Где рождаются чудовища

Максим Сенькин, 2019

Чудовища остаются рядом, даже когда мы открываем глаза после ночного кошмара. Про них есть истории. Как чудовище охраняло проклятый клад от расхитителей. Как чудовище встало в одну очередь с обывателями или как приняло облик целого моря. Как чудовище сидело у кровати девочки и пыталось забрать её душу. В каждом рассказе этого сборника есть чудовище. Из одних историй можно узнать, откуда они приходят в наш мир, из других – как живут изо дня в день вместе с нами. Но главное, вы узнаете, где рождаются чудовища.

Не в силах пошевелиться

Во сне она падала. Ужасное чувство, когда землю выбивает из-под ног и внутренности перемешиваются с костями. Кожа наэлектризовывается, словно летишь через верхние слои атмосферы, где воздух разрежен настолько, что невозможно дышать.

Но сделать вдох всё равно бы не получилось. Она падала так быстро, что язык прилип к нёбу и загородил дыхательные пути. Если открыть глаза на такой скорости, они, наверное, провалятся внутрь черепа или растекутся, не выдержав давления.

Сон всё не заканчивался, но уже хотелось проснуться.

У других людей падение во сне обычно замедленно, и момент невесомости сладко тянется, словно мёд. Родители говорили ей, что в такие моменты тело растёт, а сны — всего лишь реакция мозга.

Чушь.

Во время своих падений она ускорялась до предела и превращалась в огненный шар. Она разгонялась до скорости света, прорываясь через границу времени, чтобы очутиться в будущем и найти собственные дрейфующие останки.

Если следовать законам физики, тело с ускорением набирает массу. Её же тело свою массу теряло. Рассыпалось, растворялось, расщеплялось.

Во сне она смотрела на это самоуничтожение широко раскрытыми глазами.

Во сне её готовилась схватить длинная чёрная рука. На этом сон обрывался. Перед пробуждением в сознании сгустилась тьма. Она резко распахнула глаза, и тьма слегка прояснилась. Безлунная ночь стянула краски с комнаты. Здесь она жила, её дом был на предпоследнем этаже высотки, и свет низких фонарей не дотягивался до окон.

Сердце бешено колотилось, а в горле пересохло от частого дыхания. Органы больше не исполняли канкан, хотя всё в ней сейчас будто вывернулось наизнанку. Двинешься — и развалишься на части.

Досадно, что теперь она не выспится, а учителя в школе будут отчитывать её за сонливость, как обычно. С момента пробуждения прошло несколько растерянных секунд, пока беспорядочные мысли размещались по местам в голове.

Как любому нормальному человеку ей следовало стряхнуть последние покровы сна и вернуться в реальность. По крайней мере, ей полагалось чувствовать своё тело. Быть в себе. Вместо этого она словно ушла на задворки сознания. Она рассматривала свою комнату с разбросанной там одеждой и мягкими игрушками, будто с заднего ряда кинотеатра. Даже ещё дальше — из помещения, откуда бьёт сквозь кинозал луч проектора.

Там она и сидела: в тесноте катушек с плёнками, где были записаны её мысли. Вдруг проектор запустился и защёлкал механизмами, прокручивая километры лавсановых полос с не виданными ранее кадрами. Кино началось. Ей стало не по себе. Ощущалось присутствие невидимого зрителя, наблюдающего за ней.

К чёрту это, подумала она. Такое продолжение сна ей не нравится.

Попробовав встать, она поняла, что не может пошевелиться. Лежит на спине, и тело точно парализовано. Волосы рассыпались на подушке, одна рука лежала на животе, другая вытянулась вдоль туловища, согнутые колени отвернулись к стене, где из-за края кровати выглядывал осьминог. Это был её рисунок. Щупальца чудовища тянулись к ней, то есть, они действительно медленно двигались к ней!

Она знала, что всё это её воображение. Плоский, сотворённый из красок осьминог не оживёт. Но…

Щупальца застыли перед атакой. Будь под ними нарисованы волны, они бы пенились и разбивались о фиолетовую кожу. Не могли же мифы о свирепости этих восьмиконечных монстров с тремя сердцами появиться без основания?

Что за безумие?!

Она снова попыталась встать, но удалось лишь немного пошевелить шеей. Ей хотелось сбежать из комнаты. Напиться воды, высунуться в окно и подставить голову ветру, а затем тихо и быстро, чтобы не узнали родители, выкурить сигарету или две.

Сразу же после этой мысли она уловила желание, которое чуть не приняла за своё. Кто-то хотел, чтобы она осталась в комнате.

Гротескность происходящего могло объяснить только одно: всё это было сном. Да, конечно, она ещё спала. И не просыпалась с тех пор, как падала со сверхсветовой скоростью. Подсознание учудило над ней розыгрыш.

