Взорвать «Москву»

Максим Шахов, 2011

Уволенный из армии капитан спецназа Артем Тарасов запутался в сложностях мирной жизни. Даже чуть было с бандитами не связался… Но его вовремя заметил бывший сослуживец полковник ФСБ Мезенцев и предложил настоящую работу. Суть ее в следующем. Организация украинских националистов-бандеровцев готовит в Севастополе взрыв российского крейсера «Москва», и Артему поручено предотвратить теракт, а заодно уничтожить подрывника. Однако все пошло совсем не так, как было спланировано…

Глава третья

Разгром

Und sollte mir ein Leid gescheh’n

Wer wird bei der Laterne stehen

Mit dir Lili Marleen?

«Lili Marleen»^[11]

Разгром «Гаммы» был не похож на простое сокращение штатов, вызванное упадком финансов и всеобщим государственным унижением. Кто-то сидящий высоко наверху сделал вполне определенный жест: спецбатальон — непозволительная роскошь для бюджета. Достаточно «Альфы» и «Беты» — отдельный спецбатальон «Гамма» должен исчезнуть, и хватит этой греческой премудрости, сами с усами…

…Застопорились автомобильные моторы. Заперли и опечатали оружейную комнату. Потрескалась краска конструкций на полосе препятствий. Развезли по другим войсковым частям солдат и сержантов-срочников. Бэтээры сдавали на консервацию — со стороны автопарка слышался отборный мат зампотеха и гул прогреваемых моторов.

Со стороны трассы мигнули проблесковые маячки, и в обрушившейся с неба мгновенной тишине послышался ровный рокот моторов. Ехало большое московское начальство. Полковник Дребезов — комбат — выстроил офицеров и прапорщиков на плацу, потоптался на ступеньках штаба, поправил фуражку. Он предпочел бы в одиночку взять захваченный боевиками жилой дом, чем тянуться в струнку перед московским начальством. Свежевыбритые лейтенанты-ассистенты вынесли из здания штаба батальонное знамя — честный боевой триколор с георгиевской ленточкой на древке.

Стоящий рядом с Артемом старлей по прозвищу Свисток ткнул того локтем в бок:

— Видал батину рожу?

— А что? — шепотом спросил Тарасов.

— Как в воду опущенный, — пояснил Свисток.

— Москва едет — ни хрена хорошего не предвидится, — согласился Артем.

— В прошлый раз… — начал было Свисток, но тут комбат выпятил грудь и скомандовал:

— Батальон! Смир-р-на! Равнение напр-р-ра-во!

Показался кортеж гостей. Впереди катил черный «Мерседес» с мигалкой, за ним вплотную два черных джипа.

— Круто подъезжают большие звезды, — буркнул, держа равнение, Свисток.

На тяжелом лице Дребезова изобразилась мука. Знаменосец и ассистент замерли рядом с колышущимся на ветру знаменем. Молчал на куцем плацу по ниточке выровненный камуфляжный строй «Гаммы».

Кортеж обогнул круглую клумбу, на которой до сих пор не удалось вырастить ничего, кроме кустистой травки, и остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду.

Гранитной глыбой встал правительственный «Мерседес». Из приткнувшегося ему в затылок джипа выпрыгнул бойкий молодой полковник, чертиком подбежал к задней дверце «Мерседеса», бережно распахнул…

Министр обороны, сухощавый мужчина неопределенной внешности в штатском костюме, выпростал ногу в лакированной туфле и выбрался на плац. Из джипов выгружалась свита с папками, портфелями и ноутбуками. Половина Генштаба явилась.

Лицо у министра было скучающим: расформирование боевых поздразделений за последний год стало для него рутиной. Он кивнул напряженному как струна командиру «Гаммы» и встал как раз напротив строя офицеров и прапорщиков. Следом тронулась блестящая свита.

— Здравствуйте, товарищи! — вяло провозгласил министр, и после положенной секундной задержки строй оглушительно грянул:

— Здра-жа-тарищ-министр!

Прежний министр, тот хоть и волюнтарист, но все-таки был генерал, вроде бы свой, а этот… черт его знает, штатского. Что он понимает в армейских нуждах? А под пулями он хоть ротой командовал? А чем спецподразделение отличается от обычного мотострелкового батальона? Чем отличается боевая задача, стоящая перед пехотным командиром и перед «батей» спецов?

Министр оглядел бравых бойцов «Гаммы» и изобразил на лице удовольствие. Хорошо смотрелись каменные лица бойцов — даже с сугубо штатской точки зрения.

