Обмануть вселенную

Макс Максимов, 2021

Двое врачей психиатрической больницы берутся за расследование дела пациента по имени Анс. Его обвиняют в жестоком убийстве, но он упорно не говорит ни о себе, ни о преступлении. Только размытые намеки, которые вызывают все больше вопросов. Что же случилось той роковой сентябрьской ночью? Анс из будущего, как и утверждает? Кто он вообще такой? Убийца? Психопат? Просто сумасшедший или все-таки жертва? А может, сама вселенная ведет свою, ведомую только ей, игру?

© Максимов М., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Человек из будущего стоял в гостиной загородного дома возле трупа десятилетнего мальчика и рассматривал окровавленный нож в своих руках. Сквозь щель между занавесками в комнату просачивался тусклый свет, кромешную тьму превращая в полумрак. В таком сумраке кровь, растекшаяся по полу из горла ребенка, казалась черной. Мужчина сел на корточки и проверил пульс мальчика, приложив пальцы к его пока еще теплой шее. Мертв. Человек из будущего взял свой портативный кислородный баллон, до этого лежавший на полу, и приложил маску баллона к лицу. Сделал несколько глубоких вдохов, а потом положил сосуд обратно.

Тишину нарушил грохот от удара — полиция выломала замок, входная дверь распахнулась и стукнулась о стену. Человек из будущего подскочил и обернулся к полицейским, выронив нож.

Глава 1

Месяц спустя

На смену очередной мучительной ночи пришел рассвет. Николай проснулся на заднем сиденье своей машины. Он лежал, ощущая прохладу осени, проникающую под одежду. Когда мужчина попытался, облокотившись на сиденье, подняться, в груди кольнуло так, что пришлось снова лечь и еще с минуту не шевелиться, делая неглубокие вдохи. Спазм, вызванный межреберной невралгией, отступил, и Николай медленно сел, уставившись воспаленными глазами в зеркало заднего вида, в котором отражался он — человек, измотанный и замученный, выглядевший в свои сорок лет на все пятьдесят, а то и старше. Возможно, дело было в щетине, возможно в мешках под глазами, а возможно, в кошмарах, паранойе, бессоннице и панических атаках, которые много лет мучили его, Николая — врача-психиатра, заведующего психиатрическим отделением. За покрытым капельками дождя тонированным окном припаркованного автомобиля, служившего Николаю местом для ночлега, шаркал метлой дворник, сметая опавшие золотые листья. Николай тер пульсирующие виски, опустив голову, и глядел на свои кожаные ботинки, стоявшие возле ног на пыльном резиновом коврике. Немного придя в себя, он обулся и вышел на улицу. Застегнул «молнию» на куртке до конца, но было поздно: озноб уже пробежал по телу, заставив Николая возненавидеть это утро, а заодно и всю вселенную. Мужчина зашагал к подъезду, глядя на мокрый асфальт под ногами.

Николай открыл дверь в свою квартиру, наполненную густым сумраком раннего утра. На мгновение он застыл в прихожей, размышляя, можно ли уже зайти домой или еще слишком рано? Организм не стал противиться, и Николай сделал робкий шаг, потом еще один и снова застыл. Открытая входная дверь придавала ему уверенности, и он, собрав волю в кулак, прошел на кухню и включил свет.

«Если что, выбегу», — подумал он, сев за стол.

«Нет, все же еще слишком рано, надо подождать, пока совсем рассветет», — мелькнула мысль, и Николай уже хотел вернуться обратно в машину, но его отвлекла вибрация телефона в кармане куртки, отчего мужчина вздрогнул. Достав телефон, он увидел новое сообщение: «Николаич, доброго. Прости, что в выходной. Ох, у нас сегодня дела! Вчера вечером прибыл новенький. Очень необычный. Ты сегодня нужен. Перезвони, как проснешься».

Николай недовольно вздохнул и набрал номер главврача больницы, в которой работал.

— Да, Андрей Семеныч, — сказал он хриплым голосом.

— Привет, не рассчитывал, что ты сразу перезвонишь. Я думал, ты дрыхнешь, — раздалось в ответ.

— Бессонница, старею, — вяло произнес Николай.

— Хах, — усмехнулся главврач, — в общем, подробности сообщу на месте. Если коротко, то вчера вечером, как ты уехал, прибыл новый пациент.

— И что? До понедельника не ждет?

— Ты должен это видеть, это очень необычный человек.

— А у нас бывают обычные?

— Коль, на пару часов приезжай, пожалуйста.

— Ох, Семеныч, башка и так квадратная, я скоро сам в пациента превращусь, в необычного.

— Николаич, приезжай. Я не шучу, дело совсем не простое.

— Приеду, приеду. Сейчас только чайку…

— Давай, ты удивишься, когда увидишь его. Это не вписывается в рамки здравого смысла.

