Джин в наследство

Людмила Райкова, 2023

Даже в самом забытом уголке тебя подстерегает чудо. Можно конечно пройти мимо уныло опустив голову. Что ж, чудо вздохнет, проводит твою спину с опущенными плечами грустным взглядом и достанется кому-нибудь другому. Тому, кто постоянно ждет радости от распустившегося цветка, сиреневого аромата весны или осенней листвы на разбитой дороге. Муж и жена пенсионеры – возраст почивать на благоустроенной привычной площадке. Но эта пара беженцев западного разлива волей обстоятельств начинала в заброшенном военном городке жизнь с нуля. Две тарелки, пара ложек, одна кастрюля и черная статуэтка которая компенсировала все потери. Обложка и все иллюстрации созданы мною на основе личных фотографий, нейросети Kandinsky 2.1, программы deep art effects и Photoshop.

Глава 1

Через лесной коридор с каждым шагом навстречу Мане приближалось и увеличивалось зеркало воды. Она шла не спеша, после операции она вообще жила с оглядкой. Идея ежедневного плавания принадлежала мужу, но погода долго не устанавливалась, вода которую они проверяли каждый день, казалась холодной. Ждать она больше не могла и утром пока Глеб по обыкновению спал, тихонечко вышла из дома, и несмотря ни на что твердо решила открыть купальный сезон.

Она так решительно двигалась к намеченной цели, что даже не заметила, что на пляже не одна. Бросив на лужайку сумку с полотенцем и уже задрав на голову платье, Маня услышала голос:

— Здравствуйте!

Она так и замерла с подолом на голове. Хорошо, что еще дома надела купальник, а само по себе раздевание на берегу вполне нормальный поступок.

— Доброе утро. — Ответила из-под подола Маня, торопясь сдернуть платье она запуталась в нем. Балахин из марлёвки был слишком тонкой структуры, чтобы поступать с ним резко. Маня барахталась как муха в паутине, наконец ей открылась первая часть обзора — нижняя. Это оказались две женские ножки в розовых тапочках со стразами. Из них высовывались пальцы с бардовыми ногтями. Глядя на два больших пальца Маня представила свои аккуратно постриженные, но без педикюра и покраснела.

Чья-то рука оказалась на ее спине, маня похолодела и замерла. Она мигом представила себя эдакой бабушкой — бабочкой, которую сейчас наденут на булавку. Но укола не последовало, рука мягко расправила подол платья и бережно перекинула его через Манину голову.

Почти вплотную стояла женщина и с интересом рассматривала Маню. Карие глаза светились под низкой каштановой челкой. Сплошной купальник в алых маках не скрывал валики на талии незнакомки. Но подведенные глаза, свежий маникюр, который Маня заметила, когда поправила на лбу солнечные очки, скрывали недостаток талии. На пальцах сверкнули камни от массивных колец. Камни в серёжках светились на солнце так что казалось в середине перекатываются и при каждом движении вскипают крупные капли крови. В стеклах солнечных очков отражалась растрепанная Манина голова, и она вдруг без шляпы очков и маникюра вдруг почувствовала себя голой и беззащитной.

— Как водичка? — Наконец нашла в себе силы продолжить светскую беседу Маня. Женщина с виду была безобидной и даже приветливой, но Маня почему-то считала, что в этот ранний час будет на пляже одна. Чтобы без лишних свидетелей повизгивая и сжимаясь от холода в комок, решительно окунуться и проплыть хотя бы десять метров.

— Пока не осмелились.

«Осмелились?» Значит женщина в кровавых сережках здесь не одна, Маня повертела головой и увидела у себя за спиной мужчину ярко выраженной восточной внешности. Он спокойно разглядывал Маню и ничего не сказал, просто приветственно кивнул.

Пара в купальных костюмах на пляже явление обычное, но Мане почему-то стало страшно. Она понимающе кивнула, и обогнув кавказца решительно направилась к воде. Иголки холода мигом охватили ступни, и с каждым шагом коварно поднимались выше. Поддерживать себя визгами и охами на глазах незнакомцев Маня не стала, она мужественно шагала дальше, и когда вода достигла талии, развернулась, отметила что пара все еще смотрит на нее, плюхнулась в воду спиной и тут же поняла — вода совсем не холодная. Нырять она конечно не решится, но поплавает вдоль берега, чтобы в любом месте можно было коснуться ступнями дна.

Минут через 10 она уже куталась в полотенце, и гордилась собой так, будто выиграла олимпийскую медаль по плаванию. Пара стояла под мощными березами у края лесной тропинки, по которой Маня пришла сюда и по ней же должна была уходить с пляжа. Как она их не заметила? А что, если они в засаде — узнали, где скрываются свидетели, вычислили их с Глебом. А теперь под благовидным предлогом постараются познакомиться и попасть на их конспиративную квартиру. Маня старалась не смотреть в их сторону, обернувшись полотенцем сдирала с себя мокрый купальник и пыталась придумать как лучше уйти от слежки. Уже в платье она достала айфон, изобразила звонок и громко произнесла в трубку:

— Можешь не спешить — я уже искупалась. У шестого дома? Через три минуты буду там!

По мнению Мани выдуманный собеседник, который поджидает Маню в двух минутах пути, сломает коварные планы парочки… Те рассматривали ее в упор, и наконец спросили:

— Ну как вода?

— Кажется я согрела ее своим ужасом.

Мужчина и женщина хором рассмеялась, Маня прикурила сигарету, пара тоже чиркнула зажигалками и приблизилась к ней.

— Вы здесь живете?

Маня кивнула.

— Я отца ищу, вот и решили с первым пляжным днем обосноваться здесь и поспрашивать старожилов.

— Если он живет здесь, — быстро найдется. — Маня не поверила ни единому слову, но решила включиться в игру. — Гарнизон маленький все друг друга знают. Правда некоторые приехали недавно и снимают тут пустующие квартиры. Но на лавочках у каждого подъезда в хорошую погоду собираются пенсионеры. — Она говорила и маршировала к тропинке.

Маня постоянно видела в соседнем дворе компанию из пяти бабулек, которые отчаянно резались в карты. Они-то точно старожилы, но на пляж не ходят. На ходу она поделилась своими наблюдениями и посоветовала навестить эту компанию.

Женщина вздохнула:

— Пробовала, услышат фамилию и замолкают. Инспектор жилищной конторы приезжая.

— Найдется. — Подбодрила их Маня и перекинула пляжную сумку на другое плечо.

По дороге домой она уже почти сняла подозрение с пары и размышляла, может быть люди, как и они неожиданно вернулись в Россию и теперь пытаются восстановить утраченные связи. Они с Глебом тоже пытались, но пока получается не очень. Друзья и родные за 16 лет успели пройти солидную часть своего жизненного пути, и сильно изменились. Человек слаб, держится на плаву только в составе стаи. У кого-то это семья с детьми и внуками, у кого-то трудовой коллектив. У Мани — Глеб. И сейчас на родине, они как потерявшиеся в лесу дети и уже ровно год старательно изучают новые правила дружбы, общения и даже организации быта. В магазинах ассортимент продуктов Мане казался незнакомым, она постоянно путалась в ценах. Переводя рубли на евро, изумлялась трехзначным цифрам и училась вводить в память телефона новые контакты. Она постоянно пугалась, и чувствовала себя неуверенно, как только что на берегу. Переезд в гарнизон слегка ослабил напряжение, но не до конца. Ничего удивительного — за 16 лет, в Москве все поменялось, новые дороги, развязки и сами люди. Маня пообщалась со своей бывшей сотрудницей, по ватсапу, они повспоминали редакцию, общих знакомых, акционерный конфликт в Торговке. Но на встречу Маня не решилась — голосом милейшей Люси Славской говорила совершенно незнакомая ей женщина. А сейчас вообще полный караул на фоне войны с Украиной, люди кинулись вешать друг на друга ярлыки: свой-чужой.

Маня с Глебом чужие и свои одновременно, их здесь определили, как первых беженцев из Латвии. Сосед по лестничной площадке, который еще два дня назад помогал Глебу затаскивать в квартиру кухонный стол, вчера устроил под дверью митинг протеста. Пьяный Валера «Мигарь» требовал определить свою позицию немедленно! Надо вводить войска в Ригу или не надо!

— Я летчик, пенсионер, Прибалтику пора проучить, сам полечу первым же рейсом! Ни на минуту не задумаюсь. А проучить ее давно надо!

Валера «Мигарь» не одинок, на фоне шторма мировых событий по стране и миру распространяется пугающий холод, порывы этого ветра уже проникли и в скромные квартиры отставных летчиков, и в роскошные особняки нуворишей. Здесь в гарнизоне олигархов не наблюдалось, и даже казалось, что война, это где-то там, в другой вселенной. Что касается окрысившегося на страну Запада, так обитателям городка этот самый Запад по барабану. Ан нет! В апреле здесь похоронили первого героя войны, сын одноклассника Глеба пошел добровольцем и подорвался на мине под Волновахой. Одноклассники героя, родственники, соседи оплакивали Димку Гурова, вслух вспоминали каким он парнем был, а про себя думали — война не может быть далеко, и двух месяцев не прошло, а долетел ее осколок и в этот военный городок. Тяжело ранил мать парня — Алену Гурову, лето, а она ходит в черном платке на голове и все время кутается в кофту.

Маня миновала двор жилого дома номер четыре и успокоилась — женщина с кровами серьгами и кавказец за ней не следили.

Следователь Чуров, навестив в городке Маню с Глебом, советовал:

— Место спокойное, если сами высовываться не станете, никто вас не найдет. До суда никаких визитов к друзьям и родным. Куда вы там по легенде улетели?

— В Марсель. — Со вздохом подсказала Маня.

— Да уж, выпендрились. — Укорил Чуров. — Ваших доходов и на месяц жизни в Марселе не хватит. А вы уже на год там застряли.

Чуров окинул взглядом покосившуюся крышу бывшего гарнизонного универмага и хмыкнул: «Марсель, говорите. Ну-ну». Потом предостерег от новых знакомств, и неоправданных выездов из гарнизона. Запретил заполнять под своими именами любые бумаги. Прятаться осталось недолго — суд скоро, уже осенью.

Маня добросовестно пряталась от родных и знакомых, шугалась от незнакомцев и старательно восстанавливалась после перенесенной операции. Знакомых с озера можно забыть.

А вот маникюр с педикюром нужно сделать немедленно, в парикмахерской не засветишься, там паспорта никто никогда не спрашивал.

Маня присела на качели под старой яблоней и достала телефон, чтобы подобрать салон красоты неподалеку, и записаться на процедуры. Случайно нажала на Дзен, а там без комментариев показывали разрушенный жилой дом. Город уже контролировали русские и все равно долетел какой-то заморский снаряд, прошил все шесть этажей и рванул в подвале. На снимке она рассмотрела висящие на живой нитке балконы, и груду обломков вокруг и в середине дома. Утешает одно — многие с началом боевых действий успели выехать из города. Но в каждой квартире этого дома хранилась история семьи, мебель и бытовая техника, подушки одеяла. Теперь людям придется начинать с нуля. Маня с Глебом дважды так начинали. Удовольствие еще то!

На нулевой старт сегодня обрекают миллионы жителей Украины. И все во имя аферы узкой группы политиков, объявивших себя хозяевами мира. А мир за пределами границ России молчит о бомбежках нацистами мирных городов, западный обыватель не знает реальной картины и злится на Путина.

