Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках
ISBN 978-5-4448-1284-6 Первое посмертное собрание сочинений М. Л. Гаспарова (в шести томах) ставит своей задачей по возможности полно передать многогранность его научных интересов и представить основные направления его деятельности. В пятый том, посвященный переводческой работе Гаспарова, вошли как его собственные переводы, так и статьи о труде переводчика и переводе как области филологии, представленные здесь в максимальной полноте. Том открывается монографией «Экспериментальные переводы», изданной Михаилом Леоновичем в 2003 году в качестве итога многолетней работы над переложениями на русский язык текстов античных и средневековых авторов, а также поэтов Возрождения и Нового времени. Переводческая деятельность Гаспарова включала научное редактирование и осмысление трудов предшественников, поэтому не могла не коснуться общих вопросов искусства перевода, которым он посвятил специальные статьи. Отдельного внимания заслуживают его схолии и комментарии, сделанные к переводам «трудных» поэтов Возрождения и Нового времени. В русле его научной работы написаны статьи о русских переводчиках от Брюсова до Маршака, а также заметки in memoriam С. В. Шервинского, М. Е. Грабарь-Пассек, Ф. А. Петровского и С. А. Ошерова.
Оглавление
- ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ПЕРЕВОДЫ
- АНТИЧНОСТЬ
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
АНТИЧНОСТЬ
ПАРМЕНИД 58
ИЗ ПОЭМЫ «О ПРИРОДЕ»
Те кобылицы, что носят меня, куда дух пожелает,
Были со мной и меня увлекали на путь многовещий
Той Богини, что всюду ведет приобщенного к знанью.
Мчался я этим путем, искушенные лошади в беге
Крепко держали ярмо, а девы казали дорогу.
Ось, накаляясь в ступице, свистела, подобно свирели,
Ибо стремили ее, вихревым вращаясь вращеньем,
Два колеса с двух сторон, а дочери светлого Солнца,
Бросивши за собой чертоги сумрачной Ночи,
10 К свету меня торопили, откинув с голов покрывала.
Там восстали Врата меж стезею ночной и дневною —
Притолока в выси и порог из твердого камня,
А между ними эфирный проем и огромные створы;
Держит от них двойные ключи казнящая Правда,
К ней-то ласкательно речь обратили сопутные девы
И умолили искусной мольбой поспешить перед ними
Сдвинуть с ворот железный засов. Зазияло безмерным
Зевом разъятие створ, повернулись медные стержни
В гнездах, один за другим, утвержденные справа и слева
20 Скрепами и острием; и меж них на широкий и торный
Девы направили путь моих лошадей с колесницей.
И благосклонно Богиня меня приняла, и рукою
Правую руку взяла, и вещала ко мне, и сказала:
«Юноша, спутник бессмертных возниц, под чьею охраной
Лошади эти тебя домчали до наших чертогов,
Радуйся! ибо не злая судьбина тебе указала
Странствовать этим путем, столь дальним от троп человечьих,
А указали Правда и Суд. Познай же как должно
И кругловидную Истину с сердцем незыбким, и вместе —
30 Мнения смертного люда, которым нет истинной веры;
Нужно, однако, и то изучить, как мнимости эти,
Все проникая насквозь, убедительны виделись людям.
Слово тебе изреку — склони же внимание слуха! —
Слово о том, какие пути предлежат разысканью.
Первый тебе указует: «Есть!» и «Не-быть — невозможно!»
Это — путь Убежденья, оно же вслед Истине правит.
Путь же второй указует: «Не есть!», «Не-быть — непременность!»
Этот путь — так я говорю — уводит в незнанье,
Ибо тебе ни уведать того, что не есть, невозможно,
Ни об этом сказать.
…мыслить и быть — не одно ли и то же?
Взглянь на то, что не рядом, но что на уме неотрывно, —
Ибо уму не рассечь сопричастности Бытного с Бытным,
Ни рассеяв его целиком во всяком порядке,
Ни воедино собрав.
…одно мне и то же —
Здесь начать или там: все равно ворочусь я обратно.
Быть тому, чтоб сказать и помыслить Бытное. Ибо
Есть лишь «Быть», а Ничто — не есть: раздумай об этом!
Ибо я возбраняю тебе первый путь разыскания,
Но возбраняю и тот, по которому бродят невежды,
Люди о двух головах, в чьем сердце беспомощность правит
Праздно бредущим умом. Глухие они и слепые
Мечутся, ошеломясь, неспособное племя к сужденью,
Те, кому быть и не быть — одно и то же и вместе
Не одно и то же: всему у них путь есть попятный.
Ибо ничем нельзя убедить, что Не-бытное может
Быть. Воздержи свою мысль от этой дороги исканий:
Пусть тебя на нее не толкнет бывалая свычностъ,
Чтобы лелеять невидящий глаз, полнозвонное ухо,
Праздный язык. Будь лишь разум судьей многоспорному слову,
Произреченному мной!
На этом пути остается
Только то, что Есть. На этом пути перед нами
Много примет у него: оно нерожденно, несмертно,
Цельно, единородно, недвижно, полнопредельно,
Не было и не будет, но есть, но ныне, но вкупе,
Слитно, едино.
Какое ему ты приищешь начало?
Как и откуда ему возрасти? Из Небытного Бытным
Я не дозволю его ни сказать, ни подумать: ни сказа
Нет, ни думы о том, что не есть. И какая потреба
10 Из ничего повелит ему стать — иль раньше, иль позже?
Нет: или только быть, или только не быть ему должно.
Точно так же из Бытного стать чему-то иному
Мощь Убежденья не даст. Оттого-то в крепчайших оковах
Держит Правда ее, ни в рожденье, ни в смерть не пуская.
Стало быть, нам осталось одно измыслить решенье:
Есть иль не Есть? Но нами уже решено неизбежно
Бросить неистинный путь, недоступный ни думе, ни сказу,
И на другой восступить путь, сущий и истинно сущий.
Как же Бытному в будущем стать? Как в прошлом начаться?
20 То, что было, — не есть; не есть и то, что в грядущем.
Вот и погасло Рожденье, и стала неслышима Гибель.
Далее, всё подобно себе, потому — неделимо:
Нет нигде ничего ни больше, ни меньше, — слиянность
Не нарушима ничем. Всё единым исполнено Бытным,
Всё слиянно, что есть, Бытным к Бытному плотно приникнув.
Так в пределах великих оков существует недвижно
То, чему нет ни конца, ни начала: и Смерть и Рожденье
Изгнаны, их отвела достоверная Истины сила.
Так, само в себе и само по себе пребывает
30 Бытное там, где оно неизменно лежит. Неизбежность
Мощная держит его, сжав кругом, в оковах предела,
Ибо тому, что Есть, невместна незавершенность.
С ней бы оно нуждалось во всем, а оно есть безнуждно.
Мысль и цель этой мысли — одно: ведь ты не приищешь
Мысли без Бытности той, которая в ней изречется.
Ибо нет ничего и не будет на свете иного,
Кроме Бытного, кроме того, что Мойра в оковах
Держит недвижным и цельным. А все остальное — лишь имя,
Все, что смертные в вере своей как истину ставят,
40 Все, что есть и не есть, рождается и погибает,
Место меняет свое и меняет яркие краски.
Так как оно — последний предел, то оно завершенно
Сразу со всех сторон, как тело круглого шара,
Вкруг середины всегда равновесного, ибо не нужно
Быть ему ни с какой стороны ни больше, ни меньше.
Ибо Небытного нет, чтоб сдержать его в этом стремленье,
Так же, как Бытного нет, чтобы сделалось больше иль меньше.
Бытное там или здесь: оно везде нерушимо,
Всюду равно себе, едино в сужденном пределе.
50 Здесь пресекаю свое к тебе достоверное слово
Думы об Истине. Ныне узнай же и мненья людские,
Внемля обманчивый склад моей украшенной речи.
Смертные в мыслях своих положили считать два обличья —
В этом их заблужденье: одно из них вовсе не нужно.
Каждое каждому рознь, и особый у каждого признак,
По рассуждению их: там — эфирное тонкое пламя,
Самый легкий огонь, сам себе повсеместно подобный
И не подобный иному; ему же во всем супротивна
Темная Ночь, тяжка и густа по телесному виду.
Я расскажу тебе все, чем мнится такой распорядок,
Чтобы из смертных никто не умел обогнать тебя думой.
Если, однако же, все именуется Светом и Ночью,
И по значению их — как те, так и эти предметы, —
Стало быть, все полно и Светом, и Ночью незрячей,
Тот и та наравне, никто ни при чем не остался.
Будешь знать естество эфира, все знаки в эфире,
Будешь знать, как светоч чистейший блестящего солнца
В небе незримость творит и откуда она возникает,
Знать, в чем труд скитальческих троп кругловидной Селены,
В чем ее естество; познаешь, откуда явилось
Небо, объявшее всё, и как нудит его Неизбежность
Звездный держать предел…
…как земля, и солнце, и месяц,
И соприсущий эфир, и небесное млеко, и оный
Крайний Олимп, и ярые звезды в горячей их силе
Ринулись, чтобы возникнуть.
Свет заемный, скиталец ночной, обходящий всю землю…
…и вечно вперяясь в сияние Солнца…
Более узкий круг огнем несмешанным полон;
В тех, что далее, — Ночь, там доля пламени меньше;
А в середине кругов — Богиня, которая правит
Всем: от нее — начало слияний, мучительных родов,
Это она посылает смеситься мужнее с женским,
Женское с мужним.
Первым среди богов измыслила бога Эрота.
Ибо когда каково смешенье в изменчивых членах,
Точно таков и ум предстает в человеке изменчив:
Членов людских естество и то, что мыслит, — едино
В каждом и во всех, ибо мысль — это то, чего больше.
…справа мальчиков, девочек слева.
Женщина с мужем когда мешает Венерино семя,
То если разная кровь соблюдает в смешении меру,
Сила ее, творя, порождает складное тело;
Если же, семя смешав, в нем силы враждуют и спорят
И не сливают себя воедино в смешанном теле,
То народившийся пол двояким семенем страждет.
Так, по мненьям людским, и рождается это, и длится
Ныне, и будет взрастать, и встретит урочную гибель.
Каждой из этих вещей люди дали отдельное имя.
АРИСТОФАН 59
ФРАГМЕНТЫ
1 (71)
Впрямь это люд самосский, многобуквенный!
2 (76)
Построясь в три щита, равняйте линию!
3 (73)
Свидетель Зевс, прекрасно наше юношество!
4 (67)
Смотри-ка, ишь ты, как поразевали рты!
Ни дать ни взять, как ракушки на угольях.
5 (74)
Мутит там кто-то против нас отчаянно.
6 (75)
…В суде за оправдание
С меня спросили две братины…
7 (68)
… Надобно
Две сотни драхм.
— Откуда?
— Принеси котел.
8 (69)
А сколько здесь стропил над главной комнатой!
9 (70)
Как славно крыта крыша черепицею!
10 (76)
Взбирайся средней тропкой к Переносице.
11 (77)
…Кивает, чтоб бежал домой.
12 (78)
…в пух и прах.
13 (79)
…боятся тени собственной.
14 (80)
… по стрежню прямо к пристани.
15 (81)
И, выстроясь, по-варварски вопят, галдят, бормочут.
16 (82)
Боевой моряк хватает канат и вплавь с канатом на берег…
17 (84)
А не то с Писандром за верную мзду вам устроят войну и походы.
18 (83)
Или кто-то зарежет пару быков, чтобы их потрохов поотведать.
19 (85, 86)
…выгребай из пучины…
Как выгребает корабль, направляемый опытным кормчим.
20 (102)
— Пахать хочу!
— А кто тебе препятствует?
— Вы сами! Драхм я отсчитаю тысячу,
Коль снимете с меня правленья тяготы.
— Идет! А вместе с Никиевой взяткою
Две тысячи их будет…
21 (103)
— Скажи, что всех нужней на пользу городу?
— Нужней всего мне быть при мехе кожаном!
22 (101)
— И, выступая, пели перед судьями?
— Ей-ей! Да вот тебе тому свидетельство:
Ведь и сейчас, когда защита слабая,
То судьи-старики кричат защитнику:
«Чего распелся?»…
23 (104)
Чего ты, парень, к этой дряни тянешься?
24 (105)
Какой-то малый жарит хлеб на вертеле.
25 (107)
Скажи: «А оплошаю — провалиться мне!»
26 (108)
Лахетов ли, Мегаклов или Ламахов…
27 (109)
Скорей в деревню из Афин! Давно уж мы забыли,
Что значит вымыться за грош и отдохнуть на воле.
28 (110)
Я выращиваю смоквы, только не лаконские,
Потому что их порода очень деспотичная —
Оттого они и малы, что к народу злобственны.
29 (111)
О мир, исполненный щедрот, о пахота с волами!
Скорей бы кончилась война, скорей бы стало можно
Переодеться, вымыться и, отложив лопату,
Хлебать вино и кушать хлеб, закусывая редькой.
30 (112)
Аттика Кекропова, цветущая страна!
Славьтесь, нивы тучные, питалище земли!
31 (113)
И повысадим платаны вкруг базарных площадей!
32 (415)
Лаконец, помнишь, каково мы путались
В делах, как в шерсти грязной и нечищеной?
33 (420)
Эй, Спарта, кто сейчас тебе покорствует?
34 (417)
Шел по дрова и вот дошел до места я…
35 (418)
Готовы копья: струганы и точены…
36 (421)
До кончиков ногтей я все разведаю…
37 (422)
Стратон, [Клисфен] и прочие безусые…
38 (419)
Сварил на днях я кашу для товарищей…
39 (425)
…Меня морские ежики
На части рубят, жрут и гложут косточки.
40 (416)
А он себе седую чешет бороду,
Вычесывая перхоть…
41 (424)
Есть в суде такой защитник — скверный, вроде лучника:
Как Евафл меж молодыми, [так и он меж старыми].
42 (428)
Зерна, плевел, стручья, каша, и мука, и хрящики…
43 (429)
Хлеб для тех, кто шли когда-то в битву Марафонскую…
44 (430)
Сельдь, тунцы, краснобородки, колии и скумбрии…
45 (427)
Большая корзина, большой мешок, каким тормошат лентяев…
46 (426)
Несчастен, кто, как на кухне сельдь, в соленую брошен воду…
47 (431)
…кувшины, горшки, моссинийские блюда для теста…
48 (423)
…воды соленой выпив.
49 (578)
Сабазий-флейтщик из Великой Фригии…
50 (577)
А нам бы впору убежать в Тесеев храм
И ждать продажи новому хозяину.
51 (579)
Порушил нашу клятву…
52 (581)
— Здесь даже посреди зимы висят плоды и грозди,
Фиалки тянутся в венки.
— И пыль в глаза, как летом.
— На рынке разом напоказ маслины, соты, груши,
Пчелиное молозиво, дрозды, акриды, потрох,
И с миртами, и с фигами, да в снежную погоду.
— А между ними чистотел и тыквы рядом с репой:
Глядишь — и сам не разберешь, какое время года.
— Так чем тебе нехорошо, что целый год имеешь
Все что угодно под рукой?
— Не выдумаешь хуже!
Когда все есть, то никому не хочется работать:
Полезней людям те дары, какие ненадолго.
— На срок мои подарки — всем, а навсегда — Афинам:
Благоговением к богам они их заслужили.
— О, да! уж набожности в них, известно, выше горла:
Ей-ей, из города Афин ты сделала Египет.
53 (305)
— О Мир, желанный в роде человеческом,
Я дочь твоя, сестра твоя, кормилица,
Подруга, и товарка, и содейственница.
— Но кто же ты?
— Мне имя — Земледелие.
54 (306)
Пусть щит покрышкой станет для колодезя!
55 (307)
Чья это поросль, чья порода, чей росток?
56 (308)
Если афинян хвалить, они вздуются мехом бездонным.
57 (322)
И еще, о люди, вовек
Воздавайте героям честь,
Ибо это от нас для всех
По делам и благо и зло;
Это мы глядим, кто нечист,
Кто злодей, кто плут, а кто вор,
И за это — каждому хворь:
Кому кашель, кому понос,
Кому опухоль, кому зуд,
Лихорадка, лишай, прострел,
Одуренье, подагра, сыпь, —
Такова от нас казнь ворам!
58 (311)
— Я разве не сказал? Он — не из Аргоса.
— Да и не из Эллады, как мне кажется.
59 (310)
Возьми бочонок, и кувшин, и кружечку,
Беги на винный рынок, встань носильщиком,
И кто наймет, за тем и торопись с вином.
60 (312)
Ни четырех оболов, ни поклажи нет!
61 (313, 314)
В широком деревянном он ошейнике…
И не разъешься в этаком ошейнике!..
62 (315)
Возьми-ка бубен, приударь-ка с силою…
63 (318)
Герои приближаются!..
64 (320)
И вкушать того не думай, что упало со стола…
65 (319)
В чем руки-ноги вымыли, то за порог не выплесни…
66 (321)
…из застолья Диитрефова.
67 (556)
Когда сюда являются ионяне,
То клянчат и канючат и занудствуют:
Один: «Продай раба на нашем Хиосе!»
Другой: «В Эфесе!» Третий: «Нет, в Абидосе!»
Четвертый: «В Клазоменах!» Всё «продай, продай»…
68 (558)
А что там за бездельник, у которого
От пояса до колен — сплошная задница?
69 (557)
Потом пошел на рынок за провизией
С своей сумою, сумкою и сумочкой.
70 (559)
Завел я, говоришь ты мне, персидский шлык?
71 (562)
Рожать пора: держите!..
72 (560)
И этих девок по дешевке требую.
73 (561)
Все три флакончика в одной корзиночке.
74 (563)
Боюсь я трех придумок Фераменовых.
75 (564)
Я давно уж иберийцев знаю Аристарховых…
Вы мне дали иберийцев — пусть бегут они помочь…
76 (402)
Глупец, глупец! Не все ли наше счастие —
В том, чтобы тихо жить в своем поместьице,
Отсторонясь от суетного города,
На двух волах вести свой плуг по пажити,
Вдали внимая блеянью овечьему,
Вблизи — журчанью сока под точилами,
Стрелять к обеду и дроздов и чижиков,
А не толкаться по базару в поисках
Задорожавшей рыбы третьегодняшней,
Рыботорговца грязным пальцем щупанной.
77 (405)
Ломоть, похлебка, фиги, сельдь соленая…
78 (406)
Тот виноградом занят, тот маслинами…
79 (403)
— Что говоришь ты? Где они?
— А вот уж и вступают вереницею!
80 (404)
…И как маленький,
Затянешь: «Выглянь, солнышко, в окошечко!»
81 (407)
Сегодня Посидон не поселенец здесь…
82 (408)
Давить маслины…
— Давить или солить их — дело разное.
Уж давленые лучше, чем соленые.
83 (409)
Я оставляю за спиной Панетия-мартышку…
84 (410)
Идет и вокруг глядит свысока заоблачными очами…
85 (504)
Плутон зовется в честь богатства — Плутоса,
А значит, он богат. Теперь подумай-ка:
Его удел намного лучше Зевсова!
Наладь весы — увидишь: чаша полная
Потянет вниз, пустая — к небесам взлетит.
…Зачем венками украшать покойников
И умащать тела их благовоньями,
Как не с того, что ждет внизу подземный пир?
За это и слывут они блаженными —
Всяк скажет: «Вот блаженства и сподобился:
Счастливец, ни о чем уж не тревожится».
Недаром, как богам, мы им надгробные
Приносим приношенья с возлияньями
И молим: «Воспошлите нам хорошее!»
86 (508)
Надень венок: ты стар, пора на кладбище!
87 (506)
С ума его свела какая-то книжечка,
Иль Продик, иль еще какой болтун из них.
88 (505)
Что будем делать? Облечемся в белое,
Затянем хор, как водится на Истмиях,
И станем славить нашего хозяина.
89 (507)
— Богаче ль пьют в Фессалии иль в Лидии?
