Голубой замок

Люси Мод Монтгомери, 1926

Канадская писательница Люси Мод Монтгомери известна своими книгами о детях и для детей: «Энн из Зеленых Крыш», «Эмили из Молодой Луны» и т.д. «Голубой замок» – первая книга, которую автор написала для взрослых. В свои двадцать девять лет Валенси Стирлинг никогда никого не любила и не верит, что когда-либо это случится. Ее жизнь в доме властной матери и вездесущей тетушки скучна и монотонна. Она находит отдушину в чтении книг Джона Фостера и в своих фантазиях о Голубом замке. Шокирующий диагноз, поставленный доктором Трентом, переворачивает ее жизнь. Впервые на русском языке.

Глава V

Разумеется, она должна была покупать чай только в лавке дяди Бенджамина. Приобрести его где-то в другом месте было немыслимо. Необходимость заходить туда в свой двадцать девятый день рождения была ненавистна для Валенси. Никакой надежды, что он позабудет об этом.

«Почему, — зловеще ухмыльнувшись, спросил дядя Бенджамин, заворачивая чай, — юные леди похожи на хороших грамматистов?»

Валенси, следуя желанию дяди Бенджамина, прочно укоренившемуся в ее голове, кротко ответила: «Не знаю. И почему?»

«Потому что, — хихикнул тот, — и те, и другие не могут отказаться от предложений».

Два клерка, Джо Хэммонд и Клод Бертрам, дружно фыркнули от смеха, а Валенси возненавидела их больше, чем прежде. Когда Клод впервые увидел ее в лавке, он шепнул Джо: «Кто это?» А Джо ответил: «Валенси Стирлинг — одна из дирвудских старых дев». «Излечимая или неизлечимая?» — спросил Клод со смешком, очевидно, считая, что сострил. Валенси со жгучей обидой вспомнила этот старый подслушанный разговор.

«Двадцать девять, — тем временем говорил дядя Бенджамин, — дорогуша, Досс, ты уже вот-вот закончишь третий десяток, и до сих пор не подумала о замужестве. Двадцать девять. Это же никуда не годится».

Затем он выдал оригинальную мысль. Он сказал: «Как летит время!»

«Думаю, оно ползет», — пылко ответила Валенси. Пылкость в понимании дяди Бенджамина настолько не сочеталась с Валенси, что он растерялся. Чтобы скрыть смущение, загадал следующую загадку, упаковывая бобы — кузина Стиклз в последний момент вспомнила, что им нужны бобы, которые были дешевой и сытной пищей.

«Какие два мира означают иллюзию? — спросил дядя Бенджамин и, не дожидаясь «поражения» Валенси, сообщил: — Мирьяж и мираж».

«Не мирьяж, а марьяж»⁴, — коротко ответила Валенси, забирая покупки. На какое-то мгновение ей стало все равно, вычеркнет ли дядя Бенджамин ее из своего завещания или нет. Она вышла из лавки, пока тот смотрел ей вслед с открытым ртом. Затем покачал головой.

«Бедняжка Досс переживает», — сказал он.

Дойдя до следующего перекрестка, Валенси раскаялась в содеянном. Почему она не сдержалась? Дядя Бенджамин разозлится и наверняка скажет матери, что Досс надерзила «ему!», а мать целую неделю будет читать ей нотации.

«Я держала язык за зубами двадцать лет, — думала Валенси. — Почему не могла подержать его там еще?»

Да, прошло уже двадцать лет, отметила Валенси, с тех пор как ее впервые укололи отсутствием поклонников. Она отлично помнила тот горестный миг. Ей было девять лет, и она стояла одна на школьной площадке, тогда как остальные девочки играли в игру, в которой мальчики должны были выбирать девочек в качестве партнерш по игре. Никто не взял Валенси — маленькую бледную черноволосую Валенси в строгом платье с длинными рукавами, со странными раскосыми глазами.

«Ах, — сказала ей одна симпатичная девчушка, — мне так жаль тебя. У тебя нет кавалера».

«А мне и не надо кавалера», — ответила тогда Валенси с вызовом и с тех пор повторяла это целых двадцать лет. Но сегодня она перестала говорить так, раз и навсегда.