— Ох, да кого я только не видел за эти годы.

— Таких не видел.

— Ладно, ладно, Семеныч, давай… фух… только вот проснулся, сейчас… мальца с мыслями соберусь, чаю бодрящего наверну и жди.

— Все, добро.

— Ага, ага… добро… — недовольно пробурчал Коля.

Звонок начальника отвлек Николая от ужасных созданий, прячущихся в стенах его дома, под кроватью, в шкафу, да и просто постоянно стоящих за его спиной. От тварей, из-за которых он боялся смотреться в зеркало, закрываться шторкой в ванне, когда мылся, даже если на дворе был день и дома была Маша. От тварей, желающих схватить его за ногу, когда та свисала с кровати или просто вылезала из-под одеяла (не свисала и не вылезала она по вышеуказанной причине).

Коля быстро позавтракал и выехал.

* * *

Николай работал в закрытой психиатрической больнице, куда отправляли людей на принудительное лечение. Обитателями этой больницы были исключительно мужчины, как персонал, так и пациенты.

Коля миновал двухметровый железобетонный забор с колючей проволокой, махнув рукой охранникам на КПП, и направился к главному входу второго корпуса. В первом корпусе — строгого режима — содержались самые опасные члены общества, в основном убийцы. Находились там люди в палатах, постоянно запертых, под серьезной охраной. Больные сидели по двое, но особо буйных держали в одиночках. У некоторых пациентов в палате не было ничего, кроме матраца. У санитаров там всегда с собой в кармане была кнопка вызова вооруженной охраны, пост которой располагался на первом этаже. Второй корпус, где Николай работал заведующим отделением интенсивной терапии, менее строгий, да и публика там спокойнее, но кнопка вызова охранников у санитаров и врачей тоже была. По сути, из всех двадцати пациентов второго корпуса убийство совершили только двое, остальные или просто буйные хулиганы, или насильники.

Николай зашел в здание, поздоровался с очередными охранниками, прошел по холлу приемного отделения и поднялся по бетонной лестнице на второй этаж. В коридоре Коля встретил двоих санитаров — Сашку и Женьку.

— Адам, тебе придется зайти в палату, — вежливо, но настойчиво произнес Сашка, глядя на пациента, который, очевидно, вздумал своевольничать.

— Конечно, Александр, конечно, — надменно произнес пациент, — ты же просишь. Я сделаю, как ты просишь. Сделаю, потому что могу себе позволить так сделать. Если бы не захотел, мог бы стоять тут, сколько мне надо.

— Адам, ты опять у нас выкрутасничать вздумал? — спросил Николай, остановившись возле коллег.

На самом деле Адама звали Юрий Сергеевич и было ему тридцать восемь лет. Младший научный сотрудник какого-то НИИ. Попал он сюда за убийство жены, которая, как он убежден, искушала его. Из-за нее же он и его дети были выгнаны из Эдема и помещены в полуразвалившуюся четырехэтажку на окраине города. За что женщина и поплатилась ударом шестнадцатикилограммовой гири по затылку.

— Да, что-то пошаливает, — сказал Женька, сурово глядя на Адама.

— В строгий корпус хочешь? — спросил Коля у пациента.

— Нет, Николай, что вы, — ответил Адам.

— Для тебя я Николай Николаевич, — строго произнес заведующий отделением, — если хоть одна жалоба на тебя мне поступит, отправишься в строгий. Тебе понятно, что я говорю?

— Да, Николай… Николаевич, — недовольно произнес Адам.

— Иди.

Адам зашел в палату, из которой за этой сценой с любопытством наблюдали еще пятеро пациентов и медбрат.

Николай зашагал по старому обшарканному паркету, вдоль зеленых стен, к концу коридора, где находился кабинет Андрея Семеновича.

В кабинете главврача первым, что всем бросалось в глаза, был огромный Т-образный стол для совещаний, занимавший половину помещения. На фоне желтого потрескавшегося потолка, местами отслоившейся белой краски на стенах кабинета и старых дешевых стульев монументальный дубовый стол смотрелся инородно. Андрей Семенович, сидящий во главе своего стола, оторвал взгляд от ноутбука, когда услышал негромкое «Здрасьте».

— Забор покрасьте, — улыбнувшись, сказал главврач и добавил: — Садись, — указав рукой напротив себя.

Когда Николай присел, начальник все с той же с улыбкой спросил:

— Коньячка?

— Уф… не, Семеныч, — с отвращением ответил Коля, — ты давай завязывай с такими предложениями. Еще и с утра…

— Да ладно, чего ты? — настаивал руководитель.

Коля, глядя в морщинистое пухлое лицо своего, видать, уже подпившего шефа, молча помотал головой.

— У меня у внучки день рождения сегодня, вот я с утра и начал, чтоб время не терять.

