Роза и шип

Майкл Салливан, 2013

Изрядно поиздержавшиеся Ройс и Адриан приезжают в Медфорд в поисках работы и немедленно впутываются в таинственную историю о бесследном исчезновении хорошенькой «ночной бабочки»…

Роза и шип

Хроники Рийрии

Книга вторая

Глава первая

Битва на Входном мосту

Рубену следовало сбежать, как только оруженосцы вышли из замка. Тогда он с легкостью укрылся бы в конюшне, а им осталось бы швыряться яблоками и оскорблениями, но их улыбки смутили его. Они выглядели дружелюбно… почти нормально.

— Рубен! Эй, Рубен!

«Рубен? Не Навозный Жук? Не Тролленыш?»

У каждого оруженосца имелось для него прозвище. Все они были далеко не лестными, однако он тоже придумал этой троице имена… и, разумеется, никогда не произносил их вслух. В «Песни человека», одной из любимых поэм Рубена, старость, болезнь и голод назывались Тремя Бичами человечества. Жирный Хорас определенно был Голодом, бледный рябой Уиллард — Болезнью, а Старость досталась семнадцатилетнему Диллсу, самому старшему из троих.

Заметив Рубена, троица ринулась к нему, словно стайка хищных гусей. Диллс размахивал помятым рыцарским шлемом, который хлопал забралом. Уиллард нес старый дублет. Хорас ел яблоко… какой сюрприз.

У него еще был шанс оказаться в конюшне прежде них. Только Диллс мог состязаться с ним в беге. Рубен переступил с ноги на ногу, но помедлил.

— Это мой старый шлем, — весело сообщил Диллс, как будто трех прошлых лет не было и в помине. Лиса, забывшая, что делать с кроликом. — Отец прислал мне для испытаний новый полный комплект. А с этим мы развлекаемся.

Они взяли его в кольцо… теперь не убежишь. Кружили рядом, но продолжали улыбаться.

Диллс протянул ему шлем с болтавшимися кожаными ремешками, отражавший лучи осеннего солнца.

— Когда-нибудь носил такой? Примерь.

Рубен ошарашенно уставился на шлем.

«Это так странно. Почему они ведут себя приветливо?»

— Думаю, он не знает, что с ним делать, — сказал Хорас.

— Давай, — Диллс снова протянул ему шлем. — Ты ведь скоро вступишь в замковую стражу, верно?

«Они разговаривают со мной? С каких пор?»

— Э-э… ага, — с заминкой ответил Рубен.

Улыбка Диллса стала шире.

— Я так и думал. Тебе ведь нечасто удается отточить боевые навыки?

— Кто будет сражаться с помощником конюха? — прочавкал Хорас.

— Именно, — кивнул Диллс и посмотрел на синее небо. — Прекрасный осенний день. Глупо сидеть внутри. Я решил, что ты захочешь выучить несколько движений.

У каждого оруженосца был при себе учебный деревянный меч, а у Хораса — целых два.

«Это взаправду?» Рубен вгляделся в их лица в поисках обмана. Казалось, его недоверчивость оскорбила Диллса, а Уиллард закатил глаза.

— Мы-то думали, ты захочешь примерить рыцарский шлем, ведь тебе никогда такой не носить. Думали, ты это оценишь.

За их спинами Рубен заметил старосту оруженосцев Эллисона: тот вышел из замка и уселся на край колодца, наблюдая за происходящим.

— Будет весело. Мы все попробуем по очереди. — Диллс вновь ткнул шлем в грудь Рубену. — С дублетом и шлемом тебе не будет больно.

Уиллард нахмурился, видя нерешительность Рубена.

— Послушай, мы пытаемся сделать доброе дело… не будь таким придурком.

Как ни странно, Рубен не видел в их глазах злобы. Они улыбались ему так, словно он был одним из них: непринужденно, открыто. Наконец Рубен начал понимать. За три года им надоело издеваться над ним. Он был единственным неблагородным мальчишкой их возраста, и это делало его мишенью по умолчанию, но времена изменились, и они повзрослели. Это было предложение мира, а с учетом того, что Рубен до сих пор так ни с кем и не подружился, он не мог позволить себе привередничать.

Он взял шлем и надел на голову. Несмотря на набитые внутрь тряпки, шлем все равно был слишком большим и болтался. Рубену показалось, что что-то не так, но он не знал, что именно. Он никогда не носил доспехов. Поскольку ему предстояло стать стражником, его отец должен был обучать сына, но никак не мог найти на это времени. Нехватка опыта делала предложение оруженосцев особенно привлекательным, и соблазн одолел подозрения. Это был шанс узнать хоть что-то о сражениях и фехтовании. Всего через неделю Рубену исполнится шестнадцать, и он присоединится к замковой страже. Такому неумехе будут доставаться худшие задания. Если оруженосцы не шутят, он сможет научиться чему-то… хоть чему-то.

Троица помогла ему натянуть плотный стеганый дублет, который ограничивал движения; затем Хорас вручил Рубену деревянный меч.

И началось избиение.

Без предупреждения оруженосцы принялись лупить Рубена мечами по голове. Металл и тряпки смягчали удары, но не все. Внутри шлема были шершавые металлические выступы, которые впивались в лоб, в щеки, в уши. Рубен поднял меч в жалкой попытке защититься, но сквозь узкую щель забрала почти ничего не было видно. Сквозь слой тряпок он едва слышал приглушенный смех. Один удар выбил меч из его руки, другой пришелся в спину, и Рубен рухнул на колени. После этого оруженосцы взялись за него всерьез и принялись колотить свернувшуюся в калачик жертву по прикрытой металлом голове.

Наконец удары стали реже, потом прекратились. Рубен услышал тяжелое дыхание, сопение и смех.

— Ты был прав, Диллс, — сказал Уиллард. — Из Навозного Жука получилось отличное учебное чучело.

— Да, но чучела не сворачиваются в клубок, как девчонки. — В голосе Диллса слышалось знакомое презрение.

— Зато он визжит, когда его бьют.

— Кто-нибудь хочет пить? — пропыхтел Хорас.

Услышав, что они уходят, Рубен позволил себе вздохнуть и расслабить мускулы. Челюсть затекла, потому что он все время стискивал зубы, тело ныло от побоев. Он полежал еще немного, выжидая и прислушиваясь. В шлеме мир казался далеким, приглушенным, но он боялся его снимать. Несколько минут спустя оскорбления и смех стихли вдали. Рубен чуть сдвинул забрало и увидел только рыжие и желтые листья, которыми шелестел легкий ветерок. Затем он разглядел оруженосцев в середине двора: они наполняли кружки из колодца и устраивались на тележке с яблоками. Один растирал правую руку и махал ею.

«Должно быть, колотить меня — утомительное дело».

Рубен стащил шлем, и прохладный воздух ласково коснулся потного лба. Теперь он понял, что этот шлем вовсе не принадлежал Диллсу. Наверное, они его где-то нашли. Он мог бы догадаться, что Диллс никогда не позволит ему надеть свою вещь. Рубен вытер лицо и не удивился, увидев на ладони кровь.

Он услышал шаги и вскинул руки, чтобы защитить голову.

— Зрелище было жалкое.

Эллисон стоял над Рубеном и жевал яблоко, которое стащил с тележки торговца. Ему бы никто и слова не сказал… уж точно не торговец. Эллисон был старостой оруженосцев, самым старшим мальчиком с наиболее влиятельным отцом. В его обязанности входило не допускать подобных избиений.

Рубен не ответил.

— Дублет был недостаточно плотный, — продолжил Эллисон. — Но, разумеется, суть в том, чтобы вообще не дать себя избить.

Он откусил еще яблока и принялся жевать. Капельки слюны падали на его тунику. Он и Три Бича носили одинаковую форму, синюю с бордово-золотым соколом дома Эссендон. Из-за свежих темных пятен казалось, будто сокол плачет.

— В этом шлеме ничего не видно. — Рубен заметил, что выпавшая из шлема на траву тряпка была ярко-красной от крови.

— Думаешь, рыцари видят лучше? — спросил Эллисон, не прекращая жевать. — Они сражаются на конях. А у тебя были только шлем и драный дублет. Рыцари носят на себе пятьдесят фунтов стали, так что не надо оправдываться. В этом проблема с такими, как ты… у вас всегда находятся оправдания. Мало того, что нам приходится терпеть унижение и выносить вас в качестве пажей, мы еще вынуждены слушать ваши непрерывные жалобы. — Голос Эллисона стал визгливым, как у девчонки. — «Мне нужны туфли, чтобы таскать воду зимой», «Я не могу нарубить все дрова в одиночку». — Он продолжил нормальным голосом: — Почему молодых людей с безупречной родословной по-прежнему заставляют чистить стойла, прежде чем сделать их нормальными оруженосцами, — выше моего понимания, но добавлять к этому унижение работать рядом с кем-то вроде тебя, деревенщиной и бастардом, это просто…

— Я не бастард, — сказал Рубен. — У меня есть отец. И есть фамилия.

Эллисон фыркнул, и яблочная мякоть полетела во все стороны.

— У тебя их две, его и ее. Рубен Хилфред, сын Розы Рубен и Ричарда Хилфреда. Твои родители не были женаты. А значит, ты бастард. И кто знает, со сколькими солдатами переспала твоя мать, пока была жива. Горничные постоянно этим занимаются, знаешь ли. Шлюхи они, все до единой. Твой отец просто оказался слишком тупым и поверил, когда она сказала, что ты от него. Прекрасное доказательство его глупости. А если предположить, что она не лгала, то ты сын идиота и…

Рубен врезался в Эллисона всем телом, повалил его на спину, уселся сверху и принялся колотить по груди и лицу. Эллисону удалось высвободить руку, и Рубен ощутил вспышку боли в щеке. Теперь он лежал на спине, и мир звенел и вращался. Эллисон пнул его в бок с силой, достаточной, чтобы сломать ребро, однако Рубен почти ничего не почувствовал благодаря дублету.

Лицо Эллисона побагровело от злости. Рубен никогда раньше ни с кем из них не дрался, и уж точно не с Эллисоном. Его отец был бароном Западной марки; с Эллисоном не связывались даже другие оруженосцы.

Эллисон с гулким звоном обнажил меч. Рубен едва успел схватить с травы учебную деревяшку. Он вовремя подставил ее и спас голову, но сталь рассекла дерево пополам.

Рубен бежал.

Это было единственное его преимущество над оруженосцами. Он больше трудился и постоянно бегал повсюду, а они почти ничего не делали. Даже в тяжелом дублете он был быстрее, и его выносливости хватило бы на свору гончих. При необходимости он мог мчаться дни напролет. Тем не менее Рубен двигался недостаточно проворно, и Эллисон успел нанести еще один удар ему в спину, что лишь подстегнуло Рубена. Оказавшись в безопасности и сняв дублет, он обнаружил, что меч рассек и его, и тунику и оставил глубокий порез на спине.

Эллисон хотел убить.

* * *

Остаток дня Рубен прятался на конюшне. Эллисон и прочие никогда не заходили туда. Главный конюх Хьюберт имел обыкновение пристраивать к делу любого мальчишку из замка, не делая исключений для сыновей графов, баронов или приставов. Быть может, однажды они станут лордами, однако сейчас они были пажами и оруженосцами — точнее, по мнению Хьюберта, руками и спинами, чтобы орудовать лопатой и таскать мешки. Само собой, Рубена заставили выгребать навоз из стойл, что было намного лучше, чем знакомиться с мечом Эллисона. У Рубена болела спина, а также лицо и голова, но кровь больше не шла. Он понимал, что мог умереть, и не жаловался.

Эллисон просто разозлился. Успокоившись, староста найдет другой способ продемонстрировать свое недовольство. Они с оруженосцами поймают Рубена и поколотят… скорее всего, учебными мечами, но на этот раз у него не будет шлема и дублета.

Швырнув очередную лопату навоза в тележку, Рубен помедлил и принюхался. Древесный дым. На кухнях топили круглый год, но осенью запах казался другим, более сладким. Рубен вонзил лопату в землю и потянулся, глядя на замок. Украшения для осеннего торжества были почти готовы. Праздничные флаги и ленты развевались на шестах, цветные фонари свисали с деревьев. Торжество устраивали каждую осень, однако в этот раз празднество будет посвящено новому канцлеру. Значит, оно должно быть пышнее и лучше, поэтому замок изнутри и снаружи украшали тыквы и снопы кукурузы. Когда встал вопрос о нехватке стульев, все комнаты выстлали связками соломы. Последнюю неделю приезжали фермеры с гружеными телегами. Замок действительно выглядел празднично, и хотя Рубена не приглашали, он знал, что торжество удастся на славу.

Взгляд Рубена сместился к высокой башне, которая в последнее время стала его навязчивой идеей. На верхних этажах замка жила королевская семья, и мало кто входил туда без приглашения. Интересующая его башня поднималась над остальными всего на несколько футов, однако в воображении Рубена она парила в небесах. Он прищурился, думая, что сможет заметить движение, мелькнувший за окном силуэт. Ничего не увидел, но днем никогда ничего и не происходило.

Рубен со вздохом вернулся в полумрак конюшни. Вообще-то ему нравилось чистить конские стойла. В прохладную погоду здесь было мало мух, а подсохший навоз, перемешанный с соломой, по консистенции напоминал черствый хлеб или пирожное и почти не пах. Незамысловатая, однообразная работа приносила чувство удовлетворения. Кроме того, Рубену нравились лошади. Им было плевать на происхождение и цвет крови, на то, женился ли его отец на его матери. Они всегда приветствовали Рубена ржанием, а когда он проходил рядом, терлись носами о его грудь. Он не мог придумать ни одного человека, которого в этот осенний день предпочел бы лошадям. И тут, словно по волшебству, Рубен краем глаза заметил бордовое платье.

Увидев принцессу Аристу сквозь щели в двери конюшни, он почти перестал дышать. При виде нее он всегда застывал на месте, а когда мог пошевелиться, был неуклюжим, его пальцы становились неповоротливыми и не справлялись с простейшими задачами. К счастью, ему ни разу не приходилось открывать рот в присутствии Аристы. Рубен догадывался, что в сравнении с языком его пальцы покажутся ловкими. Он годами наблюдал за принцессой, урывками замечал, как она садится в карету или приветствует гостей. Ариста понравилась Рубену с первого взгляда. Понравилась ее улыбка, ее искрящийся смехом голос, зачастую серьезное выражение лица, из-за которого она казалась старше своих лет. Рубен воображал, что она не человек, а волшебное создание, дух естественного изящества и красоты. Он редко видел ее, и потому эти моменты были особенными и чудесными, словно встреча с олененком тихим утром. Когда Ариста появлялась, он не мог отвести от нее глаз. Ей было почти тринадцать, и ростом она сравнялась с матерью. Что-то в ее походке, в движении бедер, когда ей приходилось слишком долго стоять на одном месте, говорило: она уже не девочка, а леди. По-прежнему худая, по-прежнему маленькая… но другая. Рубен мечтал, как однажды окажется возле колодца, когда принцесса выйдет во двор одна, чтобы напиться. Он представлял, как достает воду и наполняет для нее кружку. Она улыбнется и, возможно, поблагодарит его. Когда же вернет пустую кружку, их пальцы соприкоснутся, и на мгновение он ощутит тепло кожи принцессы — и впервые в жизни испытает счастье.

— Рубен! — Иэн, конюх, довольно сильно стукнул его по плечу хлыстом. — Хватит мечтать, берись за дело.

Рубен молча занялся навозом: он уже выучил свой урок на сегодня. Принцесса не могла заметить его в стойлах, но всякий раз, выбрасывая навоз, он видел ее через дверь. На Аристе было бордовое платье, новое, из калианского шелка, который ей подарили на день рождения вместе с лошадью. Для Рубена Калис был сказочным местом на далеком юге, где полно джунглей, пиратов и гоблинов. Очевидно, эта земля была волшебной, потому что ткань платья мерцала при ходьбе, оттеняя волосы принцессы. Будучи самым новым, платье отлично на ней сидело. Более того, другие наряды Аристы выглядели детскими… а это было платье взрослой женщины.

— Вам понадобится Тамариск, ваше высочество? — спросил Иэн где-то возле главного входа в конюшню.

— Конечно. Сегодня прекрасный день для прогулки. Тамариску нравится прохладная погода. Он может скакать галопом.

— Ваша мать просила вас не скакать галопом на Тамариске.

— Рысь неудобна.

Иэн с сомнением посмотрел на принцессу.

— Тамариск — маранонский иноходец, ваше высочество. Он не рысит… он идет иноходью.

— Мне нравится, когда волосы развеваются от ветра.

В ее голосе звучали особые нотки, упрямство, заставившее Рубена улыбнуться.

— Ваша мать предпочла бы…

— Вы королевский конюх или нянька? Мне следует сообщить Норе, что в ее услугах больше нет нужды?

— Прошу прощения, ваше высочество, но ваша мать…

Принцесса протиснулась мимо конюха и вошла в конюшню.

— Эй ты… мальчик! — крикнула она.

