Энциклопупия маразма. Пародии, подражания, сатира

Мамаша Дорсет

Меня часто спрашивают, откуда взялся подобный псевдоним. Так вот, вы помните повесть Уильяма Сиднея Портера (О'Генри) «Вождь краснокожих»? Отца главного героя звали «папаша Дорсет». Гипотетически должна была быть и мамаша, но о ней у О'Генри нет ни слова. Я решила, что это счастливый случай – взять себе псевдоним для написания пародий и прочих злонамеренных произведений, высмеивающих недостатки общества в целом и псевдолитературы в частности. Всегда с небольшим приветом, Мамаша Дорсет.

© Мамаша Дорсет, 2021

ISBN 978-5-0055-4533-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Энциклопупия маразма

Стихотворные пародии и подражания

Многие из пародируемых мною авторов являются членами СП, номинантами и лауреатами всевозможных литературных конкурсов, некоторые из них окончили Литинститут. И все они обижаются не на себя, дающих пищу пародистам для насмешек и интерпретаций, а на тех, кто видит нелепости и вопиющую безграмотность в их произведениях, которые в былые времена улетели бы в редакторскую корзину без долгих разговоров.

Не у Пронькиных

Поэтам

Долгирев Егор

Вы все хотели рифмы строгой,

Вы все хотели рифмы строгой,

И чтоб размер куда-то не пропал;

Мне неабстракто, честно по**й::

Форматы старые — провал.

*

Быть может мне когда-то тоже,

И звезды станут, как трамвай.

Ну а пока трактовка мыслей,

Имеет ценностью своё

Сокрытие любого смысла,

*

Трактовка мыслей год от года

Всё жиже, проще и пошлей.

В догадках мыкаться природа

Давно привыкла. Без соплей

Ударь глаголом, словно ломом,

Возьми Пегасовы бразды,

Стихов своих тяжёлым томом

Добрось до утренней звезды!

От жертв ЕГ прохода нету,

Что вездесущи, как вода,

И, как атланты, всю планету

Несут, неведомо куда.

В формате новом пишет крепко,

Презревший грамоту, пиит:

Под модной кепкой преет репка,

В которой разум крепко спит.

Неважно, кто он и откуда,

Читай, читатель, и смекай,

Что поэтическое чудо

Свезти не сможет и трамвай.

Пускай он громыхнёт железом

По гнутым рельсам невпопад

И поэтическим протезом

Все зубы выбьет всем подряд.

Геометрическая пародия

Я медленно и долго просыпаюсь

Хубулава Григорий Геннадьевич

Я медленно и долго просыпаюсь,

Не отпускают память сети сна,

В ночном окне скользит, руки касаясь

Бедром, нагая чёрная луна.

*

Звук поперечный в тишине продольной

Кричит и причитает об одном

То ласково, то нестерпимо больно

Склоняется на языке немом.

В горизонтальной жизни на кровати

И в вертикальной медленной ходьбе

Не ожидаешь дружеских объятий,

Когда ты вещь особая в себе.

И на замену чувствам, просторечью

И прочим благам, даденным Творцом,

Пошлётся чёртом страшное увечье —

Писать стихи с пиэр квадрат лицом.

Бедро луны тощает с каждым часом,

И, кажется, а может, снится мне,

Архангел возвещает трубным гласом:

«Окстись!» и тенью движется в окне.

Но грешен, грешен, в каждом лунном блике

Ищу восторгов трепетную длань,

И дух поэцкий, вольный и великий,

Встаёт опять на творческую брань!

Хоть нем язык, зато рука окрепла,

Как мало тем, зато таланта воз!

От ночи не осталось даже пепла,

О чём же стих написан, вот вопрос!

Поэтическая Антарктида

Полнолуние плюс

Екатерина Синесгерева

Полнолуние плюс. Как всегда холода.

Иней снова ложится на всё, что годится.

И дрожит по ночам от мороза звезда,

И колючесть лучей убирать не стремится,

Холодильник открыл нараспашку нам север.

Затмение там, в другом полушарии…

Полюс в минус, экватор, конечно же, в плюс,

Обезьяны в Бразилии лущат бананы…

Если глобус поджечь, то почувствуешь вкус

На губах того пепла, чем дышат вулканы.

