Принцесса тьмы

Элеонора Мандалян

Ученый (Вадим) обладает редким даром предвидеть скорые катаклизмы. Он пытается предупредить правительство Москвы о том, что их всех ждет небывалой силы землетрясение. Но ему не верят. О предсказаниях Вадима узнает правитель подземного города, прячущегося в недрах Москвы. Чтобы заполучить ученого, подземный «мэр» приказывает похитить его дочь, девушку Светлану. Осуществляет это ее однолетка – Найт. Найт – дочь «мэра» и некогда похищенной им москвички Сэд. Она жестока и бессердечна, и обучена убивать в целях самозащиты. Подземный народ – это мутанты, тайно паразитирующие на москвичах. Ниже их, в полной тьме обитают еще более страшные мутанты, почти уже не люди, которые во время одного из своих ночных набегов на универмаг зверски убивают сторожей и уводят с собой юношу Степана, случайно оказавшегося у них на пути. Пока «мэр», заполучив Вадима, обрабатывает его, Найт знакомит Светлану со своим подземным царством. Случайно увидевший их Степан влюбляется в Найт. «Мэр» задумал взорвать Москву, избавиться от ее жителей и завладеть городом. Для этого ему и нужен Вадим. Узнав, что он похитил двух москвичей, Сэд, до этого ко всему безучастная, разом оживает. Теперь им всем – Светлане, Степану, Вадиму и Сэд – предстоит освободиться от плена и найти путь наверх. В чью пользу сделает свой выбор Найт?

ГЛАВА 4

Светлана отказывалась принять случившееся. Возможно ли? Два человека, с которыми она еще днем болтала и шутила, вдруг ни с того, ни с сего оказываются холодными, бездыханными трупами! И один из этих двух — ее родной, любимый дядя… Нет, она не плакала. Ее глаза были сухи и горячи. Горячи от жжения. Распахнув ресницы, она лишь изумленно смотрела на отца. Или сквозь него. И это немое оцепенение пугало Вадима больше, чем если бы она кричала и плакала навзрыд. Он искал и не находил нужных слов, чтобы утешить ее. Не находил, в первую очередь, потому, что острое предчувствие, возникнув внезапно, не покидало его: Вот оно, началось!

И все же именно ему надлежало взять себя в руки. Ноша, которую он добровольно взвалил на свои плечи, исключала малейшее проявление слабости с его стороны. Календарные странички осыпались с быстротой и неотвратимостью осенней листвы, ни на минуту не позволяя забыть, что колесо истории катит их к краю пропасти. Каждую ночь в своих навязчивых кошмарах он созерцал дно этой пропасти.

Чтобы не оставлять Светлану одну, Вадим старался почаще брать ее с собой. Дочь не могла понять, куда и зачем отец так настойчиво ходит, чего добивается. Сопровождать его было еще большей пыткой, чем оставаться одной дома. На улице она то и дело оглядывалась, нервничала. Ей постоянно мерещилось, что за нею следят, что и она должна умереть так же внезапно и необъяснимо, как это случилось с Андреем и Стасом.

— Да успокойся ты, Светик-Светлячок! — тщетно увещевал Вадим. — Выкинь глупости из головы. При чем же тут ты?

— Не знаю, папа. Но мне страшно. Я спиной чувствую на себе чей-то пристальный, враждебный взгляд. У меня от него мурашки бегают.

— Ну тогда тебе, наверное, лучше несколько дней побыть дома. А я постараюсь не задерживаться.

— Ой, нет! Дома еще хуже! — запротестовала Светлана. Но, видя как помрачнело лицо отца, поспешила смириться: — Не обращай на меня внимания, папка, занимайся своими делами. Мне действительно лучше побыть дома… Но ты ведь не долго, правда?

Оставшись одна, Светлана бесцельно слонялась по комнатам и не могла заставить себя хоть чем-нибудь заняться. Чем больше думала она о двух смертях, тем очевиднее становилась для нее их некая таинственная связь с произошедшим в тоннеле. Они увидели кого-то, кого видеть им не полагалось. Но ведь и она была там! Она первая увиделаэто! А значит… Неприятная дрожь прошла по телу — озноб, возникший в костях. Такого противного, леденящего тело и душу, холода она еще никогда не испытывала.

Светлане безумно хотелось поделиться случившимся с отцом, но нарушить обещание, данное Андрею, особенно теперь, когда его уже нет в живых, она не могла. Ее захлопнули как шкатулку. Заперли на ключ снаружи, а ключ унесли в другой мир. В шкатулке нет окон. В ней душно, тревожно и одиноко.

