Израиль в душе русскоязычного еврея

Макс Рашковский

Быть евреем, но с детства говорить по-русски; быть талантливым, но не находить применения своему дарованию; разбираться в политике – и видеть ошибочные решения руководителей, на которых невозможно повлиять… Казалось бы, всё это – поводы для стресса. Но проницательный авторский взгляд способен даже в таких стрессовых ситуациях уловить философскую глубину и извлечь из неё подлинную житейскую мудрость. Следуйте за автором по историческим путям и детективным перипетиям сюжета.

2. Плавильный котёл

Говорят, Израиль — плавильный котёл, выплавляющий национальное самосознание. Если это так, то работу этого котла я познал на себе. Мне было тринадцать лет от роду, когда произошло чудо, и миру явился новый Израиль, восставший из пепла, как птица феникс. Мой папа, к примеру, встретил возникновение Израиля с большим энтузиазмом, однако многие люди тогда выражали сомнение, задавая чисто еврейские вопросы: «И кому это нужно? И могут ли евреи, выходцы из разных народов, ужиться в одном государстве?» По мере того, как Израиль одерживал победы одну за другой, во мне пробуждалась гордость за мой народ, однако, вопросы, услышанные в детстве, разжигали любопытство и, в конце концов, подтолкнули посетить Израиль в качестве гостя.

Под впечатлением увиденного я репатриировался, шесть лет проварился в плавильном котле израильского общества, и лишь пережив Вторую ливанскую войну, смог ответить на вопросы, услышанные в детстве.

Всё, что я увидел, погостив в Израиле, поразило меня в самое сердце. Маленькая, уютная страна прилегала к берегам трёх морей: бурного тёплого Средиземного, спокойного прохладного Красного и целебного Мёртвого. Эта страна восхищала экзотической зеленью пальм, манила тенью диковинных деревьев, утопала в диковинных цветах, рукотворных банановых зарослях, апельсиновых рощах и мандариновых садах. Страна, в которой было всё — плодородные долины, горы, реки, пустыня Негев, удивительное Мёртвое море, в водах которого, благодаря целебным солям и минералам, можно было сидеть, стоять, лежать, не совершая никаких движений, а также Эйлат с великолепным подводным миром и его фешенебельными отелями на берегу Красного моря. В этой стране Иерусалим молился, Тель-Авив развлекался восхитительной ночной жизнью, а Хайфа работала. «Стена Плача», христианские святыни, мечеть «Аль-Акса», стены Старого Города с древними воротами — все эти свидетели седой старины гармонично сочетались с современными строениями, облицованными благородным иерусалимским камнем. Улицы и присутственные места заполняли темпераментные, общительные, доброжелательные люди в кроссовках, майках, в чёрных костюмах религиозных евреев, в шортах, джинсах и футболках, в солдатских мундирах, в строгих европейских костюмах и даже во фраках. Страдая от частых войн, эти люди, тем не менее, сохранили любовь к жизни и доброжелательность.

Удивительное впечатление оставляли маленькие симпатичные городки, коих в Израиле великое множество. В одном из таких городов я наблюдал ежегодный фестиваль, где молодёжь буйствовала в танцах еврейских, клезмерских и хасидских, исполняла танцы народов мира, танцы детские, бальные и даже трогательные танцы медсестёр с инвалидами в колясках. Всё это ласкало глаза и уши, наполняло душу жизнеутверждающей энергией. Паузы между танцами заполняли выступления лучших певцов чудесных израильских песен. Как восточные сладости в восточных ритмах, — в них были замешаны мелодии испанские, итальянские, греческие, йеменские, марокканские, румынские и даже советские. Песни эти вовсе не напоминали грустные мелодии Стемпеню и Йоселе Соловья, персонажей Шолом-Алейхема, это были песни и танцы свободного народа.

Очарованный, я репатриировался, и, как говорят в Израиле, погрузился в «абсорбцию». Абсорбция — физический термин, означающий поглощение. Не знаю, как нас «поглощали», но с первых же шагов я ощутил на себе социальные проблемы. Изо всех сил старался трудоустроиться по своей специальности, но все усилия оказались тщетными. И я, кандидат технических наук, инженер с богатым творческим и научным опытом в области оборонной промышленности, вынужден был жить на пособие по старости, довольствуясь дополнительным заработком по уходу за престарелыми больными людьми. В этом я был не одинок. Десятки тысяч бывших педагогов, музыкантов, артистов, инженеров, врачей трудились уборщиками улиц, мусорщиками, охранниками, уборщиками помещений, санитарами по уходу за больными и престарелыми. Однако, молодые представители русскоязычной общины шаг за шагом добивались значительных успехов, проникали во все поры общества, занимали престижные посты, выдвинули из своей среды ряд влиятельных русскоязычных политиков. И, вместе с тем, они не забывали русскую культуру, издавали около полусотни русскоязычных газет и журналов, имели свой русскоязычный телевизионный канал.

