Восставший

Максим Владимирович Виноградов, 2020

Смерть – загадочная штука. Порой она забирает с собой шутя и небрежно, а иногда, в редких случаях – наоборот, отворачивается, будто брезгует принять жертву в объятия. В любом случае, это одна из немногих вещей, что заставляет задуматься и переосмыслить себя, собственные приоритеты, желания, цели. Нергал выжил… и изменился. Это уже далеко не тот легендарный убийца, что крошил врагов направо и налево. Он стал мудрее, сдержаннее, рассудительней. А может, просто постарел? Вот только волк остается волком, даже если какое-то время носит овечью шкуру… Продолжение крутого криминального боевика в мире фэнтези и стимпанка.

Глава №1

Резко вскинувшись, Нергал проснулся. Разбудила боль, застарелая и неизбывная, доктора назвали бы такую фантомной. Кожа горела, а внутри словно стыл ледяной комок. Несколько секунд мужчина судорожно оглядывался, не понимая, где находится. Затем тяжело вздохнул, дыхание понемногу успокаивалось, сердцебиение пришло в норму, горящий яростью взгляд постепенно угас. И боль уходила, истаивала, истончалась, пока совсем не сошла на нет.

Прошло десять лет с той памятной битвы на вершине башни. Десять… Даже в памяти события такой давности стали блеклыми, утратили цвета и эмоции. Былая ненависть испарилась, выкипела и улетучилась, оставив лишь горький осадок разочарования. А вот боль до сих пор с ним — приходит, как старая знакомая, по расписанию, едва ли не каждое утро. Словно тягостное напоминание о пережитых мучениях, о бесславном поражении и брошенных на полпути делах.

Рихтер уселся, поставив ступни на холодный пол. Прикрыв глаза, он посвятил несколько минут успокаивающей гимнастике. Метода старая, как мир: следи за дыханием, считай вдохи и выдохи, отпусти мысли прочь, пусть голова остается пустой. Главное в этом деле сконцентрироваться и не сбиться со счета, а результаты не заставят себя ждать. Открыв глаза, мужчина посмотрел на мир совсем другим взглядом: спокойным, сосредоточенным, умиротворенным.

Поднявшись с постели, Нергал занялся обыденными утренними хлопотами. Тело действовало само, по привычной программе, почти не требуя мыслительных процессов. Умыться, размяться, выполнить упражнения одного из комплексов Нэйгун, переделать домашние дела, такие привычные и необременительные. Постель заправлена, завтрак приготовлен, на столе дожидается чашка крепкого кофе и несколько зажаренных яиц.

Усевшись на стул, Рихтер взялся за еду. Насыщаясь, машинально оглядывал простецкое убранство маленькой хижины, что служила ему домом.

Узкая скамья возле входной двери, стол и два стула грубой работы, небольшая печка, едва способная поддерживать тепло в комнате долгими зимними вечерами. Два маленьких окна, больше похожих на бойницы. Неподалеку от печки — кровать, да сундук с припасами у изголовья ложа. Вот и вся обстановка, минималистично, без украшательств и излишеств. А они Нергалу, по большому счету и не нужны. Когда умираешь, да еще не единожды, а дважды, успеваешь убедиться, что с собой на тот свет не взять ничего из накопленного. Только то, что внутри, имеет шансы пережить бренное тело: опыт, знания, внутренняя сила и несгибаемый дух.

Закончив трапезу, мужчина сполоснул посуду над умывальником. Опоясавшись и обувшись, приоткрыл дверь. Шагнул наружу под первые лучи яркого, по-летнему жаркого, восходящего солнца.

Несмотря на раннее утро, уже припекало. Легкий ветерок пытался разогнать духоту, но вскоре он явно проиграет огненному светилу. Сощурившись, Нергал кинул взгляд на солнце, вдохнул полной грудью, радуясь тому, что живет.

Деревня Бруска просыпалась. Женщины спешили по делам, заспанные дети ковыляли следом. Мужчины выбирались из домов степенно и неспешно, в предвкушении тяжелых дневных забот.