А что если для конспирации изменить внешность? — возникла малодушная мысль. Светлана подошла к зеркалу, пытаясь взглянуть на себя как бы со стороны. Темно золотистые крупные локоны лежали на, совсем еще по-детски, хрупких плечах. Мальчишеская фигура, будто и не ей пошел шестнадцатый год. Зрачки такие огромные, что сливаются с темно-синей радужкой в один бездонный колодец. Пухлый рот приоткрыт буквой «О», и даже нос почему-то кажется вопросительным знаком. Лицо бескровное. Не лицо, а черно-белая гравюра под названием «Страх».

— Ну на кого ты похожа? — разозлилась на свое отражение Света. И, подхватив первую попавшуюся книгу, поспешила вон из квартиры.

Она спустилась во двор. Было около семи часов вечера, но солнце и не собиралось покидать небосвод. На детской площадке еще играли дети. Поодаль, на лавочке судачили старушки. Где-то под крышей громко и настойчимо ворковал голубь. Развалясь на боку, жмурилась на солнце тигроподобная рыжая кошка. Толстый веснушчатый парень выгуливал такого же толстого пятнистого боксера. Завидев их, кошка с шипением вскочила и в мгновение ока взлетела на ствол липы. Кругом были люди — обычная, каждодневная, будничная жизнь. Никто из окружающих, преимущественно детей и старушек, не мог вызвать у Светланы подозрений. Под нежными касаниями ветерка листва над головой что-то тихонько нашептывала, успокаивая, баюкая.

Светлана сидела на скамейке с нераскрытой книгой на коленях, бездумно глядя в выгоревшее на солнце летнее небо, изливавшее на нее целебный покой.

«До чего ж хорошо жить на свете! Просто быть и все, — невольно подумалось ей. — Просто видеть Солнце, засыпать и просыпаться вместе с ним. Улыбаться, когда небо сияет и хмуриться если хмурится оно. Вслушиваться в говор листвы, журчанье ручья, голоса людей. Сколько удивительного, волнующего во всей этой кажущейся обыденности.»

Впервые подобные мысли посетили ее, когда для мамы весь этот великолепный мир, полный звуков и красок, перестал существовать. И вот теперь снова… Должно быть лишь сталкиваясь со смертью дорогих тебе и близких людей, понимая вдруг, что жизнь конечна, что она может внезапно оборваться в любую минуту, по-настоящему осознаешь ее бесценность.

На другой конец скамейки тяжело и бесцеремонно плюхнулась незнакомая девица. Вздрогнув от неожиданности, Светлана недовольно покосилась на незнакомку. Она выросла в этом дворе и практически знала всех, кто гулял здесь, но эту видела впервые. Конечно и с улицы любой мог забрести в их уютный зеленый дворик.

Девица была тонкая, длинная и бесцветная, как тянущийся из корзины к свету худосочный картофельный росток. Не обращая внимания на Светлану, она вытащила из-за пазухи пушистый живой комочек и стала забавляться с ним.

Демонстративно раскрыв книгу, Светлана попыталась углубиться в чтение, но почувствовала, что перечитывает одну и ту же страницу, не вникая в смысл. Ее внимание привлекала незнакомка. Блеклые, неопределенного цвета волосы рыхлой косой свисали с макушки. Она казалась бледной, даже болезненной. Серый балахон, который и платьем-то не назовешь, делал ее похожей едва ли не на нищенку, если бы не две детали ее «туалета» — небрежно брошенная на скамейку дорогая сумочка из тонкой кожи с узорчатым тиснением и золотой медальон на достаточно массивной золотой цепи поверх балахона.

— Ну же, погуляй немного. Подыши воздухом, — ворковала меж тем девица, опуская своего питомца на скамейку.

Теперь Светлана могла сполна удовлетворить свое любопытство. Вид зверька, беспомощно тыкавшегося в деревянные рейки, настолько поразил ее, что, отбросив книгу, она во все глаза уставилась на диковинное создание. Мордочка у зверька была очень узкая, вытянутая, с прозрачным шариком на конце. Шарик-нос покрывали бесчисленные дырочки или ноздри. Изящные нежные лапки заканчивались гроздью розовых, хрупких на вид коготков с подушечками — присосками на концах. Хвоста у зверька не было вовсе. Прозрачная ноздрястоя носопырка беспрестанно двигалась, обнюхивая скамью.

— Ой, мамочки, что это!? — не удержалась Светлана.