— В Фессалии гораздо тароватее.
90 (509)
Ну, налегайте: с вами не отстану я!
91 (511)
Твой брат не получил того, что должен был.
92 (510)
Дрожать, как окунь, выкинутый на берег…
93 (513)
Мы славно, братцы, выпили и славно закусили…
94 (522)
Возьмите каждый по колобу…
95 (514)
Похлебка в тарелках жарка, горяча и вся кипит пузырями…
96 (515)
Геката подземная,
Клубящая змеями…
— Зачем призываешь Эмпусу?
97 (516)
Эй, мальчик, подай воды для рук
Да не позабудь полотенце!
98 (517)
…А торговец съестным
Не спешит с хорошим кусочком.
99 (518)
Он развязал поросячий пузырь
И персидские вынул монеты.
100 (519)
Сюда бы не убежали мы…
101 (520)
Довольно анчоусов!
Устал я от жирного!
Несите печень перепела,
Загривок от козленочка,
Да язычок, да легкое,
Брюшину, селезеночку,
Подсвинка осеннего выводка
С горячим пирогом!
102 (521)
Ни одного фалерского анчоуса…
103 (459)
Кто в состязанье с факелом замешкает,
Того тузить нещадно!
104 (458)
Чтоб от твоей беды тебе избавиться!
105 (205)
— У, старый гроб, намазанный, украшенный!..
— Как «старый гроб»? За Лисистратом тянешься?
— Ужо тебя подтяпнет время смертное!
— «Подтяпнет» — тоже сказано по-модному.
— Вот и запомни наше словодействие!
— Алкивиаду б это словодействие!
— Чего ты взъелся? Видишь: мы стараемся
Быть пуще всех прекрасными и добрыми.
— О Фрасимах! Какой тут чудодействует
Из краснобаев?
106 (206)
— Уж я ль не все твои софизмы выучил?
— И ты ль потом не смылся из училища?
107 (207)
Взмочу я эту рыбину соленую
За все проказы, что за нею водятся…
108 (212)
…Коль пятой части не сберет?
— Поплачется!
109 (211)
На радостях пирог пришлю вам к ужину.
110 (208)
Заварит кашу, бросит муху в варево
Да мне и поднесет.
111 (219)
Ты что, щенка купил богине белого,
Царице раздорожий?..
112 (210)
…Из кувшинчика
Отведать масла хочешь ты без ложечки?
113 (213)
Какого тебе надо умащения?
114 (214)
И ни скребка и ни горшочка с мазями…
115 (215)
…и нет разменной мелочи.
116 (221)
Когда бежишь, играть на лире некогда.
117 (231)
Увидел чашу винную и миртовые ветви…
118 (216)
А уж судья бредет к дверям судилища.
119 (217)
Эгея с Эрехфеем позовите мне!
120 (218)
Погиб я! Видно, зайца я ощипывал.
121 (219)
Тащи вина, да только чтоб не скисшего!
122 (220)
Не что иное, как сосудец с носиком…
123 (225)
Послал его в учение, а он и научился
По-сиракузски есть и пить, по-пьяному горланить,
Хлебать хиосское вино из кружек из лаконских
И во хмелю, как сибарит, быть милым и любезным.
124 (226)
Законы грудами несут, и кучами — указы.
125 (229)
С кудрями золотистыми, и гладкий, как минога…
126 (228)
Клевещут, сикофантствуют, грозят и вымогают…
127 (611. 230)
А если надо тратиться — то так, как наши предки:
На то, чтоб строить корабли и городские стены.
128 (232)
Я на флейтах да на лирах выдохся, играючи,
А ты мне суешь лопату?..
129 (227)
Прибор тот, по которому следят они в Колоне
Небесные явления и всякое такое…
130 (233)
— Гомеровы мне слова объясни: скажи, что такое «навершья»?
…что такое «праздные чела»?
— Хорошо, а зато пусть скажет мой брат, кто такой «самовидец» и «послух»
…и что значит «поять во супруги»?
131 (234)
И как Гекуба кричит «ой-ой-ой» и жжет соломенный факел…
132 (235)
А теперь пропой застольную песнь: Алкея, Анакреонта…
133 (236)
И нежных подсвинков окорока, и все крылатые снеди…
134 (237)
…А я поплыву в Корабельный суд оспорить твое гражданство.
135 (222)
Каков мужчина! Прикажи немедленно…
136 (224)
Большой котел подтибрить…
137 (238)
О безумство, о бесстыдство…
138 (239)
…латать решето…
139 (223)
…края плаща подровнявши…
140 (392)
Для Еврипида пишет он трагедии,
В которых столько болтовни и мудрости…
141 (393)
Слюбились, как комарик с комарихою…
142 (394)
А они, осерчав, унеслись на Парнеф и клубятся вокруг Ликабетта…
143 (395)
Венком не увенчаю пьяной кружечки…
144 (278)
Коль в чем обидел — расплачуся полностью
По первому слову твоего заступника!
145 (279)
Ворота настежь: сам выходит из дому!
146 (280)
В горшок смоленый пусть тогда помочится.
147 (282)
Толку, мелю, трясу, цежу, леплю, пеку…
148 (284)
Идет на пир незван: дорога скатертью!
149 (283)
Где Киллова Сума, стоит блудилище…
150 (285)
На радость и соседям и кабатчикам…
151 (281)
…выбив днище…
152 (299)
Надеюсь я, что ноги доволочишь ты
И что соседи не воскликнут: «Старая!»
153 (300)
Сломал косяк, дверь своротил, как челюсти…
154 (301)
Все за столом и пьют большими чашами…
155 (302)
Буду слезы лить, злополучная,
По судьбе твоей.
156 (478)
Я с потрохами съел своих детенышей —
Как есть теперь свинину и говядину?
157 (477)
Ой, горе мне! Желудок мой расстроился!
Горшок, горшок мне! Пропади все пропадом!
158 (479)
Увидел летом друга захворавшего —
И съел, чтоб сам свалиться, фиг полуденных!
159 (480)
Пора бы мне пойти позвать хозяина —
Я думаю, они уж отобедали.
160 (481)
Купил зерна три меры он без мерочки,
А посчитал — и двадцать получилося.
161 (482)
Ну что же, прикажи — пусть чаши вынесут!
162 (483)
Крепка [да будет] чаша свежей юности.
163 (256)
Зевес, хранитель очага домашнего,
Алтарные горшки зову в свидетели!
164 (257)
Войди же в дом! А я хочу расследовать:
Здесь чуется мне что-то нехорошее.
165 (258)
А я пойду на рыбный рынок! Ждут меня
Рыбешки, осьминожки, каракатицы.
166 (259)
Я мерю горе полными корзинами.
167 (260)
Ты, вижу, пьян, еще не отобедавши?
168 (261)
А у кольца и нет конца, как водится.
169 (262)
А дверь не на засове…
170 (263)
А пес Гилас словил для нас пожалуй что и зайца…
171 (264)
А хор плясал в те давние дни, одевшись в циновки да в тряпки,
Под мышкой зажав вязанки колбас, редиски пучки и грудинку.
172 (265)
Такова-то была в старинных стихах для хора вольная воля.
173 (266)
Зарыть-посадить у своих дверей головку морского лука…
174 (269)
Ведь я не продавец медовых пряников.
175 (267)
…болтают по-египетски:
«Килластис! Петосирис!»
176 (268)
Такое рукоделье — только пух и прах.
177 (42)
Не плачь, не плачь: коня-букефала дам тебе.
178 (43)
…Почисти-ка скребницею
Коня-букефала, коппою клейменного!
179 (44)
— Ишь, как брыкает!
— Он из необузданных.
180 (41)
Два медяка ищу я под скамейкою
И счет к оплате. Как бы их не стибрили!
181 (45)
Не зря ты меня всегда снабжал закусками.
182 (46)
А сам, как туча, хмур, и громом рявкает.
183 (47)
Дорога — вот, а я пустился понизу.
184 (48)
Три медные полушки сунув за щеку…
185 (49)
Меня тошнит, но я креплюсь, затем что нет лоханки.
186 (52)
Пшеничная мука и сок гранатовый…
187 (53)
О, как я рвусь ловить на обед
Жирных акрид и хвостатых цикад
На тонкий прут!..
188 (54)
Прощай, прощай, фтиотийский Гад,
Анагирский праздник, прощай, прощай…
189 (58)
Три набрюшника скроил он из плаща из моего.
190 (59)
Если вместе мыться в бане, то и губка ни к чему.
191 (56)
…ни тарелочки пескариков.
191а (57)
…вчера хромал наш Перепел.
192 (17)
— Жена, что там за стук?
— Да это курица
Нам чашку опрокинула.
— Вот вредная!
193 (18)
Тащи сюда скорей из нашей спаленки
Подушку и простынку полотняную!
194 (19)
Сперва взял на охоту мужа этого…
195 (20)
Болезнью одолен иль одиночеством…
196 (21)
«Ясо! — сказал он. — Дочь моя любезная…»
197 (22)
Подсыпь гороха и работай пестиком.
198 (23)
Бранишь такое чудо чечевичное?
199 (24)
…Откуда взять
Для задницы затычку камышовую?
200 (25)
Несу ему от бабы это кушанье.
201 (26)
Мерзавец, негодяй, Фринонд ты этакий!
202 (27)
А я из Нижней Ламптры…
203 (28)
А змей, которых на нас ты шлешь,
Упрячь в ларец, наложи печать
И брось врачебное дело.
204 (29)
Зад старику растрясешь, как хвост дрозда-трясогуза,
Дабы молитвам твоим сбылось благое свершенье.
205 (30)
Дело веду по старине: сам я об этом знаю.
206 (31)
С самых тех пор, как я пошел по комедийным харям.
207 (372)
Бобов родитель Лемнос вкусно пахнущих…
208 (373)
Фоант-владыка с быстроногим именем
Там оказался всех неповоротливей…
209 (374)
Всех детородцев перебили женщины…
210 (375)
Уж все дома кишат мужами пришлыми…
211 (376)
Она как раз в корыте мылась щелоком…
212 (378)
Пока она в своем цветущем возрасте…
213 (377)
Живот болит? Ну что же мы поделаем?..
214 (380)
Ни краба не купить себе, ни окуня,
Ни горбыля, ни угорька беотского
И ни тунца брюхатого…
215 (381)
Неостывающий алтарь богини всемогущей…
216 (383)
Словно пять камушков, вскинь пять осколков разбитой лохани…
217 (382)
Женщины крепкой стеной потайные места свои прячут…
218 (379)
Дверь нараспашку…
219 (570)
Эдиповы два сына двунадменные,
Войною грянув, в бой единоборственный
Вступили по старинному обычаю.
220 (571)
Взяв мой ремень с носильщичьей укладкою…
221 (572)
А всех прежде
Выросла всякая овощь
С каменною крапивой…
222 (573)
Фитилек, сберегающий
Мне огонь во светильнике
До утра.
223 (574)
О ты, Немесида, и ты, грохочущий гром…
224 (156)
— Ко прагу ночи, в смертные урочища
Кто смел войти?
— По одному искуснику
От трех искусств на общей сходке избраны
Три мужа, адоходцами слывущие
И к миру преисподнему пристрастные.
— Как адоходцы?
— Зевс свидетель, именно.
— Как фракоходцы — те, что ходят в Фракию?
— Ну да!
— А кто они?
— Поэт комедии
Саннирион; Мелет, гонец от трагиков;
Кинесий, дифирамбы сочиняющий…
— Надежды ваши, вижу, очень тощие.
Прослабит их — и враз поносной жижею
Плеснет и смоет всех троих посланников.
225 (158)
— Да как сглотнуть Сфенеловы речения?
— А ты глотай с приправой, солью, уксусом!
226 (157)
Сперва они вином в коттабе прыскали,
Теперь уже и рвоты не стесняются,
А там и чем похуже обольют тебя.
227 (161)
Эсхила прославляя по застолицам…
228 (162)
Служи ему да песнями корми его…
229 (160)
Механик и пустил бы в ход подъемник свой…
230 (159)
Не здесь ли поселенье голавлиное?
Ни дать ни взять, вы рыбки–голодарики.
231 (163)
[Так голодал, что] воск с дощечек слизывал.
232 (164)
Лук, чечевица, крабы, хлеб, конечности…
233 (165)
Вы что, его варить похлебку учите?
234 (173)
Другой несет плетеную корзиночку
С сухарными объедками и крошками…
235 (166)
Пустились прямо к храму Дионисову…
236 (169)
— А вот часы перед тобой…
— Так сколько на них по солнышку?
237 (170)
А говорят, что из яиц повылупились люди!..
238 (174)
Был праздник, мальчик обегал пирующих по кругу
И в наши чаши наливал «лазурную пучину»…
239 (171)
Все тешишься, забавишься, дуришь да балагуришь…
240 (172)
Говорят, ты льстец, говорят, блюдолиз…
241 (198)
Никто не видел Зевса-Всераспутного?
242 (193)
Снесла яйцо большое, петушиное…
243 (194)
Немало есть таких петушьих курочек,
Что не цыплят, а болтуны высиживают.
244 (191)
Все бабы — как одна, и всякой хочется
На стороне переблудить с любовником.
245 (192)
Машинник, ты вознес меня колесами
Под небеса, — так здравствуй, солнце ясное!
246 (195)
Добыча — осьминог да каракатица…
247 (196)
Дает мне осьминога…
248 (197)
Бить-колотить, как осьминога дряблого…
249 (199)
…А за что война? За тень ослиную!
250 (466)
Пришли мы потому, что ищем женщину:
Сказали нам, с тобой она…
251 (467)
И петь не так, как пели встарь под лиру семиструнную…
252 (468)
Страшиться смерти незачем и не к чему:
Нам всем не миновать со смертью встретиться.
253 (469)
Царевну Федру в жены отдаю тебе —
Чтобы попал ты из огня да в полымя.
254 (470)
С голодным брюхом я бежал по площади…
255 (471)
Сбираешь десятину или пошлину…
256 (1)
Пришел я от Феариона пекаря,
Где духовая печь нашла пристанище!
257 (2)
Вперед, не время мешкать! Будет куплено
Все, что купить ты приказала, женщина!
258 (3)
Медяк последний я упрятал за щеку
И пару медяков оттуда вытащил.
259 (4)
…Такие уж я нежные
Сварил тебе четыре оконечности!
260 (5)
И лук-порей с чесночными кореньями.
261 (6)
Одною ванной и одною спальнею
На всех девиц…
262 (7)
Жаровня, сыротерка, пестик, ступочка…
263 (8)
И хитон его исподний
Так и светится сквозь дыры,
Словно из фонарика.
264 (9)
Не поделом ли, бабы,
Всем нам житья не станет,
Если мужья узнают,
Что мы такое делаем
Тайно от них.
265 (359)
…В плащах дырявых, с холоду да к пламени.
— Подсядь, спроси их: «Каково зимуется?»
266 (361)
— Быть может, вы повздорили?
— Ни капельки!
Ни даже и словечка!
267 (360)
Смотри, папаша: припекает солнышко,
Нам, молодым, как раз пора пополдничать.
268 (362)
…И пусть нам вынесут
Игральную доску и к ней два стульчика.
269 (363)
И корзину камней приказал взволочить
На мою черепичную крышу…
270 (364)
А то бабьё, что уже в годах,
Заливает грусть фасийским вином,
Черноцветным вином без капли воды,
Вливая в пасть за кувшином кувшин,
Ничего не стыдясь —
Таковы-то питейные страсти!
271 (365)
Тошнит меня, оттого что невмочь
Утробе вино,
В котором нет Ахелоя!
272 (339–340)
Злосчастный день, когда глашатай выкрикнул:
«Кто больше даст за этого невольника?»
С тех самых слов и гнусь я под поклажами:
Трещит моя спина, и плечи ломятся.
273 (336)
Как развязал я этот мерзкий кожаный
Мешок, так и пахнуло ароматами,
Свидетель Зевс, такими благовонными!
274 (332)
Ножи, притирки, бритвы, мыльце, ножички,
Парик с начесом, ленточки, повязочки,
Белила, пемза, масло, сетки, вышивки,
Передник, пояс, перебор каемчатый,
Фата, подкраска, «смерть мужчинам», пластыри,
Сандалии, ксистиды, каласирии,
Налобник, чемеричка, ожерелия,
Рубашка, венчик, гребешки, роскошницы —
Но это все не то.
— А что же главное?
— Ушные кольца, серьги, серьги гроздьями,
Заколки, пряжки, шильца, шпильки, туфельки,
Цепочки, перстни, перевязи, шапочки,
Олисбосы, сфендоны, налодыжники —
Всего не перечислишь.
275 (337)
Одежды, разодежды, украшения —
И не устанут от надетых тяжестей!
276 (334)
И возбраняю пить пепарефийское,
Прамнийское, фасосское, хиосское
И прочее, что возбуждает к похоти.
277 (333)
— Кто покупал здесь рыбу? Каракатицу?
Креветок плоскоспинных? Осьминожиков?
Тевфид, нестид, акул, кальмаров жареных?
— Не я!
— А скатов?
— Видит вышний Зевс, не я!
— А требуху, утробу с почкой, с печенью,
А потроха свиные и козлиные,
А крабов, а угрей? Клянусь, великое
В них облегченье утомленным женщинам!
278 (335)
А пилагоры с их иеромнемоном
Отличные приносят вести городу!
279 (338)
И развязала пояс у рубашечки
И тот, другой, что под крутыми грудками.
280 (341)
Подбрил он антитезы Агафоновы!
281 (342)
Ему бы зваться бы квартальным приставом.
282 (344)
Взмоститься бы на бабу…
283 (345)
Согрелся и кипит котел…
284 (349)
Хороший спор в предлоге не нуждается.
285 (346)
Озноб и дрожь — лихорадки знак…
…Пришел он в жару, пришел он в огне…
286 (347)
Здорово для нас, комедийщиков,
Выдумал Кратет, не поморщившись,
Рыбину из бивня слонового
И еще таких затей на посмешище!
287 (348)
Муз не зовем в завитых кудрях,
Харит не зовем в олимпийский хор —
Учитель сказал: они уже здесь.
288 (343)
Подсумочек, в каком хранятся денежки…
289 (488)
Я от него усвоил речи гладкие,
Но он сильнее мыслями расхожими.
290 (487)
Сосуд с собой взяла я семикружечный,
Добротный, и пошла я с ним на зрелище.
291 (489)
Оставь свой гнев, о женщина, и выслушай,
И рассуди без воркотни и фырканья.
292 (490)
И вот по Каллиппидову подобию
Сижу я на полу на куче мусора.
293 (491)
Ершей наелась и домой отправилась.
294 (492)
И пару дротов с плоским наконечником…
295 (493)
Вот видишь: дроты с плоским наконечником…
296 (494)
И девка, прозываемая Барсихой…
297 (495)
Так вот и подожги горшок учителю…
298 (497)
…от ран, как сито, дырчатый.
299 (498)
…дырявить стену ломиком.
300 (496)
…держи покрепче задницу.
301 (499)
Коль зовут на пир — не брезгуй: мы ведь не кусаемся!
302 (135)
Напившись пьян, блюет у статуй праотцев.
303 (141)
…нищенского посоха.
304 (142)
Персидский посох вместо крюковатого.
305 (132)
В запрошлый год подслеп я и измучился,
Но лекарь мне глаза помазал снадобьем.
306 (128)
Под уксусом, под перцем, свекла, луковка,
Душица, мозг, начинка в листьях фиговых:
Для тела щекотание блудливое.
307 (130)
— Кто скажет, как пройти мне в храм Диониса?
— Туда, где рожи страшные развешаны?
308 (131)
Тебя, старуху, вышвырнуть к покойникам,
Чтоб дочка бы твоя с тобой не путалась.
309 (137)
Стояла на помосте над строением.
310 (133)
— Ступай за мной!
— Дня через три последую!
311 (138)
Ужо как освежую да на уголья!