Процедура общения скомкалась. Офицерам и прапорщикам скомандовали «Вольно! Разойтись!», и батя, окруженный свитскими военными, принялся что-то втолковывать министру. Тот кивал с гнусной интеллигентской ухмылочкой: мол, сами понимаем, но времена-то какие, и давайте-ка переместим нашу беседу в помещение, а то на воздухе слишком уж неформально получается, да-с… Беседа продолжалась минут пять, потом министр и свита втянулись в здание штаба.

— Знамя-то для прощания вынесли, не иначе, — выдувая через ноздри сигаретный дым, сказал Свисток.

Артем пожал плечами: после отправки срочников все было понятно и без комментариев. Лихорадочные мысли о поиске работы, которые навязли на зубах, стоило отбросить. Уж очень горький это момент — прощание со знаменем части, и только человек военный способен понять, как это больно и обидно. Живо знамя — жива войсковая часть. В ней может не остаться ни одного человека, но коли есть знамя — пушечное мясо нарастет, и скоро другие встанут под то же полотнище. Но если потеряно знамя, любая войсковая часть подлежит расформированию — будь то даже закаленная в боях полнокровная дивизия… Но иные времена настали, и в мирные дни растворяются в мутном штатском море боевые единицы, и уходят офицеры в никуда с тощими рюкзаками за спиной…

Небо было серое. Погромыхивал вдалеке гром. Артем стоял на плацу, чувствуя, как по щекам хлещет сырой ветер. Будущее кончилось сегодня.

— Товарищи офицеры! — рявкнул со ступенек штаба комбат. — Просьба подойти!

Сгрудившись у штабного здания, несколько десятков людей приготовились слушать, что скажет батя.

— Товарищи офицеры! — повторил Дребезов. — Алексей Иванович, наш министр, объявил о том, что мы давно ждали: принято решение расформировать батальон «Гамма». Сейчас Алексей Иванович спустится к нам и обратится к вам лично…

Тот самый свитский полковник, в обязанности которого входило услужливо открывать двери начальственного «Мерседеса», подбежал к комбату и что-то прошелестел тому на ухо. Загорелое лицо комбата налилось краской, стало свекольным.

— Ясно, — отрезал Дребезов. — Товарищи офицеры! — повысил он голос. — Господин министр отбывает по срочному делу в Москву. С вами будет иметь беседу полковник… э-э…

— Шаварин, — поспешно вставил свитский.

— Полковник Шаварин! — закончил комбат.

Офицеры «Гаммы» отошли в сторону и наблюдали за тем, как штатский министр с мобильным телефоном у уха и поджатыми губами прошел по ступеням и нырнул в салон «Мерседеса». Следом укатил один из джипов, груженный штабными чинами.

Проводив взглядом кортеж, полковник Шаварин заговорил:

— Товарищи офицеры! Как вам уже известно… — обведя взглядом бойцов, он поспешно закончил: — По приказу министра обороны ваша часть расформировывается. Все уволенные в запас будут обеспечены… ну и так далее… Всего доброго, господа!

И свитский полковник торопливо прошел к джипу.

— Вот и проводили, — резюмировал комбат. — Товарищи офицеры! Прошу в ленинскую комнату. Хоть министр и уехал, а водки выпить все-таки надо…

По знаку Дребезова прапор-писарь внес в «ленинку» один за другим четыре ящика водки. Закуска присутствовала в виде ящика тушенки и нескольких буханок серого пайкового хлеба.

Зазвенели граненые стаканы. Офицеры наливали по полному.

— Товарищи офицеры! — возвысился над общим гулом полковник Дребезов. — Этот сучонок полковник не сказал вам главного: меня уходят вместе с вами. Это чтобы вы не думали, будто батя остается в «Гамме» остатки говнеца подъедать да матчасть распродавать…

Бойцы загудели.

— А мы так и думали, товарищ полковник! — влез, как всегда, Свисток. На него зашикали.

— Так выпьем, товарищи, за нас с вами — и х… с ними! — провозгласил батя тост и опрокинул стакан.

После первого тоста офицерская пьянка пошла своим чередом. Делились мыслями о будущем, и даже оптимисты были сдержанны.

В дыму и чаду плавали реплики:

— Я — и командовать мотострелковым взводом?! Да ты охренел, лейтенант! Сам иди и командуй!

— Генштаб чичеров так и не понял, а если бы понял, в Грозном работали бы не мы, а ракетные войска стратегического назначения! Под корень, под корень, говорю, рубить! И нефтяные скважины эти долбаные — пожечь! С этого начинать надо было!