Вновь поэт величаво пускает слезу…

Это классика, — мозг расщепить на нейроны.

Полушария порознь вверху и внизу,

Но душа соблюдает иные законы.

Ей, душе, по душе золотой эликсир,

Что накапала Муза пипеткою в ухо.

Весь Серебряный век был зачитан до дыр,

Только сердце осталось к учению глухо.

А Парнас — тоже чья-то губерния. В ней

Проживают, по счастью, не только пингвины.

Кстати, даже похожи они на людей,

Но в пингвиньих повадках, к несчастью, едины.

Сама садик я садила

не я придумала Светило

Наталья Шерман

Когда уйду я навсегда,

Неужто Солнце на востоке

Взойдёт в положенные сроки?!

Уход мой что ли ерунда?

*

…Возможно ль,

Чтоб без меня… Ведь как — то прям…

Прощаю Солнце. Так и быть.

Не я придумала Светило.

Но сад — то я сама садила.

Нет чтоб усохнуть — цвесть… плодить…

Уж что о людях говорить…

Пусть не всегда по Сеньке шляпка,

Однако ж, каждый индивид

От поэтического тапка

Пародий смыться не спешит.

На что уж я — поэт поэтов,

Всегда найду, чево сказать.

Не любят многие за это

Не лишь меня, как Музомать.

И как-то прям ножом по сердцу,

Садила б лучше самосад…

Последний раз я водки с перцем

Стопарь махнула год назад.

Пить — помирать, не пить — всё то же.

У каждой жизни свой резон.

Умом с фасада блещет рожа,

А глянешь внутрь, — оксюморон.

Прощаю всех на этом свете,

Не я придумала тот свет…

Когда уйду, заплачут дети,

И в каждом будущем поэте

Слова мои забродят эти,

В которых проку нет и трети,

Но, что ли зря авторитет

Своим я слогом поднимала

И натворила рифм немало?

Вкуси ж, потомок, этот яд,

Как Пушкин — двести лет назад…

Поитицкие страсти

попытка ревности

Наталья Шерман

Не удалось опять проснуться

Без чувства ревности в душе.

*

Ревную к чашечке. Губами

Её коснулся. И опять…

Таких прелюдий между нами

Не наблюдается лет пять.

Кошмар… Теперь ревную к брюкам.

Отдался им без лишних слов.

Ласкали долго галстук руки.

А мне: « Пока!» и был таков.

Увы, все смертные порочны.

Мой изначальный эпикриз:

Ревную точку к многоточью.

Литературный свой стриптиз,

Любовной рифмой украшая,

Люблю поутру повторять,

Как бесподобно хороша я,

Когда покинула кровать…

Но вот беда, мой круг очерчен

Ночным горшком, пустым окном,

И даже стих нахреноверчен

Так, что неможется потом.

Уйди, противный нудный критик!

Тебе, безумному, пора

На тот конец твоих открытий,

Где не помогут доктора.

А я, горя от нетерпенья,

Язык ревнуя к словарю,

Отбросив в сторону сомненья,

К себе от ревности искрю.

Что может лучше быть процесса,

Когда неведом результат?

Я — божьей волей поэтесса,

А критик — бездарь и кастрат!

Доны Педры

Как много донов Педров меж писак,

Кто нормою считает задний привод!

Они стучат совсем не просто так, —

Надеясь получить толику выгод,

Кто в виде горстки сребреников, кто,

Мечтая о возможном святом месте

В поэцком виртуальном шапито —

Потешном, горделивом и без чести.

Вакцины нет от этих чудаков,

Их чем ни уколи, они лишь гаже.

Менталитет их педровский таков,

Что, по-собачьи, все они на страже.

Аналогов у этой гнуси нет,

В своей борьбе она крепчает задом..

Примите, доны, пламенный привет

Всем скрепно-ватным, вечно бдящим стадом!

Анало-говнет

Весь мир догоняет нас паром пердячим,

Мы с новым прорывом стремимся на свет

И в космос болтами с резьбою фигачим,

Поскольку имеем «анало-говнет».

Летает он быстро, быстрее кометы,

Его вертикален невидимый взлёт.

Он нашим врагам расточает приветы,

Пока нам на головы ни упадёт.

И гордость сердца наши жжёт не по-детски,

Не надо ни хлеба, ни дивных красот,

Мы всё ж-таки радостный сблёвыш советский,

Анало-говнет нас толкает вперёд!

