Убивая Еву: это случится не завтра

Люк Дженнингс, 2016

Вторая часть трилогии о тандеме агента Евы Поластри и наемной убийцы Вилланель. Фирменный британский юмор, неожиданные повороты сюжета и долгожданное продолжение захватывающего детектива пера Люка Дженнингса – впервые на русском языке. Ева обнаруживает, что старший офицер разведки куплен «Двенадцатью» (секретной организацией и работодателем Вилланель). Пока Ева его допрашивает, пытаясь соединить кусочки головоломки воедино, Вилланель снова начинает охоту…

Глава 2

Если Деннис Крэйдл и удивлен, обнаружив в машине Еву, ему хорошо удается это скрыть. В салоне восьмилетнего «Фольксвагена Гольф» из автопарка МИ-6 пахнет старым освежителем; Крэйдл молча садится на пассажирское место. Трогаясь, Ева включает «Радио 4 Тудэй», и они оба притворяются, будто слушают.

На протяжении всего пути до Девера он не произносит ни слова. Поначалу Ева истолковывает его молчание как отчаянную попытку продемонстрировать власть, учитывая, что во время службы Евы в МИ-5 он стоял на много рангов выше. Позднее ей в голову приходит более зловещее объяснение: Крэйдл ничего не говорит, потому что прекрасно знает, зачем она здесь, и знает не только он, но и организация, которая ему платит. Но если так — что еще им известно о Еве Поластри? А если уж на то пошло, и о Нико? При мысли, что ее муж мог оказаться в поле зрения врага, а то и чего похуже, Еву скручивает мучительное чувство вины. И не выходит отмахнуться от того факта, что она же сама и создала эту ситуацию. Ричард понял бы ее, реши она уйти после гибели Саймона Мортимера в Шанхае; более того, он настоятельно рекомендовал ей именно так и сделать. Но она не может отступить — и не отступит.

На выезде из Лондона движение плотное, но на трассе Ева нагоняет время и без четверти девять уже сворачивает на боковой съезд со знаком «Только для служебного транспорта». Дорога ведет через жидкий лесок к стальным воротам в ограде из рабицы с колючей проволокой. У ворот — караульная будка, где вооруженный капрал военной полиции проверяет Евин пропуск и разрешает проехать в сторону низких кирпичных домов неопределенного цвета, где раньше находилась правительственная исследовательская станция. Паркуя машину на стоянке, она видит полдюжины солдат в спортивных костюмах, совершающих забег вдоль ограды по периметру территории. Другие с автоматами расхаживают между облезлыми домами.

На проходной Еву и Крэйдла встречает солдат из Отряда Е, спецназовского подразделения, которое здесь базируется. Бросив взгляд на Евин пропуск, он кивком приглашает следовать за ним. Комната для допросов расположена в конце подземного коридора, освещенного линейными светильниками. Обстановка минимальная, и никаких камер наблюдения не видно. На раскладном столе — электрочайник, початая бутылка минеральной воды, две покрытых налетом кружки, пачка печенья и коробка с чайными пакетиками, сахаром и сухим молоком. В комнате чересчур свежо; кондиционер издает слабое вибрирующее жужжание.

— Можно я тут немного похозяйничаю? — как ни в чем не бывало спрашивает Крэйдл, подходя к столу.

— Ради бога, — отвечает Ева, усаживаясь на пыльный пластиковый стул. — Мне неохота тратить здесь лишнее время; вам, думаю, тоже.

— За нами наблюдают? Нас слушают? Записывают?

— Уверена, что нет.

— Полагаю, речь пойдет… Господи, этому печенью уже, наверное, год.

— Главное правило, — говорит Ева. — Если соврете, станете увиливать или динамить, сделка отменяется.

— Справедливо. — Он наливает воду в чайник. — Молоко и один сахар?

— Вы слышали, что я только что сказала?

— Миссис Поластри. Ева. Я уже десять с лишним лет провожу тактические допросы. Мне известны правила.

— Прекрасно. Тогда начнем с самого начала. Как они вышли на вас?

Крэйдл зевает, неторопливо прикрывая рот рукой.

— Мы были в отпуске, года три назад. Теннисный лагерь под Малагой. Там жила еще одна пара, из Голландии, и мы с Пенни стали регулярно с ними играть. Они сказали, что их зовут Рем и Гайте Баккер и что приехали они из Делфта, где он занимается консалтингом в области ИТ, а она — рентгенолог. Сейчас я сомневаюсь, что это правда, но в то время у меня не было оснований им не верить, и мы стали квазидрузьями, как это бывает в отпуске. Вместе ходили обедать и все такое. Как-то раз вечером Гайте, Пенни и еще несколько жен устроили девичник — фламенко, сангрия и вот это вот всё, а мы с Ремом отправились в город посидеть в баре. Немного поболтали о спорте — Рем был большим фаном Федерера^[13], а потом заговорили о политике.

— Кем вы назвались по профессии?

— Я выдал ему стандартную, без конкретики байку о Хоум-офисе. Ну и, конечно же, после этого мы некоторое время обсуждали иммиграционные проблемы^[14]. Впрочем, с разговорами о политике он не особо давил. Кажется, вечер закончился беседой о винах, а в этом он оказался просто экспертом. В общем, это был один из тех приятных жизнеутверждающих вечеров, которые порой случаются на отдыхе.

— А потом?