«Буду честной перед собой, — угрюмо думала она. — Загадки дяди Бенджамина обижают меня, потому что они — самая что ни на есть правда. Я хочу замуж. Хочу свой дом, хочу мужа, хочу милых, толстых малышей, моих, собственных…»

Валенси замерла, ошеломленная своим безрассудством, в почти полной уверенности, что доктор Столлинг, который только что прошел мимо, прочитал ее мысли и крайне не одобрил их. Она боялась доктора Столлинга, боялась с того воскресенья, двадцать три года назад, когда он впервые появился в приходе Святого Олбани. Валенси опоздала на занятия воскресной школы и тихонько вошла в церковь, устроившись на одной из скамей. В церкви никого не было, кроме нового ректора, доктора Столлинга. Он встал перед входом на хоры, поманил ее и сказал строго: «Подойди ко мне, мальчик».

Валенси оглянулась вокруг. Никаких мальчиков здесь не было, вообще никого, кроме нее самой, в этой огромной церкви. Странный человек в голубых очках не мог обращаться к ней. Она не была мальчиком.

«Мальчик, — повторил доктор Столлинг более строго, указывая на нее пальцем, — подойди сюда сейчас же!»

Валенси поднялась с места, как загипнотизированная, и пошла вдоль рядов. Она была так напугана, что не могла делать ничего другого. Сейчас с нею произойдет что-то ужасное? Что случилось с ней? Неужели она и правда превратилась в мальчика? Она подошла и остановилась перед доктором Столлингом. Он покачал своим пальцем, длинным суставчатым пальцем, и сказал:

«Мальчик, сними свою шляпу».

Валенси сняла шляпу. Ее волосы были собраны сзади в маленький хвостик, но доктор Столлинг был близорук и не заметил этого.

«Мальчик, садись на свое место и всегда снимай шляпу в церкви. Запомни!»

Валенси вернулась на место, машинально неся в руках шляпу. В этот момент в церковь вошла ее мать.

«Досс, — сказала миссис Стирлинг. — Почему ты сняла шляпу? Немедленно надень ее!»

Валенси быстро надела шляпу. Она похолодела от страха, что доктор Столлинг снова позовет ее к себе. И ей, конечно, придется идти — ей не могло прийти в голову, что можно ослушаться ректора, — но сейчас церковь заполнялась народом. О, что она будет делать, если этот ужасный тощий палец вновь укажет на нее перед всеми этими людьми? Всю службу Валенси просидела в агонии страха и проболела всю последующую неделю. Никто не знал почему, и миссис Фредерик вновь оплакивала участь иметь такого хрупкого ребенка.

Доктор Столлинг обнаружил свою ошибку и посмеялся над ней перед Валенси — но ей не было смешно. Она больше не смогла пересилить свой страх перед ним. А сейчас чуть не столкнулась с ним на углу улицы, думая о таких вещах!

Валенси взяла новую книгу Джона Фостера«Магия крыльев».

«Эта его последняя — вся о птицах», — сказала мисс Клаксон. Валенси решила было идти прямо домой, не заходя к доктору Тренту. Мужество покинуло ее. Она боялась обвинений дяди Джеймса, боялась недовольства матери, боялась сердитого бровастого доктора Трента, который, скорее всего, скажет, как сказал кузине Глэдис, что ее болезнь из области фантазий, и она страдает от нее лишь потому, что ей так хочется. Нет, она не пойдет, а лучше купит бутылку фиолетовых пилюль доктора Редферна. Эти пилюли были основным лекарством клана Стирлингов. Разве не они вылечили кузину Джеральдину, когда пять врачей отказались от нее? Валенси всегда скептически относилась к достоинствам фиолетовых пилюль, но что-то такое в них все же было. Да и проще принимать их, чем оказаться лицом к лицу с доктором Трентом. Она полистает журналы в читальном зале и пойдет домой.

Валенси пыталась прочитать какой-то рассказ, но он разозлил ее. С каждой страницы смотрела героиня, окруженная мужчинами. А она, Валенси Стирлинг, не могла получить хотя бы одного кавалера! Валенси захлопнула журнал и открыла «Магию крыльев». Слова, на которые случайно упал взгляд, изменили ее жизнь.

«Страх — это изначальный грех, — писал Джон Фостер. — Почти все зло, творимое в мире, вызвано тем, что кто-то боится чего-то. Это холодная тонкая змея, обвивающая вас. Ужасно жить в страхе, он разрушает все».

Валенси закрыла книгу и встала. Она пойдет к доктору Тренту.

Примечания

4

Загадка дяди Бенджамина основана на игре слов «Mirage and marriage.» Валенси поправляет его: «M-i-r-a-g-e is pronounced mirazh».