Жиль

Максим Обухов

В каком шкафу сидят нереализованные мечты? Где находят приют ложные обещания, данные самому себе? Сколько можно тянуть с решением?Художник Петр прячется от этих вопросов в больнице, прикрываясь своей редкой болезнью. Он спит по несколько дней, не просыпаясь. Все меняется, когда ночью в его палату врывается девушка и нарушает его спокойствие.Петру придется встретиться со своими страхами и дать им отпор.

Глава пятая

В кипарисовой роще стоял шум. Жильцы сонного дома бродили по замкнутому кругу, голос оборвал привычное движение. Все разом остановились, как самый точный швейцарский механизм. Они все стали поворачивать голову на Агафью, что сорвав голос, жестикулировала рукой, стараясь раздавить воздухе небольшую фигуру. Человек, что лихо спрыгнул из окна бежал со всей скорости к машине. Водитель был готов, он тут же сел в машину и схватился за руль.

— Хватайте его, что вы все уставились! — Кричала Агафья, показывая руками на Петра.

Толпа смотрела на нее с непониманием. Эти сонные люди забыли привычные движения, они могли только ходить, спать и есть. Ни на что большее они не годились. От них требовали протянуть руки, но для них это невыполнимая задача. Они стали смешиваться и расходиться в разные стороны, как кучка испуганных майских жуков, выпущенных на траву.

Персонал кинулся к нему на встречу, размахивая руками.

— Бегом поехали! — прокричал Петр и влетел на пассажирское сидение.

— Мы их не подбросим?

— Очень смешно, поехали!

Машина проворно выскочила на трассу. Они заехали на улицу и растворились между домов и сотнями машин.

— Даже ничего не спрашивай. Не хочу вспоминать, что там произошло.

— Да я молчу, ты мне только скажи, какого черта ты прыгнул.

— Тебе лучше вообще не знать, что там происходит.

— Что так там все плохо?

Петр повернулся к нему и тихо произнес:

— Еще хуже. Они несли такой бред. Пытались навязать мне, что я болею редкой болезнью. Говорили, что я усну и впаду в кому. Умру! Этой болезни нет ни в одном медицинском справочнике. Они даже не придумали название. Представляешь, какую нам продают чушь за наши деньги.

— Тебе там мозги не промывали?

— Нет, они там придумали более интересный вариант

— Это куда интересней?

— Третий этаж. Поверь, я там побывал всего два дня. Мне не хватило буквально пару часов, чтобы вылететь на улицу и порхать, как птица.

— Слушай, может, я разверну машину пока не поздно?

— Ты меня сам спросил, я тебе и рассказал.

— Все давай обойдемся без рассказов, про твой веселый дом. Дурно становиться.

Петр от переживаний или от дурной привычки открыл бардачок и стал шарить в надежде, что-то найти, помять и успокоиться. На его удивление оттуда выпали кисточки, карандаши с рисунками. Схватив бумагу, он стал рассматривать. На него смотрел хорошо прорисованный черный прямоугольник в углу. Далее второй, рисунок, как и третий идентичный.

— Ты пытаешься это довести до совершенства?

— У тебя дурная привычка лазить по чужим вещам, — он схватил свои бумаги и запихал их обратно в бардачок.

— Ты постоянно это рисуешь, что это? Почему черный прямоугольник и угол?

— Я не хочу об этом говорить, тебе ясно?

— Ладно, все молчу. Слушай нам надо заехать в отель «Один-Два-Три».

— Какого черта мы забыли в отели «Один-Два-Три», — он посмотрел на него, явно недопонимая.

— Я тут подумал. Так получилось, чтобы мы выглядели солидно, нам нужна девушка. И я позвал одну очень скромную девицу.

— Какого черта, Петя! Ты же знаешь, как я ко всему этому отношусь

— Я знаю, поверь мне все же.

— Нет, она точно нам все испортит. Женщина на корабле к беде. Ты понимаешь! Она нам сто процентов сорвет сделку.

