слова этому созданию, и тут я превратилась из Лены в Серену.

Так громко, мне кажется, я никогда прежде не кричала, это был животный вопль от страха и неожиданности, но, как ни странно, он не разбудил сына, поэтому я никогда не забуду эту ночь, ночь, когда я впервые выспалась.

21.11.2014

Возвращаемся с моря без сил (мы с мужем — точно), Паша с кругами бежит, подпрыгивая по коридору, находит дверь в наш номер, сам открывает электронным ключом, а ему чуть больше года, вот они, современные дети, да любые дети, готовые учиться, когда это интересно.

В общем, открываем дверь в номер, я разуваюсь, мечтаю о душе и полежать, сквозь прозрачное стекло ванны смотрю, как мои мальчишки играют подушками, Паша оступается, летит вниз, ударяется головой о прикроватную тумбочку из цельного дерева, и кровь…много крови кругом.

Прям голая я выскакиваю, чтоб спасать сына, поскальзываюсь на мокром полу, падаю, выставив руку для смягчения удара…больно локтю, встаю, бегу дальше, кажется прошла вечность, немного темно перед глазами, и только детский плач, поднимаю взгляд, голубая футболка Димы алая от крови сына…

Вот мы уже мчим со страховкой к такси и в госпиталь, Пашуня уже почти не плачет, только всхлипывает, кровь капает на плечо мужа, я вытираю всё пелёнкой, испуганный таксист мчит быстрее.

Я от страха или стресса не могу сказать ни слова на английском, а у меня ведь красный диплом, экзамены на «отлично», а все что я выжимаю из себя сквозь слёзы и заикания это — «it’s my son. He…he..», но доктор все понимает, вызывает штатного переводчика, тот объясняет, что просто немного разорвано ухо, наложат два шва, сотрясения нет, и предлагают мне успокоительное.

Вот и первая травма у моего боевого сына, прям как боевое крещение.

26.11.2014

— Вы воспитатель из детского сад? — произнесла, улыбаясь высокая симпатичная женщина с длиннющими волосами цвета песка, поглаживая голову своего сына, ребёнка лет трёх.

Я, окружённая кучей детей, подняла на неё взгляд и отрицательно замахала головой.

— Я так подумала, — продолжила она, — потому что смотрю на вас все эти дни, вокруг вас всегда много детей, игры им какие-то организовываете, дурачитесь. Мы с мужем лежим и, честно говоря, удивляемся вашей фантазии. Повезло вашему сыну. А я вот не люблю особо детские игры и песок тоже, а вы молодец, деятельная, всех наших с отеля организовали. Прям мама — аниматор. Вам точно в воспитатели надо.

Я продолжила строить с детьми из песка разные фигурки, закапывать листочки, рисовать веточками на песке, а в голове бесконечно крутилась мысль:

Да я тоже, я тоже хотела бы лежать сейчас под пальмой вместе с мужем, а не по очереди; в этот отпуск мы ни разу с ним не валялись на пляже вдвоём: занимаемся Пашей, а заодно и вашими детьми, потому что все мамы, увидев меня «деятельную такую» решили, что им можно спокойно лежать или «втыкать» в телефон…и, вроде, я не жалуюсь, с желанием играю с Пашей, мы с Димой очень хотели отвезти сына на море, но я не ожидала, что вокруг меня будет столько детей, и прям «выбила из колеи» эта вот самая женщина, да вчерашняя дама, пробурчавшая недовольно своей дочке:

— Зачем ты мне несёшь листочки? Вы же с той тетей играете; ей неси всё.

01.12.2014

У Паши первая в жизни простуда, почти боевое крещение.

И если, по сути, не считать угрей, колик, кошмарных зубов и беспокойного сна, это его ПЕРВОЕ «Заболел» в 1 год и 4 месяца. Он был здоров все шестнадцать месяцев, и тут внутренняя кобра (уверена в каждой женщине, помимо тараканов, живет Она)…так вот внутренняя кобра выгнулась и шепчет Язвительно:

ну и где это «плохой иммунитет при искусственном вскармливании?» Где это всё: «смесь портит детей»!

Ни разу не болел почти полтора года, а вокруг при этом хваленном грудном вскармливании у Аленки и Юльки дети все чихали и болели, и сопли «по колено», так может, ты, Лен, и не такая кукуш-ш-ш-ка, раз дала сыну смесь!

Так, может, лучше уж смесь, чем, как Юлька летом в парке, есть бургер с картошкой фри, запивая колой, да и вино себе, знаю, позволяет, а потом эту сиську в рот ребёнку сует, повесив себе орден «я ГэВэшница высш-ш-ш-ей категории»!