Рубен замер с лопатой в руках. Ариста смотрела на него.

— Ты можешь оседлать лошадь?

Он с трудом кивнул.

— Оседлай для меня Тамариска. Возьми дамское седло с замшевым сиденьем. Знаешь такое?

Рубен снова кивнул и бросился выполнять приказ. Трясущимися руками он снял седло со стойки.

Тамариск был великолепным конем гнедой масти из королевства Маранон; местные лошади славились своей родословной и великолепной выездкой, обеспечивавшей исключительную плавность хода. Рубен решил, что в разговоре с супругой король упомянул именно это. Маранонские скакуны также славились своей скоростью, которую король, вероятно, упомянул в беседе с дочерью.

— Куда вы собираетесь? — спросил Иэн.

— Я хотела прогуляться до Входного моста.

— Вам нельзя ехать так далеко в одиночку.

— Отец подарил мне эту лошадь, чтобы ездить, и не только по двору.

— Тогда я отправлюсь с вами, — настаивал конюх.

— Нет! Ваше место здесь. Кроме того, кто поднимет тревогу, если я не вернусь?

— Если не хотите брать меня, с вами поедет Рубен.

— Кто?

Рубен замер.

— Рубен. Мальчишка, который седлает вашу лошадь.

— Я не хочу, чтобы со мной кто-то ехал.

— Либо я, либо он, либо никакой лошади, и я сейчас же иду к вашей матери.

— Ладно. Я возьму… как, вы сказали, его зовут?

— Рубен.

— Неужели? А фамилия у него есть?

— Хилфред.

Она вздохнула.

— Я возьму Хилфреда.

* * *

Рубен никогда прежде не сидел на лошади, но не собирался в этом признаваться. Единственное, чего он боялся, — это опозориться на глазах у принцессы. Он хорошо знал всех лошадей и выбрал Меланхолию, пожилую черную кобылу с белой звездочкой на лбу. Ее имя соответствовало характеру, а характер — возрасту. Меланхолию седлали для детей, желавших покататься на «настоящей» лошади, или для бабушек и престарелых тетушек. Тем не менее сердце Рубена отчаянно колотилось, когда Меланхолия тронулась следом за Тамариском, что она сделала бы и без всадника на спине.

Они миновали ворота замка и оказались в Медфорде, столице королевства Меленгар. Образование Рубена оставляло желать лучшего, но он был прекрасным слушателем и знал, что Меленгар — одно из самых маленьких среди восьми королевств Аврина, который, в свою очередь, является величайшим из четырех государств человечества. Все четыре государства — Трент, Аврин, Делгос и Калис — когда-то составляли единую империю, но это было давно и теперь имело значение только для историков и писцов. Для остальных значение имело то, что уже не одно поколение Медфорд был уважаемым, процветающим королевством, которое ни с кем не воевало.

Королевский замок был сердцем города, и его осаждали торговцы, окружившие ров и продававшие всевозможные осенние фрукты и овощи, хлеб, копченое мясо, кожаные изделия и сидр — горячий и холодный, крепкий и мягкий. Три скрипача играли веселую мелодию возле пня, на котором лежала перевернутая шляпа. Мелкие дворяне в плащах или накидках бродили по мощеным улицам, перебирая побрякушки на выставленных лотках. Более знатные особы передвигались в экипажах.

Принцесса и Рубен проехали по широкой мощеной улице и миновали статую Толина Эссендона. Изваянный выше, чем при жизни, первый король Меленгара на боевом коне напоминал божество, хотя, по слухам, был некрупным человеком. Наверное, скульптор желал передать сущность Толина, а не только его внешность, ведь тот, кто победил Лотомада, правителя Трента, и вырвал Меленгар из пучины разрушительной гражданской войны, по величию должен был быть близок к самому Новрону.

По пути никто не остановил Рубена с Аристой и не задал ни одного вопроса, однако многие кланялись или делали реверансы. Их приближение прервало несколько громких бесед, говорившие уставились на принцессу и ее спутника. Рубен испытывал неловкость, но Ариста словно ничего не замечала, и он восхищался ею за это.

Когда они выбрались из города на общую дорогу, Ариста перешла с шага на рысь. По крайней мере, лошадь Рубена рысила, то есть неприятно подпрыгивала, заставляя меч, который дал ему Иэн, колотиться о бедро. Как Иэн и говорил, конь принцессы не рысил, а шел иноходью. Тамариск почти танцевал, словно не хотел запачкать копыта.

Они ехали по дороге, и чем уверенней чувствовал себя Рубен в седле, тем шире становилась его улыбка. Он был наедине с ней, далеко от Эллисона и Трех Бичей, ехал на лошади, с мечом. Такой и должна быть жизнь, такой она и могла бы быть, родись он благородным.

Рубену суждено было присоединиться к отцу, Ричарду, и стать королевским солдатом. Сначала он будет служить на стене или у ворот, а при везении со временем получит более престижное место, как его отец. Ричард Хилфред был сержантом королевской стражи, одним из тех, что отвечали за личную безопасность короля и его семьи. Это звание давало преимущества, например, позволяло пристроить необученного сына. Рубен знал, что ему следует радоваться. В мирном королевстве солдаты вели спокойную жизнь, однако до сих пор его жизнь в замке Эссендон была какой угодно, только не спокойной.

Через неделю, в свой день рождения, он наденет бордовую с золотом форму. Рубен останется самым младшим и самым слабым, но больше не будет изгоем. У него появится свое место. И это место больше никогда не позволит ему беззаботно ехать верхом по дороге с настоящим мечом на поясе. Рубен представил жизнь странствующего рыцаря, который бродит где хочет в поисках приключений и славы. Это было будущее оруженосцев… их награда за украденные яблоки и побои.

Возможно, эта поездка являлась кульминацией его жизни. Стояла великолепная погода, осенний день клонился к вечеру. Небо было темно-синего цвета, какой обычно бывает только в зимние морозы, а деревья, многие из которых до сих пор щеголяли листвой, напоминали застывшие костры. Пугала с головами-тыквами охраняли бурые стебли кукурузы и сады с поздними плодами.

Рубен глубоко вдохнул: воздух казался сладким.

Проехав немного по дороге, принцесса обернулась.

— Хилфред? Как ты думаешь, они нас здесь не увидят?

— Кто, ваше высочество? — спросил он, изумленный вопросом и довольный тем, что не дал петуха.

— Ну, не знаю. Те, кто могут следить… Стража на стенах или кое-кто, отложивший свое шитье, чтобы вскарабкаться на восточную башню и выглянуть в окно.

Рубен оглянулся. Город скрылся за холмом и деревьями.

— Нет, ваше высочество.

Принцесса улыбнулась.

— Чудесно.

Она пригнулась к шее Тамариска и щелкнула языком. Конь перешел на галоп и помчался по дороге.

Рубену пришлось скакать следом, обеими руками вцепившись в седло. Меланхолия честно пыталась угнаться за Тамариском, однако девятнадцатилетняя кобыла на заслуженном отдыхе не могла тягаться с семилетним маранонским иноходцем. Вскоре Ариста и ее конь скрылись из вида, и Меланхолия перешла сначала на рысь, а потом и на шаг. Ее бока тяжело вздымались, и Рубену никак не удавалось заставить ее двигаться быстрее. Наконец он сдался и огорченно вздохнул.

Беспомощно посмотрев вперед, он подумал оставить Меланхолию и пуститься бегом. Но хотя сейчас он мог бежать быстрее своей лошади, Тамариска ему не догнать. Рубен не знал, что делать. А вдруг принцесса упала? Если бы только Меланхолия могла скакать так же быстро, как билось его сердце!

С трудом одолев следующий подъем, он увидел Аристу возле Входного моста, который разделял королевство Меленгар и соседнее королевство Уоррик. Принцесса заметила Рубена, но не стала пришпоривать Тамариска.

Рубен успокоился. С ней ничего не случилось. Глядя на Аристу верхом на коне у берега реки, Рубен решил, что поездка не была лучшим событием в его жизни — лучшим было это.

Никогда она не выглядела такой красивой, как сейчас, уверенно держась в седле, в роскошном одеянии, которое ветер разметал по конской спине и боку. Длинная тень принцессы тянулась к Рубену, и лучи закатного солнца обливали коня и всадницу, сверкая на гриве Тамариска и шелке платья, словно на воде. Это мгновение было даром, неописуемым, немыслимым чудом. Оказаться на закате наедине с Аристой Эссендон: она во взрослом платье, а он на лошади и с мечом, словно мужчина, словно рыцарь. Это напоминало счастливый сон.

Стук копыт разбил магию.

Три всадника вылетели из-за деревьев слева от Рубена и помчались к нему. Он подумал, что они врежутся в его лошадь, но в последний момент они свернули и пронеслись мимо, их плащи трепетали на ветру. Меланхолия испугалась и рванула в лес. Даже будь Рубен опытным наездником, ему бы вряд ли удалось удержаться в седле. Застигнутый врасплох и непривычный к движениям лошадей, он упал, приземлившись на спину.

Он с трудом поднялся на ноги, а всадники поскакали прямиком к принцессе и со смехом и гиканьем окружили ее. Рубен еще не стал замковым стражником, но Иэн не просто так дал ему меч. Число противников не имело значения. Не имело значения и то, что он сам, даже мысленно, мог назвать свое умение обращаться с мечом разве что позорным.

Обнажив меч, Рубен сбежал с холма и, поравнявшись с всадниками, крикнул:

— Оставьте ее в покое!

Смех затих.

Двое спешились и одновременно обнажили мечи. Полированная сталь сверкнула в лучах закатного солнца. Теперь Рубен понял, что это мальчишки, на три-четыре года младше него. Их лица казались очень похожими, словно они были братьями. Их мечи отличались от широких фальшионов замковой стражи и коротких мечей оруженосцев. Это были тонкие, изящные клинки с затейливой гардой.

— Он мой, — сказал мальчишка постарше, и Рубен едва поверил в свою удачу: они собирались драться с ним по одному.

«Защищать принцессу от головорезов, даже детей, сражаться за ее честь у нее на глазах, спасти ее. Пожалуйста, великий Марибор, я не могу потерпеть неудачу… только не сейчас!»

Мальчишка приблизился небрежной походкой, озадачив Рубена. Он был ниже на целых пять дюймов, худой, как кукурузный стебель; дувший в спину ветер постоянно бросал взъерошенные черные волосы ему в глаза, а он шагал к Рубену, широко ухмыляясь.

Подойдя на длину клинка, мальчишка остановился и, к изумлению Рубена, поклонился. Затем выпрямился и со свистом рассек мечом воздух. Наконец принял стойку с полусогнутыми коленями, заложив свободную руку за спину.

И сделал выпад.

Его скорость пугала. Кончик маленького меча хлестнул Рубена по груди, не задев кожу, но оставив надрез на блузе. Рубен отшатнулся. Противник наступал, странным шаркающим шагом, какого Рубен никогда не видел. Движения мальчишки были плавными и грациозными, словно он танцевал.

Рубен взмахнул мечом.

Мальчишка не шелохнулся. Не поднял оружие, чтобы отразить удар. Только рассмеялся, когда вражеское лезвие прошло в дюйме от него.

— Полагаю, ты не смог бы попасть в меня, даже если бы я был привязан к столбу. Даме следует найти защитника получше.

— Это не дама. Это принцесса Меленгара! — крикнул Рубен. — И я не позволю вам причинить ей вред!

— Неужели? — Мальчишка оглянулся. — Слышали? Мы поймали принцессу.

«Я идиот». Рубен готов был зарубить себя.

— Что ж, мы не собираемся причинять ей вред. Мы с моими друзьями-разбойниками собираемся ограбить ее, перерезать ей горло и бросить девчонку в реку!

— Прекрати! — крикнула Ариста. — Это жестоко!

— Вовсе нет, — ответил сидевший верхом мальчишка. На нем был плащ с капюшоном, закатное солнце светило ему в спину, и Рубен не мог разглядеть его лица. — Это глупо. Я предлагаю потребовать за нее выкуп, наш вес золотом!

— Превосходная идея, — согласился младший из братьев. Он уже убрал меч в ножны, достал из сумки ломоть сыра и предложил всаднику. Тот откусил кусок.

— Сначала вам придется меня убить, — заявил Рубен — и снова услышал смех.

Он замахнулся. Противник отразил удар, не отрывая глаз от его лица.

— Немного лучше. По крайней мере, это могло меня зацепить.

— Мовин, не надо! — крикнула принцесса. — Он не знает, кто вы такие.

— Я вижу! — крикнул в ответ мальчишка с взъерошенными черными волосами и расхохотался. — В этом вся прелесть!

— Я сказала, прекрати! — потребовала принцесса, подъезжая ближе.

Мальчишка снова рассмеялся и повел меч вниз, целя в ступни Рубена. Тот понятия не имел, как отбить удар. Он опустил свой клинок, в страхе отскочил, потерял равновесие и упал, вогнав лезвие в грязь. Перекатившись на спину и вскочив, Рубен обнаружил, что мальчишка держит оба меча. Все снова расхохотались — за исключением Аристы.

— Прекрати! — вновь крикнула она. — Ты же видишь, он не умеет драться мечом! Он даже не умеет ездить верхом. Он слуга, всю жизнь колол дрова и носил воду.

— Я только немного повеселился.

— Может, тебе и было весело. — Принцесса показала на Рубена. — Он действительно думает, что вы хотите причинить мне вред. Для него это не игра.

— Правда? Если так, то он жалок. Честное слово, если он больше ни на что не способен, почему, во имя Марибора, Лоренс отправил с тобой этого придурка? Настоящий разбойник убил бы его первым ударом, а тебя привязал бы к лошади и потребовал выкуп.

Принцесса нахмурилась.

— Будь вы настоящими разбойниками, вы нас с Тамариском только и видели бы. Вы бы чихали и плевались пылью, глядя нам вслед.

— Это вряд ли, — сказал мальчишка на лошади.

— Да? — Принцесса наклонилась к уху Тамариска и что-то шепнула. Конь рванулся вперед, проворный, как олень, и помчался по Южной дороге обратно к городу.

— Ловите ее! — приказал мальчишка на лошади и сам пустился в погоню.

Мальчишка с взъерошенными волосами швырнул Рубену его меч. Потом они с братом вскочили на лошадей и понеслись вслед за принцессой, которая, как и обещала, бросила их в облаке клубящейся пыли.

В мгновение ока Рубен остался один. Единственным утешением было то, что принцессе ничего не грозило. Ариста определенно знала мальчишек, и это лишь усугубляло унижение. Мало того, что мальчишка младше него одолел и высмеял Рубена на глазах у принцессы, так она еще и встала на его защиту.

«Ты же видишь, он не умеет драться мечом! Он даже не умеет ездить верхом. Он слуга, всю жизнь колол дрова и носил воду».

Рубен стоял, глядя на меркнущие небеса и сгущающиеся тучи, которые напоминали занавес в конце спектакля. По его щекам катились слезы. Он никогда не плакал, хотя его часто били. Он привык к боли и оскорблениям, но это было другое. Рубен всегда подозревал, что бесполезен; теперь сомнений не осталось. Кем бы они ни были, пусть бы лучше убили его — по крайней мере, не пришлось бы жить с позором.

Он вытер лицо грязными руками и огляделся. С приближением ночи над водой сгустился туман, в окнах далеких ферм мерцали огоньки. Меланхолия сбежала. Либо последовала за остальными, либо просто знала, что пора возвращаться в стойло.

Рубен Хилфред сунул одолженный меч в ножны и зашагал домой.

* * *

Добираясь до замка, он сильно устал. Заглянул в конюшню и увидел Меланхолию и Тамариска в своих стойлах. У Рубена было разбито сердце, его здорово поколотили, он полдня трудился в конюшне, а потом прошагал много миль в сумерках; сил у него почти не осталось. Тем не менее он задержался на полпути через двор, чтобы посмотреть на замок — и на башню.

Чудесный осенний день сменился промозглой осенней ночью. Ветер поднялся вместе с полной луной, которую скрыли темные тучи. Черные ветки деревьев скрюченными пальцами скребли по мрачному небу, и срывавшиеся с них листья кружили по двору. Было холодно, факелы трепетали на ветру. Подобные ночи во время сбора урожая тревожили Рубена. Предчувствие смерти таилось в каждом углу. Вскоре снега укроют землю, словно саван мертвеца. С этими мыслями Рубен высматривал хоть какой-нибудь знак в окне башни. Однако света не было.

Его окатила знакомая смесь эмоций — в первую очередь облегчение, но и разочарование.

В казармах Рубена встретил храп дюжины мужчин. Вонь выставленных для просушки сапог мешалась с запахами пота и кислого пива. Рубен с отцом жили в собственной комнате, но до роскоши им было далеко. Бывший чулан с трудом вмещал две койки и стол. До прихода Рубена это было неплохое пристанище, награда, полученная его отцом на королевской службе.

В каморке горела лампа.

— Ужинал? — спросил отец.

