Скромные бродячие музыканты

Макс Фетт

Бродячие музыканты Галош и Шло попадают на день рождения к Черту. Там присутствует вся нечисть Ориона и именно там Шло встречает свою любовь. Русалка отвечает ему взаимностью, но поговорить с ней не получается, ибо Черт просит музыкантов выступить для толпы. В конце Шло получает записку от русалки с предложением посетить озеро. Галош поддерживает коллегу и вместе с ним отправляется в путешествие по Ориону, дабы найти нужное озеро и любовь Шло, а также написать песню про их приключения. Книга содержит нецензурную брань.

© Макс Фетт, 2022

ISBN 978-5-0053-8061-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Скромные бродячие музыканты

— Кстати говоря, — вдруг сказал Шло. — Все что ты сейчас сказал — это бред.

Галош достал из заднего кармана пламенку, чиркнул шестеренкой и загоревшимся огоньком подпалил папиросу.

— Я бы не был так уверен, друг мой, — он затянул лямки болтающегося за спиной аккордеона. — Давайте на пальцах. Мы живы?

— Сердечко — стучит, ноги — ходят.

— Прекрасно! — с ноткой утонченности, коя присуща каждому уважающему себя бездомному, ответил Галош. — Мы сыты?

Шло раскрыл плащ и поглядел на выпирающий из-под рубахи живот.

— С этим не поспоришь.

— Замечательно! А зубы всель у вас на месте?

— За исключением тех, что выпали на днях.

— Чудесно! В таком случае наше посещение таверны можно считать удачным.

— Из-за нашей музыки началась драка. Мне флейту сломали! — возмущался Шло.

— Вы неплохо свистите. Не переживайте. Туда, куда мы идем, будет возможность купить вам новый инструмент.

— А куда мы идем?

— Пока не знаю. Но обязательно узнаю, когда увижу.

Они миновали главные ворота столицы Империи города Солтис каких-то пару часов назад. Путь предстоял долгий. Или короткий. Галош не знал наверняка. В общем и в целом слово «знать» в его понимании имело растяжимое понятие. Он прекрасно делал это по отношению к своей одежде: видел ее, трогал, иногда нюхал, когда того требовала гигиена, но совершенно не знал какого она цвета. Серого, зеленого или, быть может, розового (с детства не умел их различать). А когда девочка гном, почесывая подростковую бороду, спросила его: «Какого она цвета?», Галош впервые ответил: «Не знаю».

Точно такой же конфуз возникал и с путешествиями. Аккордеонист знал, что куда-то обязательно придет, но вот куда конкретно нет. Возможно, ему приглянется корчма в какой-нибудь деревушке, или настырные ноги приведут его к исполинским стенам Княжества, или они же перетопают Орион по кругу и вернут хозяина к той же точке, где его будет дожидаться оставленный огрызок яблока.

Минуло несколько километров в пешем ходу по грязи, которую так нагло именовали дорогой.

*Чмок-шмяк-чмок-шмяк*

Солнце не переставало напекать две беспечные макушки, а цели на пути так и не появлялось. Откуда не возьмись, налетели тучи, выдавив из себя легионы капель дождя размером с медовые ягоды, наглядно демонстрируя людишкам и светилу, кто тут на самом деле главный. Шло и Галош скрылись под кроной одного из деревьев на опушке. Последнюю папиросу затушило меткое попадание мокрого снаряда. Бережно спрятав окурок в карман, Галош обстучал грязь с калош об ствол, развернулся и немедля двинул в чащу.

— И куда ты? — поинтересовался флейтист, проверяя целостность заплаток на плаще.

— Сначала куда глаза глядят, а там посмотрим, — беспечно ответил коллега. Шло покачал головой и, выставив воротник, пошел следом.

Долго они брели по лесу. Редкие капли дождя просачивались через плотную листву и падали исключительно на кончик носа или в точку на голове, откуда с годами растекалась лысина. Звери не встречались, что удивляло. Птички не пели, что нормально в такую погоду. Зелень, словно при виде двух незнакомцев, смущенно прижалась к земле.

