Волнение. Кровь на снегу

М.М. Дрив, 2023

Происходящие в городе Дрив события сотрясают миры героев. Строятся новые основы, разрушаются старые. И что это за ощущение?Погружение в глубины человеческого опыта открывает всегда новые горизонты ранее не доступные. Но что происходит, когда этот опыт выплёскивается наружу сквозь мистические силы?Боль, прошлое и будущее. Кровь на снегу. И выбор каждого героя станет решительным.Так пускай эти решения будут верными. Или нужными.

Вестники

— Эм… Я так понимаю, первый случай всё же не заставил себя ждать? — догадываюсь, что могло произойти, хоть и голова пока ещё не собирает мысли воедино.

— Ага…

— Дин? — обращаюсь к Яну, который мне первый ответил, слегка кивнув.

— Уже позвонили, — Ян хорошо знает, что надо делать, и сразу откликается, добавляя: — Но тебе всё равно стоит посмотреть, это очень… нетривиально.

— Хорошо.

Осматриваю внимательно квартиру. В ней собралось помимо нас с Джо ещё трое моих друзей: Ян, Мари и Лиам — в выжидающих позах, тронутые произошедшим, и, может, тело каждого замерло, но лица их выражают ужас, самый живой из всех, что я видел. От дрожащих зрачков пустого взгляда до нервного покусывания щёк, рваного дыхания. Хм.

А что же произошло? Квартира с зелёными обоями, обсыпанными жёлтыми невзрачными цветочками, забита от пола до потолка посудой, нет, игрушками, нет, кусочками тканей и деталями механизмов, что уже никогда не будут чем-то единым; а там, под окном, рядом с батареей, целый маленький сад из суккулентов и кактусов, все аккуратно посаженные в цветные горшки; керамические статуэтки — есть, газеты и журналы — островки на полу, картины — вторая кожа стен. Тот, кто оформил таким образом квартиру, видимо, видел всё это как истинное сокровище, даже плюшевую обезьяну, свисающую с люстры. Куда не брось взгляд, везде… Антиквариат? Неподходящее описание, к сожалению.

Ровно в центре старомодного жилья, наполненного очевидным хамовником всевозможным барахлом, лежит нетронутый труп человека, который очень даже подходит под описание слегка взъерошенного старика, что каждый день аккуратно вытирает пыль с неработающих уже полвека часов с кукушкой, звеня винтиками, которые лежат в сакральном кармашке бирюзового халата. Да, это несомненно неудачливый хозяин квартиры…

— Кто нашёл его в таком виде?

— Я, абсолютно случайно: просто гулял и почувствовал, что на втором этаже… — мне снова отвечает Ян.

— Квартира нетронута? — перебиваю.

— Да. Тут даже не было смысла искать ценности. Или угрожать бедному старику, — на этот раз Лиам подаёт голос, и я впервые слышу за всё время нашего знакомства, чтобы его бас дрожит от смеси неверия и тревоги.

— Не волнуйся, — хлопаю ободряюще друга по плечу, — мы знали, что рано или поздно это случиться, поэтому сейчас разберёмся.

Продолжаю расспрос, обращаясь к Мари:

— Я так понимаю, ты узнала, что это не обычное убийство, смерть… А наш вариант?

— Ага, — слегка покачав головой и шумно выдохнув, она добавляет: — Нет следов насилия извне, от естественных он не мог умереть и не проглотил ничего также, но… Внутреннее кровотечение…

— Если нет насилия, то опухоли или хроническое?.. Стенки сосудов… Он мог страдать от…

— Нет, не мог, он здоров… Был здоров, я сказала насилие внешнее отсутствует, но… Его всё нутро в месиво… Мэт, — она поднимает лицо и смотрит на меня, но слова уронены на пол, рядом со стариком.

— Хм… Да, это… Хм, — мои слова тоже падают, только мне обратно в глотку. — Не очень… Родные?

— Узнаём, полиция в пути, — даже не замечаю, кто отвечает, старик лежит с шоком на лице, и, кажется, мы сейчас зеркала для этой посмертной маски.

— Тогда, тогда я сам пойду к Жрецу, звоните полиции и мэру, объясните всё, чтобы шума не было, — поднимаю глаза и вижу, что все застыли на месте, только Джо за спиной встревоженно ступает от стены к стене. — Джо, со мной, остальные, прошу, не волнуйтесь: вы первые узнаете после того, как мы поговорим с Дином. Удачи вам.

Разворачиваюсь, чтобы понестись из дома, и хватаю Джо с собой.

— Стой! — Ян слабо окликает меня сзади. — Тебе, тебе удачи!

Машинальное «спасибо» — меня уже нет.

Мы с Джо спускаемся по лестнице, уже нет такой спешки, но мы оба тяжело дышим: нам срочно нужен свежий воздух после увиденного.

Ступеньки серой лестницы заканчиваются, и мы уже добрых пару минут стоим на пыльных плитках первого этажа; я даже сам не заметил, как остановился, изучая внутренности несчастливого дома.

Слегка поцарапанное покрытие пола под нашими ногами напоминает своей мутной зеленью глубокое болото. Наверное, раньше нефритовые аккуратно вырезанные плитки выглядели очень впечатляюще, однако потёртый шик — единственное, на что они теперь могут претендовать после нескончаемого топтания ног и шарканья ступней. Швы между ними в некоторых местах слегка разошлись и неустойчивость стала чертой таких плиток. Кажется, их можно достать, а некоторые уже отсутствуют. Хоть разбитых нет. Ровные стены коридоров оригинально белые, но уже слегка покрывшиеся серым налётом, который местами пытались зачем-то скрыть пятнами новой краски, что ещё и не в тон натуральному цвету.