Ни слова о том, где он был. Отец никогда не интересовался подобными вещами, и лишь недавно это стало казаться Рубену странным. Хилфред-старший лежал на своей койке, сняв ботинки, его портупея, кольчуга и туника занимали крючки и полку. Поясной ремень и три кожаных кошеля, которые отец всегда на нем носил, были аккуратно сложены рядом с кроватью — в пределах досягаемости. Рубен знал, что в одном кошеле хранились монеты, а в другом — точильный камень, но понятия не имел, что находится в третьем. Ричард Хилфред лежал, прикрыв рукой глаза. Так он спал каждую ночь. Отец не брился несколько дней, и его щеки и подбородок покрывала густая черная щетина, напоминавшая звериный мех. В угольно-черных волосах пробивалась седина. Волосы Рубена были пепельно-русыми, и он вспомнил слова Эллисона о его матери.

— Я не голоден.

Отец опустил руку и, прищурившись, посмотрел на сына.

— Что случилось?

«Вопрос? С каких это пор?»

— Ничего, — ответил Рубен и сел на свою койку, с горечью подумав, что отец один-единственный раз проявил к нему интерес, а он совсем не хочет с ним говорить.

— Где ты взял этот меч?

— Что? — Рубен совсем забыл про меч. — О… Иэн заставил меня взять его.

— Взять куда?

«Четыре вопроса подряд. Это любопытство, забота — или все дело в том, что скоро мой день рождения?»

В это время года отец всегда отличался вспыльчивостью. Когда Рубен жил с теткой, он навещал отца только в свой день рождения — один раз в год, каждый год. Отец ни разу не обнял его и обычно орал, распространяя запах спиртного. Когда тетка умерла и отец забрал Рубена в замок, тот плакал. Ему было одиннадцать, почти двенадцать, и Ричард Хилфред решил, что он слишком взрослый для слез. Отец побил его. Рубен больше не плакал — до этого вечера, когда увидел, как принцесса скачет прочь, унося с собой его надежды.

— Принцесса хотела прокатиться, — объяснил Рубен. — А Иэн велел мне сопровождать ее.

Отец сел, и кушетка под ним заскрипела. Он долго молчал, пристально глядя на сына, пока тот не почувствовал себя неуютно.

— Держись от нее подальше, слышишь?

— У меня не было выбора. Она…

— Мне не нужны твои оправдания. Просто держись подальше, понял?

Рубен кивнул. Он давным-давно научился не спорить с отцом. Сержант Ричард Хилфред умел обращаться с непокорными мужчинами. Он отдавал приказ — и ему подчинялись, иначе кто-то лишался зубов. Так поддерживалась дисциплина в страже, в казармах и в их каморке.

— Знать опасна, — продолжил отец. — Они как дикие звери, в любой момент могут наброситься на тебя. Им нельзя доверять. Мы для них — что жуки. Они могут играть с нами, но как только им станет скучно, тут же нас раздавят.

— Тогда почему ты один из телохранителей короля? Ты проводишь с ними дни напролет.

Хилфред-старший бросил на него странный взгляд, и Рубен было подумал, что сейчас последует взбучка, но отцовское лицо исказила задумчивость, не гнев.

— Надо полагать, потому, что когда-то я был таким же, как ты. Я верил в них, доверял им. И это лучшая работа в замке, кроме разве что личного телохранителя члена королевской семьи. Те получают все, что захотят, и их уважают. Но мне такое счастье не светит, и потому я стал заклинателем змей. Я знаю, как с ними обращаться, как схватить голубую кровь за шею, чтобы не могла укусить.

— И как ты это делаешь?

— Не даю им повода заметить меня. Я — тень, невидимая и безмолвная, как стул или дверь. Моя работа — охранять их, но когда все спокойно, от меня требуется не существовать. А тебя заметили, причем сама принцесса. Тебе понравилось кататься с ней? Все в городе видели, как ты прыгаешь в седле с мужским оружием на бедре в компании красивой девчонки. Тебе казалось, что ты один из них?

Рубин молча уставился в пол.

— Я вижу, как ты смотришь на нее. Принцесса милашка и станет еще милее, но я бы на твоем месте сразу выцарапал себе глаза. Через год-другой ее выдадут замуж. Амрат не станет тянуть. Ему нужны союзники, и он продаст дочь, пока она молода и за нее можно взять наибольшую цену. Ее отправят в Альбурн или Маранон. Может, потому он и купил ей лошадь, чтобы принцессе понравился ее новый дом. Не важно. Она — не человек, она — товар, как золото или серебро, и король обменяет ее на силу или защиту границ. Вспомни это, когда в следующий раз будешь смотреть на принцессу. Желать быть с ней — все равно что красть из королевской сокровищницы. За это людей казнят, даже благородных.

Рубену не нравился этот разговор, и он решил сменить тему.

— Сегодня в башне нет света.

Мгновение отец смотрел на него, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов.

— И что с того? — наконец спросил он, снова ложась на койку, медленно, словно у него что-то болело. Он все чаще так двигался. Отец старел, и возраст давал о себе знать.

— Ничего. Я просто подумал, что это хорошо, правда?

— Это всего лишь комната в башне, Ру. Иногда люди ставят там свечи.

— Но раньше там всегда было темно, кроме тех двух ночей — когда сгорела леди Клэр и когда умер канцлер. Я сам видел.

— И?

— Говорят, смерть приходит трижды.

— Кто говорит?

— Люди. — Рубен отстегнул меч и повесил рядом с отцовским. Но не ощутил гордости. — Просто интересно, ну, знаешь, что произошло там в те ночи, когда я видел свет.

Он наклонился, чтобы снять сапоги, а когда поднял голову, отец снова пристально смотрел на него.

— Не подходи к этой башне, понял?

— Да, сэр.

— Я серьезно, Ру. Если услышу, что ты болтался поблизости, изобью тебя сильнее, чем те оруженосцы.

Рубен уставился на свои ноги.

— Ты об этом знаешь?

— У тебя все лицо в синяках, а на тунике сзади — разрез и кровавое пятно. Кто еще? Не волнуйся. — Отец задул лампу. — В следующий раз ты будешь замковым стражником.

— И чем мне это поможет?

— Вместо тряпки тебе дадут кольчугу.

Глава вторая

Альберт Уинслоу

Женщина с метлой кинулась к ним, словно настоящая ведьма. По крайней мере, так показалось Адриану. Из-под свалявшихся прядей черных волос виднелся только один глаз и кончик носа. Крестьянская юбка, не дававшая женщине выбраться из зарослей, щеголяла таким количеством пятен и дыр, что Адриан не сомневался: владелица неоднократно на нее наступала.

— Стойте! Мне нужна помощь! — с отчаянием крикнула женщина, будто они с Ройсом галопом неслись по дороге. На самом деле они ехали чуть быстрее пешехода. Адриан натянул поводья и остановился. Ройс проехал еще немного, прежде чем с недоумением оглянуться. За прошедший год Адриан часто видел это выражение и по опыту знал, что озадаченность сменится недовольством, как только его спутник поймет, что он хочет выслушать старуху. Потом Ройс нахмурится — Адриан не был уверен, что это символизирует, возможно, досаду? Потом закатит глаза с неприкрытым осуждением, а затем скрестит на груди руки, демонстрируя разочарование. В конце концов в нем поднимется волна гнева, а вместе с ней и капюшон плаща. Ройс, поднимающий капюшон, являл собой скверный знак, как волк с встопорщенной шерстью на загривке. Предупреждение — обычно первое и последнее.

— Вы должны мне помочь! — крикнула старуха, пробираясь сквозь кусты и вылезая из придорожной канавы. — В моем хлеву незнакомец, и я боюсь за свою жизнь!

— Вашем хлеву? — переспросил Адриан, глядя старухе за спину, но не видя никакого хлева.

Ройс и Адриан направлялись на север по дороге Наместника и сейчас находились недалеко от города Колнора. Все утро они ехали мимо многочисленных ферм и сельских домов, но уже некоторое время не встречали жилья.

— У нас с мужем ферма за поворотом. — Старуха показала вперед.

— Раз у вас есть муж, почему бы ему не разобраться с тем человеком?

— Старика Дэнни нет. Поехал в Вернес продавать овечью шерсть. Вернется не раньше, чем через месяц. В моем хлеву пьяный безумец. Он голый, бушует и отчаянно ругается. Может, его укусила больная собака и у него бешенство. Я боюсь подходить к хлеву, но мне нужно накормить скот. Я не знаю, что мне делать. Он убьет меня, если я зайду внутрь.

— Вы никогда раньше его не видели?

Старуха покачала головой.

— Если вы мне поможете, если прогоните его с моей земли, я до отвала накормлю вас и ваших лошадей. И даже дам вам с собой добавку. Я отличная повариха, что есть, то есть.

Адриан спешился и посмотрел на друга.

— Что ты делаешь? — спросил Ройс.

— Это займет не больше минуты, — ответил Адриан.

Ройс вздохнул. В этом вздохе было что-то новое.

— Ты не знаешь эту женщину. Это не твоя проблема.

— Я понимаю.

— Тогда почему ты ей помогаешь?

— Потому что люди помогают друг другу. Ты ведь остановишься, если увидишь на дороге человека, раненного стрелой?

— Разумеется, — согласился Ройс. — Как не остановиться? Раненый — легкая добыча, если только ты не заметишь с седла, что кто-то уже забрал его кошелек.

— Что? Нет! Никто не станет грабить раненого и бросать умирать.

Ройс кивнул.

— Пожалуй, ты прав. Если при нем кошелек и ты его заберешь, лучше сразу перерезать ему глотку. Слишком многие выживают после ранения из лука. Ты сам меня этому научил. Вдруг он потом станет за тобой гоняться?

Старуха в ужасе смотрела на Ройса.

Теперь пришла очередь Адриана вздыхать.

— Не обращайте на него внимания. Его вырастили волки.

Ройс сложил руки на груди и сердито уставился на Адриана.

— Не следовало тебе об этом рассказывать.

— Послушай, сегодня прекрасный день, и мы никуда не спешим. Кроме того, ты вечно жалуешься на мою готовку. Не сомневаюсь, ее стряпня понравится тебе намного больше. Я только быстро побеседую с этим парнем. — И шепотом добавил: — Возможно, это нищий, который отчаянно нуждается в укрытии. Уверен, если я заставлю их поговорить, мы решим эту проблему. Быть может, я смогу убедить ее нанять этого парня в помощники, пока ее муж в отъезде. Она получит работника, он — еду и крышу над головой, а мы — горячий обед. Все останутся в выигрыше.

— А когда это доброе дело кончится катастрофой, ты послушаешь меня и в следующий раз позволишь людям самим решать свои проблемы?

— Конечно, но все получится. Это всего один человек. Даже если он совершенно невменяем, думаю, мы справимся с пьяным захватчиком.

Осень выдалась влажная, и дорогу развезло. Палая листва засыпала лужи, деревья все больше становились похожи на черные скелеты, птицы почти смолкли. Адриан всегда скучал по ним, когда облетали листья, и весной дивился их возвращению, уже позабыв свистящую птичью музыку.

Как и говорила старуха, за поворотом обнаружилась ферма, если можно было ее так назвать. Все фермы, которые они проезжали раньше, представляли собой аккуратные беленые домики с соломенной крышей, выделявшиеся на фоне красно-оранжевых осенних красок. Возле каждого были готовые к жатве поля золотой пшеницы или ячменя. Ферма старухи оказалась унылой хибарой из рассохшихся досок, окруженной покосившейся оградой. Адриан привстал на стременах, но не увидел ни одного возделанного поля.

— Хлев дальше по склону. — Старуха показала направление. — Вон крыша торчит. Если хотите, я дам лошадям зерна и воды и займусь обедом.

— Говорите, всего один человек? — спросил Адриан, спешиваясь и идя следом за женщиной.

Та кивнула.

Адриан, на поясе у которого висели два меча, отстегнул от седла длинный спадон, надел перевязь через плечо и пристроил массивное оружие за спиной. Носить его можно было только так. Спадон был оружием рыцарей и предназначался для сражений верхом. Если подвесить его к поясу, кончик меча волочился по земле.

— Многовато стали для одного пьяного дурака, — заметила старуха.

— Привычка, — ответил Адриан.

Ройс тоже спешился, вначале опустив на землю правую ногу, а потом, с большей осторожностью, левую. Открыл сумку и принялся рыться в ней. Старуха дождалась, пока он закончит, и, еще раз выразив свою благодарность, повела лошадей к дому, оставив Ройса и Адриана во дворе.

В середине открытого пространства между домом и хозяйственными пристройками располагался каменный колодец, а ниже по склону стоял хлев. Вся ферма заросла травой по колено и пушистыми одуванчиками. Ройс задержался, чтобы присесть на фундамент, оставшийся от небольшого строения — судя по размерам, курятника. Поднял левую ногу и осмотрел ее. Адриан увидел ряд отверстий в кожаной подошве.

— Как нога? — спросил он.

— Еще болит.

— У него была неплохая хватка.

— Прокусил сапог.

— Да, выглядело неприятно.

— Тогда почему ты не помог мне?

Адриан пожал плечами.

— Ройс, это была собака. Маленькая миленькая собачка. Ты хотел, чтобы я убил невинное животное?

Ройс наклонил голову и, прищурившись в лучах вечернего солнца, посмотрел на друга.

— Это шутка?

— Это был щенок.

— Это был не щенок, и он грыз мою ногу.

— Да, но ты вторгся в его дом.

Нахмурившись, Ройс притопнул здоровой ногой.

— Давай разберемся с этим твоим чудищем-захватчиком.

Они зашагали по травянистому склону, щедро усеянному белыми и желтыми полевыми цветами, которые покачивались на легком ветру. Пчелы трудились, жужжа между ромашками и дикой морковью. Адриан улыбнулся. Хоть кто-то работал на этой земле. Приблизившись к хлеву, они увидели, что тот находится в таком же плачевном состоянии, как и дом.

— Знаешь, не следовало выбрасывать его в окно, — сказал Адриан на ходу.

По-прежнему поглощенный своей ногой Ройс поднял глаза.

— А что, по-твоему, я должен был сделать? Чесать маленького монстра за ушком, пока он глодает мои пальцы? А если бы он залаял? Отличная вышла бы история.

— Хорошо, что под окном был ров.

Ройс остановился.

— Ров?

Адриан нахмурился. В такие моменты он не мог решить, шутит Ройс или нет. Они работали вместе почти год, но он до сих пор иногда не понимал напарника. Ясно было одно: Ройс Мельборн оказался самым интересным человеком из всех, кого встречал Адриан, — а также самым загадочным.

Они подошли к хлеву, крытой соломой постройке из дерева и камня. Хлев кренился набок, скат крыши упирался в ствол старого клена. Нескольких досок не хватало, и местами в соломе зияли дыры. Двустворчатая дверь была приоткрыта, но внутри Адриан видел только темноту.

— Эй? — позвал он. Широко распахнул дверь и заглянул в хлев. — Есть кто-нибудь?

Ройс уже не стоял за его спиной. В такие моменты он часто исчезал. Будучи более ловким, Ройс любил использовать Адриана в качестве шумного отвлекающего маневра.

Никто не ответил.

Адриан обнажил меч и вошел в хлев.

Внутри тот выглядел точно так же, как любой другой хлев, разве что носил следы серьезной запущенности и в то же время недавнего использования — странное сочетание. Просевший сеновал был забит старым гниющим сеном. Немногочисленные инструменты покрывала ржавчина и паутина.

Проникавшего сквозь прорехи в крыше и стенах света было достаточно, чтобы разглядеть мужчину, который спал в ворохе сена. Тощий и невероятно грязный, он был облачен в ночную сорочку. В его волосах запуталась трава, а встопорщенная неопрятная борода почти скрывала лицо. Мужчина свернулся калачиком, приспособив старый мешок вместо одеяла. Из раскрытого рта вырывался громкий храп.

Адриан убрал меч в ножны и чуть толкнул мужчину в бедро. Не просыпаясь, тот заворчал и передвинулся. Еще один толчок заставил его приоткрыть глаза. Заметив Адриана, он резко сел и прищурился.

— Вы кто?

— Меня зовут Адриан Блэкуотер.

— И чего вы хотите, добрый сэр? — Его витиеватая речь не соответствовала внешности.

— Меня прислала дама, владелица этой фермы, чтобы узнать, почему вы находитесь в ее хлеву.

— Боюсь, я не понимаю. — Он прищурился еще сильнее.

Хорошо говорит, но не гений.

— Начнем с вашего имени. Кто вы?

Мужчина поднялся на ноги, стряхивая солому с ночной сорочки.

— Я виконт Альберт Тайрис Уинслоу, сын Арметера.

— Виконт? — рассмеялся Адриан. — Вы что, пили?

Лицо мужчины стало печальным, словно Адриан спросил о скончавшейся супруге.

— Ах, если бы у меня были деньги. — Внезапно его осенило, и печаль сменилась надеждой. Он вновь отряхнул свою ночную сорочку. — Это все, что у меня осталось, но она сшита из тончайшего льна. Я отдам ее за бесценок. Всего один серебряный тенент. Одна монетка. У вас она найдется?

