Быть войне! Русы против гуннов

Максим Кисляков, 2014

Новый боевик о предыстории Руси и подвигах наших далеких предков. Славянские племена объединяются вокруг священного Перунова капища, создав первое русское государство – Русколань. Но чтобы стать наследниками великой Скифской державы, русы должны восстать против кочевников-гуннов и сбросить ненавистное иго. А значит – БЫТЬ ВОЙНЕ! Первой Отечественной войне в нашей древней истории.

9

Местный кузнец Вакора с прищуром рассматривает еще теплую заготовку. Взгляд медленно скользит по кромке, мозолистые пальцы спускаются от кончика до рукояти по кровотоку. Кузнец недовольно цокнул, бросил неудавшийся клинок в тигель. Железо бухнулось на раскаленные угли, разметало искры в разные стороны, внутри зло зашипело. Борята отпрянул от очага, сноп искр больно ужалил руку.

— Ну, чего стоишь? — рявкнул на сына кузнец. — На мехи налегай!

Борята не стал дожидаться отцовской затрещины, с готовностью подскочил к мехам, руки наваливаются на потертые до блеска ручки, на плечах и шее вздулись жилы. В тигле грозно зашумело, пламя вырывается наружу, угли щелкают как орехи, заготовка мгновенно раскалилась, белое каление неровно пробежало по клинку.

— Да не так сильно! Плавно, плавно налегай, бездарь! Сожжешь металл!

Борята надул щеки, как индюк, давит на мехи не так сильно, считает про себя — раз, и два, и три, и… вроде так учил отец? Но пламя не слушается — рвется наружу, несколько углей как нарочно выпрыгнули из очага, с шипением бухнулись на вытоптанный грунт.

Вакора сплюнул себе под ноги, грубо оттолкнул Бора от мехов.

— И в кого ты такой?.. — процедил он сквозь зубы. — Сколько учу, а дела не знаешь, в глаза людям уж стыдно смотреть! Будто и не мой сын вовсе!

Неумеха-сын поймал лютый взгляд отца, в его глазах зловеще пляшет пламя, Борята съежился — огромный ожог на пол-лица налился кровью. Говорят, это отметина самого Сварога — Бога-творца, властителя Небесной Кузни. И как в это не поверить, ведь изделиям Вакора нет равных в округе…

Борята виновато опустил голову, глядит исподлобья на отцовские руки. Мехи ровным гудением отзываются на его движения, языки пламени послушно спрятались в очаге, лишь раскалились угли. Будущий клинок занялся ровным алым цветом.

«Я ж правильно делал, почему у меня так же не выходит? — с обидой подумал Бор. — Может, и вправду руки у меня не оттуда растут?..»

Заскрипела ограда, сонно затявкала соседская собака. Бор обернулся. В воротах стоит высокий человек в волчьей душегрейке мехом наружу, в поношенных кожаных штанах, на ногах растоптанные онучи, одна рука устроилась на рукояти кривого меча, другая заткнута за пояс.

— Здрав будь, кузнец! — громко поприветствовал он и шагнул вперед. Вакора медленно повернулся, недовольно окинул взглядом незваного гостя. Рука по-прежнему сжимает ручку мехов, те размеренно сопят, дышат в очаг.

— И вам мир, — медленно кивнул кузнец, не отрывая взгляда от незнакомца. — С чем пожаловали?

Через ограду ловко перемахнул еще один, голый торс бугрится ровными кубиками мышц, солнце блестит на бритой голове, на ременной петле грозно покачивается секира, из онучи торчит засапожный нож.

— С миром, батя, с миром, — излишне доброжелательно бросил он. Борята в его голосе почувствовал издевку, отступил на шаг.

В это же мгновение через жердь забора перемахнул еще один детина — ростом ниже первых двух, но в плечах шире. Голый по пояс, лишь поверх накинут испещренный латками потертый плащ, за спиной болтается двуручник, на левой груди огромные рубцы — будто медвежья лапа прошлась, — лицо суровое. Он вперился взглядом в Бора, рифленые желваки заходили ходуном.