За долгие годы держания на своих плечах веса дома стены повидали многое…

Все двери квартир абсолютно разные: блестящие металлические, деревянные, с обивкой, которая уже слегка пообтрепалась, и которая была только сшита, и без неё. Но почему? Почему именно эта дверь, эта квартира?

Ну ты посмотри, здесь нет никаких оснований, только совсем личные и то, если этот старик имеет какие-либо связи с обществом вообще. Выглядит как случайность, тем не менее от этого легче не становится…

Люди не должны были так рано узнать, что их жизни угрожает то, что вне их контроля и понимания, не сейчас. Рано или поздно, рано или поздно, ты уже говорил, ты знал, что так случится. Но к такому всё равно не готов. Перед смертью не надышишься? На улицу: мне нужен воздух.

Открываю дверь, после того, как я выхожу из своего недолгого транса, и мы с другом ступаем на улицу, которая нас встречает уже более холодным воздухом, он не даёт свеженападавшему снегу моментально превратиться в слякоть, смешавшись с грязью дорог. Шумное дыхание тяжело покидает нас обоих и при контакте с внешней средой формируются устойчивые облака пара.

Вечер медленно берёт из рук дня поводья временного цикла, чтобы направить его на ночной путь, что заставляет задуматься о том, сколько я находился в неведении о происшествии, о том, как я был недоволен, что Джо меня отвлёк от прогулки. Но теперь уже пора за дело.

А путь к обиталищу моего друга предстоял не самый близкий, так как Жрец живёт в тихом спальном районе, который стал чуть-чуть шумнее при его переезде, далеко от городского центра. Никто из нас не водит. Так, придётся постараться, но сначала поговорим с Джо.

— Бросай это дело, — говорю, кивая быстро головой в сторону неизвестно как появившейся в руке Джо сигареты, которую он готовится зажигать, и добавляю: — У нас нет времени на это, к сожалению, мне нужно тебе кое-что объяснить.

— Говри, я тебя и с сигртой могу слушть, — сквозь сжатые зубы отвечает он, упрямо зажигая сигарету, и затягивает дым. — Ну что ты молчишь? Говори уже.

— Эх, ладно, смотри, — сказав это, хватаю себя за правое плечо левой рукой и несколько раз активно провожу вниз-вверх по всей длине, пока добавляю: — Сейчас ты крепко схватишь меня за руку, всю руку, не кисть: не хочу, чтобы что-то пошло не так и ты остался позади. И мы направимся прямо к дому Дина, нам понадобится где-то пять скачков, но я сделаю четыре, один дойдём пешком, а то я устану. Поэтому мы окажемся в его районе, и я тебя прошу, будь внимателен: мало ли с чем мы имеем дело.

Обычно неспокойный Джо в этот раз не тушит быстро сигарету, а наоборот, по ощущению, назло делает долгие затяжки, каждый раз равномерно вдыхая дым.

Ясно. Догадался, почувствовал тревогу и даёт передышку нам обоим, чтобы сбросить уровень напряжения. Но я всё же могу видеть, что он то и дело мнёт свободной рукой край чёрной олимпийки с красными полосами, в которой его можно часто увидеть. Его пухлая куртка распахнута, и, по-моему, он вообще никогда не застёгивает её, вроде, ему жарко, но кто знает. В итоге все эти наблюдения меня немного расслабляют. Я даже начинаю эту игру, где я себя представляю курящим, но без сигареты, с паром вместо дыма. Нужно сделать паузу, спросить о чём-нибудь Сина.

— Хей, Джо… Ты когда начал курить? — как-то неуверенно подбираю слова для вопроса.

— А? — не ожидая разговора, он отчуждённо окликается, но тут же приходит в себя и отвечает: — А, ну это… Ну, где-то в шестнадцать. Ничего такого особенного, просто я был в компании со старшими ребятами, которые уже часто все курили или, может, пили, всякое такое… И, знаешь, это хороший способ войти в группу общения, я просто принял сигарету покурить, и это дерьмо было противным… Но хоть что-то общее среди парней. Мы же все в Доме разные, ты знаешь, а так всегда можно влиться в коллектив… Ты-то вот, ну, почему не куришь?

— Родители научили долгими лекциями, что это вредно, остальное — история, — просто отвечаю, но для меня это вызывает волну воспоминаний, накатывавших на меня время от времени. Но времени на это сейчас нет.

— Хм, ну что же… Я готов, — слышу слова Джо. — Вперёд мои сани! В белоснежную даль!

— Очень смешно, — проговариваю сквозь усмешку. Тут же собравшись, повышаю голос:

— Давай, шути надо мной перед тем, как я с собой взял, посмотришь, как далеко доберёшься, ездок без машины. Хватайся за руку!

С этими словами протягиваю локоть в сторону друга, который сразу крепко — даже слишком — охватывает его руками. Ну что же, давай, в этот раз нужно будет сделать несколько прыжков, поэтому придётся представить четыре разных места, где можно выйти из-за угла дома в сторону Дина.