Вдруг безобидные капельки сменились полноценной ливневой стеной. Галош поднял голову. Кроны деревьев над ним престранным образом наклонились вперед, раскрыв зазор, которым самым наглым образом пользовались тучи. Плавным движением аккордеонист зализал короткие рыжие волосы и направился дальше.

Угол наклона у встречаемых деревьев уменьшался. Некоторые корни торчали из земли, и, казалось, к чему-то тянулись. По всей видимости, Галош так же приближался к их цели. Вдруг он остановился по причине, которую каждый имеющий разум счел бы приемлемой. Перед ним возвышалась непреодолимая преграда из высоченных кустов и корней, растущих перпендикулярно вверх.

— Разворачиваемся? — спросил нагнавший Шло.

— Огибаем, — с улыбкой ответил Галош и, вальяжно повернув вправо, громко хлюпнул первым уверенным шагом об лужу. Промокший до последнего волоса на груди, Шло выискивал возвышающиеся над маленькими озерцами бугорки для прыжков.

Долго шли они вдоль однотипной преграды. Настолько долго, что стороннему зрителю, могло показаться, что некий хохмач попросту замкнул стенку и заставил случайных дурачков ходить по кругу. В конце концов, Галош увидел за деревом поворот и, завернув за него, носом врезался в чью-то широкую спину.

— Прошу меня простить за столь неуклюжий поступок, совершенный исключительно по моей вине!

Обладатель предполагаемой спины обернулся и оказалось, что там была далеко не спина, а затылок. На Галоша смотрела летающая голова с длинными волосами, которые можно было легко принять за одежду, что учтивый нищий с аккордеоном и сделал.

— Не стоит беспокоиться, со всеми случается. Добрый день, я — Летающая голова, — она опустила нос к земле и подняла обратно так, чтобы процесс напоминал поклон.

— Очень приятно, Летающая голова. Меня зовут Галош, — вот он уже поклонился по-настоящему.

Подоспевший Шло было запрокинулся с тяжелым и глубоким вдохом, но застыл на месте.

— Летающая голова… — испуганно прошептал он.

— О! Так вы знакомы?

— Что? Нет! Это голова и она летает!

— А вы — человек и вы стоите, — весьма точно подметила Летающая голова. — Господа, предлагаю более не переходить на личности.

— Полностью с вами согласен, — Галош повернулся к коллеге: — Будьте добры, принесите свои извинения, — Шло вылупился на него глазами по одному данарию.

— Но это же летающая голова, — медленно, буквально выдавливал он слова.

— Она не так давно представилась. И все же вам надлежит извиниться, — сказал ему аккордеонист.

Челюсть Шло двигалась, но никаких звуков за этим не следовало. Галош обернулся к Летающей голове.

— Прошу, примите его извинения от моего имени. Будьте уверены его скромная и порой пугливая персона сожалеет.

— Извинения приняты, — сказала Летающая голова. — Позвольте полюбопытствовать, господа, что привело вас в столь прекрасный вечер?

— Вечер и вправду прекрасен. Примерно так же прекрасны ваши черты лица, — Летающая голова улыбнулась. На его щечках появился легкий румянец. Шло обомлел. — Мы с моим многоуважаемым коллегой блуждали по замечательному лесу и наткнулись на непреодолимую преграду в виде кустов и корней. Нам пришлось обогнуть ее и так мы оказались перед вами. К слову, если вас не затруднит, не подскажите, где мы очутились?

— Что вы! Никаких затруднений! Вы в лесной таверне «Куличики от Черта», — ответила Летающая голова. — В день своего рождения, что состоялся шестого года, шестого месяца, шестого дня первой эры, благородный владелец приглашает всю нечисть Ориона на пир.

— Ваш Черт, по всей видимости, великодушный господин с чистой душой, — отметил Галош. Млеющий Шло пытался незаметно провести дрожащей ладонью под летающей головой.

— В том числе у него есть и чистые души, — Летающая голова улыбнулась.

— Мне жутко неловко спрашивать о таком и, пожалуйста, если вопрос покажется некорректным — не отвечайте, но как вы считаете, сможем ли я и мой друг, посетить сие замечательное мероприятие?

Летающая голова задумчиво склонилась на бок, спугнув Шло.

— А каков ваш род деятельности?