— Это?.. Плут, — ответила незнакомка неожиданно низким, грубоватым голосом. И равнодушно осведомилась: — Нравится?

— В жизни не видала ничего подобного! — призналась Светлана. — Что это за зверь?

— А шут его знает. — Девица небрежно пожала плечом. И, бросив на соседку по скамейке быстрый, изучающий взгляд, со скрытой завистью проговорила: — Какие у тебя красивые волосы. Как с картинки.

— Волосы как волосы, — отмахнулась Светлана, целиком поглощенная созерцанием зверька.

Луч заходящего солнца, пробившись сквозь листву, коснулся лица незнакомки. Слабенький, утративший дневную силу луч. Болезненно сморщившись, она заслонилась от него рукой.

— Что, глаза болят? — проявила участие Светлана.

— Вот досада. Забыла солнечные очки. — Порывшись в сумочке, девица в сердцах отшвырнула ее.

— Не велика беда. Солнце-то уже садится. А почему он так странно ведет себя?

— Кто, Плут? Безглазый потому что.

— Как это!?.

— Ну как-как, слепой он.

— Совсем-совсем? Как крот?

–…Ага.

— Бедняжка. Как же он живет? Как находит пищу?

— Не переживай. Без проблем.

— Кусается?

— Не-а.

— А можно его потрогать?

— Валяй.

Светлана с опаской коснулась полосатой шкурки. Шерсть оказалась и жесткой, и податливой одновременно, как иголки у прирученного ежа. Расхрабрившись, она подсунула ладонь ему под брюшко, голое и холодное.

Зверек, ощутив тепло, тотчас доверчиво устроился у нее на ладони, свесив лапки.

— Какой милый, — растрогалась Светлана.

— Ты ему понравилась… Хочешь меняться?

— На что!?

— Я тебе Плута, ты мне свои волосы.

— Скажешь тоже, — обидилась Светлана, возвращая зверька на место.

— Да пошутила я. Бери так. Дарю.

— Тоже шутка?

— Бери, бери, пока я добрая. — «Картофельная» девица впервые улыбнулась. — Тебя как зовут-то?

— Света. А тебя?

— Найт.

— Как?!.

— Найт, — повторила та. И видя ее удивление, объяснила: — Мамина фантазия… Забавно получается. Правда? Ты — свет, я — ночь. Кормить знаешь как?

— Нет, конечно.

— Червяками. Земляными.

Светлана нахмурилась:

— Да где же я их возьму?

— Во дворе под цветами накопаешь. Их полно, где земля жирная. Можно и мухами. Ночными бабочками, термитами, пчелами… А вообще-то он запросто обходится целый месяц без еды.

— Спасибо тебе. Огромное. — Светлана прижала к груди полосатый, шумно сопящий комочек и вскрикнула: — Ой, какой у него нос! Как рашпиль.

— Ты где живешь? — деловито осведомилась Найт.

— Вон в том подъезде. На третьем этаже. Квартира 17, — тотчас сообщила Светлана.

— Ладно. На днях загляну. Посмотрю как с ним справляешься. Может червяков принесу. — И, закинув на плечо сумочку, она как бы сползла со скамейки, а потом только осторожно выпрямилась во весь рост. — Пока.

Странная незнакомка в сером балахоне словно бы и не ушла, а растворилась с последним лучом схоронившегося за домами солнца. Такое совпадение поразило Светлану. На всякий случай она покрепче прижала к груди свое сокровище, чтобы и оно чего доброго не исчезло. Удивительно, но благодаря этому полосатому беспомощному комочку тоска и тревога вдруг отступили. Появилось существо куда более несчастное чем она. И оно нуждалось в ее заботе.

— Лана? Что ты тут делаешь, одна, в сумерках?

— Вернулся! Наконец-то! — Девочка вскочила. — Я не одна. Вот, смотри! — Она протянула отцу зверька.

— Что это?

— Не что, а кто. Его зовут Плут.

— Ничего не понимаю. — Вадим с недоумением разглядывал диковинное существо. — Не щенок. Не котенок. Не морская свинка. Не хомяк. И даже не крыса. Тогда кто же?

— Это неизвестный науке зверь, — улыбнулась Светлана. Улыбнулась впервые после того как узнала о гибели Андрея. — И он теперь мой.

— Очень мило. Но как он к тебе попал?

— Подарили.

— Не говори загадками. Кто?

— Да так, одна девочка со двора. Вышла с ним погулять, увидела, что он мне понравился и отдала.

