Взорвать «Москву»

Максим Шахов, 2011

Уволенный из армии капитан спецназа Артем Тарасов запутался в сложностях мирной жизни. Даже чуть было с бандитами не связался… Но его вовремя заметил бывший сослуживец полковник ФСБ Мезенцев и предложил настоящую работу. Суть ее в следующем. Организация украинских националистов-бандеровцев готовит в Севастополе взрыв российского крейсера «Москва», и Артему поручено предотвратить теракт, а заодно уничтожить подрывника. Однако все пошло совсем не так, как было спланировано…

Глава вторая

«Будьмо, хлопцы!»

Ведет нас в бой борцов погибших слава,

И высший наш закон — приказ.

«Украинская Соборная Держава» —

Свободная, могучая, от Сана по Кавказ.

«Мы родились в великий час…» Гимн ОУН

Синие сосны качали мохнатыми лапами. Солнце едва пробивалось сквозь кроны, но там, где лучи падали на устланную хвоей землю, вскипали пятна нешуточной жары. Гудел в воздухе заблудившийся с ночи, загруженный по уши кровью комар. И светились прозрачной синевой близкие вершины Карпат — Поп Иван поднимал к небу свою косматую шапку, Грегит струился туманом.

Бойцы, отдуваясь и отплевываясь, лежали на земле. Учебные автоматы были брошены, вода из армейских фляжек выпита до дна. Коротко стриженный командир, утираясь черной повязкой, стянутой с головы, теребил свой мобильный: покрытие здесь было скверное, связь поминутно прерывалась. Он оглядел вымотанных бойцов и, улучив момент, когда завибрировала в воздухе тонкая нить слышимости, быстро выпалил в трубку:

— Да, друже провиднык^[10], вышли на точку! Знамя «синих» у нас! Есть, выдвигаться к району сосредоточения, друже провиднык!

Полевые учения «антоновцев» — самого массового и самого боевого подразделения ОУН(б) — подходили к концу. Взвод хорунжего Бузько, помеченный белыми квадратами на зеленых камуфляжных спинах, одолел непростой перевал и вихрем ворвался в расположение «синих». Хрястнула чья-то свернутая набок челюсть, неразборчиво заорал часовой, а бойцы «белых» уже крушили палатки, топтали любовно разложенные бутерброды, сбивали с ног замешкавшихся бойцов условного противника, добираясь до холмика, в который было воткнуто синее полотнище на длинном древке, украшенное эмблемой ОУН. Схватка была короткой и жестковатой для учебного боя: постанывая, корчился на траве «синий» с вывихнутой рукой; ему вторил «белый», прижимающий к подбитому глазу нагретую фляжку. Кто-то поспешно собирал в пирамиду учебные «калашниковы».

Осознав свое поражение, «синие» со смехом похлопывали «белых» по спинам, жали руки. Сегодня провиднык Кульчицкий будет хвалить всех — и победивших, и побежденных. В селе под горой накроют длинные столы, на которых воздвигнутся башни свежеиспеченного хлеба, бастионы колбас и целые жбаны свежего пива. Сегодня Кульчицкий скажет торжественную речь, и над вечереющими соснами диким медом потечет боевая песня. Забродит в крепких молодых головах пивной хмель, потекут рекой родные песни, и парни из Пшемысля, Почаева, Стрыя, Коломыи, Бережан будут танцевать аркан — старинный танец настоящих мужчин, мощно сцепив плечи с буграми бицепсов, в такт ухая шнурованными ботинками в нагретую вечернюю землю. Им будет тепло и уютно вместе.

А потом настанет утро…

Бузько сидел на раскладном стульчике, не зная, куда девать свои изрядно потяжелевшие после марш-броска и боя ноги. Перед ним, тщательно выбритый, благоухающий парфюмерией и посверкивающий белозубой улыбкой, прохаживался сам провиднык Кульчицкий.

— Что ж, хорунжий, сегодня ваш день, — внимательно взглянув на Бузько, негромко проговорил он.

Бузько попробовал подняться, но провиднык жестом остановил его:

— Прошу пана не вставать. Вы слишком устали сегодня. Я предлагаю вам работу, связанную с заграничными командировками, — сладко прищурившись, интимно сообщил он. — Вы бывали за границей?

— Один раз. В Польше. По путевке выходного дня…

— Негусто! — усмехнулся Кульчицкий.

