Ты называешь дождь по имени

Максим Салос

Кто научил тебя, что слова должны рождаться из боли? Разве в счастье их меньше? Разве слова, произнесенные в радости, не будут услышаны? Лишь спустя много лет ты, наконец, поймешь – радость принимает сердце, способное уместить боль.Посвящается Мари Краймбрери

ГЛАВА 3

Мне страшно признаться… мне страшно оттого, что я безумно хочу любить тебя… все те, кто был в моей жизни раньше, никогда не вызывали таких чувств.

Я боюсь, что это может когда-то закончиться. Ты ведь так и не сказал мне этих слов. А я ждала их, как уставшая от жары земля ждет холодные капли дождя.

Мы говорили обо всем на свете, но только не о нас… все, кроме тебя, становятся чужими. Миллионы лиц; дни, сменяющиеся годами. В них нет ничего, к чему мне бы хотелось прикасаться. Я так мечтаю о ночи, где в твоих грустных глазах буду отражаться только я. Боже, мне не верится, что я пишу это… ты ведь однажды прочтешь… и, наверное, назовешь меня глупой.

Знаешь, мы разучились просто смотреть на облака. Как в детстве, помнишь? Увлеченные этой игрой, мы могли не замечать ничего вокруг, разглядывая причудливые узоры в небе. Называя их именами, узнавая в них то, что было дорого.

Мы все чаще смотрим под ноги, чтобы не столкнуться уставшим взглядом с кем-то из прохожих. Закрываемся в раковине собственных мыслей. Забывая о том, что над головой есть что-то прекрасное.

Мне страшно признаваться самой себе… потому что это навсегда. Я боюсь, что, засыпая с другим, буду искать в нем твое тепло. Назову своего сына твоим именем и, каждый раз произнося его, стану проглатывать грусть, накопленную в груди.

Прости, я не могу рассказать тебе… может быть, даже не стану писать до конца это письмо. Ты ведь скоро забудешь все это, правда? Может быть, нам суждено будет встретиться когда-нибудь, когда мы, умудренные опытом, сможем рассказать — почему двое, что любили друг друга, не смогли прожить жизнь, засыпая и просыпаясь вместе… может быть, мы сможет услышать ответ в каплях дождя, ведь я точно знаю, что если прислушаться к ним, то, сквозь раскаты грома, я непременно услышу твое имя. Только твое имя…

ФИЛИПП. 18 ЛЕТ

Я ждал этот день. Мучительно долго. И пусть ожидание уместилось в считанные часы, оно было таким же, как если бы продолжалось долгие годы. Я точно знаю это сейчас. Но не знал тогда, что мне предстоит повторить его снова, но уже длиной в десятилетия.

Когда мы с Ильей, Петром и Павлом вышли на платформу из электрички, у меня кружилась голова. Бессонная ночь и две бутылки пива, выпитые по пути, конечно, не имели к этому никакого отношения. Просто все два часа, что мы двигались от вокзала до садоводства, я сидел у окна и яркое летнее солнце светило мне прямо в лицо.

— Трезвость — норма жизни! Трезвость — норма жизни каждый день! Парам-пам-пам…

Под укоризненный взгляд бабушек-садоводов Петр потягивал пиво, шагая впереди нас по платформе, и напевал мотив из песни группы «Зоопарк». Наверное, многие из пассажиров, вышедших на станции, мечтали о том, чтобы мы не оказались их соседями. Молодежь на даче значило только одно — нормально выспаться у них не получится.

— Фил! — Илья толкнул меня в плечо, привлекая внимание.

— А? — по-совиному отозвался я.

— Будешь? — сказал друг, протягивая мне пачку «Примы» без фильтра.

— Ого! Ты где их взял?

— На даче все должно быть натурально! — отозвался за него Павел. — Самогон и «Прима»!

— Ну, самогон я еще могу понять, а «Прима» тут причем?

— Все гениальное просто, — сказал Павел, выпуская густое облако табачного дыма, — у «Примы» нет фильтра, значит она, тлея, не оставит после себя лишнего мусора. Следовательно, будет только пепел. А пепел — это удобрение…

— А он поможет вырасти свекле, — продолжил Петр.