— Таджики?! К ногтю! Хохлы?! К ногтю! Так мой папаша рассуждал — он в Анголе, между прочим, воевал! Так и я себе мыслю!

— А ты молчи, москвич! Тебе что — к теще на квартиру, и сладкая жизнь… Огурцы на даче растить будешь…

— А Пашка Савельев — сучонок такой — еще год назад ноги сделал! Чуял, не иначе! Говорят, свой бизнес в Москве закрутил… Может, брешут поганцы?

— Подъемные?! Видел я эти подъемные. И квартиру ты будешь три года ждать — это в лучшем случае, если власть ненароком не поменяется…

— Китайцы попрут скоро! Очень скоро! Попомни мои слова — уже на следующий год казахи помощи против Китая попросят: они до сих пор на верблюдах воюют. Тогда-то мы и понадобимся, ребята…

— У хохлов новый президент — вроде нормальный, русский. А то были всякие заморочки насчет Украины перед выборами в 2004-м… Нагни ухо — скажу какие… Да были мы там — двое суток в автобусах под Центризбиркомом проторчали!..

— Кому я, на хрен, на гражданке нужен?! У меня саперного стажа двенадцать лет! Я в Никарагуа растяжки ставил! Я в Эфиопии военным советником был!.. В дворники, что ли, подаваться?! Или в военруки?!

К изрядно подвыпившему Артему подсел командир разведроты, капитан Таганцев.

— Что скис, Теман? Не радует жизнь?

— Радует, да не с того конца, — гася сигарету в стакане, ответил Тарасов. — Я вообще-то про дембель слегка думал, но чтобы так…

— Предали, суки! В который раз предали! — протягивая руку за новой бутылкой, согласился Таганцев. — Мы-то думали, что «Гамму» не тронут — сам знаешь, кто за нас мазу тянул. А выходит, что не всякая маза держит…

— Ты-то сам куда подашься? — поинтересовался Артем.

— Мне одна дорожка, — обреченно сказал Таганцев. — К блатным в помощники. Неплохой из меня помощник, а, Теман?

Командирский «газик» и грузовик роты охраны до полуночи развозили по квартирам пьяных офицеров. Полковник Дребезов, твердо держась на ногах, вел учет личному составу: двое, кто покрепче, взяли третьего — повели. А когда все разъехались, он еще долго бродил по опустевшему расположению части с потухшей сигаретой в дрожащих пальцах…

Уже валясь на общежитскую тощую койку, Артем вспомнил, что забыл вернуть полковнику Дребезову занятые на прошлой неделе две тысячи рублей.

* * *

Отличить сырые алмазы от подделки было просто — в коробке, упакованные в пластик, красовались стеклянные кругляши, похожие на крупные бусины. Непонятный расклад. Непонятные Пашкины нервы.

Артем приметил место на пригорке и сунул коробку со стекляшками между корней раскидистого пыльного куста. Пускай полежат — вдруг пригодятся.

Пора было ехать к Пашке за гонораром.

* * *

Мобильный прозвенел как-то тревожно. И хотя Тарасов понимал, что звонить по-разному — весело или тревожно — аппарат не может, звук все-таки показался ему нехорошим. Телефон в Артемовом «Самсунге» дребезжал, разрываясь на части, и от его звона на зубах закипала оскомина.

Так и есть — номерок Савельева на дисплее.

— Алло! Алло! — отчаянно завибрировал в мембране неизвестный женский голос. — Вы не знаете, где Паша?!

— Простите, это кто? — спросил Артем.

— Это — алло! — тьфу ты! — Алла! Меня зовут Алла! Я знакомая Паши! Я всем позвонила — вы последний в списке, я даже не знаю, как вас зовут!

«Знакомая, а верещит навроде жены. А может, просто истеричка. Надо будет Пашке сказать, чтобы трахал ее нормально, а не отлынивал с пивом в руках», — подумал Тарасов и проговорил:

— Может, он по уважительной причине отсутствует?

На том конце высморкались, и женский голос уже спокойнее ответил:

— Я пришла к Паше — у меня ключ свой. А дверь открыта! Я вошла — такой разгром! Бардак прямо! Пиджак поперек комнаты лежит. Тумбочка опрокинута. Компьютер включен. Сейф, где Паша пистолет держал, открыт настежь, пустой. Мобильник на диване — пищит и ползет, как живой… И лампа разбита… А Паша — он порядок любил…

И Алла разревелась в голос.