Проклятой Америке нас не унизить,

Треклятой Гейропе до нас, как до звёзд.

Засунут себе пусть свой чёртов ленд-лизинг

Под свой голубой и коричневый хвост!

А наш рулевой нас на крыльях прогресса

Доставит туда, где стабильность и рай…

Россия, как Феникс, из пепла воскресла,

Гори же и впредь, и в огне не сгорай!

Пусть дух твой великий по пустошам бродит,

Пусть дым твой отеческий виден окрест,

Ничто не колеблет в российском народе

Уверенность в том, что и этот заезд

На тройке могучей, гремя бубенцами,

Проскачет с триумфом на вызов судьбы,

Где вся-то Россия, попавшая в пламя,

Сменяет былые дубы — на гробы.

Судьбе навстречу

Послание Миру

Ростислав Романовский 2

Я любить негромко не умею.

Я кричу в огромный белый свет:

«Нет тебя, любимая, милее

И прекрасней в целом Мире нет!»

Тайну жизни Миру я открою

От вершин и до морских глубин,

О тебе кричу в трубу печную,

На асфальте красками пишу,

Мол, люблю, люблю тебя любую,

Без тебя не ем и не дышу!

С самолёта спрыгну, чувств во имя,

Раздраконю Музу в пух и прах,

В сон ворвусь твой в виде серафима, —

Не мужик, а шестокрылый птах.

Ангельского чина буду пуще,

Умиленья в сердце не сдержу…

А пока стою, в трубу оруще,

Просто так ору, для куражу,

Альфа и омега, чёт и нечет…

Не оставлю чувства на потом!

Я на крышу влез судьбе на встречу —

Спеть дуэтом с мартовским котом.

Хорошо в деревне летом

Шведов Александр Владимирович

В далекой чилийской деревне

//Промокли лисы и шиншиллы,

в полях взъерошились стога.

Гроза с природой согрешила,

спуская влагу на луга.

В деревне смыла пыль с тропинок,

перепугала псов да баб,

мужицкий заглушила храп.

*

Как хорошо в деревне летом,

Словами вряд ли передать.

Коровьи мины льнут к штиблетам, —

Не аромат, а благодать.

Скучают риги и повети

Под солнца дыней наливной,

И золотарь идёт домой,

Его встречают с криком дети,

Собаки лают за плетнями,

И квохчет курица в пыли,

А он, считая трудодни,

Дорогу меряет шагами…

Гневливо у калитки баба

Румянцем пышет, с алых губ

Слетает: «Провалился кабы

И не вонял тут, ажно труп!»

А золотарь ей: «Будя, Клава,

Ужо возьму я в руки дрын

И опояшу так, шалава,

Чтоб пах дерьмом не я один!»

Сон в руку

Чёрная вдова

Евгений Бесовитов

*

У царицы бессонных ночей,

Каннибальских, порочных пиров,

Вместо полчища слуг-палачей, —

Мириа́ды телесных даров

*

Я сегодня заспался чуток, —

Был настигнут обманчивым сном,

Будто выпал мне каверзный рок

Уродиться на свете царём,

Будто звали меня Менелай,

А супругу мою за бугор

Утащил нехороший бабай,

Гад ползучий, а попросту, вор.

Он её соблазнил калачом

Из Макдональдса, просто беда.

Я б её не отдал нипочём,

Но, увы, потерял навсегда.

Вдруг почудилось, — в складках портьер

Шевельнулась знакомая тень…

Я к ней руки и ноги простер,

Глядь, не Ленка, — Ковидла в сажень.

Я — брыкаться, кусаться вопить,

Но воткнулась мне в чресла гвоздём…

Вот, проснулся, не знаю, как быть,

Половым передастся ль путём?

Трагичный случай

Морское

Алла Арцис

А море только пенилось и ржало,

*

И чудилось, что тысячи сизифов

Отчаянно из недр его рвались —

*

И снова дно переминало нервно.

Потом смолкало враз — и ни гу-гу.

И полный штиль. И тишина безмерна —

А женщина ждала на берегу.

На берегу, увязнув в мокрой тине,

Печально глядя на девятый вал,

Стояла дева, словно на картине,

Что Айвазян-художник рисовал.