Вон Витас опять прислал свои обвинения Глебу. За убитых азовцев, взорванный тоннель, и вообще за все муж должен ответить не только потому что он русский так еще и подозрительно свинтил из Латвии перед войной. Витас был уверен — Глеб воюет. Муж спорить давно перестал, прослушал звуковой файл, вздохнул и чуть слышно произнес: «Два мира — два Шапира».

Хотя они, Маня с Глебом, волей судьбы попали в какой-то третий почти сюр реальный мир. Здесь в городке он был особым. Люди жили не спешно, разновозрастная ребятня большими стаями носилась по городку. Идешь мимо их компании и слышишь:

— Здравствуйте, здравствуйте.

Здесь все здоровались и даже малыши трех лет отроду, они уже гуляли по городку без взрослых и могли в любой момент вынырнуть из высокой травы и оказаться под ногами. Маня шла к цели и раскланивалась на каждое приветствие, наконец она добралась до детской площадки. Там ухватилась руками за перекладину, вытянулась на металлической лестнице так, чтобы почувствовать себя туго натянутым канатом. «7, 8» — считала она про себя. Сегодня следовало провисеть 15 секунд. Но на девятой она услышала очередное «Здравствуйте». С обратной стороны трубы несмотря на жару, в высоких ботинках и куртке стоял бородатый мужик и смотрел ей прямо в глаза.

— Здравствуйте! — Ответила она и отцепившись от трубы решительно произнесла: — Сигарет нет!

— До свидания! — Вздохнул местный бомж и поковылял за кусты.

У Мани сигареты лежали в сумочке, пару раз она выдавала их бедолаге. Но сейчас решила пресечь эту практику. Так получилось, что в один и тот же день она отломила кусок колбасы бродячей собаке и угостила сигаретой бородатого. Пес размером с овчарку буквально караулил Маню на каждом повороте, забегал вперед, бил лапой по всему, что она держала в руках, тыкался носом в спину. Не всегда у Мани было с собой лакомство для пса, зато пес вырастал перед ней всегда. Понадобился целый месяц, чтобы хвостатый понял — колбасы не будет и перестал гоняться за ней. Бомжа отучить от дармовых сигарет оказалось куда сложнее.

Этот спившийся и овдовевший летчик, один такой на весь гарнизон. Он получает пенсию и пропивает ее за три дня, остальные 27 дней курит и питается из милостыни. Об этом Мане поведала соседка, и предупредила — если станет помогать бедолаге деньгами сигаретами или продуктами, то очень скоро он будет сидеть под дверью квартиры и придется решать стоит ли лишний раз высовываться за дверь. Без дани перешагнуть порог, не получиться.

Мир меняется со дня его сотворения господом, и каждое новое поколение становится немножко другим. Люди в подростковом возрасте приобретают основные социальные инстинкты, которым будут следовать до конца жизни. У Мани в школе, на уроках литературы они несколько часов подряд обсуждали образ Обломова, пытаясь разобраться почему его следует отнести к категории «лишние люди». А на стыке социализма и капитализма лишних людей в России оказалось чуть ли не 80 процентов. Их увольняли с работы, отправляя на улицы торговать чем попало, кормили пенициллиновыми ножками Буша и опаивали спиртом рояль. Так их хотели приспособить к нуждам новоявленных капиталистов. Но это многочисленное племя так называемых «совков» было недурно образованно.

Вчера выбрасывая мусор Маня нашла стопку перевязанных веревкой книг. Маня просмотрела — литература в основном техническая. И здесь же общая тетрадь в дерматиновой обложке. На клетчатых страницах аккуратным почерком написаны формулы, нарисованы графики. Сейчас мало кто пишет от руки, и Маня с двумя книгами по вертолетам прихватила и тетрадку. Муж полистал, нашел фамилию автора записей убедился, что не знаком с ним и подвел итог:

— Джинсов тогда конечно не было, но учили нас хорошо. Между прочем, именно по разработкам советских инженеров сегодня создали и Сармат, и Авангард, и Циркон.

Маня подумала, создавали одни, а миллионерами стали другие. Осколки этих людей, увлеченных наукой и изобретательством, разлетелись и затерялись. А гарнизон, как остров забытый во времени, вместе с людьми, которые росли и приобретали свои социальные инстинкты в условиях равенства братства и справедливости. Ну не везде и не всегда — будем честными. Но они верили, что так должно быть. Этих людей воспитывали на принципах социализма — от каждого по способностям каждому по труду. И здесь в гарнизоне такой народ чудом выжил. Его каким-то образом обошли потрясения на заре первоначального наворовывания капитала. Устоял гарнизонный народ даже тогда, когда на всех россиян новые власти вместе с их заморскими кураторами напяливали смирительную рубашку. И что странно — почти везде удалось, а здесь не очень.

Теперь, курс поменялся — народ надо вернуть обратно в патриотизм и героизм. И что интересно, стараниями пропагандистов это тоже неплохо удается. Народ в стране посмеивается над европоликами, искренне ненавидит обитателей Банковской в Киеве, радуется, когда сообщают о ликвидации целых бригад и батальонов нациков. В 90-ые у россиян отобрали прошлое, а теперь нарисовали цель, эдакую мишень, пуляя в которую можно отомстить за потерянное, и мечтать о будущем, правда, пока в формате личных желаний. Но пятидесятилетнего лётчика-бомжа, на образование которого в СССР потратили немало средств, вычеркнуть из списка лишних людей и вернуть хоть куда-нибудь в созидательную жизнь уже не получиться.

Волей судьбы Маня с Глебом, попали сюда, чтобы зализывать свои раны, спрятаться от невзгод, набраться сил и жить дальше. Их приняли с сочувствием и те, кто помнил родителей Глеба, даже взяли под свое крыло. Считали — по ту сторону кордона своя мишень, там русских объявили лишними. Их капитал пригодится, а сами особи ни к чему. Там нарисованы свои мишени, а стрелы ненависти стараниями пропагандистов нацелены как в Россию целиком, так и в каждого ее гражданина в отдельности. Через прицел на восток смотрят не только политики, но и целые полчища одурманенных граждан. Уж Маня знает, через день да каждый день она разговаривает со своими подружками и знакомыми. Они не поверили, что, восстановив страховой полис, Мане сделали сложную операцию абсолютно бесплатно. Удивились, что украинских беженцев не ссылают в Сибирь, а разместив во временном жилье всем миром помогают им и одеждой, и питанием. Навыки коллективизма злобные власти девяностых не смогли разрушить до конца. Маня с Глебом смотрели репортаж из Лисичанска, где прямо на улице в большущей кастрюле, женщины варили гороховый суп на весь подъезд. В квартирах нет ни газа, ни воды, до поваров доносятся раскаты боя, а они знай себе помешивают суп и радуются жизни. Этот самый коллективизм помог и Мане с Глебом обустроиться, едва соседи услышали фамилию Глеба, как вспомнили его родителей. В гарнизоне, в свое время, отец был, влиятельным, авторитетным и чрезвычайно уважаемым человеком.

— Так ты Глебка Прокшин? — а что бородатый такой? — С интересом рассматривала Маниного мужа грузная женщина. — Опираясь на клюку, она протянула руку и коснулась ежика на голове Глеба. — В юности твой муж был костматым — Обратилась она к Мане, — а теперь бородатый и седой. Но глаза те же хитрющие-е-е. Я вам пару кастрюль приготовила и занавески. Знаю, что сняли вы пустую квартиру. Ничего, поможем.

И помогли, весть о латышах-беженцах разнеслась по старожилам гарнизона мгновенно. И скоро прибывшие в городок с одним чемоданом летних вещей Маня и Глеб получили в дар два стула, стол и 4 тарелки.

Соседка снизу на улицу давно не выходит — после смерти мужа отказали ноги. Алла Викторовна подкараулила Прокшиных у двери, а заманила к себе. Они с Прокшиными вместе служили и здесь и в Сирии, крепко дружили.

— И вы мне не чужие. — Заключила она и выдала им три цветочных горшка стопку вафельных полотенец и еще одну занавеску. Алла Викторовна велела называть ее Алей. Каждый вечер по ватсапу присылала пожелания «Спокойной ночи», и подписывала «Целую Аля». Через три часа Маня с Глебом повезут Алю к стоматологу.

Маня поднималась по лестнице с пучком срезанной осоки для Алиных котов. Она положит пучок на тумбочку у двери, туда откуда прихватила перед озером пакет с мусором. Беспокоить звонком Алю не станет ей тяжело добираться до двери, чтобы открыть ее. Было еще одно обстоятельство — Аля любит поболтать, и чего греха таить, посплетничать. В памяти Мани осели уже пять историй об адюльтерах местного значения. И что интересно, Аля постоянно оправдывала неверных мужчин и с яростью осуждала изменниц — женщин, которые настолько глупы, что не понимают какой незаслуженно щедрый подарок вручила дурехе судьба в виде мужа-летчика. Маня попыталась вступиться за слабый пол. У нее самой в истории уже четвертый брак. Но так спокойно и защищенно, как сейчас, она не чувствовала себя никогда. На лице Али с солидными остатками былой красоты хорошо очерченные брови поползли наверх, глаза застыли на Манином лице так, будто два луча готовятся прожечь в ее темени дырки.

— Ну ты то поняла, что лучше нашего Глеба никого быть не может! Да, ошибалась. А что касается счастья спокойствия и защищенности — об этом никому вслух не говори ни-ког-да! Завистников вокруг море. И если уж сейчас в пустой квартире ты чувствуешь себя и уютно и спокойно, то есть основания предположить, что в нашем маленьком городке тебе достался самый шоколадный муж. Держи его подальше от наших охотниц, как я своего держала.

Как именно и где Аля прятала мужа от охотниц, Маня уточнять не стала, и даже представить себе, как можно посадить Глеба на цепь и запереть дома не могла.

Но сама философия Али и ее проникающий взгляд вызвал два батальона мурашек — один пробежался по правому плечу второй по левому.

Маня потихоньку открыла дверь и шмыгнула в квартиру. Тишина, Глеб, наверное, не проснулся, Маня сняла пляжные шлепки и на цыпочках направилась к балкону. Купальник на солнце высохнет быстро, и муж не узнает о ее своевольничестве. Все предписания по Маниной реабилитации доктор выдал не ей, а Глебу. И теперь оказавшись под полным контролем мужа, Маня насобирала порядка 30 «Нельзя», и поняла, что под таким прессом запретов человек не выживает. Больше 2,5 килограммов поднимать нельзя, следовательно, самостоятельный поход в магазин под запретом. Нельзя простудиться и не дай бог отравиться, нельзя есть жареное соленое твердое острое и градусное. Нельзя долго ездить на машине и почему-то летать самолетом. Все было нельзя, и Маня стала предполагать, что, не желая отпустить жену к подруге в Черногорию, он по личным соображениям добавил в список запретов самолеты. То же самое и с Питером. Сапсан идет всего три часа, но это время придется провести в сидячем положении, а это тоже вредно.

Иногда Маня огрызалась:

— Жить вообще вредно, некоторые от этого даже умирают.

Муж давал сдачи:

— Доктор тебе категорически запретил курить, а я разрешил.