Так, зайти за любой угол дома и выйти уже в другом месте, это не мой первый раз. Один прыжок даст мне где-то километр, удобно, но я как всегда выдохнусь после таких удовольствий быстрого перемещения. А сейчас мы прыгаем четыре раза. Поэтому я концентрируюсь, мысленно выстраивая весь путь: он ведёт нас от гудящего центра по плиткам широких улиц, которые все аккуратно опутаны сетью старых домов, что нам достались из прошлого со всеми своими пастельными цветами, четырьмя или пятью этажами и маленькими дворами, ощущение в которых из-за изобилия небольших садов, поддерживаемых жильцами, по истине может быть клаустрофобическим. И на юго-восток города, туда, где начинаются спальный район Монолитов, что стоят среди натуральных озёр, которые были неминуемо названы местом культурного отдыха и на протяжении десятков лет испещрены серостью дорожек для прогулок. Этот молодой район расположен на другой стороне Бегущей листвы — речки, которая делит город на три неравные части.

Вообще-то сама глубокая река делит город почти ровно пополам, стекая с Севера на Юг с небольшим изгибом на Восток, а вот её приток, Пенная рука, своим каменистым руслом врезается в Листву, не доходя чуть-чуть до центра, и таким образом обрезает полностью Остров — северо-западный район города. Старейший.

Монолиты — район, название которого ещё давно имела местность богатая на разные виды трав. Но известна она странными гранитными образованиями, что в виде неровных цилиндров на первый взгляд «растут» из земли. В прошлом эти места считали проклятой, магической землёй, или что-то в этом роде, так что долго пришлось ей ожидать влияния человеческой руки. Эти необыкновенные земные монолиты все находятся рядом, поэтому теперь там построен замечательный парк, и многие семьями ходят на выходных туда на них поглазеть, дети полазать, кто-то порисовать. Но, помимо Каменного сада, район усеян иными мелкими парками, в основном вокруг неглубоких озёр, да и пустырями, оставленными после строек, что уже заросли кустарниками и травами. В целом, эта часть города на удивление плоская, особенно по сравнению с остальными районами, они-то стоят на холмах, а Остров — на плато, что даже имеет свой утёс, возвышающийся над Бегущей листвой ближе к северу. Жители Монолитов существует в своих домах спокойно.

Всё-таки это не шумный центр, да и не Остров, где не найдёшь интересного ничего, кроме сотен частных домов всяких людей, что торопятся, нажившись, бежать из растянувшегося вдоль реки на юг центра, или — если оттуда вообще можно сбежать — северо-восточного промышленного района Причала.

Причал имеет славу рабочего района из-за постоянной работы тысяч рук и голов над разгрузкой-загрузкой судов, обработкой заказов и всякими иными логистическими радостями. Особенно впечатляющей верфи там никогда не было, но место достойное, со своим десятком пристаней и несколькими дебаркадерами. Складов, мастерских и доков хватает, чтобы обслужить все суда, что проходят по широкому руслу Бегущей. И особенно предприимчивых горожан тянет на эту лёгкую, сладкую деятельность торговца.

А вот тех, кто не боготворит материальные ценности, но всегда готов утонуть в духовных, потянет в ровно противоположную сторону — на другой берег реки. В Новый город. Это второй молодой райончик, на который с севера наседает шумный центр, а с востока встречает тот самый лёгкий изгиб Листвы на запад. Он огибает концертные залы и галереи, в которые отправляются все произведения, что слишком андеграундны для старых стен, запыленных ковров и скрипящих половиц музеев и театров Центра. Гуляя по ярким улицам, которые построены как для картинки, с рисунками на домах и растениями вдоль ровных дорог, можно подумать, что каждый шестой встречный — непонятый творец, в своём роде. И везде там суета. Везде! Даже в претенциозном Острове суета: там проводят встречи, встречи и банкеты, банкеты и переговоры, переговоры и корпоративы… Так что на юго-восток!

К тишине, и срочно.

Подхватив друга под локоть, я направляюсь назад к дому, из которого вышли, каждый шаг оставляет глубокий след на молодом снежном покрове. Так-так, это у нас Ден 12… Там, где всё произошло, и…

За угол. Моя концентрация становится твёрже, холоднее, пока она полностью не вморожена у меня в уме. В тот же миг ледяной ветер ударяет в лицо, остужая мысли ещё больше. Я здесь. Но там, но и здесь, уже не здесь, а я нахожусь у стены, другой стены, но это и есть другая стена… Все её шероховатости, вес материала, что она держит на себе, угрюмая устойчивость перед природой… И каждый вздох человека внутри. Да… Ден 12. И…

Нет, Серая дорога 7. Маленькие камушки разбросаны вдоль асфальтированного пути к Бегущей листве, я вижу только их. Всё вокруг покрыто тонкой пеленой в моём взоре, но лишь на мгновение… Ха… Ха… Я быстро теряю нормальное дыхание.

Тяжёлый выдох за тяжёлым вдохом — мы на Серой дороге, что идёт вдоль реки. А именно берега, где раньше до постройки города были сухие валуны, вальяжно развалившиеся около воды, где их не доставал даже разлив, но сейчас, сейчас нам нужно дальше. Дом, такой холодный, тенью ложащийся в сырую подворотню, он тихо гудит, гудит потревоженным камертоном. Может мне просто кажется. А может…

Пора. Выходим с Джо на основную улицу, я только и думаю, что никто не может выглядеть более довольны, чем он. Конечно, это ведь не ему тащить за собой товарища весом под сто килограмм. Ох, если бы меня кто-то возил так. Поехали назад.