— А потом — через месяц после нашего возвращения — Рем прислал мне имейл. Он приехал на пару дней в Лондон и хотел познакомить меня со своим другом. Идея состояла в том, что мы втроем встретимся в одном винном клубе на Пэлл-Мэлле, где состоит его друг, и продегустируем редкие коллекционные вина. Помнится, он упомянул «Ришбур» и «Эшезо», от которых я со своим жалованьем в Темз-хаусе (хоть я и замначальника секции) обычно держусь на солидном расстоянии. Так что вы сказали добавить — молоко и сахар?

— Просто чай. И как же вы отнеслись к тому, что он вновь хочет общаться, да еще в подобном формате?

— Помню, я еще подумал, что для англичанина это несколько выходит за границы приличий. Одно дело — выпить в баре на отдыхе и совсем другое — искать продолжения знакомства, пусть мы и дежурно обменялись электронными адресами. В то же время, надо сознаться, мне пришло в голову, что я рискую упустить шанс хоть раз в жизни попробовать настоящее классическое бургундское, и я ответил, что приду.

— Другими словами, они вами безупречно сманипулировали.

— Типа того, — ответил Крэйдл, протягивая Еве кружку. — Но должен сказать, я не пожалел, что пошел.

— Что там оказался за друг?

— Русский, Сергей. Молодой парень, около тридцати, невероятно элегантный. Костюм от «Бриони», безупречный английский, превосходное французское произношение в разговоре с сомелье, само обаяние. А на столе — я не поверил глазам — три бокала и бутылка «ДРК».

— А если человеческим языком?

— «Домен Романе Конти». Самое тонкое, редкое и, несомненно, самое дорогое в мире из красных бургундских вин. Та бутылка была урожая 1988 года, в розницу стоит двенадцать штук. Я чуть в обморок не упал.

— Значит, это ваша цена? Шанс угоститься дорогим вином?

— Не судите столь категорично, Ева, вам не идет. Нет, это не моя цена. Это просто дружеский жест. И пусть вино и было хорошим (а если я говорю «хорошим», это значит реально высокий класс), я не чувствовал себя скомпрометированным ни на йоту. При обычном раскладе я бы сердечно поблагодарил Рема и Сергея, пожал бы им руки, и мы бы больше не встретились.

— Стало быть, расклад оказался необычным. Чем же?

— Нашей беседой. Ту глубину, с которой Сергей — если это, конечно, его настоящее имя — владел вопросами международной стратегии, редко встретишь за пределами лучших аналитических центров и высших правительственных кругов. Когда перед тобой раскладывают по полочкам сложнейшие проблемы, ты поневоле слушаешь.

— Похоже, он прекрасно знал, кто вы такой.

— Мне это стало очевидно уже через пару минут после начала разговора. Я не сомневался, что они с Ремом — крупные фигуры в мире разведки. Все шло очень гладко, и мне было любопытно, что именно они предложат.

— Вы знали, что последует предложение?

— То или иное. Но они не акцентировались на деньгах, и… в общем, хотите верьте, хотите нет, дело вообще было не в этом. То есть не в деньгах. Дело было в идее.

— В идее, как же, — отрезала Ева. — Вы хотите сказать, что апартаменты на юге Франции или яхты с загорающими двадцатилетними сербскими инструкторшами по фитнесу — все это не имеет отношения к деньгам? Что речь идет об убеждениях?

— Как я уже сказал — хотите верьте, хотите нет.

— А кто такой Тони Кент?

— Понятия не имею.

— Закулисный посредник. В сущности, он вам и платил, хотя следы заметал весьма старательно.

— Вам виднее.

— Вы уверены? Подумайте еще раз. Тони Кент.

— Абсолютно уверен. Меня не посвящали ни в какие детали. Не называли никаких имен, даю вам слово.

— И вы хотите сказать, что поверили в это самое их дело? Серьезно?

— Ева, выслушайте меня, прошу. И вы знаете, и я знаю, что мир катится к чертям. Европа рушится, Штатами руководит имбецил, а исламский юг в поясе шахида движется на север. Центр не справляется. На сегодняшний день мы облажались.

— Это вы так видите.

— Это то, как обстоят дела, точка. Мне можно возразить: мол, проигрыш Запада — выигрыш Востока, мол, пока мы тут горим, они греют руки. Но в долгосрочной перспективе все иначе. Наши проблемы рано или поздно становятся их проблемами. Единственный способ добиться хоть какой-то стабильности, единственный способ выжить — сотрудничество главных держав. Речь не просто о торговых соглашениях или политических альянсах, а о том, чтобы все они дружно и энергично взялись за утверждение и защиту наших ценностей.

— А если конкретнее, что это за ценности?

Он подается вперед. Твердо глядит ей в глаза.

— Ева, послушайте. Мы здесь одни. Никто за нами не следит, никто не подслушивает, всем по фиг, о чем мы тут беседуем. Поэтому я прошу: одумайтесь. Вы можете встать на сторону будущего, а можете зациклиться на сгоревших обломках прошлого.

— Вы хотели рассказать о ценностях.

— Я расскажу о том, что перестало работать. Это мультикультурализм и демократия, построенная на правиле наименьшего общего знаменателя. Их дни сочтены.

— И что же придет на смену?

— Новый мировой порядок.

— Созданный предателями и наемными убийцами?

— Я не считаю себя предателем. А что касается убийц — чем, по вашему, занимается Отряд Е? Вооруженное крыло необходимо любой системе, и да, у нас есть свое.

— А зачем вы убили Виктора Кедрина? Его политическая философия, кажется, вполне в вашем духе.