И Маня примолкла. Иногда надо быть немножечко хитрее вот, например, сейчас она ходила пройтись, а не купаться. Муж оказывается не спал, он выслушивал кого-то по телефону и не заметил Манин манёвр с мокрым купальником. Они спокойно позавтракали Маня рассказала про бомжа. А Глеб сообщил, что хозяин гаража пока не приехал, должен был, но… И вообще сказал, что сдавать и даже продавать гараж пока не собирался. Поболтав еще чуть-чуть они спохватились, пора было везти Алю к дантисту. А это целая операция Маня на лестнице поддержит Алю под руку при этом она должна шагать на ступеньку ниже и слева. Правой рукой Аля держится за поручень, а строго впереди на две ступеньки ниже спускается Глеб. Машина уже стоит у бордюра напротив подъезда. Такой высоты хватит чтобы Аля могла сесть в салон, а потом руками одну за другой поднять туда ноги.

Взбалмошные муж и жена опоздали на целых три минуты, Аля уже сидела на тумбочке в подъезде. Умело накрашенная, тщательно причесанная и с идеальным маникюром она строго посмотрела на Маню, и та поняла — в такие важные моменты, следовало быть поточнее. Наконец они разместились в салоне и ринулись с места. Глеб, сворачивая на центральную дорогу спросил:

— Аля ты не помнишь, где был гараж отца?

— Как где?! Рядом с нашим. Только Антон отдал его Михееву.

— А ты кому отдала свой?

— Никому. Там Васины вещи, как я могу чужого туда впустить. А ты почему спрашиваешь?

Глеб пожаловался, что вторую неделю не может арендовать гараж. Одноклассник переехал с семьей в Москву и дарит им с Маней на бедность два велосипеда. Просит забрать, а некуда. Маня уже сварила клубнику. Тоже надо куда-то девать… Аля помолчала:

— Хватит вам скитаться по чужим углам! Порылась в сумочке и протянула Глебу массивный ключ.

Так начинались очередные приключения это бедовой семейки. Сначала ключи от гаража, а с ними и чужие проблемы уже готовы были шарахнуть их по голове.

Глава 2

Домой они вернулись только через три часа, утомленная Аля немедленно отправилась в кровать. Маня озадаченная программой лечения зубов тоже плелась по лестнице понурив голову. Показывать свои виртуальные клыки доктору, Глеб категорически отказался:

— У меня ничего не болит! — Осадил он дантиста и пулей вылетел за дверь. Врач, молодая стройная женщина изумленно проводила его взглядом, потом вопросительно посмотрела на Маню, которая прыгала на одной ноге пытаясь не свалиться на пол. Синие бахилы прилипли к босоножкам, и она старалась отодрать полиэтиленовый пакет от подошвы. Не дождавшись ответа на взгляд, доктор решила повторить вопрос голосом:

— Что-то не так?

Маня замерла на одной ноге как цапля, в зеркале встроенного шкафа для одежды посетителей отразилась картина: врач с вопросом на лице и еще 4 пары вопросительных взглядов с банкетки, ожидающих приема страдальцев. Стремительность, с которой муж ретировался за дверь частной стоматологической клиники могла зародить у клиентов сомнения. Понятно, почему хозяйка клиники в странной сцене решила сразу поставить точку.

Мане надо было что-то сказать:

— Глеб просто привез нас сюда. Даже если бы женщина и захотела объяснить ситуацию, то не смогла бы. В русском языке нет слов, которые смогли бы отразить глубину страха Глеба перед стоматологами. Ужас и паника охватывали его при одной фразе: «Едем к зубному». Это была самая надежная кнопка управления, та самая слабость, используя которую мужа можно было завербовать даже в бригаду переселенцев на Марс. Прыгать с парашютом, дать смачного пинка амбалу, на две головы выше его самого, поставить на место дебошира — это вмиг без сомнений и с дорогой душой. А вот пожаловать в зубоврачебное кресло ни — за — что.

Однажды Мане удалось-таки втолкнуть мужа в стоматологический кабинет. Это была история с продолжением, которое дает о себе знать до сих пор. Как только набухнет правая щека Глеба, начинает корить себя — ну зачем заставила мужа пойти к врачу. Впрочем, выбора у них не было, зуб разболелся перед самым выездом из дома. Путь предстоял не близкий — 2000 километров только в один конец. Тогда они мотались по Европе исключительно на машинах, подготовка к вояжу велась заранее, уточнялся маршрут и время встреч в разных точках. Было это зимой, улицы и парки Елгавы покрыло снегом, градусник опустился до двадцати ниже нуля. Три дня велись переговоры с двумя издательствами — одно в Праге, второе в Австрии. Глеб рассчитал маршрут, наметил три дополнительные встречи и две масштабные съемки по автомобильным делам. Выехать они собирались в ночь, — к утру доберутся в Польшу, там осмотрят для заказчика первую машину, сбросят снимки и рванут дальше. На границе с Германией снимут отель, немецкие апартаменты слишком накладны. Закупят продукты, чтобы хватило на три дня и потом прямиком в Мюнхен. Сумки собраны, загружены в багажник, а зуб, который ныл с самого обеда разошелся не на шутку. Махнуть бы на все рукой, и полоскать рот теплой водой с содой каждый час, или подержать во рту ложку подсолнечного масла, принять пару таблеток кетанова и забраться под одеяло. Лежать глядя на огонь в камине и баюкать свою щеку. Но нельзя. В Мюнхене человек будет проездом, специально запланировал пересадку, чтобы встретиться с Глебом и Маней. Вот тогда и удалось Мане запихнуть мужа к дежурному врачу, провокационный зуб молодой врач удалял с таким рвением, что пробуравил в челюсти Глеба дыру, устроив в полости рта не предусмотренный природой сквозной проход между полостью рта и носом. Поездка была еще та. Стоматолога не добрым словом поминали каждый час, и как только вернулись — сразу в клинику. Повезло эскулапу, горе-умельца на месте не оказалось. Выслушав разгневанного клиента, хозяйка клиники выставила вперед ладошку в тонкой резиновой перчатке, и нырнула за дверь кабинета. Через пять минут пригласили и их с Глебом, за столом сидела милая женщина, которая честно глядя в глаза Мане заявила, что никаких мужчин в ее штате нет и не было никогда. Чек они не сохранили, это выяснилось еще на фазе горячей стадии в приемной, а договора растяпы клиенты и вовсе не подписывали, даже привычка делать снимки в любом месте, не сработала — в клинике Маня ничего не снимала. Получилось, что десять дней назад, аккурат во время визита Глеба к врачу по техническим причинам был вообще отменен ночной прием, а коли так, то этот «кревиес» (так по-латышски звучит слово русский) просто фантазирует, либо зуб мужу в этом самом кресле зверски выдрал некто мистер полтергейст. Злоумышленник пробрался в клинику, ответил на звонок и предложил бедолаге с острой болью немедленно приехать. Дальше искать этого доктора Глеб категорически отказался. Маня потратила на расследование целых три дня, и уже выяснила, что племянник хозяйки учится в медицинском и периодически дежурит по ночам в клинике под строгим наказом родственницы в сложных случаях немедленно звонить ей. Но сейчас сессия закончилась, и племянничек с медсестрой укатили кататься на горных лыжах.

Глеб отмахнулся рукой от информации о враче-вредителе и сказал, что, если Мане интересно пусть выслеживает себе на здоровье неумеху, только сам Глеб ни к какому дантисту в трезвом уме и твердой памяти больше не пойдет.

— В крайнем случае, отвезешь меня туда под общим наркозом. Дома укол и вперед в бессознательном состоянии.

Эту историю троица вспоминала уже в машине по дороге домой. Перспектива везти Глеба к врачу под наркозом Алю развеселила, они даже вспомнили, что здесь в военном городке был врачебный кабинет с настоящим пыточным аппаратом. Зубы доктор сверлил механическим аппаратом, который приводился в действие нажатием педали. И от того, насколько врач силен, зависит скорость вращения бура, а уже от скорости степень болевых ощущений объекта, намертво пристегнутого к креслу. Не удивительно что, имея личный опыт таких зубных экзекуций многие подросшие гарнизонные детки, всю сознательную жизнь старались избежать стоматологических услуг. Маню стоматолог приговорил к удалению обломанного зуба, а потом через неделю планировал установить на пустующее место имплант. Пустующих мест у нее во рту было всего два. Доктор долго раскачивала каждый зуб и приговаривала — этот тоже сомнительный. Подумать было над чем — стоимость одного импланта равнялась цене стеклопакета размером два тридцать на метр восемьдесят, которые Мане устанавливали сейчас в питерской квартире на Петроградской. Теперь она склонялась к мысли — пожить пока с обломанным зубом. Задумчивость жены Глеб расценил по-своему:

— Пока не болит, нечего его и трогать.

Они сидели на кухне, отпиваясь чаем и закусывая зефирками зубодробительные воспоминания. По дороге они свернули к гаражам, Аля показала свой, потом они с большими предосторожностями переместили соседку от машины к квартире и теперь наслаждались покоем и зефирками. Странное дело, еще три часа назад они расстроились, что хозяин пустующего гаража неделю морочит им голову — сдам не сдам, а теперь ключ в барсетке, идти к месту не больше пяти минут. А они не спешат. Аля сказала, что в гараже есть погреб — вообще отдельная удача. Сама Аля в погребе не бывала никогда, а в гараж не ходила целых пять лет, но Глеб разберется. Муж копался в телефоне. Маню, как магнитом тянуло на озеро, день был теплым, вода прогрелась и можно отличненько поплавать. Подконтрольная Маня, чтобы не схлопотать семейный выговор с занесением в дневное расписание, делиться утренним геройством с мужем не стала. Наслаждаясь давно забытыми ощущениями в одиночку, и покачиваясь на приятной волне утреннего мокрого преступления, она смотрела на мужа, но думала о своем.

— Как думаешь, получиться? — Повысил он голос.

— Конечно получиться! — С энтузиазмом произнесла она.

Муж с сомнением уставился на жену и примолк. Маня сообразила, что прослушала, о чем именно шла речь, но признаваться в мечтательной рассеянности не стала:

— Глаза бояться, а руки делают!

— Есть еще один лозунг — «Вперед к победе коммунизма!», — съехидничал Глеб и продолжил: — Колись что за тайна. Я говорю, а ты не слышишь.

— Извини, задумалась. Утром на озере была — люди уже купаются. Может, сходим, попробуем воду.

Глеб вышел на балкон, сверил показания градусника с личными ощущениями и согласился на поход к озеру. Для качественной пробы воды, Маня сунула в пляжную сумку два полотенца, сменные плавки для Глеба, две упаковки берушей. Быстро сдернула с веревки купальник и натянула на себя. Звонок питерского прораба застал Маню, когда она уже застегивала сандалии. Строитель перечислял проблемы, а Маня угукала и ждала цифру, в которой прораб обозначит стоимость дополнительных расходов на этом этапе. Смысл любого звонка сводился именно к этому. Если у Мани было время и настроение, она уточняла, спрашивала, требовала прислать фотографии или включить видеосвязь. Дистанционная замена труб, установка натяжного потолка, замена окон влетала в копеечку. Но сейчас душа Мани уже летела к воде, а бренный слух без интереса ловил аргументы мастера.

— Хорошо, я переведу часа через полтора.

— На этот раз сколько? — Спускаясь по лестнице спросил Глеб.

— Немного, семь тысяч.

Семь тысяч это две полноценные закупки продуктов в магазине на три-четыре дня. Постоянные звонки прораба Игоря вроде бы оправданны, но подозрительно быстро опустошают бюджет запланированных работ. Не сделано еще и трети, а от денег осталась четверть. Первое время Маня много думала, нервничала, делилась своими подозрениями и опрометчиво жаловалась мужу. Первый сигнал о том, что ремонт его достал, поступил от мужа три дня назад:

— Заканчиваем на ванной и точка.