Резко развернувшись, повторно ныряю за угол дома, оставляя за собой свет широкой улицы. И снова лишь мокрые стены блестят по две стороны от нас, и неугомонный ветер бьёт в спину. Концентрация морозная, колючая будоражит, разум резко просыпается, грудь наполняется зимним воздухом… Ха…

Тают снежинки перед лицом, лицом, которое смотрит на… Вимон 44. Мы снова сделали скачок, ещё два впереди. А уже… Пелена становится плотнее. И машинально протираю глаза, чтобы порвать её.

Стены домов Вимона часто изрисованы от основания до крыши: здесь уличные художники, графферы живут среди полотен, ждущих их фантазий. Но что-то не так. Плохо удаётся угадать время, и, несмотря на нашу спешку, ещё спешнее наступает ночь, что зимой, наверное, вечно ждёт тенью за днём, ожидает, когда ворваться на небо.

Уже пролился на улицы свет фонарей, дополняя палитру оранжевым, но свечение не проникает везде.

Неприятное чувство из нутра заставляет подумать, что кто-то наблюдает. Наблюдает за нами? Не могу не оглядеться, хоть и стоило бы просто исчезнуть из этой узкой щели между стенами.

На границе света нахожу белки глаз — единственное, что мне удаётся увидеть. На границе света, в том месте, где и можно было бы спрятаться, — в тени двора, который прячется от дороги.

— Кто там?! — выкрикиваю в темноту. Ответа нет. Он всё ещё смотрит.

— Покажись! — не унимаюсь.

Глаза не моргают. Я не могу понять, что, но меня что-то безумно раздражает. Я хочу сорваться на встречу, но сначала обращаю внимание на Сину. Он даже не смотрит в ту сторону, его взгляд упирается в меня. И я спрашиваю уже его:

— А с тобой что?

— Мэт, ты того, расслабься… — Джо произносит слова, но они мне кажутся абсолютно пустыми. — Всё нормально, это…

— Ты совсем уже? — обрываю Джо и, махнув рукой в сторону теневого силуэта, почти кричу: — Посмотри на это!

— Дай договорить, дружище, — смущённо проговаривает мой напарник. — Не пугай меня так. Это просто рисунок…

Ч-что?.. Резко поворачиваю голову. К-как? На стене рисунок человека. Как это я?..

Ох, нехорошо. Мне всё это не нравится, совсем. Но, что-то мне не нравится ещё больше. Надо посмотреть получше.

— Прости… — обращаюсь сдавленным голосом. — Подсвети-ка мне немного, пожалуйста.

Джошуа зажигает огонь, и яркие отблески сразу начинают дрожать мокрыми капельками на стенах домов, что взяли нас в окружение. В глубине же прохода — я наконец могу рассмотреть получше — можно увидеть одинокий портрет человека.

Блёклые, казалось, глаза выделяются особенно, это первое, что захватывает разум, не отпускает, заставляет смотреть, пока этот человек изучает, ищет что-то, кого-то в твоих зрачках. Но там невообразимо темно в этот момент. Остальное тело человека, что скрывалось до этого в тени, темнее, как будто приглушено нарочно синим тоном, чтобы два серых пятна глаз не могли скрыться, а ты от них. Одетый в чёрные штаны и мятый пиджак без какой-либо одежды под ним, человек на стене имеет движение в своей позе: он поднимается со стула, не отрывая прямого взгляда от наблюдателя. Сложно сказать, что он пытается сделать. Может, что-то сказать, но его рот — смазанное красное пятно, может, напасть, обнять, коснуться, но его кисти — серая дымка, что клубит вокруг ручек стула. И что-то ещё не так, кроме общего ощущения неопределённости, амбивалентности его состояния, в котором он застыл. Вот оно! Его кожа до самого лица — золото. Грудь, что выглядывает из-за верхней одежды, немного руки над несуществующими кистями, голени, видимые от конца штанин до обуви, всё это окрашено золотым цветом, даже немного найдётся около ушей, которые не скрывают короткие тёмные волосы. Лишь лицо остаётся полностью нетронутым.

— Интересно, а? — спрашиваю Джо и добавляю: — Что думаешь?

— Эм, время, мы, мы торопились.

— Я знаю-знаю, дай отдышаться, подумай лучше, что это.

— Ну, что… Рисунок как рисунок, странно, что рук нет, но без странных деталей было бы скучно, это я понимаю. На самом деле, мне даже нравится.

— Нравится, хм… Ну ладно.

Мне нужно будет ещё самому подумать о том, чем же меня так захватило изображения молодого человека. Ещё два прыжка впереди, а я уже не могу не отметить свою усталость, да и стресс на пользу не идёт.

— У него немного кривой нос.

— Что? — поворачиваюсь на замечание Джо.

— Нос у него немного изогнут, может, сломан, а, может, так вырос, — поясняет друг, указывая на стену, с которой, на меня смотрит пара глаз. — Ничего особенного.

— Потом уже подумаю. Хватайся за мою руку, — отвечаю, почти не думая над словами. Я хочу поскорее уже отправиться в путь.

Син хватает моё плечо и крепко сжимает с внутренней стороны. Сойдёт. Куда мне дальше? Нужно перебраться на ту сторону реки, а потом сделать ещё одно перемещение.