Так-так, внутреннюю кобру надо унять, и лечить сына, грустно так, что приболел, лучше б я заболела.

03.12.2014

Шишки, прищепки, перчатки, банки и баночки, вата, крышки, ленты, нитки, замочки, орехи — с этого начинается мое утро… точно не с кофе.

И меня это отчасти радует, что скрывать.

Паша до сих пор не знаком ни с телевизор, ни с планшетом, он не знает о существовании мультиков и видосиков на телефоне, он растёт, познавая мир вокруг, а не узнаёт о мире через экран гаджетов.

Мне, беременной, мало, кто верил, когда я рассказывала, что не буду включать сыну мультики за едой, а я Смогла!

И сама при нем ничего не смотрю, не хочу. Не хочу травмировать его зрение, его мозг, ведь пишут умные люди, что самая большая угроза гаджетов для детей именно в том, что детский мозг не может справиться с восприятием часто сменяющихся картинок, вот и «залипают» дети, широко открыв глаза перед экраном.

И даже это «пишут умные люди» — не так важно, мне самой лучше и спокойнее, не… не спокойнее вернее (с сыном не знаю покоя), а мне как-то морально более комфортно, что моё утро начинается не с кофе под мультики ребёнку, а с шишек, которые мы раскладываем по ячейкам, ниток, которыми мы обматываем стулья и салфеток, которые мы рвём на скорость, и, так играя с Пашей, я будто погружаюсь в его мир, погружаюсь, чтобы понять, как это быть годовалым человеком. А ещё такие игры спасают меня от какой-то внутренней скуки, будто помогают не покрыться плесенью декретницы».

06.12.2014

Год назад я была уверена, что пока сын маленький, елки в доме не будет, ведь это Небезопасно, но это было так давно — о, боже, как давно это было…целый год назад, а будто я лет на десять постарела — и вот мы вчера купили специально невысокую ёлку, чтоб если сын нечаянно ее и заденет, то она ему не навредила, он ведь ещё такой малыш.

А сейчас распаковали коробку, и наш хомячок пытался прыгать, кувыркаться, эмоции прям были выше Эвереста.

Паша брал в руки ёлочные игрушки, с удивлением открывал рот, произнося «оооо», «ааааа», потом резко бежал ко мне обниматься, обратно возвращался к игрушкам, а потом и вовсе начал целовать ёлку. И это ли не новогоднее чудо!?

13.12.2014

Это просто нечто невообразимое, точно! Даже предположить не могла, что такое возможно, и как тут не вспомнить пословицу «Век живи — век учись», но учись по книге под названием «Жизнь».

В общем, Паша роняет ёлку! Специально. По несколько раз в день!

Роняет и смеётся, как хитрый хомяк, надув щёчки, и никакие мои объяснения, показ картинок, что елка должна стоять, а не лежать, НЕ действуют.

И это продолжается уже третий день: сначала он, конечно, случайно, ее уронил, испугался даже.

Помню, сняла с него подгузник, побежала на кухню, начала отклеивать скотч, который держит дверку, где мусорное ведро, стою, ковыряю, вдруг грохот сильный, я сразу поняла — елка рухнула, бегу обратно, боюсь, что Пашу придавило, а он, испуганный, рядом стоит, успокоила, объяснила, что это опасно, ёлку подняла, на ней банты и ленты поправила, думала, на этом история закончилась, но громкое «Ха-Ха» в лицо моей интуиции — и Паша вошёл во вкус.

Он роняет ее ради развлечения, сначала толкал и отбегал, проверяя, куда падает, а с сегодняшнего дня с разгона бежит в неё, выставив руки вперёд, чтоб упала. Вот такой весёлый декабрь нас ожидает.

Подбираю очередной раз с пола шары и думаю, как наивны, черт побери, люди, когда говорят о войнах котов и ёлок.

Так и хочется сказать:

«Да, вы просто Пашу не видели, который, уронив «зелёное новогоднее чудо» лезет на нее сверху, встаёт, как победитель и пытается изображать какой-то танец, а я боялась, что елка для малыша, которому ещё и нет полутора будет Небезопасной, а тут вышло вообще наоборот».

А если перефразировать пословицу «назвался груздем полезай в кузов» так «назвался мамкой, жди от детины конфузов!»

— Паша, стоп! Остановить! Не роняй! Пааааш!

15.12.2014

Попила, блядь, водички!