— Смотри, не этот? — пробасил коренастый в плаще.

Лысый окинул взглядом Боряту с ног до головы.

— Что-то он в плечах широковат, да и башка белая, как пучок соломы, а тот худой и рыжий вроде бы…

— Точно?

— Кажися, да…

Борята насупился — кто такие, кого ищут? Он коротко посмотрел на отца. Вакора оставил мехи, выпрямился, широкая грудь играет мышцами.

— Так чего вам нужно? — спросил кузнец, в мощном голосе послышались стальные нотки.

Человек в кожаной душегрейке шагнул к нему:

— Ты, кузнец, мечи делаешь, копья, стрелы справляешь?

— И мечи делаю, и стрелы, и топоры…

— Продай пару клинков, — предложил пришелец, а сам косится на Боряту. — Цену хорошую дадим…

— Нету на продажу.

Молодчик в душегрейке ухмыльнулся, ткнул пальцем в сторону близстоящей пристройки, там лежит скрученное в несколько слоев холщовое полотно, из него торчит дюжина рукоятей.

— А это что же? — с издевкой в голосе вопрошает незнакомец, Борята приметил — рука не отпускает меча, сжимает сильнее.

— Это княжий заказ — а на продажу нету!

Лысый уверенно зашагал к лежащей на земле тряпице с княжьим заказом.

— Будет тебе, кузнец, — процедил парень в волчьей душегрейке. — Говорю, цену дадим хорошую, а не захочешь — так отдашь!

Он потянул медленно из ножен кривой клинок. Ощерил желтые зубы, лезвие застыло на середине.

— Не бывать тому! — грозно бросил Вакора. Тут же рявкнул на лысого, что по-хозяйски берет мечи, щупает, проверяет остроту. — Не тронь! Положи где взял!

— Эй, глянь! А мечишки-то что надо! — не обратил внимания на реплику кузнеца бритоголовый верзила. — Давненько не встречал такой работы.

Он бросил меч в сторону коренастого детины в плаще, клинок зашипел, блестящей дугой рассекая воздух. Он ловко перехватил за рукоять, выставил на вытянутой руке, взгляд оценивающе пробежал от перекрестья до кончика, несколько раз подбросил, одобрительно покачал головой.

— Берем! — радостно воскликнул он. — Все берем!

Вакора вспыхнул:

— Немедля верни на место! А то хуже будет!..

И дернулся было к наглецу, но тут же замер — кончик ятагана уперся в грудь Вакоры.

— Не дури, старик! — прошипел молодчик в волчьей душегрейке. — Тебе ж сказано было — продай или так возьмем… Теперь это наши трофеи. Эй, Саман! И этого белобрысого захвати.

Саман — коренастый в поношенном плаще — злобно ощерился, не выпуская меча, привычным движением высвободил из ременной петли секиру и твердым шагом направился в Бору. Обе руки вздулись мышцами от тяжести оружия.

Борята затравленно озирается по сторонам, все трое разбойников обступают со всех сторон, в руках хищно блестят клинки, а за спиной лишь деревянная стена овина да раскаленный тигель. Не уйти.

— Дык нам нужен худой и рыжий, а ентот… — пророкотал Саман, глядя Боряте прямо в глаза. — Не он вроде. Не напутать бы чего…

— Не боись! — осклабился детина в волчьей душегрейке. — Узкоглазые разберутся, он или нет. А ежели не он… ну что ж, и собакам ихним корм нужен.

Саман скривил губы в усмешке. Вакора при этих словах почернел лицом, грудные мышцы устрашающе вздулись.

— Убирайтесь отсюда, покуда шкуру вашу собачью не попортил! — угрожающе процедил кузнец. — Не будите лиха, покуда оно тихо.

Разбойники переглянулись, через мгновение воздух содрогнулся от хохота. Борята побледнел лицом, перед глазами заплясали красные круги, вокруг все почернело, можно лишь различить содрогающиеся от смеха разбойничьи лица. Во рту сделалось солоно, губы свело от боли.