Небольшие камешки и грязь, остаются на руке, которую я тащу по стене, пока мы с Джо идём глубже во двор, чтобы только резко шагнуть назад в проход. Ветер шумит, разбрасывая волосы. Тревожный рыжий свет охватывает нас полностью, как только наши силуэты покидают лишь на мгновение тень дома. Мокрый снег неуверенно блестит, тонкой пеленой покрывая землю там, где на него ещё не успели наступить, создавая дыру в белом полотне. Задерживаю дыхание, как перед нырком. Резко поворачиваем обратно. Ну, давай…

Глаза. Он смотрит. И кровь в ушах гудит, неровно стучит сердце, а я его слышу, как вынутое из меня. Неожиданно колючий выдох царапает горло. А он смотрит на пустую мокрую стену. Два незнакомца — призраки прошлых минут.

Уф! Ха… Ах-ха… Я серьёзно выдохся. Фух… Здравствуй, Гранитный спуск, предпоследняя остановка…

— Джо, уф, дай мне минутку: нужно перевести… Дыхание, — быстро проговариваю, как только сырые чёрные деревья вокруг дома, около которого мы появились, заполняют пространство вокруг.

Здесь, на Гранитном спуске, уже начинается район Монолитов: здешняя местность как раз является одним из нескольких мелких мест отдыха, а точнее подходом к уютному парку имени Наттортона, что легко отличить по изобилию крупных клёнов, прячущих за собой аккуратно овальное озеро в центре густой рощи. Но что это за дом рядом? Ледяной ветер налетает порывами, и тёмная стена строения принимает на себя хлёсткие удары ветвей. Во всех окнах потушен свет, и лишь в свете уличного фонаря, чьи лучи режутся ветвями ближайшего клёна, перед нами видны очертания небольшого здания. И мне кажется, что я узнаю сторожевой домик. Некрупные габариты его могут обеспечить жильё лишь одному человеку. Не хочется, чтобы сейчас нас погнал по тёмному парку сторож, а я не могу представить более подозрительную пару людей, что ошиваются поздним вечером под окнами.

— Тш, давай просто посидим, — негромко шепчу, указываю в сторону старой скамейки, что стоит вдоль дороги, смотря вглубь парка.

Син медленно кивает и начинает движение к скамейке. Двигаюсь и я, но меня как будто кто-то побил хорошенько: дыхание сбито, а телу некомфортно двигаться. Перебирая ногами, мы добираемся до скамьи, и я падаю, не обращая внимания на мокроту снега подо мной. Я устал, а пальто потерпит.

Так проходит несколько минут. Не уверен, в чём дело, но никому из нас не хочется нарушать тишину, тем более за нас это и так делает бестактный ветер, что оставляет за собой немелодичный звуковой след: скрип и треск как будто преследуют его, как только он решиться пронестись мимо зимних нагих древ. Вокруг не так много света, но многочисленные неровные стволы отражают его влагой, и кора их становится схожа чешуйкам странных рептилий, которые то ли закопались головой в твердь, то ли тянутся в вышину, вырвавшись из земных оков.

В любом случае время идёт, я чувствую себя лучше. Нужно сделать последний прыжок. Бес слов беру под локоть друга и двигаюсь в сторону дома. Он, видимо, понимает, что я готов, и не издаёт и звука. Нам пора. Настоящая ночь уже близка.

Мы снова стоим в свете фонаря, и окрепший ветер не перестаёт кидать в лица горсти лёгкого снега. Холоднее воздух, дышать неприятно, но надо снова сделать глубокий вдох. Концентрируйся. Давай. Так много ещё впереди. Так много ещё не здесь, не сейчас.

Я… Теперь… Уже не здесь. С выдохом пропадаем за углом дома, и неровная цепочка наших следов прерывается, оставляя покров за пристанищем сторожа нетронутым, пока что.

Древние рептилии остаются без добычи. Не ожили пока они от своего стазиса, срослись уже давно их веки, а их тела, одеревенелые, но всё ещё, как будто, в движении, не тянутся за новой жертвой. Мы уже далеко, даже от воображаемой опасности.

И вот мы с Джо в пункте нашего относительно далёкого назначения, где сумрак уже начинает своё поглощение окраины, оставляя аккуратные семиэтажки, что обступают более старые дома, защищёнными от тени только нервно гудящими лампами.

Огромные — по крайней мере, по сравнению с центром — открытые пространства пустырей и широкие улицы не совсем помогают с чувством беспокойства, которое ощущает потерявшийся в уличной тьме редкий человек. Но всё же старшие братья новостроек смягчают неприятный эффект, особенно зимой, когда эти нахохлившиеся птицы стайками жмутся друг к другу в окружении высоких дылд. Однако и их время приходит обновляться, и один по одному они медленно преображаются, их ремонтируют и модернизируют, и вот стоит он, белой вороной среди других, уже совсем новый дом. Так вступают в настоящее из прошлого эти группы жилищ: сбрасывая пообтрепавшиеся наряды, что годятся только для театральных постановок, облачаясь в новые цвета и формы моды.

Хотя есть и изгои среди этого вида строений: дом, в котором сейчас живёт Дин, всегда был одиночкой. Рядом нет ни одной такой пятиэтажки, так что для соответствия общей картине он был первым кандидатом на перестройку.

Это изначально нежно-розовое здание после реноваций приобрело дополнительно белый цвет верхней своей части, а также облицовку тёмно-серыми плитами там, где над землёй выглядывают окна, теперь можно сказать, что существует истинный цоколь для подвального этажа. Это и обилие декоративных элементов, которые всё же выполняют практические функции, — отличительные черты Краино 24.