— Так и есть. Но Виктор был еще и пьяница со слабостью к малолеткам. Рано или поздно это вылезло бы наружу и запятнало бы идею. А так он мученик, трагически погибший за убеждения. Не знаю, приходилось ли вам бывать в последнее время в России, но Виктор Кедрин там повсюду. Плакаты, газеты, блоги… Такая популярность ему при жизни и не снилась.

— Назовите мне имя этой женщины.

— Какой?

— Той, что у меня под носом убила Кедрина, а также Саймона Мортимера и бог знает скольких еще.

— Понятия не имею. Вам лучше поговорить с кем-то из отдела по клинингу.

В ту же секунду, не сознавая, что делает, Ева выхватывает из кобуры пистолет и направляет его Крэйдлу в лицо.

— Я же, блин, сказала со мной не играть. Как? Ее? Зовут?

— Говорю же, не знаю. — Он пристально смотрит на нее. — Еще, полагаю, вам лучше убрать эту штуку, пока она не натворила бед. Живой я для вас гораздо ценнее, чем мертвый. Только вообразите, как вам придется все это объяснять.

Злясь на себя, Ева опускает пистолет.

— А вам не мешало бы помнить, на каких условиях вы сидите здесь, беседуя со мной, а не под арестом за измену. Вы сейчас назовете мне все свои контакты и расскажете, как выходите с ними на связь. Какие услуги оказали и какую информацию успели передать. Кто и как вам платит. И сообщите мне имена всех до единого офицеров секретных служб, да и любых других людей, которые продали свою страну этой организации.

— «Двенадцать».

— Что?

— Это ее название. «Двенадцать». Le Douze. Dvenadsat.

Раздается решительный стук в дверь, и в комнату заглядывает солдат, который их сюда провожал.

— У шефа для вас сообщение, мадам. Вы можете выйти наверх?

— Ждите здесь, — приказывает она Крэйдлу и вслед за солдатом поднимается на первый этаж, где ее ожидает плотно сбитый усатый офицер.

— Звонил ваш муж, — сообщает он. — Говорит, вам нужно срочно ехать домой. К вам кто-то проник.

Ева изумленно глядит на него.

— Он больше ничего не сказал? С ним все в порядке?

— Боюсь, у меня нет такой информации. Извините.

Она кивает и ощупывает карманы в поисках телефона. Сначала — автоответчик, но через пару секунд Нико перезванивает сам.

— Я дома. Здесь полиция.

— Так что случилось?

— Все довольно странно. Миссис Хан через дорогу увидела, как из окна нашей гостиной вылезает какая-то женщина, по всей видимости, совсем обнаглевшая — она даже не пыталась прятаться, и миссис Хан набрала 999. Я узнал об этом от копов, они приехали за мной в школу и повезли домой. Насколько я могу судить, ничего не пропало, но…

— Но что?

— Просто приезжай, ладно?

— Как я полагаю, женщины и след простыл?

— Да.

— Есть описание?

— Молодая, стройная…

Ева уже и так знает. Знает наверняка. Как знает и то, что Нико, судя по его голосу, что-то недоговаривает. Через несколько минут она мчится на юг по трассе А303, Крэйдл — на пассажирском сиденье. Ей физически отвратительно подобное соседство, отвратителен легкий, но уже приевшийся запах его туалетной воды. Однако чувствовать его за спиной было бы еще хуже.

— Я уполномочен сделать вам предложение, — обращается он к ней, когда они проезжают мичелдеверский автосервис.

— Предложение? Вы, блин, издеваетесь?

— Слушайте, Ева, я не знаю точно, каков ваш теперешний статус и в каком именно отделе вы сейчас работаете, но мне известно, что еще недавно вы занимали один из младших постов в Темз-хаусе, занимались вопросами взаимодействия и получали мизерное жалование. «Государственная служба — награда сама по себе», бла-бла-бла, прочая подобная фигня. И готов спорить, все примерно так и осталось. По крайней мере, в финансовом плане.

— Черт! — Ева резко жмет на тормоз, чтобы не врезаться в «Порш», который решил обогнать ее по левой, медленной, полосе. — Куда прешь, козел!

— Однако представьте: у вас в банке лежат несколько миллионов, и, когда настанет подходящий момент, вы с мужем сможете бросить работу и свалить куда-нибудь на солнышко. Провести остаток жизни, путешествуя первым классом. Больше никаких тесных квартирок и давок в метро. Никаких бесконечных зим.

— И у вас уже все это блестяще вышло.

— В итоге выйдет. Поскольку я знаю, что вы достаточно умны и понимаете, что я вам нужен. Что корабль государства даже не тонет, а уже пошел ко дну.

— Вы правда в это верите?

— Ева, то, что я предлагаю, — не измена, а здравый смысл. Если действительно хотите служить своей стране, вступайте в наши ряды и помогите построить новый мир. Мы везде. Имя нам легион. И мы вознаградим вас…

— О боже, только этого не хватало.

В зеркале заднего вида приближается, неуклонно увеличиваясь, полицейский мотоцикл с мигающими синими маячками. В надежде, что он промчится мимо, Ева сбавляет скорость, но тот, обогнав, едет прямо перед ней, а патрульный машет рукой, указывая на обочину.

Ева подчиняется. Патрульный останавливается напротив машины, ставит свой мощный «БМВ» на опору, неторопливо подходит и заглядывает в салон со стороны водителя.

Ева опускает стекло.

— Какая-то проблема?

— Можно взглянуть на права? — Голос женский. В щитке белого шлема отражается солнце.

Ева протягивает ей права вместе с пропуском Секретной службы.