— Мне не нужна ночная сорочка.

— Но добрый сэр, вы сможете ее продать. — Альберт поплевал на грязное пятно и потер материал между пальцами. — После хорошей стирки это одеяние будет великолепно. Вы легко выручите за него два тенента, может, даже три. И, без сомнения, удвоите свои вложения.

— Он один.

Ройс спрыгнул с сеновала, почти бесшумно приземлившись рядом с ними.

Альберт ахнул и отшатнулся, испуганно уставившись на спутника Адриана. Его реакция не была необычной — большинство людей пугались Ройса. Тот был ниже Адриана и не носил оружие на виду, но все равно заставлял окружающих нервничать. Черно-серый плащ с капюшоном не улучшал дело. Однако настоящая причина, по которой лишь самые отчаянные смельчаки не отступали при виде Ройса, заключалась в том, что он действительно был опасен. Люди чувствовали это; от него пахло смертью, как от моряка — солью, а от священника — благовониями.

— Теперь я понял… вы пришли ограбить меня, верно? — выкрикнул Альберт. — Что ж, вам не повезло. — Он посмотрел на свои босые ноги и издал жалкий смешок. — У меня нет ничего… совсем ничего. — Тут он рухнул на колени, закрыл лицо руками и заплакал. — Мне некуда идти, — проскулил он. — Пусть проку от этого хлева не намного больше, чем от клена, на который он опирается, но здесь хотя бы имеется крыша над головой и мягкое место для сна.

Ройс и Адриан уставились на него.

— Значит, это и есть страшный монстр? — фыркнул Ройс.

— Если вам требовалось только место для отдыха, зачем вы угрожали жене фермера?

Альберт вытер лицо и озадаченно поглядел на них.

— Кому?

— Владелице этой фермы. Почему не попросили разрешения переночевать здесь?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Старуха, похожая на ведьму? Она живет в доме на холме. Говорит, вы ей угрожали.

Альберт посмотрел сперва на Адриана, потом на Ройса, словно пытаясь разгадать загадку.

— Там никто не живет. Вы его видели? Я сплю здесь, потому что дом никуда не годится. Полы прогнили, в стропилах — огромное осиное гнездо. Эта ферма пустует много лет. Любой дурак это поймет.

Ройс кинул на Адриана выразительный взгляд. Тот рванулся из хлева и взбежал по склону.

Солнце скрылось за деревьями, и те отбрасывали длинные тени на поля и дом. Как и говорил Альберт, здание пришло в полный упадок. Сквозь кухонный пол проросло молодое деревце. Хуже того — нигде не было видно лошадей. Ссутулившись, Адриан вернулся в хлев, где Ройс собирал дрова для костра.

— Вот видишь, — сказал Ройс. — Я же говорил, что добром это не кончится. Ее нет, верно? Милая дама, которой ты хотел помочь, сбежала, захватив с собой наших лошадей и все наши пожитки.

Адриан опустился на упавшую дубовую балку и пробормотал проклятие в адрес старухи.

— Не нужно ее винить. Виноват только ты. Ты буквально умолял ее ограбить нас. В следующий раз послушаешь меня?

— Поверить не могу, что кто-то способен на такое, — пробурчал Адриан, глядя в землю и качая головой.

— Знаю. Вот почему я должен был продемонстрировать тебе это.

Адриан поднял глаза.

— Ты догадался?

— Разумеется, догадался. — Ройс показал на Альберта. — Как он и сказал, любой дурак поймет, что на этой ферме много лет никто не жил. А ты не удивился, с чего старуха пряталась в кустах у дороги?

— Так почему ты промолчал?

— Потому что нужно было преподать тебе урок.

— Тебе не кажется, что это слишком дорогой урок? Наш заработок, наши вещи, не говоря уже о лошадях.

— Что ж, такова благодарность за помощь людям, — пожал плечами Ройс. — Тебя что, ничему не научили в Хинтиндаре? Если бы тебя воспитали правильно, ты бы это знал. — Ройс повернулся к Альберту. — Я прав? Готов спорить, тебе никто ни разу не помог.

— Нет, — Альберт опустил глаза.

— Сколько ты здесь провел?

Альберт пожал плечами.

— С неделю.

— И на что ты жил?

Альберт оттянул ткань ночной сорочки на груди.

— Я пришел сюда не в этом, знаете ли.

— Ты продавал свою одежду?

Он кивнул.

— Это оживленная дорога. А у меня были действительно хорошие вещи. На свой дублет я смог купить целый бочонок рома, но его хватило всего на несколько дней. Я серьезно говорил насчет ночной сорочки. Купив ее, вы бы сделали мне одолжение.

— У тебя больше ничего нет. Ты что, собираешься ходить голым?

Альберт снова пожал плечами.

— Нет смысла цепляться за вещи. Меня этому научил отец.

— Вот видишь, этот несчастный ублюдок умрет здесь, в нищете и отчаянии. Умрет от голода. Мир — холодное, жестокое место. — Ройс умолк, изучая Альберта. — Вероятно, он протянет меньше месяца, и никто и пальцем не пошевелит ради него. Таков наш мир, холодный и равнодушный, даже в лучшие моменты.

— Я просто хотел помочь, — вздохнул Адриан.

— Да, и теперь сам видишь, как она нуждалась в твоей помощи. Нуждалась в спасении от этого мерзавца. Только взгляни на него. Подобного монстра я еще не встречал.

— Я тебя понял, Ройс.

— Надеюсь. И надеюсь, что повторный урок не потребуется. Я еще прочищу твои глаза от розового тумана.

Ройс развел костер возле двери, чтобы дым выходил на улицу. К тому времени как огонь достаточно разгорелся, чтобы подложить приличное бревно, солнце село, и наступила ночь.

— Держи. — Ройс вручил Адриану полоску соленой свинины.

— Так вот что ты искал в своей сумке.

— Следовало оставить тебя голодным, — ответил Ройс.

Альберт проводил мясо взглядом.

— Когда ты в последний раз ел? — спросил Адриан.

— Несколько дней назад. Кто-то швырнул в меня кусок хлеба. С тех пор прошло… три дня. Вчера я жевал кору, она была кошмарной на вкус, но желудок немного успокоился.

Адриан протянул мясо Альберту. Ройс застонал и закатил глаза.

— Мы же только что это проходили.

— Ты ведь отдал его мне. Кроме того, ты сам сказал, что меня следовало оставить голодным, но все равно дал мне мясо. Почему?

— Потому что… — Ройс нахмурился. — Ладно, поступай как знаешь. Мне все равно.

Адриан посмотрел, как Альберт откусывает кусок мяса и жует, затем спросил:

— Так что с тобой приключилось? Почему ты оказался здесь в таком виде?

— Знаю, я пятно на чести аристократии, но…

— Серьезно? Ты действительно из благородных?

— Я же сказал, что я виконт Альберт Уинслоу.

— Я решил, что это пустая болтовня.

— Это правда. Мой дед Харлан Уинслоу лишился семейного поместья в споре с королем Уоррика. Отец проявил себя не лучше. Потратил оставшиеся деньги на женщин, азартные игры и выпивку. Никто из них не подумал обо мне и о том, как я выживу с одним лишь титулом в качестве петли на шее.

— Почему? — спросил Адриан.

Альберт откусил еще кусок мяса.

— Думаете, кто-нибудь наймет аристократа чистить стойла или мостить улицы? — Он вскинул руки. — У меня нет ни одной мозоли. И даже реши я забыть о титуле и чести, у меня нет необходимых навыков. Я вроде молочной коровы, которую шлепнули по заду и прогнали из хлева в лес. Вроде курицы, вернувшейся в лоно дикой природы.

— Не думаю, чтобы куры когда-то были дикими, — заметил Адриан.

— В том-то и дело. — Альберт посмотрел на остаток соленой свинины. — Твой друг прав. Это лишь отсрочит неизбежное. Пустая трата. Вот. — Он протянул мясо Адриану.

— Оставь себе, — ответил Адриан, кивнув на Ройса. — Мне преподают урок.

— Ох, да замолчите вы оба, у меня есть еще.

Ройс достал еще одну полоску свинины и отдал Адриану.

— Вот моя печальная история, — вздохнул Альберт. — А как насчет вас? — Он посмотрел на Адриана. — Полагаю, ты его ученик?

Адриан рассмеялся.

— Нет. Мы… деловые партнеры.

— По какой части?

— По снабжению, — ответил Ройс.

— Какому?

— Любому.

Мгновение Альберт смотрел на них, потом его глаза расширились.

— Вы воры!

— Только он. — Адриан показал на Ройса. — Я новичок.

— Правда? А чем ты занимался?

Адриан немного подумал.

— Убивал людей.

— Убийца? — Альберт явно был впечатлен.

— Солдат.

— О. Полагаю, это объясняет три меча. И как идут дела? Очевидно, лучше, чем у меня. Чем вы занимаетесь? Обчищаете карманы? Нет, с тремя мечами вы, наверное, разбойничаете, верно? Грабите торговцев? Или похищаете людей и требуете выкуп?

Ройс усмехнулся.

— Что смешного?

— Мы занимаемся не этим, — покачал головой Адриан.

— Нет?

— Нет. Красть таким образом — это… неправильно, — заявил Адриан.

— Но вы ведь воры, так? Вы действительно воры?

— Как я уже говорил, он — да.

— О, я понял. А ты — честный солдат… хотя погоди. Тогда почему ты работаешь вместе с ним?

— По той же причине, по которой ты пытаешься продать свою ночную сорочку, — усмехнулся Ройс.

— Ради рома?

— Рома? — переспросил Адриан. — Не еды?

Альберт пожал плечами.

— Так я поступаю с деньгами. Это помогает мне забыть, что я трачу все деньги на ром. — И он быстро добавил: — Так чем вы занимаетесь, если не грабите людей?

— В основном работаем по контрактам, — ответил Адриан. — Люди, которые нуждаются в помощи, приходят к нам, а мы…

— Видишь, как он рассуждает? — проворчал Ройс. — Мы не помогаем людям. Мы используем их. Скажем… ну, я не знаю… — Ройс покрутил пальцами в воздухе, словно пытаясь помочь мыслительному процессу. — Скажем — исключительно ради примера, — торговец открывает новый магазин напротив уже существующего. Владельцу старого магазина — назовем его Берни — это не нравится, и он велит новому парню — назовем его Эндрю — убираться. Предположим, Эндрю не соглашается. И тут же какие-то громилы переворачивают магазин Эндрю вверх дном и ломают его жене руку. Потом Берни говорит Эндрю, что если тот не уйдет, в следующий раз расстанется с жизнью.

— Так вы — те громилы? — спросил Альберт.

— Нет, мы… — Ройс покосился на Адриана, — мы помогаем новому торговцу.

— Как это?

— У меня творческий подход к решению проблем.

— Вы громите магазин Берни?

— Нет, тогда он убьет Эндрю.

— И что же вы делаете?

— Я нанимаю тех же громил, чтобы разнести магазин самого богатого торговца в городе, и говорю им, что платит Берни. На следующий день кто-то пускает дурной слушок, будто старина Берни портит жизнь конкурентам. История быстро получает подтверждение благодаря первому происшествию. У богатого торговца — назовем его Себастиан — есть связи, а как же иначе? На следующий день магазин Берни сгорает дотла. К несчастью, Берни гибнет в пожаре, случайно уснув в своем магазине привязанным к кровати. Деньги, которые мы заплатили громилам — лишь половина того, что нам заплатил Эндрю. Остаток мы забираем себе. Как только я обучу Адриана искусству запугивания, мы станем зарабатывать больше.

— Им не следовало его убивать, — заметил Адриан.

— Видишь, с чем мне приходится иметь дело? Проблема в том, что такие заказы подворачиваются нечасто. Но насчет выкупа ты прав. Можно получить неплохие деньги, если правильно выбрать цель. Даже он не станет жаловаться на такую работу.

— Что ж, в благодарность за ужин позвольте дать вам маленький совет, — сказал Альберт. — Мы совсем близко от города Колнора, и на вашем месте я бы не стал ничего здесь затевать, иначе за вас возьмется «Черный алмаз».

— «Черный алмаз»? — переспросил Адриан. — Это городская стража?

Альберт усмехнулся, а Ройс покачал головой, глядя на Адриана так, словно тот спустил штаны в людном месте.

— Ты нездешний? — поинтересовался Альберт.

— Я из Хинтиндара, крошечной поместной деревеньки на реке Бернум.

— И ты никогда не слышал про «Черный алмаз»?

— Я здесь недавно. Много лет провел на востоке. Вернулся только год назад, когда встретил его. — Адриан кивнул на партнера. — С тех пор мы бродим по свету, но, — он с любопытством посмотрел на Ройса, — никогда раньше не приближались к Колноре.

— О, — кивнул Альберт. — «Черный алмаз» — это воровская гильдия. Кто-то даже скажет, Воровская гильдия с большой буквы. Самая могущественная и крупная в мире. Их штаб-квартира расположена совсем рядом, в Колноре. Как и любая воровская гильдия, они не любят чужаков. Если обнаружат, что вы работаете в этих местах, выследят и перережут вам глотки. И уж поверьте мне, они обнаружат. С «Черным алмазом» не следует шутить. Известны случаи, когда короли предпочитали поклониться им, чем обрушить на себя их гнев.

— Что ж, в таком случае, надеюсь, они поймают ту старуху, что украла наших лошадей, — заметил Адриан.

— Они о ней знают. — Ройс кинул пучок сухой травы в костер, где та почернела и съежилась. — Она была из «Черного алмаза».

— Да ладно… — Адриан покачал головой. — Не могу поверить, что ты позволил ей забрать наших лошадей и вещи.

— Какую часть фразы «нужно было преподать тебе урок» ты не понял?

— Ты знаешь, что ты сумасшедший?

— Конечно, ты не первый догадался. Однако сегодня мы уже ничего не сделаем. Предлагаю устроиться на ночлег и немного поспать.

Ройс вскарабкался на сеновал и расположился там. Адриан еще минуту потрясенно смотрел ему вслед, прежде чем сдаться и притащить к огню кипу сена.

— Честно слово, иногда я просто не могу ему поверить.

* * *

Ночи стали холоднее, и к утру в воздухе повис влажный туман. Ройс проснулся первым. Он снова развел костер, чем удивил Адриана, ведь еды у них не осталось. Вероятно, Ройс сделал это со скуки, пока ждал их с Альбертом пробуждения. Другие разожгли бы огонь, чтобы согреться, однако Адриан ни разу не видел, чтобы Ройс страдал от жары или холода.

— Доброе утро, — сказал Альберт, когда Адриан сел, поежился и присоединился к остальным у костра.

Адриан провел по лицу руками и протер глаза. Было пасмурно, долину затянул густой туман. Он любил такие утра, тихие и безмятежные, словно ленивый мир сонно замер. Он присел у костра, чтобы согреться, стараясь избегать дыма.

— И куда вы направлялись, прежде чем злоключение заставило вас присоединиться ко мне? — спросил Альберт. Он раскинулся возле Адриана, будто собака у очага.

— На север. В Медфорд, — ответил Адриан и принялся стряхивать солому с рубашки. — У нас с Ройсом там друзья, и мы хотим их навестить. Слышал о таком?

Альберт кивнул.

— Столица Меленгара, резиденция короля Амрата и королевы Анны. У них двое детей, мальчик и девочка. Как же их зовут… начинается на А. Имена всех Эссендонов начинаются на А… Алрик и Ариста. Точно. Близкие друзья Пикерингов. Вы когда-нибудь видели Белинду Пикеринг?

Адриан и Ройс покачали головами.

— Она красавица, однако у ее мужа вспыльчивый нрав. Он усердно оберегает супругу и прекрасно владеет мечом. Но если вам когда-нибудь выпадет шанс повидать ее, оно того стоит.

— Тебе немало известно про этих людей, — заметил Ройс.

Альберт пожал плечами.

— Я из благородных. Мы друг друга знаем. Благодаря приемам, балам и пирам. Не говоря уже о праздниках и свадьбах. Большинство из нас состоит в родстве.

Ройс постучал пальцами по губам.

— У аристократов намного больше денег, чем у торговцев.

— Вообще-то не у всех. — Альберт криво улыбнулся, потом посерьезнел, его глаза загорелись. — Хотя… да, именно так. И у них тоже есть проблемы, которые могут требовать творческого подхода. Двор — крайне интересное место, поле бескровной битвы, где слухи могут разрушить жизнь, а позор бывает хуже смерти. Многие заплатят большие деньги, чтобы избежать подобного унижения или причинить его. Фокус в том, чтобы выяснить, кому что требуется, и организовать встречу.

Ройс кивнул.

— Надо полагать, аристократы не станут общаться с такими, как мы.

— Разумеется, нет. Они никогда не опустятся до беседы с простолюдином, тем более сомнительным. Они предпочитают вести дела с себе подобными. Вам понадобится посредник, представитель, но он должен быть из благородных.

— Жаль, что у нас такого нет, — сказал Ройс.