— Поздравляю. Сколько ей?

— Четыре.

— Здорово, но пить я все равно не буду.

— Ну как хочешь, а я вот… — Главврач вытащил из выдвижного ящика стола бутылку и сделал глоток из горла.

— Ай, хорошо, — сказал он, расплываясь в улыбке, и закусил долькой мандарина, очевидно, лежащего в том же ящике.

— Ты меня обманом вызвал в выходной, чтобы выпить с тобой? — спросил недовольно Коля.

— Что ты, родной, это было бы подло. Нет, конечно. — Андрей Семенович убрал бутылку и задвинул ящик. — Приехало, значит, к нам вчера вечером такое чудо, что даже я диву дался.

— Ну рассказывай.

— Значит, так, — начал главврач, — к нам он прибыл по невменяемости и…

— Убил кого? — спросил Коля.

— Ты не перебивай старших… — Главврач закашлял в кулак, а потом продолжил: — Прибыл, значит, по невменяемости. Да, убил. Убил ребенка. Перерезал горло. Острый случай. Шизофрения, сопровождаемая массивным систематизированным бредом, — утверждает, что прилетел из будущего.

— Это, по-твоему, удивительно? — Николай усмехнулся.

— Это нет. Удивительно, что в полиции не нашли по нему вообще ничего.

— Нет документов?

— Нет вообще свидетельств его существования до того, как он был пойман на месте преступления. Ни паспорта, ни свидетельства о рождении, никаких следов в соцсетях, ничего и нигде. Отпечатков пальцев в базах тоже нет.

— И что? — со скепсисом произнес Николай. — Это говорит о том, что он жил вне нашего социума, вне системы. Как странствующий цыганский табор, об участниках которого ты также не найдешь информацию.

— Он знает много языков.

— Моя бабушка тоже знала много языков.

— Сколько?

— Сколько? Не знаю, много. Штук семь точно, может, шесть…

— Колян, когда встретишься с ним, не забудь про языки спросить. Просто спроси у него любое слово на любом языке или фразу.

— Ладно, спрошу. А как вы поняли, что он знает языки?

— По радио играла песня на итальянском, он начал ее переводить нам. Ну я и спросил, какие он еще знает языки, он сказал, что любые. Потом началась игра в переводилки — сотрудники и пациенты говорили ему предложения, а он переводил их на разные языки.

— А вы уверены, что он не от балды произносил слова на манер какого-нибудь языка, как бы имитируя его, а вы и поверили?

— Нет, я проверил через онлайн-переводчик некоторые фразы.

— И все же языки можно выучить.

— И еще! Он ходит со своим кислородным баллоном. В зале суда у него его отняли, и он спустя сколько-то часов, я не уточнил сколько, потерял сознание. Врачи подтвердили, что это была не симуляция. Его привели в чувство и вернули баллон, он подышал из него и полностью оклемался.

— Он сказал, зачем убил того мальчика? — спросил Коля.

— Нет.

— По сути, знание огромного количества языков — единственная необъяснимая странность?

— Да.

— Семеныч, из-за этого ты так переполошился и вызвал меня в субботу утром?

— Просто пообщайся с ним, и ты сам поймешь.

— Хорошо. Он не буйный?

— Нет, наоборот — вежливый, учтивый.

— В какой он палате?

— В седьмой.

— Ну что ж, пойду тогда пообщаюсь. — Николай уже собрался встать из-за стола, но Андрей Семенович поднес к уху телефон и произнес:

— Погоди… Санька, — спустя несколько секунд сказал в трубку главврач, — Санечка, дорогой мой, приведите с Женькой мне в кабинет нашего нового гостя из будущего… Ага, добро, — добавил руководитель и выключил телефон.

Николай с недоверием смотрел на своего начальника, который, казалось, сиял от радости, предвкушая, как должен удивиться его младший товарищ. Солнце к этому времени поднялось, и лучи сквозь оконное стекло падали на сторону главврача, будто разделив комнату на светлую, пьяную, сияющую половину, во главе которой находился пожилой жизнерадостный круглолицый Андрей Семенович, и на мрачную — с сидящим в тени Николаем, угрюмым, серым, оскверняющим своим недовольным видом прекрасное осеннее утро.

— Имя у него хоть есть? — спросил Коля и, почувствовав, как тяжелеет его тело, ссутулился, облокотился на стол и подпер кулаком щеку.

— Анс, — ответил главврач.

— Анс? — удивился Николай.

— Да, он сказал, что его зовут Анс.

— А фамилия, отчество?

— Он сказал, что у них нет фамилий и отчеств.

Через несколько минут, в течение которых Андрей Семенович успел еще разок приложиться к коньяку, в дверь постучали.

— Да, да, — произнес главврач.