— Выйдите из машины, пожалуйста. Оба.

— Вы серьезно? Я еду в Лондон, у меня взломали квартиру. Можете справиться в полиции. И я особенно рекомендую обратить внимание на этот пропуск.

— Побыстрее, пожалуйста.

— Ради бога. — Ева медленно, не пытаясь скрыть раздражения, вылезает наружу. Мимо в пугающей близости от них проносятся машины.

— Руки на капот. Ноги врозь.

У нее необычный для полицейского выговор. В душу Евы начинают закрадываться сомнения. Опытные руки обхлопывают ее сверху вниз, забирают телефон, вынимают из кобуры ее «глок». Она слышит легкий щелчок фиксатора магазина, затем пистолет возвращается на место. Это не полицейский, Ева уже точно знает.

— Повернитесь.

Ева подчиняется. Окидывает взглядом стройное женское тело в светоотражающей куртке, кожаных штанах и ботинках. Наблюдает, как женщина подносит руки к шлему и поднимает щиток, видит пустой взгляд морозно-серых глаз. Взгляд, который она уже раньше встречала. На шанхайской оживленной улице в ту ночь, когда нашли тело Саймона Мортимера с почти отсеченной головой.

— Ты, — произносит Ева. Ей с трудом удается дышать. Сердце сейчас выпрыгнет из груди.

— Я. — Она снимает шлем. Под ним балаклава, скрывающая все лицо, кроме ледяных серых глаз. Опустив шлем на землю, женщина знаком подзывает Крэйдла, и тот, выйдя из машины, подходит к мотоциклу. — Сдуй у «Фольксвагена» шины, Деннис, и забери ключи. Потом жди у мотоцикла.

Крэйдл смотрит на Еву, улыбается и пожимает плечами.

— Извините, — говорит он. — Боюсь, этот раунд вы проиграли. Видите, как у нас заботятся о своих?

— Вижу, — отвечает Ева, стараясь сохранять спокойствие.

Женщина берет ее за плечо, отводит на пару шагов в сторону и внимательно разглядывает, словно стараясь навеки запечатлеть в памяти.

— Я скучала по тебе, Ева. Скучала по твоему лицу.

— Жаль, я не могу сказать то же самое.

— Ева, ну не будь такой злюкой.

— Ты собираешься убить Крэйдла?

— Почему? Думаешь, стоит?

— Ведь обычно ты именно этим занимаешься.

— Прошу, давай не будем. Мы так редко видимся. — Она поднимает руку, касается пальцем ее лица, и Ева едва не лишается дара речи: у этой женщины на запястье браслет, который она потеряла в Шанхае.

— Это… это мой. Где ты его взяла?

— У тебя в номере, в гостинице «Морская птица». Как-то ночью залезла посмотреть на тебя спящую. Не смогла устоять.

Ева ошарашенно глядит в ее непроницаемые глаза.

— Ты… смотрела, как я сплю?

— Ты была восхитительна. Волосы разметались по подушке. Такая беззащитная. — Она поправляет выбившуюся у Евы за ухом прядь волос. — Но вообще-то тебе лучше быть поосторожнее. Ты напоминаешь одну мою бывшую знакомую. Те же милые глаза, та же грустная улыбка.

— Как ее звали? И как зовут тебя?

— О Ева, у меня столько имен…

— Ты знаешь мое имя, а свое назвать не хочешь?

— Это все испортит.

— Испортит? Ты утром вломилась, б…, в мой дом, а теперь боишься что-то там испортить?

— Я хотела что-нибудь тебе оставить. Как сувенир. — Она встряхивает запястьем с браслетом. — Взамен этого. Но мне уже пора идти, хоть и нравится с тобой болтать.

— Ты его забираешь? — Ева кивком указывает на Крэйдла, который топчется у мотоцикла в двадцати шагах от них.

— Я должна. Но нам обязательно нужно снова встретиться, у меня к тебе столько вопросов. И я столько хочу рассказать… А пока что — à bientôt, Ева. Пока.

Мотоцикл мчится по сельским дорогам. Ранняя осень, деревья и придорожные кусты еще не утратили своей свежести, и у Крэйдла легко на душе. Они всегда обещали, что придут на выручку, если он попадет в беду, — и вот пришли и теперь укроют его в безопасном месте. Там, где слово «Двенадцати» — закон. Правда, он больше никогда не увидит семью, но порой приходится идти на жертвы. Пенни… эта жертва не столь уж огромна. А вот дети — ну что ж, он обеспечил им первоклассный жизненный старт: платные школы на севере Лондона, лыжный отдых в Труа Валле, крестные на высоких постах в Сити.

Деннис не ожидал, что пришлют женщину, но, разумеется, не собирается жаловаться — учитывая, что видел ее в деле. Она однозначно поставила сучку Поластри на место. А как гениально придумано — переодеться копом!

Спустя час они останавливаются в Суррее у моста через реку неподалеку от Уэйбриджа. Женщина ставит мотоцикл на опору, снимает шлем и куртку, стягивает балаклаву и встряхивает волосами. Крэйдл тоже снимает шлем и разглядывает ее глазами ценителя.

Он считает себя практически экспертом по части женской внешности, и в данном случае его оценка весьма высока. Темно-русые волосы намокли от пота, но это ерунда. Взгляд несколько холодный и своеобразный, но зато рот сулит целое море сексуальных перспектив. Груди? Сладкие, словно яблочки под обтягивающей футболкой. А какой мужчина не почувствует шевеление в джинсах при виде девушки в кожаных штанах и байкерских ботинках? В таком наряде она сама наверняка готова. К тому же он, по сути, уже снова холостой.