Вот точно, чему меня научило материнство — материться чаще, благо удаётся вслух порой не закричать это.

Захожу прямо сейчас в комнату и вижу: все, абсолютно все вещи из шкафа валяются на полу, а сверху, как царь горы сидит Он, Довольный Паша!

И в такие моменты я ж должна злиться, типа, снова все убирать надо, беспорядок развёл, а мне смешно, ей-богу смешно от этого.

Вспоминается, как мама запрещала нам с сёстрами доставать пледы и покрывала из шкафа, а мы так-то хотели крепость построить.

Но мама была непреклонна:

— А вдруг они пригодятся? Они ещё и чистые!

А я не помню, чтоб какие-то из этих покрывал вообще когда-то кто-то использовал. Не удивлюсь, если они до сих пор лежат на той же самой полке в шкафу ровной стопочкой, тщательно отутюженные.

Возможно, поэтому меня не злит особо, что Пашуня снова выбросил все вещи из шкафа, будем собирать вместе, заодно и слова повторим: футболка, штаны…

Точно, вот прям сейчас я до конца осознала, что меня не раздражает, что сын выбрасывает вещи, потому что мне это запрещали в детстве, и он сейчас как бы осуществляет ту мою мечту, но меня напрягает то, что он снова утром уронил елку и продолжает переворачивать день ото дня мусорное ведро. Напрягает, это меня очень напрягает, видимо, потому что такой мечты у меня в далёком моем детстве не было. Хе-хе!

20.12.2014

Сын остается верным самому себе, несмотря на выходной встал в шесть утра.

Дима поднял его на руки и унёс в кухню, покормил, и вот уже час тихонько играют в паззлы да конструктор.

Всё, чтобы я могла выспаться.

Просто «выспаться»… как это часто не хватает мамам, забота складывается всегда из мелочей.

Вообще порой мне кажется, что мелочей вообще не бывает. И важно в этом мире всё: и кофе, который ты выпил утром, и улыбка случайного прохожего… Вся наша жизнь, будто эта самая череда таких Важно-неважных мелочей.

И в браке забота — это обратная часть любви, нельзя кричать «люблю», но при этом ничего не делать, думая, что заниматься маленьким ребёнком — это бабское дело, что готовить — это тоже бабский труд, если ты работаешь…да-да, так и есть, а пока я посплю, тихонько посплю, пока мои мужики играют на кухне.

29.12.2014

Дима зашёл, вернее забежал взъерошенный домой со словами:

— Лен, что случилось? Во дворе скорая, спасатели, полиция, меня не пускали в подъезд, пока я не сказал, что здесь живу.

А я не знаю, я ничего не знаю, мне очень плохо, я ничего не слышала. Совершенно ничего, поэтому я машу отрицательно головою, лишь бы он отстал, но Димка разувался и говорил:

— Там стены в подъезде в крови, понимаешь? На нашем этаже. Везде следы крови, оставленные руками.

А я не знаю ничего про кровь, совершенно ничего, мне и без этого плохо.

Два часа назад мы играли с сыном в кубики, и один из них закатился под диван, я нагнулась чтобы достать, а Паша в это время прыгнул ногами мне на голову, и я ударилась головой о пол.

— Голова болит безумно, настолько сильно, что мне все равно на скорую, спасателей и кровь на стенах в подъезде, — заканчиваю я свой рассказ и откидываюсь на спинку дивана. Внутри всё гудит, как будто дрель, Дим, включили.

Я сижу, смотрю, как Дима переодевается и понимаю, что несмотря на боль все же я собралась с силами, читала с Пашей, продолжала играть, потому что он не виноват, что прыгнул, потому что ему хочется играть.

А ещё я сварила на ужин лапшу и пожарила котлеты, потому что Дима тоже не виноват, что сын прыгнул, но муж на это сказал мне:

— Ты что с ума сошла? Думаешь, я б с голода умер? Зачем ты в таком состоянии готовила? Лисенок, зачем?!

30.12.2014

Всю ночь кружилась голова, меня подташнивает, приняли решение ехать в больницу, а потом сообразили, что завтра новый год, у докторов ведь тоже праздник, приема почти нет нигде.

Дима через знакомых нашел доктора, который меня может осмотреть.

Я, еле дыша, натягиваю пуховик, муж одевается быстро сам, одевает сына, и тут звонок в дверь, на пороге стоит следователь.

Потом куча вопросов к нам, о нас и не о нас, подписание документов, прям как в каком-то фильме про полицию и преступников, но выходит так, что жизнь-то будет покруче кино.