Николай успел представить себе Анса крепким, сурового вида человеком, способным на убийство ребенка, пусть и в невменяемом состоянии. Но спокойным и учтивым со слов главврача. Представление Коли рассеялось, когда щуплый, невысокого роста пациент зашел в кабинет. Сутулый, лысый, с большими детскими карими глазами и смуглой кожей, Анс неловко улыбнулся. В руке он держал небольшой кислородный баллон. Одет новый обитатель психиатрической больницы провинциального городка был в черные брюки и серую водолазку. На вид ему было лет сорок. Слева и справа от Анса стояли санитары — Сашка и Женька, оба на голову выше пациента и шире его раза в два.

— Присаживайтесь, — сказал Андрей Семенович.

Анс прошел по кабинету и сел за Т-образный стол напротив Николая. Сашка и Женька остались стоять, прислонившись к стене возле двери.

— Это Николай Николаевич, — главврач указал рукой на Колю, — заведующий отделением и ваш лечащий врач.

— Очень приятно, меня зовут Анс. — Мужчина кивнул, а потом сделал вдох из баллона.

— А это вам для чего? — спросил Коля, рассматривая баллон.

— Для насыщения крови кислородом, во избежание слабости и потери сознания, а впоследствии и смерти. — Анс произносил каждое слово четко, делая необходимые паузы в тех местах, где должны быть запятые. Голос его показался Николаю чуть ли не дикторским.

— Вам мало кислорода в помещении? — спросил Коля.

— Мало.

— У вас гипоксия?

— Нет.

— Почему же вам тогда не хватает кислорода?

— Потому что в моем времени атмосфера Земли имеет другие соотношения кислорода и азота. В вашей атмосфере примерно двадцать процентов «о два», в моем же времени его чуть более тридцати процентов.

— И из какого же года вы к нам прилетели? — спросил Николай.

— По нашему календарю из тринадцать тысяч тридцать пятого. Но наше летоисчисление никак не связано с вашим. Объективная разница между сегодняшним годом и годом, из которого я отбыл, составляет более пятидесяти тысяч лет.

— Зачем вы прибыли в наше время?

Анс попытался сказать что-то, но из его уст вылилось лишь нечленораздельное мычание. Казалось, его начало подташнивать.

— С вами все в порядке?

— Да.

— Тошнит?

— Нет.

— Так зачем вы прибыли сюда из будущего?

— Я не смогу сказать, даже если захочу.

— Почему?

— Очевидно, потому, что эта информация, попав к вам сейчас, в дальнейшем создаст какой-то парадокс.

Николай переглянулся с Андреем Семеновичем.

— Анс, как вы думаете, у вас есть какое-либо заболевание? Как вы вообще себя чувствуете?

— Не считая того, что меня держат тут насильно, и не считая того, что ваша атмосфера мне не совсем подходит, я чувствую себя хорошо. И еще очень неудобно просыпаться ночью, чтоб подышать из баллона.

— А вы понимаете, где вы находитесь?

— Да, в психиатрическом стационаре закрытого типа.

— Вы можете рассказать о себе? Кто вы по профессии?

— Путешественник во времени.

— Это такая профессия?

— Да.

— И в каком же вузе готовят таких специалистов?

— Вузе?

— Да, вуз — высшее учебное заведение, институт, университет. Вы заканчивали что-то по вашему профилю?

Анс снова попытался что-то сказать, но челюсть его неестественным образом съехала чуть набок, и он запнулся.

— Не получается. Значит, нельзя, — произнес человек из будущего.

— Нельзя сказать? — спросил Николай.

— Да. Обо всем, что связано с путешествиями во времени, говорить нельзя.

— Вам кто-то не дает ответить на мой вопрос?

— Да.

— Кто?

— Вселенная.

Николай вздохнул:

— Анс, а как бы вы описали свою работу? В чем смысл путешествий во времени?

— Создание будущего.

— В каком смысле?

— Совершая поступки в прошлом, мы меняем будущее.

— И вы путешествуете по временам, меняя прошлое?

— Да.

— Зачем вы к нам прибыли — вы не хотите говорить?

— Дело не во мне, дело во вселенной.

— Она не дает вам сказать?

— Да.

— А можете поподробней рассказать, как и почему она не дает вам говорить?

— Попав в прошлое, я не могу делать многие вещи. Абсолютно разные и не связанные между собой. Сама вселенная не позволяет. Это ее фундаментальный закон. Например, попав в недалекое для себя прошлое, я не смогу подойти к своему отцу и убить его, ведь тогда я не появлюсь на свет. Убийство отца вызовет парадокс. Вселенная не позволит мне совершить это. По такому же принципу я не могу рассказать вам, зачем я тут, очевидно, в будущем это вызовет какой-то парадокс. Я не могу знать, какой именно, ведь у каждого действия, совершенного в прошлом, огромное количество исходов в будущем. Парадоксы вселенная исключает, влияя на нас, путешественников во времени.