312 (139)
Кувшин в пять кружек выполоскать бережно.
313 (140)
На белой рыбке выкормлена девушка.
314 (143)
…кухонного ножика…
315 (136)
Она открыла блюдо, каши полное…
316 (147)
Согнулась и трясется трясогузкою…
317 (129)
— Что там такое?
— А вот кому горячего!
— С ума сошла ты?
— А вот кому печеного!
— Печеного?
— А вот кому пшеничного!..
318 (148)
Каких тебе, старик, подружек? Зреленьких?
Иль полудевок, плотных, как соленая
Маслина?..
319 (134)
А голос, слышно, у тебя уж крепенький.
320 (144)
— Итак, поплывешь?
— Поплыву к жениху,
И завтра же будет свадьба.
321 (145)
За мальчишками вприпрыжку, со скребком и мячиком…
322 (444)
Один «Адмета» запевал за чашею —
Другой его неволил петь «Гармодия»…
323 (446)
А эта птичья клетка — для чего тебе?
324 (445)
Не дашь отцу одеться поприличнее.
325 (447)
…запечатал я печатями
Дома мерзавцев…
326 (448)
Приятно в честь победы куропатку съесть.
327 (449)
Козлячьи ляжки и ягнячьи головы…
328 (452)
Подашь на негодяя в суд, а он тебе
И выставит двенадцать лжесвидетелей
Из собственных нахлебников…
329 (450)
…а банщик дерется шайками…
330 (451)
…подушки и утварь медная…
331 (543)
Мы начинаем наше состязание
Не как обычно, а совсем по-новому.
332 (544)
Не вправду, а для вида состязаются…
333 (545)
— …И принеси трехногий стол:
Гораздо лучше он четырехногого.
— Трехногий стол? Да где его достану я?
334 (546)
Хиосского бутыль да умащение…
335 (548)
А кто я такой, что сделал я, тельмесяне?
…
А если вы пришли сюда, что делать мне, тельмесяне?
336 (549)
Пошлите раба, принесите скорей мегаллийской сладостной мирры!
337 (289)
Мы, мертвецы, все судимся с живущими —
А уж подходит месяц мемактерион,
Когда расчет по всем судам и жалобам.
338 (290)
— Ой, у меня из рук светильник выскользнул!
— Светильня без светильника? Не может быть!
339 (291)
…И спи спокойно, как светец в светильнике.
340 (292)
Таких снетков вареных мне не надобно.
341 (293)
И перебил все кирпичи сушеные…
342 (277)
Зачем, злодей, ты хочешь, чтобы сгинул я,
Как клоп на смертном ложе?..
343 (590)
5 Сев, ждут мытья перед пустой купальнею.
19…лебедь из-под крыльев…
27 Последил бы за хорегом на Ленейских праздниках!
52 Златокудрая песнелюбица…
53 Хорошо бы поскорей
Одолеть и опровергнуть этих новоучителей!
344 (591)
(a) 43…«Как жалко!» — кто-то выкликнул,
И кто же, если не Филокл?
60 Ты видишь: и в кифаре что-то портится.
81 Кумир богини я на площадь выставив,
Почтить его желаю бычьей жертвою.
80 К нам, к нам, царица! Мы тебе покорствуем!
93 И легкий, как свинчатка…
95 Брюхатая, сижу, плету корзиночку…
(b) 70…петь пойду к порогу полководца Скелия.
(c) 64…как дятел, плещет крыльями.
66…Ой, губы мои…
67 Сорвал с меня наглец накидку теплую
И, крадучись, бежать…
345 (592)
12 — Обидно нам.—
Ей-ей, а я [так думаю],
Что коли кто умен, тому…
Одни лишь эти…
— Так в чем же дело?
— [Расскажи, пожалуйста,]
Какие это штучки есть милетские
Из кожи, на утеху нашу женскую?
— Кромешный вздор, сплошное пустословие,
И стыд, и срам, и мерзкое посмешище:
20 Все равно, что взять яйцо-болтун с-под курицы
И ждать цыпленка…
— А говорят, оно похоже в точности
На то, что у мужчин.
— Похоже в точности,
Как солнце и луна. Луна красивая,
Но светит, да не греет.
— Это дорого?
— Да говорят, что да.
— Послушай, может быть,
Для этих дел нам лучше подойдут рабы —
28 Конечно, потихоньку?
— Я, пожалуй что…
………………………………………….
35 Прочь, прочь несите сосны светоносные,
Как Агафон сказал бы…
346 (595)
…Возьми Эсхиловы,
Софокловы слова да Еврипидовы,
Прибавь к ним соли да не рассусоливай.
347 (688)
Сухих поэтов наш народ не жалует:
Они с сухим вином прамнийским сходственны,
От них на лбу морщины, в брюхе колики —
Мы больше любим сочных, зрелых, нектарных.
348 (696)
…я сам сочинял для хоров нужные пляски…
— …Я видел этих «Фригийцев»:
Они с Приамом пришли выкупать убитого Гектора тело,
И плясали так, и плясали сяк, с заходом вправо и влево.
349 (720)
Эсхил скончался — солнце наше смерклося!
350 (663)
По мне, [Эсхил] — как бычья шкура жесткая…
351
Уста Софокла были как медовый сот…
352 (598)
…А тот как будто вылизал медовые
Уста сосуда сладкого Софоклова.
353 (694)
Сам [Еврипид] таков же, как слова его…
354 (719)
Щегольские словеса, показные выдумки,
Выкроенные хитро, сшитые с иголочки!..
355 (682)
У Еврипида все слова закрученные…
356 (697)
То вверх, то вниз качает он свои фигурные речи,
Как будто воду садовод колодезным коромыслом.
357
…Свои слова вылизывает пестрые.
358 (596)
Кефисофонт, славнейший и гнуснейший раб,
Делил ты с Еврипидом жизнь и дом его
И делишь, говорят, его мелодии.
359 (706)
Для дела надобен средний язык —
Ни тот, обабленный, городской,
Ни тот, мужицкий, под стать рабам…
360 (597)
Уж так-то он страдает, обманувшися
В надеждах, — поглядишь и расхохочешься!
361 (599)
А те уже созрели и готовятся
Навстречу женихам вспорхнуть из гнездышка…
362 (600)
…Чтоб век им жить друг с другом и питаться всласть
Мучными червячками и акридами.
363 (601)
К воронам выбрось все указы прежние
И все запреты против принуждения!
364 (602)
Сказал отец: «Убить бы тебя нечаянно!»
Ответил сын: «А ежели намеренно —
Перед судом Палладиным поплатишься».
365 (603)
Бух на колени и давай молить его:
Свели отца с ума своими плясками…
366 (604)
Стыжусь жены и двух детей несмысленных.
367 (605)
Ну вот тебе орехи: можешь щелкать их
Своим же лбом…
368 (606)
Котел, где мясо к супу было варено…
369 (607)
…ежели
Ты не добудешь за большие денежки
У кузнеца фигурку отворотную.
370 (608)
…Я стану псицей лютою,
Гекаты светоносной истым образом.
371 (610)
Топор мне и веревку! По дрова иду!
372 (612)
Нет в море рыб умней морского окуня.
373 (613)
Вино, ты слаще молока Кипридина!
374 (614)
Вино сегодня пить тебе несладкое.
375 (615)
Владыка мой, всю кровь мою ты высосал!
376 (616)
А старый муж противен молодой жене.
377 (617)
Вот ласточки прилетят, тогда и спрашивай.
378 (618)
Когда совсем от пляски вы измучитесь…
379 (619)
Помойтесь, расчешитесь-ка на солнышке…
380 (620)
По черепку тебя огрею палкою…
381 (621)
Эй, что с тобою? Подавился косточкой?
382 (622)
Беременной таким огромным бременем…
383 (623)
…Вылущишь
Незрелое гранатовое яблоко.
384 (624)
И занавесь цветная кипрской выделки…
385 (625)
Прочистив глотку, две монетки выкашлял…
386 (626)
Я обещаю: дело будет общее…
387 (627)
Он побежал, а я в другую сторону…
388 (628)
Никак не дашь мне подступиться с меркою?
389 (629)
От ха-ха-ха мне в Ха-Халкиду хочется.
390 (630)
Встал на черту, пригнулся, хочет броситься…
391 (631)
А это вовсе и не он. Сиди и плачь…
392 (632)
А ты не удержал себя, как надо бы…
393 (633)
Мне слаще меда делать запрещенное.
394 (634)
Вот чашка, глянь-ка, что на ней написано…
395 (635)
Я вижу сам, что он болтун и неженка…
396 (636)
От этой рыбы, вяленной на солнышке…
397 (637)
И зорким вертит коршуном-добытчиком…
398 (638)
Язык-то черный: смоль на нем бруттийская.
399 (639)
Не подавлюсь селедкою и хохотом.
400 (640)
И хлеб, и краб, и мясо — все отличное.
401 (641)
Надевши эту женскую рубашечку…
402 (642)
Стоят толпой ненанятых погонщиков…
403 (643)
А в благовоньях пахло жженым камушком…
404 (644)
Я думал, это с гор потоки катятся…
405 (645)
Шел мальчик из гимнасия, где бегают…
406 (646)
Чин чином к ним явились два посланника…
407 (647)
А вот у нас в гектее шесть лишь хеников…
408 (648)
Меня зарезать в жертву собирается
И говорит: «Скажи ме-ме, ягненочек!»
409 (649)
Когда друзья придут для погребения…
410 (650)
С щитом плетеным, сам в оковы ввергнутый…
411 (651)
И добрый демон, и доброе спасение…
412 (652)
А кто замаран, скоро тот забудется…
413 (653)
Врасплох меня он облил из урыльника…
414 (654)
Но если я не Прометей, то все — вранье…
415 (655)
Мерзавец, да какой же ты мне родственник?
416 (657)
И голоси, высоко голос вздернувши…
417 (658)
Придерживая голос…
418 (659)
Малютка стал [от страха] весь как каменный…
419 (660)
…я посмотрел и стал как каменный…
420 (661)
Сам в черепках я — как же я помочь могу
Тебе, несчастный?
421 (662)
Красотку приведет к тебе невестою.
422 (664)
Подгрудник лопнул, и орехи вывалились…
423 (665)
И нет ему ни днем ни ночью удержу…
424 (668)
…досрочно окочурился…
425 (669)
Итак, диктую клятву…
426 (670)
Клянусь Далекими!..
427 (671)
Куда тебе?
— Прямым путем в Сицилию!
428 (673)
А сколько в доле?
429 (674)
…ему плевать на все несчастия.
430 (675)
Да как тебе с богами собутыльничать?
431 (676)
Так отлуплю, что нитки не останется…
432 (680)
Бери корзинку и ступай сбирать навоз…
433 (681)
Итак, ничто не слаще смокв смоковницы.
434 (683)
В Пирее тоже голодом не мучатся.
435 (684)
…стал ты разговорчивей…
436 (685)
Дверь нараспашку…
437 (686)
Сгинь, висельник, и убирайся с глаз долой!
438 (689)
А кто юлит и льстит тебе, сдувая с тебя пылиночки…
439 (690)
Вот так-то нам верней всего сберечь наш славный город…
440 (691)
Кто размышляет о делах невидимых,
А жрет земное…
441 (692)
Взяв лиру, дело рук Евдокса-мастера,
Пустил он звон возвышенно-щебечущий…
442 (693)
В больших котлищах асфодели варятся…
443 (695)
Тень легла длиной семь футов
На часах на солнечных —
Наступает час обеда:
Созывай застольников!
444 (698)
А в горных кряжах сам собой кормил людей земляничник.
445 (699)
Размешайте наш город, как будто вино, и разлейте по кружке для бедных…
446 (700)
Чтоб мучная похлебка сияла в котлах и глоталась без комьев в горле…
447 (701)
…не варили мучного с луком.
448 (702)
Овсянки, похлебки, колбаски, кишки…
449 (703)
И у других ведь дети мрут не вовремя.
450 (704)
…уходят со ступенек…
451 (705)
О Феб, ты любишь точить острия
Дельфийских ножей
И учишь тому же дельфийцев.
452 (707)
Наш город весь — Амалфеин рог:
Чего ни спроси,
Все вмиг тебе ниспошлется.
453 (708)
Очисти селедку от чешуи,
Отмой снаружи, промой внутри…
454 (709)
…и уксусом из Клеон…
455 (710)
…выдумывая, гадая…
456 (711)
Подумано — сделано…
457 (712)
…а я оскорбил полубога.
458 (713)
…засматривающий в щелку.
459 (714)
Такой мертвечины не стану есть; а зарежешь жертву — приду я.
460 (715)
Ты на душистом ложе
Целую ночь проводишь
О бок с своей хозяйкой…
461 (716)
Ты, наш Евкрат, — торговец
Паклей и отрубями…
462 (717)
Зачем ведет он жизнь такую скверную,
Плутуя вкривь и вкось?..
463 (718)
Кто пришел сюда, в ущелья, рощами поросшие?..
464 (732)
Хорька сглотнул.
465 (746)
Даю в залог девчонку…
466 (753)
Певучий гибкий голосок…
467 (926)
Да как бы Арифрад, боюсь,
Не расчесал бы наше дело дочиста.
468 (929)
Говори же, что мне делать? Я — бросок твоих костей.
469 (931)
…в такой грязи, что зло берет.
470 (933)
…как дубленый мех, тебя отделаю.
471 (961)
Четыре у меня сидят бездельницы.
ФЛЕГОНТ ИЗ ТРАЛЛ
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ
(1)…к комнате гостя60; подойдя к дверям, она при свете ночника увидела, что рядом с Махатом сидит женщина. Изумленная этим видением, не в силах долее сдерживаться, бежит она к матери и зовет громким голосом: «Харито и Демострат!» — чтобы родители встали и вместе с нею пошли к дочери: показалось ей, что та жива и неким божественным изволением находится с гостем в его комнате. (2) Когда Харито услышала эту невероятную весть, сперва у нее дух захватило от потрясения — так поразительно было известие и в таком смятении была кормилица. Но тут же вспомнив о дочери, она заплакала и наконец, заподозрив, что кормилица сошла с ума, велела ей немедленно уходить прочь. (3) Только когда кормилица, уверяя, что она здорова и в своем уме, стала дерзко укорять хозяйку за то, что та из трусости не хочет взглянуть на собственную дочь, Харито нехотя, уступая кормилице, да и сама любопытствуя посмотреть, что случилось, подходит к дверям гостя. Но пока они собрались на этот раз, прошло много времени, и Харито опоздала. Оказалось, что те уже легли. Однако мать присмотрелась, и ей показалось, что она узнает одежду и черты лица; но, не имея возможности проверить, так ли это, она решила не поднимать шума, в надежде, что, проснувшись рано поутру, она еще застанет эту женщину, а если опоздает, то расспросит обо всем Махата: он, конечно, не станет лгать, когда его будут спрашивать о столь важном деле. Поэтому она молча ушла.
(4) На рассвете оказалось, что женщина неприметно скрылась, то ли божественным произволением, то ли по своему желанию; и мать, войдя, была огорчена ее исчезновением. Рассказав молодому гостю все с самого начала, она обняла колени Махата и просила его открыть ей всю правду, ничего не тая. Юноша смутился, поначалу запутался и кое-как наконец объяснил, что женщину звали Филиннион; рассказал, как пришла она в первый раз, открыл, как велика была ее страсть, и сообщил, что приходит она к нему, по ее словам, тайно от родителей; а чтобы поверили, что так дело и было, он открывает ларец и вынимает предметы, оставшиеся от этой девушки: золотой перстень, который она дала ему, и нагрудную повязку, которую оставила прошлой ночью.
(5) Когда Харито увидела такие предметы, она завопила, а потом, разодрав на себе накидку и платье, сорвав с головы покрывало, бросилась наземь и, схватив кольцо и повязку, снова подняла плач. Увидав, что происходит с ней и как рыдают в отчаянии все вокруг, словно собираясь хоронить Харито, гость и сам встревожился: стал утешать ее, уговаривал прекратить плач и обещал показать девушку, если та появится снова. Харито поддалась уговорам и, попросив его не забывать своих обещаний, удалилась к себе.
(6) Наступила ночь, и был тот час, когда обычно Филиннион приходила к юноше; все ждали ее появления; и она пришла. Когда она, как всегда, вошла и села на ложе, Махат не подал вида, желая сам во всем разобраться: он не поверил, что имеет дело с мертвой, которая с такой точностью приходит в одно и то же время, да еще и ест и пьет с ним, отнесся с недоверием к тому, что рассказали родители, и подумал, что какие-нибудь грабители разрыли могилу и продали одежды и драгоценности отцу этой девушки. Чтобы узнать все в точности, он потихоньку посылает рабов за ее родителями.
(7) Демострат и Харито поспешили прийти; но когда они, увидев девушку, сперва онемели, потрясенные невероятным зрелищем, а потом с криком бросились к дочери, тогда Филиннион сказала им так: «О мать и отец, сколь несправедливо поступаете вы — даже трех дней не позволили вы мне беспрепятственно провести в родном доме вместе с гостем. И вот теперь из‐за вашего любопытства будете вы снова страдать, я же вновь отойду туда, где мне назначено быть; ибо не без божественной воли явилась я сюда».
(8) С этими словами она упала мертвой, и все видели, как распростерлось ее тело на ложе. Мать и отец обняли ее труп, великое смятение поднялось в доме из‐за этого события, потому что случилось нечто непоправимое и происшествие это было невероятно. Вскоре о нем заговорили по всему городу и сообщили мне.
(9) Всю ночь я сдерживал толпу, собравшуюся возле дома, опасаясь, чтобы распространение такого слуха не произвело мятежа. К рассвету народ наполнил театр. После того как обо всем было рассказано в подробностях, мы постановили прежде всего пойти к гробнице, вскрыть ее и посмотреть, лежит ли тело на своем ложе или же там окажется пустое место: шести месяцев не прошло еще после смерти девушки. Когда мы открыли склеп, где хоронили членов этого семейства, то увидели, что на прочих ложах действительно лежат мертвые тела, а от тех, кто скончался давно, остались кости; и только там, где положили и похоронили Филиннион, мы обнаружили железный перстень гостя и позолоченную чашу, которую она взяла у Махата в первый день.
(10) Изумленные, потрясенные, мы поспешно направились к Демострату, в комнату гостя, чтобы посмотреть, правда ли, что покойница была там, и увидели ее тело на полу. Тогда мы отправились в народное собрание, так как события были важными и невероятными. (11) Собрание шумело в таком смятении, что почти никому не удавалось высказать своего мнения. Наконец Гилл, который считается у нас не только лучшим прорицателем, но и умелым птицегадателем и в остальном искусстве ведовства отменным знатоком, встал и заявил, что тело девушки следует предать погребению за пределами города — ибо не следует вновь хоронить ее в городе, а Гермесу Подземному и Эвменидам надо принести умилостивительные жертвы; затем велел он всем нам произвести обряд очищения над нами самими и над святилищами и подобающим образом почтить подземных богов. Мне же он тайно посоветовал совершить заклание Гермесу, Зевсу Гостеприимцу и Аресу за царя и государство, и выполнить это со всей тщательностью.
(12) Согласно с его словами мы совершили указанное, а Махат, приезжий, к которому являлся призрак, в горе лишил себя жизни.
Итак, если ты сочтешь нужным написать об этом царю, сообщи мне, чтобы я прислал к тебе кого-нибудь из людей, знающих это во всех подробностях. Будь здоров.
