Самое древнее зло III. Помощники бога

Максим Лагно (2021)

Матвей, Бленда и их новые друзья из посольства Химмельблю пытаются выполнить миссию, ради которой их послали на Землю: построить леддель, магическую машину, которая покончит с существованием Триединого Первомага. Он же — Самое Древнее Зло. Он же — Самое Древнее Добро. Он же — человек, который случайно стал богом. Но оказалось, что не так страшен бог, как его помощники.

2. Фалафель иллюзии

1

Отступив назад, Хадонк исчез, но его споггель остался. Бесформенное пятно семейного духа начало вращаться над нашими головами, скручиваясь в спираль. Дальние края арбузного поля исказились и тоже свернулись, как бы затянутые в спираль.

— Сука, ненавижу путаников, — сказал Лимоныч, звеня рычагами своего автомата. — Я будто грибов обхавался.

Аделла Лью превратилась в гигантскую жёлтую тинь-поу, прошипев напоследок:

— Первомаг оградил своих детей от смерти, но вы отказались быть его детьми. Так что давай драться, толстозадая.

Мне стало обидно. Разве я виновата, что меня против воли откормили в Работном Доме? Раньше, в Академии, Аделла Лью была крупнее и фигуристее меня. Поэтому все смотрели сначала на неё, а потом только на меня. Если рядом не было других красивых номасиек.

Я швырнула в небо первый камень:

— Сама ты толстозадая!

Но вместо того, чтобы превратиться в огненный дождь, мой камень вдруг улетел вбок и пропал в спирали споггеля.

Хадонк действительно всё предусмотрел. Он стал намного более сильным путаником, чем я — стен-магичкой.

Зато оружие землян снова помогло. Загрохотали автоматные выстрелы. Как я уже знала, стреляли они зажигательно-бронебойными пулями, которые даже не требовали магии, чтобы наносить смертельные раны любым монстрам.

На морде, лапах и груди тинь-поу выступили кровавые пятна, окружённые чёрными кругами сгоревшей шерсти.

Поняв, что размеры делают её лёгкой целью, Аделла уменьшилась, превратившись в серую тинь-поу, самую маленькую из этого семейства. Но даже серые тинь-поу, встав на задние лапы, достигали роста человека.

Кидаясь из стороны в сторону, серая тварь увернулась от выстрелов и прыгнула, повалив Антона на землю.

— Отстань от него! — крикнула я.

Обеими руками схватила тинь-поу за хвост. Напрягшись, резко дёрнула, отрывая её от Антона. Напрягшись ещё сильнее, отшвырнула визжащую Аделлу в арбузные грядки.

Лимоныч проводил её стрельбой из автомата. Но после двух очередей умолк, чтобы перезарядится.

Я помогла Антону встать.

Тинь-поу зашипела и зарычала, но повторять атаку не стала. Распластавшись по земле и опустив хвост, быстро отступила. Арбузы под её когтями лопались с аппетитным хрустом. Через пару мгновений её мохнатое тело пропало за искривлёнными границами арбузного поля.

Аделла перестала быть главной опасностью. Споггель уже завернул большую часть пространства: мир вокруг нас быстро уменьшался, превращаясь в стремительно кружащий вихрь.

В Нижнем Брянске я видела так называемые «стиральные машины». У них имелось круглое окно, через которое можно наблюдать, как бельё вертелось во время стирки. Примерно так и вертелся искусственно созданный путаником мир вокруг нас.

Мы были вынуждены встать рядом друг к другу. Беспомощно наблюдали, как спираль втягивала в себя арбузные грядки, подбираясь к нам. Арбузы, попавшие в вихрь, лопались, обдавая нас брызгами сока.

Лимоныч попробовал стрелять в споггеля, но бесплотного духа можно убить лишь сельскабом. У нас его не было. Более того, о таком приборе не знали даже Корта-Ильда и Дьярф — наши главные магические советники.

«Я думала, что сельскаб — теоретическое изобретение, — сказала Корта-Ильда. — Ибо как достать лунный камень?»

— Что будет, когда эта херня доберётся до нас? — спросил Антон.

— Схлопывание замкнутого пространства убивает тех, кто остался внутри него, — ответила я. — Так работают ловушки путаников.

— А как эта кошка драная сбежала? — спросил Лимоныч. — Может, нам вслед за ней сквозануть?

— Нет, исчезающее пространство пропустило Аделлу, так как Хадонк дал ей тропинку для выхода.

— А мы не можем по тропинке?