— Когда вы так заикаться начинаете, это вселенная вам не позволяет что-то рассказать нам?

— Да.

— А если вы совершите какое-нибудь движение, которое вызовет парадокс? Ну например, облокотитесь на подоконник, случайно столкнете в окно цветочный горшок, который упадет на голову вашему отцу и вы не родитесь. Как вам вселенная помешает столкнуть горшок?

— Я просто упираюсь в невидимый барьер, в невидимую стену, и она не пускает меня к горшку, который может упасть на голову моему отцу или какому-либо другому предку.

— А если в это время вас сзади кто-то толкнет на эту стену, вы так же будете упираться в нее?

— Я не знаю, таких случаев не было.

— Если вы родились спустя пятьдесят тысяч лет относительно нашего времени, то сейчас, очевидно, по земле ходит куча ваших предков?

— Именно так.

— И если кто-то из них умрет по вашей вине, вы измените будущее, создадите парадокс, подобно тому, как если бы вы сами, вернувшись в прошлое, убили своего отца или деда?

— Да. Или прадеда, или прапрадеда, или прапрапрадеда, или прапрапрапра…

— Я понял, хватит, — перебил пациента Николай, — значит, вселенная рассчитывает ваши действия в нашем времени, не давая совершить что-либо, что может в итоге привести к смерти одного из ваших предков и тем самым создать парадокс?

— Вы все верно поняли.

— Анс, если вдруг вы наткнетесь на такую невидимую стену, о которой вы рассказали и которая не пускает вас, позовете меня? Я был бы рад увидеть, как это все происходит.

— Конечно.

— Анс, а вы понимаете, почему вы тут?

— Да. Ваше правосудие считает, что я убил ребенка. Меня признали сумасшедшим.

— А вы его не убивали?

— Я не могу ответить.

— Про языки! Про языки спроси, — задорно произнес подпивший Андрей Семенович и потер ладони, невзирая на то, что разговор давно перетек в серьезное русло.

— Анс, мне сказали, что вы разговариваете на всех языках? — спросил Николай.

— Не на всех, но на многих из вашего времени, — ответил пациент.

— Анс, — вмешался в диалог Андрей Семенович, — скажите нам, пожалуйста, как будет по… — главврач задумался, — по-тайски фраза: «Я съел свои башмаки».

— Кон кин ронтао хонг кон, — тут же произнес Анс.

— Вот! Вот смотри, Николаич. — Андрей Семенович протянул Коле смартфон с фразой «Я съел свои башмаки» в переводчике в графе «русский язык». Слева от фразы на русском Коля прочитал тайский вариант в виде транскрипции — как раз то, что произнес Анс.

— Ну ты видел? А? Во дает! — не скрывая детского восторга, сказал главврач и попытался достать бутылку коньяка из ящика стола, но вовремя остановился, осознав, что при санитарах пить не стоит.

— А давай-ка по-японски… сейчас, придумаю… — продолжал Андрей Семенович, — давай-ка такое: «Это лето оказалось паршивым». Анс, переведите, будьте любезны.

— Коно ка ха осоматсу датта, — сказал Анс.

Андрей Семенович забил эту фразу в переводчик и снова сунул телефон под нос Николая.

— Ну да, — спокойно произнес Коля, — знает, знает.

— Он даже на маори переводил нам! — сказал главврач.

— Анс, сколько языков вы знаете? — спросил Николай.

— Сейчас сорок четыре, — ответил необычный пациент.

— Сейчас? Вы надеетесь еще выучить?

— Я ничего не учил.

— А откуда знания?

— Перед путешествием сюда мне загрузили в память основные языки вашего времени.

— На маори у нас мало кто говорит. Это редкий язык. Зачем он вам?

— Возможно, маори случайно попал в пакет языков. Наши сотрудники тоже совершают ошибки. Все мы люди…

— Какие сотрудники?

— Сотрудники нашей организации.

— Организации по путешествиям во времени?

— Да.

— И много у вас сотрудников?

— Много. Несколько тысяч.

— И чем они заняты?

— Каждый своим делом. Кто-то вычисляет исходы изменений прошлого. Кто-то путешествует, меняя реальность. Кто-то обслуживает технику. Кто-то занимается организацией и бухгалтерией.

— Все прямо как в наших структурах современных, — подметил Семеныч.

— А вы знаете, как вычисляют исходы изменений прошлого? — спросил Коля.

— Нет. Знаю только, что в этом участвует сложнейший квантовый компьютер. Человек — лишь оператор.

— А много таких, как вы, путешественников в вашей организации?

— Человек двадцать.

— Так мало.

— Основные силы и люди идут на вычисления изменений.