Очень многие люди в Израиле, особенно старожилы, относились к успехам «русских» с неприятием, порождая серьёзные этнические противоречия. В связи с этим вспоминаю об «антирусских» высказываниях поэтессы Далии Равикович, возмутивших общество до такой степени, что парламентская комиссия по алие и абсорбции посвятила специальное заседание данному феномену. Из репортажа Евгении Кравчик с заседания этой комиссии следует, что Равикович потребовала не предоставлять репатриантам избирательного права до тех пор, пока новоприбывшие не сдадут экзамен по ивриту и истории Израиля. Высказывания Далии Равикович были восприняты как акт патернализма: мол, мы — представители старого ишува — хозяева Израиля, и мы должны научить репатриантов уму-разуму. Равикович разъяснила, что она недовольна психологическим портретом выходцев из России, воспитанных Советским Союзом в духе поклонения культу силы, недовольна стереотипом, предопределяющим преимущественно правые и крайне правые взгляды «русских». Все эти высказывания маститой поэтессы довольно точно отражают настроение старожилов в Израиле и дают яркое представление о характере этнических противоречий между представителями русскоязычной общины с одной стороны и сабрами с другой.

Этнические противоречия между «русскими» и «марокканцами» принимали порой ещё более острые формы. Вспоминаю один вопиющий случай, когда произошло убийство, но следователи так и не обнаружили виновного. Русскоязычный израильский солдат Ян Шапшович с братом сидели в кафе и разговаривали по-русски. Рядом сидела компания выходцев из Марокко, которым это не понравилось. Вспыхнула драка, во время которой Ян был убит ножом в сердце, но при этом не оказалось свидетелей, видевших убийцу. Конечно, это случай исключительный, но, тем не менее, ругательство «вонючий марокканец» в ответ на обращение «грязный русский» — можно услышать довольно часто.

Серьёзные этнические противоречия порождаются также негативным отношением религиозных ортодоксов к русскоязычной общине в целом. Происходит это оттого, что каждый третий «русский» не является евреем по Галахе. Поэтому религиозные ортодоксы называют нашу общину «гойской» и используют своё немалое политическое влияние, дабы создавать проблемы русскоязычным израильтянам в оформлении межнациональных браков.

Не менее остро, чем этнические противоречия, кипели политические страсти. В связи с этим вспоминаю о трагическом конце Арика Шарона. Того самого Шарона, который во главе танковой бригады преследовал египтян до Суэцкого канала; который ушёл из армии в политику, был министром строительства, министром обороны, министром иностранных дел, и, наконец, стал премьер-министром. Своё восхождение к креслу премьера Арик начал с восхождения на Храмовую гору. Многие тогда говорили, что он спровоцировал интифаду «Аль-Акса», однако, как потом выяснилось, Ясер Арафат давно готовил вооружённое восстание, и демонстрация Шарона послужила лишь поводом. Став премьер-министром, Арик Шарон объявил фигуру Ясера Арафата нерелевантной, применил тактику «точечных ликвидаций», начал строительство забора безопасности вдоль «зелёной черты» и добился успеха в борьбе с террором и интифадой. Когда же интифада утихла, «ястреб» Шарон неожиданно превратился в «голубя мира» и предложил свой план «одностороннего размежевания». Были проведены учения, была назначена дата операции, машина была запущена, и уже ничто не могло её остановить. И тогда в июле 2005 г. на старом кладбище Рош-Пины в полночь собрались двадцать мужей-каббалистов. Они выполнили религиозный обряд «пульса де-нура» («удар огнём» — в переводе с арамейского). По словам каббалистов, они лишь обратились к Всевышнему, дабы Он ускорил свой гнев против человека, несущего опасность жизни евреев.

От дальнейших событий моё еврейское сердце больно сжималось. С 17 по 23 августа 2005 года перед ошеломленными телезрителями Израиля и всего мира промелькнули душераздирающие картины насильственного выселения евреев из их прекрасных домов в Газе и северной Самарии. Более тридцати лет евреи возводили дома и превращали эти места в цветущий сад. Их выводили семьями, усаживали в автобусы и увозили. Одна женщина нашила жёлтые шестиконечные звёзды на рубашки всем своим многочисленным детям, и, когда выводили детей, получилось жуткое зрелище, напомнившее времена Холокоста. Слава Богу, обошлось без жертв и гражданской войны. Хвала Всевышнему и мудрости еврейского народа! Армия и полиция проявили чудеса деликатности и корректности при эвакуации людей. Затем вывезли домашний скарб и разрушили все дома. Однако оставили нетронутыми все синагоги.

Утром 12 сентября 2005 года армия Израиля покинула сектор Газа. Практически одновременно в бывшие еврейские поселения хлынули толпы палестинцев. Палестинская полиция оказалась беспомощной и присоединилась к беснующейся толпе. Палестинцы увидели разрушенные дома и гордо возвышавшиеся синагоги с символами иудаики; они осквернили их, разрушили и подожгли. А в ночь с 4 на 5 января 2006 года обширный инсульт разбил Арика Шарона, и он уже не оправился. На то была воля Всевышнего! За всю свою героическую жизнь истинно национального лидера Арик Шарон совершил только одно деяние, которое могло прогневить Всевышнего, а именно: выкорчевал евреев с их прекрасными домами в Газе! Неужели Бог Израиля услышал молитву двадцати мужей-каббалистов и обрушил свой гнев на человека, навредившего евреям и Израилю?! Возможно.