— А из свеклы сварят самогон! — подытожил я.

— А самогон выпьем мы. Круг замкнулся!

— Черт возьми, идеальная схема!

Путь к дачному домику Ильи оказался неблизким — мы шли от станции минут сорок.

— Илюха, ну почему так долго? — ныл уставший Павел.

— Была бы зима, я бы предложил тебе лыжи!

— Тут садоводство строили в шестидесятые годы. Тогда считалось, что жилые массивы должны быть в стороне от железной дороги, типа, если американцы будут бомбить.

— Аааа…

— *** на! — резюмировал Илья.

Пока парни размещались в доме, я не спеша бродил по участку. Ноги приятно утопали в мягкой земле, покрытой мхом, воздух был наполнен запахом сосен. «Такая красота, что даже матом ругаться не хочется» — вспомнил я шутку из какого-то фильма и, усевшись в бревенчатой беседке, закурил.

— Да, в таком месте надо писать книги. Поставить на улице кресло-качалку, налить чаю с мятой и…

— Фил, ты прикинь, они уже бутылку водки выпили, — сказал вышедший из дома Илья. — Пока переодевались!

— У меня столько здоровья нет!

— Ты в прошлом году здесь не был. Мы тогда баню топили, так Петр и Павел два часа сидели в парилке и пили водку. У меня бы сердце остановилось.

— Эй! Ну, вы чего там? — крикнул нам показавшийся на крыльце Павел.

— Сидим! — ответил я.

Через полчаса мы держали в руках граненые стаканы, в которые Петр заботливо разлил самогон. Стаканы, кстати, мы с Ильей украли в студенческой столовой.

— Ну, что, мужики? За встречу! — лаконично произнес Петр.

Самогон оказался на удивление приятен. После пары стаканов я уже почувствовал опьянение. И здорово стукнулся головой о деревянный стол, доставая укатившийся на пол кубик. Мы с парнями сидели в беседке, играя в старую настольную игру. В нашем детстве почти у всех были такие — на большом листе нарисована карта и, бросая кубик, нужно было по клеточкам дойти до финиша. Илья нашел ее в шкафу, раскладывая свои вещи. Хотя, может быть, алкоголь и не был виной того, что мои руки стали непослушными?

— Илья, а твоя-то приедет? — сказал тогда Петр, а в следующую секунду кубик вылетел из моих пальцев.

«Твоя» — значило Мари. У меня так и не было возможности поговорить с другом, узнать, как он познакомился с ней, об их отношениях. Я знал лишь одно — мне очень хочется увидеть ее. Листая фотографии Мари в социальной сети, я не смог найти в себе ответ — зачем? Зачем мне это было нужно? И до последнего момента вообще не был уверен — приедет ли она.

— Ага, должна позвонить, — ответил Илья, глядя на часы. — Она собиралась с родителями Полины приехать.

— С родителями? — удивленно спросил я.

— А? Да не… — улыбнулся друг, поняв мое удивление. — У ее подруги, Полины, дача тоже в этих садоводствах.

— Они же вместе к тебе придут, с Полей? — засверкал глазами Павел.

— Не знаю, вроде обещали, — закуривая, ответил Илья.

— Да! — Павел победно вскинул кулак вверх.

Мы выпили еще по стакану. Петр объяснил мне, что Полина, подруга Мари, уже давно нравится Павлу, но он никак не может решиться начать с ней отношения. А сегодняшний вечер — как раз подходящий шанс.

— Знойная женщина! — добавил Паша. — Мечта поэта!

— А ты еще и поэт? — съязвил я.

— Ага! — усмехнулся Илья. — Рифмы типа «ботинки-полуботинки»!

— А вот тут ты не прав! — ответил Павел. — Мои песни ее, кстати, очень впечатлили!

— Ну да! — захохотал Петр.

