Берегитесь дедушки

Маргарита Ардо, 2019

Никому не запрещается верить в чудеса, даже если тебе за сорок, в арсенале неудачная личная жизнь, целлюлит и дедушка. Но когда в воздухе пахнет конфетами, мандаринами и Новым годом, чудеса случаются сами. Наташа не думала об этом, она лишь решила помочь незнакомцу, застрявшему в метель в чужом городе.

Глава 2

Наташа не могла заснуть. Лежала и смотрела в потолок.

Машину Игоря все-таки откопали общими усилиями, и он уехал. Поблагодарил вежливо, особенно за пирожки, еще раз извинился и укатил. Может, надо было предложить ему остаться?

Наташа усмехнулась: и куда его положить — к ней в постель или на старую тахту тети Ани, чтобы жизнь медом не казалась? Нет уж. Наташа никогда не делала первых шагов в отношениях с мужчинами и не собирается. Все равно это пустое, и ни к чему привести не может, ведь Игорь не проявил к ней ни малейшего интереса. Разве что улыбался как-то по-доброму и очень хорошо. Словно друг, тысячу лет назад уехавший из города и внезапно заглянувший на часок. Словно у них было общее детство, и лет тридцать назад они вместе ели пломбир и закапывали глупые секретики за школой. Кстати, прощаясь, Игорь улыбался так, будто этот закопанный ими секретик, до сих пор никто не раскопал.

Наташа вспомнила его высокий лоб, голубые глаза, мечтательно вздохнула и тут же рассердилась на себя: Игорь видел ее практически обнаженной, и этого хватило лишь на то, чтобы признать ее не-бабушкой. Неужели все так плохо? Но ведь раньше ножки-то у нее были очень даже ничего, а сейчас… Наташа откинула одеяло и подняла вверх обе ноги. Задралась майка, и складки на животе сложились в гигантский смайлик, говорящий: «Вот он я, Целлюлит. Не ждала?» Наташа тут же стыдливо отдернула вниз хлопчатобумажную ткань, чтобы этого безобразия не было видно, и загрустила. А вот Игорь явно посещает спортзал…

Дедушка притих в своей комнате. Заснул.

Ветер, видимо, тоже зарылся в сугроб подремать. На улице стало тихо-тихо, а на душе у Наташи — сумрачно. Но скоро послышался поскрипывающий звук от шин по наледи, по стенам поползли желтые пятна от фар… Наташа вскочила с кровати и зайцем метнулась к окну. Сердце стукнуло радостно: вернулся? Не доехал до гостиницы? Или бронь сняли?

Увы. Мимо проехал неопознанный УАЗик.

Разочарованная Наташа насупилась, чувствуя, что ей хочется или убить кого-нибудь, или съесть сладкого. Достала из фарфоровой вазочки шарик в золотистой фольге. Но шоколад не порадовал, напротив, показался приторным и вызвал угрызения совести. Наташа представила, как от лишней конфеты на ночь злорадно растягивается улыбка целлюлитного смайла на животе, и скривилась. С горя открыла крышку ноутбука.

Олька, одноклассница, как обычно, засиделась в сети.

С жалостливым выражением лица, словно кто-то ее мог видеть, Наташа напечатала:

— Привет! А я совсем некрасивая?:(((

— С ума сошла?! Ты чего вдруг? — мгновенно отреагировала Олька.

— Так… — ответила Наташа и почувствовала, как чешутся глаза.

— Мдя, в 45 баба ягодка опять, а у тебя запоздалый кризис среднего возраста?:)

— Нет, меня сегодня бабушкой назвал один… — и, не глядя, что там пишет Олька, Наташа расплакалась.

Картинки и сообщения на экране затуманились. С упоением жалея себя, Наташа размазывала по щекам слезы. И уже совершенно было не важно, почему Игорь ее так назвал и зачем, ведь раньше такого не происходило! Раньше посторонние мужчины с ней хотя бы заигрывали, а этот… Гад просто, красивый, холеный гад. И встречается, наверное, только с моделями лет девятнадцати. У него, между прочим, одна рубашка стоит больше, чем ее выходное платье и туфли. Да она и не покупала новых платьев уже лет пять, наверное. Все только джинсы, брюки, что-нибудь удобное, практичное. Бегать по ученикам в любую погоду.