(1) Гиерон Александрийский или Эфесский передает, что в Этолии объявилось привидение. (2) Некий Поликрит был избран гражданами на три года архонтом этолийцев, которые сочли его наиболее достойным этой должности из‐за знатности предков. Находясь в этой должности, он взял в жены женщину из Локриды, провел с ней три ночи, а на четвертую — умер. (3) Женщина осталась вдовой, а когда пришло время рожать, она разрешилась двуполым младенцем с мужскими и женскими половыми органами, удивительным образом деформированными от природы: верхняя часть гениталий была твердой и мужской, а то, что находилось ниже — принадлежало женщине. (4) Изумленные случившимся, родственники ребенка принесли его на агору, где по этому поводу собрался народ; назначили очистительные жертвы, призвали толкователей божественных знамений и рядили, что делать с ребенком. Одни заявили, что грядет разрыв отношений между этолянами и жителями Локриды, поскольку ребенок был отделен от матери-локрийки и своего отца — этолийца. Другие же полагали, что ребенка с матерью следует изгнать за пределы города и сжечь.
(5) Пока они обсуждали случившееся, Поликрит, который уже умер, весь в черном объявился в собрании рядом с ребенком. (6) Пораженные его внезапным появлением, большинство граждан бросились наутек, когда он закричал, чтобы они набрались мужества и не смущались присутствием призрака.
После того как волнения и замешательство утихли, он провещал слабым голосом: «Мужи полиса, тело мое мертво, но благодаря благоволению и милости, испытываемой к вам, я жив. Я нахожусь здесь для вашего блага и взываю к подземным властителям. Итак, поскольку вы мои сограждане, я обращаюсь к вам — не бойтесь меня и не пренебрегайте невероятным явлением призрака. Умоляю всех вас, заклиная спасением каждого, передать мне ребенка, которого я породил, чтобы не случилось беды, если вы выберете иное и ваша враждебность ко мне станет началом несчастий. Ведь мне поручено не допустить сожжения ребенка из‐за прихоти или безумия предсказателей, которые вам это присоветовали.
Поскольку перед вами столь странное зрелище, простительно, что вы растерялись и не знаете, как правильно поступить. Однако если вы послушаетесь меня и повинуетесь без колебаний, то освободитесь не только от страха, но и от нависшей угрозы. Если же вы предпочтете иное решение, боюсь, что из‐за недоверия к моим словам вас постигнет непоправимая беда. По доброй воле, которую я прежде питал и питаю к вам, явившись внезапно, предсказываю, как наилучшим образом поступить вам. Заклинаю вас не бежать моих слов, прекратить споры и подчиниться тому, что я сказал, — отдайте мне ребенка по-хорошему, ибо мне не велено задерживаться здесь слишком долго теми, кто правит под землей».
(7) Сказав это, он умолк, терпеливо ожидая, какое решение они вынесут. Одни полагали, что следует отдать ребенка и тем самым совершить искупительную жертву в честь знамения и стоящего рядом демона. Но большинство не соглашалось, настаивая, что не следует поступать опрометчиво, поскольку дело это величайшей важности, да и сама проблема необычная.
(8) Видя, что они с ним не согласны и препятствуют осуществлению его намерений, он заговорил вновь: «В любом случае, граждане полиса, если беда падет на ваши головы из‐за вашего несогласия, то вините не меня, но судьбу, которая ведет вас неверной дорогой, судьбу, которая, противясь и мне, вынуждает меня поступать с моим ребенком противозаконно».
(9) Собралась толпа, и разногласия по поводу необычного знамения продолжались, как вдруг призрак, оттолкнув мужчин, схватил ребенка, быстро стал разрывать его тело на части и пожирать. (10) Люди стали кричать и бросаться камнями, пытаясь прогнать призрак. Оставаясь невредимым под градом камней, призрак сожрал все тело ребенка, кроме головы, и только тогда внезапно исчез из виду.
Возбужденная случившимся толпа горожан пребывала в состоянии крайней растерянности, а затем решила отправить посольство в Дельфы, как вдруг голова мальчика, лежащая на земле, начала пророчествовать:
О, многочисленный народ, населяющий прославленную в гимне землю!
Не ходите в святилище Феба и не приносите ему жертв:
190 Ведь воздетые вами руки запятнаны кровью.
Не следует вам отправляться в путь. Отложите посольство к треножнику (Аполлонову) и проникнитесь моими словами.
Ибо я открою вам повеление оракула целиком. Начиная с этого дня в течение года всем распоряжается смерть, и по воле Афины души локрийцев и этолян перемешаются.
И даже на короткий срок не ослабнет злая сила.
Ибо кровавые брызги ударили вам в головы.
Все сохраняется во мраке ночи, и черное небо распростерлось надо всем.
200 Ибо тьму породила ночь, покрывшая всю землю.
Все дома лишатся своих обитателей, на пороге жилищ не останется ни одной женщины, которая бы их оплакала, ни одного ребенка, который бы не проливал слезы у бездыханных тел своих родителей. Таков вал, накрывающий сверху всех.
Увы мне, что не в силах остановить этого! Скорблю о бедах и страданиях моей земли и охваченной ужасом матери, которая избегнет смерти.
Боги породят бесславное наследие
Тех, кто останется от этолийского и локрийского семени,
210 Потому что смерть пощадила мою голову и оставила ее на земле. Пойдите и выставьте мою голову лицом к восходу и не хороните ее глубоко в черной земле.
Что касается вас, то покиньте эти пределы и идите в другую землю к народу Афины, если вы хотите избежать смерти согласно предначертанию судьбы.
Когда этолийцы услышали оракул, то увели жен, детей, младенцев и стариков в дальние края, кто какие из них смог найти. Сами же остались, ожидая неминуемого; в следующем году случилась война этолийцев с акарнянами, в которой каждая из сторон понесла огромные потери.
(1) Вот о чем повествует Антисфен, философ-перипатетик: консул Ацилий Глабрион с легатами Порцием Катоном и Луцием Валерием Флакком натолкнулись в Фермопилах на войско царя Антиоха; Ацилий храбро сражался и заставил воинов Антиоха положить оружие. Самому Антиоху пришлось с пятьюстами своих приверженцев бежать в Элатею, а оттуда в Эфес. (2) Ацилий послал Катона в Рим с вестью о победе, а сам направился в Этолию и, подойдя к Гераклее, овладел ею без всякого труда. (3) Во время сражения против Антиоха в Фермопилах римлянам явилось множество удивительных знамений. Когда Антиох бежал, римляне на следующий день занялись розысками тех, кто пал, сражаясь на их стороне, а также начали забирать доспехи и оружие убитых и захватывать пленников.
(4) И вот, был некий начальник конницы Буплаг, родом сириец, пользовавшийся у царя Антиоха большим почетом: он пал, отважно сражаясь. Когда же римляне собрали все оружие — дело было около полудня, — Буплаг вдруг восстал из мертвых и, неся на себе двенадцать ран, появился в римском лагере и слабым голосом произнес такие стихи:
Тотчас грабеж прекрати! И тех, что в Аиде, не трогай!
Зевс покарает Кронид нечестивые злые деянья,
Сильно разгневан убийством мужей и твоим преступленьем.
Много отважных племен на твои он пределы обрушит,
Власти ты будешь лишен и за все, что свершил ты, ответишь.
(5) Военачальники, потрясенные этими словами, немедленно собрали все войско на собрание и стали держать совет, что значит это явление: было решено сжечь тело Буплага, умершего сейчас же после того, как он изрек предсказание, и похоронить его прах; войско подвергалось обряду очищения, принесли жертвы Зевсу Апотропею («Отвращающему беды»), а в Дельфы отправили послов вопросить бога, что надо делать. (6) Когда послы дошли до Пифийского святилища и задали вопросы, что следует делать, Пифия изрекла такие слова:
Римлянин, стой! И отныне всегда соблюдай справедливость!
Пусть не подвигнет тебя Паллада на битвы Ареса,
Гибель несущего градам. А ты, безумец, вернешься
В дом после многих трудов, утратив и власть, и богатства.
(7) Услыхав это предсказание, римляне отказались от мысли учинить нападение на какой-либо из народов, населяющих Европу, и, снявшись с лагеря, отправились из упомянутой местности в Навпакт, город в Этолии, где находится общегреческое святилище; там они приняли участие в общественных жертвоприношениях и принесли богам первины этого года, как требовалось по обычаю.
(8) Во время празднества военачальник Публий впал в безумие, утратил разум и, неистовствуя, стал выкрикивать предсказания то стихами, то речью неразмеренной. Когда весть об этом дошла до войска, все сбежались к палатке Публия: сокрушаясь и предаваясь печали оттого, что такое несчастье постигло одного из лучших и опытнейших военачальников, они в то же время хотели послушать, что он будет говорить: и людей собралось столько, что несколько человек даже задушили в давке. И вот что изрек Публий стихами, еще находясь внутри палатки:
Родина, горе тебе! Ниспошлет жестокие войны
Дева Афина, когда, изобильные Азии страны
В прах низложив, ты вернешься домой, в италийскую землю,
В грады, венчанные славой, в Тринакрию, остров прелестный,
Созданный Зевсом. Но рать с душой беспощадной, отважной
В Азии встанет, в далеком краю, где солнце восходит.
Явится царь; он пройдет через тесный пролив Геллеспонта,
Вступит он в крепкий союз с владыкой Эпирского края,
В Авсонию он приведет дружину несметную; войско
Он соберет из Азийских краев, из Европы цветущей,
Шею твою он согнет под ярмо, и пустынными станут
Стены твои и дома. Свободу ты сменишь на рабство.
Так покарает тебя оскорбленная дева Афина.
(9) Произнеся эти стихи, он в одной тунике выскочил из палатки и сказал, речью уже неразмеренной: «Возвещаем вам, воины и граждане, что вы, перейдя из Европы в Азию, победили царя Антиоха и на море и на суше, завладели всей страной вплоть до Тавра и всеми городами, основанными в ней; вы изгнали Антиоха в Сирию и эту страну с ее городами передали сыновьям Аттала; уже и галаты, населяющие Азию, побеждены нами, а их жен и детей и все имущество вы захватили и переправили из Азии в Европу; но фракийцы, обитающие в Европе на побережье Пропонтиды и Геллеспонта, нападут на вас, когда вы отстанете от своего войска возле границ эниев, многих убьют и отнимут часть добычи; а когда те, кому удастся спастись, вернутся в Рим, с царем Антиохом заключат мир; он будет платить дань и уступит часть своих владений».
(10) Сказав все это, Публий громко возопил: «Вижу рати с бронзовыми сердцами, и царей объединившихся, и многие племена, идущие из Азии на Европу, слышу топот коней и звон копий, вижу битвы кровопролитные и разорение страшное, падение башен и разрушение стен и опустошение всей земли». (11) И сказав это, он опять заговорил стихами:
Вижу я день, когда в сбруе златой серебристые кони,
Стойла покинув свои, сойдут на землю в Нисее.
Некогда Эетион искусный в закрепление дружбы
Этих коней сотворил в сиракузян граде богатом.
Медные ясли им сделал, сковал их крепкою цепью,
Гиперионова сына отлил он из чистого злата,
В светлом блеске лучей и с очами, сверкавшими ярко.
В день этот, Рим, на тебя обрушатся страшные беды:
Явится мощное войско и всю твою землю погубит:
Площадь твоя опустеет, огонь города уничтожит,
Кровь переполнит потоки, затопит недра земные.
Горького мрачного рабства судьбу ты в тот день испытаешь.
И после битвы не встретит жена победителя-мужа;
Только подземный угрюмый Аид в свое черное царство
Примет погибших отцов и малых детей с матерями.
Тот, кто останется жив, чужеземцам станет слугою.
(12) Сказав это, Публий умолк. Потом, выбежав из лагеря, он взобрался на дерево. Когда он увидел, что множество людей идет за ним, он подозвал их к себе и сказал: «Мне, римские мужи и прочие воины, суждено сегодня умереть — рыжий волк растерзает меня; а вы поверите, что все предсказанное мною сбудется, — и появление этого зверя, и моя гибель докажут, что я по божественному внушению сказал вам правду». Кончив эту речь, он велел всем отойти в сторону и не препятствовать волку подойти к нему: если они прогонят волка, им самим придется худо; (13) толпа повиновалась его словам, и через малое время появился волк. Публий, увидев его, сошел с дерева, упал навзничь, и волк загрыз и растерзал его на глазах у всех и, пожравши все его тело, кроме головы, убежал в горы. (14) Когда все бросились к останкам и хотели поднять их с земли и похоронить как подобает, голова, лежащая на земле, изрекла такие стихи:
Не прикасайтесь к моей голове! Закон воспрещает
Тем, кто навлек на себя проклятье могучей Афины,
К этой священной главе прикасаться. Не двигайтесь с места!
Слушайте мои предсказанья! Вы истины слово услышите:
Этой землей завладеет Арес беспощадный и мощный,
Многих бойцов он пошлет в Аида черную бездну,
Башни из камня низвергнет, разрушит длинные стены,
Наши богатства и наших супруг и детей неповинных
Схватит и в Азию всех увезет через волны морские.
Все это Феб Аполлон вам предрекает неложно.
Мощного вестника он за мною послал и уводит
Ныне в жилища блаженных меня, где царит Персефона.
(15) Все слышавшие это немало были поражены. Воздвигнув на этом месте храм Аполлону Ликейскому («Волчьему») и поставив жертвенник там, где лежала голова, они поднялись на корабли и отплыли — каждый к себе на родину. И сбылось все, что предсказал Публий.
(1) Гесиод, Дикеарх, Клеарх, Каллимах и другие авторы передают о Тиресии следующее. Говорят, что Тиресий, сын Эвера, увидев спаривающихся змей на горе в Келене, в Аркадии, ударил одну из них [палкой], за что тотчас же был превращен в женщину. Став женщиной, он вступил в половую связь с мужчиной. (2) Аполлон возвестил в оракуле, что, если Тиресий увидит снова этих змей спаривающимися и тотчас же поразит змею, он вновь станет мужчиной. Тиресий поступил так, как велел бог, и снова стал мужчиной. (3) Между Зевсом и Герой возник спор: Зевс заявлял, что женщина получает большее наслаждение при половом общении, чем мужчина, а она утверждала обратное. Они решили послать за Тиресием и спросить у него, поскольку он знает свойства обоих полов. Когда его спросили, Тиресий ответил, что мужчине достается 1/10 наслаждения, а женщине — 9/10. (4) Разгневанная Гера выдавила ему глаза, оставив слепым, однако Зевс наделил его даром прорицания и продолжительностью жизни, в семь раз превышающей обычную.
(1) Те же авторы сообщают, что в земле лапифов у царя Элата была дочь, которую назвали Кенида. (2) После того как Посейдон вступил с ней в половую связь и пообещал выполнить любое ее желание, она попросила превратить ее в неуязвимого мужчину. (3) Посейдон выполнил ее просьбу, и она стала зваться Кенеем.
(1) И в Антиохии на реке Меандр появился андрогин, когда архонтом в Афинах был Антипатр, а консулами в Риме — Марк Виниций и Тит Статилий Тавр по прозвищу Корвин. (2) Девица из знатной семьи тринадцати лет была хороша собой и имела много поклонников. Она была обручена с человеком, которого выбрали ее родители. Уже был назначен день свадьбы, и девушка готова была покинуть родительский дом, как внезапно она почувствовала невыносимую боль и закричала. (3) Домашние принялись хлопотать вокруг нее, леча ее от боли в животе и колик, однако ее мучения длились три дня беспрерывно, и никто не знал, в чем причина недуга. Боль не отпускала ни днем, ни ночью, и хотя применялись все средства, врачи не могли установить причину заболевания. На рассвете четвертого дня боли усилились, и несчастная стала издавать ужасные вопли. Внезапно у нее прорезались мужские половые органы, и девушка превратилась в мужчину. (4) Спустя некоторое время ее привезли к цезарю Клавдию в Рим. Вследствие зловещего знамения он приказал соорудить алтарь Юпитеру Отвратителю бед на Капитолийском холме.
(1) Так же и в Мевании, италийском городе, появился андрогин в доме Агриппины Августы в то время, когда в Афинах был архонтом Дионисодор, а в Риме консулами — Децим Юний Силан Торкват и Квинт Гатерий Антонин. (2) Некая девушка по имени Филотида, родом из Смирны, находилась в брачном возрасте и была уже просватана за человека, выбранного родителями, когда у нее вдруг возникли мужские гениталии и она превратилась в мужчину.
(1) Еще один андрогин в то же время был в Эпидавре, ребенок из бедной семьи, которую прежде звали Симферусой, а после превращения в мужчину — Симфероном; он провел жизнь, работая садовником.
(1) И в Лаодикее в Сирии была женщина по имени Этета, которая переменила пол и имя уже спустя несколько лет, как прожила со своим мужем. Превратившись в мужчину, Этета стала зваться Этетом. Это случилось, когда архонтом в Афинах был Макрин, а консулами в Риме были Луций Ламия Элиан и [Секст Карминий] Ветер. Я своими глазами видел этого человека.
(1) В Риме родился андрогин, когда в Афинах был архонтом Ясон, а консулами в Риме — Марк Плавтий (и Секст Карминий) Гипсей и Марк Фульвий Флакк. По этому случаю сенат постановил, чтобы жрецы прочли Сивиллины оракулы; те воздали почести богам и огласили пророчества. (2) Оракулы были следующие:
1а. Предначертанную Мойру-судьбу, которую всякий узнает в свое время,
Множество божественных знамений и бедствий божественной Айсы («Участи»)
Распустит мой станок, ткущий судьбы, если вы проникнитесь сказанным умом
и сердцем
И если в Риме ему поверят. Итак, я предсказываю, что однажды женщина
Родит андрогина не только с мужскими,
5 Но и с подобными женским признаками.
Кроме того, не утаю, но, напротив, прикажу принести жертвы
Деметре Благосклонной и Персефоне Непорочной.
Сама Богиня-Царица (Деметра?) соткет, что есть и что будет
Благодаря святочтимой Деметре и непорочной Персефоне:
10 Прежде всего, когда соберешь по крохам приношения,
Какие захочешь, из разноплеменных полисов и городов,
Прикажи посвятить эту жертву Деметре, матери Коры.
Призываю трижды по девять быков принести…
(место испорчено, пропущено семь строк)
…и принести в жертву длиннорогих и светлых коров,
15 и пусть они будут необычайно прекрасными по вашему усмотрению.
Призываю дев — а скольких, я уже сказала ранее — совершить обряд по греческому обычаю,
Чтобы они обратились с мольбой к бессмертной Царице, которой предназначены жертвы,
Торжественно и благочестиво; и тогда пусть она принимает
Постоянно от ваших жен священные приношения. Кроме того,
20 Пусть они, доверившись моим словам, принесут пылающий огонь
Святочтимой Деметре. Затем пусть опять принесут
Трижды жертвы без вина перед всепожирающим огнем,
Что надлежит совершить женщинам в летах и опытным в жертвоприношениях.
И пусть остальные женщины принесут Плутониде те же жертвы —
Пусть юные девы,
Пусть девочки святочтимой и всезнающей Плутониде
Воздадут молитвы на родной земле, чтобы выстоять в разразившейся войне,
Чтобы в душах поселилось забвение от войны и от города:
Пусть юноши и девушки принесут туда дары.
30…пусть украсят пестрыми одеждами
Святочтимую Плутониду, следуя моему пророчеству. Это послужит препятствием для бедствий.
Самое прекрасное и желанное на земле
Пусть предстанет глазам смертных, и пусть они принесут это
По моему пророчеству в качестве общего дара царственной Деве
35 Там, где благодаря Деметре и Непорочной Персефоне
От вашей родины будет отведено навсегда ярмо.
Там Подземному Плутону кровь черного быка,
Блестяще украшенного, с пастухом, который
Искусно, вместе с другими мужчинами, доверясь предсказанию оракула,
40 Принесет быка в жертву.
И пусть неверящий муж не присоединяется к обряду,
А лучше пусть останется в стороне, как это положено человеку
Неверящему и имеющему жертву невкушаемую.
Но если кто подойдет туда из тех, кто знает оракул,
45 Пусть он примет участие в жертвоприношениях святочтимому Фебу,
Благочестиво сжигая тучные бедра на алтарях
И принося в жертву самую молодую из белых коз: однако знайте все,
Пусть умоляет Феба Пеана проситель с покрытой головой,
Чтобы предотвратить бедствия.