Илья рассказывал мне эту историю — некоторое время назад Павел в порыве чувств и изрядном подпитие явился с гитарой к дому Полины. Час был поздний, в окне квартиры, где жила девушка, горел свет. Павел старался изо всех сил. Минут через двадцать окно открылось — оттуда на певца глядела бабушка Полины.

— Поля уехала! Завтра будет, — сказала она под разочарованный Пашин вздох. И добавила, махая на прощанье рукой: — А ты хорош, касатик!

— Касатик, ****ь!! — вытирая слезы, хохотал Петр.

— Ну, хватит уже! — покрасневший Павел толкнул друга в плечо.

— Тихо! — перебил их Илья, доставая из кармана телефон. — Привет! Да… на месте… хорошо, минут через двадцать подойду. Давай!

— Ну, чего там?

— Все нормально — приехали. Я пойду встречу их. Настраивай инструмент, композитор! — усмехнулся Илья, обращаясь к Павлу.

Что делать, если вот-вот должно сбыться нечто, о чем ты давно мечтал? Чего ждал с замиранием сердца? Знаешь, говорят, что человек, который не знает своей цели, очень удивляется, когда приходит в никуда. Чего ждал я? Не знаю… наверное, в этом и причина всего, что случилось со мной.

Мы сами усложняем то, что должно быть простым. Прячем главные слова за бесконечностью строк и диалогов. Наверное, оттого, что боимся остаться неуслышанными. А, может, наоборот — потому что нас съедает страх произнести то, что по-настоящему хочется сказать? Боимся получить не тот ответ, что хотим услышать.

Чего ты боишься? Услышать «нет»? Выглядеть нелепо в чьих-то глазах? Показаться смешным? Ты ведь понимаешь, что это глупо? И по-настоящему глуп только тот, кто испугался сделать что-то лишь потому, что у него есть шанс проиграть. Мы все можем проиграть. Но тот, кто боится сделать первый шаг, всегда терпит поражение.

И, знаешь, любовь не умирает. Чувства не могут исчезнуть просто так. Это невозможно. Они превращаются в гнев, в отчаяние, в бессонные ночи. Терзают болью и ненавистью того, кто не может с ними справиться. Все, что есть в этом мире — и плохое, и хорошее — имеет одну природу. Все происходит из любви. И, как бы странно это не звучало, побеждает тот, кто сумел полюбить свою любовь. А тот, кто не справился, обречен на одиночество.

Меня трясло. Трясло, как в тот день, когда я избивал на школьной площадке парня, у которого мой друг Илья отбил Мари. Кажется, девушка не узнала меня. Да, и с чего бы ей узнавать? Столько лет прошло… и вряд ли я смог оставить в ее память такой же след, что она оставила в моей.

Я вспоминал фотографии Мари, которые рассматривал в интернете прошедшей ночью. Мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Я наслаждался ее красотой, впиваясь глазами в монитор, а сейчас понимал — нет, это не красота… фотографии не шли ни в какое сравнение с тем, что я видел прямо перед собой.

Через много лет, в своих книгах я буду стараться описать Мари, одаривая ее чертами всех, кого любили мои персонажи. И, знаешь, перечитывая романы, я понял, что эта затея провалилась. Синие глаза, русые волосы до плеч, тонкие пальцы — разве этими словами я могу описать то, что творилось в моей душе? В мире есть миллионы людей с похожими чертами. Но из всех выбрал именно ее. Почему? Я не знаю. И никто никогда не может ответить на этот вопрос.

Что мы находим в тех, кто заставляют наше сердце биться сильнее? Кто придумал это волшебство? Наверное, это бессмысленно — пытаться помочь тебе представить ее лицо. Ты все равно не сможешь увидеть в нем то, что видел я. Но мне точно известно, что тебе знакомо биение сердца, которое готово вырваться из груди. Ты знаешь эту боль, сводящую горло, меняющую голос, когда становишься не в силах вымолвить ни одного слова, нужного в эту секунду. Наверное, поэтому ты еще держишь в руках эту книгу.

— Паша, прекращай!