И зачем она понесла ему этот дурацкий чай?

Требовательный звонок мобильного заставил ее вытереть нос и взять трубку.

— Кто назвал? Какая еще бабушка?! Да я ему! — судя по Олькиному тону, она была готова как минимум посадить на кол этого мерзавца.

— А он такой краси-и-ивый, — потянула с жалобной укоризной Наташа, всхлипывая. Но после второго требовательного вопроса, рассказала все, что произошло.

— И что? Что ты себе вбила в голову, Марфутка-Самоедка? Нечего тут комплексы взращивать буйным цветом! Подумаешь, какой-то тип не разглядел в темноте?! Сама напялила на себя костюм «Прощай, молодость» и жалуешься. Он что, тебе понравился, а?

Наташа перестала плакать и отрицательно замотала головой:

— Нет, ну, он красивый, конечно. Но зачем мне такой? Зачем мне вообще какие-то отношения? Мне и одной хорошо. Я уже привыкла.

— Вот именно, — с облегчением проговорила Олька. — Тебе и дедушки хватает. Тот еще командир. А если захочешь, я тебя с Юрий Васильичем познакомлю, с работы. Хороший, между прочим, мужик. Не мачо, конечно. Зато нос не задирает. И, кстати, полненьких любит.

— Значит, я все-таки толстая, — резюмировала Наташа с горечью.

— Слушай, прекрати, а? Ты — женщина в самом соку, красивая и аппетитная.

— Спасибо, — совсем не радостно сказала Наташа. — Аппетитные у меня пирожки. Игорь так и сказал. Так что не льсти мне.

— А я и не льщу, — вспылила Олька. — И вообще была б ты не такая разборчивая, и поменьше бы возилась с папа-мамами и деда-бабами, давно б уже сидела с мужем и семью детьми-переростками.

— Угу.

— Еще, между прочим, неизвестно, кто счастливее — я с моими оболтусами или ты, Наташка. Представь, тебе не надо про ЕГЭ нервничать или за сына перед классной краснеть. А с дочкой? Ой, это ужас! Тебе, заметь, не приходится, глядя на ее страницу вконтакте, гадать, «в активном поиске» кого она сейчас, и не покажет ли мне завтра тест на беременность вместо зачетки. А муж… Думаешь Алик мне помогает? Щаззз. Он или на работе, или футбол смотрит с пивом в обнимку. Нет, ты счастливая, Наташка, правда. Сама себе хозяйка. Делаешь, что хочешь и когда хочешь.

— Угу, — кивнула Наташа, думая, что если б у нее были муж и дети, наверное, было бы все не так, как у Оли. А даже если и так, все равно…

Хотя нет, вряд ли Игорь пьет пиво дома, лежа на диване в дырявом свитере, и он не смотрит футбол. Он точно не такой.

Надо признать, что в мыслях Наташи об Игоре активно чередовались два понятия «гад» и «не такой». Ее кидало от одного к другому со скоростью торнадо. Какое из них восторжествует, она не знала сама. Наташины щеки пылали, сердце билось быстрее, как у семнадцатилетней, но при этом начинало тикать в висках. Надо бы померить давление…

— Угу-угу. Как сова, честное слово, — отчитала ее Олька и заявила: — Все, решено. Послезавтра мы с тобой в театр, на Щелкунчика, как собирались. А в воскресенье я тебя знакомлю с Юрь Васильчем. С ним не соскучишься!

Тот сразу же представился Наташе веселым, полноватым дядькой с лысиной на макушке и потными руками. Не рыцарь, конечно. Но от нахлынувшей тоски Наташа была готова познакомиться хоть со Змеем Горынычем, лишь бы успокоиться. Игоря все равно она уже не увидит. Ни-ког-да.

Что касается Олькиного коллеги, Наташа заранее чувствовала, что ни к чему это знакомство не приведет. Олька, как обычно, прийти не сможет, и они с ним встретятся в стандартном сетевом кафе. Поговорят о погоде и пробках. Он закажет пиво, она — кофе. Он станет рассказывать бородатые анекдоты. И сам над ними смеяться. Спошлит немного. Она посидит чуть-чуть, борясь с неловкостью, а потом сошлется на дела, и уйдет, забыв оставить номер телефона. Он еще пару раз напомнит о себе через Ольку. А к Новому году все встанет на свои места, и Наташа снова с удовольствием будет есть конфеты с мандаринками, смотреть «Иронию судьбы» и вполуха слушать дедушкино ворчание.