— Пошли, — говорит она, бросив взгляд на навигатор. — Там у нас рандеву — обсудим, куда ты поедешь дальше.

От дороги отходит тропа в сторону реки Уэй. Вода темно-оливкового цвета, а течение столь медленное, что река кажется неподвижной. Деревья отбрасывают тень на заросший бутенем берег. Вдоль него застыли заякоренные баржи и моторные лодки.

— А куда я поеду?

— Не могу сказать.

— Может, если мы снова встретимся… — начинает он.

— То?

— Небольшой ужин? Или что-нибудь вроде того?

— Не исключено.

Тропой, испещренной солнечными пятнами, они идут к широкой запруде в зарослях камыша и касатика. По пути им не попадается ни единой живой души.

— Вот и рандеву, — говорит она.

Крэйдл оглядывается. Река плавно течет к кипящему водосливу, и он чувствует отчетливый, не имеющий четкого определения запах подобных мест. Грязь, растительность, гниение. Время здесь словно остановилось, и Деннис вспоминает детство: «Ветер в ивах», дядюшку Крысси, господина Крота и мистера Жабба. И ту главу, которую он никогда не понимал до конца, — «Свирель у врат зари». Крэйдл размышляет над неожиданной загадкой, и тут полицейский жезл с неимоверной силой опускается на основание его черепа. Головой вперед, почти бесшумно Деннис падает в реку. Вилланель наблюдает, как некоторое время полупогрузившееся тело еще виднеется над водой, но потом начинает неумолимо дрейфовать к гребню плотины, а там его мгновенно утягивает вниз. Она стоит, воображая, как труп Крэйдла без конца кружится в водовороте, глубоко под зеркальной поверхностью. Затем убирает жезл и не спеша отправляется назад по тропе.

К моменту, когда Ланс высаживает Еву у ее дома, она измотана до предела. А также разъярена, встревожена и от запаха табачного дыма в машине коллеги ее подташнивает. Впереди еще кошмарная беседа с Ричардом — он приедет в офис к шести. Однако самое постыдное то, в чем приходится признаваться самой себе. С какой легкостью ее обвели вокруг пальца, этак непринужденно и насмешливо! И как же наивно — и чудовищно непрофессионально — она себя повела.

По самоуверенному виду Крэйдла стоило бы понять, что он успел подать сигнал тревоги и ждал, что его вытащат. Чем поздравлять себя с ловко раскрытой изменой, лучше было бы предвидеть, что против нее готовится дерзкий маневр. Как она умудрилась так облажаться? А уж в переполнявших ее эмоциях — по поводу совершенно сюрреалистической встречи на шоссе — Ева даже не рискует разбираться.

Так что, когда Нико открывает дверь, у нее нет никакого настроения воевать еще и с ним.

— Я звонил тебе четыре с половиной часа назад. — Его лицо побледнело от сдерживаемого гнева. — Ты сказала, что приедешь к полудню, а сейчас уже почти три.

Она заставляет себя выдохнуть.

— Нико, извини, но давай выясним отношения потом. Каким бы плохим ни был твой день, поверь мне на слово, мой еще хуже. После нашего разговора у меня сперли ключи вместе с телефоном, и я битый час голосовала на обочине трассы, кишащей машинами. Но это только часть истории. Поэтому просто расскажи мне, что случилось.

Нико сжимает губы и кивает.

— Я уже сказал, что примерно в пол-одиннадцатого миссис Хан увидела, как из нашего окна вылезает молодая женщина, и вызвала полицию. Два офицера забрали меня из школы и привезли сюда. По всей видимости, они отнеслись к делу очень серьезно: когда мы приехали, на улице нас уже поджидала криминалистка. Возможно, у них в картотеке есть наш адрес, поскольку ты работаешь в МИ-5, не знаю. Короче, мы обошли всю квартиру, комната за комнатой, а криминалистка занималась своими делами: дверные ручки, окно гостиной, разные другие поверхности, но никаких отпечатков не нашла. Потом сказала, что непрошеная гостья, скорее всего, орудовала в перчатках. Сломала оконный замок, но все прочее осталось, как было, насколько я могу судить, и ничего не пропало.

— Как Тельма с Луизой?

— В порядке, прохлаждаются в саду. Они произвели на полицейских огромное впечатление.

— А копы уже уехали?

— Сто лет назад.

— И что они говорят? Как она к нам влезла?

— Через дверь. Они внимательно изучили замок — похоже, она пользовалась отмычкой. То есть это профессионалка, а не подростки на охоте за телефонами и ноутами.

— Наверно.

— И… у тебя никаких мыслей, кто бы это мог быть?

— Я не знаю ни одного профессионального взломщика.

— Ева, умоляю, ты прекрасно понимаешь, о чем я. Это имеет какое-то отношение к твоей работе? У нас искали что-то конкретное? Что-то… — Нико вдруг умолкает на полуслове, и Ева буквально видит, как его озаряет еще более темное подозрение. — А это случайно не… та женщина? За которой ты гонялась. А может, и до сих пор гоняешься. Потому что, если это так…

Она спокойно выдерживает его взгляд.

— Ева, скажи правду. Серьезно, я должен знать. Мне надо, чтобы ты хотя бы сейчас не лгала.