Жить в Питере они не собирались, квартиранты перед вселением, ссылаясь на ряд недостатков вынудили снизить цену. На время ремонта Маня и вовсе скостила им половину. Словом, точку ставить было никак невозможно, Маня уже заказала и даже оплатила новые окна. Этот сюрприз она собиралась преподнести мужу в виде снимка первого установленного, и уже облагороженного окна, где-то через неделю. А он уже сейчас пригрозил точкой. Впредь выбирая темы для бесед, она принялась демонстрировать удивительную гибкость. Прогуливаясь вечерами по городку охотно выслушивала детские воспоминания. На бетонной дороге в направлении аэродрома муж резко остановился с поднятой ногой, потом осторожно сместился в сторону, наклонился и прошептал:

— Мой алфавит! Надо же выжил!

Маня присмотрелась, по правой стороне дороги в столбик на расстоянии детского шага шеренгой выстроились буквы алфавита. Эдакий букварь под открытым небом придумал кто-то из родителей. Гарнизонная ребятня жила вольно, засадить ребенка за книжки стоило больших усилий. А тут можно шагать по буквам, перепрыгивать от «Г», до «Е». Глеб вспомнил как долго тренировался и допрыгивал до «Ж». Уж какой краской 40 лет назад покрывали «К», «Ю» и «С», муж не знал, но они четко выделялись на асфальте. Между «М» и «Л», в семь лет Глеб подвернул ногу и неделю ходил с тугой повязкой на ступне. За высокой по грудь травой муж видел здание штаба, от которого теперь остался только фундамент. На днях он показывал Мане гарнизонный медпункт. Двухэтажное здание из добротного красного кирпича с укором смотрело на мир пустыми проемами окон, а через дыру на крыше пророс тополь, ветки которого бережно прикрывали чердачное окно. Это там сверлили малышу зуб пыточным буром. Заброшенный и наполовину разрушенный городок производил на Маню тягостное впечатление. Она смотрела репортажи из Донецка, где после бомбежки, люди убрав осколки, спешили высадить цветы. Здесь в семидесяти километрах от Москвы, уютный военный городок похоже погибал от чиновничьих диверсий. Может они решили сделать гарнизон непригодным к использованию и выставить «золотую» землю с полным набором коммуникаций на коммерческие торги? Бизнесмены в погонах жили по условиям дикого отечественного рынка. От адвокатов одного из них Маня с Глебом здесь и прятались. Увы!

Они этого полковника Пугайло и в глаза не видели, а он своими коммерческими разборками вынудил-таки Маню и Глеба сорваться с насиженного места и рвануть в Москву. Думали на неделю, а прошел целый год. Насколько они застряли здесь непонятно, вот и жили без какой бы то ни было перспективы в ближайшее время вернуться в свой дом с камином. Эту историю Маня изложила в книге «Трасса потерь и находок».

Сегодня они петляли по тропинке через бывший гарнизонный парк, в котором местами сохранились скамейки, уцелели железные детские качели. Муж несся к озеру на предельной скорости, Маня старалась не отставать и ныла за спиной:

— Мы же вышли на прогулку, а не на дистанцию. — Она привыкла передвигаться по ровным тропинкам, а здесь Маню, постоянно норовили подсечь, то мощные корни, то забытая кем-то толстая палка, то ямка с остатками воды после дождя. Маня с наступлением лета успела больно удариться большим пальцем, дважды поскользнуться, и один раз шлепнуться в лужу в своем платье, отороченном снизу оборками и кружевами. Муж, поглядывая на модельные Манины босоножки, вздыхал и дважды в магазинах подводил ее к прилавку где торговали калошами и резиновыми сапогами. Местные модницы, после дождя, прямо на босу ногу надевали высокие калоши до щиколотки и спокойно преодолевали все засады на тропинках и дорогах городка. Для калош она пока не созрела, но смотреть под ноги уже научилась. Потому и влепилась в спину Глеба на полном ходу, он тоже не ожидал торпедного удара от жены, и чтобы не упасть машинально сделал шаг, угодив в крохотную лужу. В ней сложно было искупать даже котенка, но у мужа был явный талант, из всех вариантов возможной неприятности вляпываться по максиму. Босая ступня, правый сандаль и голень до самого колена мгновенно покрылись художественными разводами грязи. Но Глеб даже не чертыхнулся, умудрившись перехватить в падении жену, он выставил ее вертикально земле, укрепил и повернул лицом в сторону зарослей. Ветки незнакомого Мане дерева достигали земли и были закреплены на ее поверхности рогатками. Плотная стена зелени не позволяла увидеть, что там за ней, и Глеб как завороженный принялся огибать по кругу прибитый ветками к земле куст, он искал вход в шатер. Нашел, пригнулся и нырнул под ветки. Пространство внутри напоминало пионерскую палатку, на земле лежали несколько досок и абсолютно сухие разломанные картонные коробки. Маня, присев перед входом разглядывала картину снаружи, а муж, передвигаясь на корточках приговаривал

— У нас был точно такой и на этом самом месте. Если бы не бутылка из-под колы и пакет от чипсов, я бы решил, что сработала машина времени. Взяла и забросила меня в семидесятые, забыв уменьшить в размерах.

С каждым днем муж все больше впадал в детство, Маня одновременно и боялась за него и завидовала. Мало кто мог позволить себе нырнуть в картины собственного детства. Маня, например, даже если бы и захотела, то не смогла. Силуэт набережной Робеспьера добавился огромным зданием, которое прикрыв казармы военного училища, загородило вид старой водонапорной башни. Да, расширили проезжую часть, продолжили парапеты вдоль берега Невы, оборудовали новый спуск и установили перед ним памятник жертвам ГУЛАГа. В историческом центре Санкт-Петербурга по праву сильных новые власти спешили занять самые лучшие места. Олигархи и их адепты новые властители большие и маленькие, в 90-е были преобразованы из комсомольских начальников.

Время прошло, новые дети подрастали в новых условиях, московские пригороды стали называться Москвой. Отживали свой век захолустные городки, сверкали и кичились богатством столицы. Этот же небольшой гарнизонный городок застрял между времен и эпох, тихо погибая под обстоятельствами событий.

Маня с Глебом завернули за угол двухэтажного дома, на торцевой стене из серого кирпича красным была выложена дата: 1964 год, и взяли прямой курс к озеру. На пляже было немноголюдно, в кустах чуть в стороне сидел на своем посту рыбак, его мохнатая собачонка скучала у самой кромки воды, она сидела столбиком, склонив голову набок, смотрела куда-то вдаль.

— Маленькая Пенелопа — кивнула в сторону шпица Маня, Глеб улыбнулся и кивнул в ответ. Жена уже скинула платье и уверенно направилась к воде.

— Стоять! — Притормозил он ее в шаге от цели, сбросил сандали и закатав штанины вошел в воду. — Холодная, чтобы купаться.

— Это так кажется, я утром окунулась и сразу стала теплой!

— А мы так и не осмелились. — Услышала Маня за спиной голос утренней загоральщицы. — Хотя люди приходили, купались. Местные говорят надо подождать пару дней, чтобы вода прогрелась, — Тараторила женщина в кровавых сережках. Пока Глеб отвернулся Маня шмыгнула в воду.

— Ладно поплавай сколько выдержишь, — разрешил муж, — сам потом разотру тебя полотенцем.

Он остался на берегу разговаривать с земляками, а Маня плескалась в воде.

Они еще болтали, когда она выбралась и накинула полотенце на плечи. Муж принялся растирать Маню, не прерывая разговора. Пока одевалась, услышала незнакомые названия «Бугры», «Малютино». Утренние знакомцы тоже одевались и вытряхивали одеяло. За день они успели примять в траве полянку, где отдыхали по очереди. Один лежит, загорает, а второй встречает вновь прибывших, уточняет местный житель пришел искупаться или нет. Если попадался старожил, пытались выяснить не знаком ли кто с пропавшим отцом Лены Вересовой. Фамилия Лены по матери, брак они с отцом не регистрировали, едва Лене исполнилось три года они с мамой уехали в Херсон. Туда и пришло загадочное письмо, которое мать изучала со своей закадычной подругой. Лена ходила тогда в третий класс, услышала: «Ленка вырастет пусть сама разбирается». Вот она выросла, на Украине началась война, дед умер и завещал внучке покосившийся дом в Буграх. Приехала, а отца отыскать не может.

Вересова в местной школе не училась, приехала сюда в марте, живет в Буграх в дедовском доме, приезжает в Малино по возможности, но следов отца найти пока так и не смогла. Запрос в военкомате не приняли, не смогла Лена подтвердить родство, вот и сидит в засаде на пляже.

Маня с Глебом заглянули в засаду, похвалили Лену за находчивость. Высокая трава скрывала от посторонних глаз поляну, примятая трава служила естественной подстилкой для одеяла. Ни Глеб ни Маня в таком укрытии под солнцем, да без купания, целый день не выдержали бы, но эта пара скрашивала свою семейную разведку сухим вином, пивком, бутербродами, шоколадками и фруктами. На раскинутом полотенце лежали вишня и абрикосы, сухарики, печенье. Рядом стояла стопка одноразовых чистых стаканов, и Маня поняла, потенциального свидетеля Лена приглашала к скатерти-самобранке и расспрашивала. Отличный ход!

Прощаясь Лена протянула Глебу крохотный листок, размером пять на пять, где значился номер телефона, ее имя и фамилия Шибух В.А. Вежливый Глеб сунул бумагу в портмоне за бесполезную пока, шведбанковскую карту Виза, и попрощался. По дороге к дому они еще поговорили о Лене. Муж честно пытался вспомнить хоть кого-нибудь с такой фамилией и пришел к выводу, что у семьи Шибуха могло не быть детей, которые росли и учились здесь в гарнизоне. А биографиями и фамилиями взрослых он тогда не интересовался. Маня рассказала, что утром приняла эту пару за посланцев от пугайловских адвокатов. Глеб отметил, что бояться нечего, даже если и так. О Лене Вересовой они тут же забыли.

Но ее история уже потихоньку опустила очередной камушек чужих проблем и секретов в мешочек с их будущими неприятностями. Они не услышали этого тихого стука, внимание отвлек кран с характерной военной раскраской, припаркованный у здания почты.

Глава 3

Проснулась Маня от грохота, она даже подумала, что забыла вечером выключить телевизор и теперь на канале Соловьев лайф показывают очередной сюжет «Без комментариев», со свистом снарядов, грохотом передвигающейся тяжелой техники. Экран оказался темным, а техника грохотала, посылая в ее спальню эхо тяжёлых ударов. Глеб, по обыкновению спал, высунув ногу из-под легкого одеяла. Все, как обычно — только где-то грохочет.

Маня потихонечку прокралась на балкон, сняла с веревки купальник и полотенце, полила цветы, и стараясь особо не шуметь выскользнула за дверь.