— Ну… если подстричься, побриться, купить новую одежду…

— И забыть про ром, — добавил Ройс.

Альберт поморщился.

— Но…

— Никаких но. Ты можешь остаться здесь и умереть или работать на нас. Если выберешь второе, будешь работать трезвым.

Альберт потер колючий подбородок.

— Вроде тут и думать не над чем, да?

— Как именно мы собираемся все это провернуть? — вмешался Адриан. — Ты забыл, что у нас ничего не осталось? Сейчас наше положение почти столь же плачевно, как его.

Ройс с улыбкой поднялся.

— Детали, детали. Вы двое готовы идти?

— Надо полагать, ты собираешься выследить ту ведьму и убить ее? — с отвращением спросил Адриан, когда они поднимались по заросшему полевыми цветами склону.

— Знаешь, для солдата ты не слишком любишь убивать, — заметил Альберт.

— Я видел столько убийств, что хватит на три жизни. И мне не нравится идея выслеживать женщину, зная, что он с ней сделает, когда мы ее найдем.

— Мы не будем охотиться на ведьму, — заявил Ройс.

— Правда? — удивился Адриан. — Но как насчет наших лошадей и вещей?

— Смотри. — Ройс показал вверх по склону, на дом. Там, привязанные к остаткам крыльца, стояли их лошади.

— Не понимаю… — Адриан преодолел оставшуюся часть пути бегом и проверил сумки и седла. — Все на месте.

— Полагаю, их вычистили, а также накормили и напоили, — сказал Ройс. — И гляди-ка, — наклонившись, он согнул ногу одной из лошадей, продемонстрировав блестящую подкову, — еще и подковали.

— Я не понимаю. Почему она их вернула?

— Надо полагать, она или ее главный прочел записку, которую я оставил в своей сумке.

— Ты оставил записку для воровской гильдии? И что в ней говорилось?

— Что эти лошади принадлежат мне, и им следует хорошенько подумать, прежде чем их брать.

Альберт с Адрианом недоуменно переглянулись.

— Они меня знают. У нас договор. Они не трогают меня… а я не трогаю их.

— Ты не трогаешь их? — насмешливо переспросил Альберт.

Ройс улыбнулся ему… не слишком дружелюбно. Затем порылся в сумке и достал клочок пергамента.

— Что там написано? — поинтересовался Альберт.

— «Пожалуйста, примите наши извинения за неудобства», — прочел Ройс, усмехнулся и закончил: — Сучка не знала.

Ройс поднял пергамент и громко произнес:

— Извинения приняты.

Альберт нервно огляделся.

— Они здесь?

— Смотрят, как я поступлю.

— И как ты поступишь?

Ройс посмотрел на него.

— Думаю, попытаю удачи в пруду побольше, раз у меня есть наживка пожирнее. Не пора ли съездить в Медфорд?

Виконт посмотрел на хлев, затем на свою замызганную ночную сорочку. И кивнул.

— Ты можешь ехать со мной, — предложил Адриан, перекидывая ногу через седло. Потом обратился к своему другу: — Надеюсь, ты усвоил урок.

Ройс вскинул бровь.

— Я?

Он отвязал лошадь и сел на нее.

— Ты сказал, что мир — холодное, жестокое место.

— Так и есть.

— А еще сказал, что Альберт умрет от голода в том хлеву… что никто ему не поможет. — Адриан широко улыбнулся и протянул виконту руку. — Подсобить, Альберт?

— Я помогаю ему исключительно ради выгоды, которую он может…

— Не имеет значения. Ты ошибся.

— Я не ошибся. Я…

— Даже поступая так из эгоистичных соображений, ты все равно помогаешь спасти ему жизнь. Это означает, что из помощи незнакомцу может получиться что-то хорошее, а следовательно, мир вовсе не так уж плох.

Ройс нахмурился. Открыл рот, ничего не сказал, сжал губы, нахмурился еще сильнее. В конце концов поднял капюшон и пустил лошадь рысью.

— Я еще сделаю из него человека, — пообещал Адриан Альберту, трогаясь в путь.

Глава третья

Совет Амрата

С креслом были проблемы. Амрат Эссендон мог провести два дня в седле и чувствовать себя превосходно, но пять минут в кресле причиняли ему ужасные страдания. Он не привык сидеть на месте. Лучшие дни своей жизни он провел с мечом в руке и кровью на лице. Поскольку он правил мирным королевством, хорошие дни ему выпадали редко. Большинство были похожи на этот. Он был заперт в серой комнате, прикован к жесткому креслу, окружен могущественными людьми — людьми, которым не мог доверять.

Перси Брага снова говорил. Амрат видел, как качаются его кружевные манжеты, слышал жужжание его голоса. Новый канцлер имел привычку слишком оживленно жестикулировать и слишком витиевато выражаться. Неправильное воспитание вместе с избыточным образованием разрушали мыслительные способности. Жаль, ведь он был выдающимся бойцом. Даже жесты во время беседы выдавали умение обращаться с мечом. Его сбалансированные шаги и движения запястий напомнили Амрату о лучшем друге, Лео Пикеринге. Оба были прекрасными мечниками, но королю не слишком нравился их стиль — чересчур изощренный. Подобная изящность может неплохо смотреться на турнире в честь Зимнего праздника, однако на залитом кровью поле битвы Амрат предпочел бы топор.

— В результате мы видим очередной виток торговой войны с Уорриком, — говорил Брага. — У нас есть основания полагать, что Чедвик почти наверняка поднимет пошлины на ввоз. Его примеру может последовать Глостон — такое уже было. Если это произойдет, мы будем терять сотню тенентов из каждых двух сотен выручки.

— И во всем виновата церковь?

Король Амрат растекся по креслу, словно воск на жаре.

— Виновато давление, которое они оказывают в отместку за то, что вы противитесь их политике в Меленгаре. Церковь считает, что…

— Хватит разговоров о проклятой церкви! — прорычал Амрат. — Я слишком часто это слышу. Я от них устал.

— Быть может, вам следует прилечь, ваше величество, — предложил Саймон Эксетер, — и оставить управление королевством тем из нас, кто хочет этим заниматься.

Амрат сердито уставился на лорда Эксетера. Если существовало олицетворение слова «неприятность», сейчас король смотрел на него. Даже настойчивость, с которой Эксетер носил черно-белые цвета формы шерифа, была провокацией, напоминанием всем и каждому о его должности верховного констебля. Но больше всего короля раздражало то, что Саймон приходился ему кузеном и их семейное сходство было неоспоримым. Однако Саймон не был ни топором, ни шпагой, в отличие от Лео и Браги. Саймон был палашом, причем острым.

Король ожидал взрыва. Это было первое формальное собрание после назначения нового канцлера, и Амрат удивился, что Саймон продержался так долго. Все лорды Эксетера отличались суровостью. Суровость была в их крови, и именно благодаря ей их всегда выбирали защищать Восточную марку. Из них получались беспощадные сторожевые псы, однако таким животным требовалась твердая рука, иначе они нападали на собственного хозяина. Амрат наклонился вперед, коснувшись густой бородой стола.

— Хочешь затащить меня в постель, Саймон? Думаешь, справишься?

Прежде чем ответить, Саймон улыбнулся.

— Ваше величество, я хочу сказать, что вам следует больше тревожиться о том, как бы имперская церковь не превратила ваших друзей-соседей во врагов. Сегодня это нарастающая напряженность в торговой войне. Завтра — отряды, марширующие по Входному мосту. Без сомнения, очень набожные, очень верующие отряды, но, тем не менее, жаждущие расплавить вашу корону.

— Я прекрасно понимаю, какую опасность может представлять церковь, — ответил Амрат.

— Все свидетельствует об обратном.

Саймон гневно посмотрел не на короля, а на канцлера.

Брага напрягся.

— Не могу сказать, что мне нравятся ваши намеки.

— А я не могу сказать, что мне нравитесь вы, лорд-канцлер.

— Достаточно, Саймон! — рявкнул граф Пикеринг.

«Старый добрый Лео». Амрат понял, что улыбается другу.

Лео Пикеринг был единственным человеком в комнате, которому Амрат доверял. Единственным, с которым мог напиться и не тревожиться о последствиях. Они дружили с детства. В юности едва не развязали войну с Глостоном, но в конце концов завоевали для Лео руку прекрасной леди Белинды Ланаклин. Вот это было время! Амрат вечно впутывал их в неприятности, а Лео — вытаскивал. Даже в зале для совещаний друг по-прежнему охранял Амрата, по-прежнему оставался верным королевским мечом.

Саймон повернулся к Лео с изумлением, которое вполне могло быть неподдельным.

— Уж тебе-то следовало бы принять мою сторону. Цепь канцлера должна была перейти к одному из нас. Ко мне по причине моего происхождения или к тебе по причине фаворитизма.

Лео поднялся на ноги, но Саймон жестом велел ему сесть.

— Не нужно обижаться. Я тебя не оскорбляю — не в этот раз. Признаю, я стал бы возражать, если бы его величество назначил канцлером тебя, а не меня, и использовал бы против тебя твою дружбу с королем. Но я бы скорее поцеловал тебе ноги и собственноручно возложил бы канцлерскую цепь на твои плечи, чем принял бы в качестве канцлера этого чужака из южного Маранона, этого третьего сына нищего графа.

— Лорд Эксетер! — воскликнул лорд Валин. Почтенный старый воин стукнул по столу кулаком.

Саймона это не остановило.

— Этот человек был серетским рыцарем.

— Нам это известно, Саймон, — кивнул Амрат. Он устал повторять. — Мы знали это еще до того, как он прибыл. Знали на прошлой неделе, когда ты жаловался.

— А вы знали, что он подавал прошение на пост куратора? Мое расследование раскрыло этот маленький секрет только вчера.

Сереты были военным орденом церкви Нифрона и не нравились никому, кроме самых благочестивых ее последователей, поскольку серетское правосудие не знало границ. Короли терпели их вторжения и мирились с судами над гражданским населением, опасаясь церковных санкций. А вот кураторов презирали, ненавидели и боялись все без исключения, в том числе монархи и даже церковные чины. Кураторы являлись высшими офицерами серетской армии, за все время существования ордена их было лишь несколько — и каждый был фанатиком. Согласно легенде, однажды куратор обвинил короля в ереси. Никто не посмел вмешаться, и куратор сжег короля в центре его собственного города. Вероятно, это был вымысел, но церковь никогда его не отрицала.

— Это правда? — спросил Амрат Брагу.

Все головы повернулись к канцлеру.

— Как столь определенно выразился лорд Эксетер, я — третий графский сын, — ответил Брага. — Церковь — неплохое пристанище, когда от тебя не ждут продолжения собственного рода, а мои таланты не подходили для священства. Стать рыцарем церкви Нифрона — один из немногочисленных вариантов, отвечавших моим способностям. Желание стать главным среди них — всего лишь следствие моего стремления преуспеть.

— Но куратор — не просто верховная должность, — возразил Саймон. — Куратор клянется не только хранить чистоту веры, но также искать наследника старой империи, чтобы вернуть ему власть. Если это произойдет, все короли — включая его величество — лишатся короны. — Саймон повернулся к Амрату. — И тем не менее для высшей должности королевства вы выбрали именно этого человека. Человека, который хотел посвятить себя уничтожению вашего трона.

— Вы обвиняете меня в измене? — спросил Брага.

Саймон фыркнул, его козлиная бородка и стянутые назад волосы отлично дополняли читавшуюся на лице насмешку.

— Осторожней, Саймон, — предостерег Лео. — Тебя вот-вот вызовут на дуэль, в которой ты не сможешь одержать победу.

Брага сердито посмотрел на лорда Эксетера.

— Я не собираюсь стоять здесь и…

— Вы собираетесь поступить так, как прикажет ваш король, — вы оба.

Амрат поднялся, и его примеру последовали все остальные. Он говорил низким, рычащим голосом, который, в сочетании с размерами, бородой и умением драться, обеспечил ему прозвище Медведь. Амрат хотел положить конец спору. После целого дня обсуждений у него болела голова. Он подождал, наблюдая, собираются ли соперники продолжить ссору. Они молчали, и король снова сел.

— Полагаю, на сегодня хватит. Брага и Лео, останьтесь. Остальные… С вами увидимся на приеме.

* * *

— Я был прав насчет Эксетера, — заявил Амрат.

Он вскочил с кресла, как только в комнате остались лишь Брага и Лео. Поскольку Амрат был монархом, когда он поднимался, все остальные тоже вставали, поэтому король чувствовал себя в кресле как в ловушке. Но когда их не было, Лео игнорировал формальности, а Брага никогда не садился. Он был странным человеком, темнокожим, с густыми черными волосами, как и большинство уроженцев Маранона. Они походили на калианцев, особенно жители побережья. Брага был смуглым, привлекательным и постоянно находился в движении. Даже просто глядя на него, король утомлялся. Лео, напротив, был расслаблен и спокоен. Откинувшись назад в кресле, он положил ноги на стол, постукивая сапогами в такт мелодии, звучавшей в его голове. Великий Марибор, как же Амрат любил Лео. Без него он сошел бы с ума.

— Ты обращаешься ко мне или к Перси? — спросил Лео.

— К вам обоим.

— Он хочет мое место, — сказал Брага.

— Если бы дело было только в этом, — ответил Амрат. — Проблема в том, что он хочет мое место. Просто не может придумать, как его получить. Ты — лишь его жертва в этом сезоне.

— Мне следует уйти? Я не слишком долго пробыл в этой должности. И вряд ли…

— Нет! — хором ответили Амрат и Лео.

— Но лорд Эксетер прав. — Брага махнул рукой в сторону Лео. — Вы доверяете графу Пикерингу. Канцлером следует быть ему.

Амрат посмотрел в окно. Он часто бездумно бродил по комнате, но в конце концов всегда оказывался у окна, привлеченный свежим воздухом и открытым небом.

— Это невозможно. Понимаешь, проблема с Саймоном в том, что хотя он может вести себя отвратительно, обычно он прав. Вот в чем трудность. — Король увидел торговца яблоками, который выкатывал свою тележку через главные ворота на Дворянскую площадь. «Каково живется этому человеку? Человеку без забот и тревог? Человеку, чьи кузены не плетут интриги против него?» — Поэтому да, я хотел бы сделать Лео канцлером, но не могу, потому что, как заметил Саймон, это попахивает фаворитизмом. Все знают о нашей дружбе. Лео принадлежит богатейшая провинция Меленгара, а мы не родственники, даже не свойственники. Если я отдам эту должность ему, аристократы… — Амрат вскинул руки, раздраженный, что не может подобрать слова. Он был королем, и это означало — должно было означать, — что он может поступать, как вздумается. Но в действительности его жизнь скорее напоминала рабство у жадных до власти аристократов. Император древней Империи Новрона не сталкивался с подобными трудностями — он был божественным и безупречным. — Я даже не могу назначить его казначеем или хранителем государственной печати, не то что канцлером!

— Тогда почему бы вам не назначить канцлером лорда Эксетера? Он ваш кузен и, если не ошибаюсь, следующий претендент на престол после ваших детей. Верно?

— Совершенно верно, — хмыкнул Лео.

— По двум причинам, — сказал Амрат, поворачиваясь. — Во-первых, он одержим ненавистью к имперцам. Считает своим заклятым врагом каждого, кто верит в наследника Новрона или поддерживает церковь Нифрона. Я король, и мне бы хотелось, чтобы фантазия о восстановлении империи угасла, а потому неплохо иметь рядом человека с такими взглядами. Мои предки воевали, чтобы Меленгар стал свободным и независимым королевством. Моя корона омыта реками крови, и мысль о том, что в один прекрасный день имперцы отыщут своего пропавшего наследника и все просто преклонят перед ним колено… это оскорбительно, черт побери! Церковь продолжает распространять свой ядовитый миф. И, похоже, Уоррик поверил. А раз самое могущественное королевство Аврина способно поддаться этому безумию, значит, никто от него не защищен. Суть в том, что я согласен с Саймоном. Но не могу позволить себе враждовать с Кловисом или его сыном.

— А вторая? — спросил Брага.

— Вторая что? — Король переводил взгляд с канцлера на графа и обратно.

— Вторая причина, по которой ты не можешь сделать Саймона канцлером, — напомнил Лео.

— А. — Амрат криво улыбнулся Браге. — Я его ненавижу. Вот почему от него столько неприятностей. Дальше он испортить отношения с королем уже не может. Поэтому дразнит меня и наслаждается положением одного из самых могущественных и нелюбимых аристократов королевства. Хуже того, — хмыкнув, Амрат снова повернулся к окну, — если нас ждет схватка с Уорриком, из всех людей я бы предпочел иметь рядом с собой Лео и Саймона. Да, он ненавидит меня. Ничего личного — на самом деле он ненавидит всех. Никогда не встречал столь мерзкого хмыря. Но он любит королевство. И пусть он неуправляем, самонадеян и крайне амбициозен, он также неустанно печется о безопасности Меленгара. Вот почему я назначил его лордом верховным констеблем. Надо думать, в тот день случился массовый исход воров и головорезов. Но не волнуйся, познакомившись с Саймоном поближе, ты научишься по-настоящему презирать его, как мы с Лео.