— Мы скромные бродячие музыканты! — гордо объявил Галош и вмиг перекинул аккордеон со спины на грудь, со звоном раскрыв его.

— Ах, так вы творческие пташки! Черт будет весьма рад вашему приходу.

— Мы ведь не нечисть никакая… — неуверенно отнекивался Шло, прячась за снятым цилиндром.

— Ну что вы! Все, кто занимается творчеством всерьез и получает от этого удовольствие, для простых людей, как чертята. А для Черта чертята — это семья.

— В таком случае будет преступлением заставить хозяина ждать нас. Как пройти в то неповторимое заведение, о котором вы упомянули? — спросил Галош.

— Прошу сюда.

Летающая голова обернулась и по воздуху подплыла к стене, состоящей из закрученных в спираль корней деревьев. С треском они раскрутились, высвободив какофонию из болтовни, жуткого хохота и звуков от глухих ударов деревянных кружек.

Весь тот путь (и ещё чуть-чуть), что преодолел Галош вдоль преграды, соизмерим с длинной таверны. Мебель и посуда состояла из тех же растущих корней: столы, стулья, вилки, кружки. Стоило кому-то убрать копыта или крыло от тарелки, как та расплеталась и становилась частью стола. Если на ней оставалась еда, то до тех пор, пока конечность не возвращалась к ней, посуда не появлялась. Гости пользовались данным обслуживанием, как гном пользовался бородой за место тряпки — не замечали этого.

Ни при каких обстоятельствах ни одному из ныне живущих не удалось бы описать празднующих там существ. Гораздо проще перечислить все конечности, которыми они обладали. Воображение само соберет из них свою нечисть и можно быть уверенным: кого бы оно не сотворило — это существо непременно присутствовало, и не исключено, что успело упиться вдрызг.

Итак:

Копыта, рога, клыки, крылья, щупальца, пушистые лапки, хвосты, крестообразные зрачки, спиральные зрачки, отсутствие зрачков, глаза на любой части тела, гигантский или крошечный рост, рыбьи, змеиные, кошачьи, обезьяньи и птичьи хвосты… Шерсть, чешуя, перья, растянутая кожа, вытянутые носы, обвисшие носы, носы точками, носы подмышкой, уши острые, завязанные над головой, нет ушей, только уши, пузо, впалый живот, клеймо, высокие каблуки из торчащих костей и много чего ещё, что могло скрываться владельцами за всем перечисленным и для чего ещё не придумали название.

Летающая голова проплыла внутрь. Следом за ней без толики сомнения шагнул Галош. Не успел он пройти и метра, как за локоть его схватился Шло.

— Тебя что-то беспокоит? — поинтересовался аккордеонист.

Говоря на чистоту, Шло боялся. Очень боялся. Настолько боялся, что от его лица отступила кровь, полностью обелив кожу. Зрачки сузились до диаметра песчинки, а дрожь оккупировала тело, уподобив его надрывающемуся паровому двигателю.

— Й… а-а… т-ты туда с… обрался?

— Какие могут быть в этом сомнения? — с учтивой улыбкой спросил Галош. — Нас пригласили. Негоже отказывать.

— Ты что ли ослеп к чертям собачим?!

В заведении что-то вынюхивающий цербер поднял три головы, взглянув на Шло и радостно завилял хвостом. Чертенок, что держал его за поводок (до ужаса точно напоминающий позвоночник), удивленно посмотрел на человека в проходе. Тот, заметив это, натянул улыбку, что отвечала за нежелание ввязываться в неприятности.

— П-простите! Я это не вам.

Чертенок острыми, как языки озлобленных женщин, когтями поправил очки с тремя линзами и ушел вглубь таверны, утянув за собой животное.

— Уходим! — шепотом попросил Шло. — Уходим, улепетываем, рвем когти, скоропостижно валим из этого места!

— Не волнуйтесь вы так! Идемте. Выбросите всю чушь из головы.

— Господа, у вас какие-то проблемы? — спросила подплывшая Летающая голова.

— Мой дорогой коллега несколько смущен.

Летающая голова посмотрела на уменьшающегося на глазах Шло.

— В таком случае имею честь отвести вас к Черту. Он пожелал увидеться с вами лично.