Ушёл моряк за тюлькой и бычками

На лодочке под парусом вчера,

И не оставил ни записки даме,

Ни поцелуя грешного с утра,

И ни гу-гу. А телефон не ловит,

На кнопки жать, увы, сизифов труд.

А море кровожадно жаждет крови

За каждый кильки выловленный пуд.

В нём тридцать три богатыря на страже,

С дозором здесь обходят берега…

Вот вынырнули, — девушка на пляже

Стоит и плачет, бедная. Нага,

Прекрасна дева, простирает руки

К пучине, восклицая без конца

О том, какие испытала муки,

У моря поджидая молодца.

Сердца богатырей пронзило болью, —

Бывает же такое иногда!

Ей отслюнили спички, банку с солью,

Кило бычков и скрылись в никуда.

Мы и они

К 100-летию октябрьской революции

Принц Андромеды

*

Доллар тебе — как враг!

Враг для тебя — и евро!

Нет революций в ней,

В глупой Европе скверной!

*

Нет, впереди тот поезд!

Поезд — советский лишь!

Про серп и молот повесть —

Не про Нью-Йорк-Париж…

Был я в Парижах как-то,

Был я в Нью-Йорках тех.

Там у них всё, де-факто

Плохо, ну просто смех.

Им бы на нас равняться,

Думать и жить, как мы,

Так же зубами клацать

В белых полях зимы,

Так же последним хреном

Лакомиться подчас,

Веря в сознанье бренном

В скорой победы час

Над нищетой глубинной,

Длящейся много лет,

Пагубой нашей винной,

Главной из всех примет

Удали и размаха,

Так же мечтать в тиши,

С уровнем в восемь махов

Портить карандаши…

Да, жидковаты черти,

Нет в них духовных скреп.

Знаем, кто ими вертит,

Наверняка, — Госдеп.

Нежатся, паразиты,

Устриц едят живьём,

Всякие дефициты…

Мы же свой хрен жуём.

Босы, как погорельцы,

Нашим вождём горды.

Мы же не европейцы,

Сытость нам до звезды!

Мне до звезды Парижи

И Вашингтоны их,

Жмеринка как-то ближе,

Я ведь ещё не псих

Устриц жевать и слушать

Писк их в прямой кишке…

Крепко Пегаса уши

В твёрдой держу руке!

Хроническая простонародная

Девушка — мчит, босая, в электричке!

Солнечный Принц

Некрасивая — зато

Босоногая — девчонка!

Муж девчонки — конь в пальто!

Можно ль жить с таким подонком?!

*

«Ботиночки дырявые, от холода дрожу

И пальцами корявыми узоры вывожу…»

из народного эпоса

Пяткой по снегу рисуя,

Задом в воздухе крутя,

И, здоровьем не рискуя,

Ржу, как малое дитя.

Милый, милый, мой далёкий,

Грузчик ты или артист,

Посмотри на эти щёки

И услышь поэцкий свист!

Я страдала понапрасну,

Получала по губам,

Да любила мужа страстно,

Унижаясь, просто срам.

Не дарил он мне цветочки,

И за каждый недосол

Отбивал башку и почки,

И однажды сам ушёл.

Обобрал меня до нитки…

И теперь мечтаю вновь

Чтоб хоть кто-то, под микитки

Мне поддав, пустил бы кровь.

Пусть он будет и немытым,

И глухим-хромым-слепым,

Да накройся всё корытом,

Будет самым дорогим!

Заключу его в объятья,

Оберу с одёжи вшей…

Буду счастлива опять я,

Наварив погуще щей.

Нью-Державина строки

Гражданин

Поэт Владимир Дорохин

Когда бесстыдное коварство

В миру закружит хоровод,

И с крон почтенного мещанства

Вмиг опадёт листва свобод,

И воды жадности завидят

Предел корысти берегов,

И правды речь закон обидит

Под звон беды колоколов,

*

Воспрянет гордый гражданин!

Когда в ребро потычет муза

Наманикюренным перстом,

Умища стрельнет аркебуза,

И неразгаданный геном

Раскроет чакры мне, и мантры

Польются лавой из груди,

И рифмы круче, чем у Сартра,

Мне душу станут бередить.