— Не уверен, что подхожу для этой должности, — покачал головой Брага. — Я родился за пределами королевства и, как он и сказал, был рыцарем церкви Нифрона.

— Что, если оставить в стороне политику, является настоящим достижением, — заметил Лео. — Сереты славятся своим мастерством.

— Но я провел здесь всего год…

— Перси, — мягко сказал король, — женившись на Клэр, ты вошел в семью.

— Кровь — не бумага, — возразил Брага.

— При условии, что в жилах Саймона течет кровь. Мы даже не знаем, есть ли у него сердце, — фыркнул Лео. — Однако ты прав, и хотя я симпатизирую тебе больше, чем лорду Эксетеру, из-за родословной мы с другими аристократами поддержим его, если что-то случится с Медведем и его семьей. — Лео демонстративно вздрогнул. — Берегите себя, ваше величество.

Король ухмыльнулся.

— Ну конечно, ведь я живу исключительно ради того, чтобы не причинять тебе неудобств.

— Ловлю тебя на слове.

Брага покосился на свою цепь, словно она стала тяжелей.

— Если бы Клэр была жива… — начал он и неловко умолк.

Клэр была свояченицей Амрата, стареющей второй дочерью Ллевеллина Этельреда, герцога Райса. Тот слишком долго подыскивал ей подходящего мужа, и после его смерти она попросила разрешения жить вместе с сестрой, королевой Анной, в Меленгаре. Амрат мог лишь догадываться о положении дел при дворе, раз внучка правящего короля предпочла сбежать из дома в соседнее королевство. Амрат и Анна с радостью приняли эту тихую женщину. Она любила книги, жила уединенно, и когда ей сравнялось тридцать, все решили, что она останется незамужней, превратится в добрую старую деву, тетушку королевских детей. Но потом епископ Сальдур познакомил ее с Перси Брагой, и все изменилось. Порывистый молодой рыцарь очаровал Клэр. Амрат и Анна часто замечали ее сияющую улыбку.

— Она очень тебя любила, и я никогда не видел ее счастливей, чем в тот день, когда ты принес присягу. Она верила в тебя, и я тоже верю. — Амрат отошел от окна, положил могучую руку на плечо Браги и сжал. — Это твоя должность, Перси. Я боюсь наделить Саймона еще большей властью. И не могу отдать ее Лео. А в том, что ты из Маранона, есть свои преимущества. Выбрав любого другого аристократа, я вызову раскол и пущу слухи, что может привести к более серьезной проблеме, чем ущемленное самолюбие. У тебя нет отношений, нет известных склонностей. Тебе придется вершить суд над ними всеми, издавать законы и хранить документы. Справиться с этим может лишь тот, у кого нет связей.

— Верно, — добавил Лео, — лишь столь презираемый человек, как ты, может надеяться стать хорошим канцлером непокорной толпы аристократов. В этом смысле вы с Саймоном равны. Будучи объектом всеобщей ненависти, вы можете поступать, как велит совесть.

— Мило, — пробормотал Брага, но выдавил из себя улыбку.

Амрат с силой хлопнул его по спине, и он пошатнулся.

— Это правда? — спросил Лео. — Ты действительно подавал прошение на пост куратора?

Брага кивнул.

— Стать куратором непросто.

— Как видите, я провалился. — Он сложил руки за спиной. — Понимаете, перспектив у меня было немного. А в Мараноне церковь имеет намного большее влияние, чем здесь. Мне казалось, раз уж я завоевал Серебряный щит и Золотую лавровую ветвь и победил на Большом турнире королевства на Зимнем празднике, мою кандидатуру рассмотрят. В конце концов, я легко вступил в ряды серетских рыцарей, но…

— Что произошло?

— Патриарх объяснил, что мне не хватает набожности.

Амрат рассмеялся.

— То есть ты не псих. Они все безумцы, сам знаешь.

Брага улыбнулся королю, но это была та самая вежливая улыбка, которую Амрат часто видел на лицах людей, которые не могли выразить несогласие из-за его титула.

— Потерпев неудачу, оказавшись недостойным, я перестал чувствовать себя на своем месте в черном и красном. Покинув орден, я не знал, что делать. Именно тогда епископ Сальдур предложил мне отправиться в Меленгар. Думаю, он решил, что от меня будет польза в Маресском соборе.

— У Саули добрые намерения, — заметил Амрат, — но сразу видно, что ты не годишься в священники.

— Надеюсь, я гожусь в канцлеры.

— Об этом не тревожься, — сказал король. — На твоем месте я бы переживал по поводу того, как вы сойдетесь с Лео в поединке на Зимнем празднике. Меня ждет незабываемое зрелище, верно? Двое мужчин, танцующих на публике.

Лео нахмурился.

— Не обращай на него внимания.

Брага вскинул брови.

— Но он король.

— Тем более.

Глава четвертая

Призрак Высокой башни

Рубен поставил очередное полено вертикально и одним ударом расколол его. Хитрость заключалась в том, чтобы рассечь дерево с первого раза и при этом не вогнать топор в колоду. Застрявшее в колоде лезвие портило ее и добавляло работы. Иногда волокна и сучки не давали расколоть полено сразу, и приходилось пользоваться клиньями и тупой стороной топора. Это был тяжелый труд, однако Рубен приобрел достаточное умение, чтобы в большинстве случаев добиваться нужного результата с первой попытки. Ему нравилось думать, что он преуспел хоть в чем-то. Словно желая доказать обратное, последний удар оказался слишком сильным, и топор вошел в колоду. Рубен оставил его как есть и отшвырнул чурки к поленнице. Затем снова потянулся к истертой рукояти и замер. Сегодня он колет дрова в последний раз. Эта мысль удивила его. Глядя на колоду и понимая, что больше никогда не взмахнет этим топором, он почувствовал, как первая струйка реальности нарушает сложившийся порядок вещей.

Стать солдатом — это шаг вверх. Теперь он будет получать жалованье, которое сможет тратить по своему усмотрению. Хотя большую часть денег Рубен даже не увидит — она уйдет на еду, форму, оружие и крышу над головой, которые прежде оплачивал его отец. Ему следовало радоваться грядущему повышению, признанию того, что он теперь мужчина, вот только он себя им не ощущал. Оруженосцы избили его, а мальчишка взял над ним верх, и все в один день. Он не чувствовал себя достойным надеть бордовое с золотом. Он годился лишь открывать двери, носить воду и колоть дрова. С этой работой он справлялся хорошо и уверенно, а теперь ее у него отнимают.

Невидимый от дверей замка, Рубен колол дрова под дубом у дальней стороны поленницы, когда услышал шаги и гомон. Он надеялся, что хмурое небо удержит оруженосцев под крышей, где они будут учиться вести себя за столом, помогать одеваться своим лордам или слушать рыцарские байки. Судя по приближавшемуся смеху, он ошибся.

— Что у нас тут? — Эллисон и Три Бича обогнули поленницу. — Навозный Жук, как замечательно! Я тебя искал.

Эллисон встал перед Рубеном, а остальные взяли их в кольцо.

Сбежать он не мог. Оставалось только выдернуть из колоды топор, однако тяжелый колун — неповоротливое оружие, а оруженосцы были при мечах, на этот раз настоящих.

— Говорят, с завтрашнего дня ты вступишь в замковую стражу. Избиение солдата на королевской службе может иметь неприятные последствия, поэтому сегодня — мой последний шанс отплатить тебе за синяк.

Только сейчас Рубен заметил крошечное багровое пятнышко на щеке Эллисона.

— Жаль, что первый день службы ты проведешь в лазарете.

Эллисон ударил его в челюсть. Оглушенный Рубен пошатнулся и врезался в Хораса, который толкнул его на землю. Рубен съежился, затем опомнился, подпрыгнул, вырвал топор из колоды и сжал обеими руками. Хорас обхватил Рубена сзади и стиснул в медвежьем объятии. Рубен не умел обращаться с мечом, зато хорошо владел топором. Он с силой ткнул рукоятью назад, и та врезалась в широкое брюхо Хораса. Большая рука разжалась, и оруженосец рухнул на колени. Эллисон кинулся вперед, однако Рубен ожидал этого и укрылся за скрючившимся Хорасом. Эллисон налетел на оруженосца, и они оба упали.

Тут Уиллард и Диллс обнажили мечи. Эллисон поступил так же, когда поднялся на ноги.

Рубену наконец удалось встать спиной к поленнице. Теперь все четверо находились перед ним.

— Хватайте его за руки и за ноги. Хочу, чтобы он запомнил нас на всю жизнь, — приказал Эллисон. — Мы вырежем на нем наши инициалы.

— У меня короткое имя, поместится целиком, — заявил Диллс.

Оруженосцы приблизились, тыкая в Рубена мечами, ухмыляясь и насмешничая.

— Это закрытое мероприятие — или можно присоединиться? — произнес знакомый голос.

Посмотрев через плечо Эллисона, Рубен увидел взъерошенного мальчишку, который одолел его у моста. Помнится, принцесса называла мальчишку Мовином.

— Ты здесь лишний, Пикеринг, так что отправляйся ловить своих идиотских лягушек.

— Эй, Фанен! — крикнул мальчишка в сторону замка. — Тут вчерашний герой, тот, что рисковал собой ради Аристы. — Он посмотрел на Рубена. — В какие еще неприятности ты впутался?

— Тебя это не касается, мальчик, — рявкнул Диллс.

Рубен увидел, как при слове «мальчик» Мовин ухмыльнулся.

Мгновение спустя из-за поленницы появился его младший брат.

— Никто из замка нас не увидит, — сообщил Мовин.

Именно это, понял Рубен, осознали и оруженосцы, которые теперь подрастеряли веселье.

— У меня с Навозным Жуком счеты, — заявил Эллисон. — Вас это не касается.

— С Навозным Жуком? Тут ты ошибаешься. Его зовут Хилфред, и он наш друг, — заявил Мовин, удивив всех, и в первую очередь — Рубена. — Пару дней назад мы отлично пофехтовали. Хилфред был не в ударе, но он сражался с Пикерингом. — Мальчишка подмигнул Рубену. — Уверен, с вами он справится безо всяких проблем, хотя у него топор, а у вас четверых — мечи.

— Но все равно это не слишком справедливо, — заметил Фанен.

— Просто грубо, если хочешь знать мое мнение. — Мовин по-прежнему ухмылялся. — Хилфред, как ты посмел забрать всех этих оруженосцев себе? Мы с Фаненом требуем свою долю.

Мальчишки Пикеринг одновременно обнажили мечи с элегантной небрежностью. Диллс и Уиллард развернулись к ним.

— Кто-то упомянул инициалы? — спросил Мовин. И, глядя на Диллса, добавил: — Будет весело. Кстати, чтобы оживить твою дурную память: я — сын графа Леопольда Пикеринга из Галилина, одного из пяти лордов хартии, и никто не смеет называть меня мальчиком.

— Мовин? Фанен? — позвал кто-то со стороны замка.

— Мы здесь, Алрик, с другой стороны поленницы, — крикнул в ответ Мовин с нотками сожаления в голосе.

«Алрик? — подумал Рубен. — Быть того не может». Секунду спустя поленницу обогнул принц Меленгара собственной персоной. Он был одет в роскошную длинную тунику из белого сатина, щедро покрытую вышивкой и тяжелым золотым кантом, с широкими рукавами и тройными манжетами. Замшевый пояс, на котором не было даже кинжала, украшали металлические заклепки и пряжка, которая, по мнению Рубена, стоила больше, чем они с отцом смогут когда-либо заработать, даже если оба доживут до ста лет.

Оруженосцы опустились на одно колено. Мгновением позже Рубен последовал их примеру. Пикеринги даже не поклонились.

— Что происходит? — спросил принц.

Мовин хмуро посмотрел на него.

— Мы с Фаненом и Хилфредом хотели немного повеселиться… а ты все испортил. Вечно ты все портишь.

Принц в замешательстве окинул взглядом коленопреклоненных оруженосцев, потом заметил обнаженные мечи.

— Хилфред? — переспросил он и, повернувшись, встретился глазами с Рубеном. — А, герой Битвы на Входном мосту! — Принц снова посмотрел на оруженосцев и добавил: — Он рисковал жизнью, защищая мою сестру от банды разбойников. Только не говорите мне, что эти ничтожества хотели толпой напасть на нашего друга.

Рубен не верил своим ушам. «Значит, третьим всадником, преследовавшим принцессу, был принц?»

— Мы уже уходим, ваше высочество, — сказал Эллисон, пряча меч в ножны и поднимаясь. Он сделал шаг в сторону, но принц преградил ему путь.

— Ты не ответил на мой вопрос, Эллисон. — Алрик приблизился к нему почти вплотную.

— Нет, ваше высочество, мы никогда бы не подумали причинить вред вашему другу.

Алрик посмотрел на Рубена.

— Это правда? Знаешь, ведь я могу спустить на него собак. Я люблю собак. Мы с ними охотимся, но им запрещено убивать и поедать добычу. Мне всегда казалось, что это несправедливо. Думаю, они оценят такую возможность. Будет весело. Мы будем смотреть, как эти придурки несутся сломя голову, и делать ставки на то, как далеко они смогут убежать, прежде чем собаки их поймают.

— Спорим, Хорас и до ворот не доберется, — сказал Мовин. Затем все головы повернулись к Рубену.

Эллисон уставился на него застывшими, широко распахнутыми глазами.

— Я не заметил угроз со стороны оруженосца Эллисона, ваше высочество, — ответил Рубен.

— Ты уверен? — настаивал Алрик. Он смахнул с плеча Эллисона желтый листок. — Необязательно использовать собак. — Принц с улыбкой кивнул на Пикерингов. — Знаешь, они с удовольствием преподнесут им урок. В некотором смысле у них много общего с охотничьими собаками. Им тоже никогда не позволяют никого убить. С тех пор как им исполнилось десять, ни один дурак не бросил им вызов.

— Кроме меня, ваше высочество.

Пикеринги и принц рассмеялись, хотя Рубен не понял причины.

— Это точно.

— И потому ты наш друг, — объяснил Мовин.

— Ты не знал, кто мы, — кивнул Фанен. — И понятия не имел о мастерстве клинка Пикерингов.

— Это не имело бы значения, — возразил Рубен. Его кровь по-прежнему бурлила после схватки, и он не думал, что говорит. — Если бы я решил, что вы хотите причинить принцессе вред, то все равно сразился бы с вами.

Последовало молчание, и Рубен увидел, как улыбнулся Алрик; затем принц посмотрел на Мовина, и они снова рассмеялись.

— Скажи мне, Хилфред, как у тебя с ловлей лягушек?

* * *

— Видел, как обмочился Эллисон-Джеллисон, когда я предложил отдать его собакам на растерзание? — спросил принц, когда они рысью ехали по дороге.

— Ха! Еще бы, — откликнулся Мовин. — Я думал, он грохнется в обморок, как девчонка.

— Ты правда можешь это сделать? — поинтересовался Фанен.

Разница братьев в возрасте составляла всего год, но они ничуть не походили друг на друга. Фанен был аккуратно причесан и молчалив, а когда открывал рот, говорил мягким голосом, который терялся в стуке копыт и шуме ветра.

Алрик рассмеялся.

— Конечно, Фанен. Я просто пойду к отцу и скажу: «Эй, не возражаешь, если сыночка лорда Тревэйла разорвут собаки?»

Мовин усмехнулся, словно понял шутку. Хотя Рубен решил, что мальчишке просто нравилось смеяться. Он часто это делал.

— И как думаешь, что ответил бы твой отец?

Алрик пожал плечами.

— Я бы предпочел не выяснять.

Алрик настоял, чтобы Рубен отправился с ними на болото за лягушками, а отказать сыну короля было нельзя. Да Рубену и не хотелось отказывать. Несмотря на прошлое унижение, он понял, что ему нравятся эти трое. А после того как они спасли его от жестоких побоев, он с радостью присоединился к охоте на лягушек… или на драконов, если бы того пожелал принц. Рубен узнал, что у каждого из них есть в замке небольшая коллекция лягушек. Мовин держал целых восемь, Фанен владел лишь пятью, зато разными, а у Алрика было всего четыре. Вероятно, принцу не нравилось, что его обошли. Он велел Иэну привести лошадей и захватить еще одну для их нового приятеля Хилфреда. Мальчишки надели плащи, и во второй раз за неделю Рубен покинул город в обществе члена королевской семьи.

Они ехали на север, мимо Королевской дороги, к Восточной марке. Вечернее солнце клонилось к западу, на фермах в тени холмов уже зажгли лампы. Коровы возвращались с пастбищ, дым поднимался из труб, и заметно похолодало. Мальчики находились в часе езды от городских стен, дома здесь встречались редко, а холмы поросли деревьями. Наконец, свернув с дороги, они направились к большому пруду, окруженному кустарником и деревьями. Над водой стелился туман. Мальчики называли этот пруд Болотом Эдгара, потому что узнали о нем от Эдгара-плотника. По его словам, это было лучшее место в мире для ловли лягушек.