И вот мы оделись наконец-то вновь, чтоб ехать к врачу, выходим в подъезд, ожидая лифт, взгляд невольно падает на стены, где кровавые следы рук, я отвожу глаза, вспоминается отчего-то сначала фильм «Титаник», и сцена, где на запотевшем стекле машины появляются отпечатки двух рук, как символ любви или страсти, а если эти кровавые руки — то символ страсти, больной страсти, ревности.

Мы спускаемся в лифте, мне не хочется говорить, тошно во всех смыслах этого слова, лишь сын по-доброму что-то лопочет.

Я вспоминаю, как в этом лифте не раз спускалась или поднималась с соседом, как он ехал со мной однажды был в женских розовых тапках и рассказал, как это важно — расслабляться, показывая на купленную бутылку портвейна, а, может, это была и какая-то другая выпивка.

— Мам, люль, — доносятся до меня слова сына, я делаю усилие, чтоб улыбнуться и произношу в ответ, что тоже его люблю, а сама вспоминаю, как пьяный сосед однажды принял Пашу за мальчика, назвав девочкой, хотя я много раз говорила ему, что у нас сын.

Мы идём к машине, а я пытаюсь понять, как не услышала вчера шума, ведь к нему всегда приходили шумные гости, один из них как-то даже уснул в подъезде.

И вчера они должны были сильно шуметь ещё до того, как Паша прыгнул мне на голову.

Я пристёгиваю сына в автокресле и пытаюсь вспомнить лицо женщины, которая с соседом, но не могу. Пожалуй, я не могу даже сказать, сколько ей лет, потому что она любила выпить с ним, и была какой-то опухшей, да и, мне кажется, вообще не привлекательной, как же он мог приревновать свою сожительницу к одному из гостей.

Мои мысли заглушает радио и доносится нежное:

«…Что вот-вот настанет,

Исполнит вмиг мечту твою…»

— Лисенок, ты чего молчишь? — спрашивает Дима, чувствуется, он волнуется.

— Я не могу понять, почему он приревновал ее так сильно, что схватился за нож, — честно отвечаю я, глядя в окно на ёлочный базар и продавца, который приплясывает в красном новогоднем колпаке, видимо, замёрз, бедолага.

— Леночка, давай не будем об этом думать, — муж громче включает музыку.

А я не могу не думать, следователь сказал, что он изрезал ей руки, а когда она стала убегать от него в подъезд, следом за ней выскочили гости, но выскочили не спасти, а сбежать, взрослые мужики убежали, оставив, эту женщину там одну. И я была за стенкой, но не слышала ничего, я не помогла.

— Дим, я обещаю не думать, скажу только, что рада, что мужики те всё-таки вызвали полицию, — я тяжело вздохнула, представляя, как сосед волоком тащил соседку обратно, как она цеплялась руками за стены, как за спасательные буйки хватаются те, кто заплыл сильно далеко, не рассчитав своих сил.

Я ехала в больницу с головной болью и состоянием полного ужаса, от того что насилие живёт настолько рядом, просто в соседней двери. И тут я даже не про соседа, а про жизнь. Как часто жертвами домашнего террора становится женщины, а иногда и дети.

Я молчу, смотрю в окно, но в глазах стоят слёзы, от того, что женщины терпят такое обращение, терпят, потому что думают «а куда я уйду», «да все мужики такие». Кто-то терпит по мелочи: толкнул, подопнул, дал оплеуху, кто-то — уже по-серьезному…

— Зачем терпим, девчонки?! Зачем так себя не любим?! — хочется спросить, а спросить Некого.

— Дим, можно скажу ещё, — я смотрю на мужа, ожидая от него ответа, он кивает, и я начинаю быстро шептать. — Да будь у меня такая возможность, я показывала бы каждый девушке, женщине, которая хоть раз получила удар своего молодого человека, мужа, показывала бы им памятник, вернее инсталляцию, читала о ней, это инсталляция жертвам, убитым дома мужьям. Понимаешь, 440 пар туфель, прибитых к стене как символ беззащитности женщин перед агрессией их спутников.

— Лисенок, я тебя люблю и не хочу обидеть, я знаю, что ты готова спасти весь мир, но пойми, есть люди, женщины, которым не нужно спасение, она пила с ним, пьёт с ним, она сейчас выйдет из больницы и продолжил пить с ним.

Я еду и молчу, меня тошнит, тошнит от того, что это правда, словно фон, слышится голос Димы и чувствую, как он гладит меня по коленке.