— Не можем. Тропинка пропала, после того, как по ней прошла Аделла.

Антон присел и сорвал с грядки арбуз. Прицелившись, швырнул его в вихрь. С треском его разорвало на кусочки, которые обдали нас брызгами сока.

— Вот же капец, — сказал Лимоныч. — Два года прятались от этих магов, а теперь так тупо сдохнем.

2

Стена вихря настолько приблизилась, сдавив нас со всех сторон, что начала затягивать в себя ремешки и шнурки на нашей одежде.

— Тлять, — выругался Лимоныч. Вихрь вырвал из его рук автомат и с треском и искрами поглотил.

Мы развернулись спинами к вихрю и встали лицом друг к другу. Вихрь добрался до струнодзвонного стирометра на моей спине. Отчаянно дребезжа, раструб развернулся и потянул меня в вихрь. Я поспешно отстегнула замки на плечах — лямки обвисли и ценный аппарат, который Матвей и Корта-Ильда собирали почти месяц, со звоном улетел назад и пропал.

Лимоныч и Антон всё ещё держали свои магосборы, не давая им улететь в вихрь схлопывающегося путаного пространства.

— Господи, помилуй меня, — произнёс Лимоныч и попробовал перекреститься, стеснённый нашими телами.

— Хватит уже умирать, — раздражённо сказал Антоныч. — За этот год ты пять раз молился, но ни разу не умер.

— Но теперь, Антоныч, это конец, — серьёзно ответил боец. — Простите за всё.

Лимоныч вдруг дёрнулся, намереваясь отпрыгнуть спиной назад, но Антон ухватил его рукой за ворот, удерживая:

— Стоять! Тоже мне, герой великой магической войны нашёлся.

— Без меня будет больше места, — упирался Лимоныч. — Дольше продержитесь, пока Блендыч что-нибудь придумает.

— Она и так что-нибудь придумает, — ответил Антон. — Мой приказ — держаться вместе до последнего. Как понял?

— Есть держаться до последнего, — нехотя ответил Лимоныч.

Антон отпустил его ворот, уверенный, что боец выполнит приказ и не попытается умереть ради нас.

Оба посмотрели на меня, ожидая волшебного выхода из беды.

Но что я могла сделать? Хадонк и Аделла замели все следы подготовки ландшафтной ловушки. Я даже не заметила перехода в неё — так чисто Хадонк соединил реальное пространство с подложным.

— Командир, — ухмыльнулся Лимоныч. — От вихря так тянет, будто меня кто-то по жопе гладит.

— Такая же фигня, — засмеялся Антон.

— Давай, Блендыч, придумывай скорее, а то мне не нравятся эти ощущения.

Единственное, что мне оставалось — это создать простой круговой щит. Из кармана моей хантлангерской униформы достала самый большой самородок. Он запрыгал в моей руке: спиральный споггель хотел утащить его, не давая разместить в центре ладони.

Антон и Лимоныч без слов поняли, что мне нужна помощь: их пальцы обхватили мои ладони, помогая удержать стен-камень.

— Сжигание камня заденет и вас, — предупредила я.

— Давай, жги, — позволил Лимоныч.

— Мы потерпим, — подтвердил Антон.

Внутри сплетения наших пальцев заалел разгорающийся стен-камень. Я специально замедлила горение, чтобы оно не сожгло руки Антона и Лимоныча. Но они слишком часто видели, как работала моя магия, поэтому Антон приказал:

— Делай нормально. Не надо нас жалеть.

Я кивнула и зажгла во всю силу. Руки Антона и Лимоныча покраснели, по ним сразу пошли белые волдыри ожогов.

— Всё, всё, убирайте, — закричала я.

Они отдёрнули руки, а стен-камень распался на множество красных искр, которые окружили нас щитом. Вихрь схлопывающегося пространства ударил в него, разгоняя и гася искры.

Щит выдержал этот удар. Тогда скукоженное пространство обхватило его, а земля под нашими ногами закачалась и покрылась трещинами. Некоторые куски начали исчезать, пожираемые вихрем. Одинокая половинка арбуза подкатилась к нашим ногам, заливая сапоги соком.

— Вот, — растерянно сказала я. — Всё, что смогла.

— Не вини себя ни в чём, — ответил Антон.

— Это мы с командиром — дураки, — сказал Лимоныч. — Слишком поздно задумались, зачем на ферме с одним единственным полем жила толпа слоггеров, да ещё и ящик подпитки. Спецназовцы, тлять.