Бруска промышляла многим: и рыболовством, и охотой, и земледелием не брезговали. Селяне держали скот, занимались ремеслами и немудреным искусством. Деревня жила богато, год от года разрасталась, можно даже сказать процветала. И не последнюю роль в этом сыграло удобное местоположение: рядом с морем, но и недалеко от леса; защищенное от нападения, но пастбища и поля тоже под рукой. Казалось, сами боги смилостивились над людьми — бери, что нужно, да живи в свое удовольствие.

Не пренебрегали селяне и торговлей. Пусть официально с Пруссией не существовало никаких контактов, но то по закону… А уж по правде-то караваны торговцев захаживали в Бруску с завидной регулярностью. А все потому, что жители Республики тоже не дураки и весьма ценят эксклюзивные и недорогие товары. А уж купцы своей выгоды и вовсе нигде не упустят.

Вот и сейчас Рихтер заметил несколько десятков длинных фургонов, что стояли рядком на специальной площадке для приезжих. В гостевых домах горел свет, возле складов суетились недовольные ранним подъемом грузчики. Пожалуй, придется им поработать целый день, да еще и ночь захватить, чтобы успеть загрузить все товары к следующему утру. Зато деревня получит неплохой навар, в казне у старосты зазвенят золотые монеты.

Рихтер потянулся, в спине стрельнула внезапная вспышка боли. Он повел плечами, неторопясь покрутил торсом, пока неприятные ощущения не исчезли полностью. Да уж, годы берут свое, Нергал отнюдь не помолодел за прошедшее время. Да и тот образ жизни, что он вел ранее… не особо способствует сохранению здоровья.

Нергал с трудом мог восстановить в памяти долгие годы, прошедшие сразу за последней битвой. Его сожгли заживо, скинули в бушующий океан, но убить не смогли. Волей судеб или по прихоти богов, мужчина выжил. Это можно было бы назвать чудом, если только нелепое стечение обстоятельств может считаться таковым.

Несколько месяцев Рихтер находился при смерти, то испуская дух, то вновь воскресая. Что удержало его среди живых? Ненависть? Ярость? Гнев? Неистребимая воля к жизни? Ну не любовь же во всяком случае…

А может, преисподняя его просто отвергла? Один раз убийца уже там побывал, а второй, быть может, не предусмотрен Единым? Нергал хмыкнул, обдумывая эту интересную мысль.

Целый год мужчина провалялся без движения, пока восстанавливались поврежденные связки и мышцы. Ел с ложечки, ходил под себя, с тоской смотрел на узкий прямоугольник окна. Друиды лесного святилища ухаживали за необычным пациентом с отрешенным усердием, как, впрочем, и за любым другим, что попадал к ним в руки.

Только встав, наконец, на ноги, Нергал осознал, насколько же он ослаб. Мужчина превратился в блеклую тень самого себя. Мышцы полностью атрофировались, сухожилия и связки едва держали. Глаза слезились от непривычного дневного света; новая кожа, появившаяся взамен сгоревшей, приобрела пепельно-бурый оттенок. На ней не осталось ни следа былых татуировок и шрамов, Рихтер словно заново родился. Хотя, в каком-то смысле так оно и было.

Два года мужчина учился ходить заново. Мучительно долго делал первые шаги, обессиленно падал и вновь поднимался. День ото дня, неделя за неделей, пройденное расстояние росло, тело понемногу обретало толику былой силы. Еще три года ушло на то, чтобы восстановить хотя бы намек на прежнюю скорость и выносливость.

Окрепнув, Рихтер покинул святилище и обосновался здесь, в Бруске, занимаясь простой и тяжелой работой, наедая мышцы, кое-как вспоминая былые навыки и умения. Поначалу к нему относились подозрительно, как ко всякому странному пришельцу, но вскоре чужаку удалось завоевать особое уважение жителей деревни.

Рихтер встряхнулся, отгоняя воспоминания. Хорошо, конечно, мечтать, нежась на теплом утреннем солнышке, но пришла пора приниматься за дела. Деньги сами себя не заработают, так или иначе приходится им помогать.