«Да, так и будет», — решила Наташа, снова оставшись наедине с темнотой. Она улеглась, натянула уютное, теплое одеяло с большими красными маками на пододеяльнике и собралась спать, но сквозняком колыхнуло штору и висящего на ней ангела с колокольчиком в руке. Раздался нежный звон, и в душу Наташи снова закралось волнительное предвкушение чуда, глупая, ничем не оправданная надежда на сказку. До мурашек захотелось побыть Золушкой! Ну, хоть немножечко!

* * *

К пятнице снег утоптали, в магазинах раскупили лопаты, горожане сплотились, потеплев сердцем во внезапно грянувших морозах, отчего, наверное, и на улице слегка повысился градус. И только тогда, наконец, снегоуборочные машины выползли на улицы, подобно Тайским громовым драконам, которые поедают снег.

Троллейбус по черепашьи прокрался вдоль грязной снежной насыпи и распахнул с громким шипением двери. Наташа спрыгнула с подножки, чуть не подвернула ногу, поскользнувшись, и устремилась к грандиозному музыкальному театру, выстроенному в виде белого рояля. Несмотря на зимние перипетии, в фойе толпились люди.

— Наташа! — звонко выкрикнул знакомый голос.

Олька стояла у колонны рядом с гардеробной и, как всегда, выглядела шикарно: стройная, в норковом палантине поверх элегантного шерстяного платья, с театральным клатчем под мышкой, в замшевых сапожках, с укладкой и при полном макияже. Наташа привыкла, что все обращают на подругу внимание, а на нее — не очень. И пусть у Наташи волосы гуще, глаза выразительнее, и ресницы свои такие, а не наложенные искусственно во много слоев, Олька научилась себя подавать, а Наташа… Наташа, наверное, не особо старалась. Зимой и подавно: главное, чтобы было тепло и не скользко.

Дружили они с первого класса, как говорится, и в горе, и в радости… Более чем за три десятка лет знакомства всего хватило.

Олька помахала билетами в воздухе.

— Чуть не забыла, представь? — и увидев имидж Наташи, нахмурилась: — Слушай, мы вроде на балет выбрались, а не на собрание заводского профсоюза.

— Не успела переодеться, — ответила Наташа, — хотела домой забежать, но такие пробки… Так что я прямо с урока. Да кто на меня будет смотреть?

— Ох, Наташка, — покачала головой Оля. — Ладно. Есть хочу, как зверь.

— А я орешки в сахаре захватила. Будешь? — поторопилась предложить Наташа и сунула руку в большую черную сумку, набитую учебниками.

— Ты в своем репертуаре, мать-кормилица, — хмыкнула Олька, покосилась на людей вокруг и шепнула: — Потом. Потихоньку. А то неудобно. Я, кстати, заказала столик в буфете на время антракта, чтобы потом не пинаться в очереди.

— Ты ж моя умничка! — ласково сказала Наташа, и они степенно принялись подниматься по беломраморной лестнице в холл под многоярусной хрустальной люстрой, искрящейся огоньками и навевающей мысли о дворцах прежних эпох.

На секунду зажмурившись, Наташа представила, что на ней воздушное платье, касающееся пышными юбками пола. Шуршит шелк, развевается шифон… Вообразить хрустальные туфельки на ногах мешали толстые шерстяные колготки, но это пустяк. Наташа с удовольствием вдохнула запах театра и, распахнув веки, тут же поперхнулась воздухом. Вверху у балюстрады мелькнул профиль Игоря. Всего лишь на мгновение.

— Ай, ты чего? — вскрикнула Олька.

Наташа поняла, что вцепилась, как испуганная кошка, когтями в руку подруги. Не долго думая, Наташа резво развернулась и потащила Ольку вниз по лестнице:

— Нам нужно в туалет.

— Зачем? — не понимала Олька.

Наташа сделала большие глаза:

— Там. Он!

— Кто он?

— Игорь!

— Ого, — опешила Олька, еле успевая перебирать каблуками вслед за Наташей.