Опустив руки, я посмотрела на Антона. Он положил свою обгорелую ладонь мне на щёку, провёл большим пальцем по губам.

— Я это, — сказал Лимоныч, — отвернуться не могу, поэтому закрою глаза. А вы — целуйтесь.

Только Антон прислонил свои губы к моим, как гул вихря прекратился. Я и Антон подняли головы вверх — споггель перестал вращаться и застыл в форме спирали, к концам которой как бы привязаны края ландшафта.

— Поцеловались? С языком? — спросил Лимоныч, открывая глаза. Отметив изменения в споггеле, добавил: — Вот, что сила любви творит.

3

Я убрала искрящийся щит. Антон осторожно сунул приклад автомата в застывшую стену вихря. Его не утянуло, он просто проник в него, как в плотный Барьер Хена.

— Ещё одна ловушка, — уверенно сказал Лимоныч.

— Это всё странно, — ответила я. — Споггель не должен так замирать.

— Почему?

— Я мало знаю о драйденских семейных духах, — призналась я. — Но, кажется, такое с ними бывает только в том случае, если с хозяином что-то происходит. Что-то захватывающее всё их внимание. Или если хозяин заснул.

— Хадонк решил внезапно поспать?

— Вот я и говорю, что странно это.

— Да по хер, тля, — прервал Лимоныч. — Двинули отсюда. Лучше попасть в новую ловушку, чем умереть в этой.

Лимоныч первым прыгнул сквозь застывшую стену искажённого пространства. Громыхание ядер в его коробе послышалось с той стороны. Быстро поцеловав меня, Антон тоже ушёл. А я, краснея и потея от распиравших меня чувств, последовала за ним.

Мы очутились на том же арбузном поле. Лимоныч вынул из кобуры пистолет и щёлкнул на нём железной пружиной. (Я до сих пор не могла запомнить названия частей огнестрела). Антон тоже держал автомат наготове.

Близилось утро — часть купола, накрывающего Брянск, озарилась розовым. Я уже привыкла к скудному ночному освещению на Земле. Рассветы и закаты здесь тоже были какими-то бедными, словно у них кто-то отнял всю красоту, оставив только свет и тень.

Антон осмотрел поле в бинокль, но я и без него чувствовала — мы вышли из ловушки.

Сначала медленно, озираясь, мы пошли по полю. Несколько раз я останавливалась, чтобы проверить — не перешагнули ли мы склейку очередной ландшафтной ловушки?

Но всё было тихо и мирно. Один сельхозслоггер, который почему-то не попал под рассоединение, которое я учинила остальным, вышел из сарая и направился к арбузному полю, поскрипывая каменными сочленениями всех шести рук.

Дойдя до поля, он наклонился, растопырил руки и сорвал шесть арбузов. Держа их на руках, направился в другой сарай.

Более мирной сцены, чем сбор урожая невозможно представить.

— Может, путаник и кошка драная, типа, нас пожалели? — спросил Лимоныч. — Предупредили, что в следующий раз — точно схлопнут нас в ландшафте?

— И отпустили с добычей? — возразил Антон. — Да мы столько ядер забрали, сколько за целый месяц не набирали.

— Верно, херня какая-то.

Присев, Лимоныч сорвал один арбуз. На грозный взгляд Антона ответил:

— Ну, автомату моему кирдык, руки свободны.

Мы пересекли край поля и сразу побежали, больше не опасаясь склеек: навряд ли Хадонк был настолько силён, что раскинул свои путаные ландшафты на таком пространстве. Ни один путаник не мог быть настолько сильным.

Кроме Самого Древнего Добра, само собой.

4

Как в развлекательном умобразе, автор которого последовательно использовал все драматические приёмы, какие только знал, настало время сюжетного поворота, в котором старые друзья превратились в заклятых врагов.

Нельзя сказать, что я дружила с Аделлой. Поэтому мне не было дела до того, что она готова на всё, лишь бы не допустить нас до Первомага.

Слюбора Риммеля я уважала, как самого рассудительного среди нас. Фулели вообще обычно спокойные. Но и его мне не жалко.

Но Хадонк… мне было больно видеть, что он превратился в мага, одержимого силами струн. Чтобы приобрести ещё больше сил, он тоже не остановится ни перед чем.

Теперь я поняла, что происходило с молодыми магами, которые не способны к самоограничению. Они пытались охватить больше струн, чем способен выдержать их разум. Такое обычно происходит только с внеклассовыми творцами. Но струны Земли протянуты иначе и, вероятно, способны свести с ума и магов Отметки.