«Это всего лишь сонный паралич, — подумала она, — я сталкивалась с этим и раньше».

Спящее тело не отзывалось на мысленные команды. Своеобразный бунт в организме, который нельзя подавить. В такие моменты запутавшийся мозг проецирует фантазии из сна на реальность, украшая мир иллюзиями: воображаемые запахи ударяют в нос, кожа чувствует всю нежность и боль сна. Подобное звучит соблазнительно, если во сне, например, занимаешься сексом.

Она видела своё отражение в потолочном бра, и никто не занимался с ней сексом. Она лежала одна на белых простынях.

Послышался стук. Ей удалось повернуть голову к окну и разглядеть ворона. Тот настойчиво стучал клювом по стеклу. Ворон заметил, что на него смотрят, и замер. Он склонился, изучая её чёрным глазом, и недовольно закаркал.

Звук царапал слух и разносился гулким эхом, словно в склепе.

Она не понимала, сон это или ворон настоящий, пока птица не влетела в распахнувшееся окно. Но она всегда запирала окно на ночь, даже в жару.

Зато теперь ясно, что всё это не настоящее.

Сон оказался настолько реальным, что она почувствовала ворвавшийся в комнату холодный ветер. Шторы всколыхнулись, и край прозрачной тюли упал на волосы.

Ворон оглушительно закаркал, вздымая эбонитовые крылья и кружа по комнате. Пернатый посланец словно разрушил барьер, преграждающий вход в её комнату непрошеным ночным гостям. Теперь к ней мог заглянуть кто угодно.

Вслед за вороном выросла луна. Перья птицы окрасились серебром, а глаза сверкнули призрачным блеском. Бледное светило стало раскачиваться на небе, как маятник, и в комнате задвигались тени. Они незаметно соскальзывали со своих мест и подкрадывались к ней, ползли и сливались воедино, проглатывая комнату, как океан берег во время прилива. Тени от ножек стульев, переплетов книг, фарфоровых кукол, полотен картин — всего, что захватил лунный свет, — тянулись к ней. Щупальца осьминога продолжали тянуться к ней. Это тёмное ополчение привело её в ужас. Чем больше она паниковала, тем более изощрённые образы вытаскивал из подсознания мозг, и сегодня он был в ударе.

За рёвом ветра донеслись чьи-то шаги, и она взмолилась, чтобы это оказалась мама. Сейчас дверь откроется, впуская свет из соседней комнаты, и сон развеется. Или, может быть, утро уже наступило, и вот-вот спасительные лучи солнца её разбудят. Пожалуйста, что угодно, лишь бы её вызволили из собственного тела.

Неужели так чувствуют себя больные в коме, подключённые к системам жизнеобеспечения?

Ветер тоже поддался одержимости. Сквозь окно в комнату врывался настоящий шторм, вырывающий с корнями цветы на подоконнике. Всё новые и новые порывы оглушительно хлопали в ушах, надрывая барабанные перепонки. Поднялся невидимый смерч, разрушающий мир. Он сорвал с неё одеяло и вцепился ледяными объятиями. Это было всё равно, как если бы с неё сорвали кожу. Беззащитной перед стихией, ей оставалось лежать обездвиженной, пытаться проснуться и ждать маму. Медленные шаги подступали к двери, отдаваясь в голове накатывающей океанской волной.

После такого понадобится выкурить целую пачку сигарет, пусть только никотин протолкнёт дальше по венам её застывшую от ужаса кровь.

Она боролась, мучилась, но не просыпалась. Мысленные усилия не помогали. Из грудной клетки вырывалось сердце, мозг пульсировал и точно вздулся, больше не влезая в черепную коробку. Становилось всё хуже. Её душевное состояние крошилось, превращаясь в руины.

И тогда к ней пришли. Шаги оборвались. Дверь не шелохнулась, но в комнату всё равно вошли. Это была не мама.

Он сел на стул возле кровати. Свет луны не касался его, будто огибал, но она рассмотрела невероятно высокую, худощавую фигуру с нечеловечески длинными конечностями. У него не было лица, цвета или одежды, только сплошная, но осязаемая тень. Фигура почти касалась сгорбленной спиной потолка, скрестив руки на острых коленях. Пальцы, как веревки, свисали с ладоней. Она заглянула в потолочную бра и увидела себя в море тьмы. Появление Чёрного Человека вычеркнуло из метафизической реальности всё, что она знала.

Она никогда не видела его раньше, но знала имя, словно оно всегда было спрятано в далёком страшном сне. Вытянутая голова на тонкой шее повернулась. Чёрная, затмевающая любую другую тьму пустота вместо лица уставилась на неё.