Едва они оказались за дверью дамской комнаты, Наташа взглянула в зеркало, поморщилась и требовательно повернулась к подруге:

— Снимай.

— Что снимай?

Наташа подтянула Олю к себе так, чтобы их отражения оказались рядом:

— Сама смотри… — взволнованно забормотала она. — Там он! А я… Ты вообще меня любишь?

— Люблю.

— Готова пойти на жертвы?

— Видимо, у меня просто нет выбора, — хихикнула Олька. — Но в платье мое ты, наверное, не влезешь… Прости.

— А палантин? Отдам сразу после театра.

Олька разоблачилась и потянулась расстегивать золотое колье:

— Кофту свою учительскую давай сюда, Золушка. И сапоги снимай.

— Я же растяну твои.

— Эх, когда я еще почувствую себя феей-крестной?

Через несколько минут из дверей туалета показались две преображенные женщины. Наташа шла на шпильках, в роскошном палантине, с небрежной, но элегантной прической на распущенных волосах и умело нанесенным Олькой макияжем.

— Господи, что ты носишь в этой кошелке? — возмутилась подруга, чувствуя, как ей оттягивает плечо.

— Знания, — виновато улыбнулась Наташа. — Потерпи, котеночек, один разочек! Плииз!

— С тебя пирог с мясом и компот с сухофруктами за мои страдания.

— И мой фирменный торт «Мишка», — счастливо выдохнула Наташа, стиснув под мышкой модный клатч.

Подумать только, несколько штрихов, и Наташа почувствовала себя легче на десять килограмм, моложе и красивее. Практически фотомодель. Она парила по-над мрамором, излучая счастье и легкую тайну. Пожилой мужчина у входа в концертный зал взглянул на нее с интересом. Ему было невдомек, что загадочность лицу Наташи придавало избавление от толстых шерстяных колготок, иначе Олькины сапоги просто не застегивались…

— Ну что? — прошипела Олька на ухо. — Где он?

Наташа обвела взглядом холл. Игоря нигде не было.

— Не вижу, — растерянно пробормотала она.

— Даже если он тебе померещился, от торта и пирога тебе не уйти, — сквозь улыбку выдавила Олька. — Потому что вон оттуда, слева, на меня уставилась жена моего босса, а она подруга нашей бухгалтерши. Значит, завтра весь офис будет обсуждать мой стиль «мешок и валенки».

— Я тебя люблю, — примирительно сказала Наташа.

И они гордо внесли себя в партер.

* * *

Люди рассаживались по красным бархатным креслам в рядах. А Наташа вертела головой из стороны в сторону, высматривая Игоря. Тщетно. Неужели, правда, показалось?

В зале погас свет, дирижер взмахнул палочкой, и скрипачи, как один, аккуратно коснулись смычками струн. Поднялся занавес, позволяя любопытным взглядам зрителей проникнуть на новогодний бал. Там, на сцене, все было почти по-настоящему: свечи, аристократические гости в белом, розовом и голубом, елка с раскидистыми лапами, украшенная громадными золотыми шарами, почтенные старики в напудренных париках, раздающий игрушки фокусник в черном балахоне, расшитом звездами, мальчишки с саблями и стайка девочек в кисейных одеждах.

Нежное скрипичное стаккато, чудесные декорации и наряды танцоров не тронули Наташу так, как обычно. К слову сказать, если кто-то тридцать первого декабря по традиции посещает в баню, то наши подруги уже много лет в предновогодний месяц ходили на Щелкунчика. Но сегодня все было иначе: Олькины сапоги жали, сердце само подскакивало в ритме стаккато аллегро, и от волнения горели щеки.

Действо на сцене продолжалось. Олька шепнула:

— Где же твои орешки? — и протянула учительскую котомку.

Из-под увесистой грамматики Мёрфи и пары рабочих тетрадей Наташа извлекла пластиковую коробочку с засахаренным арахисом. Подруга с видом нашкодившей, но довольной кошки осторожно открыла ее и положила в рот орешек. Наташе было не до сладостей, а вот стриженый почти на лысо мужчина справа посмотрел на орешки с завистью и вожделением. Проникнувшись к нему сочувствием, Наташа уже хотела было передать коробочку, но вовремя заметила недобро вспыхнувший взгляд спутницы «осýжденного на балет». Наташа притворилась, что ничего не заметила, и вперила взгляд в танцующих на сцене детей.