— Нико, я, вот честно, не имею ни малейшего представления о том, кто это был. И не вижу тут никакой связи с моей работой или с расследованием, о котором ты говоришь. Знаешь, сколько взломов зарегистрировано в Лондоне в прошлом году? Почти шестьдесят тысяч. Шестьдесят тысяч. То есть статистически…

Он закрывает глаза.

— Еще о статистике ты мне не рассказывала, ага.

— Нико, прошу. Мне жаль, что ты думаешь, будто я вру, мне жаль, что к нам влезла какая-то взломщица, мне жаль, что у нас нет ничего, достойного ее внимания. Но это просто рядовое случайное сраное лондонское событие, и все. И нет никаких других объяснений. Просто… так случилось.

Он смотрит в стенку.

— Может, полиция сможет…

— Не сможет. Особенно если ничего не пропало. Дело внесут в картотеку, и оно уйдет в архив. Дай-ка я сама похожу посмотрю, правда ли всё на месте.

Нико не двигается с места, Ева слышит его дыхание. Наконец он медленно опускает голову.

— Я сделаю чай.

— О да, пожалуйста. И пирог, если он там еще остался — я умираю с голоду. — Она подходит к Нико сзади, обхватывает за талию и утыкается головой в спину. — Прости. У меня был кошмарнейший день. А это просто последняя капля. Спасибо, что разобрался с полицией и со всем прочим. Честно говоря, не думаю, что я бы справилась.

Открыв заднюю дверь, она улыбается скачущим ей навстречу Тельме и Луизе, и козочки принимаются пытливо обнюхивать ее руки. Устоять перед ними и впрямь невозможно. В двадцати метрах от дальней стенки их крошечного дворика проходит наземная линия метро. Из-за близости к железной дороге — как объяснил риелтор, когда они искали жилье, — эта квартира дешевле, чем аналогичные в том же районе. Со временем Ева перестала слышать поезда; их грохот и скрежет давно уже влились в общий естественный шум под названием Лондон. Порой она даже сидит тут и наблюдает, как они прибывают и отбывают, — постоянство их ритма действует на нее успокаивающе.

— Когда мы в последний раз были вместе после обеда в будний день? — спрашивает Нико, протягивая ей чашку чая с куском пирога, положенным строго посередине блюдца. — Наверное, лет сто назад.

— Так и есть, — откликается Ева, рассеянно разглядывая дымчатый городской горизонт. — Можно спросить тебя кое о чем?

— Валяй.

— О России. — Она откусывает пирог.

— И что ты хочешь знать?

— Ты когда-нибудь слышал о чем-нибудь под названием «Двенадцать»?

— Ты про поэму?

— Что за поэма?

— Dvenadsat. «Двенадцать» — поэма Александра Блока. Это поэт начала прошлого века, он верил в священное предназначение России. «Двенадцать» — крышесносные стихи. Я читал их в университете, когда увлекался революционной поэзией.

Холод щекочет Еву по затылку.

— А о чем они?

— Двенадцать большевиков шагают по улицам Петрограда с некоей мистической целью. Насколько помню, шагают среди ночи и сквозь вьюгу. А что?

— Сегодня на работе один человек упомянул организацию, которая называется «Двенадцать». Какая-то политическая группировка. То ли российская, то ли как-то связанная с Россией. Я раньше о ней не слышала.

Нико пожимает плечами.

— В России эту поэму почти любой образованный человек знает. Ностальгия по советской эпохе жива на обоих концах политического спектра.

— В смысле?

— Группировка, назвавшая себя в честь блоковской полуночной процессии, может иметь любую окраску, от неокоммунистов до откровенных фашистов. Название тебе ничего не даст.

— А где я могу… Нико!

Но Тельма и Луиза уже блеют и бодают его колени, требуя внимания.

Ева с чашкой в руке обходит квартиру. Пространство совсем небольшое, и, хотя оно набито всяким барахлом, в основном хламом Нико, похоже, все осталось на своих местах и ничего не пропало. До спальни она добирается в последнюю очередь, смотрит под подушками и в ящиках, особое внимание уделив своему скромному запасу украшений. Ева просто озверела, узнав, что браслет украли, но у нее все равно не укладывается в голове, что, пока она спала в шанхайской гостинице, туда проникла безбашенная серийная убийца. Ева чуть не падает в обморок, стоит только представить, как эта женщина разглядывает ее своими пустыми, лишенными эмоций глазами и даже, может быть, трогает ее.

«Ты была восхитительна, волосы разметались по подушке…»

Ева открывает шкаф, принимается перебирать вешалки с платьями, топиками и юбками и застывает на месте, не веря глазам. На полке с поясами, перчатками и купленной прошлым летом соломенной шляпой — маленький сверток в китайской шелковой бумаге. Ева уверена, что видит его впервые в жизни. Натянув первые попавшиеся на полке перчатки, она осторожно кладет сверток на ладонь, а другой рукой снимает бумагу. Голубовато-серая коробочка с надписью «Ван Дист». Внутри на серой бархатной подушечке лежит изящный браслет из розового золота с застежкой, украшенной двумя бриллиантами-близнецами.

Несколько ударов пульса Ева изумленно смотрит на него. Затем срывает левую перчатку, надевает украшение на запястье и защелкивает застежку. Размер идеален, и она, томно вытянув руку, некоторое время разглядывает браслет, ощущая волнение от его вида и нежного веса. В скомканной оберточной бумаге виднеется уголок записки. Несколько слов:

Будь осторожнее, Ева.

В.