— Перестань когда ты начал верить во всю эту чушь! Ты себя послушай!

— Да я в это верю! Ты понимаешь, чего мне все это стоило. И ты все уничтожаешь, Петь. Это твое спасибо? Ты мне скажи, не молчи.

— Я уже с ней договорился, она уже стоит в черном платье и нас ждет.

— Ждет в черном платье, замечательно. Она все испортит! Ты вообще понимаешь, что я для тебя сделал! Попасть на это чертово собрание. Твои картины повесят в один ряд с известными живописцами. И как ты отплатил мне взамен?

— Прекрати, прошу тебя.

— Нет, — он не останавливался.

Друг разошелся не на шутку. Он начал вспоминать все его промахи, начиная с универа. Как он крал его краски, обманывал, менял картины. Множество разных мелочей, что запоминают люди этого типа. Машина, не смотря на все крики и неудовольствия, медленно продвигалась к отелю «Один-Два-Три».

Старую БМВ встречала старинная улица, утопающая в желтом огне фонарей. Старинный особняк, переделанный, под отель — ресторан, что тонул в шуме посетителей и дорогих машин. На летней террасе играла музыка, и разодетые мужчины наливали вино красивым дамам. Среди этого блаженства стояла одинокая черная фигура. С осиной талией, фотогеничной внешностью и тонким запахом мускуса с амброй. Ее черное скромное платье добавляло блеска. Она прижимала к себе небольшую сумочку и улыбалась всем проходящим мимо. Она была не похожа на ту девчонку, что ворвалась в палату к Петру и устроила переполох. В этой красивой статной женщине не осталось не одного намека на хулиганство.

— Если это она, — показал на нее пальцем Друг, — то у тебя очень большие проблемы.

Петр кивнул. Он был согласен. Его также поразило преображение, на что она способна? Все не так просто. Он смотрел на скромную фигуру, осанку и лицо. Ему более не нужны советы и подсказки. Он и так ясно понял, что пропал окончательно и бесповоротно. Друг, только вздохнул, понимая ужас ситуации.

— Ты осознаешь, что ты делаешь, — Друг смотрел на него пытаясь пробудить рассудок, — Петр, очнись, я стараюсь тебя спасти!

— Уже поздно, — произнес Петр и машина остановилась. Она увидела их, начала махать рукой и двинулась в их сторону. Петр сразу выскочил из машины и побежал к ней.

— Я не узнал тебя, ты великолепно выглядишь, — сказал он первую пришедшую на ум фразу.

Она подошла с улыбкой, дотронулась до пиджака, стараясь его поправить.

— Ты подготовился к встрече со мной. Видеть тебя в костюме после треников и глупой футболке явно не привычно, — она подошла еще ближе, — Твой друг не рад меня видеть?

— Не обращай внимания, он ненавидит женщин.

— Как это мило.

Друг, остался в машине и смотрел на них, не моргая. Он походил на маньяка, что задумал кровавое убийство. Он не отрывал от них взгляд, и когда они тронулись в сторону машины, его постигло самое больше разочарование, он до конца надеялся, что она не поедет с ними.

— Здравствуйте! Меня зовут Евангелина, — она протянула руку, склонив голову.

— Здравствуй.

Они официально пожали руки. После машина вывернула на главную дорогу и затерялась в потоке движения. Евангелина села на заднее сидение в полном одиночестве. И поставив около себя сумку, посмотрела вперед. После нагнулась в сторону передних пассажиров и произнесла:

— Мальчики, больше всего я ненавижу сюрпризы, куда вы хотите отвезти даму? — проговорила она мягким бархатным голосом. Петр заметил изменения в ее интонации. Она умела мастерски перевоплощаться. Полностью менять образ. Что за женщину он усадил на заднее сидение?

— В «Леон Жен Поль».

— Нет, нет, так не пойдет! Петр, Вы надо мной издеваетесь!