— Анс, вы прибыли сюда, чтобы убить того ребенка и как-то изменить будущее?

— Я не смогу ответить, вселенная не даст.

— Вы не можете ответить на конкретно этот вопрос, но, может, я задам какие-нибудь другие, наводящие?

— Попробуйте.

— Смерть мальчика изменит будущее?

— Да, любая смерть или рождение изменяют будущее.

— Вы хотели изменить будущее, как-то используя этого мальчика?

— Да.

— И у вас не вышло?

— Да.

— Вы хотели спасти мальчика?

Анс на мгновение напряг лицевые мышцы.

— Не получается сказать, я бы хотел ответить, но она не дает, — произнес пациент.

— Какой парадокс может появиться, если мы узнаем правду?

— Я не знаю, надо вычислять. Мы не вычисляем каждые блокировки вселенной. Мы покорно принимаем их. Если вселенная не дает совершить какие-то действия, значит, так надо. Нет смысла пытаться понять.

Анс положил руки ладонями на стол, и Николай заметил, что у пациента отсутствуют ногти. И их не вырвали. На том месте, где должна быть ногтевая пластина, не было шрамов. Очевидно, как подумал Николай, Анс родился с таким дефектом.

— Что с вашими руками? — спросил Коля.

— А что с ними? — Анс с непониманием принялся рассматривать свою руку.

— У вас нет ногтей.

— А зачем они? — спросил человек из будущего.

— Зачем? — Николай на мгновение задумался. — Эволюционно так сложилось. Наши предки активно пользовались ногтями.

— По той же причине у нас их теперь и нет, — ответил Анс, продолжая рассматривать свою руку.

— Вы хотите сказать, что они исчезли у вас в результате эволюции?

— Ногти, аппендикс, зубы мудрости, волосы на голове и гениталиях — всего этого нет у современного мне человека, — произнес Анс, и Николай впервые увидел его белоснежную улыбку.

«Виниры. Фарфоровые или керамические. Настоящие зубы не могут быть такими белыми», — подумал Коля.

— Анс, а сколько вам лет? — спросил Николай.

— Сто семьдесят три, — ответил гость из будущего.

— Николай, — снова вмешался Андрей Семенович, — давай дальше наедине продолжим, вы с Ансом еще не один час проведете за беседами.

— Да, хорошо, — сказал Коля.

— Ребятушки, — обратился главврач к санитарам, — проводите, пожалуйста, Анса в его палату.

— Приятно было познакомиться, Николай Николаевич, — сказал Анс.

— И мне тоже. Можете называть меня просто Николай, без отчества.

Как только Анс вместе с санитарами покинули кабинет, Андрей Семенович тут же приложился к бутылке с коньяком, сделав два больших глотка.

— Вот такой вот пациентик. Хоть что-то интересное, а то все одно, все одно — скука, — сказал главрач.

— Семеныч, вам шестьдесят лет, а все как… — оборвал свою фразу Николай.

— Что «как»?

— Да как ребенок, ей-богу, — усмехаясь, сказал Коля, — вот не мог после работы пить начать?

— А я большой ребенок. Кто мне что скажет? А? Никто. Скучно мне, Коленька, жить. — Андрей Семенович осоловевшим взглядом смотрел куда-то сквозь собеседника.

— Как его поймали?

— Кого?

— Меня! Кого, кого, Анса, конечно.

— А… иди-ка сюды. — Семеныч уставился куда-то под стол. — Мандаринка, — сказал тихо главврач, отрывая дольку, — мандаринка, прыгай в рот… Так… поймали как? Полиция поймала на месте преступления.

— А кто их вызвал?

— Вызвал? Соседка. Вообще я не знаю подробностей, я разговаривал с Иванычем, так он мельком рассказал, на рыбалке когда сидели, что соседка услышала крики ребенка и в окно увидела, как Анс… то ли убивает, то ли уже убил, то ли держит ребенка, я не помню, да я и не вникал. Это их дела судебные, не мои.

— Бред слишком структурированный у него, — произнес Коля.

— У Иваныча?

— У Анса! Семеныч, ты давай завязывай, тебя заметят и накатают жалобу.

— А мне плевать, Коленька, я вообще уже на пенсию хочу. Устал я тут, утомился за годы. Уйду на пенсию и поеду путешествовать, искать приключения на свою задницу седую.

Андрей Семенович снова вытащил из ящика бутылку.

— Если бы не признали его невменяемым, то что грозило? — спросил Коля.

— Высшая.

— Высшая? Ого… даже не пожизненно…

— Высшая, высшая, — главврач отпил из горла, — на органы бы пошел. А что, думаешь, обманул он всех?

— Нет, не думаю, — ответил Коля.

В две тысячи тридцатом году все цивилизованные страны вернули смертную казнь для особо опасных преступников. Донорские органы казненных моментально разлетались по миру нуждающимся людям.