Мужчина легко соскочил с крыльца, размеренной упругой походкой направился в центр Бруски, к высоким двухэтажным хоромам, где проживал староста с многочисленным семейством. Дом выделялся отделкой и красотой даже на фоне соседних богатых построек, а что уж говорить о нищенской хибаре Нергала. Впрочем, почему бы и нет? Это же староста, ему по должности положено выделяться…

Широкая дверь бесшумно отворилась, староста Хануман, словно почуяв приближение первого посетителя, вышел на крыльцо, горделиво подбоченившись. Крупный дородный мужчина, едва переваливший за пятый десяток, умный и в меру властолюбивый, он правил Бруской вот уже лет двадцать, да еще столько же впереди, если только боги не откажут в удаче.

Завидев Нергала, староста приветливо кивнул, позволив себе благосклонную улыбку. Ему не очень-то нравился этот чужак, но повода для открытой вражды тот никогда не подавал: беспрекословно исполнял прямые указания, брался за любую, самую грязную работу. А потому Хануман относился к пришельцу с подобающим уважением. К тому же, имелся у Рихтера и еще один весьма полезный талант…

— Доброго утра, староста, — буркнул Нергал, — Сегодня есть для меня работа?

— А как же, найдется, — подтвердил Хануман, — Косой Билл просил помочь команде лесорубов, сам знаешь — крепкие руки им всегда нужны.

Рихтер кивнул, повернувшись, чтобы отправиться на лесозаготовки, но староста остановил негромким окликом.

— Да, послушай… — как бы нехотя выдавил Хануман, — Один из караванщиков, купец, прослышал о тебе… В общем, он загорелся посетить пророка. Говорит, очень уж требуется ему какая-то помощь.

— Пусть приходит вечером, после ужина, — пожал плечами Нергал, — Не вижу проблем.

— А ты ведь мог бы и вовсе не трудиться, — вкрадчиво сообщил староста, — С твоим-то талантом! Жил бы на одни подношения, и весьма неплохо!

— Я привык работать руками, — ухмыльнулся Рихтер, удивляясь, насколько двусмысленно звучит эта фраза в контексте его бывшего ремесла.

— Ну-ну… — кивнул Хануман, глядя вслед удаляющейся спине.

Староста обладал достаточно живым умом, чтобы сделать правильные предположения относительно прошлого Нергала. Слишком уж хищными выглядели движения чужака: каждый шаг, каждый поворот, каждый выпад протянутой руки будто нес чью-то смерть. А уж просыпающаяся порой во взгляде ненависть… В такие моменты взор пришельца мог бы плавить камни… Но Хануман нажил и довольно мудрости, чтобы никогда не озвучивать собственные предположения. Возможно, именно поэтому староста так долго и так успешно правил в деревне. Возможно, именно поэтому он вообще был еще жив.

Рихтер шел по просеке, с легкостью преодолевая встречающиеся препятствия. Странно, он уже давно не думал о себе, как об убийце. Более того, мысль, что когда-нибудь, возможно, придется отнять чью-то жизнь вовсе не будоражила. Скорее наоборот, приносила некоторое разочарование. Ассасин будто переосмыслил что-то в жизни, шкала его ценностей если и не развернулась на сто восемьдесят, то как минимум значительно сместилась в сторону.

Нергал знал, что убивать — особый талант, коим его одарили боги. Однако, пользоваться великим умением или нет, это оставалось целиком и полностью на усмотрение человека. Теперь Рихтер не желал иметь ничего общего с былой судьбой ассасина, ему претили кровь, боль и смерть.

«Кажется, я увидел… и организовал… достаточно смертей. Достаточно для любого живущего. Возможно, теперь я обрету хоть толику покоя.»

Но убийца никуда не делся, и Нергал хорошо это понимал. Старые привычки не так просто изжить, особенно если тело само собой вспоминает нужные движения, руки только и ищут, кого бы придушить… Рихтер чувствовал, что ассасин затаился, сидит где-то внутри, глубоко в душе, под слоем внешнего спокойствия и умиротворения.

А как же предназначение? Мужчина криво улыбнулся, вспоминая нелепые размышления о собственном выборе. Теперь вот как все повернулось: судьба нашла его сама, да так, что никто и никогда бы и предположить не смог.