Странно, но тайные утренние походы на озеро возвращали в ее память картины детства, когда она с подружками тайком убегала от бабушки на Финский залив. Каждое лето уже в конце апреля они переселялись в Лахту, где прямо у железнодорожной платформы крепко стоял дом Маниного прадеда. Дом был большой и прочный, даже проложенные в тридцати метрах от торцевой стены рельсы для электрички ему почти не повредили. Павда по весне погреб стало заливать — в кладке появились трещины. Но в погреб Маню не пускали, так же как к водоемам — реке Лахтинке и финскому заливу. На реку Маня и сама не пошла бы — вода там была проточной, холодной даже в тридцатиградусную жару. Другое дело залив, по песчаному дну которого можно было идти добрых пятнадцать минут, и не замочить верхней части купальника. Но купальник в целях бабушкиного спокойствия Маня оставляла дома и обязательно на видном месте. Лучше искупаться с подружками в маечке и трусиках, чем сидеть в саду дожидаясь пару часов, когда возбужденные и посвежевшие девчонки вернутся и позовут ее играть.

Бдительная бабуля только однажды чуть было не раскусила ее хитрости, заметив мокрую косу. Двенадцатилетняя Маня поработала над ошибкой, стала зачесывать и крепить волосы на самой макушке, косу заворачивала в полиэтиленовый пакет, туго перехватывая резинками. Получалось даже красиво, коротко стриженные подружки завидовали и называли ее Нефертити в глаза, и «Не вертите» за спиной… Когда это было? Давно — две эпохи назад, первая закончилась Маниным ранним замужеством, вторая развалом страны. Третья и четвертые эпохи отдельная тема.

Похоже, сейчас наступила пятая эпоха, вопрос лишь в том какая она — несет глобальные перемены или конец истории? Маня шагала по дорожке, старательно всматриваясь в дорогу. Вот люк — торчит посередине тропинки как огромный шампиньон, его надо обогнуть Маня свернула и угодила в чьи-то объятья:

— Ты Мария куда летишь ракетой?

— Извините теть Клава, задумалась.

— Значит, есть над чем. — Резюмировала Клава, опираясь на клюку. — Ты к почте не ходи, нарвешься на политинформацию, а потом Войко тебя в неблагонадежные запишет.

— Кто это?

— Виктор Афанасьевич, замполит наш, видела маленькую машину с портретами — это он.

Маня видела припаркованную во дворе Оку, с избирательным портретом Платошкина, какой-то листовкой, и георгиевской лентой, приклеенной на месте молдинга. Она даже остановилась, чтобы рассмотреть получше — крохотуля отечественного пошиба гордо держала удар между Тойотой и Лексусом. Казалось, что своими плакатами эта машина бросает вызов всему заморскому образу жизни. У вас кондиционеры, подушки безопасности и паркинг — а у меня идеалы! Дорогие сердцу, и за них я буду стоять насмерть! Вдоль разбитых дорог городка парковалось много машин, но патриотических было только две, ока с плакатами и жигули с дырками по всему периметру. Последние Маня встречала на забегах, автомобиль-решето перемещался исключительно по периметру гарнизона. Ока всегда стояла на посту как памятник. Она и определила машину, как местный раритет, превращенный в эдакий символ лучшим временам военного городка. Ан нет, — раритетная ока с Платошкиным на стекле этим утром припарковалась на обочине центральной дороги гарнизона. Вокруг собрались около восьми человек, они о чем-то галдели, передвигались вокруг оки, перебегали через дорогу размахивая руками. Посчитать точно сколько человек роится вокруг крохотной машины Маня не могла, и понять, что они кричат тоже. Зато уже на подходе заметила, как над зданием почты, откуда Маня еще месяц назад отправляла посылку с занавесками в Питер, раскачивалась стрела крана с тяжелым грузом. Сначала раскачивается, а потом как замахнется и летит в стену. Здание охает и выгибается под ударом. Дорогу к объекту отгородили полосатой лентой и выставили трёх часовых. Они преграждали дорогу любопытным и недовольным, первые послушно огибали запретный маршрут и отправлялись восвояси, недовольные покричав на часовых, возвращались к оке. Там останавливались и громко говорили о чем-то.

«Митинг протеста!» — сообразила Маня, и решила было свернуть в лес на знакомую тропинку, напрасно она, поддавшись любопытству пошла вперед. Советовала же тетя Клава обойти митингующих. А теперь не получится, путь к следующей тропе пролегал как раз рядом с окой и митингующими. Маня поравнялась с машиной, поймала на себе укоряющий взгляд политика с плаката, со всеми поздоровалась и уже сделала шаг по направлению к тропе, чтобы продолжить путь, как услышала:

— Квадрокоптер сбросил бомбу на штаб в Севастополе! Запускали его с соседнего дома, а сигналы датчиков глушил один из замов главы города.

— Предатель, значит! — ахнула одна из женщин.

— Дурак значит! Особняк построил недалеко от штаба, место козырное. А домашние придумали глушилки поставить, чтобы никто не слушал, о чем там говорят…

— Посадят теперь небось.

Мужик посмотрел на женщину долгим терпеливым взглядом и начал лекцию. Он говорил о караульном уставе и политической грамотности солдата. Об ответственности за его действия начальника караула и начальника штаба. О том, что случай в Севастополе вопиющий, но морской парад отменили напрасно. Глава города совершил большую политическую ошибку, сам поддался панике, а враги аж захлебнулись от радости. Распоряжение на радость западу издал мэр, а он гражданский, город же, с таким объемом военной инфраструктуры и техники — это гарнизон. Ну как наш, только большой. И управляться он должен военными.

— Чтобы никакой гражданский чиновник, права табуретку поставить на улице не имел, без специального разрешения коменданта! — Рука говорившего поднялась вверх, замерла и напряженная выпрямленная ладонь хлестко рубанула воздух.

Высокий коротко стриженый мужчина спину держал прямо, после каждого предложения переводил взгляд на очередного слушателя. Как учитель в классе, который излагает материал и следит за тем чтобы внимание школьников было направлено только на тему урока. Фразы звучали коротко как истина в последней инстанции.

— Разберутся, виновных накажут, придурков уволят. Власть переменилась, либералам конец — теперь решают все военные и патриоты. У военных должен быть порядок! — Излагал свое политическое видение Войко. Владимир Афанасьевич, тот самый замполит, который и после 30 лет перестройки с перестрелкой не оставлял свой пост. Правда, теперь исполнял свою службу на общественных началах.

Маня проследила как кран замахнулся на дом в очередной раз, и гадала успеет замполит закончить фразу до грома очередного удара, или нет. Успел.

— А с нашим гарнизоном что теперь будет — вон громят все. И штаб развалили, и продовольственный склад? — Спрашивали из толпы.

— Держаться будем! — Озвучил решение замполит. Помолчал и добавил, — Коммунисты мы или нет?!

Народ загудел, и Маня поняла надо уходить. Она не вступала в ряды КПСС, и в числе ее многочисленной родни никто не обзавелся членским билетом. Правда вполне мирно сосуществовала с коммунистами, брала у многих интервью. Даже у нынешнего президента, когда тот работал под Собчаком в Питере, и у Матвиенко тоже, в боевые комсомольские времена Валентины Ивановны. Карьера в те времена прилагалась к партбилету, а идейные Мане не встречались.

Петляя по тропинке, Маня удалялась от почты, и приближалась к жилому дому, куда перед школой родители привезли Глеба. Еще две недели назад он крепко стоял на фундаменте, правда без окон и в плотном окружении кустарника. А теперь превратился в груду разбитого кирпича. Ей было жалко дом. Ну по какой такой важной причине разбивают полуметровые стены из добротного красного кирпича?

Лет шест назад она была в гостях у художника в восточной Европе, он совместил открытие выставки с новосельем в новом доме. Такой же из красного кирпича с толстыми стенами и сводчатыми окнами. Художник выкупил древнюю конюшню у муниципалитета всего за 500 евро. Не потому что был сватом или братом местного главы, а потому что представил в городском собрании подробный план реконструкции. Оборудовав в доме жилые помещения, камин, мастерскую и бассейн, он оставил внешние стены такими какими их запечатлели старые фотографии. Художнику не разрешили обносить участок забором, и объявили, что на поле перед домом будут пастись лошади. За это он вправе брать деньги с хозяина стада. Выставка Мане не понравилась. Художник не писал картины, а промышлял инсталляциями. На глазах у Мани, старую железную лейку, с небрежно вырезанной из металла головой аиста в носу, купил какой-то безумец. Его не остановил даже неряшливый моток колючей проволоки, из которой художник-инсталлятор соорудил гнездо с функциями постамента. По обеим сторонам, опять же из проволоки с колючками, было выгнуто нечто, в чем зритель должен был увидеть крылья. Но воспринимать это как крылья можно было исключительно с большой натяжкой искривленного сознания. Пятнадцать минут назад художник Эвальд растолковал Мане, что аист птица вольная, далеко улетает на зимовку, а весной прилетает гнездиться на родину. Но восточная Германия долго жила за глухой стеной цивилизованного мира, настолько долго, что люди забыли каково это быть свободным. И как этот аист, продолжают жить опутанные коммунистическими догмами, как колючей проволокой. Спросил откуда Маня приехала, услышал, что из Латвии и сочувственно вздохнул: «Ваш случай еще хуже». Маня стояла у лейкоаиста, пялилась на грубый клубок проволоки, удивлялась почему автор не отдраил бок лейки от ржавчины. И наконец стала свидетелем продажи этого сомнительного произведения искусства за 59000 евро…. В Германии старинные здания не рушили. В Латвии тоже, они с Глебом часто ездили на развалины крепости в Добеле, где проходили певческие праздники. Философия местных звучала так — время разрушений ушло невозвратно, наступил период созидания. У кого как. Она немного постояла у груды разбитых кирпичей дома, в котором жили первые поселенцы гарнизона, отапливаясь дровяными печками и таская ведрами воду из колонки. Когда появились первые блочные дома, люди переселялись в них неохотно. Этот строили пленные немцы, дом был теплым, из окон не дуло, а вечный гул вертолетов почти не проникал через толстые стены. И вот теперь здесь груда кирпичей, из которых торчат круглые сухие бревна. Отличный строительный материал лежал под открытым небом. Говорят, что военные готовят гарнизон для передачи на баланс района, и здания с прохудившейся крышей никому не нужны. Расточительство конечно, но страна у нас богатая. Только люди в ней живут бедно.

Уже из леса, Маня услышала радостные визги детских голосов, она ускорила шаг — замешкается и муж застукает ее с мокрым купальником.

Лже-шпионы были на посту, Лена разговаривала с молодой женщиной, которая в ответ, то пожимала плечами, то коротко кивала. Маня знала — молодая мама с мужем еще семь лет назад приехала в гарнизон к дальним родственникам из Луганска. Муж исполнял в гарнизоне роль сантехника и мастера на все руки. Маня с Глебом сами приглашали несколько раз Андрея, он устанавливал розетку, менял газовую плиту, помогал вешать кухонные шкафчики. А на днях обещал вырезать и установит стекло на дверцу мебельной стенки. Визит рукастого луганчанина стоит недешево, оставит мастеровой недоделку дня на три, а явиться, чтобы устранить аккурат в то время, когда поспеет новая нужда в его хозяйственных талантах. Закончит, и на вопрос «Сколько с нас?», закатит глаза, улыбнется и называет цену: «Две тысячи хватит». Маня вздыхала, Глеб открывал портмоне и выдавал Андрею деньги. В очередной раз она даже пошутила:

— Меньше чем за две тысячи Андрей порог не переступит. — Но деваться некуда. Обустраивать с нуля пустую квартиру и одновременно жить в ней, по-другому не получится. Это у себя в Латвии они жили комфортно — все давно стояло висело и лежало на своих местах.