Раскрасневшийся от самогона Петр пытался отобрать у Павла гитару. Влюбленный певец весь вечер посвящал Полине свое творчество. Стиль у него был, скажем так, своеобразный — Пашины композиции одновременно напоминали песни группы «Руки вверх», сибирский панк-рок конца 80-х и кричалки футбольных фанатов. Но, надо отдать ему должное — улыбка не сходила с лица Полины.

Подруга Мари была очень обаятельной девушкой. Совсем не удивительно, что Петр и Павел влюбились в нее. Да, я сразу понял, что Петя тоже положил на нее глаз. Убрав с лица каштановую прядь, Полина сказала:

— Филипп, а расскажи что-нибудь о себе? Ты почти легенда — Илья только о тебе и рассказывал в последнее время…

— Ага, — улыбаясь, подтвердила Мари, — я уже ревновать начинаю…

Я усмехнулся в ответ. А потом замер, впервые за много лет встретившись с Мари взглядами. Она не помнила меня.

А я замирал, неприлично долго разглядывая синие глаза, ощущая на коже капли того самого дождя, и стараясь не замечать, как ее руку сжимает ладонь моего друга…

— Кстати, Фил на гитаре тоже играет! — Илья бесцеремонно выдал мой секрет, протягивая отобранную у Паши гитару. — Дружище, пожалуйста, я не могу больше его слушать!

— О! Давай Филипп! — хором поддержали девчонки.

В последнюю зиму, что мы с отцом прожили на Севере, папа как-то принес домой старую гитару. Один из его коллег покинул поселок, оставив кое-какие вещи. В детстве, я помню, папа рассказывал, что в юности играл на студенческих танцах. Он показал мне основные аккорды, а дальше я немного научился играть сам. Тем более, свободного времени было предостаточно.

Руки Полины как забытая песня под упорной иглой.

Звуки ленивы и кружат, как пылинки над ее головой.

Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажжет в них свет.

Утро Полины продолжается сто миллиардов лет…

Ребята молчали, задумчиво слушая мое нескладное пение под аккомпанемент плохо настроенной гитары. Песня была длинной, а когда она подошла к концу, я провел пальцами по струнам и, слушая наступившую тишину, думал о том, какой же я дурак.

— Вау! — неожиданно сказал Илья, а остальные ребята наградили меня аплодисментами.

— У нас появился человек, который умеет играть на гитаре! — удивленно сказал Петр. — Паша, я покидаю твой фан-клуб!

— Я всегда знал, что тебе не стоит доверять! — засмеявшись, ответил другу Павел.

Вскоре мы решили немного размяться — на даче у Ильи оказалось травматическое ружье. Друг повесил на дерево мишени, и мы по очереди старались поразить их. У меня получалось неважно — шарики, которые использовались вместо пуль, летели во все стороны, кроме цели.

— Фил, смотри, — объяснял мне друг, — вот это мушка, а это целик. Перед выстрелом мушка должна совместиться с краями целика. Тогда ты попадешь. Попробуй!

— Давай попробую еще… —

Я сделал все так, как сказал мне друг, и случилось чудо — мне удалось поразить цель. Мы, увлеченные игрой, восприняли мое попадание как гол в финале Лиги Чемпионов — громкими криками и поздравлениями. Парни хлопали меня по спине, а потом я оказался в объятьях Полины. Девушка что-то прошептала мне на ухо, но я не услышал ее слова из-за криков пробегавшего мимо Петра.

Когда мы снова вернулись в беседку, Полина села рядом со мной. Совсем близко. Я ощущал тепло ее тела, нежное тепло, в котором мог бы раствориться любой. И под завистливые взгляды Петра и Павла с грустью смотрел на Мари. Черт возьми, что со мной творится?

Вскоре опустилась ночь. Мы с ребятами перебрались на веранду. Илья, задумчиво рассматривая содержимое холодильника, разочарованно изрек:

— Кажется, это провал…

— Что такое? — хором ответили Петр и Павел.

— Вы сколько бутылок брали?

— Три! И пузырь самогона!

— И где это все?

— Кажется, вот тут, — сказал Павел, хлопая себя по животу.

— Животное… — выругался Петр, злобно глядя на друга.