— Ни в коем случае…

–…не стоит заставлять его ждать! — закончил за коллегу Галош.

Летающая голова склонилась набок, развернулась и поплыла по узкому коридорчику между забитыми до отказа столами. Галош потянул друга за руку. Шло изо всех сил уперся пятками в пол, но спустя секунду корни под ним начали прокручиваться, проталкивая его вперед.

Галош двигался уверенно и улыбался всякому увидевшему его глазу. Их владельцы отвечали ему тем же. Если же губы у них отсутствовали, они кивали или приветствовали поднятой кружкой. Шло осознав, что так просто его не отпустят, двигался как можно ближе к коллеге, не переставая настороженно оглядываться.

На пути Галоша оказался внушительного размера рыбий хвост. Его владелица сидела в заполненной водой деревянной ванне и за неимением достаточного места высунула плавник за пределы временного обиталища. Галош аккуратно обогнул его двинулся дальше. Оглядывающийся же по сторонам Шло случайно наступил рыбью половину девушки, за что получил пощечину. Звон в ушах заглушал окружение. Зажмурившись, флейтист держался за щеку и опирался на стол, размахивая кулаком, но кто-то остановил его. Он открыл глаза и узрел ангела.

У каждого живого существа существует что-то ассоциирующееся со словом «красота». Для кого-то это изящный цветок, безмятежная река или поцелуй. В случае испуганного музыканта им являлось небо: днем — прекрасное и голубое с согревающим саму душу и сознание солнцем, а ночью — исписанное бесконечным количеством сияющих звезд в компании трех лун.

Шло увидел в русалке то самое небо. Казалось, он мог сколь угодно долго смотреть на нее и без конца находить новые элементы, хранящие в себе целые истории. Одновременно с этим ее внешность была проста и чиста: тонкая талия, маленькая грудь, прикрытая вьющимися волосами, кожа схожая оттенком с бледновичком, острые черты лица и глаза цвета самой чистой воды на дне моря Ориона.

— Прошу простить моего друга, — вдруг взял слово Галош. Шум окружения резко вернулся в голову флейтиста. — Поверьте, он нисколько не хотел навредить столь прекрасному созданию.

— Все хорошо, — ответила девушка голосом сравнимым с блаженной игрой на арфе. — Не вы первый и не вы последний, — она улыбнулась и подвернула хвост немного под себя, освободив проход. Галош поклонился ей, схватил коллегу за локоть, но тот высвободился.

— Из… извините! Я действительно не специально. Никогда бы себе не позволил навредить такой девушке, как вы.

— Польщена, — русалка смущенно улыбнулась, чуть опустив взгляд. Повисла недолгая пауза. — Могу вам чем-то помочь?

— Проведите со мной остаток жизни, — осмелился сказать Шло, но настолько тихо, что одного гортанного смеха глиняной гули хватило, чтобы заглушить его. К удивлению, русалка поняла его и взялась за кончик вьющихся волос.

— Потерял вас! — вклинился вернувшийся Галош. — Друг мой, негоже заставлять хозяина ждать. Идемте.

— Да… конечно, я только…

Русалка поклонилась музыкантам и отвернулась к столу, где акула ударила костяшкой об стол и крикнула:

— Рыба!

— Заткнись, урод! — выбравшись из банки, крикнула сельдь с торчащим из губы крючком. Акула вынул коралл, рыба достала заточенную блесну. Началась поножовщина.

— Идемте, — предложил Галош, поспешно уводя друга. — А вас, я смотрю, завлек голос сирены, — посмеялся он.

— Неуместный каламбур, — Шло надел на голову цилиндр, но поспешил снять его, вспомнив, что находится в помещении.

— А где здесь каламбур? — вполне серьезно спросил Галош. Его коллега закатил глаза.