Когда Маня вышла из воды, Лена поблескивая на солнце сережками уже разговаривала с рыбаком. Пара смотрелась гротескно. Женщина в купальнике с алыми маками и мужик в высоких резиновых сапогах, брезентовой куртке с капюшоном, с рюкзаком за спиной, удочкой в руках и крохотным шпицем у ног. Палит солнце, рыбак переминается с ноги на ногу, а женщина засыпает и засыпает его вопросами…

Маня успела вытереться переодеться и уже с тропинки обернулась, чтобы посмотреть высвободился ли рыбак из цепких наманекюренных пальчиков. Нет! Стоял и плавился под палящим солнцем и вниманием симпатичной барышни.

По дороге Маня срезала куст осоки. Подарок Алиным котикам она завернула в полиэтиленовый пакет. Оставит его на тумбочке, а из дома пошлет соседке сообщение…

Муж сидел на кухне, и пока его телефон издавал бульки сообщений, Маня успела проскочить на балкон, развесить мокрое, и уже на кухне сообщила мужу последние местные новости:

— Почту бомбят. — Сказала и поставила на огонь кастрюлю с водой. Завтракать они будут ленивыми варениками.

На новость муж никак не отреагировал, он сосредоточено водил пальцем по экрану и дежурно спросил:

— Как самочувствие? Зарядку делала?

— Делала, все хорошо. — Машинально отвечала она, макая в кипяток ложку. Свекровь научила готовить ленивые вареники без муки. Замешанный с яйцом, сахаром и манной крупой творог, горячей ложкой следует подцепить, затем прижать к стенке миски для уплотнения и потом окунуть ложку в кипяток.

— Почту говоришь бомбят? — Муж наконец сменил телефон на вилку и вернулся в реальность.

— Ага. Телеграф сегодня без надобности, вокзала в гарнизоне нет. А почта пала под натиском техники. Очередная революция побеждает. — Продемонстрировала Маня осколки исторических знаний мужу.

— Разрушить почту для гарнизона и есть самая настоящая революция. Там был центр гарнизонной жизни. Рядом с почтой вход в гостиницу и ателье, мама туда относила мои брюки школьные сначала подшить, потом надставить. Портниха была большой мастерицей все умела. — Глеб вздохнул, взгляд его заволокло туманом воспоминаний.

Он в очередной раз рассказал, что в субботу из бани все шли в это кафе, кто выпить пивка, кто сок, кто просто поболтать. Он с младшим братом любил посидеть рядом с отцом за столиком и погреть уши. Взрослые травили байки, бывало говорили о делах. А в возрасте 11-ти лет, Глеб в этом самом кафе услышал историю, которую запомнил на всю жизнь. Летчик с похмелья приходит в кафе, голова раскалывается, официантка с блокнотом стоит рядом и предлагает на выбор: «Есть котлеты по-киевски с салатом и пюре». «Не хочу!», «Гуляш в сметанном соусе хороший «Не хочу, нет аппетита!», есть Антрекот, Солянка. «Пива тут тебе не будет, говори, что принести?». Летчик горестно вздыхает, и говорит: «Ладно, неси все — съем без аппетита!». Маня знала эту историю как анекдот, который отличался только героем, в Питере в корабельную столовую после увольнения приходил мичман. Про известный анекдот с бородой мужу она говорить не стала. Просто слушала и понимала, Глеба унесло в историю лет на 45 назад, когда вместо ухабистых дорог здесь лежал идеальный асфальт, обрамляли дорогу белые поребрики, ныне покрытые порослью поляны, были парками, в которых вовремя и аккуратно стригли траву. По ухоженным тропинкам гуляли мамочки с колясками, гоняла на велосипедах ребятня, редкие бабушки сидели в чепчиках на идеально окрашенных лавочках. Женщины, непременно при макияже и выходной одежде, направлялись в магазины к этой самой почте. Строение буквой «Г» совмещало все необходимое для нужд гарнизонных жителей. По воспоминаниям Глеба тетя Клава и Аля носили самые высокие в гарнизоне каблуки. Они с мальчишками даже спорили чьи выше. Магазины Маня застала уже с обрушенными крышами, в кафе на окнах остались решетки, но исчезли стекла. Через высокую траву к единственному действующему объекту вели узкие тропинки. Никого на каблуках она в городке не видела, да и перед кем форсить — бравые военные давно покинули эти места, оставив старожилов, вздыхая, вспоминать былое. Глеб тоже частенько погружался в прошлое, то его уносило в восьмилетний возраст, когда босиком он несся с утра к озеру, то выбрасывало в период отрочества, и остановившись у яблони он вспоминал своего друга, который жил на этом самом месте в финском домике. Под яблоней стоял стол, мать Генки Радова выносила для компании компот, а его отец всегда помогал чинить велосипеды, при этом требовал участия в процессе всех. Так бывалый прапорщик приучал молодую поросль к самостоятельности. Потом финские домики снесли, Радовы перебрались в квартиру блочного дома. Генка умер его родители уехали, а яблоня стоит на месте. Правда плоды у нее маленькие и червивые. За плодовыми деревьями нужен уход. Мужа прервал звонок, он послушал немного, пообещал приехать через два часа, отключился и сообщил:

— Надо сегодня забрать велосипеды, и ещё нам комод отдают. Нужен?

— Если сразу из квартиры, то да. — Маня замучилась убирать в мешках вещи на антресоли, а потом в поисках нужных, вынимать все оттуда, перебирать и запихивать обратно. Купальники она так и не нашла, этот пришлось покупать. Они выбирали на Озоне очередной, уже десятый вариант. Там требовалось указать размер бедер, талии и груди. Глеб обхватывал портняжной линейкой Маню, записывал показания и шутил:

— За женой требуется учет и контроль. Не смей ничего менять в параметрах!

После операции Манины размеры увеличивались, и судя по летним шортам они уже достигли ее привычных значений. В сантиметрах Маня не знала объема своей талии, теперь же это в цифрах занесено в специальный блокнот.

За чашкой кофе и с неизменной сигаретой, Глеб настраивал себя на поездку, из дома он всегда выходил тяжело. Они вспомнили свои велосипеды, оставшиеся в дровянике в Латвии. Бригитта дополнила гараж двумя детскими. Спасибо ей, подготовила дом к зиме, весной расконсервировала и уже с апреля живет там, взяв на себя расходы по оплате электричества и прочих коммунальных услуг. А им теперь подарят другое чудо двухколёсной техники.

— Куда мы их поставим? — вопрос не праздный. Балкон занят цветами, в прихожей два велосипеда не поместятся. Можно оставить в подъезде, но там уже стоит пять соседских.

Глеб шлепнул себя по лбу:

— Алин гараж, совсем забыл!

— Там надо хотя бы замок проверить. — грустно сказала Маня. Разобрать все, место подготовить.

Глеб согласно кивал, и набирал номер одноклассника. Эвакуацию велосипедов и комода решили совместить с шашлыками, и все перенесли на послезавтра.

Так еще на два дня откладывался старт марафона новых испытаний для их семьи. Маня боялась ушлых пугайловских адвокатов, а следовало опасаться сосем другого.