Воспрянет бренная натура,

И веко дёрнется, и нерв,

Разбужен, как акупунктурой,

Поэзией, весь свой резерв

Тотчас же в мозг направит скопом,

И пук извилин всколыхнёт,

И все нейроны автостопом

Запустит в творческий полёт.

И там уже, напившись крови,

Как шестирукий многочлен,

Нейрон, испытывая муки,

Распространяя эстроген,

Души зерцало раздраконя

До крупной творческой слезы,

В экстазе в мозге двинет кони,

Как мыльный лопнувший пузырь…

Но ямб хорея не обидит,

Шедевр родится без помех,

Пусть мертворожденный эпитет

Порою вызывает смех.

За что боролся

Искушенья

Поэт Владимир Дорохин

Где спешно слабость кроткий разум услаждает,

Благим заветам не найти там свой приют —

Душа пленённая всё новых встреч желает

С плодами зла, что к искушению влекут.

*

Поэт-колосс писал заумно-непонятно,

Он словом выспренним свой разум услаждал,

И было так ему глаголом жечь приятно,

Что глобус был в плечах поэту сильно мал.

Настольной лампы раб, чернильницы и перьев,

Павлиний хвост сложив под фрак, как парашют,

Как все пииты, вышел в мир из подмастерьев,

Как все ремесленники, был весом и крут.

С плодами зла он бился силой интеллекта,

Он в душах доброе и вечное будил…

В нём стихотворческого не было дефекта

Ни одного. И слыл он лучшим из…..

Жертва на алтарь Музы

Весёлый ребёнок

Максим Кравецкий, член СП

Весёлый ребёнок-

Ты родом из детства,

Хоть вырос давно,

Говорила мне мать,

А этот мир груб,

А этот мир тонок,

Не цирк, не кино-

Должен ты понимать.

Весёлый ребёнок,

Ты стал грустный клоун,

*

Меня оставляла,

Прикованным цепью,

Средь комнаты серой,

С пробитым виском,

На грани был жизни,

Дыханием смерти,

Был скован тогда,

Ещё робким мальцом.

*

Рождённому квасить,

В любви невезуха,

И что тут поделаешь,

Если старуха, —

Родная до колик,

Любимая мать

Кричит: «Алкоголик,

Нажрался опять!»

А был я весёлый

Довольный ребёнок,

Не пачкал ни разу

С рожденья пелёнок,

И был остроумен,

Не пил молока,

Просил только воблы,

А к вобле пивка.

Известность меня,

Как магнитом, манила,

Известность — она же

Великая сила!

Я в школе писал

На стене туалета

И били меня,

И сживали со света,

Однажды портфелем

Пробили висок,

И был я от гибели

На волосок.

Но я, как всегда,

Равновесия полон,

Хоть девочки часто

Кричали мне «клоун»,

Слова рифмовал,

Как спасенье от бед,

И вот появился

У нас интернет.

Мамаша купила

В кредит это чудо,

Иначе бы, где денег

Взять и откуда,

И, как на цепи,

Я сижу перед ним,

Сияет экран мой

И ночи, и дни.

Я горд, так как гений

Мой выдал шедевры,

От критиков, что

Налегают на нервы,

Вполне подобает мне

Джинн из бутылки,

Солёный опёнок

С картошкой на вилке…

Стишок мой о том,

Что, по-прежнему, близко,

Кому не понятно,

Пью водку, не виски.

Натура чувствительна

К рифме моя,

Особенно, если

Под градусом я.

Обрывки фраз местного диалекта

Шокировать-твой дар…

Максим Кравецкий

Шокировать-твой дар…

В костюме от Версаче,

С лампасвми вдоль брюк,

В пленящий цвет-агат,

Ты делаешь пожар,

И в сердце моём чаще,

Он возгорает вдруг,

И твой сражает взгляд.

*

Твой громок барабан…

Танцуешь ты канкан

Тебя люблю тем паче,

Спасаясь от разлук,

Лечась от боли ран.

*

Ты свой мечты канкан,

*

На скрипочке пилю,

Лабаю на клавире,

Но всё равно невмочь

Переиграть тимпан.

Я так тебя люблю,

Как мышка, в круглом сыре

Прогрызшая за ночь

Дыру, и этим пьян.

Ты скачешь, словно нож

Воткнули раскалённый

Под копчик, и дрожу

Я, видя твой каблук…

За сцену я не вхож,

Но, как студент влюблённый,

Букетик возложу

Из пропотевших рук.