— Странно…

— А что тут странного? Ты же знаешь, как это у ребят бывает. Сначала страсть как хочется завести кого-нибудь, потом каждодневные заботы надоедают. И вот…

— Ага, теперь понятно. Нашла, так сказать, кому сбагрить. Ну ладно. Может оно и к лучшему. Отвлечешься немного. Пошли домой, я ужасно голодный.

— Ой, да я ж ничего не приготовила! — спохватилась Светлана.

— Очень хорошо. Я тут всякой всячины накупил.

— Какой же ты молодец, папка! Ты меня спас. — И она засеменила рядом с отцом к подъезду.

Устроив зверька в коробке из-под обуви, она отправилась на кухню.

Они сидели друг против друга. Монотонно тикали часы, бубнил из гостиной телевизор. Вадим молча жевал, глядя в одну точку, не замечая, казалось, что ест. Светлана сочувственно поглядывала на него.

— Опять неудачный поход?

— Неудачный, — вздохнул Вадим, не меняя позы. — И еще… Сегдня стали известны результаты повторной экспертизы.

— Ну и?..

— В крови обоих обнаружен один и тот же, не известный науке яд.

— Яд!?! — Светлана побледнела. — А может… может они напару отравились чем-нибудь во время перерыва? Может съели что-то некачественное?

— Это был яд мгновенного действия.

— Может укусила какая-то пакость?

— В разных местах и в разное время?

— Тогда, значит, их отравили.

— Исключается. Ни в пищеварительном тракте, ни в легких присутствие яда не обнаружено. Только в крови. При полном отсутствии следов внешних повреждений.

Забыв о еде, Светлана озадаченно смотрела на отца:

— А разве так бывает?

— Не знаю, солнышко, не знаю. — Он отключенно теребил салфетку. Потом встал, швырнув ее на стол. — Пойду в кресло. А ты готовь чай. Только со свежей заваркой.

Погруженный в свои мысли, Вадим полулежал с закрытыми глазами, не глядя в экран, пока одна информация не привлекла его внимание. Неведомые грабители неведомым путем проникли на московскую продовольственную базу и унесли все, что там было. Не килограммы — тонны продуктов. При этом ни замки, ни окна взломаны не были. И вообще никаких следов чьего-либо присутствия обнаружить не удалось. Комментатор классифицировал случившееся как ограбление века.

«Создается впечатление, что месячный запас продовольствия просто испа — рился, как ртуть, сам по себе, — резюмировал он. — Сработано настолько чисто, что одни склонны винить во всем изголодавшихся на чужбине инопланетян, другие намекают на вмешательство потусторонних сил. Так или иначе, о результатах ведущегося расследования мы будем вас информировать.»

Тихий скребущийся звук коснулся слуха Вадима.

— Ла-на! — крикнул он. — Поди-ка сюда. Ты что-нибудь слышишь?

Светлана остановилась в дверях. Прислушалась. Звук был равномерным и монотонным, как если бы кто-то старательно пилил лобзиком кусок фанеры.

— Ой, да это ж наверное Плут! — сообразила она, бросаясь к обувной коробке. — Совсем про него забыла.

Новое местожительство зверька было пусто. Светлана ползала на коленях по полу, заглядывала во все углы, под мебель, за занавески, под и за батареи. Зверек, оправдывая свою кличку, затаился, притих. Решив перехитрить его, затаи — лись и Светлана, выжидая, кто кого. Она победила. Пилежка возобновилась. Не поднимаясь с колен, девочка крадучесь поползла на звук. Заглянула под сервант:

— Па! Он где-то здесь. Но ничего не видно.

Отец принес фонарик и, опустившись рядом с дочерью на колени, направил луч под сервант. Зверька там не было. Только круглая дырка величиной с грецкий орех в стене, над плинтусом. И горка рыжего порошка перед ней.

— Папа, папа, посвети-ка туда!

Дырка оказалась довольно глубокой, и внутри ее, что-то темнело.

— Вот это да… — озадаченно пробормотала Светлана. — Настоящий подкоп.

— Но здесь капитальная кирпичная кладка. Как же он мог прогрызть ее?

— Ты лучше скажи, как его оттуда выковорить. И как он вообще там помещается. Дырка-то по диаметру в несколько раз меньше его. Задохнется ведь.

— Может спицей его кольнуть? Или вилкой поддеть?

— Скажешь тоже, — рассердилась Светлана. — Что же делать-то, а? Ну что мне с ним делать? — Она чуть не плакала.

А зверек, не обращая уже на них внимания, самозабвенно пилил, уходя все глубже в стену. Горка рыжего песка у плинтуса росла на глазах.