— Что, тебе не нравится?

— Это самое скучное место на земле! Неужели из всех ресторанов Вы нашли самый скучный! Вы хотите угробить прекрасный вечер в самом ужасном месте. Там отвратно готовят, а обстановка похоронная. Интерьер!

— Что интерьер? — спросил Петр

— Ужасен. Именно в таких заведениях умирает молодость. Если Вы не хотите потерять вечер, то предлагаю Вам компромисс — «Челентано».

Они оба посмотрели друг на друга

— Вот и начались проблемы, — произнес друг и уставился на дорогу.

— Понимаешь, у нас деловая встреча! Мы должны договориться на счет выставки, после этого мы свободны, — Петр почувствовал себя полным идиотом. Надо была сразу все ей рассказать, но когда?

— Выставка! Я не пойму, ты меня пригласил на свидание или на деловую встречу? Да еще в самое тухлое место на земле!

— Давай я тебе скажу честно, как есть, согласна?

— Да, говори, я тебя слушаю, Петр, что ты скажешь?

— Врачи мне поставили редкую болезнь. Сказали, что скоро я, возможно, усну и больше ни когда не проснусь, понимаешь?

— Да вот так и не проснешься.

— Да. И у меня очень мало времени, почти нет. Я хотел встретиться с тобой, раз бегу на эту выставку, я боюсь уснуть и больше не проснуться.

— Значит выставка для тебя важнее, чем я!

— Нет, ты не так все поняла.

— Я прекрасно все поняла.

— Понимаешь, я возможно умру.

— Умру, умру, умру, — кому ты веришь? Старичку, что выжил из ума. Они тебе еще не то расскажут, тебе надо ехать в Москву понимаешь.

— Да, возможно ты права.

Евангелина нагнулась над ухом Петра и прошептала:

— Скажи художник, что мне делать на переговорах? Прикинуться дурой или глупой ассистенткой? О, здравствуйте, меня Петр учит рисовать карандашом. У Вас тоже карандаш быстро тупится. Вы чем точите, точилкой или ножом? Нет, мы вчера учились рисовать гиппопотамов, я способная ученица. Да, Петр меня наказывает, если я не правильно рисую.

— Пожалуйста, я тебе очень прошу, потерпеть, это ненадолго.

Нет, она ему не поверила. Она не осталась довольной. Еванеглина скривила лицо, и откинулась на задний диван. Она надула губы и так ехала всю поездку. Сначала строила из себя мученицу, стонала, закрывая лоб ладонью. Потом выражение ее лица сменилось, надев маску высокомерного презрения, что часто встречается в дорогих машинах и в метро.

— Евангелина, мы договорились.

— Мда, — она отвернула в сторону голову и стала смотреть в окно. Потом подняла подбородок и уже не шевелилась.

— Знаешь Петр, ты на самом деле обманщик. Ты все придумал, чтобы от меня по быстрей избавиться и поставить там себе, куда-то галочку.

— Евангелин

Дальше начался спор, она переходила на контраргументы. Петр защищался, как мог.

— Нет, нет, ты все не так поняла

— А как, — она разводила руки, и все начиналось заново. Она его тормозила, он повторялся и по новому кругу и опять все заново. Друг старался себя сдерживать, чтобы не кричать и смотрел только вперед. Еще не много и он точно выйдет из машины и побежит от них куда глаза глядят. Спор кипел, превратившись в разборку любовников, что прожили огромную и полную приключений жизнь. Пока Петр не сказал:

— Хватит, я прошу тебя, Евангелин.

— Окей, я пойду на твой банкет, фуршет и буду строить из себя дурочку, как ты хочешь.

Она отвернулась и снова стала смотреть в сторону окна.

— Мы точно вляпались, — прошептал друг и завернул на проспект, после въехал в старый город. Снова проспект, теперь Энтузиастов и два квартала. Машина уткнулся в большое мрачное здание, без вывесок и света. Жизнь испарилась отсюда давно. Даже несколько машин припаркованных к дому не доказывали, что здесь кто-то есть. Скорее наоборот говорили, что это место давно заброшенно.