Летающая голова пропала из виду. Впрочем, это не было большой проблемой, потому как проход был всего один. Миновав пиршествующую нечисть, музыканты добрались до конца заведения. Там на обыкновенном стуле, собранном из костей животных, в пепельном костюме сидел Черт и смаковал из черепа кровь. Его кожа отсвечивала ярко-красным с проблескивающими из-под нее угольками. Изо лба торчали два прямых коричневых рога. Вокруг безмятежной фигуры кутили чертята. Тыкали острыми палками в голых и испуганных мужиков и делали ставки на горсти зубов, кто из тех доползет первым до куска мяса. Закручивались в щупальца женоподобных осьминогов, дрались, играли с церберами, целились заостренными пальцами в мишень на животе подвешенного толстяка.

— Уважаемый Черт, — начала Летающая голова. Тот поднял на нее два черных глазных яблока. — Прошу любить и жаловать двух бродячих музыкантов, — Галош отвесил низкий поклон, когда как Шло ограничился судорожным кивком. Черт оценивающе оглядел обоих, сделал глоток и, слизав с клыков кровь, сказал:

— Рад вас видеть, — его голос был созвучен с жерлом извергающегося вулкана, однако интонацией напоминал скорее смирившегося с судьбой неудачливого торгаша на рынке. — Как добрались? Мне сообщили, что вы явились без приглашения.

— Премного благодарны за ваше беспокойство. Все прошло на высшем уровне. И приносим вам наши извинения за внезапное появление на вашем празднике. Так уж случилось, что всему виной простой случай.

— Вот перед кем, а передо мной уж точно извиняться не следует. Я — Черт. Рогатый выродок, который искушает слабых и наказывает их по всей строгости воображения. К слову, — он поднял бокал-череп, — этот сильно любил пить. Ирония — дама с чувством юмора.

— Что ты там вякнул про меня? — выкрикнула совершенно обычная девушка из-за стола неподалеку.

— Не о тебе речь! — крикнул ей Черт. — Я о понятии в целом! — девушка отмахнулась и вернулась к картам.

— Это живое воплощение иронии? — заинтересованно спросил Шло.

— Нет. Это Анжела — художница. Ирония — ее псевдоним. Отображает скрытые смыслы ее собственного я. Кажется. Человек от мира творчества, здесь таких много. Даже Зигмунд Тейн частенько заглядывает. Разве Летающая голова не говорила вам про таких?

— Конечно же, несравненная Летающая голова упоминала про это, — сказал Галош. — Мой коллега, по всей видимости, попросту удивлен виду обыкновенного человека на контрасте, столь значимых фигур нечистивой прослойки общества, — Черт поднялся со стула и, подойдя к гостям, шепотом сказал:

— Далеко не все тут значимые фигуры, — он снова отпил. — Некоторые приперлись сюда по праву рождения или плюс один к кому-то. Впрочем, отставим. На самом деле я хочу вас кое о чем попросить.

— Да-да?

— Прямо сейчас замолчите и прислушайтесь.

Оба музыканта навострили слух. Отовсюду доносились крики, стоны, смех, всхлипы, где-то хлестала плеть, кто-то от хохота стучал ногой по полу, сотрясая окружающих.

— Чего вы не слышите?

— Предположу, что среди всего празднества нет самого главного — музыки! — тотчас ответил Галош.

— Действительно так. В связи с тем я хотел попросить вас заполнить эту брешь.

Не успел он договорить, как Галош ловким движением перекинул аккордеон на грудь.

— С превеликим удовольствием! — он хотел было объявить о номере, но его прервал Черт:

— Не торопитесь. Вам потребуется сцена.

Он щелкнул когтями и тут же корни из пола стали заворачиваться в небольшой пятачок, где без лишних затруднений могли поместиться два музыканта. Галош с широкой улыбкой забрался на самодельную сцену. Шло повременил.

— Извините, но у меня не получится выступить для вас.

— Отчего же? — спросил Черт.

— В последнем нашем посещении таверны мою флейту сломали об чью-то голову. Не мою, — зачем-то добавил Шло.

Черт задумчиво прогладил черную бородку и схватился за свой рог. Дернул раз, два и остроконечный нарост с сочным треском отломился. Когтями, словно в песке он проделал отверстия: одно сквозное вдоль всего рога и одиннадцать по всей длине. Продул их и протянул инструмент музыканту.

— Эту флейту точно никто не сможет сломать. Попробуйте сыграть.

— На этом? — удивленно спросил Шло.