Странно, но люди деревни, да и всего Севера, почитали Нергала, как некоего пророка. Сам он никогда не мог понять ни причины, почему так получилось, ни логики, из которой бы это проистекало. Мужчина не ощущал в себе никакой потусторонней силы, кроме разве что умения сгореть, а потом выжить в ледяном океане. Но факт оставался фактом: к нему стекался поток прихожан из соседних селений, а порой посетители приходили и из далеких краев. Люди шли с бедами, вопросами, проблемами. И самое удивительное для Рихтера заключалось в том, что ему действительно удавалось всем так или иначе помочь. Словом, советом, делом. По крайней мере, никто не уходил обиженным. Слава «пророка, рожденного морем» росла и крепла, поддерживаемая неиссякаемой людской молвой.

Весь день Рихтер работал в лесу. Валил деревья, рубил сучья, обтесывал стволы. Топор мелькал в руках с завидной легкостью, каждый удар ложился в нужное место с необычайной точностью и силой. Казалось, мышцы сами помнят нужные навыки, нужно только им не мешать.

Тяжелая работа доставляла смутное удовольствие. Тело наливалось усталостью, пот тек по голому торсу ручьями, спина и плечи горели от напряжения. Но Нергал не останавливался: лишь преодолевая себя можно вырасти, достигнуть чего-то большего. За это его и уважали в деревне — Рихтер всегда набрасывался на работу, как на долгожданную добычу, давая прочим сто очков форы. Он смотрел на труд не как на очередную повинность, а как на тренировку, еще одну возможность увеличить силу, испытать выносливость организма.

Солнце медленно поднялось в зенит, пришло обеденное время, из деревни потянулась вереница женщин, несущих еду для работников. Среди них имелась и та, что шла к Нергалу. Простая, не слишком сообразительная, и не отличающаяся особой красотой, Наина, овдовевшая пять лет назад, частенько захаживала в хижину Рихтера, скрашивая холодные ночи. Очевидно, она имела на мужчину вполне определенные планы, но Нергал не спешил ни подтверждать, ни опровергать их состоятельность. Им было хорошо вместе, а большего мужчине пока не требовалось.

После обеда изнурительная работа продолжалась до первых сумерек. Наконец, прозвучал общий сигнал, лесорубы засобирались по домам. Резким движением Нергал вогнал топор в колоду, невольно представляя, что таким ударом можно располовинить не слишком крупное тело…

Придя домой, Рихтер ополоснулся колодезной водой. Натруженное тело ныло, но то была приятная усталость после добротно выполненной работы. Значит, день прошел не зря. Значит, сделан еще один шаг по жизненному пути.

Нергал едва успел наскоро поужинать, как раздался нерешительный стук в дверь.

Вошел широкий дородный мужчина средних лет, яркий представитель зажиточного купеческого сословия. Нергалу не раз доводилось встречаться с подобными, а потому он достаточно хорошо знал этот типаж. Холеные, самоуверенные, привыкшие повелевать работниками; не дающие спуску тем, кто ниже по сословной лестнице или достатку, но и одновременно лебезящие перед теми, кто выше. В целом, неплохие люди, если, конечно, получится заставить их общаться с тобой на равных.

Посетитель выглядел несколько смущенным: очевидно, он не привык ходить на поклон к беднякам. Да и вся ситуация напрягала купца, отчего он сделался чуть более напыщенным и наглым, чем следовало бы. Несмотря на жаркий, вечер мужчина оделся в дорогую расшитую куртку; на голове сидел островерхий колпак; носки сапог смотрели в разные стороны; на широком поясе, обтягивающем объемный живот, болтались ножны с богато украшенным кинжалом; в руках гость держал небольшой сверток — подношение пророку.

— Вечер… добрый… — неуверенно пробормотал купец, не зная толком, как себя вести и как обращаться к хозяину дома, — Алехандро Аменабар к вашим услугам…

Нергал сдержанно кивнул, жестом указывая гостю на стул. Посетитель решительно прошагал по комнате, зад опустился на сиденье, а принесенный сверток бухнулся о столешницу. Алехандро уставился на Рихтера, ожидая подобающих моменту слов, но пророк молчал, не собираясь ни представиться, ни облегчить гостю задачу общения.