— Да какие, к чертовой маме, поездки, пане провиднык! — прорвалась в голосе Бузько давняя затаенная обида. — На зарплату не разгуляешься — хорошо, что еду́ со скидкой в супермаркете, где работаю, разрешают покупать… А сестра в Италию уехала — за старухой-маразматичкой ухаживает…

Хорунжий испуганно взглянул на Кульчицкого: не слишком ли много он наговорил?

Кульчицкий сжал локоть соратника и внушительно проговорил:

— Все очень скоро изменится, Сашко…

От этого дружеского обращения по имени у Бузько стало тепло на душе.

— Изменится в самую лучшую сторону, — добавил провиднык. — Так я могу считать, что вы согласны?

— Да, разумеется, — взяв себя в руки, ответил хорунжий. — А куда мне придется ездить в командировки?

— Кстати, в Италию, — небрежно ответил Кульчицкий. — Заодно повидаетесь с сестрой…

* * *

Воины в строю не равны тому же числу воинов, рассыпанных по полю боя. Строй, шеренга воинов способна сокрушить превосходящие силы противника, если те рассыпаны в пространстве. Оружие равной силы и равной эффективности, соединенное в мощь шеренги, строя, — это огромная сила. Государства и армии развиваются параллельно: чем сильнее держава, тем сильнее ее воины, спаянные общим делом. Но бывает и так, что государство бросает свою армию на произвол судьбы, и тогда случается порой непредвиденное…

Артем поддернул джинсы и уселся на заезженную задницами приезжих лавочку, чертыхнулся: он ведь не в форменных брюках, джинсы можно не поддергивать. Такое преимущество есть у нищих гражданских людей. А вот у богатых этого преимущества снова нет — при мягкой посадке им тоже приходится поддергивать драгоценные натурально шерстяные брючины.

Совсем недавно, только месяц назад, были батальонные учения, чад выхлопа бэтээров, короткий лай команд, стремительная атака, штурмовая группа на тросах срывалась из-под вертолетного брюха. Только месяц назад командующий сухопутными силами вручал капитану Тарасову почетную грамоту и жал руку… А сегодня на камуфляжных плечах вместо звездочек — позорные дырки. И ледяной сквозняк в карманах, несмотря на сугубо летнее время…

Артем пошарил в брючном кармане: враки — завалялась мелочь на метро. Впрочем, до общаги и пешком дойти можно. А это уже лучше: помятый, будто с перепоя, Петр Великий явился. Пятьсот рублей — не шутка для капитана-отставника. Можно купить водки и закуски, хорошо выпить, сидя на лавочке и наблюдая за такими же неудачниками и бездельниками, которые шастают по городу в поисках дешевых, а лучше — бесплатных развлечений для сирых и убогих. Водку можно взять даже не самую хреновую, к ней колбасы и хлеба, кетчуп какой-нибудь — вот тебе твои пятьсот кровных, отечественных. Гуляй, товарищ офицер, и помни доброту тех, кто главнее тебя звездами и чинами!..

Сумерки пришли на мягких кошачьих лапах. Замерцала вывеска продуктового: мертвенная синева облила витрину с выставленными колбасами и сырами. Все так похоже на покойницкую! Или на картину усатого жулика Сальвадора Дали. И народ бездельный шлепает по своим делам — вдоль по улице мостовой, фланирующим шагом, кто с подскоком, а кто и ножку подволакивает. И наблюдает за ними унылый тип на лавочке с погасшей сигаретой в пальцах — Артем Тарасов, капитан Российских Вооруженных сил. Человек без адреса и почти без имени — капитан в отставке…

Можно сейчас позвонить по мобильному — кому-нибудь и куда-нибудь, только кроме вялого приглашения выпить ничего путного от друзей-приятелей не дождешься. Лучше уж самому…

Подсела девушка в дешевом броском макияже, заинтересованно оглядела ладную фигуру Артема, его скуластую физиономию, подбородок, усыпанный трехдневной щетиной. Крылья носа девицы раздулись — она потянула воздух, зевнула и поднялась с лавочки. От случайного типа не пахло ни деньгами, ни развлечениями — от него пахло унынием и мужской тоской. Процокали каблуки.

«Да пошла ты! — устало подумал Артем. — Не очень-то и хотелось…»

И капитан Тарасов снова задумался — на этот раз о превратностях личной жизни, которая тоже почему-то резко обламывается сразу после отставки.

«И взаправду, что ли, водки выпить?»

— Эй, Теман! Теман, блин! Заснул ты, что ли?!