Машина остановилось.

Два друга схватились за дверные карты, чтобы открыть себе дорогу. Как услышали женский возглас.

— Подождите! Я не могу выйти, не приведя себя в порядок.

Они переглянулись, Петр повернулся к ней и сказал:

— Мы подождем снаружи.

Они вышли, громко хлопнув дверью. Их лица устремились, друг к другу и застыли. Их разделяла машина, они опустили на нее руки.

— Она не слышит, — показал пальцем Петр.

— Нет, — ответил друг, — что она делает?

— Нагнись и сам спроси у нее.

— Нет, это твоя баба. Петя, скажи, ты сознательно все уничтожаешь, или сошел сума? Скажи сразу.

Петя молчал. Они долго смотрели друг на друга. Им не надо было говорить, все становилось ясно по их мимике. Один хотел разорвать другого, другой извинялся за свои глупые решения.

— У меня нет слов, стой, — друг протянул руку, не давая жестом возможность ему говорить.

— Давай, мы просто постоим и помолчим. Я прошу тебя.

— Нет, ты слишком легко не отделаешься. Это надо придумать взять на важную встречу, такую, — он запнулся, его глаза горели, — бабу! Где ты ее вообще нашел? Где?!

Петр молчал. Он понял, как ошибся и совершенно не знал, что делать. Как выкрутиться из всей ситуации. На улице накрапывал дождь. Незначительный незаметный. Люди прогуливались, общались, смеялись. Фонари подсвечивали теплым светом счастливых людей. В ресторане закипала жизнь. Опустошенное место неожиданно ожило. Подъезжали машины, выходили люди, улыбались, приветствовали друг друга, целовались.

— Я все понимаю, — воскликнул Петр, повернувшись к другу.

— Ничего ты не понимаешь, вообще.

Они развернулись и смотрели в разные стороны. Она, издеваясь над ними, просидела в машине ровно двадцать минут. Нет, ей стучал Петр, тыкая пальцем на наручные часы. Она кивала, — да, да, я скоро. И заново доставала помаду красила губы, смотрелась в зеркала. Я скоро, не мешайте. Друг торопил, притоптывал, показывая на время Петру. На девятнадцатой минуте Друг потерял терпение. У него в запасе было много слов и, мягко говоря, не очень лестных выражений. Он жестикулировал, кривил лицо, размахивал руками, выплёскивая эмоции наружу. В итоге показал несколько образов, недовольного, злого возмущенного и отчаявшегося человека. Ровно на двадцать первой минуте и сороковой секунде она вышла из машины. Гордо задрав голову, направилась в сторону ресторана. Создалось впечатление, что это она ждала их. И двое молодых людей побрели обреченно за ней.

Двери огромного заведения, помнили множество гостей. В основном пьяных, что обсуждали цену на такси, спрашивали, где продается хорошее вино. И девочку, что в слезах упивалась водкой. Еще были бесконечные владельцы, которых запечатлели в памяти стены. Первого тем, что долго строил, второго, что с легкостью проиграл в карты. Последний безвозвратно испортил интерьер. Нет, они действовали без умысла, все по глупости.

Сам ресторан под унылую музыку трубача умирал, высасывая из очередного владельца его деньги. Заведение куда вступила нога Евгелины, играло в минус. Арендаторы, увешиваясь иконами, заговаривали, чтобы выйти в ноль. Бесполезно.

Ресторан скучен, интерьер старомоден. Красное с черным не смотрелось. Черный стол, красная скатерть, приглушенный свет, заунывная музыка. Пара разбегающихся официантов с подносами набитыми хребтами посуды. Десяток больших глаз, что сияли в темноте. Здешний повар выдумывал рецепты. Администратор, с грязными волосами суетился в пустоту. За столиком вправо сидела молодая пара, не отрываясь друг от друга. В конце шёл пьяный корпоратив, состоящий из двадцати теток. За барной стойкой мужчина, в белой рубашке со смешным галстуком. Он пил пиво, смотрел в телефон и засыпал.