Глава 4

Глобальную роль в жизни Мани и Глеба с наступлением лета играл крохотный балкончик, строение шириной в шестьдесят сантиметров тянулось вдоль всей стены кабинета мужа. Накупив, по инерции двадцать кустиков рассады петуньи и два килограмма севка, Маня умудрилась рассадить все в балконные лоточки. И теперь развешивая для просушки купальник, она тянулась через подвесной цветочный бордюр, стараясь не повредить ни одного лепестка петуньи. Это дома, в Латвии, на одном балконе, прямо под бельевыми веревками стояло кресло, в котором сначала присаживалась Маня, а потом спал Косматик. На втором балконе помещалось кресло-качалка, три дивана на двух нижних верандах. Тридцать кашпо с цветами, дополняли сад вторым ярусом. Чтобы наверху все полить, раз в три дня, приходилось тратить целый час. Теперь с сокращением площади обитания, приходилось сокращать и урезать свои бытовые привычки. Параметры крохотной квартиры, сдерживали энергию Мани так, что волны ее хозяйственных намерений ударялись о бетонные стены, откатывались, метались по коридорам и выливались на балкончик. Избыток свободного времени позволял не просто отслеживать буквально по часам новости, которые родные СМИ, теперь уже не запрещенные, считали возможным сообщить своим гражданам. Муж и жена знали, с кем встречался президент Путин и что он сказал, подавая сигналы миру, какую очередную гадость придумали и озвучили Джонсон, Байден, Лиз Трасс, Бербок, милашка Макрон, и прочие персонажи кровавого мирового политического шоу. По улицам Донбасса и Лисичанска скоморох Зеленский раскидал в качестве сюрпризов мины-лепестки. Не лично, конечно финансирование его президентских номеров, позволило не просто создать огромную труппу, но и превратить страну с ее населением, в театр мировых военных действий. Не известно, как у других, но Маня для себя с удивлением обнаружила, что из потока новостей старается выбрать нейтральные, а лучше позитивные. Целую неделю перед Днем военно-морского флота они с Глебом не пропускали репортажи о том, как Санкт-Петербург готовится к военно-морскому параду. За силуэтами кораблей мелькали дома, в том числе, дом Маниного детства. Спуски к Неве, силуэты Адмиралтейства и Петропавловки. Сейчас в питерской квартире ремонтировалось все подряд, сама Маня старательно реабилитировалась после операции в затерянном гарнизоне. С помощью всяких телеграмм-каналов, она периодически прогуливалась по разным питерским местам. Но это как правило были экскурсионные маршруты. Теперь же, когда был затеян ремонт на удалёнке, строители баловали её картинками не только из собственной квартиры, но и вокруг дома на Петроградской. Оказалось, справа от выхода из парадной открыли уличное кафе. А перейдешь через Малый проспект, и в старом дворе новая часовня. Деловой центр с зеркальными окнами, аккурат напротив, на месте трех старых гаражей. Интересно. Месяц назад в Питере готовились к Алым Парусам, а теперь вот к морскому параду так, что гулять по городу можно было визуально. Объединяющим смыслом информационной недели стало то, что Морской праздник для Глеба — это парад в Севастополе. В детстве, Глеба и его младшего брата, мама каждое лето на 3 недели вывозила на море, именно в Севастополь. И всегда так, чтобы попасть на день Военно-Морского флота, и в живую посмотреть парад. Поэтому он всегда смотрел эти репортажи, как заядлый футбольный болельщик. — Маня, смотри! Мы с мамой стояли здесь! Мальчики давно выросли, но традиции ежегодных парадов связывали в памяти времена и годы. А сейчас, когда они волей судьбы поселились в городке детства мужа, особенно. На этом фоне атака на военный штаб в Севастополе стала прямо-таки прицельной новостью. Ночью Маня прочитала в дзене: «…бомбу сбросили с беспилотника», утром Глеб сообщил — пострадали шесть человек. Детали такого события пресса выдавливала в открытые от изумления рты россиян по капле. Эдакий информационный садизм. Ак человек думает — если под ударом оказался военный штаб легендарного города, то насколько же беззащитны люди, которые живут в небольших городах и селах. Там никто не выставляет вымуштрованный караул по периметру. И каждый караульный, особенно в штабе, знает на зубок устав, и два часа бдительной охраны объекта большая ответственность. Пропущенный там беспилотник — ЧП масштаба всей страны. Которое позволяет неокрепшим патриотическим умам усомниться в том, что армия на страже покоя ее граждан. А какой информационный повод, чтобы западные писаки от души оттянулись на разгильдяйстве в российских войсках. Муж кипятился, Маня рылась в новостных лентах. Пострадавших немного, ранения легкие. Но оценки ЧП в прессе нет. Почему событие замалчивается? Так же, как с военным кораблем Москва, о том, что в него попала бомба ВСУ, Глеб с Маней узнали от Витаса, российская журналистика долго молчала как партизан на допросе, а литовский приятель слал и Глебу, и Мане язвительные сообщения: «Корабль затонул почти в порту — это был шок.» И вот теперь атака на штаб флота, бабах на всю Европу и информационная тишина в отечестве. Недоумение, обида и тревога, поглотили их настолько, что оба забыли о планах. Напомнила Аля: — Ну что там в гараже? Маня уже затеяла борщ, стояла у плиты лицом к телевизору, перемешивала на сковороде лук с морковью, ждала момента, когда надо бросить туда уже нашинкованную капусту, а потом и нарезанную кубиками свеклу. Готовить борщ ее учили несколько человек, самый простой вариант от Жанки, в бульон с картошкой и капустой добавлялась сваренная отдельно и протертая свёкла. Быстро и вкусно. Бабушка требовала готовить борщовую заправку с соблюдением всех правил. Сначала следует жарить до золотистого цвета лук, потом 30 секунд подержать его под крышкой, следом морковь, помешиваешь пару минут, пропариваешь под крышкой. Открываешь, добавляешь капусту, пропариваешь, накрываешь и только потом наступает черед свеклы. Аля позвонила на стадии капусты. Так что, в гараж с первым деловым визитом Глеб отправился один. — Через час обед!, — под этот крик жены Глеб прихватил коробку с банками и шагнул за порог. За дверью остались ароматы и галдеж телевизора. Он спускался по лестнице и с каждой ступенькой чувствовал, какое-то внутреннее освобождение. На улице встречала зелень кустов, глаз отмечал цветущие стрелы, точно такие росли в их латышском саду, жена называла их Мальвинами, розовые и белые охапки гортензий. Пешком до гаража не больше пяти минут, Глеб свернул на тропинку и отметил, на земле яблоки. Здесь, где сейчас стоят два пятиэтажных дома, в его школьные времена стояли финские домики на две семьи. Жили в них как правило прапорщики, а те, в свою очередь, как правило были из Украины. Хозяйственные мужики, каждый, со своего входа в дом, разбивал сад. А гарнизонная детвора устраивала набеги воруя ради спортивного интереса то яблоки, то огурцы. Финские домики давно снесли, а вот яблони остались, Глеб наклонился и положил одно в карман. Он шагал по своему детству втягивая носом медовый запах, тревога отпустила, и он подумал — телевизор, это эмоциональный плен, в который они с Маней опять угодили. В Латвии они от телевизоров избавились. Скудность и предвзятость местных русскоязычных каналов, приходилось дополнять просмотром основных российских. Но год от года латвийские власти сужали русские информационные потоки, блокируя один за другим русские каналы. Однако недаром говорится — на всякого мудреца довольно простоты. Мастер приехал, установил на железном шесте у дома тарелку, рядом с телевизором водрузил коробочку, воткнул провода, пощелкал пультом и гордо сообщил — теперь целых 200 каналов. И русские, и украинские, и белорусские. Смотри не хочу. Взял 100 латов. Тогда по курсу, это было около 140 евро. Маня с Глебом смотрели только новости за ужином. Остальные каналы могли прорваться в их дом лиш случайно. Скоро удовлетворять свои новостные потребности Глеб с Маней стали по коротким информационным лентам в ютюбе, делфи, а на их взгляд важные, по подборкам. Теперь в двухкомнатной блочной квартире они водрузили целых два телевизора. События на Украине и расползающаяся по Европе отравляющая русофобия, все это дополненное новостями от знакомых, и оставшихся там друзей, складывались и анализировались. Глеб привык к кочевой жизни, а Маня скучала по дому, жила на съемной квартире «на одной ноге». Постоянно размышляла — продавать латвийскую квартиру, или нет. Бригитта убедила подругу оформить на дачу договор ипотеки, и каждый месяц согласно документу, перечисляла на счет в Шведбанке по 500 евро. Они копились, курс падал, а получить доступ к деньгам все не получалось. Альтернатив варианту, «поехать и тупо снять», не находилось. Они уже стали подумывать о продаже квартиры там, и покупке здесь, в гарнизоне. Но решиться пока не могли. Слишком крепко оказались привязаны их души к своему дому под Елгавой, и к стране, которая за 16 лет стала почти родной. Эти постоянные сомнения копились грузом на душе, а новостные ленты лишь добавляли тяжести… Вырвавшийся из телеплена Глеб не шел, а летел по тропинке, остановился по пути и снял дерево, выросшее из стены гарнизонной бани. Пощелкал еще вокруг, вспомнил как они с отцом поднимались по этому самому крыльцу каждую субботу, с березовым веником под мышкой. Крыльцо сохранилось, навес прохудился и вон дерево выросло прямо на стене. Мир меняется, но перестроенный дом это одно, а заброшенные строения с крепкими кирпичными стенами, казалось с обидой смотрят на людей, которым долго и верно служили, а те их бросили некрасиво стареть и безобразно умирать. — Когда я постарею, и меня свалит какой-нибудь недуг, спасать меня не надо! — Пару лет назад сказала Маня. — Я буду стараться чтобы этого не произошло, или случилось в момент, когда никого рядом не будет. И все же, — не спасай меня, прошу, я не хочу некрасиво стареть и безобразно умирать. Случилось, Глеб не опоздал, он ехал за скорой по пробкам и отстал. Только через полтора часа нашел Маню на каталке в приемном покое, она стонала на медицинской каталке прямо в куртке и сапогах. Полтора часа к жене никто не подходил и, похоже, даже укола никто не сделал. Рядом лежали какие-то бумажные листочки. А бабульки на стульях перед открытыми дверьми медицинского кабинета шептались: — Отходит сердешная. — Глеб перехватил взгляд старушки в сторону Маниной каталки и покатил ее прямо в кабинет, не обращая внимания на очередь. Поймал за руку мужика в белом халате, подтащил к жене… Уже потом лечащий доктор сказал — еще час-два и мы бы уже помочь не смогли. Да, потом ему вернули половину жены, глаза и щеки ввалились, кожа висела прямо на костях, на пожелтевшем лице она отходила слоями. Но эта половина могла говорить, и пусть медленно, но ходила. Это бала ослабевшая, растерянная, но его Маня. Он выхаживал бедолагу, отпаивал бульонами, возил на перевязки, выводил гулять. Тяжелое было время. Теперь все по-другому, напротив балкона целый березовый лес, ветки как волосы женщины, тянутся к земле и колышутся на ветру, вдоль дорожек высокие травы с медовыми ароматами. Когда он был маленький, траву косили, бордюры красили, дороги асфальтировали. И даже невозможно было представить, что трава способна подняться в человеческий рост. Глеб наконец вставил в замок гаража ключ. Много лет Аля здесь не была, но ключ повернулся легко. Глеб приподнял железную створку, отвел в сторону, зафиксировал ворота воткнув железный прут в мягкую землю, и вошел во внутрь. В помещении было пыльно, вдоль стен стояли несколько разобранных шкафов, смотровая яма в центре перекрыта досками, на трубе под крышей капот от старых жигулей. Там же на полках ряд ящиков с инструментами и запчастями. Железная крыша раскалилась, и в тени гаража стояла жара. «Банки с вареньем здесь оставлять не стоит, Аля говорила, что есть погреб. Кажется, лаз в него из смотровой ямы». Глеб принялся снимать доски и прислонять их одну за другой к стене. Он начал с торцевого конца, успел освободить добрую треть, но искомого лаза пока не видно, а Аля даже говорила о двери. Позже Глеб пожалеет, что так усердствовал в этих поисках, вскрывая пространство смотровой ямы, он искал вход в погреб, а согласно скрижалям судьбы, — собственными руками разбирал подступы к очередным приключениям. Опасным и непредсказуемым. Когда яма была открыта полностью, Глеб отправился открывать вторую створку гаражной двери. Может при свете он наконец обнаружит эту чертову дверь? Рядом в траве стрекотали кузнечики. На ветке березы напротив, раскачивались две вороны. Двери соседних гаражей заперты. Только у входа в дальний гараж на лавочке лежал, похрапывая мужик. Выведать секреты погреба было не у кого, он было собрался позвонить Але. Но сначала сделал несколько снимков помещения и отправил их соседке. В обычном гараже удивило одно, — торцевая стена смотровой ямы была обшита почерневшими, досками. Спустился, дернул верхнюю, доска отошла, за ней то Глеб и увидел темно-зеленую массивную железную дверь. Такую он однажды видел на учениях, когда удалось побывать в запасном командном пункте, предусмотренном на случай ядерной войны. Нижние доски сидели крепко, пришлось подниматься и отыскивать что-нибудь чем можно будет их отодрать. Гвоздодер он обнаружил во втором ящике, лежал себе наверху, как бы поджидая Глеба. А напротив на гвозде в стене висела связка из двух ключей. Один массивный с круглой головкой наверху, а внизу ключ завершался пяти зубчатым наростом. Глеб подбросил связку на руке, тяжёлая — как от главного сейфа в Швейцарском банке. И замок, и дверь, несмотря на массивность и внушительность поддались легко. За небольшой площадкой начиналась лестница, один пролет железных ступеней и вот он погреб: бетонированные стены с полками во всю длину и в торце и справа. Только в углу левой стены полки упирались в косяк еще одной двери. Глеб поднялся, прихватил коробку, составил на среднюю полку все шесть штук литровых банок варенья. Отметил, что в погребе нет плесени и даже воздух не кажется спертым. Покрутил головой в поисках вентиляции. Не найдя, решил не заморачиваться, погреб отличный! Летом сухо и прохладно, зимой не промерзнет. Когда будет закладывать картошку и свеклу, тогда тщательнее посмотрит. Глеб вспомнил их семейный гараж и погреб под ним, отец его сначала тоже забетонировал, но два года подряд весной погреб заливало, спасти удавалось не все. И тогда отец придумал сварить прямо на месте железный кессон, чтобы ни одной щёлочки. Банки с маринованными кабачками, солеными огурцами, помидорами и разными вареньями, вниз спускались в сетках. К каждой мама привязывала по веревке, с кусочком клеенки на которой химическим карандашом, печатными буквами наносилась пометка. Раз в неделю отец брал с собой Глеба, паренек стоял рядом со списком: Одна банка огурцов, две яблочного варенья, он читает, а отец изучает надписи на клеенке и вытягивает за веревку очередную банку. Эти процедуры отец называл веселой рыбалкой. Сейчас Глеб пытался вспомнить, такой ли глубины был погреб у них? А еще старался угадать — заливает ли по весне этот. Он старался заметить на стенах след от воды. Ничего не заметил. Посмотрел на время, — с момента выхода из квартиры час уже прошел. Маня наверняка накрыла стол. Сейчас он все закроет и,… Глеб уже занес над ступенькой ногу, когда взгляд упал на вторую дверь. Позже, вспоминая этот момент, он готов был поклясться, что кто-то силой неведомого магнита притянул его взгляд сюда. К обычной самодельной сколоченной из хорошо погнанных досок створке. Он все же поднялся на ступени, вытащил из замка связку ключей, затем спустился, и второй обычный плоский ключ вставил во врезной замок деревянной двери. Сначала ключ не проворачивался, Глеб слегка покручивал его и уже готов был отложить попытку, потом принесет из дома масло, капнет на ключ и спокойно откроет. Едва решение пронеслось в мозгу, как внутри что-то щелкнуло, и ключ без помех сделал оборот вправо, второй оборот пошёл легче. Глеб потянул дверь один раз, второй — наконец она поддалась. Впереди открылась плотная темнота. Глеб включил подсветку на телефоне и увидел еще одну железную лестницу, которая по коридору уходила глубоко вниз. Насколько глубоко понять было невозможно, предположить, что там в конце, тоже. Глеб нашел на полке старую железную крышку и бросил вниз, крышка погромыхала секунд 10 и снова тишина. На телефоне появилась надпись, что для использования фонарика, недостаточно зарядки. Для обследования таинственной двери нужен нормальный фонарь. Но за ним тоже надо идти домой. Он потянулся, чтобы закрыть дверь, и наткнулся взглядом на свечу. Какой-то невидимый трос прочно закрепил тело Глеба у деревянной открытой двери перед железной лестницей в неведомую темноту. Полу-сгоревшая свеча стояла на верхней полке в железной банке, а рядом лежал коробок спичек. Глеб чиркнул и понял — спички отсырели. Похлопал себя по карманам, зажигалки не нашлось, Он курил у выхода, когда искал гвоздодер, и, наверное, положил свое огниво на полку. Быстро поднялся наверх. Протянул руку к зажигалке и тут зазвонил телефон. Он ответил, железная дверь в погреб захлопнулась. — Что там грохнуло? — Испуганно спросила Маня, последнее время она боялась всего, — резкого громкого голоса, неожиданного стука, дельтапланеристов принимала за вражеские беспилотники. Боялась поздних звонков, стоило Глебу поморщится или приложить руку к животу, тут же испуганно спрашивала: — Болит, что-нибудь? Она боялась по тропинке вдоль бани и котельной ходить в одиночестве в магазин и топала по дороге в обход. Вела себя как ребенок, потерявшийся в чужом лесу. Никаких причин бояться не было, но в пустых проемах старых домов она видела силуэты охотников. А насмотревшись репортажей с заминированными дорожками в городских парках Донбасса считала, что стоит шагнуть с дороги в траву и там немедленно бабахнет. Жена сообщила, что стол накрыт, спросила долго еще Глеб намерен задерживаться в гараже. Услышав, что он уже закрывает ворота облегченно выдохнула: «Жду».