Два подъезда под выпуклыми наверх линиями козырьков выступают вместе с лестницами отдельными кубоидами, создавая ощущение защищённости отдельных квартир. Тех, чьи окна смотрят между этими двумя «башнями» слегка похожего на форт сооружения. Различные длинные борта над каждым вторым этажом, аркоподобные узоры ряда окон, и выпуклая, как над подъездами, крыша — все эти элементы абсолютно излишни, однако создают иллюзию монументальности совершенно незначительного жилого дома. Даже входы в подвал стоят отдельными пристройками высотой в полтора этажа, и с крутой наклонной крышей, где спуск необычно идёт в сторону двери, а не от неё.

Но сейчас мы только на пути к нашему общему другу и его обиталищу, так как Краино 24 от нас разделяет около трёх пустынных дворов. И мы двигаемся. Нас ведёт путь по истоптанному асфальту парковки, заполненной вездесущими машинами. Воздух теперь неприятно горит в моих лёгких, да и усталость растёт во мне, кажется, от хрустящих снегом пяток, что медленно немеют. Нужно было одеть более зимнюю обувь: эти туфли не защитят от морозных ночей уж точно. Вокруг опять та самая тишина, что нас не покидает с самого начала скачков к дому Дина, не покидает теперь и пустота. И лишь автомобили, что их так…

Много вокруг легковых. А ещё никто нынче не любит их в ярких цветах, так что это как ходить среди одинаково тёмных теней, базовых идей самого транспорта, не более того. Склад железа, а не парковка. А ведь она занимает немало места, здесь бы поместилось целое футбольное поле, или просто поле, но полосы под ногами рисованы не для цветов, а значит, быть парковке. Мы продолжаем.

Хм, здесь даже оказался грузовик. Эта старая модель машины стоит вдоль нашего пути в метрах пятидесяти. Мы ещё достаточно близко не подошли, но и отсюда видно обтрёпанную серую ткань, натянутую на ребристый каркас кузова. Сама машина невзрачно чёрная, и, кажется, на боках её уже начала поедать металл ржавчина — единственные пятна цвета на поверхности авто. Стёкла давно помутнели, и возникает ощущение, что никому уже не нужен этот транспорт, и он ожидает своей последней поездки, на этот раз на настоящую свалку.

Приближаясь, я не перестаю изучать это грузовик, и становится всё виднее, что ткань грузового отсека обычно не доходит до самого дна, а шнуровкой стягивается с боковиной кузова, сзади две части связываются и между собой. Сейчас же куски ткани слабо развиваются, следуя дыханию ветра, и окончания шнурков, почти касаясь земли, стучат по поржавевшему механизму автомобиля, шинам. Стук. Монотонный, но аритмичный. И хлопки ткани, что не устанет болтаться всю ночь. Но что-то ещё.

— Стой, — негромко говорю Сину, и сразу добавляю ещё тише: — Я слышу дыхание в грузовике, там может кто-то быть…

Друг поворачивает голову, направляя ухо в направление грузовика и замирает.

— Слышу, — Джо отвечает быстро и обрывисто. Тело друга напрягается, и мы оба немного приседаем, понижая корпуса тела: двигаться нужно осторожно.

Медленно приближаемся к старому грузовику, что стоит в десяти метрах от нас. Уже невозможно не слышать дыхание. Оно… Странное. Оно не человеческое, или очень болезненное, с хрипами, лёгкими стонами. Может… Почти скулёж, завывание…

Но что-то есть ещё: слышно, как когтями по железу кто-то агрессивно царапает, возиться… Это точно что-то опасное. Что же, или кто это? Мы уже не дальше пяти метров, и теперь к скрежету и завыванию прибавился шорох. Нет, шум, громкий шум; представляю, как кто-то поднимается из лежачего положения в глубине кузова. Наверное, так и есть.

Всё ближе и ближе… Пока из темноты за тканью не вырывается хрипящее завывание, и с тошнотворным бульканьем начинаются громкие звуки стука о дно кузова. Шаги! Оно уже здесь.

— Джо!

Мы оба наготове, ждём. Ждём. Всё ещё темно, так темно за этими проклятыми тряпками. И уже ни слышно ни единого звука. Мы должны увидеть собственными глазами, мы справимся, просто нужно подтверждение. Просто…

— Джо… Джо… — лицо Сина сереет, когда мы оба понимаем, что тихий зов доноситься из грузовика.

— Спокойно, спокойно, — шепчу другу, хватая его за плечо, чтобы успокоить. — Ждём. Эта тварь скоро появиться.

Бум! На край кузова падает… Тело. Из-за серости ткани падает человек, шеей приземляясь прямо на край кузова, который не выдерживает, отламывается, и голова человека остаётся болтаться над землёй, обнажая нам голую шею. Всё остальное тело во тьме, а наши сердца бьются.

— Не шевелимся, давай сначала посмотрим, — я и представить не могу, что говорю это сейчас, ведь сердце стучит у меня прямо в подбородке. — Это ловушка, что-то там внутри.

Джо стоит неподвижно и смотрит во тьму, не отрывая глаз, медленно без слов отвечает кивком. Что же с этим человеком? Какие нас ожидают?.. Шея бедолаги сломана и на ней угрюмо болтается тяжёлая голова, с которой на землю обильно капает кровь. Лицо во тьме сложно рассмотреть, но сразу заметно, что вместо глаз зияют две окровавленные дыры, в которых старая влага уже успела покрыться бордовой коркой, более свежие раны — две рассечённых вертикально скулы, с которых вязкая кровь едва доходит до глаз. Отсутствующий нос, место его отрыва кровоточит особенно и заливает переносицу и лоб, стекает по волосам в лужицу на снегу.