Перед Артемом стоял мужчина солидного вида и, уперев кулак в бедро, нависал прямо из сумерек, улыбаясь толстой рожей.

— Не может быть! — поразился Тарасов. — Савельев?! Пашка?!

— Он самый, — кивнул толстяк.

— Ты что ж толстый, как бегемот? Вроде, когда в батальоне служил, жиру столько на себе не носил, — поднимаясь и горячо пожимая приятелю руку, проговорил Артем.

— Кушаю хорошо, — скромно опустил глаза Пашка, а потом добавил: — И часто…

«Ну Савельев! Ну обормот! — мысленно восхитился Артем. — Костюм дорогой, рожа — как не треснет, водитель личный… Ну сучонок! Ну бывший командир автомобильной роты, мать его! Полтора года как уволился — и уже на джипе…»

— Ты чего здесь? — спросил Савельев, порыскав глазками по сторонам. — Не пьяный, смотрю… Чего расселся, а, Теман? Кого-то ждешь?

— Трамвая, — пошутил Артем и толкнул товарища в бок. — Подвезешь?

— Конечно! Сам хотел предложить! — спохватился Савельев и взял Тарасова под локоть.

Они двинулись по аллейке мимо продуктового к шелестящей шинами улице.

— Как ты меня вычислил? — полюбопытствовал Артем.

— Да водила мой — он из прапоров батальонных, тоже бывший — увидел тебя. Я его за минералкой в магазин послал, а он прибегает и говорит: «Там товарищ капитан Тарасов на лавочке сидит!» Понимаешь, как служилый сообщает: «Товарищ капитан Тарасов!» Да, бывали времена, шорох ты наводил в батальоне немалый… Думаю, дай схожу гляну на такой интересный цирк — как там Тарасов на лавочке с бомжами сидит…

Наехав мощными колесами на бровку тротуара, прямо перед ними красовался грузный черный джип. Водила в кожанке курил, картинно опершись на бампер.

— Круто ездишь, — буркнул Артем. — Сразу видно: мы оба — российские офицеры в отставке…

Савельев скромно пожал толстыми плечами и никак не отреагировал на тарасовскую иронию.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — бросив пристальный взгляд на прикид Артема, сказал водила, отшвырнул окурок и полез на свое место. Тарасов кивнул в ответ.

Радушным жестом Пашка распахнул дверцу, и его глаза при этом совсем исчезли за сальными щеками и широкой губастой улыбкой. Что-то задумал неугомонный старший лейтенант Савельев, не иначе… Впрочем, Пашкины хитрости Артема сейчас заботили меньше всего.

— Куда везти?

— Прямо, по Ленинградскому проспекту, потом свернем на Скаковую. Я там живу, в районе ипподрома.

— Квартира?

— В общежитии пока. До конца месяца. Искал в Москве работу — толком ничего не нашел… А там видно будет. Выгонят, наверное, — оно типа ведомственное…

Беседа продолжилась в пахнущем кожей салоне автомобиля. Легкая музычка булькала из-под сидений, пузырящейся струйкой стекала с потолка. Водила осторожно, но настойчиво протискивался в потоке машин.

— Давно из части? — поинтересовался Пашка.

— Больше месяца.

— Подъемные дали?

— Проел уже почти. Всю сумму не выплатили — «потом», сказали. Сам знаешь, что это «потом» означает…

— Да уж, — согласился Савельев и задымил сигаретой. — И ты кури, Теман, не стесняйся, — предложил он.

Звуки проспекта не проникали в герметичное нутро автомобиля. Хорошо вот так ехать и ни о чем не думать, только дым из ноздрей в пол пускать…

Сыграл что-то бравурное Пашкин мобильный. Тот взглянул на дисплей и отключился.

— Куда думаешь дальше? — спросил Савельев.

— Домой.

— А где дом-то?

— В Уфе.

— Где?! — искренне поразился Пашка.

— В Уфе, говорю.

— Баш-кор-то-стан, — усмехаясь во весь рот, по слогам произнес Савельев. — Мать там, что ли? Ты ж давно в разводе, если я правильно помню…

— Все ты правильно помнишь, — хмуро отозвался Артем. — Тетка в Уфе живет.

— И что ты будешь там делать, а?

— В военкомат работать пойду, — зло бросил Тарасов.

