Д'Арманьяки-2

Люттоли (Луи Бриньон)

Майрал, дочь главного визиря султана, влюбляется в осуждённого к казни пленника гуяра из дикого отряда мамлюков. Майрал упрашивает отца пощадить пленника. Эта просьба становится причиной целой череды обстоятельств, которые проливают свет на рождение мамлюка. Узнав, что этот человек граф Д'Арманьяк, визирь помогает ему отправиться во Францию. Майрал вместе со своей служанкой тайно отправляется вслед за ним. По прибытию во Францию, граф Д'Арманьяк узнаёт, что у него есть сестра и её собираются выдать замуж за Монтегю, человека предавшего их отца.

Глава 9

Париж

Париж состоял из трёх частей. Каждая из этих частей, переплетённая паутиной улиц, представляла собой, даже не отдельный квартал,…а целый город со своим укладом, образом жизни и негласными законами.

С первого взгляда становилось ясно, что эти три отдельные части Парижа составляют единое целое. Основой всех дорог стали две длинные параллельные улицы, тянувшиеся беспрерывно, без поворотов, почти по прямой линии. Спускаясь перпендикулярно к Сене и пересекая все три части города из конца в конец, с юга на север, они соединяли, связывали, смешивали их, неустанно переливая людские волны из ограды одной части Парижа в ограду другой. Превращали три части в одну. Первая из этих улиц вела от ворот Сен-Жак к воротам Сен-Мартен. В «Университете» она называлась улицей «Сен-Жак», в «Сите» — «Еврейским кварталом», а в «Городе» — улицей «Сен-Мартен». Она дважды перебрасывалась через реку мостами Богоматери и Малым. Вторая называлась улицею Подъемного моста — на левом берегу, Бочарной улицею — на острове, улицею Сен-Дени — на правом берегу, мостом Сен-Мишель — на одном рукаве Сены, мостом Менял — на другом, и тянулась от ворот Сен-Мишель в «Университете» до ворот Сен-Дени в «Городе». Словом, под всеми этими различными названиями скрывались все те же две улицы. Улицы-матери, улицы-прародительницы, две артерии Парижа. Все остальные вены этого тройного города либо питались от них, либо в них вливались. Независимо от этих двух главных поперечных улиц, прорезавших Париж из края в край, во всю его ширину, и общих для всей столицы, «Город» и «Университет», каждый в отдельности, имели свою собственную главную улицу, которая тянулась параллельно Сене и пересекала под прямым углом обе «артериальные» улицы. Таким образом, в «Городе» от ворот Сент-Антуан можно было по прямой линии спуститься к воротам Сент-Оноре. А в «Университете» от ворот Сен-Виктор к воротам Сен-Жермен. Эти две большие дороги, скрещиваясь с двумя упомянутыми выше, представляли собою ту основу, на которой покоилась всюду одинаково узловатая и густая, подобно лабиринту, сеть парижских улиц. Пристально вглядываясь в сливающийся рисунок этого разнообразия улиц, можно было различить два пучка, расширяющихся один в сторону «Университета», другой же — в сторону «Города»… две связки больших улиц, которые шли, разветвляясь, от мостов к воротам.