— Да ладно, чего вы… — оправдывался тот, — вы же знаете, сколько не бери, а всегда придется в магазин за добавкой идти! Илюха, помнишь, мы же в тот раз ездили в какой-то круглосуточный…

— Ну да… — почесывая затылок, ответил Илья.

— А что не так? — спросил я. — Давайте сгоняем.

— Видишь, в чем дело Фил. Есть тут одно место, в соседнем садоводстве, в «Балтийце». Только там, скажем так, вся местная интеллигенция по ночам собирается… можно и в дыню получить…

— Ребят, может и не надо, — вступила в разговор Мари. — Завтра сходите.

— Не-не-не! — воодушевленно сказал Павел. — В мои планы входят танцы на столе, а пока я к ним еще не готов. Мне нужен допинг.

— Я не хочу ехать, мне лень… — закуривая, отозвался Петр.

— Фил! — с надеждой произнес Павел. — Ну, хоть ты будь человеком! Поехали, а?

— Да, поехали! — сказал я, вставая со стула. Меня шатало от выпитого.

— Мальчики, оставайтесь тут, и правда, проблем себе только найдете, — отозвалась Полина.

— Не переживайте, мы быстро!

Через пятнадцать минут мы с Пашей крутили педали велосипедов, направляясь по шоссе в сторону магазина.

— Ты точно дорогу знаешь? — спросил я Павла.

— Где водкой пахнет — я туда и еду, — смеясь, ответил он. — Фил, давай тормознем, покурим.

— Давай…

— Слушай, Паша, — выпуская в темноту густое облако дыма, сказал я. — Понимаю, что неудобно получилось… я про Полину…

— Ааа… — промычал друг. — Да не парься ты. Хотя, должен сказать, хотел я тебе втащить. Чего, думаю, за дела такие — я, значит, удочки закидываю, а тут какой-то чел приехал и Поля сразу к нему подсаживается.

— Да я не специально… оно как-то само собой вышло…

— Ты нормальный парень, Фил. Так что без обид. Петр тоже обломился, мне не так обидно. Хотя я еще не признал поражение. Поэтому, если что, не обассудь… или обессудь. Как правильно говорят?

— Поехали! — выкидывая окурок в траву, засмеялся я.

Если сложить все минуты, что я думал о тебе, если прочесть все строки, что мне хотелось написать для тебя, то, наверное, не хватит и всей жизни. Все это — нечто намного большее, чем даты рождения и смерти. Каждый из вечеров, в которые я считал капли дождя, стучавшие по моему карнизу, превращался в десятилетия. Когда рассвет, наконец, заставлял меня закрыть глаза, я, проходя мимо зеркала, рассматривал в отражении седого старика с глубокими морщинами, беспощадно изрезавшими лицо. Когда мои глаза встречались с его ярко-синими зрачками, мне приходилось кричать изо всех сил. Прогоняя старика прочь. И каждое утро я ожидал увидеть его снова. Однажды наступит день, когда кричать станет уже он, рассматривая мое молодое, полное надежд, лицо…

Илья был прав — у круглосуточного магазина стояла шумная толпа. Человек пятнадцать парней и девушек потягивали пиво из бутылок и громко разговаривали, изредка прерываясь, чтобы сплюнуть на землю шелуху от семечек.

Мы с Павлом прислонили велосипеды к стене магазина, и зашли внутрь. Закрывая дверь, я услышал, как мой велик шумно упал на землю, и, оглянувшись, заметил, что трое ребят отделились от толпы.

— Ты че! По почкам хочешь? — один из вошедших парней подошел ко мне совсем близко. Он был омерзителен — в мутных от алкоголя глазах было сложно разглядеть хоть какие-то человеческие черты.

— За что? — ответил я.

Ответ пришел сам собой. Парни даже не предприняли попытки взять у нас деньги, попросить сигарет. Ну, или что-то из того списка, с чего гопота обычно начинает разговор. Спокойный тон, с которым я ответил, кажется, ввел парня в ступор — он просто отошел от меня и вышел на улицу. Его приятели последовали за ним.