— Послушайте, девушка, — спокойно сказал Артем. — Сидите в квартире и никуда не выходите. Я приеду. Никому не открывайте. Не звоните никому — я понимаю, как это трудно, но все-таки не звоните. Не отвечайте на телефонные звонки. Я вас по домофону вызову и одновременно Пашкин номер наберу — увидите меня с телефоном и впустите. Договорились? Выпейте спиртного. Я у Пашки в баре бутылки видел… Бар-то хоть цел?

— Ага, — пискнула Алла и отключилась.

«Выбрось контейнер… Это дурилка», — запомнил Артем. И еще припомнилось инженерное слово «гранулят». Голос у Савельева был весьма растрепанный. Раньше за ним такого не замечалось, ни в каком виде. Хотя за полтора года могло многое измениться…

Тарасов отловил частника и попросил отвезти себя на станцию метро «Домодедовская». Оттуда автобусом. Так безопаснее. Менты уже составляют фоторобот на загадочного убийцу…

Крепко попал Савельев. По самое некуда. Нехорошая история с алмазами вышла. Не по Сеньке шапка оказалась. Эх, Пашка!

* * *

Алла впустила Артема после второго звонка на мобильный. Она долго изучала его запыленную физиономию и незавидную одежку. Потом язычок замка щелкнул, и ухоженное парадное впустило гостя.

Оказалась Алла девицей лет тридцати с выкрашенными под цвет воронова крыла жидкими волосами, впалыми висками, морщинками у расплывшихся глаз и сочным большим ртом. Эту заурядную внешность, впрочем, скрашивали босые красивые ноги, которыми Алла, едва кивнув, протопала в гостиную. Советом Артема она воспользовалась — в воздухе за ней тянулась густая коньячная струя.

— Я ничего не трогала, — доложила Алла, потирая кулачками глаза. — Вы Пашин коллега?

— Так точно, — ответил Тарасов, оглядывая комнату. — Не звонили? Не приходили?

Алла отрицательно покачала головой и, отойдя к окну, захныкала:

— Такая опасная работа!.. Я ему говорила… — прорывались сквозь хлюпанье визгливые фразы. — У его друга магазинчик — так хорошо с магазинчиком… А Пашка все — «Армада», «Армада»! Вот и получил… морское сражение… И никто ничего не знает…

Артем осмотрел гостиную. Его учили громить такие красивые уютные гостиные, хозяева которых перешли дорогу закону, а вот ментовской выучки ему явно недоставало. «Событие преступления, независимо от того, явилось оно результатом общественно опасного действия или бездействия, приводит к тем или иным изменениям в окружающей среде», — припомнил Артем идиотский абзац из собственного конспекта по криминологии, дополнительному предмету, искренне презираемому офицерами спецбатальона «Гамма». Больше ничего полезного по предмету припомнить не удалось.

Никакого особенного бардака в гостиной не было. Следов крови тоже не было заметно. Продрана кожаная обшивка дивана, и поролон торчит. Пепельница перевернута. Одежда разбросана. Распахнут сейф — ни за что не догадаться, что это сейф, если бы не эта открытая черная дверца, торчащая из-под крышки стола. Криво стоит искалеченный торшер в углу. Черный длинный след на паркете…

Артем присел на корточки, провел по черной полосе пальцем: похоже на след от подошвы. Тащили, похоже, Пашку, а он упирался. Расспрашивать соседей глупо: не тот у Артема сейчас вид, чтобы представляться ментом. Да и морду светить после битвы при Люберцах явно не стоит…

Артем выпрямился. От неловкого движения пистолет, нагретый во внутреннем кармане, с грохотом упал на паркет. У Аллы, внимательно наблюдавшей за перемещениями гостя, явственно дернулось поплывшее лицо. Ошалело переводила она взгляд со ствола на Артема и обратно.

— Савельев не говорил, что у него проблемы по работе? — поднимая оружие и упрятывая его обратно в карман, невозмутимо спросил Тарасов.

— М-м-м… нет, — ответила с испугом Алла. — Он вообще о проблемах со мной никогда не говорил…

«Я бы тоже не стал», — согласился с Пашкой Артем и проговорил:

— Припомните, эсэмэсок никаких странных с утра Савельев не присылал? Записки не находили?

Алла отрицательно мотнула головой.

Присев на продранный диван, Тарасов еще раз огляделся. Забросил руку на спинку, с удовольствием ощутил благородство мягкой кожи.

Что это, черт?!

Ну Пашка, ну, блин, любитель чистоты!