50 И вернувшись оттуда, Гере Царице,
Как подобает, по обычаю предков принесет в жертву белую корову,
И пусть самые знатные из женщин пропоют гимн
(пропущено две строки)
…и эту землю своих противников они стали возделывать, и эту землю Кум
Они не хитростью, но силой
55 Заселили. И вечно юной Царице они установили кумир и возвели храм Гере по
обычаю предков.
Если вы повинуетесь моим словам, сама Богиня снизойдет к вам,
И тогда нужно последовать за этой священной владычицей
И совершить по обычаю возлияние без вина столько раз, сколько дней в году.
60 И в течение долгого времени следует то же самое повторять, а не от случая к случаю.
И если это будет сделано, всегда у вас будет благополучие;
Кроме того, вы должны зарезать ягненка, посвятив его подземным богам.
И когда у вас повсюду будет много святилищ, посвященных Гере,
И когда одновременно будет исполнено, что я сказала, то знайте точно:
65 Из моих листьев, которыми я завесила глаза,
Когда я коснусь листьев небесных олив,
Тогда вы избегнете бедствий;
Когда наступит время, в которое родится новое поколение,
Тогда троянец освободит вас от бедствий вместе с землей Эллады.
70 А кроме того, приблизится исполнение прорицания.
(1) Несколько лет тому назад в Мессении, как говорит Аполлоний, после сильных бурь и наводнения был обнаружен расколотый каменный пифос и из него выпала голова, втрое больше, чем обычная человеческая. Во рту было два ряда зубов. (2) Когда стали расследовать, чья же это голова, то нашли высеченную в камне надпись «Ид». Мессенцы на общественные средства сделали новый пифос, положили в него голову и с почтением относились к останкам этого героя: они поняли, что он — тот самый, о котором Гомер сказал:
И могучего Ида, храбрейшего меж земнородных
Оных времен: на царя самого, стрелоносного Феба,
Поднял он лук за супругу свою, легконогую нимфу.
В Далмации, в так называемой пещере Артемиды, можно увидеть много мертвых тел с ребрами в 11 локтей.
Аполлоний-грамматик сообщает, что в правление Тиберия Нерона случилось землетрясение, во время которого совершенно исчезли многие знаменитые города Малой Азии, которые Тиберий впоследствии восстановил за свой собственный счет. Вследствие этого народ воздвиг и посвятил ему колоссальную статую позади храма Венеры, который находится на римском форуме, а также каждый город установил статуи.
(1) Так же и в Сицилии немало городов пострадало от землетрясения, в том числе и в окрестности Регия; почувствовали это землетрясение даже некоторые племена, живущие возле Понта. (2) И в трещинах, образовавшихся на земле, стали видны огромнейшие мертвые тела; жители, пораженные их величиной, побоялись сдвинуть их с места и в качестве образца послали в Рим зуб, извлеченный у одного из мертвецов; зуб этот был длиной не меньше, а пожалуй, даже больше одной пяди. (3) После, показав этот зуб Тиберию, спросили его, не хочет ли он перенести к себе тело героя, которому этот зуб принадлежит. Тиберий же рассудил весьма разумно: он не захотел себя лишить возможности узнать величину найденного трупа и в то же время хотел избежать опасности осквернить могилу. (4) Поэтому он позвал к себе одного известного геометра, Пульхра, которого он очень уважал за его искусство, и велел ему вылепить голову, соответствующую по размерам величине этого зуба. Пульхр измерил зуб и вычислил, какова должна быть величина всего тела и лица. Он быстро закончил свою работу и принес ее императору; а император сказал, что он вполне удовлетворен тем, что видел, велел отослать зуб обратно и вставить его туда, откуда его вынули.
(1) Не следует также относиться с недоверием к рассказам о том, что в Египте есть местность, называемая Нитры, где показывают мертвые тела не меньшие по размеру, чем те, о которых было сказано. Однако эти тела не погребены в земле, а лежат открыто, у всех на виду. Члены их не сдвинуты и не перемещены, а положены в полном порядке: всякий, подойдя к ним, сразу ясно увидит, где бедренные кости, где кости голени, где другие члены. (2) Не верить этому нет оснований, ибо надо принять во внимание вот что: сперва природа, сильная и цветущая, порождала произведения подобные богам; а когда она стала увядать, то и величина ее порождений увяла вместе с ней.
Я слышал также рассказы о находках костей на Родосе, которые столь огромны по сравнению с человеческими останками нынешних людей, что намного превосходят их.
Говорят также, что возле Афин есть остров, который афиняне хотели обнести стенами; а при закладке фундамента они натолкнулись на гробницу длиной в сто локтей: в ней лежал скелет такой же величины, а на гробнице была надпись:
Я, Макросирид, лежу на острове малом:
Пять тысяч лет я прожил на земле.
Евмах в своем сочинении «Описание земли» сообщает, что когда карфагеняне окружали свою территорию рвом, то в раскопках нашли гробницу с двумя мертвыми телами. Одно из них было ростом в 24 локтя, а другое — в 23 локтя.
(1) Феопомп Синопский в своем сочинении «О землетрясениях» сообщает, что на Боспоре Киммерийском случилось землетрясение, в результате которого рассекся один холм, открыв кости огромных размеров. Обнаружили, что скелет составляет 24 локтя в длину. (2) Он говорит, что местные варвары выбросили останки в Меотиду.
Нерону принесли ребенка, у которого было четыре головы и такое же число остальных членов, когда архонтом в Афинах был Фрасил, а консулами в Риме — Публий Петроний Турпилиан и Цезенний Пет.
Еще один ребенок родился с головой, выходящей из его левого плеча.
Необычное знамение случилось в Риме, когда архонтом в Афинах был Дейнофил, а консулами в Риме — Квинт Вераний и Гай Помпей Галл. Досточтимая служанка, принадлежащая жене преторианца Реция Тавра, родила обезьяну.
Жена Корнелия Галликана неподалеку от Рима родила ребенка с головой Анубиса, когда архонтом в Афинах был Демострат, а консулами в Риме — Авл Лициний Нерва Силиан и Марк Вестин Аттик.
Женщина из города Тридента в Италии произвела на свет свернувшихся в клубок змей, когда цезарь Домициан в девятый раз был консулом в Риме, а Петилий Руф — консулом во второй раз; архонта в Афинах не было.
В Риме некая женщина родила двухголового младенца, которого по настоянию жрецов выбросили в Тибр. Это случилось, когда архонтом в Афинах был Адриан, ставший позже императором, а консулами в Риме в шестой раз были император Траян и Тит Секстий Африкан.
Врач Дорофей сообщает в своих «Достопамятных записках», что в Александрии Египетской родил кинед; из‐за этого чуда новорожденный младенец был забальзамирован и хранится еще до сих пор.
То же самое случилось в Германии в римской армии, которой командовал Тит Куртилий Манциат. Мужчина, раб одного из солдат, родил. Это произошло, когда архонтом в Афинах был Конон, а консулами в Риме — Квинт Волусий Сатурнин и Публий Корнелий Сципион.
Антигон сообщает, что в Александрии какая-то женщина за четыре раза родила двадцать детей и что большинство из них выжили.
(1) В том же городе другая женщина родила пятерню; трое из них были мальчики, а две — девочки; император Траян приказал воспитать их за его собственный счет. (2) На следующий год та же женщина родила еще тройню.
Гиппострат в сочинении «О Миносе» сообщает, что Эгипт родил пятьдесят сыновей от жены Эвриррои, дочери Нила.
Так же и Данай имел пятьдесят дочерей от жены Европы, дочери Нила.
Кратер, брат царя Антигона, сообщает, что ему рассказывали о человеке, который в течение семи лет побывал ребенком, юношей, мужчиной и стариком, а затем умер, успев жениться и произвести потомство.
Мегасфен сообщает, что женщины, проживавшие в Падайе, рожали в возрасте шести лет.
(1) В Сауне, городе в Аравии, был найден гиппокентавр, живший на очень высокой горе, изобилующей смертельным ядом; яд называется так же, как и город, и из всех ядов он самый страшный и быстродействующий. (2) Когда царь захватил этого гиппокентавра живым, он решил послать его вместе с другими дарами цезарю в Египет. Гиппокентавр питался мясом; но, не вынесши перемены климата, умер, и наместник Египта набальзамировал его и послал в Рим. (3) Гиппокентавра сперва показывали на Палатине: лицо у него было хотя и человеческое, но очень страшное, руки и пальцы волосатые, ребра срослись с верхней частью бедер и животом. У него были крепкие конские копыта и ярко-рыжая грива, хотя от бальзамирования она почернела так же, как и кожа. Роста он был не такого огромного, как его рисуют, но все же не малого.
(1) Говорят, что в этом городе встречались и другие гиппокентавры. А если кто не верит, то он может увидеть воочию того, который был послан в Рим; он находится в императорских хранилищах, набальзамированный, как я уже сказал.
ДИОГЕН ЛАЭРТСКИЙ 61
О ЖИЗНИ, УЧЕНИЯХ И ИЗРЕЧЕНИЯХ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ
Книга вторая
5. Сократ
(18) Сократ, сын скульптора Софрониска и повивальной бабки Фенареты (по словам Платона в «Феэтете»), афинянин, из дема Алопеки. Думали, что он помогает писать Еврипиду; поэтому Мнесилох говорит так:
«Фригийцы» — имя драме Еврипидовой,
Сократовыми фигами откормленной.
И в другом месте:
Гвоздем Сократа Еврипид сколоченный.
Каллий пишет в «Пленниках»:
— Скажи, с какой ты стати так заважничал?
— Причина есть; Сократ — ее название!
И Аристофан в «Облаках»:
— Для Еврипида пишет он трагедии,
В которых столько болтовни и мудрости.
(19) По сведениям некоторых, он был слушателем Анаксагора, а по сведениям Александра в «Преемствах» — также и Дамона. После осуждения Анаксагора он слушал Архелая-физика и даже (по словам Аристоксена) был его наложником. Дурид уверяет, что он также был рабом и работал по камню: одетые Хариты на Акрополе, по мнению некоторых, принадлежат ему. Оттого и Тимон говорит в «Силлах»:
Но отклонился от них камнедел и законоположник,
Всей чарователь Эллады, искуснейший в доводах тонких,
С полуаттической солью всех риторов перешутивший.
В самом деле, он был силен и в риторике (так пишет Идоменей), а Тридцать тиранов даже запретили ему обучать словесному искусству (так пишет Ксенофонт); (20) и Аристофан насмехается в комедии, будто он слабую речь делает сильной. Фаворин в «Разнообразном повествовании» говорит, будто Сократ со своим учеником Эсхином первыми занялись преподаванием риторики; о том же пишет Идоменей в книге «О сократиках».
Он первым стал рассуждать об образе жизни и первым из философов был казнен по суду. Аристоксен, сын Спинфара, уверяет, что он даже наживался на перекупках: вкладывал деньги, собирал прибыль, тратил ее и начинал сначала.
Освободил его из мастерской и дал ему образование Критон, привлеченный его душевной красотой (так пишет Деметрий Византийский). (21) Поняв, что философия физическая нам безразлична, он стал рассуждать о нравственной философии по рынкам и мастерским, исследуя, по его словам,
Что у тебя и худого и доброго в доме случилось.
Так как в спорах он был сильнее, то нередко его колотили и таскали за волосы, а еще того чаще осмеивали и поносили; но он принимал все это не противясь. Однажды даже получив пинок, он и это стерпел, а когда кто-то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осел, разве стал бы я подавать на него в суд?» Все это сообщает Деметрий Византийский.
(22) В противоположность большинству философов он не стремился в чужие края — разве что если нужно было идти в поход. Все время он жил в Афинах и с увлечением спорил с кем попало — не для того, чтобы переубедить их, а для того, чтобы доискаться до истины. Говорят, Еврипид дал ему сочинение Гераклита и спросил его мнение; он ответил: «Что я понял — прекрасно; чего не понял, наверное, тоже: только, право, для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком».
Он занимался телесными упражнениями и отличался добрым здоровьем. Во всяком случае, он участвовал в походе под Амфиполь, а в битве при Делии спас жизнь Ксенофонту, подхватив его, когда тот упал с коня. (23) Среди повального бегства афинян он отступал, не смешиваясь с ними, и спокойно оборачивался, готовый отразить любое нападение. Воевал он и при Потидее (поход был морской, потому что пеший путь закрыла война); это там, говорят, он простоял не шевельнувшись целую ночь, и это там он получил награду за доблесть, но уступил ее Алкивиаду — с Алкивиадом он находился даже в любовных отношениях, говорит Аристипп в IV книге «О роскоши древних». В молодости он с Архелаем ездил на Самос (так пишет Ион Хиосский), был и в Дельфах (так пишет Аристотель), а также на Истме (так пишет Фаворин в I книге «Записок»).
(24) Он отличался твердостью убеждений и приверженностью к демократии. Это видно из того, что он ослушался Крития с товарищами, когда они велели привести к ним на казнь Леонта Саламинского, богатого человека; он один голосовал за оправдание десяти стратегов; а имея возможность бежать из тюрьмы, он этого не сделал и друзей своих, плакавших о нем, упрекал, обращая к ним в темнице лучшие свои речи.
Он отличался также достоинством и независимостью. Однажды Алкивиад (по словам Памфилы в VII книге «Записок») предложил ему большой участок земли, чтобы выстроить дом; Сократ ответил: «Если бы мне нужны были сандалии, а ты предложил бы мне для них целую бычью кожу, разве не смешон бы я стал с таким подарком?» (25) Часто он говаривал, глядя на множество рыночных товаров: «Сколько же есть вещей, без которых можно жить!» И никогда не уставал напоминать такие ямбы:
И серебро, и пурпурная мантия
На сцене хороши, а в жизни ни к чему.
К Архелаю Македонскому, к Скопасу Краннонскому, к Еврилоху Ларисейскому он относился с презрением, не принял от них подарков и не поехал к ним. И он держался настолько здорового образа жизни, что, когда Афины охватила чума, он один остался невредим.
(26) По словам Аристотеля, женат он был дважды: первый раз на Ксантиппе, от которой у него был сын Лампрокл, и во второй раз — на Мирто, дочери Аристида Справедливого, которую он взял без приданого и имел от нее сыновей Софрониска и Менексена. Другие говорят, что Мирто была его первой женой, а некоторые (в том числе Сатир и Иероним Родосский) — что он был женат на обеих сразу: по их словам, афиняне, желая возместить убыль населения, постановили, чтобы каждый гражданин мог жениться на одной женщине, а иметь детей также и от другой, — так поступил и Сократ.
(27) Он умел не обращать внимания на насмешников. Своим простым житьем он гордился, платы ни с кого не спрашивал. Он говорил, что лучше всего ешь тогда, когда не думаешь о закуске, и лучше всего пьешь, когда не ждешь другого питья: чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам. Это можно заключить и по стихам комедиографов, которые сами не замечают, как их насмешки оборачиваются ему в похвалу. Так, Аристофан пишет:
Человек! Пожелал ты достигнуть у нас озарения мудрости высшей, —
О, как счастлив, как славен ты станешь тогда среди эллинов всех и афинян,
Если памятлив будешь, прилежен умом, если есть в тебе сила терпенья,
И, не зная усталости, знанья в себя ты вбирать будешь, стоя и лежа,
Холодая, не будешь стонать и дрожать, голодая, еды не попросишь,
От попоек уйдешь, от обжорства бежишь, не пойдешь по пути безрассудства…
(28) И Амипсий выводит его на сцену в грубом плаще с такими словами:
— Вот и ты, о Сократ, меж немногих мужей самый лучший и самый пустейший!
Ты отменно силен! Но скажи, но открой: как добыть тебе плащ поприличней?
— По кожевничьей злобе на плечи мои я надел это горькое горе.
— Ах, какой человек! Голодает, чуть жив, но польстить ни за что не захочет!
Тот же гордый и возвышенный дух его показан и у Аристофана в следующих словах:
Ты же тем нам приятен, что бродишь босой, озираясь направо, налево,
Что тебе нипочем никакая беда, — лишь на нас ты глядишь, обожая.
Впрочем, иногда, применительно к обстоятельствам, он одевался и в лучшее платье — например, в Платоновом «Пире» по дороге к Агафону.
(29) Он одинаково умел как убедить, так и разубедить своего собеседника. Так, рассуждая с Феэтетом о науке, он, по словам Платона, оставил собеседника божественно одухотворенным; а рассуждая о благочестии с Евтифроном, подавшим на отца в суд за убийство гостя, он отговорил его от этого замысла; также и Лисия обратил он к самой высокой нравственности. Дело в том, что он умел извлекать доводы из происходящего. Он помирил с матерью сына своего Лампрокла, рассердившегося на нее (как о том пишет Ксенофонт); когда Главкон, брат Платона, задумал заняться государственными делами, Сократ разубедил его, показав его неопытность (как пишет Ксенофонт), а Хармида, имевшего к этому природную склонность, он, наоборот, ободрил. (30) Даже стратегу Ификрату он придал духу, показав ему, как боевые петухи цирюльника Мидия налетают на боевых петухов Каллия. Главконид говорил, что городу надо бы содержать Сократа [как украшение], словно фазана или павлина.
Он говорил, что это удивительно: всякий человек без труда скажет, сколько у него овец, но не всякий сможет назвать, скольких он имеет друзей, — настолько они не в цене. Посмотрев, как Евклид навострился в словопрениях, он сказал ему: «С софистами, Евклид, ты сумеешь обойтись, а вот с людьми — навряд ли». В подобном пустословии он не видел никакой пользы, что подтверждает и Платон в «Евфидеме». (31) Хармид предлагал ему рабов, чтобы жить их оброком, но он не принял; и даже к красоте Алкивиада, по мнению некоторых, он остался равнодушным. А досуг он восхвалял как драгоценнейшее достояние (о том пишет и Ксенофонт в «Пире»).
Он говорил, что есть одно только благо — знание и одно только зло — невежество. Богатство и знатность не приносят никакого достоинства — напротив, приносят лишь дурное. Когда кто-то сообщил ему, что Антисфен родился от фракиянки, он ответил: «А ты думал, что такой благородный человек мог родиться только от полноправных граждан?» А когда Федон, оказавшись в плену, был отдан в блудилище, то Сократ велел Критону его выкупить и сделать из него философа. (32) Уже стариком он учился играть на лире: разве неприлично, говорил он, узнавать то, чего не знал? Плясал он тоже с охотою, полагая, что такое упражнение полезно для крепости тела (так пишет и Ксенофонт в «Пире»).
Он говорил, что его демоний предсказывает ему будущее; что хорошее начало не мелочь, хоть начинается и с мелочи; что он знает только то, что ничего не знает; говорил, что те, кто задорого покупают скороспелое, видно, не надеются дожить до зрелости. На вопрос, в чем добродетель юноши, он ответил: «В словах: ничего сверх меры». Геометрия, по его выражению, нужна человеку лишь настолько, чтобы он умел мерить землю, которую приобретает или сбывает. (33) Когда он услышал в драме Еврипида такие слова о добродетели:
…Не лучше ль
Пустить ее на произвол судьбы… —
то он встал и вышел вон: не смешно ли, сказал он, что пропавшего раба мы не ленимся искать, а добродетель пускаем гибнуть на произвол судьбы? Человеку, который спросил, жениться ему или не жениться, он ответил: «Делай что хочешь — все равно раскаешься». Удивительно, говорил он, что ваятели каменных статуй бьются над тем, чтобы камню придать подобие человека, и не думают о том, чтобы самим не быть подобием камня. А молодым людям советовал он почаще смотреть в зеркало: красивым — чтобы не срамить своей красоты, безобразным — чтобы воспитанием скрасить безобразие.