Странно, но люди часто воспринимают молчание, как признак мудрости. Нергал давно усвоил этот урок, хоть и не мог постичь причин такого поведения. Тем не менее, он знал, что достаточно принять напыщенную позу, скорчить пафосную физиономию и помолчать пару минут, как любой, самый непробиваемый собеседник начинает нервничать. Посетитель будто ощущает собственную никчемность, видит абсолютную бессмысленность своего вопроса, понимает, что побеспокоил великого пророка попусту. Зачастую люди просто убегали, стоило Рихтеру глянуть на них с молчаливым презрением… Ну а на остальные случаи имелись заранее заготовленные многозначительные фразы, подходящие к любой жизненной ситуации.

— Слыш… Пророк, значит… Тут такое… — забормотал купец, нервно покашливая, — Дело у меня имеется… Вожу караваны… Пути неизведанные… Прибыль, значица… Ну, не то чтобы прям рекой, но грех жаловаться! Но и риск… Дикие Земли, сам понимаешь. Каждый поход может стать последним…

Нергал склонил голову, подтверждая услышанное. Он хорошо знал, о чем говорит гость. Поход каравана в Дикие Земли и впрямь часто напоминает рулетку: можно сказочно озолотиться, но есть вероятность остаться не то что без гроша — без головы.

— А есть, значится, женщина… — продолжил Алехандро, несколько воодушевляясь, — Там, за стеной, в Республике…

Рихтер сдержанно улыбнулся. Действительно, как же без женщины… Сколько бы мужики не пыжились, а весь мир вертится вокруг слабого пола.

— Ждет меня, значится, — мямлил гость, — Да и я вроде к ней… Со всей душой… Но вот караван-то как? Сходить в поход? Последний? Да и зажить припеваючи! Но, опять же, риск…

Отвернувшись, Нергал встал возле окна, с любопытством поглядывая на звезды, что одна за другой разгорались в ночной темноте. В очередной раз пришла мысль: до чего же странно, что люди воспринимают его как «пророка»! Неужто для того, чтобы осознать собственные желания, чтобы присмотреться к глубинам души, понять устремления и чувства, нужен какой-то внешний толчок, пинок? Неужели образованный взрослый самостоятельный человек, коим, без сомнения, является Аменабар, не может уразуметь, чего он, собственно, хочет от жизни?

— Ты ведь уже все решил в глубине души, — мягко проговорил Нергал, не оборачиваясь, — А ко мне пришел только за тем, чтобы я подтвердил твой выбор. Иного ответа ты не приемлешь, не так ли?

— Ну знаешь! — возмущенно вскочил Алехандро, — Я ожидал большего от так называемого «пророка»! Думал, ты кинешь руны или хотя бы посмотришь на линии судьбы…

Неуловимым движением Рихтер сместился от окна, в одно мгновение оказавшись перед лицом купца. Изысканный, инкрустированный драгоценными камнями кинжал прыгнул из ножен гостя в ладонь Нергала, лезвие взлетело вверх, упершись в толстую шею посетителя. Гневная речь оборвалась на полуслове, глаза Аменабара выскочили из орбит, дыхание разом оборвалось. В комнате повеяло замогильным холодом, свет померк, уступая место сгущающейся тьме.

— Мне кажется, ты кое-что напутал, — вкрадчиво прошипел пророк, потихоньку надавливая на нож, — Если тебе нужны базарные трюки, стоило пойти к гадалке, а не ко мне…

Струйка пота покатилась по лбу купца, в то время как из-под лезвия выступили несколько капель крови. Сердце колотилось, как барабан, ноги стали ватными, будто из них разом убрали все мышцы. Он давно бы уже рухнул навзничь, если бы не сталь, пробующая на прочность тонкую кожу шеи.

— Представь, что жить тебе осталось всего несколько биений сердца, — мрачно усмехнулся Нергал, усиливая давление кинжала, — Подумай теперь, о чем ты больше жалеешь? Что тебе поистине дорого? Ощущаешь? Манят ли тебя рискованные барыши? Или объятия ветреной красотки? А может, ты сейчас жалеешь совсем о другом?

Рихтер замер, продолжая буравить гостя испепеляющим взором. Купец застыл, не осмеливаясь даже вдохнуть, надутое лицо покраснело, в воздухе запахло мочой.

Резко отстранившись, Нергал спокойно отступил назад к окну. Из-за спины пророка послышался громкий вздох, сопровождаемый непонятным бульканьем. Купец тяжело сипел, кое-как отходя от неожиданного потрясения.