— Мэт, не подавай знаков, — невероятно тихо шепчет мне Джо, в его голосе дробящая тревога. — У него нет рта.

Что? Вырвана челюсть? Но… Нет, у него нет прорези рта. Это сама ловушка, не приманка!

— Назад!

Моментально бросаюсь назад, и трещащий рык сопровождает скрежет двух пар человеческих рук с кривыми когтями, что вырываются змеями из тьмы. Как будто нет связок и костей в теле.

Дрожа голова поднимается, изворачиваясь на длинной шее, в которую воткнуты стёкла и гвозди.

Джо остаётся неподвижен, и в его сторону несутся десятки гнилых когтей выродка, который не перестаёт вопить неизвестно из какой части тела, истекая кровью из оторванного носа. Руки вьются, готовые обхватить тело жертвы, на шее разрывается плоть, обнажая вертикальную пасть, коронованную рядами саблевидных зубов. Тварь рвётся с места, бросаясь из тьмы грузной тушкой на Сина.

В тот же миг, белый свет заливает парковку, и рыжие лучи бросаются в отражения стёкол, металла, сияют нестерпимо ярко среди сумрака. С шипением пара тает снег под нашими ногами, и пасти крупного пожарища начинают поедание округи. Его языки нещадно слизывают плоть чудища и в чёрной дыре тьмы в конвульсиях бьётся крупная масса плоти, что дрожит и десятками мелких конечностей стучит по всем поверхностям вокруг. Плоть тает на глазах и пурпурной жижей стекает на дно, где жар испаряет всю влагу, дым которой зловонит отвратительной смесью серы и гнилой пищи. Уже через мгновения противного визга обугленные останки догорают среди голых костей машины, что тоже облизана голодным пламенем.

И перед всем этим — Джо. Ох, друг ты мой. Я падаю на землю от шока. Я устал, так устал, а теперь у нас появились и твари. Не только убийство с помощью сил, но ещё… Может, это и есть наш убийца? Странный монстр, что извращает органы… Я уже так не могу.

— Мэт, ты в порядке? — мой напарник стремительно подбегает ко мне с вопросом, только успеваю я прилечь. — Тебя не зацепило? Что это вообще было?

— Всё в полном порядке, я… Очень устал, — убитым голосом с земли отвечаю я, но немного собравшись спрашиваю в ответ: — Как ты вообще собрался с силами?

— Чего?

— Ты никогда так раньше много не поджигал своей силой. Ты всегда мог?

— Я, ну, видимо. Я всегда осторожен, огонь ярче, чем… Ну ты сам знаешь, поэтому легко заметить. И я, короче… Неважно!

Я смотрю внимательно ему в лицо: его что-то беспокоит. Он замечает мой взгляд и, собравшись, отвечает:

— Ты потратил много сил, и я должен был защитить тебя, чтобы ты не рисковал сам. И… Ну… Хорошо, что ты бросился назад. Я мог всё сделать сам.

Син опускается рядом на одно колено, закрывая небо надо мной своим лицом и, глядя мне прямо в глаза, произносит:

— И знай: моя сила… Не мала. Но ты видишь границы моего контроля. Я знаю, что делаю. Всегда. Всегда. Будь уверен.

И в это момент вся округа темнеет. Пламя гаснет моментально, оставляя нас в сумраке.

— Какой ты у нас умница, прям не могу, — ворчу как старик, поднимаясь с помощью поданной руки Сина. — Давай, нам ещё немного. Безумный день.

— Сумасшедший день, — откликается Джо.

— Вы совсем уже больные? — доноситься голос откуда-то из парковки.

Проклятье, свидетели, а может и хозяин грузовика. Конечно, такой визг был, теперь всё объяснять, а может даже…

— Мэтью Дрив, сказал бы уже своему коллеге быть осторожнее! — недовольство в голосе смешанно с надменностью, а я уже второй раз за последних несколько минут в ступоре.

Что? Кто это? Опять кто-то из…

— Ник?! А ты что тут делаешь? — прежде чем я успеваю повернуться на голос, восклицает в ответ Джо.

И меня как током бьёт. Ещё один друг подбирается ко мне сегодня тайком?! Мне уже это надоело. Я немедленно оборачиваюсь.

И вот передо мной стоит тонкий парень, мускулатура которого почти не существует. В целом щуплая фигура вся охвачена чёрным цветом: водолазка и пальто вообще не позволяют разглядеть ничего, кроме головы, которая также небольшая, вся неприметная, кроме выступающих слегка ушей, над которыми начинаются короткие волосы. Круглое лицо Николая со своими тонкими чертами, но широкими серыми глазами обращено в мою сторону, и короткие губы между мелким, но слегка пухлым на окончании носом и острым подбородком, растягиваются в улыбку. Улыбку, что оставляет его известную ямочку на щеке. Пригладив сбоку волосы, он подаёт руку на пожатие.

Джо жмёт ему руку, не дождавшись ответа, и я, резко подскакивая с места, протягиваю свою. Но я, наоборот, не молчу, а, подражая манере Ника, спрашиваю:

— Может тогда, Николай Штефт, расскажешь нам, что ты забыл здесь?! Я так понимаю ты ожидал именно нас.