— Ужасно скучно и тошно, — сказала Евангелина, глядя на них.

Петр боялся, что она ускачет или вытворит какую-нибудь глупость. Схватил ее под руку и повел за собой.

— Куда мы?

— В конференц-зал, там все собираются.

Что творилось на этой конференции, Петя не знал. Друг тоже не обмолвился ни словом. Отделался общей фразой — собрание. Зачем собрались люди и какие проблемы обсуждают, Друг не сказал.

Белоснежная двухстворчатая дверь открылась и перед ними возникла, совершенно иная атмосфера. Сцена с микрофоном прижата к стене и от нее располагались многочисленные столики набитые людьми. Мужчины сидели в черных костюмах, дамы в вечерних платьях, и лишь одна — в черной шляпке. Все пили и смотрели на сцену. Руководитель данного собрания, толстенький мужичок в сером пиджачке со сморщенным лицом, проверял микрофон. Его животик вываливался из брюк, а короткие ручки хватали и переставляли штатив. К нему в этом время подбежала молодая девчонка с прыщами и белокурыми волосами.

— Глеб Алексеевич, пора уже начинать толпа ждет, пиво кончается.

— Аристов пришел?

— Нет, он единственный не явился.

— Сукин сын! Без него нельзя начинать, тянем время.

Шум стоял над столиками ужасный. Обсуждали новости, горланили, тыкали пальцами, смеялись. Молодая женщина разговаривала по телефону. Один показывал пальцем, другие упивались алкоголем. Только одна фигура выбивалась из общей атмосферы. Мужчина пил пиво и смотрел на Петра. Лицо не разобрать — далеко, но чертов синий пиджак. Наши гости проходили мимо к своему столику, старались не мешать другим. Между ними сновали официанты, обсуживающие зал.

Они несли нарезанную селедку, приправленную зеленным луком, заправленную маслом, что растекалось по жирным бокам. Мизинчиковые огурчики, в расписной тарелке, черный хлеб ломтями, дышащий свежестью. Внесли жареные ребра, говяжий бифштекс. Тушеную форель, маринованные опята, приправленную индейку, запеченную ногу вепря, оливки, маринованные в меде ножки. Шашлык из баранины, запеченную белугу с лимоном в ореховом соусе, фаршированного гуся, заливное и холодец. Всё мгновенно уплеталось за обе щеки. Кто брал руками, кто ложкой, кто пытался вилкой. Несли пиво, вино, подавали водку. Пузатые бутылки коньяка прятались за разными явствами, от которых ломились столы.

Заказчик, смазливый мужчина, с остатками черных волос и карими глазами. Его алмаз, жена Люся, любительница считать чужие деньги. Она уже их сосчитала. Вход сто рублей, столы, без выпивки обходились по четыре тысячи каждый, плюс алкоголь «палёный». Пиво собственное — минус. На собрании человек пятьдесят, пьют тридцать восемь. Люся записала, посмотрела в потолок, пытаясь сосчитать. Сбилась. Еще раз начала пересчитывать.

Ее отвлекало от калькулятора лишь очередное платье или костюм. Увидев, что-то стоящее она дергала уставшего мужа:

— Смотри, смотри!

— Вижу, вижу.

— Это, что Анька меха напялила! Дура! Натуральный клоун. На мужа болотный пиджак нацепила и где только нарыла?

Люси, как ее называли, или как называл её муж — Люсиандар, могла безошибочно сказать сколько стоит та или иная вещь. Некоторые считали, что это дар ей достался с рождения. Другие, особенно злые языки, намекали, что она всю жизнь провела за каталогами и в магазинах. В тряпках, как говорит ее муж — она знала толк. Определить с точностью цену она умела, вот подобрать вещь, на этом её дар обрывался. Так что определение одевается, как сбежавший из цирка клоун, для нее подходило.