— С-с-с-с-с… — прошипел он, но так и не закончил слова.

То ли это было «спасибо», то ли «сука» — договорить купец в любом случае не сумел. Громко топая отяжелевшими ногами, Алехандро бросился к выходу.

— И игрушку свою захвати, — равнодушно бросил Рихтер.

Убийца дернул ладонью, воздух рассержено прошипел, кинжал, сделав несколько оборотов, вонзился в дверь избы, едва разминувшись с головой убегающего посетителя. Тот глянул на оружие, но даже не сделал попытки вытащить клинок, глубоко засевший в дереве.

Усевшись за стол, Нергал грустно улыбнулся: вот так и рождаются легенды. Сегодня купец будет полыхать от гнева, возможно даже строить планы мести. Но уже с утра ярость в душе уступит место страху и благоговению. Так или иначе, Алехандро осознает кое-что важное для себя, как бывает с каждым, посмотревшим в глаза неминуемой смерти. Он и дальше станет вспоминать Рихтера с содроганием, рассказывая приятелям о великом и ужасном «пророке», открывшем ему важную истину. Когда же купца спросят о способе, каким пророк донес мысль, Аменабар будет лишь многозначительно усмехаться: такое, мол, словами не перескажешь…

Рихтер повел ладонью, разворачивая оставленное посетителем подношение. Завернутые в обычную газету, тут лежали несколько монет, две головки Республиканского сыра, пакет острой приправы и банка с черной икрой. Все, как обычно — почему-то пришлые считают, что деревенским недостает местных продуктов… Впрочем, он-то как раз не деревенский, так что чуточку разнообразия не повредит.

Нергал протянул ладонь к банке и вдруг замер, уставившись на обрывок газеты. Проведя рукой, отстранил содержимое свертка в сторону, оставив перед собой лишь потрепанную обертку. Взгляд уцепился за черно-белую газетную фотокопию, откуда на мужчину смотрело до боли знакомое лицо. Образ, приходивший во снах, не дававший опустить руки и сгинуть. Глаза, дарящие надежду и свет.

Переключив внимание на текст, Рихтер прочел заголовок: «Клаудия Сенна — смерть шарлатанке!». Мужчина нахмурился, не понимая, как редакция допускает подобные вольности в названиях. Чем больше Нергал углублялся в чтение, тем мрачнее становилось выражение лица, тем явственней проступал на нем давно забытый оскал ассасина.

Автор статьи, некий магистр Клемонт Агилийский, начинал с того, что подробно расписывал биографию Клаудии, преподнося каждый из ее эпизодов исключительно с негативным окрасом. Богатые родители? — значит изнеженная буржуйка. Отличные оценки? — вычурная зазнайка. Прекрасная внешность? — ветреная кокетка. Великолепный магический дар?

А вот с последним Клемонт был категорически не согласен. Во второй части статьи он переходил к разбору профессиональных достижений чародейки, раз за разом низводя все заслуги заклинательницы либо до успехов ее подопечных, либо вообще до удачного стечения обстоятельств.

Наконец, в заключительной трети магистр переходил к откровенным оскорблениям и брани. Тон статьи терял хоть какой-то намек на академичность, скатываясь к банальной ругани. Автор смешивал героиню с грязью, раз за разом повторяя неприкрытые угрозы в ее адрес.

И за всей этой напускной злостью, выпущенной на потеху публике, Нергал явственно ощутил вполне реальную опасность для Клаудии. Статья являлась очевидным предостережением, намеком на скорую и жестокую расправу в случае, если женщина откажется от сотрудничества. Большинство прочтет и не заметит ни единого скрытого сигнала, но Рихтер привычно чуял давнюю знакомую — смерть — затаившуюся где-то между строк.

Нергал не мог вспомнить, как оказался у открытого окошка. С удивлением ощутил, как бешено колотится сердце, помутневший взгляд блуждал по звездному небу. Почти полная луна заглядывала в дом, яркая звездочка сорвалась с небесного купола и неторопливо скатилась к горизонту.

«Неужели сейчас? — подумал Рихтер, — Неужели пришло время вернуться?»