Ах, инженю любви,

Кармен моей разлуки,

Умру от рваных ран,

Что в сердце выжгла страсть.

Ты только позови,

Избавь меня от муки, —

Опять нашла напасть

Чихать, как от орви.

Летит со сцены пыль,

Долбит каблук по нервам,

На скрипочке пилю,

Как этот… Паганель…

Канкан ведь не кадриль,

Ах, сколько сил у стервы!

Я так её люблю,

Как язва — актимель!

И вновь впадаю в шок,

И вновь долблю по клаве,

И мысли тоже вскачь,

И сердце снова вдрызг!

Ужо готов стишок, —

Я наторел в забаве

И плодовит, хоть плачь,

И вот вам мой изыск.

Оживляжик

Старикан Владислав

Ромашки бегают на босу ногу

Ромашки бегают на босу ногу.

Сносило лето пару каблучков.

И выкатилось солнце на дорогу.

Читает старый клён поверх очков;

по свежескошенной странице поля

псалтырь душистых, сладких клеверов.

Вот ветер-пастушок напился с горя,

он гонит стадо чёрных туч-коров.

*

Раздевшись догола, на солнце млеют

Берёзы, словно в бане, у реки.

Их муравьи нахальные имеют,

А рядом, изнывая от тоски,

Ревнует ёж, он, старый кровопийца,

Иголки им вонзает в бересту.

И хочется от жалости напиться,

И банку привязать к его хвосту.

Но у Гринписа есть свои резоны,

Он, будто ворон, сидя на суку,

По всей природе исторгает стоны,

И, поощрив ежиную тоску,

Ему прощает и садизм, и муку

Берёз нагих, совсем забывших стыд…

Пастух-невежда кнутовище в руку

Берёт и рифмой в воздухе гвоздит.

А ворон с ветки смотрит мудрым глазом

И думает: «Какая пое… нь!»

Еж мухомор сожрал, достиг оргазма,

И околел, скотина, в тот же день.

Увы и ах

Воздыхатель

Поэт Владимир Дорохин

Скажите «да», чтоб я остался.

Скажите «нет», чтоб я ушёл…

Куда рассудок подевался

Мой? Почему смотрю я в пол,

А не на вас, ещё недавно

Превозносимую красу?

*

Стал в переписках тривиален:

Перед глазами пелена…

Из посещённых в прошлом спален

Лишь ваша для меня полна

Радушьем, лаской, теплотою…

*

Я, посетитель дамских спален,

Прослыв, как истый Дон Жуан,

С годами стал не актуален,

Поскольку более не рьян.

Под старость, хоть вполне доступен,

Я много в битвах растерял,

Ищу морковку с луком в супе,

Не мясо, визуально сдал,

На глаз налипла катаракта,

На голове возникла плешь…

И хочется уже не акта,

Когда видна в карманах брешь,

А подержаться за колено,

Погладить ручку и при том

Не воспылать, как встарь, мгновенно,

А прорыдать, увы, молчком.

Не говорят мне «да» девицы,

И я, предчувствуя позор,

Предпочитаю удалиться,

Поскольку джентльмен и позёр.

«Нет» говорю себе с надрывом,

А дома ждёт меня клистир,

И, чуждый нравственным порывам,

Набоков, читаный до дыр.

Не корите меня, не браните

Роман Оффенбах — «Стану кошкой»

Стану грациозной кошкой,

синеглазой умницей.

Утром выпрыгну в окошко

и уйду по улице.

Стану быстрокрылой птицей

в муках вашей совести.

*

я вас сверху покалечу

бомбой водородною.

Стану слоником с комода

С хоботом и хвостиком.

Поменяй свою природу,

Сделай диагностику

И живи себе, не кашляй,

Хобот суй в салатики!

Не нужны тебе ни башли,

Ни азы грамматики.

А ещё могу я птичкой

Стать, иль даже ужиком,

Или девочкой с косичкой,

Или вашим ужасом…

Лишь наступит ночь в округе,

Я мечтаю явственно:

Пародист бежит в испуге,

Разложившись нравственно.