— Ужас, ты посмотри, ужас, — кричала она, когда видела, по ее мнению, вызывающе одетую женщину. Муж никогда не обращал на ее выкрики внимание. Лишь целовал ее в лоб и радовался, что она разбирается шмотье, а не в финансовых делах.

— Ты посмотри, какие сапоги Лужина одела. Это на распродаже тринадцать тысяч, шестьдесят копеек. Носит не правильно, их спустить надо, а она натянула. Дура!

— Люся, прекрати на нас смотрят, — Заказчик, в меру упитанный человек, еле умещался в кресло. Он старался не шевелиться, стул возмутительно скрипел. Упасть посередине банкета под крики Люси, было стыдно. Его толстая ручонка хватала стакан вина, и сразу опрокидывала в рот без лишних движений.

— Водку несите, — кричал он официанту.

— Охлажденную, — говорил беспечный молодой человек.

— Любую, только несите.

— Ну, ты посмотри, на нее вылитая, обезьяна, — продолжала, Людка, не в силах сдержаться. Зачем она все на себя нацепила? Еще лыбится, думает, что красиво? Позор! Натуральная макака. Это жена ценителя, что к нам лазил. Ну, ты посмотри, отвлекись. Машка сума сошла, в леопардах приперлась. Сумасшедшая, я слышала, у нее любовник на стороне появился. Куда мужики смотрят?

— Перестань.

— Если тебе все равно, как люди одеваются, мне интересно. Вон твой друг — алкаш рубашку синюю нацепил. Одним словом придурок. Теперь я понимаю, почему от него Иринка сбежала, с молодым живет. Муж придурок.

— Люся помолчи, прошу тебя, на нас смотрят. Придешь домой и всю ночь бухти про кого хочешь. Клянусь, мешать не буду.

— С тобой обсудишь. Как же. Ты только дойдешь до кровати и храпеть. С кем мне говорить? Со стеной?

В этот момент три наших друга приблизились к Заказчику и его жене.

— Милый, только не говори, что эти два аляпистых клоуна с проституткой, в дорогом платье, наши друзья. Если они сейчас сюда сядут, я точно встану.

— Дорогая, прекрати. Ты меня поняла?

— Это правда, позор. Где эти клоуны пиджаки нашли? Еще со школьного выпускного? На какой барахолке отрыли?

Наших друзей остановил фотограф, что сделал снимок молодой пары.

— Я прошу, потерпи не много, пару слов и они уйдут.

— Дурака не валяйте, рассаживайтесь, что вы стоите. И прекратите фотографировать, — кричал администратор, что пытался рассадить соседей за столики.

— В баре полно пива, — продолжал мужчина в белой рубашке, двигая стул за симпатичной девушкой, — пожалуйста.

Между столиков сновал один художник, со своей картиной, быстро вертелся, лица не разобрать.

— Картину бери, моя лучшая работа, — тянул он перед самым носом Петру.

— Не надо.

— Слушай, я тебе, как другу скидку сделаю. Бери красиво же.

— Нет, не надо, слышишь. Прекрати, да убери ее от моего носа. Честное слово не возможно так.

Фотограф отошел, пропуская гостей. Петр проводил его взглядом, пока не наткнулся на мужчину в противном синем пиджаке. Он сидел очень далеко, у окна. Видно, как он ел руками, жадно поглощая обильную еду, запивая вином. Не давится, черт — подумал Петя.

— Здравствуйте, — сказал Друг, и рукой показал на Петра, — это наш художник, Петр Алексеевич и его девушка Евангелина.

— У вас очень редкое имя, как и вкус, — Люси сказала это очень язвительно, что даже Евангелину, не воспринимавшую колкости, бросило в краску.

— Приятно, очень приятно познакомиться, — произнес Заказчик и они сели.