— Тю-тю-тю! — присвистнул Пашка. — Расхватали — не берут! Держи карман шире! Хрен ты кому сдался в военкомате — да и вообще в Уфе… — Савельев вдруг посерьезнел и после паузы проговорил: — Слушай, Теман, давай-ка ко мне на работу.

Внимательный взгляд Пашки ввинтился Тарасову в лицо. Слишком много всего было в этом взгляде — и светлого, и темного, и лукавого.

— Чем занимаешься? — беспечно спросил Артем.

— Охранное агентство у меня, — сообщил Пашка. — Полный набор: сыщики, адвокаты, аналитики, телохранители.

— Это все за год с небольшим?

— А то, — ответил Савельев.

— А как держишься против конкурентов? — спросил Артем. — Охранных агентств в Москве ведь много. Не жмут?

— Бог помогает. По братской силе, — буркнул Савельев, гася окурок в пепельнице. — Ну, так продолжим разговор?

— Пожалуй, — кивнул Тарасов.

— Поворачивай, Колян! Не хрен капитану Тарасову на Скаковой делать, — скомандовал Пашка водителю и хлопнул Артема волосатой лапой по плечу. — Ко мне домой заедем, там и разговор договорим. Ладушки? А в Уфе пускай Земфира живет!

* * *

Устроился командир автомобильной роты весьма шикарно. За бронированной дверью крупногабаритной квартиры был дорогой, рассчитанный до мелочей уют. Прозрачный пластик, паркетный пол, бамбуковые занавеси и бронзовые вазы, кальян, восточные ковры и очень много техники.

Артем прошелся по надраенному до блеска паркету, заглянул в дышащую бархатом и уютом гостиную, окинул взглядом лепнину на потолке. В огромном — до потолка — зеркале увидел свое жалкое отражение и смутился. Не красавец, но и не дурной наружности, правда, одет не особо и в глазах собачья тоска. По этой тоске в глазах его Пашка и вычислил. Вычислил и сладкую наживку забросил. Терять-то все равно нечего. Можно и в телохранители податься — квалификация вполне позволяет. Да и послужной список неплохой: Таджикистан, Чечня, Осетия. Орден, медали, почетные грамоты. Не был, не участвовал, не привлекался…

— Собой, любимым, любуешься? — окликнул его Пашка, вернувшийся из ванной с мокрой головой. — Присаживайся, товарищ капитан Тарасов, вон на тот диванчик. Жрать хочешь?

— Перекусил уже.

— А коньяк под жареные орешки?

— Налей понемножку…

Они уселись на угловом диване под мягко светящей лампой. Картина маслом, висящая напротив, смотрела на гостя косым, налившимся кровью конским глазом. Художник — вероятно, большой любитель животных — изобразил сцену из рыцарских времен, но немного перестарался: кони, бугрящиеся мышцами и машущие гривами, заслонили своих закованных в латы невыразительных всадников. Кажется, вот сейчас скакуны сбросят с седел тяжеленных жестяных вояк и помчатся галопом, быстро, свободно и сильно, прочь с поля боя…

Звякнуло горлышко пузатой бутылки о хрустальную рюмку.

— Как говорят наши заграничные друзья и коллеги, «будьмо!» — провозгласил Савельев, высоко держа кажущуюся крошечной рюмку в своей ухватистой лапе.

— Твое здоровье, — добавил Артем и опрокинул удушающе-ароматный напиток в горло.

Хороший коньяк пил сукин сын Пашка! Приятели бросили в рот по орешку и налили по второй.

— Так вот о чем будет наш разговор, — промокнув губы салфеткой, сообщил Пашка. — Моя «Армада» — так агентство называется — охранно-сыскными делами постольку, поскольку занимается… Заметь, я с тобой как офицер с офицером говорю — без выкрутасов этих педерастических. Мы ж не политики, правильно, Теман? Так вот. Понятное дело, выслеживание-фотографирование-видеосъемка тоже бабки приносят. Но не такие, чтобы из-за них жопу рвать. Ну, сняли «свадебное видео» про то, как молодая супруга через год совместной жизни с другом семьи трахается. Ну, вручили за бабки счастливому, но уже кое-что подозревающему супругу. Ну, в суд как свидетели сходили… Не то это, Теман, понимаешь? Мерки и мысли у меня другие…

— Ты в автороте мыслей набрался? — закуривая, с иронией спросил Тарасов.

— А хоть бы и в автороте! — с жаром проговорил Пашка. — Мы ж в «Гамме» служили, а не в стройбате, а, капитан?..