Хохот внезапно оборвался. Борята метнулся к тиглю, схватил пригоршню раскаленных углей и бросил их в лицо Саману. Странно, но рука даже жара не ощутила. Воздух наполнился жженой шерстью и кожей. Бугай в плаще дико заорал, ладони прижал к обожженному лицу, рухнул на колени, секира и меч бестолково бряцнули на землю.

Вакора маятником отклонился от острия ятагана, кулак бесшумно рассек воздух и обрушился в висок вожака шайки, хрустнуло, он бухнулся на землю, попытался встать, но тут же упал на колени, его вырвало, тело осело тряпичной куклой.

Кузнец ловко перехватил на лету сталь восточных мастеров, парировал удар бритоголового верзилы, отскочил в сторону, собственноручно изготовленный клинок едва не вспорол Вакоре живот. Верзила быстро развернулся и обрушил на кузнеца град ударов, лицо злобно перекошено, глаза навыкате. Вакора умело отбивался — лысоголовый здоровяк еще на половине серии выпадов понимал, что месит воздух, а старик за его спиной. Он рычит, бросается проклятиями, но кузнец как заговоренный ловко уходит от меча. Все сызнова — поворот, удары, поворот, удары…

Вакора стал замечать, что бритоголовый начинает заваливаться, запаздывает с ударами, дыхание вырывается с хрипами. Впереди мелькнула голова, изуродованная ожогом, верзила осклабился и размахнулся из последних сил. Теперь смерти тебе не миновать, старик. Но лезвие застыло на вскинутых вверх руках, острая боль резанула низ живота, рот застыл в безмолвном крике, здоровяк с лысой головой, страшно выпучив глаза, медленно оседает наземь. Кузнец размахнулся — выставленная вперед голова сама просится на лезвие. Сталь пропела, долговязый наглец упал… оглушенный — в последний момент Вакора развернул акинак плашмя.

Тем временем Борята пинками провожал непрошеных гостей — Саман все еще держится одной рукой за обожженное лицо, другой тащит за шиворот душегрейки своего вожака. Тот нелепо лупает глупым взглядом по сторонам, на подбородке и вороте волчовки ошметками застыла блевотина, из ноздрей стекают струйки крови.

Уже за тыном на разбойников-неудачников накинулась свора соседских собак, обессилевшие люди кое-как отбрыкивались от них, одна — лохматая, свалявшаяся шерсть свисает сосульками — вгрызлась в штанину вожаку в волчьей душегрейке. Тот даже не пытается отмахнутся, так и плетется рычащая псина, уцепившись за штанину до конца веси, пока дорога не убежала вниз по холму.

Кого же они искали? Никак не выходят из головы Боряты слова бугая в потертом плаще: нам нужен худой и рыжий, а не этот белоголовый. Но кто же этот худой и рыжий?

— Ты цел, сынок? — Услышал чуть запыхавшийся голос отца, шершавая ладонь мягко легла на плечо Бора.

Борята развернулся, устало вздохнул:

— Да вроде ничего. — Он улыбнулся. — Я и не знал, что ты можешь так яро биться. Ты так мечом махал, что дружина вместе с воеводой позавидует!

— Всяк, кто оружие делает, должон уметь с ним обращаться. — Вакора внимательно окинул взглядом сына. — А ты тот еще зверь — накинулся на них, разметал по двору, как медведь, вон и пена еще с губ не сошла, — кузнец хохотнул. — Был бы я на их месте, точно в штаны б наделал!

Они рассмеялись. Взгляд Боряты скользнул по плечу кузнеца. Кожа возле кости вспорота, из аккуратно рассеченных краев струится кровь. Вакора перехватил взгляд сына, дернул плечом.

— Ничего, так, царапина.

Бор напрягает голову, вспоминает. Односельчан своих знает — нет среди них ни рыжих, ни худых парней. Разве что кто из пришлых… Мысль Боряты внезапно оборвалась, молнией ударила страшная догадка — неужели… Йошт!

— А кого они искали, Борята?

— Не знаю, батя, — пожал плечами Бор, рука сжимает покрывшуюся волдырями кисть, огненная боль нестерпимо жжет кожу. Он поморщился. — Ошиблись, наверное.