Однокомнатное небо

Максимилиан Неаполитанский

«Однокомнатное небо» – это сборник философских рассказов, это букет смыслов и идей, аромат которых может почувствовать внимательный читатель. Это праздник, состоящий из вереницы событий, судеб, встреч, путешествий… В каждом рассказе скрыт символ, и в приобщении к этим символам обретается ощущение радости перед всем миром и всей жизнью.

Снежная поляна

И грань, и света след…

Геворг родился близ Кавказских гор. Самым ярким воспоминанием о его юности было происшествие на озере. Как раз тогда он столкнулся со странной гранью: с одной стороны этой грани была жизнь — со смехом, с радостью от солнца, со стремлениями, с играми, с песнями весёлыми, а с другой стороны — смерть. Они вошли в воду все вместе — пять соседей. Геворг плавал плохо, но хотел быть первым в соревновании — кто дальше. Он отплыл к середине озера — к чёрной середине, беззвучной — и вдруг почувствовал, что не может двигаться. Многое пролетело в мыслях Геворга, многое вылетело, ушло из его мыслей — все лишние вопросы. Но родились два вопроса, которые были больше — в десять тысяч раз больше — всех предыдущих: что будет дальше и зачем это? Без пояснений, в такой изначальной форме. Геворга спас турецкий рыбак.

Геворг родился близ Кавказских гор, но всегда тяготился местом своего рождения, и поэтому, достигнув нужного возраста, уехал из дома родителей. Он по-прежнему был в атмосфере юности, вокруг него была юность — внешним планом. Внутри же — состояние перехода, поиска нужных ответов на ненужные вопросы. Или наоборот? Геворг пытался это определить, обращался к горным отшельникам, к священникам, к учителям, но вокруг них была юность, и внутри них — в словах, в мыслях, в мотивах — тоже. Геворг думал, что люди севера другие. Что так влияет солнце, природа, животные, быт — всё расслабляет, обновляет постоянно и делает юным. Геворгу хотелось узнать твердь, мёрзлую землю, лёд, вьюгу… И он поехал учиться на север. Учиться и вместе с этим — работать.

Он поступил в институт и устроился работать сторожем. Было очень удобно — маленький домик, почти будка, стал настоящим домом. Геворг занимался своими делами — читал, конспектировал, писал, учил и попутно следил за порядком. Следить за порядком на самом деле приходилось мало: его сторожевой дом находился за чертой города, в большом, даже не огороженном забором поле. Кому принадлежало поле и зачем нужно было его охранять, Геворг не знал. Это заснеженное, вечно холодное поле было огромным — белый океан, — и казалось, что за ним кончается всё: город, страна, планета, жизнь. Горизонт был ровным, уходил далеко, края поля — тоже. Только знающий человек мог понять, что справа, километров через десять, можно увидеть первые жилые и нежилые дома — окраину города. Дорога упиралась в поле и дальше не шла. Смена Геворга начиналась вечером пятницы и заканчивалась утром понедельника. Остальное время он был в городе, учился. Он любил в воскресное утро выходить из своего сторожевого дома и смотреть вдаль — на снежную поляну. Так он назвал это белое неясное пространство. А что, если на другом конце действительно всё кончается? Это очень интересовало Геворга, у него был мировоззренческий интерес — самый опасный из всех интересов. Вдруг это поможет ответить на большие вопросы? Большое поле — снежная поляна — и большие вопросы.

В одну из смен, в субботний день, Геворгу позвонили на служебный телефон. Голос в трубке неразборчиво кричал, приказывал — именно приказывал — как можно быстрее идти. Геворг удивился:

— Куда?

Голос пояснил, что нужно срочно одеться, выйти из будки и идти прямо, как обычно. Но дело было в том, что Геворг никогда не ходил прямо. Он приезжал с восточной части поля, справа, заходил в свой сторожевой дом и больше не передвигался, хотя очень хотел. А тут такое — властное — распоряжение. Геворг был удивлён и рад. Он быстро надел тёплые сапоги, длинную рабочую шубу, шапку, шарф, свои кожаные перчатки и затем вышел, заперев дверь на ключ. В тот день насилу рассвело, и вся снежная поляна до сих пор была покрыта дымкой. Не было видно горизонта. Геворг взял с собой компас — в первый раз он использовал этот инструмент. Была середина зимы — холод.

Он шёл очень долго, шёл прямо. Но со временем снег становился всё глубже, а твёрдая истинная земля — всё дальше. Ноги пропадали, проваливались почти до колен. Долго Геворг был рад вызову — вызову пространства. Он начинал верить, что там, за снежной поляной, действительно всё кончается. А может быть, там он опять встретится с той самой гранью? В какой-то момент Геворгу стало казаться, что идёт не он — идёт история, эпоха, век идёт. А он просто смотрит и не понимает, когда всё закончится. Началась вьюга. Эта была первая настоящая вьюга на памяти Геворга — колкая, сносящая, сильная, страшно поющая, точнее, завывающая. С такой вьюгой Геворг давно желал встречи. Он не планировал, правда, что встреча так затянется, так утомит его. Вьюга оказалась невежливым, неучтивым собеседником. Вскоре радость, ликование Геворга сменились радостью упорства — вот дойду до конца, и там будет радость, а пока потерпеть, потерпеть. Но и радость упорства была недолгой — каждый шаг как новое рождение, вздох — удар. Мука от каждой новой, однообразной встречи с миром — со снежной поляной. Даже не с поляной уже — с полем, с покровом, с планетой. Слишком много — долго. Геворгу начало казаться, что скоро он уже дойдёт, потому что он чувствовал приближение той грани. Назад возвратиться нельзя — следы замело, уже всё далеко. Он начал проваливаться, казалось, по пояс. Но всё равно шёл. Вдруг — вторая встреча с гранью, уже тут, на севере, в холоде, даст ответы на большие вопросы? Но пригодятся ли ему уже эти ответы? Последние шаги, думал он, силы последние. Геворг, хотя и медленно, ещё двигался вперёд, взгляд его был опущен. Вдруг — момент — он увидел на снегу следы, которые вьюга ещё не успела скрыть. Эти следы — спасение. И самое главное — они шли прямо.