Ева целую минуту неподвижно стоит с браслетом на запястье и с запиской в другой руке. Что она означает? Кокетливую заботу или откровенную угрозу? Ева инстинктивно подносит нос к записке и улавливает аромат дорогих духов. Дрожащей рукой возвращает записку в коробочку, чувствуя, как ею овладевают эмоции, определить которые не получается. Разумеется, присутствует страх, но вместе с тем и сдавливающее грудь волнение. Та, что выбирала этот прекрасный, женственный предмет, — убийца. Отмороженная киллерша, чье каждое слово — ложь, и любой шаг — просчитанная манипуляция с целью выбить из колеи. Встретить ее взгляд — как Ева сама убедилась несколько часов назад — все равно что смотреть в леденящую бездну: ни страха, ни жалости, ни человеческого тепла…

Всего в паре метров отсюда, во внутреннем дворике восхищенно бормочет козам — козам! — какую-то белиберду лучший и добрейший из всех известных Еве людей. Человек, с чьим теплым телом — знакомым, но остающимся тайной — она полностью сливается по ночам. Человек, чья непостижимая любовь к ней не имеет горизонтов. Человек, которому она сейчас, не моргнув глазом, врет так гладко, словно это ее вторая натура.

Почему же Еву так взволновала эта смертельно опасная женщина? Почему ее слова так сильно задевают? Таинственная буква «В» — не случайный знак. Это имя, пусть и всего лишь его часть. Подарок, такой же как браслет. Жест интимный и чувственный, но в то же время глубоко недружественный. Спроси, и я отвечу. Позови, и я приду за тобой.

Как вышло, что они оказались столь фатально сплетены? А вдруг В. пытается — в некоем экстравагантном смысле — установить контакт? Ева подносит скользящее золото к щеке. Интересно, сколько эта милая шикарная вещица стоит? Пять тысяч фунтов? Шесть? Господи, как же хочется иметь такую! А может, просто никому ничего не говорить? Раз уж она ступила на дорожку вопиюще непрофессионального поведения (начать с того, что зачем-то распаковала коробочку, хотя не имела права) и, вполне вероятно, испортила улику — не проще ли… оставить браслет себе?

Вспыхнув от стыда и раскаяния, она снимает украшение и возвращает его на место. Вот черт! Именно такой реакции соперница от нее и ждет. Поддаться ослепляющему искушению, абсолютно иррационально перевести ситуацию на личный уровень. Какой эгоизм, какое заблуждение думать, будто она, Ева, может вызывать у В. симпатию и желание! Эта женщина — со всей очевидностью социопатка и нарцисс. Своими пассивно-агрессивными уколами она пытается негативно повлиять на Еву. Хоть на миг усомниться в этом — значит пойти наперекор всему, чему ее учили как криминолога и как офицера разведки. Ева достает из шкафа хозяйственный бумажный пакет и, не снимая перчатки, складывает в него коробочку, записку и обертку.

— Ну что там? — кричит Нико с кухни.

— Ничего, — отвечает она.

В вагоне «Евростара» никто не обращает особого внимания на девушку в черном худи. У нее жирные волосы, нездоровая бледность, во всем облике что-то необъяснимо грязное. На ногах поношенные байкерские ботинки, а надменная поза намекает, что с этими ботинками познакомится любой, кто легкомысленно решит к ней подкатить. Для сидящей напротив пары средних лет, занятой кроссвордом из «Дэйли телеграф», она олицетворяет тот тип людей, из-за которых столь неприятно ездить в поездах. Немытая. Никакого уважения к окружающим. Сидит, уткнувшись в телефон.

— Давай следующее, — бормочет муж.

— Тринадцать по горизонтали. «Ликвидация стаи ворон», — читает жена, и оба хмурятся.

Тем временем Вилланель, отключив на Евином телефоне геолокацию и уже ознакомившись с ее разочаровывающе скучными эсэмэсками и электронной перепиской, листает фотографии. Вот polskiy придурок Нико на кухне. Вот селфи Евы в оптике, где она примеряет новые очки (умоляю, ангелок, только не эта оправа!). Вот опять Нико с козами (чё у них вообще за фигня с этими козами? Они их съесть, что ли, собираются?). Потом целая серия знаменитостей, которых, догадывается Вилланель, Ева перефотографировала из журналов, чтобы показать в парикмахерской. А это кто? Асма аль-Асад? Реально, зайка, это совсем не ты.

Вилланель отрывает взгляд от телефона и видит многоэтажные дома и исписанные граффити стены — судя по всему, поезд уже пересекает дальние пригороды Парижа. Убрав Евин телефон в карман, она достает другой и набирает номер своей подруги Анны-Лауры.

— Где ты пропадала? — спрашивает Анна-Лаура. — Я не видела тебя целую вечность.

— Работа. Разъезды. Ничего интересного.

— Чем занимаешься вечером?

— Вот ты мне и скажешь.

— Показы прет-а-порте начнутся только завтра, а сегодня компания молодых дизайнеров собирает народ на катере моей подруги Марго у набережной Вольтера. Будет весело, туда придут все. Думаю, мы можем одеться и поужинать — просто вдвоем — в «Ле Гран Вефур», а потом уже туда.

— Прекрасно. Марго милая.

— Ну как, ты «за»?

— Конечно.

Поезд въезжает на Северный вокзал. Осмелевшая в силу скорого прибытия чета теперь смотрит на Вилланель с откровенной неприязнью.

— Тот вопрос в кроссворде, — обращается она к ним. — «Ликвидация стаи ворон». Вы отгадали?

— Э-э, — отвечает муж. — Если честно, нет.

— Отстрел. — Она шевелит пальцами в знак прощания. — Наслаждайтесь Парижем!