Снова потек по рюмкам коньяк. Выпили.

— Начиналось-то все очень скромно — оба мои сотрудника пропавшего кота искали. Одна старуха богатая, уж не знаю как, потеряла своего любимого сиамца; ну и обратилась к нам. А мы, как молодая подающая надежды фирма, заказ тотчас приняли и взялись исполнять…

Пашка помолчал, пожевал губами, зыркнул исподлобья на Тарасова и продолжал:

— Ищут мои молодцы кота — все помойки перерыли: на лбу испарина, на темечке банановая кожура, а курвий сын сиамец где-то скрывается от правосудия… Вдруг заявляется ко мне один знакомый — он в штабе 54-й дивизии служил, не знаешь ты его, — заявляется и говорит: нужна помощь. Я в ответ: за наличные. Он: без вопросов… Короче, кое-кому наверху, — Пашка ткнул в потолок толстым пальцем, — понадобилось кое-кого приструнить, но неофициально, интимно, понимаешь? Не через бандитов, которые уже завтра заказчика с потрохами ментам и гэбухе сдадут, а через надежных людей с серьезной армейской подготовкой, которые по роду занятий к многословию не склонны. А это значит — через мою «Армаду»!

— Дальше понятно, — кивнул Тарасов. — И пошли мелкие поручения одно за другим…

— А потом и крупные, — кивнул Пашка. — Первое дельце я сам обтяпал: сотрудникам не доверил. Да и дело плевое было — даже без стрельбы обошлось… Потом, конечно, подтянулись к «Армаде» реальные профи — адвокаты нахрапистые, из молодых, непуганых, эксперты всякие — правда, эти по договору работают, иногда. И секретаршу держу! — гыгыкнул Савельев. — От простуды и для простаты!.. Офис хороший, ремонт, машинки для разъездов. Так и дневной клиент валом повалил — видит же народ, что агентство поднимается, растет, на перспективу работает. Так что, — поглубже усевшись в кресло, заключил хозяин, — живем двойной жизнью, а иногда и тройной, но живем неплохо.

— Согласен, — чтобы не разводить дальнейшую словесную канитель, проговорил Артем и потянулся за бутылкой. — Пашка, орешков бы ты еще принес — коньяк еще остался, а загрызть нечем… Только сразу скажу: убивать я не хочу. Разве что подстрелить для ума…

Пашка промычал что-то маловразумительное, погасил свои хитрые глазки, откинулся на спинку сиденья и благодушно взглянул в окно. Рыбка была на крючке — так думал Пашка. Да, признаться, отставник оказался легкой добычей — рыбка сама пошла на крючок. Неинтересен теперь стал Артем шефу «Армады». Неинтересен, потому что понятен.

* * *

— Теман, здорово! — вместе с солнечным светом прорезался Пашкин голос в мобильном. — Выспался, пьянь?

Савельев шутил, только вот голос у него был напряженный.

— Говори, что там у тебя за спешка, — спуская ноги с дивана, сонным голосом просвистел в трубку Тарасов.

— Раз ты на месте, я приеду через полчаса. Не хочу по телефону, — с заметным облегчением проговорил Пашка и отключился.

Явился он не через полчаса, а через сорок минут — в пробке застрял, да удачно закоулками вывернулся. Вид у Савельева был явно виноватый, и причем по-настоящему, а не напоказ.

— Дело тут одно созрело, — топчась у окна и поминутно поглядывая из-за занавески на мир божий, сообщил Пашка. — Спешное.

— Давай расклад, — видя суету и опаску приятеля, буркнул Артем.

Савельев наконец оторвался от окна и подошел поближе.

— Сейчас тебя мой водила отвезет на станцию Люберцы. Там ты сядешь на поезд Казань — Москва…

Дослушав Пашку до конца, Артем только головой покачал. В опасную историю ему придется впутаться. В опасную и непредсказуемую…

— Запутали меня, понимаешь? — пояснил Пашка, тревожно заглядывая в глаза Тарасову. — Сам распутаться не смогу, понимаешь?

Владелец уважаемой конторы просил о помощи отставника, и жаль было его — того самого Пашку, который вчера выглядел хозяином хитросплетенной московской жизни.

Уже у самой двери Савельев почти жалобно добавил:

— Ствол тебе не даю — сам понимаешь…

— Чего тут непонятного, — сказал Артем. — Один и без оружия. Классика.