В Наташиной голове завертелись мысли: «А вот Игорь не такой. Он наверняка наслаждается музыкой, и не сидит с понурым видом. Игорь — эстет, сразу видно. Даже в командировке не мог пропустить Щелкунчика! Не удивлюсь, если он и в Венской опере бывал, и в Мариинке, и… Ах, неужели бывают такие мужчины?! — заранее восхищалась Наташа, чувствуя, что, увидев предмет своих волнений, будет способна прямо с кресла воспарить в прыжке па де пуасон не хуже балерины в пачке. Но тут же в груди похолодело: — Боже, а вдруг он не один? Вдруг с какой-нибудь супер-пупер красавицей? И тут я… С выходом из-за печки. Ой, мама… Наверняка так и есть. Боже, ерунда какая! Все, не буду даже думать о нем. — Но с очередным тактом оркестра на Наташу вновь накатывало: — Ах, как хочется на него посмотреть… Хоть глазком! Господи, если ты есть, пожалуйста-пожалуйста… Скорей бы, скорей бы антракт! — и тут снова: — Ой, я, наверное, выгляжу нелепо в Олькиных вещах. Нет, лучше не встречать его совсем…»

И так по кругу.

К концу первого действия драматизм Наташиных чувств достиг апогея, и она решила, что не сдвинется с места. Олька потянула ее за руку, не церемонясь:

— Эй, мадам Фу-Фу, ты что? Там же столик накрыт! Твоих орешков мне на один зуб, вот если б ты захватила пирожков с капустой…

* * *

Из зрительного зала неслась музыка. Прислушавшись, Игорь невольно вспомнил, как смотрел Щелкунчика в Большом с бывшей женой. Нет, он, конечно, не слыл театралом. Хотя что-то во всем этом было. Ощущение лоска, аристократичности, утонченности? Возможно. Редкое удовольствие, сродни смакованию французского вина изысканного букета. Полтора-два часа в театральной ложе, и совершенно другое самоощущение недели на две.

Нынешнюю пассию Игоря, юную кубанскую красотку Снежану с великолепной грудью, тонкой талией и страстными восточными глазами в театр можно было затащить, разве что пообещав взамен что-нибудь бриллиантовое. Зато с ней секс… «А что секс?» — сам себя спросил Игорь, констатируя, что вне зависимости от физиологии с кем-то взлетаешь, с кем-то притягиваешься к земле. Пусть и секс хорош. Но как-то незаметно для себя сползаешь до звуков низкопробной попсы по утрам и ползешь себе дальше — грести деньги. Ползешь себе и ползешь, как гусеничный трактор. Мда, скучно.

— Нет, я не понимаю, как мне мотивировать команду торговых, если Москва утвердит эти планы? И так склады перетарены, скоро партнеры кофе нам за шиворот сыпать будут, — возмущался напротив Костя Щекочихин, такой же, как он, руководитель дистрикта^[3], только Нижегородского, налегая на спиртное. — Бонусов же тогда не видать!

— Да, — кивнул Игорь и подлил коньяка в пузатый снифтер. — У нас та же тема. Переход с партнеров на логистических операторов ситуацию не улучшил. Они все равно не хотят обслуживать лоу-страта, деревни то бишь. А здесь, на Юге, пятьдесят процентов территории — региональные точки, а не большие города.

Оркестр, который, кстати, играл весьма неплохо, умолк. Двери зала распахнулись, и оголодавшие любители балета ломанулись в буфет, эту святая святых любого театра. Здесь, в музыкальном, имелся не просто буфет, а настоящий бар от ресторана «Белый рояль». Игорь с ироничной усмешкой следил, как разряженные театральные старушки вперемешку с проджинсованной молодежью совершенно по-советски толкаются в очереди за чашечкой кофе и бутербродом. Что подтверждало аксиому: зрелищами сыт не будешь.

Судя по накрытым рядом столикам, лишь немногие позаботились о комфорте заранее.

— О! Пожалуй, я отвлекусь от нашей рутины на кое-что поприятнее, — оживился Щекочихин, встряхнув чубом. — И тебе рекомендую. Но та, что в мехах, моя.