(34) Однажды он позвал к обеду богатых гостей, и Ксантиппе было стыдно за свой обед. «Не бойся, — сказал он, — если они люди порядочные, то останутся довольны, а если пустые, то нам до них дела нет». Он говаривал, что сам он ест, чтобы жить, а другие люди живут, чтобы есть. Нестóящую чернь он сравнивал с человеком, который одну поддельную монету отвергнет, а груду их примет за настоящие. Когда Эсхин сказал: «Я беден, ничего другого у меня нет, так возьми же меня самого», он воскликнул: «Разве ты не понимаешь, что нет подарка дороже?!» Кто-то жаловался, что на него не обратили внимания, когда тридцать тиранов пришли к власти; «Ты ведь не жалеешь об этом?» — сказал Сократ.
(35) Когда ему сказали: «Афиняне тебя осудили на смерть», он ответил: «А природа осудила их самих». (Впрочем, другие приписывают эти слова Анаксагору). «Ты умираешь безвинно», — говорила ему жена; он возразил: «А ты бы хотела, чтобы заслуженно?» Во сне он видел, что кто-то ему промолвил:
В третий день, без сомнения, Фтии достигнешь холмистой.
«На третий день я умру», — сказал он Эсхину. Он уже собирался пить цикуту, когда Аполлодор предложил ему прекрасный плащ, чтобы в нем умереть. «Неужели мой собственный плащ годился, чтобы в нем жить, и не годится, чтобы в нем умереть?» — сказал Сократ.
Ему сообщили, что кто-то говорит о нем дурно. «Это потому, что его не научили говорить хорошо», — сказал он в ответ. (36) Когда Антисфен повернулся так, чтобы выставить напоказ дыры в плаще, он сказал Антисфену: «Сквозь этот плащ мне видно твое тщеславие». Его спросили о ком-то: «Разве этот человек тебя не задевает?» — «Конечно, нет, — ответил Сократ, — ведь то, что он говорит, меня не касается». Он утверждал, что надо принимать даже насмешки комиков: если они поделом, то это нас исправит, если нет, то это нас не касается.
Однажды Ксантиппа сперва разругала его, а потом окатила водой. «Так я и говорил, — промолвил он, — у Ксантиппы сперва гром, а потом дождь». Алкивиад твердил ему, что ругань Ксантиппы непереносима; он ответил: «А я к ней привык, как к вечному скрипу колеса. Переносишь ведь ты гусиный гогот?» (37) — «Но от гусей я получаю яйца и птенцов к столу», — сказал Алкивиад. «А Ксантиппа рожает мне детей», — отвечал Сократ. Однажды среди рынка она стала рвать на нем плащ; друзья советовали ему защищаться кулаками, но он ответил: «Зачем? чтобы мы лупили друг друга, а вы покрикивали: „Так ее, Сократ! так его, Ксантиппа!“?» Он говорил, что сварливая жена для него — то же, что норовистые кони для наездников: «Как они, одолев норовистых, легко справляются с остальными, так и я на Ксантиппе учусь обхождению с другими людьми».
(38) За такие и иные подобные слова и поступки удостоился он похвалы от пифии, которая на вопрос Херефонта ответила знаменитым свидетельством:
Сократ превыше всех своею мудростью.
За это ему до крайности завидовали, тем более что он часто обличал в неразумии тех, кто много думал о себе. Так обошелся он и с Анитом, о чем свидетельствует Платон в «Меноне»; а тот, не вынесши его насмешек, сперва натравил па него Аристофана с товарищами, а потом уговорил и Мелета подать на него в суд за нечестие и развращение юношества. С обвинением выступил Мелет, речь говорил Полиевкт (так пишет Фаворин в «Разнообразном повествовании»), а написал ее софист Поликрат (так пишет Гермипп) или, по другим сведениям, Анит; всю нужную подготовку устроил демагог Ликон. (39) Антисфен в «Преемствах философов» и Платон в «Апологии» подтверждают, что обвинителей было трое — Анит, Ликон и Мелет: Анит был в обиде за ремесленников и политиков, Ликон — за риторов, Мелет — за поэтов, ибо Сократ высмеивал и тех, и других, и третьих. Фаворин добавляет (в I книге «Записок»), что речь Поликрата против Сократа неподлинная: в ней упоминается восстановление афинских стен Кононом, а это произошло через шесть лет после Сократовой смерти. Вот как было дело.
(40) Клятвенное заявление перед судом было такое (Фаворин говорит, что оно и посейчас сохраняется в Метрооне): «Заявление подал и клятву принес Мелет, сын Мелета из Питфа, против Сократа, сына Софрониска из Алопеки: Сократ повинен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество; а наказание за то — смерть». Защитительную речь для Сократа написал Лисий; философ, прочитав ее, сказал: «Отличная у тебя речь, Лисий, да мне она не к лицу», — ибо слишком явно речь эта была скорее судебная, чем философская. (41) «Если речь отличная, — спросил Лисий, — то как же она тебе не к лицу?» «Ну а богатый плащ или сандалии разве были бы мне к лицу?» — отвечал Сократ.
Во время суда (об этом пишет Юст Тивериадский в «Венке») Платон взобрался на помост и начал говорить: «Граждане афиняне, я — самый молодой из всех, кто сюда всходил…» — но судьи закричали: «Долой! долой!» Потому Сократ и был осужден большинством в 281 голос. Судьи стали определять ему кару или пеню: Сократ предложил уплатить двадцать пять драхм (а Евбулид говорит, что даже сто). (42) Судьи зашумели, а он сказал: «По заслугам моим я бы себе назначил вместо всякого наказания обед в Пританее».
Его приговорили к смерти, и теперь за осуждение было подано еще на 80 голосов больше. И через несколько дней в тюрьме он выпил цикуту. Перед этим он произнес много прекрасных и благородных рассуждений (которые Платон приводит в «Федоне»), а по мнению некоторых, сочинил и пеан, который начинается так:
Слава тебе, Аполлон Делиец с сестрой Артемидой!
(Впрочем, Дионисодор утверждает, что пеан принадлежит не ему.) Сочинил он и эзоповскую басню, не очень складную, которая начинается так:
Некогда молвил Эзоп обитателям града Коринфа:
Кто добродетелен, тот выше людского суда.
(43) Так расстался он с людьми. Но очень скоро афиняне раскаялись: они закрыли палестры и гимнасии, Мелета осудили на смерть, остальных — на изгнание, а в честь Сократа воздвигли бронзовую статую работы Лисиппа, поместив ее в хранилище утвари для торжественных шествий; а когда Анит приехал в Гераклею, гераклейцы в тот же день выслали его вон. И не только за Сократа, но и за многих других приходилось раскаиваться афинянам: с Гомера они (по словам Гераклида) взяли 50 драхм пени как с сумасшедшего; Тиртея называли помешанным; и из всех Эсхиловых товарищей первому воздвигли бронзовую статую Астидаманту. (44) Недаром Еврипид укоряет их в своем «Паламеде»:
…Сгубили, сгубили вы
Соловья Аонид, премудрого, не преступного.
Вот как об этом пишут; впрочем, Филохор утверждает, что Еврипид умер раньше Сократа.
Родился он (как сообщает Аполлодор в «Хронологии») при архонте Апсефионе, в четвертый год 77‐й олимпиады, шестого Фаргелиона, когда афиняне совершают очищение города, а делосцы отмечают рождение Артемиды. Скончался он в первый год 95‐й олимпиады в возрасте 70 лет. Так пишет Деметрий Фалерский; но некоторые считают, что при кончине ему было шестьдесят лет. (45) Слушателем Анаксагора он был вместе с Еврипидом, который родился в первый год 75‐й олимпиады, при архонте Каллиаде.
Я полагаю, что Сократ вел беседы и о физике — во всяком случае, даже Ксенофонт хоть и утверждает, будто беседы его были только об этике, но признает, что он рассуждал и о провидении; и Платон хоть и упоминает в «Апологии», как Сократ отрекается от Анаксагора и прочих физиков, но сам же рассуждает об их предметах, приписывая все свои речи Сократу.
По словам Аристотеля, некий маг, пришедший из Сирии в Афины, заранее предсказал Сократу в числе других бедствий и его насильственную смерть.
(46) Вот и мои о нем стихи:
Пей у Зевса в чертоге, Сократ! Ты назван от бога
Мудрым, а мудрость сама разве не истинный бог?
Ты смертоносную принял цикуту от судей афинских —
Но не тебе, а себе смерть обрели они в ней.
Поносителями Сократа были Антилох Лемиосский и гадатель Антифонт (так пишет Аристотель в III книге «Поэтики»); так и Пифагора поносил Килон Кротонский, Гомера — Сиагр при жизни и Ксенофан Колофонский посмертно, Гесиода — Керкоп при жизни и тот же Ксенофан посмертно, Пиндара — Амфимен Косский, Фалеев — Ферекид, Бианта — Салар Приенский, Питтака — Антименид и Алкей, Анаксагора — Сосибий, Симонида — Тимокреонт.
(47) Преемниками его были так называемые сократики, из которых главные — Платон, Ксенофонт, Антисфен, а из десяти основателей школ — четверо известнейших: Эсхин, Федон, Евклид и Аристипп. Прежде всего я скажу о Ксенофонте, Антисфена отложу до киников, перейду к сократикам, от них к Платону, а с Платона начинается десять школ, и сам он был основателем первой Академии. Такова будет последовательность нашего изложения.
Был и другой Сократ, историк, сочинивший описание Аргоса; третий — перипатетик из Вифинии; четвертый — сочинитель эпиграмм и пятый — с острова Коса, писавший о прозвищах богов.
Книга восьмая. 1. Пифагор
(1) Теперь, когда мы обошли всю ионийскую философию, что вела начало от Фалеев, и упомянули в ней всех, кто достоин упоминания, перейдем к философии италийской, которой положил начало
Пифагор, сын Мнесарха — камнереза, родом самосец (как говорит Гермипп) или тирренец (как говорит Аристоксен) с одного из тех островов, которыми завладели афиняне, выгнав оттуда тирренцев. Некоторые же говорят, что он был сын Мармака, внук Гиппаса, правнук Евтифрона, праправнук Клеонима, флиунтского изгнанника, и так как Мармак жил на Самосе, то и Пифагор называется самосцем.
(2) Переехав на Лесбос, он через своего дядю Зоила познакомился там с Ферекидом. А изготовив три серебряные чаши, он отвез их в подарок египетским жрецам. У него были два брата, старший Евном и младший Тиррен, и был раб Замолксис, которого геты почитают Кроносом и приносят ему жертвы (по словам Геродота). Он был слушателем, как сказано, Ферекида Сиросского, а после смерти его поехал на Самое слушать Гермодаманта, Креофилова потомка, уже старца. Юный, но жаждущий знания, он покинул отечество для посвящения во все таинства, как эллинские, так и варварские: (3) он появился в Египте, и Поликрат верительным письмом свел его с Амасисом, он выучил египетский язык (как сообщает Антифонт в книге «О первых в добродетели»), он явился и к халдеям, и к магам. Потом на Крите он вместе с Эпименидом спустился в пещеру Иды, как и в Египте в тамошние святилища, и узнал о богах самое сокровенное. А вернувшись на Самое и застав отечество под тиранией Поликрата, он удалился в италийский Кротон; там он написал законы для италийцев и достиг у них великого почета вместе со своими учениками, числом до трехсот, которые вели государственные дела так отменно, что поистине это была аристократия, что значит «владычество лучших».
(4) О себе он говорил (по словам Гераклида Понтийского), что некогда он был Эфалидом и почитался сыном Гермеса; и Гермес предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия, а он попросил оставить ему и живому и мертвому память о том, что с ним было. Поэтому и при жизни он помнил обо всем, и в смерти сохранил ту же память. В последствии времени он вошел в Евфорба, был ранен Менелаем; и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом, что получил от Гермеса его дар, как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде и что терпят там остальные души. (5) После смерти Евфорба душа его перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем, — отплывая от Трои, говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, оставалась только обделка из слоновой кости. После смерти Гермотима он стал Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как он был сперва Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра он стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном.
(6) Некоторые говорят вздор, будто Пифагор не оставил ни одного писаного сочинения. Но сам физик Гераклит чуть не в голос кричит: «Пифагор, сын Мнесарха, превыше всех людей занимался изысканиями и, отобрав эти сочинения, создал свою мудрость, свое многознание, свое дурнописание». Так он судит потому, что сам Пифагор в начале сочинения «О природе» пишет: «Нет, клянусь воздухом, которым дышу, клянусь водой, которую пью, не приму я хулы за эти слова…» В действительности же Пифагором написаны три сочинения: «О воспитании», «О государстве» и «О природе». (7) А сочинение, приписываемое Пифагору, принадлежит Лисиду, тарентскому пифагорейцу, который бежал в Фивы и был учителем Эпаминонда. Далее, Гераклид, сын Сарапиона, в «Обзоре Сотиона» утверждает, что Пифагор написал, во-первых, книгу в стихах «О целокупном», во-вторых, «Священное слово», которое начинается так:
Юноши, молча почтите вниманием это вещанье…
в-третьих, «О душе», в-четвертых, «О благочестии», в-пятых, «Элофал, отец Эпихарма Косского», в-шестых, «Кротон» и другие произведения; но «Слово о таинствах» написано Гиппасом, чтобы опорочить Пифагора, и многие сочинения Астона Кротонского тоже приписываются Пифагору. (8) Далее, Аристоксен утверждает, что бóльшая часть этических положений взята Пифагором у Фемистоклеи, дельфийской жрицы; а Ион Хиосский в «Триадах» утверждает, будто кое-что сочиненное он приписал Орфею. Ему же, по рассказам, принадлежат «Копиды», которые начинаются: «Ни перед кем не бесстыдствуй…»
Сосикрат в «Преемствах» говорит, что на вопрос Леонта, флиунтского тирана, кто он такой, Пифагор ответил «Философ», что значит «любомудр». Жизнь, говорил он, подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные торговать, а самые счастливые — смотреть; так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы — до единой только истины. Об этом достаточно.
(9) В трех вышеназванных сочинениях Пифагор вообще говорит вот что. Он запрещает молиться о себе, потому что в чем наша польза, мы не знаем. Пьянство именует он доподлинною пагубой и всякое излишество осуждает: ни в питье, ни в пище, говорит он, не должно преступать соразмерности. О похоти говорит он так: «Похоти уступай зимой, не уступай летом; менее опасна она весной и осенью, опасна же во всякую пору и для здоровья нехороша». А на вопрос, когда надобно слюбляться, ответил: «Всякий раз, как хочешь обессилеть».
(10) Жизнь человеческую он разделял так: «Двадцать лет мальчик, двадцать — юнец, двадцать — юноша, двадцать старец. Возрасты соразмерны временам года: мальчик — весна, юнец — лето, юноша — осень, старец — зима». (Юнец у него молодой человек, юноша — зрелый муж.) Он первый, по словам Тимея, сказал: «У друзей все общее» и «Дружба есть равенство». И впрямь, его ученики сносили все свое добро воедино.
Пять лет они проводили в молчании, только внимая речам Пифагора, но не видя его, пока не проходили испытания; и лишь затем они допускались в его жилище и к его лицезрению. Кипарисовыми гробами они не пользовались, потому что из кипариса сделан скипетр Зевса (об этом говорит Гермипп во II книге «О Пифагоре»).
(11) Видом, говорят, был он величествен, и ученикам казалось, будто это сам Аполлон, пришедший от гипербореев. Рассказывают, что однажды, когда он разделся, у него увидели золотое бедро, а когда он переходил реку Несс, многие уверяли, что она воззвала к нему с приветствием. И Тимей (в книге I «Истории») пишет, что сожительницам мужей он давал божественные имена, называя их Девами, Невестами и потом Матерями.
Это он довел до совершенства геометрию, после того как Мерид открыл ее начатки (так пишет Антиклид во II книге «Об Александре»). (12) Больше всего внимания он уделял числовой стороне этой науки. Он же открыл и разметку монохорда; не пренебрегал он и наукой врачевания. А когда он нашел, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен квадрату катетов, то принес богам гекатомбу (как о том говорит Аполлодор-Исчислитель); и об этом есть такая эпиграмма:
В день, когда Пифагор открыл свой чертеж знаменитый,
Славную он за него жертву быками воздвиг.
Говорят, он первый стал держать борцов на мясной пище, и первого среди них — Евримена (так утверждает Фаворин в III книге «Записок»), между тем как раньше они укрепляли тело сухими смоквами, мягким сыром и пшеничным хлебом (как сообщает тот же Фаворин в VIII книге «Разнообразного повествования»). (13) Впрочем, некоторые утверждают, что такое питание установил не философ Пифагор, а какой-то Пифагор-умаститель, ибо философ запрещал даже убивать животных, а тем более ими кормиться, ибо животные имеют душу, как и мы (такой он называл предлог, на самом же деле, запрещая животную пищу, он приучал и приноравливал людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели невареную снедь и пили простую воду, так как только в этом — здоровье тела и ясность ума). Разумеется, единственный алтарь, которому он поклонялся, был делосский алтарь Аполлона-Родителя, что позади алтаря, сложенного из рогов, — ибо на нем приносят лишь безогненные жертвы: пшеницу, ячмень и лепешки, а жертвенных животных — никогда (так говорит Аристотель в «Государственном устройстве делосцев»).
(14) Говорят, он первый заявил, что душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь то в одну, то в другую жизнь; первый ввел у эллинов меры и весá (так говорит Аристоксен-музыковед); первый сказал, что Геспер и Фосфор одна и та же звезда (так говорит Парменид).
Он внушал такое удивление, что даже ближних его называли вещателями божьего гласа; сам же он в своем сочинении утверждает, что вышел к людям, пробыв двести семь лет в Аиде. Вот почему его держались и к речам его сходились и луканы, и певкетии, и мессапы, и римляне. (15) Учение Пифагорово невозможно было узнать до Филолая: только Филолай обнародовал три прославленные книги, на покупку которых Платон послал сто мин. И вот на ночные его рассуждения сходилось не менее шестисот слушателей, а кто удостоивался лицезреть его, те писали об этом домашним как о великой удаче. В Метапонте дом его назвали святилищем Деметры, а переход при нем — святилищем Муз (так пишет Фаворин в «Разнообразном повествовании»). И остальные пифагорейцы говорили, что не все для всех молвится (как пишет Аристоксен в Х книге «Воспитательных законов»; (16) там же он сообщает, что пифагореец Ксенофил на вопрос, как лучше всего воспитывать сына, ответил: «Родить его в благозаконном государстве»). Многих и других по всей Италии сделал Пифагор прекрасными и благородными мужами, например законодателей Залевка и Харонда, ибо велика была сила его дружбы, и когда он видел человека, знакомого с его знаками, то принимал его тотчас в товарищи и делал себе другом.
(17) Знаки у него были такие: огонь ножом не разгребать; через весы не переступать; на хлебной мере не сидеть; сердце не есть; ношу помогать не взваливать, а сваливать; постель держать свернутой; изображения бога в перстне не носить; горшком на золе следа не оставлять; малым факелом сиденья не осушать; против солнца не мочиться; по неторным тропам не ходить; руку без разбора не подавать; ласточек под крышей не держать; кривокогтых не кормить; на обрезки ногтей и волос не наступать и не мочиться; нож держать острием от себя; переходя границу, не оборачиваться. (18) Этим он хотел сказать вот что. Огонь ножом не разгребать — значит во владыках гнев и надменный дух не возбуждать. Через весы не переступать — значит равенства и справедливости не преступать. На хлебную меру не садиться — значит о нынешнем и будущем заботиться равно, ибо хлебная мера есть наша дневная пища. Сердца не есть — не подтачивать душу заботами и страстями. Уходя на чужбину, не оборачиваться — расставаясь с жизнью, не жалеть о ней и не обольщаться ее усладами. По этому же подобию истолковывается и остальное, на чем нет надобности останавливаться.