— Давай еще раз вкратце, — говорит Ричард Эдвардс. Он разведчик старой школы, и в нем угадывается аристократ: волосы уже начали редеть, а плащ с вельветовым воротником явно знавал лучшие времена. — Значит, говоришь, тебя остановила некая мотоциклистка, которую ты приняла за офицера полиции.

Ричард, Ева, Билли и Ланс сидят в офисе на Гудж-стрит с тошнотворным линейным светильником над головой. Периодически от проходящей где-то под ними линии метро доносится приглушенный грохот.

— Всё так, — отвечает Ева. — На А303 у Мичелдевера. И я абсолютно уверена, что форма и мотоцикл у нее были настоящие. Ее личный номер и номера на мотоцикле подтвердились. Принадлежат дорожному подразделению полиции графства Хэмпшир.

— Такие вещи спереть непросто, никогда бы не подумал, — замечает Билли, откидываясь в компьютерном кресле, с которым он, кажется, сросся, и рассеянно теребя пирсинг на губе.

— Если у тебя нет своего человека в этом подразделении.

— Ланс прав, — говорит Ричард. — Если они смогли проникнуть в МИ-5, то и в полиции у них наверняка есть люди.

Они переглядываются. Сегодняшнее Евино наваждение с браслетом уже превратилось в воспоминания. «Что на меня нашло? — удивляется она. — Да вся эта ситуация просто катастрофа».

— Значит, эта женщина тебя обыскивает, забирает телефон, обойму «глока», приказывает Деннису Крэйдлу забрать ключи от машины и спустить колеса. Потом беседа, которую ты пересказала, и по ходу разговора на ее руке обнаруживается твой браслет.

— Этот браслет когда-то принадлежал моей матери; она говорит, что украла его из моего номера в Шанхае.

— И ты при ней ни разу не упоминала о Шанхае.

— Разумеется, нет.

Ричард кивает.

— Потом она дает Крэйдлу шлем и увозит его на мотоцикле.

— Да, в общих чертах все так.

— Потом ты ловишь машину, просишь у водителя телефон, звонишь Лансу, он приезжает и отвозит тебя домой. Ты прибываешь туда в три часа и узнаешь, что примерно в пол-одиннадцатого кто-то проник в твою квартиру.

— Нет. Я уже знала об этом. Муж рассказал по телефону. Именно поэтому я с Деннисом Крэйдлом уехала из Девера раньше.

— Да, конечно. И дома все осталось нетронутым и на своих местах?

— Да, всё на месте. Но в моем шкафу лежал браслет «Ван Дист» с этой запиской.

— Если я правильно понимаю, установить место его покупки невозможно?

— Я проверила, что это за компания, — говорит Ева. — В мире есть шестьдесят восемь бутиков и торговых точек «Ван Дист». Браслет могли купить в любом из них. Или вообще заказать по телефону или интернету. Эту версию можно проработать, но…

— Значит, ты на все сто уверена, что женщина, которая проникла к тебе домой, и женщина, которая остановила тебя на А330 и похитила Крэйдла, — одно и то же лицо?

— Да. Вся эта история с браслетами абсолютно в ее духе. Рассчитать, что если кто-то увидит ее вылезающей из окна моей квартиры и позвонит в полицию, то с большой вероятностью примерно через час эта новость дойдет до меня, и, скорее всего, я сразу же отправлюсь вместе с Крэйдлом назад в Лондон, а тогда она успевает перехватить нас на А330. Уложиться сложно, но реально — особенно на полицейском мотоцикле.

— Ладно, допустим, ты права и женщина, которая подписывается буквой «В», — именно та, кем мы все это время занимаемся. Та, что убила Кедрина, Саймона Мортимера и остальных. Также допустим, что она работает на организацию, о которой говорил Крэйдл и которая, по его словам, называется «Двенадцать». У нас по-прежнему нет ответов на два ключевых вопроса. Первое: откуда она узнала, что мы вышли на Крэйдла? Второе: как она с ним поступила?

— По первому вопросу у меня сложилось четкое впечатление, что Крэйдл сам им сообщил. Вероятно, у него был номер для экстренной связи и он рассчитывал, что если окажется под угрозой, то его вытащат, как оперативного сотрудника. А по второму вопросу — она его прикончила. У меня ни малейших сомнений. Именно в этом состоит ее работа.

— И значит… — начинает Ричард.

— Да. Мы имеем мертвого старшего офицера МИ-5, перспективы серьезных объяснений и ни единой зацепки для дальнейшей работы. Мы вернулись туда же, где были после убийства Кедрина, и это все из-за меня.

— Я не согласен, что из-за тебя.

— Зато я согласна. Я слишком гнала лошадей, когда позвонила ему. Мне и в голову не пришло, что он сообщит своим. Чего он от них ожидал? Неужто всерьез верил, что будет жить-поживать да добра наживать?

— Я слышал твой разговор с Крэйдлом. Мы все слышали. Ты прекрасно его обработала. Правда в том, что серьезные проблемы со своими у него начались в тот самый момент, когда мы его раскрыли, и от нашей дальнейшей игры тут уже ничего не зависело.

Светильник неожиданно гаснет, погружая комнату в полумрак. Ланс достает из кладовки за принтером швабру, резко стукает по флуоресцентной трубке, и та, немного помигав, возвращается к жизни. Никто это никак не комментирует.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

13

Роджер Федерер — швейцарский теннисист.

14

Вопросы иммиграции входят в сферу ведения Хоум-офиса.