Таким был этот плавильный котёл, бурлящий социальными, этническими, политическими противоречиями, где сам собой напрашивался вопрос: как долго может существовать общество, напоминающее кипящий котёл под высоким давлением? Враги Израиля отвечали на этот вопрос вполне определённо: разношёрстные евреи, приехавшие из разных стран, рано или поздно уничтожат, съедят друг друга.

Седьмой год я варился в этом котле, когда неожиданно началась вторая ливанская война. Провокации «Хизбаллы» тогда были обыденным явлением, и Израиль вяло реагировал на них. Но когда ливанские боевики захватили Эхуда Гольдвасера и Эльдада Рэгева, Израиль мгновенно отреагировал блокадой Ливана и бомбёжками Бейрута. «Хизбалла» ответила ракетными обстрелами северных городов Израиля. В первый же день войны произошло удивительное явление. Устами главы оппозиции в Кнессете был объявлен мораторий на политическую борьбу. Вместо нападок друг на друга политики соревновались в поездках по северным городам для поддержки населения, оказавшегося под обстрелом. Бравый лётчик Дан Халуц, возглавлявший тогда Генеральный штаб армии, был уверен, что авиация решает всё, поэтому он и находившийся под его влиянием премьер Эхуд Ольмерт медлили с началом наземной операции. Люди в северных городах страдали от потери близких, от разрушений, от бесконечного сидения в бомбоубежищах, от нервного напряжения и завывания сирен, а в общественной жизни произошла ещё одна удивительная перемена. Социальные противоречия сгладились. Прекратились митинги, демонстрации, забастовки. Многие представители среднего класса, жившие в центральных районах Израиля, приглашали малоимущие семьи бесплатно пожить у них и переждать обстрелы.

А тем временем активизировалась мировая дипломатия. Соединённые Штаты инициировали в ООН резолюцию о прекращении огня, с которой «Хизбалла» охотно согласилась. И тогда Ольмерт и Халуц вынуждены были начать наземную операцию, дабы оттеснить боевиков и передать Южный Ливан международным силам. Уже почти месяц продолжалась война, оставалось лишь несколько дней до её конца, и этого времени было явно недостаточно для выполнения успешной наземной операции. Но произошло ещё одно удивительное явление. Бригады спецназа и резервисты выкорчевали боевиков из подземных бункеров в деревнях Южного Ливана. Времени для выполнения поставленной задачи не оставалось, солдаты спешили и поэтому несли неоправданные потери. Но, несмотря на потери, на бешеное сопротивление боевиков, на плохую подготовку и плохое снабжение, несмотря на противоречивые приказы высшего командования, наши солдаты шли вперёд и в течение нескольких дней, оставшихся до прекращения огня, заняли весь Южный Ливан вплоть до реки Литани. Эти ребята — сабры, ашкеназы, «марокканцы», «эфиопы» и «русские», — у которых из головы мгновенно выветрились все межэтнические глупости, прикрывали спины друг друга, поддерживали друг друга, рисковали своей жизнью, дабы уберечь друг друга. А «русская» медсестра тащила на себе из-под огня раненого солдата, не думая при этом ни о своей жизни, ни о том, кто это — сабра, ашкеназ, «марокканец» или эфиоп, — а лишь о том, что это наш солдат, которому нужна помощь.

Ещё более удивительными были заявления в прессе измученных обстрелами жителей северных городов. Они уверяли, что готовы ещё потерпеть, дабы солдаты успели крепче ударить по врагу. Однако наступило прекращение огня, Вторая ливанская война закончилась, и ни одна из задач, заявленных правительством, не была решена. Но был, однако, в этой войне один положительный результат. Израиль оттеснил «Хизбаллу», передал Южный Ливан международным силам, и провокации на северной границе прекратились. Кроме того, — и это, на мой взгляд, главное, — израильское общество показало своим врагам удивительную способность приостанавливать кипение внутренних противоречий и ощетиниваться штыками в минуту внешней опасности. Проявилась удивительная жизнестойкость народа, который почувствовал — как это важно иметь возможность защищать себя с оружием в руках.

Наконец-то я смог ответить на вопросы, мучившие меня так долго. Оказалось, что еврейское государство необходимо тем евреям, которым надоела рабская жизнь в галуте, где они терпели оскорбления и часто опасались за свою жизнь. Израиль нужен тем евреям, которые почувствовали, что это единственная в мире страна, где евреи могут защитить себя и своё человеческое достоинство с оружием в руках. Суровая жизнь в Израиле доказала, что евреи с различным менталитетом могут построить для себя жизнеспособное государство, поскольку в минуту опасности перед лицом общего врага из еврейских голов мгновенно выветриваются все межэтнические глупости, и они прикрывают спины друг друга, поддерживают друг друга, рискуют своей жизнью, сохраняя друг друга.