На глазах ошеломленной Аллы Артем вскочил и с усилием потянул диван на себя, развернул, приник к его задней коричневой полированной стенке.

Дрожащим савельевским пальцем по стародавнему слою пыли было выведено: «Метро «Ясенево», Тарусская, дом на углу…» Знакомое вроде место.

— Что там? — перегаром дохнула за плечом любопытная Алла. — Что, что?! Что вы там нашли?!

Тарасов смахнул пыльную надпись и поднялся.

— Ничего особенного. Пыльно там очень, за диваном. Вы бы тряпочкой протерли…

Алла тупо таращилась на диванную спинку.

— Я проедусь в одно место. Попытайтесь совсем успокоиться и ничего не предпринимать, — сказал он внушительно. — Одно скажу точно: Савельев жив. Попытаюсь его извлечь. По старой, так сказать, памяти. Подождите до вечера. Если ни я, ни Пашка не позвоним, можете звонить в милицию. Там спросят, почему так поздно сообщаете. Ответите, что пережили шок и все такое. Не забудьте подпустить слезы в голос — у вас с актерским мастерством все нормально…

Алла проглотила эту пилюлю не поморщившись.

— Но я надеюсь, — закончил Тарасов, идя к двери, — что уже очень скоро вы услышите голос своего дорогого Паши.

— Постойте! — крикнула вслед Алла. — Мы даже не познакомились!

— Я в суматохе совсем забыл, как меня зовут, — ответил Артем. — И помните: если вы мне что-то недорассказали, то плохо от этого будет прежде всего Савельеву. Привет родителям!

«Мог бы и поприличнее девку себе найти, — с досадой думал Артем, шагая к станции метро. — Из Ярославля вон какие приезжают — кровь с парным молоком… А эта… дура крашеная… Истеричка… А сама ведь знает, похоже, больше, чем говорит…»

* * *

— Отвечай, товарищ дорогой… Быстро отвечай и старательно. Мы очень ждем!

— Да подожди ты со своим «отвечай» — с морды ему скотч отклей!..

Пашка что-то яростно промычал и тут же получил увесистый подзатыльник:

— Не вмешивайся, когда дяди разговаривают!

Когда Савельев пришел в себя, над ним склонялись два хмурых типа служебного вида, чем-то неуловимо напоминающие преемника ельцинской власти.

С треском отлепился скотч. Пашка застонал и пробубнил разбитым ртом:

— А за продранный диван, ребята, вам придется отвечать…

— Ответим! — похлопал его по плечу тот из типов, что был повыше. — Расскажи-ка, кто тебя на казанских курьеров науськал?

— Нам только это надо знать. Скажешь — отпустим, — пообещал тот тип, что был помельче.

Пашка с мукой поднял глаза к потолку. Последний час был не самым лучшим часом в его жизни. Следователь Михальский, сукин сын, позвонил и попросил побеседовать с ребятами из Второго управления. Савельев здорово удивился — им-то что за прок во внутрироссийских делах? — но просьбу Михальского как давнего знакомого уважил. И тут снова завопил мобильный. От новости Пашка с размаху сел на тумбочку в прихожей: сырые алмазы, на которые он сделал главную ставку этого года, оказались дурилкой. «Если бы раньше сообщили! — мысленно стонал Савельев. — На хрена ж я деньги трачу!» Очень побеспокоили корыстного Пашку истраченные на операцию с участием Артема кровные деньги. Савельев решил разобраться с этой сизой мутью позднее, а пока сообщил Тарасову печальную новость. То-то небось Артем удивился! Ну да незачем ему знать детали, простому исполнителю…

Загудел домофон. Пашка даже раздеваться не стал — мало времени, да и обещал Михальский, что гости много времени не отнимут. И вот возникли в дверях двое ребят, чей род занятий невозможно спутать ни с чем — серые, неприметные, уверенные. «Здорово!» — широко улыбнулся Пашка и тут же получил профессионально поставленный удар в лицо и резкую подножку. Падая навзничь, Савельев вдруг с ослепительной яркостью понял, что поверил, ошибся, недооценил. Нужно было понять напряжение, прозвучавшее в телефонном голосе Михальского.

«Алмазы… Расслабился… Профессионал гребаный… Ворона…»

Щелкнули наручники на запястьях, и Пашка с неожиданным юмором подумал о том, что эти, в отличие от бандитов, раскаленным утюгом по голой жопе водить не будут — найдут другие подходы…

Савельев попытался взбрыкнуть ногами, но тут же получил еще один удар в лицо. Били так, чтобы унизить. Пашка рухнул на диван, рванулся — затрещала диванная кожа, — заорал. Гости бесцеремонно стиснули его скулы и широко залепили рот скотчем. Савельеву оставалось только яростно мычать.