Первый из трёх частей… остров «Сите». Остров «Сите» расположился почти в самой середины Сены. Своими формами он весьма напоминал…огромное судно. Нос этого судна был направлен на запад, где сразу же бросалась в глаза широкая, свинцовая крыша церкви Сент-Шапель. Крыша Сент-Шапель напоминала спину слона несущего тяжёлую ношу в виде башни. Над башней возвышался самый красивый, самый утончённый, самый изящный шпиль с кружевным конусом, через который просвечивало небо. Перед собором Парижской Богоматери, со стороны паперти, раскинулась большая площадь. К площади одновременно примыкали три улицы. Южная сторона площади навевала мрачные мысли. И виной тому являлся угрюмый вид госпиталя Отель-Дье с уродливой крышей покрытой непонятными наростами. Далее в этом довольно небольшом пространстве острова Сите располагались десятки церквей. Начиная от приземистой, испещрённой множеством выбоин романской колокольни Сен-Дени-дю-Па и заканчивая острыми шпилями церквей Сен-Пьеро-Беф и Сен-Ландри. Позади собора Парижской Богоматери раскинулся монастырь. Впереди — епископский дворец. Здесь же на острове дома располагались слишком тесно. Они вплотную примыкали друг к другу и, тем не менее, каждый из них можно было легко определить по ажурным навесам. Навесы украшали всё, вплоть до слуховых окон. Чуть дальше располагались просмоленные балаганы рынка Палюс. За ними располагалась улица Фев и аббатство Сен-Жермен. Здесь же находился вращающийся «позорный столб» и красивейшая мостовая Филиппа Августа. И особенным изяществом отличалась «дорожка для всадников» вымощенная на мостовой.

Вправо от Сент — Шапель на самом берегу Сены располагался дворец Консерьежи, или как его ещё называли, «Дворец правосудия». На Западной оконечности «Сите» были разбиты королевские сады. Именно они скрывали унылый вид расположенного по соседству «острова коровьего перевоза». Именно благодаря формам «Сите» на гербе Парижа появилось судно. И это самое «судно» пришвартовали к обоим берегам Сены пятью мостами. Три моста с правой стороны. Из них два — «мост Богоматери» и «мост Менял» — были каменными. «Мельничный» — деревянным. И ещё два с левой стороны. Каменный — «Малый мост» и деревянный «Сен-Мишель»

Минуя эти мосты, застроенные домами с зелеными кровлями, заплесневевшими от водяных испарений, дорога приводила к «Университету». И здесь, прежде всего вас поражал приземистый сноп башен Пти-Шатле, ворота которого, казалось, поглощали конец Малого моста. Если же проследить тот путь, что устремлялся вдоль берега с востока на запад, от башни Турнель до Нельской, так перед вами длинной вереницей бежали здания с резными балками, с цветными оконными стеклами, с нависшими друг над другом этажами. Нескончаемая ломаная линия остроконечных кровель, то и дело прерываемая улицей, обрываемая фасадом или углом большого особняка, непринужденно раскинувшегося своими дворами и садами среди сборища теснящихся домов, подобно богатому купцу среди нищих торговцев. Таких особняков на набережной имелось не меньше шести. От особняка де Лорен, разделившего с бернардинцами большое огороженное пространство по соседству с Турнель, и до особняка Нель, главная башня которого стала рубежом Парижа. На этом берегу Сены имелось гораздо меньше заведений, нежели на противоположном. «Набережной» в настоящем смысле этого слова служило лишь пространство от моста Сен-Мишель до Нельской башни. Остальная часть берега Сены была либо оголенной песчаной полосой, как по ту сторону владения бернардинцев, либо скоплением домов, подступавших к самой воде, между двумя мостами. Университетская сторона казалась огромной, сплошной глыбой. Частые остроугольные, сросшиеся, почти одинаковые по форме кровли с торчащими трубами, казались совершенно невзрачными. Прихотливо извивавшийся ряд улиц разрезал почти на одинаковые части все дома. На левом берегу торжественно возвышались прекрасные особняки: Неверское подворье, Римское подворье, Реймское подворье и особняк Клюни. Здание романского стиля с прекрасными сводчатыми арками, возле Клюни — это термы Юлиана. Здесь имелось также множество аббатств более смиренной красоты, более суровой величавости, но не менее прекрасных и не менее обширных. Из них прежде всего привлекали внимание Бернардинское аббатство с тремя колокольнями, монастырь святой Женевьевы. Сорбонна с изумительным нефом. Красивый квадратной формы «монастырь Матюринцев». Расположенный по соседству монастырь бенедиктинцев. Кордельерское аббатство с тремя громадными высящимися пиньонами. Августинское аббатство, изящная стрела над этим удивительным по красоте сооружением взлетала ввысь, вслед за Нельской башней. Сюда же можно отнести «Холм святой Женевьевы».