— Может, все же выпьешь?

— Нет.

— Знаешь, Коля, я должен признаться тебе кое в чем.

— В чем?

— Я виноват перед тобой.

— Виноват? В чем?

— Я понимаю, что я не самый лучший руководитель и не лучший товарищ. Я понимаю, что, что я…

— Семеныч, давай прямо, что такое?

— Я тебя вызвал на самом деле, чтоб выпить вместе. Прости. Но! Анса показать я тоже хотел! Но выпить все же в первую очередь.

— А я так и знал.

— Ну раз уж ты тут, то на… — Главврач протянул бутылку Николаю.

— Семеныч, я тебе еще нужен сегодня тут? Роль собутыльника не рассматривается, — серьезно сказал Коля.

— Лечение надо назначить, но, наверно, можно и в понедельник… а! И ознакомиться с историей болезни… хотя с чем знакомиться-то, его же не было… он же прилетел, — запинаясь, сказал главврач.

— Я пока не совсем понимаю картину, слишком он адекватно бредит. Список анализов напишу, за выходные сделают все, в понедельник будем разбираться. Мне надо сегодня в автосервис переобуться и к зубному по записи.

— Ну ладно… — Семеныча, похоже, к этому моменту совсем развезло, — давай, дружище, отваливай, отваливай, бросай старика одного в беде…

Николай ничего не сказал. Лишь махнул начальнику, выходя из кабинета.

* * *

Когда Николай переступал порог квартиры после того, как он расстался с Машей, сердце его начинало биться чуть сильнее. Попытки Николая сохранить отношения были вызваны не глубокими чувствами к девушке, а скорее страхом остаться одному. В прямом смысле остаться одному в квартире, особенно когда наступала ночь. Сегодня, двадцатого октября, когда в шесть вечера уже стемнело, Николай осторожно зашел домой, включил свет и вгляделся сначала во мрак кухни, пытаясь увидеть там неизвестно какую хтонь, а потом во тьму гостиной. Убедившись, что на него никто не смотрит в ответ, он повесил куртку на крючок, разулся и замер, снова вглядываясь в сумрак квартиры. Ему показалось, на кухне было какое-то движение. Прикрыв входную дверь (но ни в коем случае не запирая на ключ), он прокрался до настенного выключателя и включил свет на кухне. Никого.

В семь часов вечера после ужина мужчина сел на диван в гостиной и начал смотреть юмористическое шоу, чтоб как-то отвлечься от гнетущих мыслей. Во всей квартире горел свет, даже в туалете с ванной, и Николай, изредка усмехаясь шуткам с телеэкрана, на какое-то время смог расслабиться. Если быть точным, то расслабился он на час двадцать пять, потому что ровно в восемь двадцать пять на кухне скрипнула дверь. Мужчина недавно смазал все двери и окна в доме, чтоб случайный скрип не запустил паническую реакцию в его сознании, но какого-то хрена (а именно так он выразился) с кухни все же раздался этот противный звук. Николай бросил взгляд на окно в надежде, что это сквозняк, но оно было закрыто.

«Может, на кухне не закрыл», — подумал он, пытаясь убедить себя в том, что причина скрипа — это обычное явление, вызванное ветром, но мозг противился признавать рациональное. Сам Николай был убежденным атеистом, вот только сознание атеиста сформировалось в теле, неадекватно реагирующем на скрипы, шорохи и стуки.

«Конечно же, это барабашка! — сигнализировало Николаю тело. — Только барабашка, и ничто больше! Ну или еще какой дух. Или демон. Но только не сквозняк».

И никак не получалось у Николая логикой развеять это мракобесие, таившееся внутри него. Никак он не мог обмануть свой организм и заставить его спокойно реагировать на темноту, на одиночество ночью в помещении, на шорохи и стуки, которые являлись обычным делом в многоквартирном доме.

В детстве эта проблема не казалась ему такой серьезной, ведь всегда с ним был кто-то из родителей. Когда родители погибли, Николай уже жил с Машей и по этой причине опять же не оставался один на ночь. За всю свою сорокалетнюю жизнь он не припомнит дня, когда переночевал бы один в квартире, — всегда кто-то был рядом. Но Маша ушла. Ушла к другому, и самое интересное, что, когда Николай узнал об этом, первая его мысль была такая: а как же я теперь буду один ночевать? За первой мыслью шла вторая: кто этот другой? Маше, конечно же, первую мысль он не озвучил, а начал со второй. Девушка сказала, что не важно, кто он, что она все решила и, в общем, до свидания, Коля. Сейчас Николаю было стыдно за то, что он пытался вернуть ее первое время, несмотря на то что она изменила. Но он понимал, что Маша нужна, чтобы он мог спокойно жить дальше, не ночуя в машине и не пугаясь каждого скрипа по вечерам. Плевать на ее любовника, пусть хоть тысячи заведет, лишь бы кто-то жил с ним и не оставлял в одиночестве. Вернуть Машу не вышло. Поднявшись с дивана, Николай стал красться на кухню, понимая, что никого там не увидит, как это всегда и было, но организм его противился здравому смыслу. Сознание Николая рисовало жуткое лицо, которое выглянет откуда-нибудь с нижней полки кухонного шкафчика, растянет улыбку, оскалит зубы и засмеется или спросит что-нибудь.