— Что у тебя в левом кармане? — спросил он.

Но в её пижаме не было карманов.

Даже если бы она могла сейчас говорить, то не выдавила бы ни слова из-за сковавшего горло страха. Голос Чёрного Человека принадлежал другому миру. Он впитал в себя скрипучие шаги в заброшенном доме, куда полезла компания мальчишек, страх одинокого ночного прохожего перед незнакомцем, руки которого спрятаны в карманах, смятение пешехода от гаснущего фонаря, за которым продолжалась тёмная дорога; голос отражал образы из книг и фильмов, которые засели в подсознании и с годами выросли в фобии. Голос проникал под кожу, тёк по венам вместе с кровью и вытряхивал из самой сути человека всю храбрость, оставляя внутри только податливое чувство страха, из которого и лепятся кошмары наяву и во сне.

Её левая рука вдруг ожила и потянулась к бедру.

«Проснись. Проснись скорее», — твердила она себе.

Пальцы забрались в карман. Разрез в ткани показался таким естественным, будто всегда там был. Рука по запястье увязла в несуществующем мешочке, где ничего не могло храниться.

— Что у тебя в левом кармане? — повторил Чёрный Человек.

Она сжала что-то. Маленький шарик размером с крупную жемчужину. Она тут же поняла, что ни в коем случае не должна это отдавать.

Она держала самую важную часть себя. Возможно, ту самую, без которой человек становится серым, как туман во время дождя. Потеряв эту часть, он остаётся существовать только как тень себя.

— Дай мне это.

Проснись, проснись. ПРОСНИСЬ!

Почему он пришёл именно за ней? Из её жизни нечего забирать.

Она до дрожи сжала ладонь в кармане, но непослушная рука всё равно норовила выскользнуть наружу. Чёрный Человек встал, раздвигая границы комнаты, унося стены и мебель во мрак космоса. Пространство рухнуло. Дикое карканье ворона превратилось в песню смерти, ревущий ветер стал музыкой, а тени неистово заплясали. Ансамбль безумия исполнял апокалиптическую оперу, которая сопровождала её в другой мир. А проводник — это Чёрный Человек, желающий взять причитающуюся ему награду. Он был Хароном на реке Стикс, Анубисом в залах Дуата, Папой Легба из призрачной Гвинеи. Чёрный Человек был всем, и теперь она знала о нём всё, хотя раньше не знала ничего.

Она хотела закричать. Или умереть, чтобы с воплем или последним издыханием выпустить из тела часть страха, пока её не разорвало. Но паралич продолжался.

ВСТАВАЙ, ОЧНИСЬ! ВЗМОЛИСЬ ЛЮБЫМ БОГАМ, НО ТОЛЬКО ПРОСНИСЬ.

— Дай мне это!

Голова была готова взорваться от этого требовательного астрального голоса. Чёрный Человек ещё более возвысился, обхватил кровать руками в перчатках из тьмы и поднял. Она снова падала, только на этот раз вверх, и чувствовала, как парит. А сжатая в кулак рука по-прежнему протягивала круглый шарик. Протягивала её душу.

Ей следовало внимательнее следить за своими вещами.

Но она не виновата!

Может быть, но теперь её вещички полетят прямым рейсом в аэропорт ада.

ПРОСНИСЬ!!!

Она чувствовала, как слетает с катушек, по-другому не назовёшь.

Чёрный человек склонил к ней голову размером с грузовик. Тьма пропела:

— ДАЙ МНЕ ЭТО.

Одна рука держала кровать, а другая протянулась к ней. Он хотел забрать то, что с нечеловеческим отчаянием сжимала её маленькая, тонкая рука.

Как же легко будет умереть после таких усилий.

В последний момент, прежде чем пальцы разжались, она проснулась.

Она сорвала голос с первых нот крика и со слезами на глазах вскочила с кровати и ринулась в комнату родителей. Завербованные потусторонними силами тени проводили её, а после заняли свои привычные места.

Родители убеждали её, что это был всего лишь очень страшный сон, такое случается, детка.

Со временем она заставила себя в это поверить.

С запертого окна слетели петли. Их давно было пора менять.

Чёрное вороново перо лежало на сдвинутой с положенного места кровати. Всему найдётся объяснение, если сильно этого захотеть.

На левой ладони ещё долго не заживали глубокие царапины от ногтей, которые она сама себе нанесла, но со временем и это прошло. Никаких карманов в пижаме, конечно, не было.

Но иногда в настоящих карманах пальцы нащупывали что-то, похожее на жемчужину. Девушка вздрагивала, а затем успокаивалась. Ведь главное сокровище осталось при ней, напоминая о полноте жизни.