— Вот-вот, классика! — обрадовался шутке Пашка. — С водилой разговоров не разговаривай — не в курсе он, да ему и не надо. Возьми вот денег — на представительские, так сказать, расходы…

* * *

На поезд Артем сел без проблем — один из группы желающих добраться до Белокаменной. За минуту, пока поезд стоял на станции, хваткая проводница успела утрясти вопрос с бригадиром и махнула красной лапищей жаждущим путешествовать без билета. Деньги хозяйка восьмого вагона собрала прямо в тамбуре и махнула в свою каморку — то ли допивать вчерашнюю водку, то ли сортировать мелкий товар, прихваченный по случаю в Казани.

Артем как был, налегке, поместился в тамбуре между толстомясой теткой с двумя необъятными клеенчатыми сумками и крашенной под блондинку девицей неопределенных лет и стал наблюдать, как платформа дернулась и поползла назад.

Третье купе. Места девятое и десятое…

Вагон тряхнуло на стыке, и фальшивая блондинка ткнулась острой грудью в бок Артему.

— Извините! — без тени смущения протянула она. — И когда уже приедем?

— Извини, я из голубых, — интимно шепнул Тарасов в розовое остренькое ушко, и блондинка шарахнулась в угол тамбура.

Закурила толстая тетка, придерживая коленкой норовящую съехать на прыгающий пол сумку.

Артем весело взглянул в глаза крашеной, открыл дверь и вошел в вагон, зафиксировав взглядом стоп-кран. Дверь служебного купе была приоткрыта.

— Ты чего в вагон вперся? — прикрикнула глазастая проводница.

— Сколько народу у тебя, хозяйка, в третьем купе едет? — опершись на ручку, служебным голосом спросил Тарасов.

В блеклых глазах проводницы блеснуло мгновенное понимание.

— Трое, — быстро ответила она. — Двое ребят вежливых, от самой Казани едут. И хмырь в очках.

— Спасибо, — кивнул Артем. — Только никому! — И приложил палец к губам.

— Чудные вы, ребята! — полушепотом проговорила проводница. — Сразу в Казани двое сели, удостоверения предъявили. А ты — подкрепление, что ли? Нет чтобы ксиву показать — в тамбур с мешочниками полез… Меня-то хоть не сдавай, что за деньги до Москвы прокатила… А что, те ребята из третьего купе, натворили чего? Или хмыря в очках ловите?

— Кого надо, того и ловим, — парировал Тарасов и веско пояснил: — То милиция, а я из ФСБ. Третий отдел, слыхала? — прибавил для особой весомости.

— Опять в понятые потащите! — с досадой пробормотала проводница, в душе проклиная и милицию, и третий отдел. — Ну маршрут, блин!.. Слышь, командир! — окликнула. — Вдруг стрелять, так ты в мясо целься — стекла не дырявь, а то мне чинить на свои деньги придется. Порядки у нас на маршруте, понимаешь, такие…

«Помогла военная выправка, — усмехнулся про себя Тарасов. — Пройдусь, погляжу, что и как…»

Он двинулся по проходу вагона, встал напротив закрытой двери третьего купе, посторонился, пропуская мамашу с сопливым зареванным малышом, торопящуюся в туалет, глянул в окно. Пакгаузы. Насыпи. Перелески.

Час езды. Точнее, час и десять минут.

* * *

— Я тебе в сотый раз объясняю — не бывает так, чтобы медведь сам из берлоги под стволы полез! — толковал веснушчатый бритоголовый парень в спортивном костюме, свесившись с верхней полки.

— Ты книжки почитай — там написано! — горячился сидящий на нижней полке крепыш в кожанке, со съехавшими на кончик курносого носа солнцезащитными очками.

— Что мне книжки читать — я у Тохи в Барнауле на свадьбе был! — гнул свое веснушчатый. — На третий день он особых корешей на медведя повез. Ты ж Тоху знаешь — без крыши пацан, в натуре! И там…

— Все равно гонишь! — возразил крепыш, натаскивая свои очки обратно на глаза.

— Приедем назад в Казань — у Баграма спросишь! Тогда, ну в Барнауле, у Баграма «калаш» был. Он встал напротив дырки в земле…

— «Калаш»?

— Придурок! Баграм встал…

— Ребята, можно не орать? — пискнул с нижней полки напротив помятый седой тип в очках, отрываясь от газеты. — С самой Казани спорите, а чего спорите…

— Засохни в натуре, дядя! — миролюбиво сказал крепыш.