Типы переглянулись. Начался обыск — поспешный и не самый профессиональный. Не сообщили гости, что искали: переворошили одежду, вскрыли с ужасающей легкостью оружейный сейф, залезли в компьютер и принялись там яростно шуровать… Припоминая уроки боевых искусств, Пашка лежал смирно и пытался расслабиться. Сейчас бы набрать сучьего иуду Михальского — только вот мобильный вывалился из кармана, да и не позволят псы позвонить. Хотя сделать звонок следовало не Михальскому, который тоже ведь исполнитель, а не босс, а другому человечку, который сидит на Лубянке этажом повыше… Хреново, когда непонятно, а еще хреновее, когда страшно…

Страшно стало Пашке, когда типы, кивнув друг другу, встали над поверженным хозяином и начали прилежно изучать его окровавленное лицо. Савельев прикрыл глаза.

— Прокатимся в одно место — на нашу квартиру, — услышал он тусклый голос. — Ты там бывал вроде… Не будешь вырываться? Обещаешь? А то неохота тебя обездвиживать и тушкой в машину тащить…

Пашка с готовностью закивал головой. Отсрочка. Есть время подумать…

Савельев протянул скованные руки и замычал: правое запястье совсем посинело. Псы переглянулись и расщелкнули наручники. Один из гостей, широко расставив ноги, стоял напротив, держа руку в кармане.

Чем черт не шутит?

Пашка со стоном растер запястья, потянулся, забросил руки за спинку дивана.

Адрес квартиры возле метро «Ясенево» он помнил хорошо: бывал там с Михальским, допрашивали вместе одного азика. Хорошие были времена, и деньги хорошие… Я спокоен, ребята, я сломался, мне нехорошо и жутко, осталось вывести еще одно слово, Алка, сучка, никогда пыль не вытрет, а от приходящей уборщицы порядка не дождешься…

В машине с затемненными стеклами — снова в наручниках — псы увезли его в неизвестность. И вот — спецквартира с убогой обстановкой, напоминающая гинекологический кабинет, и двое ребят из железной породы ГПУ, которые искренне желают вышибить из шефа охранного агентства нужные сведения. Ничего здесь не изменилось — даже «вахтенный журнал», как шутил Михальский, лежит на том же подоконнике.

— Кто тебя науськал на груз из Казани? Откуда информация? — наседал мелкий, и скулы его нехорошо напряглись.

«Опять по морде, — морщась, тоскливо подумал Пашка. — Взяли моду, блин…»

Второй пес вышел в другую комнату и, плотно прикрыв дверь, принялся кому-то названивать.

— Савельев, ты зарвался, — продолжал мелкий, видимо, раздумав применять силу. — Ты сильно зарвался. Ты забыл, что такое «Армада»? Ты начал хорошо, а потом распустился. Никакой дисциплины. Забыл, кто тебя кормит?

Пашка горестно замотал головой. Вряд ли Алка, дура набитая, обнаружит его послание. Не начала бы трезвонить куда не надо — например в милицию. Таких мутных дел милиция не любит — не их это компетенция, никак нет. Что там Тарасов, пешка для гамбита? Если его взяли, будет молчать — факт. Выбросил ли он контейнер? Одни вопросы без ответов… Мутно цедится свет сквозь жалюзи, и на душе мутно…

— Скажи хоть что-нибудь, а, Савельев? — почти попросил пес. — Мы не менты, перед нами тут понты разводить не надо. Мы простые офицеры с Лубянки… Говори, а?

— Я буду говорить с генералом Прохоровым, а не с тобой, пацан, — сплюнув, глухо ответил Пашка. — Устроили тут, понимаешь…

Мелкий хохотнул и наотмашь ударил Пашку по кадыку. Тот захрипел и откинулся на спинку железного стула, к которому был прикован.

— Это еще не удар ниже пояса, — пояснил мелкий. — Что там? — крикнул он коллеге.

Второй пес возник на пороге, поманил мелкого и что-то прошептал на ухо.

В коридоре прозвучали шаги. Щелкнул замок. И все кубарем покатилось в тартарары…

* * *

Через полтора часа с небольшим Артем вышел из такси у станции метро «Ясенево». Вдалеке виден угловой дом — тот самый, на который указывали Пашкины каракули. И неясно, как выуживать Савельева из ловчих сетей.