Они спешились и подвели лошадей к кромке воды.

— Не поздновато ли для такой поездки… э-э… ваше высочество? — спросил Рубен.

— Лучшее время ловли — сразу после заката, — ответил Алрик.

— Я удивлен, что отец позволяет вам уезжать так далеко по ночам без сопровождения.

Принц усмехнулся.

— Он бы не позволил. Пришлось убедить его, что у меня есть охрана.

— Кто?

— Ты.

— Но я еще даже не стражник!

— Правда? Это странно, потому что, когда я сказал отцу, что Хилфред согласился поехать с нами, его это удовлетворило.

Рубен был ошеломлен.

— Он решил, что вы говорите о моем отце!

— Правда? Ты так думаешь? — Алрик с трудом сдерживал смех. — А знаешь… возможно, ты прав.

Троица снова расхохоталась и не унималась, пока привязывала поводья к поваленному дереву на краю пруда, чтобы лошади могли напиться.

— Знаешь, я не виноват, — сказал принц. — Ариста не сообщила нам твое имя.

— Если отец решит, что я пытался выдать себя за него, он меня убьет, — вздохнул Рубен.

— Ты тоже не виноват. — Фанен снял с седла лягушачий мешок. — Ты не знал.

— Мой отец не хочет, чтобы я общался с аристократами. И точка.

— Почему?

— Он думает, что это принесет мне одни неприятности.

— Так и есть! — воскликнул Мовин, и они снова рассмеялись. — Твой отец мудр.

— Нет смысла тревожиться об этом сейчас, — отмахнулся Алрик, закидывая свой лягушачий мешок на плечо. — Мы здесь. Давайте ловить лягушек.

— А что делать мне? — спросил Рубен.

— Охраняй нас, — пожал плечами Алрик. — Только не забудь свой меч.

Снова смех.

Мальчики двинулись в высокую траву, шагая по поваленным стволам и прыгая с кочек на камни, углубляясь в затянутое туманом болото.

— Ты действительно ужасно владеешь мечом, — сообщил Мовин Рубену. — И ты правда завтра станешь стражником?

Рубен кивнул.

— Вот какие стражники у нас в Эссендоне, да, Алрик?

— Завтра обсужу это с капитаном Лоренсом, — ответил принц с такой серьезностью, что Рубен занервничал.

— Вы ведь не собираетесь этого делать, ваше высочество?

Алрик оглянулся и закатил глаза.

— Надо держать его при себе. Забавный парень.

Рубен услышал плеск, за которым сразу последовал вскрик Фанена:

— Вот ведь!..

Оглянувшись, Рубен увидел, что левая нога мальчика по щиколотку ушла в воду.

— Нога соскользнула, — поморщившись, объяснил Фанен.

— Нужно лучше держать равновесие, Фанен, — посоветовал Мовин. — Подобная ошибка в битве может стоить тебе жизни.

Фанен вытащил ногу из воды и потряс ею. Мовин повернулся к Рубену.

— Скажи, Хилфред, ведь твой отец неплохо владеет мечом.

— Великолепно владеет, — поправил его Рубен. — Он лучший мечник в королевской страже, не считая лейтенанта и капитана.

— Ты беседуешь с Пикерингом, Хилфред, — напомнил принц. — Это все равно что заявить семейству чистокровных скакунов, что твой отец — самая быстрая ломовая лошадь в округе. Их отец, — Алрик махнул в сторону братьев, — лучший мечник из живущих… где бы то ни было.

Мовин пригнулся под веткой.

— Отец начал учить нас всех, когда мы и меч-то поднять не могли. Даже мою сестру Ленару, которая, надо полагать, одержит верх над Фаненом, хотя схватки на мечах уже не кажутся ей дамским занятием.

— Необязательно всем об этом рассказывать, — заметил Фанен, хлюпая левой ногой на каждом шагу.

— Почему нет, это забавно.

— Не очень.

— Ладно, согласен, ваш отец лучше моего, — проворчал Рубен.

— Я имел в виду вовсе не это. Это был комплимент — то, что твой отец неплохо владеет мечом…

— И в его исполнении это действительно комплимент, уж поверь мне, — вставил принц.

— Тогда на что вы намекаете?

— Ну… — Мовин смолк, проверяя устойчивость наполовину ушедшего под воду бревна, — …если твой отец умеет обращаться с мечом, почему ты не умеешь?

Рубен пожал плечами.

— Надо полагать, он слишком занят.

— Я могу научить тебя. — Мовин удержался на ногах, схватившись за стебли рогоза, потом пробежал по бревну к небольшому клочку травы на островке почти в середине пруда. — Если ты не против учиться у того, кто младше тебя.

— Я бы согласился, — веско проговорил принц. — В десять лет Мовин победил капитана Лоренса на Зимнем празднике.

— Это было два года назад, — напомнил Мовин. — Отец говорит, в этом месяце я освою первую ступень тек’чина.

— Мило.

Они опустились на колени, и Фанен зажег маленький фонарь. Солнце скрылось за лесом, тени сгустились. Вокруг посвистывали и трещали лягушки.

— Вижу одну! — прошептал Фанен, показывая на воду. — Давай, Алрик.

— Спасибо, Фанен. Как благородно с твоей стороны.

Принц положил мешок и осторожно двинулся вперед, выставив перед собой скрюченные руки, словно готовый к нападению медведь. Он вошел в пруд и стремительно погрузил ладони в воду. Раздался громкий всплеск.

— Поймал!

Алрик кинулся назад, сжимая что-то в руках, его туника насквозь промокла. Фанен держал мешок принца наготове, и тот поместил туда добычу.

— Теперь мы сравняли счет, друг мой, — сказал он Фанену.

— Еще одна — и я тебя обойду. После чего займусь свержением Безумного Мовина с трона Лягушачьего короля.

Очевидно, это был великий титул, о котором Рубен никогда не слышал. Быть может, не слышал никто, кроме трех мальчишек.

— Какая? — поинтересовался Мовин.

— Рогатая.

— У меня таких две, — ухмыльнулся Мовин.

Нахмурившись, Алрик повернулся к Рубену.

— Пусть учит тебя драться, главное — никогда его не слушай.

Рубен сидел на мшистой кочке, окруженный рогозом и кувшинками, и смотрел, как они охотятся. Он предложил свою помощь, но услышал, что это против правил. Рубен понятия не имел, что у лягушачьей охоты есть правила, однако, очевидно, они были. Стояла поздняя осень, большую часть урожая уже убрали, и скоро пойдет снег. Но Болото Эдгара жило своей жизнью: здесь ветер шумел в макушках деревьев, шелестела трава, оглушительно квакали лягушки. Плотник знал свое болото.

Рубен дивился странному повороту судьбы. Чуть больше часа назад он готовился быть избитым — если не хуже. Эллисон вполне мог не шутить насчет инициалов. Для оруженосцев Рубен был вроде животного, недостойного сочувствия. А теперь он здесь, в безопасности и компании аристократов, ловит лягушек вместе с наследным принцем. И тут Рубена осенило, что за возможность ему выпала.

— Эй, кто-нибудь из вас бывал в комнате на вершине высокой башни?

— Той, что с призраками? — спросил Алрик, не отрывая взгляда от поверхности воды, где выслеживал очередную неуловимую лягушку.

— С призраками?

— Конечно, — ответил Алрик, пробираясь между кочками и пытаясь не упасть. — Каждый год примерно в это время Нора рассказывает историю. Думаю, потому что это случилось поздней осенью.

— Что случилось?

— Нора говорит, дело было много лет назад, до моего рождения. Работавшая в замке девушка, горничная, разбилась насмерть. Она забралась на башню в одной ночной сорочке. Поставила на карниз лампу и прыгнула. Ветреными ночами можно услышать, как она кричит, падая вниз… и шлепок. Ее тело, точнее, то, что от него осталось, нашли на мостовой перед главным входом.

— Б-р-р-р. — Фанен оторвался от своего мешка с лягушками и поморщился. — Зачем она это сделала?

— Она любила человека, который ее не любил. И родила от него ребенка. Но тот парень сказал, что она лжет. Из-за ребенка она потеряла работу горничной, семьи у нее не было, и она не могла позаботиться о нем. Поэтому, согласно легенде, она положила младенца на постель отца, затем поднялась на башню и прыгнула. Говорят, ее призрак бродит по башне и осенью, когда уже холодно, но снега еще нет, зажигает на карнизе свою лампу, если кто-то в замке должен умереть. А еще говорят, что если подняться на башню, когда она там, она решит, что ты любовник, который ее предал, и вытолкнет тебя из окна, чтобы отомстить.

— А что случилось с ребенком?

— Это всего лишь история, — рассмеялся Мовин.

— Хотя однажды с этой башни действительно упала женщина, — заметил Алрик.

— Кто?

— Нора всегда звала ее Розой.

* * *

Они вернулись поздно, потому что Алрик сравнял счет с Мовином и хотел победить друга. Мальчишки сдались лишь после того, как упали в пруд, гоняясь за редкой лягушкой с красными пятнами. Оба промокли до нитки, и теперь жаркий огонь казался привлекательней титула Лягушачьего короля.

Облака мелькали на лике полной луны, словно она светила под водой со стремительным течением. Надвигалась буря, и, как перед всеми бурями, Рубен испытывал тревогу. Стража искала принца — ворота распахнулись прежде, чем они добрались до них. Мокрые, замерзшие и усталые мальчишки бросили Рубена, не попрощавшись, и скрылись в замке, оставив его возиться с четырьмя лошадьми.

Ветер сотрясал конюшню и пугал животных, пока Рубен расседлывал и обтирал их. Он только промочил ноги и не слишком утомился. Он привык к более тяжелой работе, чем охота на лягушек. А кроме того, Рубен хотел оттянуть встречу с отцом. Ричард Хилфред знал обо всем происходившем в замке и, разумеется, был осведомлен, что его сын уехал с принцем и молодыми лордами Пикеринг. Если Рубен придет достаточно поздно, возможно, отец уже будет спать. Поэтому Рубен неторопливо расчесал и накормил лошадей, прежде чем выйти в пустой двор.

Ветер задул несколько факелов, в том числе один у колодца и два рядом с главным входом в замок. Прочие опасно мигали. Ветер завывал, проносясь между зданиями, швыряясь охапками листьев. Ветви старого дуба, почти голые, стучали друг о друга. Дверь дровяного сарая то скрипела, то хлопала, звенела колодезная цепь, на которой раскачивалось ведро.

Рубен поднял голову — и увидел огонек в верхнем окне высокой башни.

Он не мог отвести от него глаз. За последний месяц он дважды видел этот огонек, и каждый раз кто-то умирал. Сперва старый канцлер Уэйнрайт, затем Клэр Брага, которая погибла в страшном пожаре в поместье, только что подаренном королем ее мужу. При мысли об этом Рубен содрогнулся. Сгореть заживо — хуже смерти не придумаешь. Порезы и синяки его не тревожили, но однажды он коснулся горячего котелка и много дней страдал от невыносимой боли. Отец даже побил его, чтобы он прекратил ныть.

А еще та история, что рассказал принц. О женщине по имени Роза, горничной, которая покончила с собой. «Могла ли она быть?..» По словам отца, мать Рубена умерла при родах. Но история принца многое объясняла, например, то, почему отец так редко говорил о матери, и его плохое настроение в день рождения Рубена. А может, он лишь хотел, чтобы это было правдой? Тогда не он был бы причиной смерти матери, а свет мог бы означать, что мать вернулась, чтобы сказать ему: он не виноват в преступлении, в котором каялся все эти годы.

Рубен сделал три шага к замку, запрокинув голову, не отрывая глаз от окна, гадая, не удастся ли разглядеть призрачный силуэт матери. Свет мигнул: кто-то прошел между ним и окном. Рубен затаил дыхание, выжидая, а ветер трепал его волосы.

Огонек погас.

Он продолжал стоять перед парадным входом в замок, глядя вверх, но ничего не происходило. Означает ли это, что умер кто-то еще? Кто это мог быть? Кто-то в замке или далеко отсюда? Рубен ждал этого огонька больше двух недель, но теперь, увидев его, ощущал только пустоту. Не было душераздирающего крика, и ничье тело не рухнуло во двор. Ночь казалась обычной. Затем, когда он уже был готов развернуться и направиться к казармам, из окна выскользнула тень.

Если бы не лунный свет, озарявший башню, и не пристальный взгляд Рубена, он бы не заметил ее — женщину в развевавшемся платье.

Задержав дыхание, Рубен ошеломленно смотрел. «Это она?»

Цепляясь руками за карниз, женщина искала, куда поставить ноги. Нашла, осторожно опустилась на декоративный свес и съежилась на нем.

«Поставила на карниз лампу и прыгнула. Ветреными ночами можно услышать, как она кричит, падая вниз… и шлепок».

Рубен слышал только плач.

«Кто она и что здесь делает? Это призрак? Это моя…»

Женщина медленно двинулась вокруг башни, к маленькому слуховому окну. Снова повисла, вытянула ногу, нащупала козырек под собой и начала спускаться. Потом поскользнулась.

Ахнув от ужаса, Рубен смотрел, как она падает.

Женщина съехала по козырьку, с криком упала на шпиль Веселой башни и, цепляясь за глиняную черепицу, продолжила скользить.

Рубен подался вперед, словно желая помочь, но он ничего не мог сделать.

На самом краю ноги женщины нашли опору. Она лежала на животе, прижавшись к шпилю и рыдая от страха.

Рубен смотрел, прикрыв рот ладонью. Он ждал, как женщина поступит дальше, но та не шевелилась. Просто лежала, тяжело дыша и поскуливая.

— Под вами широкий балкон! — крикнул Рубен, не зная, обращается к человеку или к призраку. В том, что женщина пережила падение и уцепилась за край крыши, было что-то потустороннее. Самое сложное позади — при условии, что она не задумала самоубийство. Рубен видел, как можно спуститься. Он подождал, но женщина не шевелилась.

— Вы в безопасности… ну, почти. Просто спрыгните вниз, и все будет хорошо, если приземлитесь удачно.

— Не могу! — крикнула женщина, едва слышно за шумом ветра. — Я не хочу умирать!

«О чем она говорит? Она только что вылезла из окна в башне!»

— Доверьтесь мне. Просто отпустите крышу и аккуратно прыгайте. Даже если упадете, все будет хорошо. Балкон прямо под вами.

Лишь несколько минут спустя он увидел, что она сдвинулась с места. Немного опустилась, боясь посмотреть вниз. Ее ноги задергались в тщетных поисках опоры. Руки разжались, и она упала, снова вскрикнув.

Рубен выбрал бы другой способ, но это сработало. До балкона было дальше, чем казалось снизу. Женщина исчезла за балюстрадой. Рубен испугался, что она ушиблась, но потом увидел ее голову.

— Вы в порядке?

Голова кивнула.

— Идите вдоль стены слева от вас. Там лестница.

Женщина скрылась из виду.

В окне башни вновь вспыхнул огонек, и Рубен жадно посмотрел на него, но больше никто не появился.

Он ждал во дворе, пытаясь понять, что произошло. Если это призрак, почему не спрыгнул вниз? Ведь именно так поступают призраки — вновь и вновь переживают момент собственной гибели, обреченные на вечные муки? А если не призрак, то кто? И зачем вылезать из окна высокой башни, если не собираешься совершить самоубийство?

«Я не хочу умирать», — сказала она.

В этом не было никакого смысла.

Одна створка двери приоткрылась. Сначала Рубен увидел только бледную руку, потом — лицо молодой женщины.

Он никогда прежде ее не встречал. Она была примерно его возраста, но накрашена и в странном наряде. С узким корсажем и низким, оголявшим плечи вырезом, он скорее напоминал то, что женщины носят под платьем. Девушка по-прежнему плакала. Рубен видел слезы на ее лице, они блестели и оставляли за собой темные потеки макияжа.

Когда он подошел к ней, она отпрянула.

— Пожалуйста, не убивай меня. Пожалуйста… пожалуйста…

— Все в порядке. Вы в безопасности. Я не причиню вам вреда.

Девушка уставилась на Рубена испуганными глазами, ее руки тряслись.

— Клянусь, я не сделала ничего плохого!

— Все в порядке. Просто расскажите мне, что случилось. Почему вы вылезли из окна?

— Они бы… они бы убили меня, если бы узнали, что я была там. И слышала, о чем они говорили.

— Кто? О чем вы?

Взгляд девушки не отрывался от огонька в окне башни.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — ты должен меня спрятать. Я не сделала ничего плохого.

* * *

В замке бурлила жизнь. В каждом окне горел свет, поднятые с постелей стражники расхаживали по двору. Рубен юркнул в дровяной сарай, где спрятал девушку. Сарай был его святилищем, местом, куда он отправлялся, если хотел побыть один. Но сегодня он сомневался в надежности своего убежища. Снаружи Рубен слышал приказ запереть ворота.