(19) Более же всего заповедовал он не есть краснушки, не есть чернохвостки, воздерживаться от сердца и от бобов, а иногда (по словам Аристотеля) также и от матки и морской ласточки. Сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами или хлебом, вина в дневное время не касался, на закуску обычно ел овощи вареные и сырые, а изредка — рыбу. Одежда его была белая и чистая, постельная ткань — белая шерстяная, ибо лен в тех местах еще не стал известен. В излишествах он никогда не был замечен — ни в еде, ни в любви, ни в питье; (20) воздерживался от смеха и всяких потех вроде издевок и пошлых рассказов; не наказывал ни раба, ни свободного, пока был в гневе. Наставление он называл «напрямлением». Гадания совершал по голосам, по птицам, но никогда по сжигаемым жертвам, разве что по ладану; и живых тварей никогда не приносил в жертву, разве что (по некоторым известиям) только петухов, молочных козлят и поросят, но никак не агнцев. Впрочем, Аристоксен уверяет, что Пифагор воздерживался только от пахотных быков и от баранов, а остальных животных дозволял в пищу.
(21) Тот же Аристоксен говорит (как уже упоминалось), что учение свое он воспринял от Фемистоклеи Дельфийской. А Иероним говорит, что, когда Пифагор сходил в Аид, он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей, видел и наказания тем, кто не хотел жить со своими женами; за это ему и воздавали почести в Кротоне. И Аристипп Киренский в книге «О физике» говорит, будто Пифагором его звали потому, что он вещал истину непогрешимо, как пифия.
(22) Ученикам своим, говорят, он предписывал всякий раз, входя в свой дом, повторять:
Что я свершил? и в чем согрешил? и чего не исполнил?
Предписывал он не допускать закланий богам и поклоняться лишь бескровным жертвенникам; не клясться богами, а стараться, чтоб вера была твоим собственным словам; чтить старейших, ибо всюду предшествующее почтеннее последующего: восход — заката, начало жизни — конца ее и рождение — гибели. (23) Богов чтить выше демонов, героев выше людей, а из людей выше всего — родителей. В общении держаться так, чтобы не друзей делать врагами, а врагов друзьями. Ничего не мнить своею собственностью. Закону пособлять, с беззаконием воевать. Домашние растения не повреждать и не губить, равно как и животных, если они не опасны людям. Скромность и пристойность — в том, чтобы ни хохотать, ни хмуриться. Тучности избегать, в дороге умерять усталость отдыхом, память упражнять, в гневе ничего не говорить и не делать, гадание всякое чтить. (24) Петь под звуки лиры, песнями возносить должное благодарение богам и хорошим людям. От бобов воздерживаться, ибо от них в животе сильный дух, а стало быть, они более всего причастны душе; и утроба наша без них действует порядочнее, а оттого и сновидения приходят легкие и бестревожные.
Александр в «Преемствах философов» говорит, что в пифагорейских записках содержится также вот что. (25) Начало всего — единица; единице как причине подлежит как вещество неопределенная двоица; из единицы и неопределенной двоицы исходят числа; из чисел — точки; из точек — линии; из них — плоские фигуры; из плоских — объемные фигуры; из них — чувственно воспринимаемые тела, в которых четыре основы — огонь, вода, земля и воздух; перемещаясь и превращаясь целиком, они порождают мир — одушевленный, разумный, шаровидный, в середине которого — земля; и земля тоже шаровидна и населена со всех сторон. (26) Существуют даже антиподы, и наш низ — для них верх. В мире равнодольны свет и тьма, холод и жар, сухость и влажность; если из них возобладает жар, то наступит лето, если холод — зима, если сухость — весна, если влажность — осень, если же они равнодольны — то лучшие времена года. В году цветущая весна есть здоровье, а вянущая осень — болезнь; точно так же и в сутках утро есть расцвет, а вечер — увядание, и поэтому вечер — болезненней. Воздух около земли — застойный и нездоровый, и все, что в этом воздухе, — смертно; а высший воздух — вечнодвижущийся, чистый, здоровый, и все, что в нем есть, — бессмертно и потому божественно. (27) Солнце, луна и прочие светила суть боги, ибо в них преобладает тепло, а оно — причина жизни. Луна берет свой свет от солнца. Боги родственны людям, ибо человек причастен к теплу, — поэтому над нами есть божий промысел. Рок есть причина расположения целого по порядку его частей. Из солнца исходит луч сквозь эфир, даже сквозь холодный и плотный (холодным эфиром называют воздух, а плотным эфиром — море и влажность), тот луч проникает до самых глубин и этим все оживотворяет.
(28) Живет все, что причастно теплу, поэтому живыми являются и растения; душа, однако, есть не во всем. Душа есть отрывок эфира, как теплого, так и холодного — по ее причастности холодному эфиру. Душа — не то же, что жизнь: она бессмертна, ибо то, от чего она оторвалась, бессмертно. Живые существа рождаются друг от друга через семя — рождение от земли невозможно. Семя есть струя мозга, содержащая в себе горячий пар; попадая из мозга в матку, оно производит ихор, влагу и кровь, из них образуются и плоть, и жилы, и кости, и волосы, и все тело, а из пара — душа и чувства. (29) Первая плотность образуется в сорок дней, а затем, по законам гармонии, дозревший младенец рождается на седьмой, или на девятый, или, самое большее, на десятый месяц. Он содержит в себе все закономерности жизни, неразрывная связь которых устрояет его по закономерностям гармонии, по которым каждая из них выступает в размеренные сроки. Чувство вообще и зрение в частности есть некий пар особенной теплоты; оттого, говорят, и возможно видеть сквозь воздух и сквозь воду, что теплота встречает сопротивление холода, а если бы пар в наших глазах был холодным, он растворился бы в таком же холодном воздухе. Недаром Пифагор называет очи вратами солнца. Точно так же учит он и о слухе и об остальных чувствах.
(30) Душа человека разделяется на три части: ум (νοῦς), рассудок (φρήν) и страсть (θυμός). Ум и страсть есть и в других живых существах, но рассудок — только в человеке. Власть души распространяется от сердца и до мозга: та часть ее, которая в сердце, — это страсть, а которая в мозге — рассудок и ум; струи же от них — наши чувства. Разумное бессмертно, а остальное смертно. Питается душа от крови. Закономерности души — это дуновения; и она, и они незримы, ибо эфир незрим. (31) Скрепы души — вены, артерии, жилы; а когда она сильна и покоится сама в себе, то скрепами ее становятся слова и дела. Сброшенная на землю, душа скитается в воздухе, подобная телу. Попечитель над душами Гермес, оттого он и зовется Вожатым, Привратником и Преисподним, ибо это он вводит туда души из тел и с земли, и с моря. Чистые души возводит он ввысь, а нечистые ввергаются эриниями в несокрушимые оковы, и нет им доступа ни к чистым, ни друг к другу. (32) Душами полон весь воздух, называются они демонами и героями, и от них посылаются людям сны и знаменья недугов или здравия, и не только людям, но и овцам и прочим скотам; к ним же обращены и наши очищения, умилостивления, гадания, вещания и все подобное.
Главное для людей, говорил Пифагор, в том, чтобы наставить душу к добру или злу. Счастлив человек, когда душа у него становится доброю; но в покое она не бывает и ровным потоком не течет. (33) Справедливость сильна, как клятва, потому и Зевс именуется Клятвенным. Добродетель есть лад (ἁρμονία), здоровье, всякое благо и бог. Дружба есть равенство ладов. Богам и героям почести следует воздавать неодинаковые: богам — непременно в благом молчании, одевшись в белое и освятившись, героям же — после полудня. Освящение состоит в очищении, омовении, окроплении, в чистоте от рождений, смертей и всякой скверны, в воздержании от мертвечинного мяса, от морской ласточки, чернохвостки, яиц, яйцеродных тварей, бобов и всего прочего, что запрещено от справляющих обряды. (34) От бобов воздерживаться Пифагор велел (по словам Аристотеля в книге «О пифагорейцах») то ли потому, что они подобны срамным членам, то ли вратам Аида, то ли потому, что они одни — не коленчатые, то ли вредоносны, то ли подобны природе целокупности, то ли служат власти немногих (ибо ими бросают жребий). Не поднимать упавшего он велел, чтобы привыкать к сдержанности за едой, а может быть, потому что это указание на чью-то смерть: ведь и Аристофан в «Героях» говорит, что упавшее принадлежит героям:
И вкушать того не вздумай, что упало со стола!
Не касаться белого петуха он заповедовал, потому что петух — проситель и посвящен Месяцу; просительство же есть доброе дело, а Месяцу он посвящен, потому что кричит в урочные часы; кроме того, белый цвет — от благой природы, а черный — от дурной. Не касаться рыб, которые священны, потому что не должно богам и людям располагать одним и тем же, точно так же как свободным и рабам. (35) Не преломлять хлеб — потому что в старину друзья ели от одного куска, как варвары и посейчас, а того, что сводит людей, делить не нужно (впрочем, иные говорят, будто это — к посмертному суду; иные — что от этого робеют на войне; а иные — что от этого начинается целокупность).
Из фигур он считал прекраснейшими среди объемных — шар, а среди плоских — круг. Старость подобна всему, что умаляется, молодость — всему, что нарастает. Здоровье есть сохранение образа, болезнь — его разрушение. Соль, говорил он, нужно ставить перед собою, чтобы помнить правду, ибо соль сохраняет все, что ни примет, а рождается от чистейшего солнца и чистейшего моря.
(36) Все это, говорит Александр, он нашел в пифагорейских записках, а дополнение к ним сообщает Аристотель.
Величавость Пифагора не упускает случая задеть и Тимон в «Силлах», где пишет так:
А Пифагор, преклоняясь к волхвам, болтающим бредни,
Ищет людей уловлять, величавых речей говоритель.
О том, что Пифагор в иное время был иными людьми, свидетельствует и Ксенофан в элегии, которая начинается так:
Ныне другую я речь укажу и другую дорогу, —
а о Пифагоре упоминает вот каким образом:
Как-то в пути увидав, что кто-то щенка обижает,
Он, пожалевши щенка, молвил такие слова:
«Полно бить, перестань! живет в нем душа дорогого
Друга: по вою щенка я ее разом признал».
(37) Так пишет Ксенофан. Насмехается над Пифагором и Кратин в «Пифагорейке»; а в «Тарентинцах» он говорит так:
Едва завидят человека пришлого,
Тотчас к нему пристанут с переспросами,
Чтоб сбился бедный с толку и запутался
В противоречьях, сходствах, заключениях,
Потоплен в бездне мудрости блуждающей.
Мнесимах в «Алкмеоне»:
Мы Аполлона чтим пифагорически:
В чем есть душа, того к столу не требуем.
(38) Аристофонт в «Пифагорейце»:
Он видел всех, спускаясь в преисподнюю,
И ах, он говорит, какая разница
Меж мертвецами и пифагорейцами!
Лишь их зовет к столу за благочестие Плутон-владыка.
— Странный вкус, поистине:
С подобной мразью тешиться приятельством!
И еще там же:
Пьют воду, а едят сырые овощи;
Плащи их вшивы, тело их немытое, —
Никто другой не снес бы этой участи!
(39) Погиб Пифагор вот каким образом. Он заседал со своими ближними в доме Милона, когда случилось, что кто-то из недопущенных в их общество, позавидовав, поджег этот дом (а иные уверяют, будто это сделали сами кротонцы, остерегаясь грозящей им тирании). Пифагора схватили, когда он выходил, — перед ним оказался огород, весь в бобах, и он остановился: «Лучше плен, чем потоптать их, — сказал он, — лучше смерть, чем прослыть пустословом». Здесь его настигли и зарезали; здесь погибла и бóльшая часть его учеников, человек до сорока; спаслись лишь немногие, в том числе Архипп Тарентский и Лисид, о котором уже упоминалось. (40) Впрочем, Дикеарх утверждает, что Пифагор умер беглецом в метапонтском святилище Муз, сорок дней ничего не евши; и Гераклид (в «Обзоре Сатаровых „Жизнеописаний“») рассказывает, будто, похоронив Ферекида на Делосе, Пифагор воротился в Италию, застал там Килона Кротонского за пышным пиршеством и, не желая это пережить, бежал в Метапонт и умер от голодания. А Гермипп рассказывает, что была война между акрагантянами и сиракузянами и Пифагор с ближними выступил во главе акрагантян, а когда началось бегство, он попытался обогнуть стороной бобовое поле и тут был убит сиракузянами; остальные же его ученики, человек до тридцати пяти, погибли при пожаре в Таренте, где они собирались выступить против государственных властей.
(41) Тот же Гермипп передает и другой рассказ о Пифагоре: появившись в Италии, говорит он, Пифагор устроил себе жилье под землей, а матери велел записывать на дощечках все, что происходит и когда, а дощечки спускать к нему, пока он не выйдет. Мать так и делала; а Пифагор, выждав время, вышел, иссохший, как скелет, предстал перед народным собранием и заявил, будто пришел из Аида, а при этом прочитал им обо всем, что с ними случилось. Все были потрясены прочитанным, плакали, рыдали, а Пифагора почли богом и даже поручили ему своих жен, чтобы те у него чему-нибудь научились; их прозвали «пифагорейками». Так говорит Гермипп.
(42) У Пифагора была жена по имени Феано, дочь Бронтина Кротонского (а другие говорят, что Бронтину она была женой, а Пифагору ученицею), и была дочь по имени Дамо, как о том говорил Лисид в письме к Гиппасу: «Многие мне говорят, будто ты рассуждаешь о философии перед народом, что всегда осуждал Пифагор, ведь и дочери своей Дамо он доверил свои записки лишь с наказом никому не давать их из дому. И хоть она могла продать его сочинения за большие деньги, она того не пожелала, предпочтя золоту бедность и отцовский завет, а ведь она была женщина!» (43) Был у них также сын Телавг, который стал преемником отца и (по некоторым известиям) учителем Эмпедокла; недаром Эмпедокл, по словам Гиппобота, говорит:
Славный Телавг, дитя Феано, дитя Пифагора!
Телавг, говорят, не оставил сочинений, а мать его Феано оставила. Она же, говорят, на вопрос «На который день очищается женщина после мужчины?» сказала: «После своего мужа — тотчас, а после чужого — никогда». Женщине, которая идет к своему мужу, она советовала вместе с одеждою совлекать и стыд, а вставая, вместе с одеждою облекаться и в стыд. Ее переспросили: «Во что?» Она ответила: «В то, что дает мне право зваться женщиною».
(44) Пифагор же, по словам Гераклида, сына Сарапиона, скончался в восемьдесят лет, в согласии с собственной росписью возрастов, хоть по большей части и утверждается, будто ему было девяносто. У нас о нем есть такие шутливые стихи:
Одушевленных созданий не трогаешь хищной рукою
Ты не один, Пифагор: делаем то же и мы.
В том, что проварено, в том, что зажарено, в том, что под солью,
Верно, уж нету души — есть лишь законная снедь.
И еще:
Был Пифагор такой уж мудрец, что пищу мясную
В рот принимать не желал — грех-де неправедный в том!
Всем остальным он, однако же, мясо давал без запрета:
«Сам, — говорил, — не грешу: пусть остальные грешат!»
(45) И еще:
Если ты хочешь постичь умом своим дух Пифагора —
Взгляд обрати лишь на щит, с коим сражался Евфорб.
«Жил я до жизни моей!» — таково Пифагорово слово.
Что ж! Коли был он, не быв, — стало быть, был он ничто.
И еще, о кончине его:
Горе, горе! Зачем, Пифагор, ты бобам поклонялся?
Вот и погиб ты среди собственных учеников.
Не пожелал ты пятою попрать бобовое поле
И на распутье ты пал под акрагантским мечом.
Расцвет его приходится на 60-ю олимпиаду, а установления его держались еще девять или десять поколений (46) — ибо последними из пифагорейцев были те, которых еще застал Аристоксен: Ксенофил из фракийской Халкидики, Фантон Флиунтский, Эхекрат, Диокл и Полимнаст — тоже из Флиунта; они были слушателями Филолая и Еврита Тарентских.
Пифагоров было четверо, и жили они одновременно и неподалеку: первый — кротонец, человек тиранического склада; второй — флиунтянин, занимавшийся телесными упражнениями (умаститель, как говорят иные); третий — закинфянин; четвертый — тот, о ком шла речь, кто открыл таинства философии и учил им, от кого пошло выражение «сам сказал». (47) Говорят, что был и еще один Пифагор, ваятель из Регия, первый поставивший своею заботою соразмерность и ритм; и другой, скверный ритор; и третий, врач, писавший о грыже и составивший что-то о Гомере; и четвертый, сочинитель «Истории дорян» (как рассказывает Дионисий). Этот последний, по словам Эратосфена (которые приводит Фаворин в VIII книге «Разнообразного повествования»), впервые стал заниматься кулачным боем по-ученому, в 48-ю олимпиаду: длинноволосый, в пурпурной одежде, он был с насмешками исключен из состязания мальчиков, но тут же вступил в состязание мужчин и вышел победителем. (48) Это явствует из эпиграммы, сочиненной Феэтетом:
Странник, знаком ли тебе Пифагор, Пифагор из Самоса,
Длинноволосый борец, многой воспетый хвалой?
Знай: Пифагор — это я; а чем я стяжал мою славу,
Ты у элидян спроси: трудно поверить, но верь!
Фаворин говорит, что наш Пифагор стал употреблять определения для математических предметов; еще шире это стали делать Сократ и близкие к нему, потом Аристотель и стоики. Далее, он первый назвал небо мирозданием, а землю шаром (хотя Феофраст говорит, что это был Парменид, а Зенон — что это был Гесиод). (49) Противником его был, говорят, Килон, как противником Сократа — Антилох.
О борце Пифагоре передают еще и такую эпиграмму:
Этот борец Пифагор, самосским рожденный Кратетом,
Мальчиком в Альтис пришел для олимпийских побед.
Философу принадлежит такое письмо:
Пифагор — Анаксимену. «Если бы ты, лучший из людей, не превосходил Пифагора родом и славою, право, ты бы снялся и покинул Милет; и удерживает тебя от этого только добрая слава твоих предков, как и меня бы она удерживала, будь я подобен Анаксимену. Но если вы, лучшие люди, покинете города свои, то весь порядок в них разрушится, а угроза от мидян станет сильней. (50) Не всегда хорошо вперяться умом в эфир — лучше бывает принять заботу об отечестве. Я ведь тоже не весь в моих вещаниях — я и в тех войнах, какими ходят друг на друга италийцы».
Закончив рассказ о Пифагоре, надлежит сказать о знаменитых пифагорейцах, а потом — о тех философах, которых иные называют «разрозненными»; и это преемство достойнейших мы замкнем Эпикуром, как и намеревались. О Феано и Телавге уже было рассказано; теперь следует прежде всех сказать об Эмпедокле, который, по некоторым известиям, тоже был слушателем Пифагора.
«ЭЗОПОВЫ БАСНИ» БАБРИЯ В ЯМБИЧЕСКИХ ЧЕТВЕРОСТИШИЯХ 62
1
Льва человек топтал в картине каменной.
«Вот наша сила!» — говорит прохожий льву.
Но тот в ответ: «А будь у львов художники,
Здесь человек бы оказался попранным».
8
Под смех рабочих мышь несла из кузницы
Другую мышь, от голода издохшую,
И так сказала: «Следовало плакать бы,
Что даже мышь вы прокормить не можете».
15
Ел ворон сыр; лиса хитрить пустилася:
«Будь голос у тебя — ты стал великим бы!»
Закаркал глупый, сыр из клюва выронив;
А та: «Есть голос у тебя, да мозгу нет».
19
Осел надел на плечи шкуру львиную
И пастухам прохожим говорит: «Я — лев!»
Но чуть узнали люди, кто под шкурою, —
И живо он свою припомнил мельницу.
22
В большом сраженье меж зверьми и птицами
Ливийский страус, попадая в плен к врагам,
Зверям назвался зверем, птицам — птицею,
И показал тем — ноги, этим — голову.
23
Лисица, видя гроздья в винограднике,
Под ними долго прыгала, измучилась
И прочь пошла, а про себя промолвила:
«Напрасный труд: они еще зеленые!»