— Плут! Миленький Плут… Ну пожалуйста…

Пилежка вмиг прекратилась. Послышалась возня, и из норки вывалился круглый, покрытый рыжей пылью задок. А потом они увидели его всего целиком. Встряхнувшись по-собачьи, он окутался облачком пыли.

— Плут. Плутишка. Лапочка мой, — умильно ворковала Светлана.

Повернувшись на голос, зверек затрусил прямиком к ней. Она подхватила его на руки, стряхнула остатки кирпичной пыли и прижала к себе.

— Лана, а ведь он вылез на твой зов!

— Ну да. А что тут особенного?

— Так не кошка ведь, не собака, а кличку свою знает.

— И вообще для слепого он ориентируется просто потрясающе.

— Слепого, говоришь?

— Ну да. У него и глаз-то нет.

— Не может быть! Дай-ка я посмотрю.

Они все еще сидели на полу перед сервантом. Вадим даже фонарик выключить забыл. Он внимательно обследовал мордочку зверька и вынужден был согласиться: — Действительно нет… Странно. Очень странно. — Ухватив зверька за прозрачную ноздрястую пуговку, он заглянул ему в пасть и даже присвистнул от удивления. — Вот это да! Похлеще рыбы пиррани.

Челюсти зверька были усеяны двойным рядом зубов — мелких, острых, скошенных назад, как зубья пилы.

— Да с таким подарком природы не то что кирпич, гранит перепилить можно. — Вадим вдруг нахмурился и строго спросил: — Лана, откуда у тебя это чудо-юдо?

— Я же тебе рассказывала еще там, во дворе.

— Вернешь обратно. Завтра же. У нас будут из-за него неприятности.

Она и сама понимала, что будут. Такого стенопроходца на месте не удержать. К тому же он наверняка и спать им не даст.

— Ты знаешь, где живет его хозяйка?

— Нет, но она обещела зайти.

— Ну а пока что делать с ним будем?

— Может в ванну на ночь посадим? Надеюсь, эмалированный чугун ему не по зубам.

— Окей. А завтра я хотел бы забрать его с собой.

— Куда??

— В одну лабораторию. Покажу кой-кому. Он меня очень заинтересовал. Если я не ошибаюсь, это милое создание живет глубоко под землей и прогрызает себе норы в твердых, окаменевших породах.

— Может его вывезли с каких-нибудь заморских островов?

— Не знаю, не знаю… — задумчиво проговорил Вадим, как — то странно глядя на зверька. — Не нравится мне все это.

— Что именно?

— А все, что последнее время вокруг нас происходит.

Показать диковинное существо специалистам Вадиму так и не удалось. По той простой причине, что наутро никакого зверька в ванной не оказалось. Плут бесследно исчез. Напрасно Светлана бегала по квартире, выкрикивая и нашептывая его имя. Они обследовали всю ванную комнату — ни на кафель, ни на чугун зверек явно не покушался.

— Вариант только один, — Вадим в раздумье почесал затылок. — Он ушел через сливной трап.

— Да на трапе же железные перегородки. Что он таракан что ли?

— На то и плут, — невесело улыбнулся Вадим. — Видимо, набор уникальных зубов и ноздрей не единственная его компенсация за отсутствие глаз. Жаль, если твой Плут не отыщется. Ну ладно, я побежал. Говори, хозяюшка, что к ужину принести?

— На сегодня у нас все есть. Разве что хлеб. И приходи сам поскорее. А деньги зря не трать. Мама говорила, надо быть экономным. А еще знаешь, что она говорила? — Светлана улыбнулась. — Когда муж гений, с ним нельзя расслабляться. Так вот, теперь мне достается за нее.

— Иногда ты мне ее так напоминаешь, что хочется выть от боли. Интонации. Манеры. Выражения.

— Понятное дело, ведь я ее дочь, — тоном мудрой женщины подтвердила Светлана и добавила, грустнея: — А мне не иногда, мне постоянно выть хочется. И днем… и особенно ночью. Кстати, ты снова стонал во сне. Опять кошмары?

— Пустяки, — отмахнулся Вадим, не желая тревожить дочь. И, поцеловав ее в макушку, с виноватым видом взялся за свой дипломат. — Я очень люблю тебя, девочка моя. Знаю, маму мне тебе не заменить, но дороже тебя у меня нет никого на целом свете.

— И у меня тоже, папа. Не задерживайся, беги. Пусть тебе повезет хоть на этот раз.