— Не будем тянуть, я это ненавижу и перейдем к делу. Сколько картин вы хотите нам предложить? — спросил заказчик Друга.

Петр потерялся, стал пристально смотреть на Друга. Насколько они договаривались. Тот, махнул плечом и утвердительно качнул головой.

— Сколько же, — требовали серые глаза, что разбегались по друзьям. Договор изначально был на восемь. Так утверждал Друг и уже открыл рот подтвердить договоренность, но Заказчик его перебил.

— Три картины я выберу их сам. Вопрос решен, наливайте, выпьем за дело

Петр посмотрел на Друга. Тот махнул плечами, у него не было ответа, и он не знал, что в этом случае надо говорить. Три так три. Что я поделаю, говорил весь его разочарованный вид.

Их внимание отвлекло движение на сцене. Глеб Алексеевич отмахнулся от своей ассистентки, и решил начать собрание. Он провел глазами, ища по залу для себя ключевые фигуры, успокоившись на десяти, открыл свой маленький рот. Боясь, что его не услышат или не воспримут, он своими ручками потянул микрофон к себе. Резко его взгляд остановился на одной особе, что ему мило улыбнулась. Он ответил, сделал серьезное лицо и заговорил.

— Внимание, внимание, — кричал Глеб Алексеевич, рыща своими черными глазками. Они отыскивали самые сладкие, как он говорил самородки. Его костюмчик был дорог, но неприлично мал. Его перешивали по несколько раз. Шили заново, сохраняя стиль. Портной всегда вступал в неравную гонку с животом и всегда был обречен на провал.

— К черту речи, — крикнул мужик с правого столика, — пока не подадут водку, я отказываюсь слушать что либо. Это как вообще понимать. На столах водки нет. Это не собрание, это балаган!

— Предлагаю, — выскочил мужичок в смешных очках и с лысиной. Он говорил ужасным писклявым голосом, хотелось прикрыть уши ладонями, — мы не можем начать собрание, пока не прибудет Аристов!

— Мы не можем ждать вечно вашего Аристова, все знали о начале заседания тянуть, смысла нет, — сказал Глеб Алексеевич.

Водку в тот день и правда пили ведрами. Сделали виноватой Варьку за жирную закуску, что купила мало водки. Убыль вина приписывали человеку в синем противном пиджаке, что опустошал одну бутылку за другой.

— Мы начинаем, — проговорил Глеб Алексеевич

— Я ни разу не была на таких собраниях, — проговорила на ухо Петру, Евангелина — Что здесь обсуждают?

— Судя по банкету, пьют, по программе обсуждают, — ответил Петр.

— Тут обсуждают целый ворох проблем, что возникает в каждой некоммерческой организации, — сказал Заказчик, уплетая семгу.

Глеб Алексеевич, своим басом начал обсуждать насущные проблемы, предлагая пути их решения. Он говорил много. Его слушала только Варя, что сидела на первом ряду, открыла рот и кивала. Считали, что это его любовница, хотя много кого ему приписывали. Все остальные пили, ели, вытирали руки о скатерть. Салфетки были в дефиците, как и водка.

— Вы меня извините, — пытался исправить ситуацию Друг — но мы с вами условились, что картины будем выставлять восемь штук и не меньше.

— Прекратите три картины и так очень много. Сколько они занимают места? Это деньги. Я и так пошел на уступки. Благодаря тому, что знал вашего отца. Причем мы еще не определились, где их повесим.

— В стороне возле колон, — по — хозяйски влезла Люси

— Но туда ни кто не ходит, — воспротивился Друг.

— Вам что Лувр сразу подавай, — сказала она со знанием дела.

— Прошу тебя не лезь, мы поговорим сами, — сказал Заказчик жене.

— Ты слишком добрый и от этого у тебя все проблемы. Вы что, дорогуша, на меня смотрите?

Конец ознакомительного фрагмента.