Наконец, в промежутках между этими кровлями, шпилями и выступами несчетного числа зданий, причудливо изгибавших, закручивавших и зазубривавших линию границы Университетской стороны, местами проглядывали часть толстой замшелой стены, массивная круглая башня, зубчатые городские ворота, изображавшие крепость, — то была ограда Филиппа-Августа. За ней зеленели луга, убегали дороги, вдоль которых тянулись последние дома предместий, все более и более редевшие, по мере того как они удалялись от города.

Начиная от Турнель, предместье Сен-Виктор с его мостом через Бьевр с его аббатством, в котором сохранилась эпитафия Людовика Толстого — «epitaphium Ludovici Grossi» — с церковью, увенчанной восьмигранным шпилем, окруженным четырьмя колоколенками. Далее начиналось предместье Сен Марсо, имевшее три церкви и один монастырь. Еще дальше, оставляя влево четыре белые стены мельницы Гобеленов, располагалось предместье Сен-Жак с чудесным резным распятием на перекрестке. Потом — церковь Сен-Жак-дю-Го-Па. Церковь Сен-Маглуар с прекрасным нефом. Церковь Нотр-Дам-де-Шан с византийской мозаикой. Наконец, минуя стоящий в открытом поле картезианский монастырь с множеством палисадников и пользующиеся дурной славой руины Вовера, взгляду представали три романские стрелы церкви Сен-Жермен-де-Пре. Позади этой церкви начиналось Сен-Жерменское предместье, состоявшее из семнадцати улиц. На одном из углов предместья высилась островерхая колокольня Сен-Сюльпис. Но особенно привлекало взор и надолго приковывало к себе внимание… аббатство Сен-Жермен. Этот монастырь, производивший внушительное впечатление и как церковь и как господское поместье, этот дворец духовенства, в котором парижские епископы считали за честь провести хотя бы одну ночь. Его трапезная, которая благодаря стараниям архитектора, по облику, красоте и великолепному окну напоминала собор. Изящная часовня во имя Божьей матери. Огромный спальный покой. Обширные сады. Опускная решетка. Подъемный мост. Зубчатая ограда на зеленом фоне окрестных лугов. Дворы, где среди отливавших золотом кардинальских мантий сверкали доспехи воинов.

На правом берегу, где располагался «Город» картина резко менялась. «Город», хотя и более обширный, чем «Университет», тем не менее, не представлял такого восхитительного единства домов, улиц и монастырей. С первого же взгляда нетрудно было заметить, что он распадается на несколько совершенно обособленных частей. Та часть «Города» на востоке, которая называлась «Болотом», представляла собою скопление дворцов. Весь этот квартал тянулся до самой реки. Четыре почти смежных особняка — Жуй, Сане, Барбо и особняк королевы — отражали в водах Сены свои шиферные крыши, прорезанные стройными башенками. Эти четыре здания заполняли все пространство от улицы Нонендьер до аббатства целестинцев. Позади этих дворцов, разветвляясь по всем направлениям, то в продольных пазах, то в виде частокола и все в зубцах, как крепость, то прячась, как загородный домик, за раскидистыми деревьями, тянулась бесконечная, причудливая ограда дворца Сен-Поль, в котором могли свободно и с роскошью разместиться двадцать два принца королевской крови со слугами и свитой. Огромное количество комнат позволяло предоставлять гостям все радости жизни, начиная от парадного зала и до молельной. Не говоря уже о галереях, банях, ванных и иных относящихся к ним «подсобных» комнат. Мы даже не упоминаем об отдельных садах, отводимых для каждого королевского гостя. О кухнях, кладовых, людских, общих трапезных, задних дворах и винных погребах. О залах для игры в шары или в мяч. О птичниках, рыбных садках, зверинцах, конюшнях, стойлах, библиотеках, оружейных палатах и кузницах. Вот что представлял собою тогда королевский дворец Сен-Поль. Это был город в городе.