— Слышь, Паша, чего он хотел?

Павел, кажется, не заметил моего разговора с гопником — друг радостно помахивал только что приобретенной бутылкой.

— Чего говоришь, Фил? — спросил он.

— Да не… ничего. Поехали скорее.

Мы с Павлом вышли на улицу. Краем глаза я заметил, что возле крыльца, на земле, лежит обломок железной трубы. «Вдруг пригодится» — промелькнула в голове мысль. Едва Паша поднял свой велосипед, как толпа приблизилась к нам и обступила полукругом. Бежать было некуда. Мы с другом молча смотрели на «местную интеллигенцию», как выразился Илья. Один парень громко плюнул и сделал несколько шагов из толпы.

— Слышь, Димон, да че ты? — другой, взрослый уже мужчина, одернул парня за плечо.

— А че они? — пьяно отозвался Димон.

— Да че ты к малолеткам привязался? Слышь, пацаны, — сказал он нам, — езжайте.

— Фил, поехали, — Павел несильно толкнул меня в спину.

— Давайте, давайте… — мужчина, что придерживал Димона, с интенсивностью пловца-спринтера замахал рукой.

— Фу, ну ** твою ***, чтобы я **** еще ****!

— Вот тут, Паша, я с тобой согласен!

Мы с Павлом, отъехав от магазина километра на полтора, бросили велосипеды на асфальт и закурили, осознавая масштаб того, во что мы чуть было не вляпались.

— Да они по-любому и порезать нас могли, — Павел, морщась, сделал глоток прямо из бутылки.

— Ага… дай и мне выпить…

Алкоголь стремительно выветрился из наших голов — те парни, и вправду, легко могли покалечить или даже убить. Что там у пьяного на уме…

— Знаешь, Фил, — заговорил Павел. — А я, наверное, скажу Поле, что люблю ее… вот сейчас приедем и скажу. И будь, что будет…

— Ты чего это, Паша…

— А если бы они убили нас? Что тогда? Она, конечно, знает, что я люблю ее, но я ведь никогда не говорил ей это. Может в этом дело? Как ты думаешь?..

Я не нашел, что ответить другу. В его сердце жила надежда, а в моем? Паша имел возможность сделать то, что считает нужным. Без оглядки на что-то или кого-то. А я? А я не мог…

Моя голова закружилась, как сегодняшним утром, когда мы выходили из электрички на перрон. Хотя, нет… я не прав — это было совсем иначе. Меня переполняло нечто… не знаю, как назвать это чувство. Мое худое тело было слишком маленьким, чтобы вместить все это в себя. Мне нужно было дать этому выход. Прямо сейчас. Мир вокруг сжался, превратился в неровное, скрипящее биение моего сердца. И, не в силах справиться с собой, я понял, что больше всего на свете хочу умереть.

Мы проехали, может быть, еще с километр, когда я остановил свой велосипед посреди дороги.

— Ты чего? — спросил Павел.

— Паша, ты езжай домой, возьми Илью с Петром, а я съезжу к магазину.

— Зачем?! — друг от удивления округлил глаза. — Ты с ума сошел?..

Вместо ответа, я развернулся и помчался обратно.

— Илья, тут есть йод или зеленка? — сказала Полина, вытирая салфеткой мое лицо. — Кровь никак не остановится…

— Я просто обалдел! — Петр громко рассказывал девочкам события последнего часа.

— А что случилось-то? Я ничего не поняла… — спросила Мари, с тревогой глядя на меня.

— Короче, рассказываю. Приезжает Павел, говорит, водки взяли в магазине, в бубен чудесным образом от местных не получили, но есть проблема. И, кстати, водку вы взяли паленую… смотри, Паша, это клафилин собственной персоной…

— Да успокойся ты со своей водкой!

— А, ну да… говорит, Фил по пути назад ломанулся обратно в магазин с местными разбираться. Мы с Ильей подорвались, я к Паше на багажник сел, Илюха рядом побежал. Погнали за Филом.

Конец ознакомительного фрагмента.