Эту тягу к струнам даже неправильно называть безумием. Это скорее невоздержанность, которая охватывает пьяниц или курильщиков ярба. Они понимают, как разрушительно на них действует их увлечение, но остановиться уже не могут.

В «Летописи Закрытых Семилуний» был такой афоризм от Скро Мантиса:

Рука, дотянувшаяся до струн, никогда не наполнится.

Имелось в виду, что чем больше струн охватывал маг, тем больше струн он хотел охватить.

Драген как-то сказал, почему обучение в Академии намеренно растягивалось до пяти-шести семилуний, при этом поднимая ученика не выше Второй, редко — до Третьей Отметки.

«Мы вас долго учим не для того, чтобы вытянуть побольше денег из ваших родителей, как считают некоторые. А для того, чтобы вы взрослели вместе с избранным вами набором струн. Нет ничего хуже молодого дурака или дуры, которые получают силу струн, но не подкрепляют их мудростью опыта. Тогда не вы несёте струны в мир, а они выносят вас из мира».

С Аделлой, Слюбором и Хадонком произошло именно это.

С помощью Самого Древнего Добра они достигли таких высот в магии, причём именно магии земных струн, до каких они никогда не добрались бы в Голдиваре. И сделали это быстро, ведь доброта переменчивого Первомага одаривала всех без разбора и без меры.

Аделла, Слюбор и Хадонк стали настолько сильными, что без труда смогли бы, как выразился Лимоныч, «натянуть глаза на жопу» и Драгену, и Нарре Скигу, и любому другому наставнику Академии.

5

Обратно мы бежали быстро и без остановок. Антон часто поглядывал на часы, сообщая:

— Быстрее, быстрее! Тридцать минут до закрытия щели… Двадцать восемь… Семь…

Лимонычу пришлось выбросить арбуз. Мне выбрасывать нечего — струнодзвонный стирометр поглотил вихрь, но бежать всё равно трудно.

Впереди показался тот холм, в подножии которого прорезана щель в Нижний Брянск. Ещё немного и мы спасены…

Пот лился по моему лицу так, будто врем наколдовал надо мной облачко дождя, которое следовало за мной по пятам.

Антон и Лимоныч тоже устали. Шумно выдыхая, они громыхали ядрами в магосборах. Ни мне, ни им уже не помогало зачарование одежды на выносливость, скорость и прыгучесть. Зачарованная одежда усиливала физические возможности тела, но она не могла усилить то, что уже исчерпано.

Я пожалела, что у нас не было ярба. Пусть эта трава вредна и вызывает привыкание и оглупление. Но после пары затяжек я бы и не заметила, как оказалась в Нижнем Брянске.

До щели оставалось каких-то пол флю, как возле неё что-то зашевелилось. Нам навстречу шёл большой человек в чёрной накидке с капюшоном. Порыв ветра дёрнул плащ, мелькнула ослепительно яркая красная подкладка.

— Это ещё, тлять, кто? — спросил Лимоныч, доставая пистолет.

— Святые камушки, — воскликнула я, остановившись. — Только не говори, что мы выбрались из ландшафтной ловушки ради того, чтобы попасть в твою иллюзию!

— М-м, это было бы странно, — ответил Слюбор Риммель. — Зачем мне нужно появляться перед вами в той иллюзии, которую я и наслал?

— Кто это? — спросил Антон.

— Слюбор Риммель. Один из моих бывших друзей, с которыми перешла в Брянск.

— Вас было четверо? — искренне удивился Антон.

— Ах, да, он заставил вас всех забыть о нём.

— Как это — забыть?

— Легко. Он же фулель. Вы с ним встречались и разговаривали. Причём много раз.

Антон и Лимоныч недоумённо переглянулись.

— Я ни хера тебя не помню, — сказал Лимоныч, погрозив Слюбору пистолетом.

— М-м, фулели могут не только заставить вас забыть, что было, но и вспомнить то, чего не было.

— Короче, фалафель, — Антон навёл на него автомат. — Что тебе надо?

— Для начала можете сказать «спасибо».

— А пулю в лоб не хочешь? — осведомился Лимоныч.

— Если бы хотел, она бы у меня была, не так ли? — спросил Слюбор.

— Так это был ты? — догадалась я. — Правда — ты?

— Я.

— Что «он»? — строго спросил Антон.

— Это он спас нас от смерти в ловушке.