Родовые муки поэта

Я бы скончался от кесарева сечения

Принц Андромеды

А я б — на операционном

Столе — скончался, если бы

Я кесарево — с жутким стоном —

Сеченье б — испытал… Гробы

Мне чудятся во сне, и ужас

Невероятной боли!

*

Я знаю всё про эти хромосомы, —

Про игреки и иксы, и нули.

Когда умы у сапиенсов дома,

То помнят, от кого произошли,

А нет — твердят, мол, предки наши, вона,

На ветках жрут бананы только так,

Случайно всё — от клетки до нейрона,

Наследовавших хаос и бардак.

Случайно получилось по природе

Рожать детей лишь женщинам, итог —

Все мужики последовали моде

Иметь прибор волшебный между ног.

Но я попёр во сне обратным ходом,

Решившись, буду краток, на реванш.

Бултых простейшим организмом в воду,

С ним поменявшись «иксом» баш на баш.

И вот уже беременен собою,

И вот уже по-быстрому делюсь,

То выгляжу лягушкой, то плотвою,

То вдруг в козу на суше превращусь…

И вот уже я — женщина. Какие

Метаморфозы претерпел извне!

То я икру метал, то вековые

Возникли соки женские во мне!

И вот, о, плод моих мечтаний давних,

Вершина эволюции живёт

Внутри меня, и он со мной на равных,

И ножкой бьёт в раздувшийся живот.

А доктора уж скальпель тычут в пузо,

Мол, не родишь, наружу хода нет.

А промеж ними зубы скалит Муза,

Она-то знает, знает мой секрет!

Рожу! Уйдите! Дайте лишь собраться

Всем игрекам и иксам под пупком!

Уж нарожал стихов я тысяч двадцать

И этот не оставлю за лобком!

Агрегат Дуся

Я люблю эти бёдра и груди

Леонид Свириденков 3

Я люблю эти бёдра и груди,

Хоть я их никогда и не видел

От тебя от любви не убудет,

И тебя я ничем не обидел…

*

Я с тебя нарисую картинку

Маслом строчек и слов акварелью,

Откупорю сухого бутылку

И достану траву для веселья…

Губки бантиком, ручки, как ножки,

Щёчки в ямочках, лоб в куделёчках,

Зубки белые кривы немножко,

Но, при этом, здоровые почки.

Шейка тонкая вымыта плохо,

Загораются спички от вздоха,

Ниже талии — просто лепёха,

А под мышками — заросли моха,

Но такая родная, что в горле

Застывают неизданно звуки.

Я боюсь, как бы Дусю не спёрли,

Наложил бы в отчаянье руки.

Как откроет свой ротик волшебный,

Заворкует жеребой кобылой,

Предстаю перед нею, ущербный,

Потеряв голос, волю и силы.

Красота моя, девушка-ласка,

Врубель в правой руке, ножик в левой…

Написать хотел, кончилась краска,

Велико твоё, милая, тело.

Обаять и завлечь тебя взглядом

Не могу по причине прискорбной:

Как ни сяду, любимая, рядом,

Я не личико вижу, а морду.

На тебя только издали можно,

Да и то по обкурке, взирати.

Идеал выбирай осторожно,

О, художник, и не на кровати!

Марсианские хроники

Галина Филиппова-Путина

«Суета сует»

*

Всё перемешалось, всё — летит,

куда-то все и всё спешит…

Кто ввысь… кто в землю… кто на дно.

Всё в мире стало — суетно.

Неразбериха, полный крах…

Кто думал — умный… стал — дурак!

Вознёсся «нищий» в эполет!

Всем правит миром — суета сует…

На эполетах — три звезды,

В руках — великие бразды,

Куда бы сунуть бренный прах,

Весь мир, как в кале, в дураках,

И говорящий этот кал

Природу сильно пощипал.

Есть путь один у всех — на Марс,

Там есть вода и даже квас.

Всех умных скопом — в этот рай,

На Марсе выстроив сарай.

Пусть на Земле наступит мрак,

Ведь каждый третий здесь — дурак.

Животворный процесс

Суета сует

Галина Филиппова-Путина

не во всех головах есть мозг, к сожалению у кого-то опилки… хоть она и выглядит как арбуз, но ткни её, и из неё потечёт сок красного цвета, а у кого-то просто высыпятся черви… Ваша голова — вместилище души, и как вы хотите, так вы её и поместите. Хотите, поменяетесь местами с задницей, а хотите, она останется на месте,…всё зависит от вас!