«Что происходит? Говорят, смерть приходит трижды, и в башне был огонек».

С тех пор как он привел девушку в сарай, она сидела, скорчившись, на вязанке кленовых дров, которые Рубен наколол месяц назад. Он мог видеть только часть ее лица, озаренную лунным светом, пробивавшимся в дверную щель. Мокрые щеки девушки распухли, покрасневшие глаза остекленели.

— Слышала? Это сигнал тревоги. Если хочешь, чтобы я тебе помог, придется со мной поговорить. А теперь расскажи мне, что происходит, — попросил Рубен.

Она кивнула, сглотнула и набрала в грудь воздуха.

— Я пришла на праздник… праздник-сюрприз для кого-то.

— Для кого?

— Не знаю. Я не спросила.

— Тебя пригласили на праздник, но ты не знаешь, для кого он был?

— Меня не приглашали. Я пришла работать.

Рубен смутился. В этом не было никакого смысла. В замке полно прислуги.

— А какую…

— Меня наняли, чтобы доставить удовольствие почетному гостю.

— Что?

Девушка фыркнула.

— Сколько тебе лет?

— Почти шестнадцать, но я не понимаю… О! — Рубен отшатнулся, словно от опасного животного. — Ты…

— Да.

— О.

Больше ему ничего в голову не пришло. Рубен общался всего с несколькими девушками. Иногда обсуждал погоду с прачкой Алисой. Немного старше Рубена, она никогда не проявляла особого интереса к беседам с ним. И еще он не сомневался, что Грейс, которая начищала подсвечники и носила воду из колодца, его избегает. Девушки заставляли Рубена нервничать, но перед ним была не девушка. Перед ним была… Он не мог даже подумать об этом.

— Праздник был в башне, но, как я сказала, из меня предполагалось сделать сюрприз. Поэтому меня спрятали в гардероб, чтобы, когда почетный гость заглянет внутрь, я выпрыгнула наружу. Пока я сидела в гардеробе, вошли двое мужчин и начали разговаривать. Я думала, что дверца вот-вот распахнется, но они все говорили и говорили. Поначалу я не слушала. Все равно я почти ничего не понимала, что-то там про имперцев и монархистов и про то, что Меленгар станет одним из первых.

— Первых чего?

— Понятия не имею. Но потом я услышала, как один сказал: «Начнем перемены, когда убьем короля».

— Сказал что? — переспросил Рубен, хотя с первого раза все расслышал.

— Что собираются убить королевскую семью. И я никак не могла понять, с чего им говорить такие вещи в моем присутствии. Потом я догадалась, что не они спрятали меня в гардероб и просто не знают обо мне. Услышав, как они уходят, я решила выбраться. Если кто-то из них явится на праздник, он поймет, что я все слышала. Мне нужно было уйти. Исчезнуть.

— Почему ты просто не спустилась по лестнице?

— Я услышала голоса за дверью. Это могли быть те двое. Оставалось только окно. Я думала, что смогу спуститься. Думала… но поскользнулась. — Она снова заплакала.

— Ты можешь предположить, кто это был? Они называли имена?

Она покачала головой.

— Нет, я ничего такого не слышала. Пожалуйста, я просто хочу пойти домой.

— Ты не можешь уйти. Ворота заперты.

Интересно, почему? Может, все уже случилось. Может, произошло убийство. И девушка вполне могла быть соучастницей. Когда Рубен смотрел на нее, это казалось невероятным, но таким же невероятным казалось то, что она вылезла из окна.

— Произошло что-то плохое, — сказал он. — Вот почему били тревогу. Если ты говоришь правду, возможно, кто-то только что пытался убить короля.

Девушка зажмурилась и покачала головой.

— Теперь они решат, что я к этому причастна — ведь я сбежала, вылезла из окна. Это не так. Я ничего не сделала. Ты должен мне поверить.

— Слушай, постарайся успокоиться. — Рубен не знал, к кому обращается. Его сердце по-прежнему колотилось от того, что он решил, будто видел призрака… А призрак оказался попавшей в беду девушкой, которую он подобрал, словно бродячую собаку. Он радовался, что они нашли укрытие, прежде чем прозвучал сигнал тревоги. Запах кленового дерева казался привычным, как запахи конюшни. Здесь Рубен мог думать. — Я просто пойду и расскажу им, что случилось.

— Нет! — Она вцепилась в него. — Пожалуйста, не надо!

— Но если ты не виновата, все будет хорошо.

— А если ты скажешь не тому человеку?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если ты скажешь одному из тех, кто планировал убить короля? И в любом случае, если король мертв и они думают, что это сделала я… они меня не послушают. Не поверят мне. Я просто хочу пойти домой.

Рубен не мог позволить ей уйти.

Он запустил руку в волосы. Требовалось укрытие получше, безопасное, тайное, откуда она не сможет сбежать — на случай, если лжет.

— Ладно, тогда я сделаю вот что. Я знаю еще одно место, где можно тебя спрятать. Ты посидишь там, а я пока узнаю, что происходит. А потом пойду к отцу. Он сержант королевской стражи, и его работа — защищать королевскую семью. Он скажет, что делать. Не волнуйся, я не дам тебя в обиду. Просто доверься мне.

— Я тебе верю, правда. Ты не должен был прятать меня или помогать, когда я спускалась. Но я даже не знаю твоего имени.

— О… конечно, извини. Я Рубен. Рубен Хилфред. А ты?

— Роза.

Рубен уставился на нее.

— Правда?

Она кивнула.

— А что?

— Э-э… ничего. Просто… — Он взял ее за руку. Возможно, Роза подумала, что Рубен хочет ее подбодрить, но на самом деле он желал убедиться, что она настоящая. — Так звали мою мать.

Это было распространенное имя, и все же теперь он еще больше хотел помочь ей, а дровяной сарай не тянул на крепость. Потом ему в голову пришла мысль об идеальном укрытии. Рубен выглянул из сарая, затем повернулся к Розе и сказал:

— У меня идея.

Глава пятая

После праздника

Сержант Ричард Хилфред поднимался на башню, перешагивая по две ступени за раз, и в перерывах между сожалениями о плохой физической форме и попытками сосредоточиться на дыхании придумывал способы прикончить лейтенанта Уайлина.

«Почему подобные вещи вечно случаются именно в мою смену?» Хилфреду должны были докладывать о каждом происшествии в замке. Как иначе он сможет обеспечивать защиту королевской семьи? Уайлин, мелкий мерзавец, ни слова не сказал о празднике для капитана Лоренса. Что-то произошло, весь замок взбудоражен, и Ричард знал, что вину за ночной провал возложат на него.

— Барнс! — заорал Ричард. — Где он? Где Уайлин?

Сержант Барнс находился в комнате наверху. Той самой, что заворожила сына Ричарда, той самой, что заставляла самого Ричарда нервничать. В ней не было ничего особенного, круглое каменное помещение, давно покинутое — слишком далеко, слишком много ступеней, жарко летом и холодно зимой. Ледяной ветер врывался в открытое окно, раздувая потрепанные, рваные занавески. Комнату освещала лампа, стоявшая на столе в центре. Грязные кружки, поднос с остатками мяса и сыра, в углу — бочонок с элем. Единственными предметами мебели, кроме стола, были древний гардероб и пыльная кровать.

— Я не знаю, где лейтенант, — ответил Барнс. Он стоял навытяжку, и Ричарду показалось, будто над ним насмехаются. — Капитан Лоренс приказал ему запереть ворота.

Ричард уже открыл рот, когда заметил причину церемонности Барнса. Они были не одни. За пределом круга света стоял лорд Саймон Эксетер. Его превосходительство в своем белом плаще до пола расположился у окна. Под плащом скрывалась черная кожаная туника с пряжками спереди, напоминавшими швы, словно кто-то вспорол грудную клетку, а потом залатал. Заложив большие пальцы за портупею, лорд Эксетер с насмешливым неодобрением изучал Ричарда.

— Ваше превосходительство. — Ричард вытянулся в струнку.

Аристократы нравились ему не больше пчел. Он знал, что, если не станет их тревожить, они не потревожат его, но Эксетер напоминал осу и жалил без особой на то причины.

— Рад, что вы к нам присоединились. Надеюсь, тревога не прервала приятный сон. Мы вовсе не хотим, чтобы королевская служба мешала вам выспаться.

Прежде чем ответить, Ричард осторожно подобрал слова:

— Я не спал, ваше превосходительство. Я старший королевский стражник в эту смену. В мои обязанности входит расследовать все возможные угрозы королю.

— Понимаю. Позволите мне провести собственное расследование?

— Конечно, ваше превосходительство. Буду рад любой помощи.

Ричард предпочел бы поговорить с Барнсом с глазу на глаз, но верховный констебль Эксетер был главным вершителем королевского правосудия в Меленгаре. Шерифы всех округов и кварталов и все городские констебли исполняли его приказы. Обычно он занимался происшествиями за пределами стен замка, однако Ричард не собирался оспаривать его власть. Кроме того, Эксетер был маркизом Восточной марки и третьим по могуществу человеком в королевстве, после короля и канцлера Браги.

— Введем сержанта Хилфреда в курс дела, чтобы он высказал нам свое мнение, а, Барнс? — произнес Эксетер. — Повторите то, что рассказали мне.

Барнс замялся. Он не смотрел ни на кого из них, его взгляд метнулся к бочонку, и он облизнул губы. Барнс был из старой гвардии, из тех, кого Ричард называл Людьми короля и кто участвовал в подавлении Восстания Аспера за год до того, как Ричард вступил в стражу. Они не забыли, что он пропустил это событие. Тогда Лоренс был лейтенантом, а Уайлин — старшим сержантом. Ричард чувствовал себя лишним, когда они выпивали и вспоминали ту кампанию. По их словам, король лично возглавил атаку, но Ричард в это не верил. Аристократы не водят войска в битву, а выжидают в безопасном тылу, пока дела не обернутся к лучшему, после чего гарцуют среди мертвых, радуясь своей победе.

Люди короля были сплоченной, преданной группкой. Ради своих они были готовы на все, и, возможно, Барнс замялся именно по этой причине. Однако присутствие лорда Эксетера являлось веским аргументом.

— Лейтенант Уайлин планировал праздник-сюрприз в честь дня рождения капитана. Мы скинулись на подарок — проститутку.

— Вы притащили в королевский дворец шлюху? — ошарашенно спросил Ричард. — А Уайлин или капитан Лоренс об этом знали?

— Нет, все было проделано очень тихо. Никто не знал.

— Очевидно, раз вы утаили информацию от королевской стражи и верховного констебля, — хмыкнул Эксетер. — Не буду даже напоминать, какие вас ждут неприятности. Прошу, продолжайте.

— Ну… она исчезла.

— То есть как — исчезла? — спросил Ричард.

— Девчонка, Роза, пропала. Мы спрятали ее в этом гардеробе. — Барнс ткнул пальцем. — Хотели заманить сюда капитана, рассказав, что принцесса испугалась, увидев призрак… — Барнс неубедительно закашлялся. Посмотрел на Ричарда, потом на свои ноги. — В общем, все шло отлично, но когда капитан явился за подарком, ее там не оказалось.

— Куда она подевалась? — спросил Ричард.

— Действительно, куда? — отозвался Эксетер. — Итак, давайте подведем итоги, сержант Барнс. Вы тайно провели в личную резиденцию королевской семьи особу, о которой, надо полагать, ничего не знаете, и оставили ее в одиночестве. Она могла бродить по всему замку, где вздумается. Зачем нам рвы, ворота и стены, если собственные люди короля подрывают безопасность?

— Она обычная девчонка, местная шлюха. С ней не будет никаких проблем.

Эксетер вскинул брови.

— Однако мы здесь. Вы думаете, целый замок может всполошиться без всякой на то причины? Часто ли мы обыскиваем каждый погреб и дровяной сарай, просто потому, что нам нечем заняться? Я полагаю, с ней возникли весьма большие проблемы. — Тут лицо верховного констебля приняло озадаченное выражение. — Хм-м… Но вы затронули интересный вопрос. Если это всего лишь нарушение протокола тупыми, недисциплинированными стражниками, почему прозвучал сигнал тревоги? Не сомневаюсь, правила нарушали и прежде. Приведя девчонку сюда, вы проявили недальновидность, а потеряв ее, продемонстрировали свою некомпетентность. Однако это вряд ли оправдывает запертые ворота и полномасштабный обыск. Так почему капитан Лоренс поднял на ноги все казармы?

— Думаю, он не собирался этого делать. Да, он взбесился, сами знаете, какой у нас капитан. Но поначалу он лишь сказал нам отыскать ее и вышвырнуть из замка. А потом вмешался епископ Сальдур и…

Эксетер поднял руку, прерывая его. Склонил голову и уставился на Барнса. Эта странная привычка верховного констебля всегда казалась Ричарду угрожающей, хотя он не мог объяснить причину.

— Епископ Сальдур был здесь?

Барнс кивнул.

— Его пригласили на праздник?

Барнс едва не стал первым человеком, который рассмеялся в присутствии Эксетера. Ричард никогда не видел, чтобы при нем кто-то смеялся, даже король.

— Нет, ваше превосходительство. Мы, так сказать, вращаемся в разных социальных кругах. Мы столкнулись с епископом на лестнице, когда несли закуски, и он вроде как присоединился к нам.

— И вам это не показалось странным?

— Думаю, ему просто стало любопытно при виде всех нас, идущих в башню посреди ночи. Мне бы стало. И мы вроде как не могли не предложить ему выпить с нами. По правде сказать, я не слишком жаждал выслушивать его нотации, когда выпрыгнет Роза, но решил, что это проблема Уайлина, не моя.

— И какое отношение епископ Сальдур имеет к тому, что капитан Лоренс поднял тревогу?

— Ах да. Капитан открыл гардероб, а там было пусто, и он понял, что что-то не так. В конце концов мы рассказали ему про Розу, и он велел отыскать ее и проводить домой. Но тут Сальдур взвился и начал кричать о том, как это серьезно. Называл Розу злоумышленницей, вопил, что она может оказаться шпионом или убийцей. Заявил капитану Лоренсу, что если тот не поднимет тревогу, он лично отправится к Перси Браге и скажет канцлеру, что капитан подвергает опасности жизнь короля. В общем, устроил переполох на пустом месте, но Сальдур — не солдат и ничего не понимает в таких вещах. Думаю, капитан согласился отчасти для того, чтобы утихомирить епископа. Ну, и еще он не хотел рассердить нового начальника.

— А вы совершенно уверены, что епископ ошибается? Что девчонка неопасна? Где вы ее нашли? — Эксетер снова наклонил голову и уставился на Барнса.

— В борделе в Нижнем квартале.

— Вы привели капитану шлюху из Нижнего квартала? — потрясенно выдавил Ричард.

— Да нет, все не так, — затряс головой Барнс. — Это новое место. Называется Медфордский дом. Пусть он и на Кривой улице, но это отличное заведение, чистое, даже изящное. А Роза — действительно милая девушка. Она бы ничего не сделала…

— Правда? В таком случае скажите мне, сержант, почему ее здесь нет? Почему эта милая девушка не сделала свою работу, не взяла деньги и не вернулась в Нижний квартал?

Барнс молчал.

Эксетер начал задумчиво расхаживать по комнате. Он дергал себя за нижнюю губу, и его плащ драматично развевался при каждом развороте. Ричард, как и, вероятно, Барнс, решил его не трогать и безмолвно стоял навытяжку. Через несколько минут Эксетер остановился и заговорил:

— Исчезновение Розы действительно вызывает озабоченность, и найти ее — важнейшая задача всего королевства, однако не по причинам, озвученным нашим достопочтенным епископом. Нелепо считать девчонку шпионом или убийцей. Вы выбрали ее и позвали сюда, а не наоборот. Я прав?

Барнс кивнул.

— У Меленгара много врагов, и, подозреваю, шпионы шныряют тут и там, но вероятность того, что вы случайно выбрали шпиона в местном борделе, ничтожно мала. Равно как и того, что кто-то, узнав о приглашении во дворец, подкупил девушку, чтобы она открыла дверь или выманила стражника с поста.

— У нее в любом случае не было на это времени. Мы пришли, выбрали ее и привели сюда. Она ни с кем не говорила.

Эксетер шагал, пока не оказался лицом к лицу с Барнсом, и пристально посмотрел на сержанта.

— Если девчонка — заговорщица, скорее всего, Барнс — изменник.

— Нет, ваше превосходительство! Клянусь, это не так! — Судя по виду, сержант был готов упасть в обморок.

Изучив его лицо, Эксетер веско проговорил:

— Я склонен вам верить. Если бы это входило в ваш план, ни к чему было бы придумывать историю о том, что девчонка — подарок для капитана Лоренса. Вы бы просто спрятали ее в замке, и нас бы здесь не было. Возможно, мы подошли к делу с излишней серьезностью. Могло ли быть так, что вы слишком долго вели сюда капитана Лоренса? Девушке стало скучно, она спустилась по лестнице и в настоящий момент находится у себя дома?

Конец ознакомительного фрагмента.