С кем придется встретиться? Если Пашку взяли бандиты, что весьма вероятно, то огневого боя не избежать. Ствол без глушителя — соседи, ОМОН, и вообще неприятно. Если менты, что сомнительно — уж очень оперативно сработано, — но если менты, то опять стрельба, ОМОН, и то же самое… Нет, на явочную квартиру арестованного менты не вывозят — в райотдел норовят, ну или в изолятор временного содержания. Явно, спецслужбы шуруют, и это хреновее всего. Алмазы, брат, это тебе не фунт изюма…

У парадного гроздь автомобилей и старушка с клетчатой сумкой на плече и густыми морщинами.

— Добрый день, — сдержанно обратился к местной жительнице Артем. — Вы ничего подозрительного в последние часы не замечали?

— Удостоверение покажете? — блеснули оживлением старушечьи глазки.

— Покажу, — заверил Тарасов, коснувшись нагрудного кармана куртки. — Так что?

— Да давненько, часа, может, три назад — как раз новости по телевизору показывали, — повели двое третьего в парадное-то.

— Как выглядел тот, которого повели? — хмурясь, настойчиво продолжал Артем.

— Да рыжеватый такой, толстоватый, одет прилично. И лицо у него вроде разбито было, — сообщила старушка. — А вы…

Упреждая вопрос об удостоверении, Тарасов спросил:

— А куда повели, знаете?

— Да есть там на третьем этаже квартирка подозрительная, — пожевав губами, проговорила старушка. — Говорят, там эфэсбэ проживает…

— Спасибо, — кивнул Артем.

— Вы из райотдела? — вдогонку поинтересовалась старушка. — Так они ж не шумят… А удостоверение ваше…

— В следующий раз обязательно покажу, — не оборачиваясь, отозвался Тарасов, ныряя в сырую прохладу парадного.

Он узнал даже больше, чем рассчитывал. Старухины сведения были очень похожи на грустную правду.

Легко взбегая по ступенькам, Артем извлек ствол из внутреннего кармана, снял с предохранителя и сунул в просторный боковой карман куртки — так можно не выпускать из ладони рукоятку. Вприпрыжку промчался мимо подозрительной квартиры, зафиксировав бледный номер «27» и длинную царапину. Воображение уже рисовало узника, слепо цепляющегося за что ни попадя, и бледных ночных сотрудников, влекущих жертву в пыточный зал…

Он был на площадке этажом выше. Щелкнул замок: слух не обманул Артема. Думать некогда. Да и не стоит. Да здравствует импровизация! «Не люблю совпадений», — мелькнула мысль и вовремя спряталась.

Серый типчик в костюме открывал ту самую нехорошую дверь. Он бросил взгляд вниз, на лестничный пролет, поднял глаза…

Артем вихрем налетел на серого, выполнил элементарный захват за шею и врезал типу кулаком по пояснице.

— Придушу! — прошипел Тарасов, разворачивая противника к двери.

Ошарашенный, тот не сопротивлялся.

— Кто еще в квартире?

— Со-сотрудник, — прохрипел тип. — И еще один…

— Савельев?

Тип утвердительно заморгал глазами. Артем перехватил ключи, бросил в карман, потянул на себя дверь.

— Пошли.

Для убедительности он вытащил ствол и вдавил в спину серого. Тот не дергался — вот что значит школа…

В полутемной прихожей был слышен раздраженный высокий голос второго пса. Придерживая своего пленника, Тарасов боком протиснулся вперед, резко стиснул жилистую шею, отпустил. Звук оседающего тела раздался одновременно с грохотом распахнутой межкомнатной двери.

— Руки за голову! — рыкнул Артем, держа ствол на изготовку.

Стоявший спиной второй пес вздрогнул и начал медленно поднимать руки к затылку. На диване помещался Пашка Савельев в пиджаке с полуоторванным рукавом, с разбитой мордой и отчаянными глазами.

«За импровизации в свое время комбат пять суток гауптвахты давал», — подумал Артем.

— Медленно сними пиджак и брось на пол! — приказал он.

Пес повиновался: выбрался из рукавов. Пиджак лег на пол.

— Паша, ствол у него из кобуры достань!

Савельев кряхтя поднялся и скованными руками неловко вытащил из подмышки серого табельный «макаров». Артем подошел на два шага.

— Браслеты с мальчика сними! — Он ткнул серого стволом в крестец.

Упали, звякнув, наручники.

— Ну ты даешь, Теман! — выдохнул Пашка.

— Садись! — скомандовал Тарасов псу.