У кого-то сердца в груди,

У кого-то, простите, в *опе,

Кто-то в Африке наследил,

Кто-то пива попил в Европе.

Кто-то думает головой,

Кто-то ест в неё то и дело,

У одних есть дар деловой,

У других вместо дара — тело.

Анатомия у писак

Подкачала с начала мира,

Вирши пишет иной простак,

Будто мылит в ладонях мыло.

Он и этак его потрёт,

Он и так его в луже смочит…

И корона в плечах не жмёт,

Даже если народ хохочет.

А душа у него проста,

Где-то спряталась в ягодицах,

Где играют глисты в виста,

Благо, есть там чем поживиться.

Рыцарь Ланселот на пенсии

могу себе это позволить

Аркадий Стебаков

Я могу себе это позволить…

Надо ж было всю жизнь идти

в это сладостное самоволье,

чтобы в самом конце пути

непреложность прочувствовать истин,

отскрижаленных на века,

и под грудой слежавшихся листьев

меч и щит прикопать (слегка).

*

Всё, что создано мной, пребудет

экологии не в ущерб.

К добрым людям из марсовых буден

*

Я достиг и признанья, и блеска

в узком, знаете ли, кругу.

Слово стало до золота веско,

сам иной раз поднять не могу.

Я сражался на сайтах отважно,

и сменил не десяток дам,

чтоб кораблик, отнюдь не бумажный,

вдруг причалил к подножью дамб.

Отскрижалив мужские успехи

у чужих открытых дверей,

я кого-то любил для потехи,

кого-то для славы своей.

Я горжусь, что однажды приметил

не только обед и халву,

но, как редко бывает на свете,

и богатенькую вдову.

Экологии нету ущерба:

рыцарь стар, моль побила щит,

в виршах мало лиричности, нерва,

и на вдовушку не стоит.

Нежная пародия

Наталья Грандэ — «Огонь»

Слышишь, как ветер бушует в трубе?

Сейчас перейдёт на свист,

*

…Моя мерзлячка, ты ножки протяни в мои ладони.

Свою кудрявую головку опусти пониже.

Ух, щёчки зарумянились, моя мадонна!..

*

…Разглажу пальчики, ноготки сверкают перламутром,

а пяточки, как шёлк в моих ладонях грубых.

*

Молотобоец с кувалдой в руке

Стоящий у верстака,

Держит в своей работящей башке

План удалого рывка.

Закончит работу, придёт домой,

А там, вся в белой фате,

Сидит роднулечка, как домовой,

Подобна его мечте.

Он скажет ей, Маня мечи на стол,

Да ставь во главе бутыль,

Ты видишь, ударник к тебе пришёл,

А не какой-то там хмырь.

Окончив ужин, всей пятернёй

Сгребёт он свою красу,

И скажет Маняше: «Глазки не строй,

Устал держать на весу!»

А после, после положит на грудь

Пяточки-льдышечки влёт,

И тут же Маняшу не как-нибудь,

Словно блоху подкуёт.

Протянет ножульки свои она,

От страсти взопреет он…

Их будет баюкать в ладонях сна

Славного молота звон.

Welcome в сансару

Живая

Любава Трофимова

По контуру стирай, пусть не сотрется.

А что ещё нам смертным остаётся?

Вот знать бы сразу, где стелить солому

Что не пускать чужих к родному дому,

*

В дороге снов за маленькой повозкой,

Извозчик слеп, с растрепанной прической,

Под нос бурчит, пути не узнавая,

А я за ним иду ещё живая.

Пока жива я, пью коньяк и виски,

Закусываю и жую ириски,

Смотрю вокруг и вижу много лажи,

Такое вижу, что не видно даже.

Вот речка Стикс, течёт она куда-то,

А перевозчик в лодке бородатый.

Весло щербато, о песок побито,

И лодка, как дырявое корыто.

В чём смысл, когда не ехать невозможно,

Залезешь внутрь, пускай и осторожно,

А там воды, простите, по колено,

И плавают вокруг окурки с пеной.

Что за бардак у этих патриархов,

Их быт неприспособленный не ахов,

Но всё равно послушно лямку тянут,

Без них все околевшие застрянут

Конец ознакомительного фрагмента.