— Так точно. А именно, у меня к вам дело. Ребята, позвонили Дину, сообщая, что ты направляешься к нему. А я в этот момент разбирался с одним делом, которое, кхэм, связано с тем, что вы только что увидели, — хотя Ник не сказал ничего такого, но в один момент, когда он запнулся, он выглядел особенно смущённо.

— Скажи сразу. Что это была за тварь? — спрашиваю друга.

— Ага, что это? — присоединяется Джо.

— Джо, ты был… Очень впечатляющим, но я не ожидал такого эффекта, хотя это многое объясняет… — не очень внятно выговаривает Штефт.

— Да ладно! — не могу сдержаться и снова спрашиваю: — Зачем это всё?!

— Слушай, мне нужно было проверить, как вот это, — он махает в сторону опалённого грузовика рукой и на кузове возникает то же самое чудище, со всеми его отвратными прелестями, — влияет на человека.

— И ты называешь нас больными?! — вскипает Джо. — Мы же не можем отличить твои иллюзии от реальности!

— В том и дело, что не можете! Мне нужно было проверить, насколько страшно! — кричит в ответ Ник. — Вы были единственными, кто не сдохнет от страха! И говорить сразу я не мог!

— Ну у тебя и эксперименты, дружище, — подаю голос я. — Джо тут целый грузовик спалил… Хорошо хоть вопль гадости этой ненастоящие… Но зачем?

Видно, что Штефта что-то особенно волнует, и теперь он набирает полную грудь воздуха, чтобы рассказать в чём же его проблема. Посмотрев на нас обоих, он говорит:

— Я давно занимался вопросами ужасов, которые люди…

— Стоп, стоп, стоп! — прерываю его. — Давайте двигаться, а ты продолжай, с машиной вообще потом разберёмся.

И мы втроём проходим парковку с потушенными Сином огнями, двигаясь в сторону Краино 24, слушаем, что есть сказать нашему дорогому «экспериментатору». И Николай рассказывает:

— Я уже отметил, что с моими силами единственное, что я могу делать, что сразу влияет на людей, это иллюзии ужаса, вселяющие страх видения. Иные переживания не имеют смысла, так как я могу обмануть человека полностью только, если знаю, что или кто будет для него убедительным. Я могу сделать иллюзорную стену, пруд, даже небольшую группу людей и всё на ощупь даже схоже с реальностью, но какая мне польза от этого, особенно, если всё это не удароустойчивое. Только так, пустая оболочка. Удобно менять внешность, но мне никогда не приходилось никого дурачить таким образом, и в целом я не нахожу себя в ситуациях, требующих обмана. А испуг — это другое дело. Вам, друзья, замечательно известно, что моё нынешнее обучение, также, как и мои интересы, лежат в разрезе психики, влияния особенно острых переживаний, что меняют отношение человека к жизни, но я отнюдь не чисто профессионален в этом вопросе, или сух. Эмпатия. Она важна для моей профессии, и тем более наших повседневных жизней. И ты, Мэт, возложил на меня ответственность за опыты всех, кто тем или иным образом столкнулся с проявлениями силы: в себе, в близких, случайно. Эмпирический способ познания этой общей тайны невероятно важен. Однако мне никогда не выпадало случая попрактиковать мои теории ужаса, создать ситуации неподдельного террора, обратиться к бессознательному, чтобы понять нашу зависимость от него напрямую.

— Ты же не только из-за интереса искал нас ночью на парковке, создавая ужасы?

— Конечно, нет. Мне несколько дней назад написал Дин, он сказал, что ко мне есть дело. Когда же я добрался до Краино, и он мне рассказал, что происходит, то я понял, что это наконец-то моё дело. Рассказываю самую суть. В местах недалёких, в микрорайоне, который находится недалеко от нашего места назначения, людей начали преследовать чудовища. Или скорее их ведения. Так как при контакте, или некотором наблюдении, через небольшой промежуток времени они всегда пропадали, не оставляя и намёка на след. К Дину пришёл его отец, которому пожаловался один старый знакомый, думая, что его мучают кошмары, может, по старости он начал уже бредить. С ним всё в порядке, а заявления в полицию, небольшой шумок местной самовыпускаемой газеты, мои личные опросы на улице с блокнотом под прикрытием журналиста — всё говорит о том, что там твориться, что-то неладное. Глазеющие из подвальных окон монстры, с цветными глазами и белыми пухлыми лицами, татуированные мешки кожи с волосами в траве, гуманоидные зубастые твари, скачущие по крышам, дети со свёрнутыми шеями, растения с рогами, что очень интересно, обезьяны без кожи. Абсолютно разнообразно. И всё во тьме ночи. Ни одного нападения не было, только реальный страх за жизнь. Я хотел посмотреть, насколько реальна угроза. Я должен был увидеть сам монстров, но я их не встретил…

— И тогда сам одного создал?

— Именно. Вы уж простите, но я понял, что не нужна реальная угроза для ужаса, вы заметили стадии развития иллюзии, наверное, даже звуковых эффектов из тьмы достаточно для большой тревоги. Это натурально, тревога повышает выживаемость, но сейчас с ней жители города справиться не могут, особенно с этими монстрами повсюду. Ведь я ещё понял, что источник появления должен находиться где-то в самом сердце района, чтобы это работало, а может источники в каждом здании, которые там стоят, в каждой щели. И… Один я не справлюсь, особенно, если это всё реально.

— Ещё плохие новости, замечательно, — невесело выговариваю я.

— А что там? — поворачивает голову к Сину Ник.

— Пойдём к Жрецу, я всё расскажу.