— Если вы ещё раз зададите тупой вопрос, я оторву второй рог и воткну вам в висок, — пояснил Черт. — Да. Сейчас попробуйте что-нибудь наиграть.

Шло попытался сглотнуть, но было нечем — рот напоминал пустыню. Черт протянул наполненную черепушку.

— Крови девственника? Горчит, правда, немного.

— Не-а, нет. Спасибо.

Пальцы Шло быстро встали на нужные отверстия. Губы приблизились к мундштуку. На выдохе из флейты высвободился приятный мягкий звук. Шло смутился и попытался наиграть простую мелодию, коей разминаются флейтисты. На любом другом инструменте она бы звучала одинаково и, вероятнее всего, резала бы слух, но на этом напоминала нечто, с чем оркестры выступали в Имперском дворце.

Шло ухмыльнулся, ловко перекрутил подарок и поднялся на сцену к коллеге.

— Прекрасные нечистивые дамы и господа! — на всю таверну объявил аккордеонист. Он дождался, пока все утихомирятся, и каждый глаз устремится на него: — Не только здесь, но только сейчас вашим прекрасным ушкам выпадает возможность послушать чарующую игру скромных бродячих музыкантов! Но, впрочем, хватит пустых слов!

Аккордеон растянулся в его руках, издав протяжный звон. Тут же ему подсвистел Шло. Спустя секунду затишья, где каждый посетитель с замиранием сердца (или сердец) ждал продолжения, их парная мелодия растеклась по таверне. Они кружили по крошечной сцене, словно по огромному танцевальному залу и даже близко друг друга не задевали. Гости одобрительно закивали головами в такт или тем, чем по идее должны были кивать вместо нее. От ритмичного топота помещение завибрировало. Кто-то даже пританцовывал. Вдруг сквозь музыку послышался щелчок.

Сцена вместе с музыкантами начала перемещаться. Но ни один из них не прервал игры даже на миг. Они пролетели до выхода, но перед порогом резко поднялись выше под самый потолок. Шло пригнулся, но оказалось, что никакой крыши и не было. Музыканты оказались под открытым звездным небом. Недавние тучи пропали, оставив после себя насыщенный прохладой и влагой воздух.

Все, у кого были крылья, устремились ввысь, закружив вокруг выступающих и переплетаясь в различных пируэтах. Они планировали над столами, хватали стаканы, выпивали, бросали и снова взлетали. Чертята ждали момента и запрыгивали к таким на спины. В двух из пяти случаях им даже удавалось удержаться, с громким взвизгом оседлав нечисть.

Связанные пленники, найдя момент идеальным для побега, ползли к выходу, но по пути ими закусывал зубастый цветок или случайно давил пустившийся в пляс слон. Висящие на стенах венки срывались с веток, но на их месте тут же отрастали новые. Один из морских бесов потрогал водичку в ванне у русалки, за что получил хвостом по бороде. Упав, его чуть не постигла судьба раздавленного под пяткой гиганта клопа, но он успел превратиться в воду и стечь между корнями.

За одним столом тихо и мирно сидели Смерть в компании Чумы и группа лекарей. Косой взгляд черепушки в капюшоне стал последней каплей. Девушка в белом халате разбила колбу об стол и с осколком набросилась на нее. Чума плюнул ей в лицо, а второй мужик вынул скальпель и пошел в атаку на фоне запевшей хором нечисти.

Ночь длилась аккурат концу празднования. С первыми лучами солнца толпа начала расходиться, разлетаться, расплываться, растворяться и удаляться всеми возможными и невозможными способами. В конце концов, остался Черт. Он щелкнул когтями, и сцена поднесла к нему музыкантов: потных и с одышкой, но улыбающихся.

— Ну и как вам?

— Это великолепное создание богов! — воскликнул Шло. Черт прогладил бородку.

— Ровно наоборот, но я вас понял. Не за что, — ответил он. Флейтист приподнял правую бровь. — На этом праздник окончен.

Корни расплетались, разбирая заведение целиком, а кроны деревьев с вновь устремились к небу. Вскоре на зеленом, примятом поле осталась длинная и широкая линия вскопанной земли. На ее краю сидел Черт. Он поднялся, отдал Галошу череп, сложил костяной стул, сунул его подмышку и забрал самодельную чашку.