Тот, снова сцепив руки на затылке в замок, присел на корточки, выпростал ноги и уселся. Нешироко размахнувшись, Артем ударил серого рукояткой пистолета в затылок. Сотрудник клюнул носом и впечатался физиономией в диван, сполз на пол.

Тем временем освобожденный от наручников Пашка выхватил у Артема мобильный, лихорадочно набрал по памяти номер.

— Сдал меня, да?! Сдал?! Да, я выбрался! — брызгая слюной, орал в трубку Савельев. — Только чего мне это стоило! Ты ж думай, дорогой, когда бойцов присылаешь! А-а, не твои бойцы?! В общем, разницы я не вижу — твои, не твои, — а только оба уже на том свете отдыхают… Да, есть реальная поддержка, ты правильно заметил… Все, бывай! Потом договорим!

В прихожей застонал, приходя в себя, первый пес. Пашка сунул мобильник в карман и злобно выругался:

— Сукин сын, Михальский! А ведь один из лучших!.. Б… криминал ползучий!..

— Запутался ты, «Армада», — заметил Артем. — Хозяев надо осторожно выбирать. А то в следующий раз ошейник и потуже могут затянуть…

— Да я им покажу «ошейник»! — горячился Пашка. — Разговор ведь какой был: помоги своими способами курьеров с поезда снять и изъять контейнер. Базара о том, что параллельно энкавэдэ на меня наедет, не было!

— «Сегодня ботаешь по фене, а завтра встанешь на колени», — процитировал Тарасов. — Валим-ка отсюда, и по-быстрому!

— Все, Теман, никакого больше криминала с моей стороны: это дорожка скользкая, и идти по ней я не желаю! — торжественно заявил Савельев, когда они уселись в пойманные на углу «Жигули».

— Покайся, сукин сын, что переоценил свои скромные силы, — сказал, ехидно улыбаясь, Артем.

— Каюсь! Каюсь! — мотнул всклокоченной головой Пашка. — Больше никаких связей с государственным криминалом!

По дороге он беспрерывно звонил, кому-то жалуясь и кого-то убеждая. Похоже, в подобных переделках Савельеву приходилось бывать не раз — он быстро оправился, порозовел, и даже разбитые губы не так уж бросались в глаза. Сыщицкая служба — она самая болезненная насчет морды…

* * *

Они сидели за угловым столиком в уличном кафе, прихлебывая пиво. Объемистый пакет с креветками был до половины пуст.

— Больше не повторится, это точно. Понимаешь, у меня с ФСБ особые отношения, — сплевывая шелуху, втолковывал окончательно пришедший в себя Пашка.

— Нашел с кем отношения выстраивать, — буркнул Артем. — От них держись подальше — старое правило, между прочим.

— Правило-то старое, да Россия новая! — возразил Савельев. — Крыша «Армаде» нужна? Нужна!

— А завтра директор приедет на работу с разбитой мордой, — заметил Тарасов, отхлебывая добрый глоток и отправляя следом пару крупных креветок.

— Заместитель завтра поработает, — беззаботно отозвался Пашка.

— Все равно не пойму, почему они тебя так бережно обрабатывали, — сказал Артем, испытующе заглядывая приятелю в глаза. — Обычно…

— Неужели непонятно? — поднял глаза Савельев. — Пугануть хотели по-серьезному. Ну и пуганули… Было уже со мной такое. А все почему? Потому, что поль-зу-ют-ся! — подняв палец, раздельно произнес Пашка.

— Расплачиваться за игрушки-камешки когда будешь? — поинтересовался Тарасов.

— А завтра и расплачусь, — расплылся в улыбке Савельев.

— «Хвост» за тобой постоянно ходит? — вдруг спросил Артем. Ему показался слишком внимательным взгляд молодого человека в темных очках, сидящего через столик.

— Часто! — кивнул Пашка. — Привык.

— Последствий, думаешь, не будет?

— Нет, я позвонил кому следует и сказал что следует, — заверил Савельев. — Говорю: бывало со мной уже такое…

Менялись посетители. Проходили, позванивая парами тяжелых кружек, завсегдатаи, а Артем потихоньку хмелел, вливая в себя пенное пиво. Тот бандит в поезде первый, наверное, отдал концы; второй жив. Псы-эфэсбэшники, те, что на квартире, живы оба — за это Тарасов ручался. Жаль их, сукиных детей. Не хочется больше убивать…

Примечания

11

И если со мной приключится беда,

Кто будет стоять у фонаря

С тобой, Лили Марлен?

«Лили Марлен», немецкая песня (нем.).