Игорь обернулся и увидел подходящих к соседнему столику женщин. Худую и поплотнее, с элегантно наброшенной на плечи норкой. В этой леди весьма приятной наружности он с удивлением узнал свою недавнюю знакомую. Несомненно, это была она. Только выше, худее и гораздо красивее, нежели пару дней назад. Неужто во всем был виноват эффект розового халата? Гм, а что она сделала со своими волосами?

Изумление его было так велико, что Игорь встал и подался вперед:

— Здравствуйте, Наташа!

— Добрый вечер, Игорь, — естественный румянец коснулся ее щек. Ни дать, ни взять тургеневская барышня.

Калганов не мог не заметить, как блестят ее зеленые глаза, отчего-то более яркие, чем тогда, вечером. В таком преображении виноват театр или все-таки удачный макияж? А, может, он просто не заметил всего этого тогда, из-за удара лопатой?

Щекочихин встрял в разговор:

— Так вы знакомы?

— Позволь представить тебе мою спасительницу: Наталья. Помнишь, я вчера рассказывал? — сказал Игорь.

После того, как все были друг другу представлены, Игорь отодвинул стул для Наташи:

— Присаживайтесь к нам.

— У нас заказан столик, — с некоторой гордостью ответила она.

— А, может быть, мы тогда присоединимся к вам? — масляно улыбаясь, предложил Щекочихин. — Вы не будете возражать?

— Отчего же, — ответила Наташа и улыбнулась. — Тоже любите Чайковского?

Игорь зачем-то соврал:

— Да. Очень.

Положа руку на сердце, ему не хотелось признаваться, что они с коллегами решили посидеть в баре в двух шагах от гостиницы после занудной конференции и плохих новостей. Но посиделки не сложились: не выдержав звуков классики, парни быстренько разбрелись, кто куда, и остались лишь они с Костей.

К слову сказать, Игорь совсем недавно перешел из маркетинга в отдел продаж, и найти общий язык с сейлзами оказалось непросто: у них были другие интересы, уровень культуры, грубоватые порядки и армейские шуточки. Среди продажников Калганов чувствовал себя, как скрипач в гуще разбитных чубастых экскаваторщиков, но чтобы получить выгодный контракт за границей, ему нужно было продержаться здесь молодцом хотя бы год и показать хорошие результаты. Поэтому Игорь готов был потерпеть и усиленно вливался в коллектив. Впрочем, все это было так неромантично…

Увы, подвыпивший Щекочихин не позволил создать нужную иллюзию.

— Ахахах, вы решили, что мы тоже на балет, да? Нет уж, извольте. Под Чайковского коньяк идет особенно хорошо, а еще лучше водочка! — радостно заявил он и подхватил бутылку со стола. — Пока народ накачивается классикой, мы тут с товарищем накачиваемся кое-чем покрепче…

Наташа с Олей посмотрели на него, как на умственно отсталого, а Игорю сразу захотелось отодвинуться от коллеги. Чтобы как-то исправить впечатление, Калганов заметил:

— Щелкунчик Чайковского неподражаем. Есть в этой музыке что-то волшебное.

— Правда. Она такая светлая, что рождает в сердце любовь, — сказала Наташа и тут же покраснела до самых ушей.

— О дааа, любофффь! — с видом демона-искусителя прищурился Щекочихин.

— К людям любовь, к людям. В широком понимании этого слова, — поспешила вставить Олька.

Лицо Щекочихина расцвело в смачной гримасе. Почувствовав, что тот выдаст сейчас какую-то несусветную пошлость, Игорь поспешил обратить внимание на возмущенные возгласы из очереди у стойки:

— Забавно, впервые встречаю такое редкостное сочетание приличного бара и школьного буфета!

— Да, но в школьном буфете не подавали чизкейков и бутербродов с красной икрой, — улыбнулась Наташа и подвинула блюдо с бутербродами к мужчинам: — Угощайтесь, пожалуйста.

Щекочихин тут же накинулся на закуски:

— Икорочка…

— Зато какие в нашем буфете были сосиски в тесте! — вспомнила Олька.

— И бутерброды с кабачковой икрой, — смеясь, сказала Наташа.

— А я больше всего любил пирожки с ливером, — признался Калганов. — Один Бог знает, что туда клали, но было ужасно вкусно. Отчего-то сейчас их днем с огнем не сыскать.