Я пытаюсь улыбаться ему в ответ несмотря на свою головную боль и не радужные мысли, смотрю на пушистый снег на ветках мощных кедров у здания больницы, а в голове пульсирует одно: как защитить себя от насилия, которое может жить за стенкой? Как защитить от этого сына? Как тошно от всего вокруг.

01.01.2015

Я лежала на бежевом линолеуме в кухне с приспущенными трусами и смотрела на экран телевизора, на котором, как обычно, одни и те же актёры с фальшивыми натянутыми улыбками пели песни, чокаясь фужерами с фальшивым шампанским. Потом я посмотрела на новогодний стол с иного ракурса, снизу, сквозь дымчатое стекло — столешницу, салатники и тарелки, казались темными пятнами, да и всё вокруг казалось иным

— Дим, ты скоро? — протяжно начала я, потому что мне уже надоело его ждать.

— Уже иду, я и так стараюсь торопиться, скоро уже будут бить куранты, — ответил муж, и я почувствовала, как он прикоснулся ко мне.

Президент начинает говорить с экрана, как прошёл этот год.

— Мне больно, давай осторожнее, — а в это время глазами ищу, на чем бы сконцентрировать внимание: точно буду считать тарелки, бокалы, стоящие на столе

— Я очень стараюсь, Лен, — доносится со спины. — Быстро не хочу, то так тебе ещё больнее, потерпи, моя хорошая!

«…и каждое, даже на первый взгляд неважное, событие станет вехой в истории», — доносится из телевизора, и я вспоминаю, как передавала в туалете банка Димке штаны, забирая порванные, как без тени грусти ответила по телефону «спасибо, я больше не работаю, пока хочу побыть мамой», как бесстрашно сынок прыгал в море, не боясь волн, затем я снова услышала обрывок слов президента — «…воспринимались как мечта. А она не просто сбылась, мы…»

— Счастливы, Дим, скажи, мы определённо сча… сука, — меня словно дернуло током.

— Я заканчиваю, всё, — прошептал муж, и начали бить куранты, он быстро побежал выбрасывать ампулы и шприц, а я начала натягивать трусы и опускать платье, мысленно считая, что осталось ещё шесть таких уколов.

Часы били, я стояла, держа руку на ягодице, понимая, что ватка, смоченная спиртом, пропитала насквозь одежду, Дима быстро протянул мне фужер, подмигивая:

— Два года назад на новый год тоже был сок, и тоже из-за Паши.

Я улыбнулась, вспоминая ошарашенного доктора, не верящего сначала, что «такая миздеклявка маме голову стрясла», а потом обнявшего меня по-отцовски со словами: «хорошие у вас мужики, понимаю, почему отказываетесь от госпитализации, дома и стены лечат».

— Урра! С Новым годом! Люблю, — Дима полез целоваться, неожиданно шепча. — Глядишь, следующий уже вчетвером встретим.

— Ты что с дуба рухнул? — чуть не подавилась я соком.

03.01.2015

Четыре, ой, нет, пять дней чувствую себя, как на курорте: валяюсь, ем, сплю, стыдно признаться, но я так Рада, что болею. Во-первых, из плюсов, как я сказала Диме ещё в больнице, научно доказано, что женщина в декрете не теряет мозги, а, во-вторых, я так за полтора года, вру, за лет восемь не отдыхала.

Вечно же брала работу даже на Новый год, вроде, года три назад, так-так, нет, четыре. Точно четыре ехали с Димой домой в четыре утра, он мне о впечатлениях шоу рассказывает, о том, что ему жульен понравился, а я еду с мыслью, что надо подправить последнее предложение в переводе, но сама молчу об этом

Только разделись, я побежала открывать ноутбука, то «горит» же всё, текст загрузился, смотрю, а Дима стоит с вином и такой:

— Что? Праздник закончился?

А сейчас так круто!

Дима и готовит, и играет, и читает, и гуляет, а самое интересное, что Паша, Пашуня так чутко понимает всё, вот, вроде, человеку всего год и пять, а сколько в нем эмпатии, сколько нежности несмотря на «ежей в попе», потому что одним шилом там и не пахнет, там стая ежей, и у каждого куча иголок, которые не дают сидеть на месте.

Надо тихонько встать и заварить себе чаёк, пока мои ушли кататься на горку.

Ароматный чай в тишине, да ещё с конфеткой — я точно в раю.

Как, выходит, здорово, что Паша на меня прыгнул, только об этом не надо никому говорить, то подумают, что все-таки у меня с головой проблемы.

Конец ознакомительного фрагмента.