25
Орел, стрелою в грудь смертельно раненный,
Страдал, роняя в муке слезы горькие,
И молвил, видя перья на конце стрелы:
«Увы! Разит перо меня, пернатого».
26
Трусливый ловчий пастуха расспрашивал:
«Скажи, ты не видал ли следа львиного?»
А тот: «Видал и льва я, он поблизости».
«Нет, нет, — сказал охотник, — льва не надо мне».
29
Чужими галка перьями украсившись,
Уже кичилась красотой над птицами,
Но общипали птицы (первой — ласточка)
Свое добро, оставив галку голою.
41
С лисою и ослом делил добычу лев.
«Вот эту треть, — сказал он, — как ловец беру;
Вторую треть беру себе как царь зверей;
А третьей кто коснется, сам поплатится».
42
Бык лягушонка раздавил копытами.
«Таков ли был он?» — мать спросила в ярости.
Но дети ей в ответ: «Ты лопнешь, матушка,
И все же с этим зверем не сравняешься».
46
В стрельбе тягался Аполлон с отцом своим,
Напряг он тетиву и вдаль пустил стрелу.
А Зевс, единый шаг шагнув, догнал ее
И спрашивает: «Где ж тут мне стрелять, мой сын?»
52
Однажды звездочет, следя за звездами,
В колодец провалился, и сказал ему
Прохожий, услыхав его стенания:
«Паря умом, что ж не смотрел ты под ноги?»
57
Осел с мешками соли через реку шел,
Упал, а груз растаял и полегче стал.
Пошел вторично, нагруженный губками,
Упал нарочно и, увы, пошел ко дну.
ОТРЫВКИ ИЗ ПОЭТОВ‐ЛИРИКОВ — СОВРЕМЕННИКОВ КАТУЛЛА
ЛИЦИНИЙ КАЛЬВ63
«Безделки»
1. Курий, в кости игру преизучивший…
2. Сел суровых бежит и работящих…
3. Тигеллий Сард, прогнивший лоб, идет с торга!..
Эпиграммы
4(18). Страх наводящий Помпей головку пальчиком чешет.
В чем сомненье его, кто ему надобен? Муж.
5(17).…и все остальное,
Чем у вифинцев владел Цезарев задний дружок.
Квинтилия
…а уже — буду я пепл золотой!
8(16). Будет этому рад, может быть, самый твой пепл.
Эпиталамии
9(4). Ногтем белым бродящая
Режет лилию нимфа…
10(5). Блеск перед собой потрясая закатный…
11(6). И научила законам святым, и тела сочетала
Милые браком, и градам дала основанье великим…
12(7). И Венера, властительный бог…
13(8).…такого достойная дара.
Ио
14(9). Ах, несчастная дева! пастись тебе горькой травою…
15(10). Дух мой суровый, себе предвещающий все в исступленьи…
16(11). Строгий, безмерным когда был сном зрачок покоряем…
17(12). Хладный бистонский край уже минуется быстро…
18(13). Не забывает и Солнце в пути отдохнуть непрерывном…
19(14).…в тяжелом носила рождение чреве…
Разное
20. Почва все рождает сама…
21. Заплело язык и ноги
Вино…
ГЕЛЬВИЙ ЦИННА
«Безделки»
1. А меня мимо ветел ценоманских
Мчит повозка на карликовых мулах…
2. Пунийские так сонную змею псиллы…
Эпиграммы
3(11). Эти песни в бессонных ночах при лампаде Арата
Сочинены, чтобы знать тайны небесных огней;
Их, как в книжку, вписав на листья подсушенной мальвы,
Я на прусейской ладье вез в подношенье тебе.
4(14). Пусть же в долгих веках живет «Диктинна» Катона!
5(12). Шлемом отважился он снабдить несчастных девчонок…
6(13).…Альпийская камедь…
Напутствие Поллиону
7(3). Не подивишься на те даренья, груды которых
В неисчисляемые скопились старинные века
С тех времен, когда рождался город Белидов,
И кекропический град, и тирийским ставленный Кадмом…
8(4). Ярко сияет когда верхушка мачтовой щеглы…
9(5). Крепкий рейный канат пусть твердо блюдет направленье…
10(6). И собирает блестящий кристалл, подобие снега…
Смирна
12(8). Видел тебя в слезах Эой, светило рассвета,
Видел тебя по свершении дня тождественный Геспер…
13(9). А преступленье росло в нечистом чреве у Смирны…
КВИНТ КОРНИФИЦИЙ
1. Я, пронзительным голосом болтая…
2.…усмирять двухчленных кентавров…
3.…как сени листвия,
Деревьями рождаемые плодными…
ТИЦИДА
1. О, постель, ты единая,
Столько страстью блаженная…
Кто понимает, для тех «Лидия» — трудная вещь!
ФУРИЙ БИБАКУЛ
«Безделки»
1. Лишь грамматик Катон, сирена римлян,
И читает и создает поэтов.
2. Друг мой Галл, а Катоново именье
Все с торгов распродал заимодавец!
Удивительно, как такой наставник,
Знаменитый грамматик, стихотворец,
Находивший решенья всех вопросов,
Не нашел поручителя себе же,—
То-то ум Зенодота, дух Кратеса!
3. Кто увидит у нашего Катона
Домик, крытый раскрашенною дранкой,
С парой грядок под стражею Приапа, —
Подивится, какой такой наукой
Он дошел до великого уменья
Полуфунтом муки, да кочерыжкой,
Да двумя виноградными гроздями
Пропитаться до старости глубокой.
4. А где Орбилий, позабывший грамоту?..
5. Оскский старик, гетера из Кум, катанийский мальчишка…
6.…на моей кровати…
Летопись
7(8). Между тем Аврора, восстав с Океанова ложа…
8(9). Тяжкой раною вдруг надломленный, сразу поводья
Он выпускает из рук, и рушится наземь, и латы
Медный звук издают…
9(10). …и смягчительный сон по сердцам расточает.
10(11). Меч на меч, ступня на ступню, на воина воин…
11(12). Что сей за род людской, о святейшее чадо Сатурна?..
12(13). Сеют за слухами слухи, чинят расспросы о многом…
13(14). Каждого он зовет по имени, напоминает:
Срок пришел исполнению слов…
14(15). И укрепляя речами, бодрит горячие души
Встать достойно на брань и умы возбуждает к сраженью…
15(16). Снегом Юпитер седым плюет на зимние Альпы…
16(17). Здесь, где широкие рвы вели черту межевую…
ПУБЛИЙ ТЕРЕНЦИЙ ВАРРОН АТАЦИНСКИЙ
Землеописание
12. Видел он мир, на эфирной оси кружимый вращеньем,
Семь кругов, один другому надежной опорой,
Каждый свой звук издает, и нет небожителям лучше
Радости. Им же вослед стократ сладчайшей десницей
Феб, измыслив, выводит на свет подобные звуки…
13. Так меж обителью Солнца и тем семизвездьем полярным
Распростираясь, лежит земля, а ей омывает
Внешний брег — Океан, а внутренний — волны Нептуна…
14. Пять эфирных легли поясов на всемирную сферу,
Опустошает края — мороз, и жар — середину,
А между теми и той простираются людные земли,
Где никогда не чрезмерен огонь могучего солнца…
15(16).…безопасен на собственном месте…
16(17). И укрепленный поселок Карал…
17(18). Окружена Океаном, и Нилом, и морем Ливийским…
18(20). В Индии есть тростник, он не ниже высокого древа,
В гибких его корнях выжимается сладкая влага —
Сок, с которым и мед не мог бы поспорить, тягаясь…
Эфемерида
19(21).…облака, словно шерсти волокна,
Встанут…
20(22). Можно видеть птиц морских и даже болотных,
Как они вновь и вновь неуемно тянутся в воду
И обливают себя, как с отвычки, разбрызганной влагой;
Или же звонкая вкруг озерков облетает касатка;
Или же бык, воззрев в небеса (нечасто увидишь!),
Ноздри раздует и тянет в себя полный запаха ветер;
Или из полых теснин муравей выносит яички…
Секванская война
Легкой они соблазнясь волною сладкого вкуса…
Элегии
24. Схожий заботами с ним, стенает из твердого камня…
ГАЙ МЕММИЙ
1. В блеске Фортуна своем да не сходит с крутого уклона…
НЕИЗВЕСТНЫЕ АВТОРЫ
1. Известный Руф, прекраснейший из двух Планков,
Который так отменно лебедей жарит,
На выборах не смог добрать семи пунктов;
Так за лебяжьи отплатил народ души!
2. Где, ослабивши огненные вожжи,
Над землею все ниже рыщет солнце…
3. Жив, резвишься и рад, любим и любишь…
4. Ну что, легка ль любовь тебе, Эпидия?..
5. Та, что была рождена Ликаоновым семенем, нимфа,
И вознеслась в небеса с холодных вершин Нонакрийских,
Ты, кого к океанской волне не пускает Тефида,
Ибо осмелилась ты с ее питомицей спорить…
…Каллисто сияет в светилах
И обновляет свои пламена, не касаясь пучины…
7. Ты, Луна, ночных грехов единственный зритель,
Будь твое имя Кретея иль будь твое имя Диктинна…
8. Канонические струны италийским правит смычком…
9. Шли, куда под силу, не шли, куда не под силу…
10. Крепкую шею его покрывали небрежные кудри —
Крепкая шея была светла сквозь небрежные кудри…
11. Сколько раз простирал я руки к движимой тени!
Сколько раз отводил я руки от движимой тени!..
12. Ибо соленый пот в трудах проступает на теле…
13. Сколько, Луцилий, в тебе недостатков, — готов доказать я,
Даже Катона в свидетели взяв, — ведь Катон, твой поклонник,
Сам принужден у тебя исправлять неудачные строки.
Тонко работает он — понятно, что вкус его лучше,
Чем у иного, в которого смолоду палкой и плеткой
Вбили готовность прийти во всеоружье науки,
Чтобы почет поддержать писателей древних, на коих
Мы, молодые, глядим свысока…
14.…кто не знает стыда, а краснеет, —
Знать, у того под полой красная рыба зудит.
15.…И похититель немалых словес седого Катона —
ПУБЛИЙ ОВИДИЙ НАЗОН 64
СКОРБНЫЕ ЭЛЕГИИ
Книга III
8.
О, как я бы хотел в колесницу ступить Триптолема,
Кто непривычной земле вверил впервые посев;
Как бы желал я взнуздать драконов, которые в небе
Мчали Ээтову дочь от эфирейских твердынь;
5 Как я мечтал бы владеть опереньем крыльев летучих —
Или твоих, о Персей, или твоих, о Дедал, —
Чтобы раздвинуть, летя, воздушные легкие струи,
Чтобы увидел я вновь милую землю отцов,
Дальний покинутый дом, и друзей, не забывших о друге,
10 И наконец, наконец, милую сердцу жену!
Ах, чудак ты, чудак! не ребячься в мечтаньях, которым
Сбыться, увы, не дано ни под какою звездой!
Если не можешь молчать — молись августейшему богу,
Богу, чью дивную мощь ты испытал на себе.
15 Он тебе властен один подарить колесницу и крылья —
Пусть лишь скажет: вернись, — сразу же станешь крылат!
Стану об этом молить (ведь о большем молить я не вправе),
Но и такая мольба в меру ли будет скромна?
Позже, когда божество справедливым насытится гневом,
20 Впору будет припасть с трепетной просьбой к нему.
Ныне же не о большом, а о малом даре прошу я.
Пусть мне будет дано эту покинуть страну!
Здесь не к добру ни суша, ни влага, ни небо, ни воздух,
Здесь неотступно меня гложет, несчастного, хворь:
25 То ли измученный дух заражает страданием тело,
То ли причина всех бед — самая эта земля, —
С первого дня меня здесь ночные бессонницы мучат,
Сохнет плоть на костях, в горло кусок не идет;
Как на осенних ветвях, поражаемых ранним морозом,
30 Блекнет лиственный цвет в первом дыханье зимы,
Так и мое выцветает лицо, истощаются силы,
И неотлучная скорбь долгие жалобы льет.
Страждет тело мое, но душа не менее страждет:
Боль в обоих одна бременем давит двойным.
35 А перед умственным взором стоит, как зримое тело,
Ясно читаясь в былом, образ судьбины моей:
Прежние вижу места, и людей, и нравы, и речи
И вспоминаю, кем был, и понимаю, кем стал,
И умереть я хочу, и на Цезарев гнев я пеняю,
40 Что за обиды свои он не карает мечом.
Но коли он пожелал и во гневе явить свою милость,
Пусть мою казнь смягчит; край мне укажет иной.
ПИСЬМА C ПОНТА
Книга II
1. Германику Цезарю
В край, куда лишь с трудом доносятся южные ветры,
Ныне молва донеслась: Цезарь справляет триумф.
Скифия мне никогда не казалась отрадной землею —
Все же немного милей стала и Скифия мне.
5 В туче досадных забот голубое забрезжилось небо —
И благодарную речь я обращаю к судьбе.
Цезарь меня пожелал лишить всех радостей жизни —
Эту, однако, отнять радость не в силах и он.
Даже и боги хотят, чтобы люди их чтили весельем, —
10 В праздник велят нам они мысли от грусти отвлечь.
Пусть безумно признанье, но я не могу не признаться:
Будь на веселье запрет, я бы попрал и запрет.
Сколько ни сеет Юпитер дождей на полезные злаки,
А меж посевов, упрям, тянется к солнцу сорняк.
15 Я — бесполезный сорняк, но и я животворную чую
Влагу и пользуюсь ей, воле его вопреки.
Радости Цезаря нам как свои: в душе мы их делим;
Чуждого нам ничего в доме у Цезаря нет.
Благодаренье тебе, о молва: от окраины гетской
20 Вижу я шественный блеск, вижу я праздничный чин.
Благодаренье тебе: я узнал, сколь много народов
В римские стены стеклось для лицезренья вождя.
Рим, в просторных стенах уж объявший, казалось, все земли,
Еле место нашел, чтобы гостей приютить.
25 Ты рассказала, молва, что южный облачный ветер
Вот уже многие дни сеял дождями на Рим,
Но уступил, по воле небес, перед солнечным светом,
Чтоб небосвод просветлел, как просветлела душа.
Ты рассказала о том, как раздал победитель награды
30 И похвалу произнес тем, кто достоин наград.
Прежде чем тело облечь в одежды, достойные славы,
Он на святых очагах сладкий возжег фимиам,
Благочестивую дань тебе принося, Справедливость,
Коей незыблемый храм в сердце воздвигнут отца.
35 Ты рассказала, молва, что куда бы он путь ни направил,
Плеск раздавался толпы, камни краснели от роз.
Из серебра перед ним литые несли изваянья
Взятых им городов и побежденных врагов,
Изображения рек, и гор, и лесов, где гремели
40 Битвы, и груды щитов, дротиков, копий, мечей;
Золотом солнце горит на золоте этой добычи,
И от него по всему форуму — блеск золотой.
Столько он вел мятежных вождей в оковах на шее,
Что представлялось, идет вся их несчетная рать.
45 Большею частью они получили и жизнь и прощенье —
Даже виновник войны, главный меж главных, Батон.
Так неужели я сам оставлю мечту о пощаде,
Глядя, как божество милует даже врагов?
В шествии этом твою знаменуя, Германик, победу,
50 Павшие перед тобой целые шли города;
Их от тебя не сумели спасти ни мечи осажденных,
Ни неприступность их мест, ни необорность их стен.
Да ниспошлют тебе долгую жизнь благосклонные боги —
Все остальное ты сам в доблести явишь своей.
55 Сбудется слово мое: не праздны вещанья поэтов —
Мне, молящему, бог доброе знаменье дал.
Скоро ликующий Рим приветит тебя на священном
Всходе Тарпейской скалы, в блеске венчанных побед.
Радостен будет отец, любуясь на почести сына,
60 Видя наследье свое, в зрелый пошедшее рост.
Помни же эти мои слова пророка-поэта,
Юноша, лучший из всех в бранных и мирных делах.
Сам я, быть может, сложу стихи и об этом триумфе,
Ежели выживу я в бедственной доле моей,
65 Ежели кровью моей не упьются скифские стрелы,
Ежели голову мне гетский не срубит клинок.
Если же я доживу до лавров твоих невредимо —
Сам согласишься, что я — дважды правдивый пророк.
2. Мессалину
Тот, кто в вашем дому всегда был почтительным гостем,
Тот, кто ныне живет в ссылке, где плещет Евксин,
Я, Овидий Назон, из гетской земли непокорной
Шлю Мессалину привет — вместо прямого в письме.
5 Ах, как боюсь я, что ты, прочитав мое бедное имя
И посуровев лицом, дальше не станешь читать!
Но дочитай: ведь стихи не сосланы вместе с поэтом,
Рим, закрытый для нас, нашим писаньям открыт.
Я ведь совсем не хотел, громоздя Пелионы на Оссы,
10 Ясных небесных светил дерзкой коснуться рукой.
Я не пытался идти по безумным стопам Энкелада
И подниматься войной на всемогущих богов.
Я не хотел подражать Тидееву буйному сыну,
Не угрожал божествам медным ударом копья.
15 Я виноват, тяжело виноват, но вины моей бремя
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ПЕРЕВОДЫ
- АНТИЧНОСТЬ
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
58
Текст дается по изданию: Парменид. Из поэмы «О природе» / Пер. М. Л. Гаспарова // Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М.: Художественная литература, 1983. С. 269–274.
59
Текст дается по изданию: Аристофан. Комедии. Фрагменты / Пер. Адр. Пиотровского; изд. подгот. В. Н. Ярхо; отв. ред. М. Л. Гаспаров. М.: Ладомир; Наука, 2000. С. 845–885. Цифра в скобках — номер фрагмента по изданию: Poetae comici Graeci / Ed. R. Kassel, C. Austin. Vol. III, 2. Aristophanes. Testimonia et fragmenta. Berolini; Novi Eboraci, 1984.
60
Поскольку начало рукописи не сохранилось, действие повествования Флегонта начинается с середины.
Текст дается по изданию: Флегонт из Тралл. Удивительные истории / Пер. с древнегреч. М. Е. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспарова, В. Н. Илюшечкина // Вестник древней истории. 2001. № 3. С. 223–234; № 4. С. 233–247. Перевод фрагмента 1 впервые опубликован в: Поздняя греческая проза / Пер. с древнегреч. под ред. М. Е. Грабарь-Пассек, сост. С. В. Поляковой. М.: Художественная литература, 1960. С. 179–182.
61
Текст дается по изданию: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Ред. тома и авт. вступит. ст. А. Ф. Лосев; пер. М. Л. Гаспарова. 2‐е изд. М.: Мысль, 1986. С. 98–107, 307–320 (1‐е изд. М.: Мысль, 1979).
62
Текст дается по изданию: «Эзоповы басни» Бабрия в ямбических четверостишиях / Пер. М. Л. Гаспарова // Памятники византийской литературы IV–IX веков / Отв. ред. Л. А. Фрейберг. М.: Наука, 1968. С. 268–269.
63
Фрагменты 1, 2, 4, 8–9, 11, 15–16, 18–19 даны в переводе В. Я. Брюсова, сделанном для задумывавшейся им антологии «безвестных римских поэтов».
Текст дается по изданию: Гай Валерий Катулл Веронский. Книга стихотворений / Изд. подгот. С. В. Шервинский, М. Л. Гаспаров. М.: Наука, 1986. С. 142–152. Нумерация фрагментов дается по изданию: Granarolo J. L’époque néoterique ou la poésie romaine d’avantguarde au dernier siècle de la République // Aufstieg und Niedergang der römischer Welt. Bd. I.3. Berlin, 1973. S. 278–360, в скобках (в случае расхождения) — по: Fragmenta poetarum Romanorum / Ed. Aem. Baehrens. Lipsiae, 1886. — Прим. ред.