— А Наташа такие умеет готовить, только вкуснее, — голосом Лисы Патрикеевны сообщила Олька.

— Да, пирожки у вас замечательные, — заметил Игорь и спохватился: — А я вас так и не отблагодарил.

— Ну что вы, — засмущалась Наташа.

— Позвольте хотя бы угостить вас, — засуетился Игорь. — Что бы вы предпочли: шампанское, вино, возможно, коньяк? Официант!

— Пирожки были компенсацией за удар лопатой, чтобы Калганов на вас в суд не подал, — снова не к месту влез в разговор Щекочихин. — Кстати, с чем они были? С котятами? И почем в вашем городе фарш…?

— Мда, Костя… Разве ты не говорил, что тебе презентацию к утру надо доделать? — вкрадчиво спросил у коллеги Игорь, думая, что тот до сего момента удачно скрывал, каким был дураком. — Знаешь, Костя, если не начать прямо сейчас, ты точно не успеешь.

— Презентация? А, ну ее! — отмахнулся Щекочихин. — Какая может быть презентация, если рядом такие леди? Кстати, наша гостиница в паре метров отсюда… Возможно, вы плюнете на свой балет, и мы продвинемся в более интимную обстановку?

— Прекрати, Костя! — жестко одернул его Игорь.

Наташа вспыхнула и вскочила:

— Знаете, мы лучше пойдем.

Оля тоже поднялась и с оскорбленным видом выложила только подошедшему официанту деньги.

— Всего хорошего.

Игорь подался за ними:

— Постойте! Прошу прощения за моего коллегу. Он перебрал…

Зазвенел звонок, и Наташа добавила, всем видом показывая, что разговор окончен:

— Нам все равно пора.

Когда обе женщины скрылись в зрительном зале, Игорь резко развернулся к коллеге.

— Какой же ты козел, Щекочихин!

* * *

— Нет, внешне этот Игорь, конечно, мачо. Брюнет, голубоглазый, высокий, — шипела в ухо Олька, когда они уселись в кресла. — А так, мужик как мужик, сидит себе, бухает. А ты все — эстет, эстет… Эх, Наташка, когда ты перестанешь смотреть на мужчин в розовых окулярах? Сбрасывай давай.

— Уже, — буркнула Наташа. — Ты как всегда права.

— И чего ты на красивых западаешь? — возмущалась Олька. — По-моему, уже пора поумнеть. Только представь себе — иметь такого мужа: да с ним придется не вылезать из спортзала и все время держать ухо востро, неизвестно, когда и куда его занесет. И с кем. Знаешь, красота для мужика вообще не главное, был бы сильный и надежный.

— Что же ты тогда жалуешься на Алика? — вздохнула Наташа. — Он тебя вместе с машиной, по-моему, поднять может. И не бросит никогда. Ни в прямом, ни в переносном смысле.

— Нет, ну, пожаловаться — это святое, — со знанием дела заявила подруга и похлопала Наташу по полечу: — Ничего, Золушка моя. Послезавтра познакомлю тебя с Юрь Васильичем, вот кто человек нормальный. Кстати, не пьет. Почти.

Наташа лишь промолчала. Настроение стало ни к черту. В зале потемнело, и действие второе началось.

Музыка Петра Ильича действительно была волшебной, и к Вальсу цветов Наташа решила, что за все надо платить — за прощание с заблуждениями тоже, а потому расслабилась, перестав кукситься на непонятного Игоря, его спутника, на зевающего с угрозой вывихнуть челюсть лысоватого соседа справа и на Ольку за то, что вечно права. Да, и позвольте, какие могут быть недовольства, когда под чарующие переборы арфы влетают над сценой легкие, словно розовые бутоны, балерины, когда с нежнейшими трелями флейт и скрипок перед глазами разворачивается самая настоящая сказочная пастораль, светлая и трогательная, а музыка вливается, словно живая вода, прямо в открытое сердце?

— Я счастлива, — сказала она Ольке, когда прозвучали последние ноты Апофеоза, и зал разразился аплодисментами. — И буду окончательно счастлива, когда сниму твои сапоги.

Хлопая и улыбаясь, Олька мотнула головой к выходу.

— Тогда скорее, пока в туалете не начался аншлаг.

Примечания

3

От англ. District — округ, регион