— Ну почему вы с проводницей можете вежливо разговаривать, а с попутчиком — нет? — не унимался хмырь.

Веснушчатый только махнул рукой — достал уже совсем! — и продолжал:

— Баграм, значит, говорит…

Очкастый застонал и прикрылся газетой.

За время пути веснушчатый Кеша и кожаный Батончик, бывшие рэкетиры с казанского Центрального вещевого рынка, а ныне безработные, подружились и успели дважды крепко выпить и раз пять крепко поссориться. Энергия перла наружу. Москва приближалась, а с ней и конец путешествия. «Взяли моду рынки реконструировать, козлы! — горячился Кеша. — С Москвы, не иначе, моду срисовали — там вон тоже Черкизовский прикрыли. Кому эти павильоны-мавильоны нужны?! Суки!» Сердит был и Батончик: «Бригадир мне и говорит: канай, Батончик, куда знаешь, а место твое прогорело! Козел…»

В новое дело Кешу втянул Батончик — дело было взаправду новое и со вкусом опасности. Тот самый бригадир рыночной рэкетни сжалился над незавидной долей уволенных в запас бойцов и нашел для парней мужскую работу на две штуки баксов. Батончику уже доводилось ездить курьером с грузом наркоты, но за наркоту так круто не платили. Поэтому, презрев сообщенное свистящим бригадирским шепотом предупреждение, он, едва поезд тронулся, вскрыл облепленный скотчем картонный ящичек и присвистнул. В ящике, упакованные в полиэтилен, лежали блестящие мелкие камешки, в которых опытный Батончик признал необработанные алмазы. Дело было опаснее, чем думалось, и стволы, прихваченные на всякий случай, не казались больше данью традиции. От Кеши Батончик скрыл, что за груз они везут, а сам не спал ночью, прислушиваясь к перестуку колес, сопению напарника и храпу очкастого козла напротив. Мирные пассажиры, едущие в соседних купе, стали казаться Батончику подозрительными. Такие грузы не возят простые бойцы. Не иначе, кто-то пасет их в поезде. И передача груза должна состояться не на вокзале, а на Якиманке. Это для того, чтобы отрезать «хвост», если таковой прицепится.

«Ну бригадир, ну хитрожопый! — лихорадочно размышлял Батончик, уставший пить водку и спорить с неуемным Кешей. — Знал, кого послать! И с грузом через город переться — это ж какие нервы надо иметь! На метро ехать? Или частника взять? В метро могут менты тормознуть, а частник может морды запомнить и при случае ментам фоторобот нарисует… да что это я про фоторобот! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить… Вот ситуация! Но и бабки неплохие… Сука бригадир!»

Батончик поделился бы информацией с напарником — в тамбуре, на перекуре, только ведь неумный Кеша обязательно начнет вопросы задавать, а хрен с газетой услышит… Может, это мент какой? Недаром он с самой Казани на них пялится. Запоминает… Однако, взглянув на пасмурную рожу недовольного попутчиками пассажира, Батончик успокаивался. В таком возрасте в ментовке разве что сторожем можно работать. Хотя хрен их знает, ментов, с подначками ихними злыми…

Батончик очнулся — Кеша увлеченно частил:

— И тут Баграм — кровь горячая! — очередь пустил, мишке поперек живота…

— Мишка дурак оказался, — вернулся в русло разговора Батончик.

— Что?! — затыкаясь, оторопело спросил Кеша.

— Мика, говорю, лоханулся. Он что, «калаш» от «тулки» не отличает? — проговорил Батончик. — Сидел бы себе в берлоге — он же в шубе теплой…

— Ну я ж и говорю! — просиял Кеша. — Мишка — брык! Пацаны — за ножи, чтоб, типа, с теплого шкуру снимать…

В дверь купе осторожно постучали.

— Ей-то чего надо, козе этой толстой? — вскинулся Кеша.

Батончик нахмурился и привычным движением ощупал под мышкой кобуру. Кеша, похоже, свой ствол из сумки и не доставал.

— Шумите и всем мешаете нормально ехать, — не замедлил прокомментировать из-за своей газеты хмырь. — Пусть хоть проводница вам замечание сделает…

* * *

Артем взглянул на часы. Скоро поезд вкатится в полосу отчуждения. Поплыли за окнами неухоженные загибающиеся поселки. Ничего, скоро пейзаж повеселее станет…

Он стоял вполоборота к третьему купе, откуда доносились голоса, еще раз мысленно шлифуя план действий. Все просто — военный фактор неожиданности срабатывает всегда.