Как и следовало ожидать, на кухне никого не было. Никаких домовых или духов, но и окно при этом было закрыто. Николай, скованный страхом, постоянно ощущая кого-то за спиной, куда бы он ни повернулся, стоял в центре кухни и пытался делать дыхательные упражнения, чтобы успокоиться.

«Ничего этого не существует. Я это прекрасно осознаю. Если бы что-то сверхъестественное существовало, это давно бы всплыло, все бы в мире знали, а фонд Джеймса Ренди обеднел бы на один миллион. Так что это просто реакция моей нервной системы».

Когда дрожь в руках утихла, он снова окинул взглядом кухню и вернулся в гостиную.

«Какой же позор. Если кто на работе узнал бы об этом… позорище… Взрослый мужчина…»

Коля сел на диван и снова уставился в телевизор, но никак не мог сосредоточиться на передаче. Слева и справа ему мерещились какие-то движения. То будто мышь по полу пробежит, то что-то пролетит — и все сбоку да сбоку.

Кое-как держа себя в руках, он пробыл в квартире до девяти вечера. Летом, когда на улице в это время еще светло и полно народу, он мог спокойно находиться дома вплоть до одиннадцати, и только потом начинались приступы паники. Но сейчас, в октябре, в их небольшом городе за окном было темно и безлюдно, и страх начинал закрадываться в душу Николая примерно с восьми вечера.

Следующий час он провел как на иголках, сдерживая позыв выбежать из квартиры. Потный, с красным из-за подскочившего давления лицом, Николай вжимался в кресло, вцепившись руками в подлокотники. Мелькающие слева и справа тени и непонятные силуэты начали сводить мужчину с ума. Он держался из последних сил, ведь в прошлый раз он смог пробыть дома аж до одиннадцати вечера!

«Еще часик посидеть, и все. И новый рекорд».

Вдруг в сознание Николая закралась мысль, что сейчас кто-то сидит и смотрит на него с потолка. От этого у него закружилась голова. Страх сковал его так, что он еле-еле смог поднять взгляд, в ужасе ожидая увидеть прямо над собой ужасного демона, смотрящего на него желтыми или черными глазами.

На потолке никого не было. Вдруг телевизор, прервав вещание, показал сетку настройки каналов, и противный писк из динамика разлетелся по гостиной. Николай вскочил с дивана и пулей вылетел в подъезд. Стоя возле лифта, он отдышался, огляделся, нет ли кого на соседних лестничных пролетах. В подъезде он высматривал уже не монстров и демонов, а людей, которые могли бы счесть его сумасшедшим. Осмотревшись и убедившись, что никого нет, Коля медленно подошел к распахнутой в квартиру двери. Не заходя внутрь, он дотянулся до ботинок с курткой, схватил одежду и тут же отпрянул. Обулся Коля, сидя на ступенях. Как раз в этот момент разъехались двери лифта и оттуда вышел сосед — военный на пенсии, живущий в квартире напротив.

— Привет, Колян, ты чего тут сидишь? — спросил мужчина, разглядывая возбужденного Николая.

— А… да… — запинался Коля, — вот собрался в магазин сходить, и что-то кольнуло в груди.

— В груди? Может, сердце?

— Не, все, уже прошло.

— Ну, ты же врач, ты там у своих-то поспрошай, а то у меня был знакомый в армии, и тоже так кололо, кололо, а потом помер.

— Инфаркт?

— Не, его машина сбила. — Сосед залился раскатистым хохотом.

Николай улыбнулся.

— Ладно, не болей, — сказал сосед и направился к своей квартире.

Все выходные Николай ночевал в машине. В ночь с субботы на воскресенье он попытался побить свой рекорд и досидеть до полуночи, но в итоге в одиннадцать выбежал из квартиры. С воскресенья на понедельник он даже не стал пробовать остаться дома как можно дольше. В восемь вечера он расположился на заднем сиденье своего авто и заснул. Ночью были первые заморозки, и Николаю пришлось завести машину и включить обогреватель. С завтрашнего дня придется отъезжать подальше от дома, чтоб никто из знакомых не увидел его спящим в авто, ведь заведенное каждую ночь транспортное средство, стоящее у подъезда, рано или поздно вызвало бы кучу вопросов у любопытных соседей.