— Благодарю. Куда вы направитесь дальше?

— Полагаю туда, куда приведут нас энтузиазм и врожденный талант искать неприятности! — гордо ответил Галош, устало переваливая аккордеон за спину.

— Звучит многообещающе. Если будите в Княжестве, Королевстве, Ханстве… — Черт задумался, — да в каких угодно землях, заглядывайте к нашим сегодняшним гостям. У меня столько записок с приглашениями для вас, что не счесть, — он поглядел на солнце. То уже вышло из-за горизонта наполовину. — Посему, разрешите откланяться.

Галош отвесил низкий поклон. Шло выставил перед собой флейту и так же поклонился.

Черт подмигнул, насторожив обладателя флейты. По щелчку когтей корни обвили именинника и в мгновение ока утащили под землю. Музыканты остались одни посреди леса. Из места, куда только что утянули Черта, фонтаном вылетели записки и собрались горкой на траве. Некоторые были написаны на коже, другие на костях, третьи на коре, четвертые на листьях деревьев.

Нечистивая вечеринка высосала все силы из выступающих. Скрывшись в тени от ближайшего дерева, они упали на землю, показавшейся им блаженной мягкости кроватью, и моментально уснули.

Галоша разбудило чересчур громкое стрекотание кузнечиков. Замутненное сознание не понимало, какое сейчас столетие, и так же не могло снова отключиться, дабы дать досмотреть сон про сольное выступление в «Королевском театре». Он полежал ещё с закрытыми глазами, пока не почувствовал, как согреваются пятки.

Недалеко от дерева у костра, оперев подбородок на колено, сидел Шло и внимательно перебирал оставленные нечистью записки.

— Шо ытвоа, бвку ой?

Флейтист скривился лицом.

— Чего?

Галош собрался с мыслями, прочистил горло и повторил:

— Что делаете, друг мой?

— М. Записки смотрю. Нас тут во все части света зовут.

— Хм…

— Что?

— Я вам раньше не рассказывал, однако в моей голове уже очень долгое время лелеется одна мысль.

— Делись, — Шло слушал, взяв тазовую кость с выжженными на ней рунами.

— Мне хочется написать песню.

— Тебе мало что ли? — Шло перевернул камень с нацарапанным рисунком, кого-то большого, обнимающего кого-то маленького.

— Вы не понимаете. Мы исполняем чужие истории. Допустим «Златовласый партизан». Мальчик в Тысячу искр затесался в отряд княжества и убил их перед покушением на Императора. Ну не мастерски ли, а? Или эта… которая вам не нравится.

— Третий глаз?

— Да-да. Про любовника, который переспал со всеми расами и чудом удирал от их мужчин. Как там пелось? Дайте-ка… Как слон снаряд метает, и следа не оставляет…

— Не надо! Она пошлая и отвратная. Неудивительно, что ее так любят в Империи, — Шло попались водоросли, склеенные во что-то по типу пергамента. Осьминожьими чернилами было написано на ломаном человеческом: «Увидеть озера».

«Может „увидимся у озера“? — предположил Шло в мыслях. — На каких русалки есть, вспомнить бы. В Королевстве есть одно. В Княжестве. Вроде все. Не. Сто пудов ещё где-то есть».

— А мне хочется написать историю про нас, — продолжал Галош. — Мы восхваляем героев прошлого, но для кого-то в будущем мы будем этими героями, и кто-то будем восхвалять в песне нас.

— О Юна, затрахаюсь же я путешествовать, — все ещё думая о своем, подчеркнул Шло.

— Согласен. Путешествовать придется долго, но оно того стоит, мой друг!

— М? — Шло с пару секунд вспоминал тему разговора. — Да. Да, ходить придется много. — Он спрятал записку во внутренний карман плаща вместе с флейтой. — Не хочешь на другой континент сплавать? — поинтересовался он.

— А хочет ли леди найти суженного?

— Это значит — да?

— Это значит — разумеется!

Шло поправил цилиндр и сплюнул кровью на землю. Закончив приготовления, скромные бродячие музыканты направились на запад.

Или, по крайней мере, так им казалось.