«С началом новой карьеры тебя, товарищ капитан! — поздравил себя Тарасов. — Ну с богом, подразделение! Двинули!»

Он сдержанно постучал в двери купе.

Надпочечники исправно впрыснули в кровь адреналин. Мышцы Артема напряглись, сердце застучало быстрее. Мысль заработала ясно и четко.

Голоса смолкли. Дверь купе отъехала ровно настолько, чтобы стало видно круглую голову, украшенную темными очками.

Плечом распахивая дверь до упора, Артем ударил лбом, целясь в то место, где над очками начинался покатый бритый лоб. Тип с грохотом обрушился на откинутый столик. Заорали и заматерились в соседнем купе… Тарасов нанес еще удар — пяткой.

На верхней полке шевельнулось темное. Артем ввинтил сцепленные в замок кулаки во что-то мягкое, вцепился в одежду, рванул. Ошалевший Кеша с воплем кубарем скатился на столик. Не давая противнику передышки, Тарасов дослал его на пол и с хрустом приложился коленями к Кешиной шее.

Все заняло не больше пяти секунд.

— Ну хоть вы их приструнили, товарищ, — сдавленно проскрипел из-за газеты хмырь.

Окинув купе беглым взглядом, Артем ощупал бездыханных бойцов, выдернул из-под кожанки Батончика пистолет. Под сиденьем дышали колбасным духом спортивные сумки. Артем взвесил на руке первую сумку и тотчас отбросил — она была слишком легкой. Из второй полетели грязные трусы, блок сигарет, кожаный ремень… На дне, обмотанная ветхой тканью, лежала картонная коробка размером с обувную. Тарасов встряхнул коробку: времени разглядывать добычу не было.

Хмырь забился в угол, поджав ноги, и пялился сквозь очки на эту дикую сцену.

В проходе вагона кто-то матерился. Провизжала проводница.

Артем сунул коробку под мышку и вымахнул в коридор, чуть не сбив с ног грузного дядьку с красным гневным лицом и выпученными глазами. Проводница шарахнулась от него в свой закуток.

Артем выскочил в тамбур и сорвал стоп-кран.

* * *

Получив ослепительный удар в лицо, Батончик на мгновение потерял ориентацию в пространстве. Рука, дернувшаяся к кобуре, будто где-то затерялась, исчезла. Второй удар опрокинул его в полную темноту с редкими, мерцающими прямо из космических глубин звездами. «Камешки, б… — пронеслось в его потухающем сознании. — Завалит теперь бригадир, б…»

Кеша, лежащий поперек обмякшего Батончика, больше не дышал — душа покинула его молодое тело, неслышно похрустывающее сломанными шейными позвонками, когда вагон подбрасывало на стыке рельсов.

* * *

Он уходил по откосу в сторону ближней лесополосы, чувствуя беззащитность своей спины. Душно воняла мазутом жухлая трава. Зеленая линия состава пересекала небо, как скрученная лента.

Запоздало, уже где-то на краю слуха, залился соловьем свисток — линейные менты спешили в восьмой вагон.

Погони не будет — сейчас поездная бригада разблокирует состав, и Казань — Москва тронется, а менты тупо доложат по начальству. На платформе вокзала восьмой вагон будет ждать ментовская оперативная машина и труповозка, а может, и пара съемочных групп, работающих для невыветривающихся горячих новостей.

Если проводница ничего не спутала, курьеров вели сотрудники в штатском. Вот эти прохлопали по полной: их вздрючат по самому серьезному масштабу. Фоторобот от глазастой проводницы гарантирован. Черт с ним… Интересно, тот пассажир, что сидел в углу, намочил штаны или нет?..

Когда Артем был в полукилометре от железнодорожного полотна, прозвучал длинный свисток, и состав с трупом и раненым на борту тронулся догонять график.

Тарасов активировал предусмотрительно отключенный мобильный и доложил нервно алекнувшему Пашке:

— Коробка у меня. Прошло без осложнений.

Вместо слов ободрения и благодарности Пашка проорал что-то совершенно невероятное:

— Выбрось сейчас же сраный контейнер! Выбрось! Это дурилка! Стекло! Гранулят!.. И возвращайся в Москву!.. Все, отбой!

Примечания

10

Провиднык — представитель Центрального Провода ОУН, руководящей структуры бандеровской организации.