Пообедали под новости, смотрели шоу Куликова «Кто против?». Третий день на всех ресурсах обсуждали американскую конгрессмену Пилоси. Перестали говорить о ее розовом костюме, забыли, что именно произнесла она с трибуны и что ответили ей. Пресса окунулась в прогнозы о возможной войне, экономических ударах и что от развития события на Тайване выиграет или потеряет Россия. Глеб с Маней считали, что Китай провоцируют, так же как вынуждали Россию начать военную операцию на Украине. Поразились слепоте западного обывателя. За дверью опять буянил подвыпивший Валерка Мигарь, теперь он вызвался лететь немедленно за океан и сбросить прямо на Белый дом атомную бомбу. Конечно его на обратном пути собьют, но умирать Мигарь буде с чувством выполненного долга. Под провокационные заявления советского летчика, Глеб после обеда прилег и погрузился в сон.

Маленький Глеб пытался поймать щенка, тот играл с ребенком. Отбегал, садился, подпускал мальчика поближе, и когда тот уже почти хватал песика под брюшко, коротко тявкал и опять отбегал. Так он юркнул в Алин гараж, упал в смотровую яму и заскулил. А когда Глеб спрыгнул, песик юркнул в подвал. Глеб вспомнил, что не закрыл деревянную дверь, быстро спустился вниз. Но щенка нигде не было.

Он осторожно подошел к двери и замер на краю глухой темноты. Потом собрался с силами и позвал: «Кути-кути, несколько секунд стояла тишина, а потом из темноты выскочила огромная оскаленная пасть и чуть было не схватила мальчика за голову. Он отпрянул, упал, пасть замерла на пороге темноты и заскулила. Глеб проснулся, за стеной плакал щенок соседа, Он всегда скулил, когда хозяева уходили.

Глава 5

Если в ваши планы вмешались обстоятельства, не спешите сетовать на судьбу, ни огорчаться, ни радоваться тоже не торопитесь… Запихнули в стиральную машинку постельное белье, порошок, кондиционер уже в специальных отсеках. Включаете… — мигает, гудит, но не стирает. Так было пару дней назад, сидит Маня у спасительницы, горюет — сломалась бедолага и как не вовремя, питерский ремонт уже сожрал подчистую финансовый жирок, и все что падает на счет, высасывает в первые 24 часа. Казалось есть подушка безопасности на счете в Латвии, в онлайн банке на цифры можно только посмотреть, а получить никак. Нашлись волшебные пути превращения евро на заморском счете в рубли на российском. Извилистые настолько, что в процессе терялась солидная часть. Спасибо санкциям, в ремонтном угаре Маня бы вмиг обнулила сбережения. А так ей установили лимит — 700 евро в месяц и ни цента больше. Маня весь вечер митинговала на кухне, — нарушение прав потребителя! Где это видано, чтобы свободным гражданам их собственные деньги выдавались в час по чайной ложке! Муж напомнил, что у некоторых свободных граждан в Лондоне с русскими фамилиями, вообще все миллионы заблокировали. Маня сбавила обороты и огрызнулась

— Наша половина миллиона тоже недоступна. Лежит и тает с каждым падением курса доллара. Но я сейчас о насущных потребностях простого бедного человека…

Ремонтные хотелки пришлось упорядочить, ужать. И что интересно ни темпы, ни сроки, ни даже объемы при финансовом голоде не пострадали.

Может всякие препоны, судьба подбрасывает, чтобы привести человека в чувство? Остановить его и заставить подумать о чем-то важном, чтобы не пролетел мимо на полной скорости? Так и стиралку заблокировало не с бухты-барахты — казалось причина вполне техническая, в городке отключили воду. И надо же как вовремя — Глеб вынул все из барсетки, решительно вытряхнул содержимое сумки жены, проверил карманы во всех куртках и брюках. Сбегал в машину, вернулся, плюхнулся на диван:

— Выронил, наверное.

— Что выронил? — Откликнулась озадаченная Маня, которая уже пятнадцать минут гипнотизировала взглядом стиральную машину.

— Юрка долг вернул. Две купюры по пять тысяч. А я их потерял.

Десять тысяч по нынешним временам сумма для нас немаленькая. Маня наконец-то вынырнула из своей печали. Они переместились на кухню и приступили к могзговому штурму. Жена потребовала, чтобы Глеб представил саму картину возврата долга. Муж принялся описывать:

— У него на даче, смотрим школьный альбом. Юрка вскакивает, убегает, ставит на стол кружку кофе и протягивает деньги. Галина находит на фотографии меня и Юрку. Мы начинаем разглядывать и смеяться. Это на рыбалке, я в какой-то кепке, ни-дать ни-взять кот в сапогах. Надел отцовские — ему выше колен, а мне по пояс, завернул. Даже вспомнил каким крутым себе казался.

— Второй уровень воспоминаний пока оставим. Вы смеётесь, на столе чашка кофе и альбом. Юрка протягивает деньги. Ты берешь и…? Руки вспоминай, в одной как всегда сигарета.

— А во второй чашка с кофе — Поднатужился муж.

— Ты, наверное, чашку брал и ставил, деньги тебе в руки отдали?

— Конечно — одну купюру, потом вторую. Юрка сказал — спасибо выручил.

— Ты взял и.…?

— Не помню.

— Хорошо, куда теоретически мог положить. Обычно берешь барсетку, достаешь кошелек, расправляешь купюры и засовываешь в кармашек. — Маня знала привычки мужа. С деньгами он обращался бережно и даже любовно. Тратил без сомнений и сожалений, но хранил ответственно.

— Нет, барсетку я оставил в машине, уезжать собрался, стали искать, оказалось ключи в замке зажигания, а барсетка с документами на пассажирском сидении. Во дворе дома парковался. Вышел сел в машину и через 15 минут дома… Выронил где-то.

Два дня назад Глеб вернулся домой без покупок. Он отвозил однокласснику деньрожденный подарок.

— Надо искать в карманах.

— Проверил все даже в ветровке.

— Какая ветровка, на улице неделю плюс 25 держится. Ходишь в шелковой рубашке на одной пуговице и шортах.

Глеб ринулся к шкафу и принялся лихорадочно вытаскивать все что хранилось на полках… Шорты нашлись в стиральной машине, деньги в заднем кармане, Глеб радостно вынул их и на пол упал клочок бумаги. Номер телефона и имя «Лена».

Так еще на один шаг они приблизились к событиям, которые взорвут их мирную и с трудом упорядоченную жизнь.

— А это что еще за Лена?

Ответить муж не успел, ему на помощь пришел звонок. Глеб ринулся к забытому на кухонном столе телефону. Потом вернулся и сообщил:

— К нам едут два чемодана.

Где и когда предстоит встречать долгожданный груз пока не ясно бус только что пересек границу, и водитель немедленно поделился радостью. Бухгалтера Серого у себя в Латвии они особо в гости не зазывали. Запеканкой не потчевали. А здесь Маня ринулась к плите, — мало ли завернет передохнуть, захочет после дороги постоять под душем, Маня станет его кормить и расспрашивать как там дома.

Еще осенью, когда стало понятно, что вернуться им пока не светит, Бригитта собрала в отдельный чемодан их осенний гардероб. Великий приехал, отвез багаж на склад, где и остались лежать куртки, толстовки, брюки и кроссовки. Потом наступила очередь зимней экипировки — собрали, перевезли положили. До февраля Маня еще надеялась на попутную машину, а потом смирилась, подкупая постепенно обновы. Они не радовали — казались не комфортными, некрасивыми и какими-то чужими. Доходило до того, что в коробках с одеждой она упорно отыскивала флюсовый костюм, приговаривая: «Я точно его брала». После третьего переселения в Москве, понять где что лежит и что забыто становилось практически невозможно.

Наконец блокаду прорвало — транспорт стали пускать через границу, нашлась и попутная машина. Еще неделю назад ждали ее выезда, потом все переносилось, число чемоданов от четырех сократили до двух.

Словом, Маня потеряла надежду получить свои вещи в ближайшей перспективе, и как только мысленно махнула рукой на саму возможность, как позвонил с границы бухгалтер.

Что именно приедет никто не знал, тоже хорошо. Будет сюрприз.

Переворачивая на сковородке кусочки кабачков, Маня вполуха слушала новости. Власти в Киеве назначили губернатора Херсонской области, фантазерам напомнили, что эта территория больше не входит в юрисдикцию Украины. В Курской области предотвратили диверсию на аэродроме, 80 наемников прямо в пункте формирования иностранного легиона накрыли россияне. Еще 80 семей потеряли своих родных, международных экспертов пригласили в Еленовку, где ударами по следственному изолятору украинские военные пытались уничтожить пленных Азова. Передовые украинские войска могли дать русским следователям неудобные для Украины свидетельские показания….

Горка румяных кабачков перекочевала на стол. Время прибытия чемоданов оставалось неопределенным. Маня почистила картошку и оставила ее в воде. Когда надо будет, сварится за 15 минут, зато будет горячей.

«Спикер Госдумы Володин призвал Америку, 6 и 9 августа сделать днями покаяния за преступления перед человечностью». Призывать можно сколько угодно, заявление громкое, только человечность его даже если каким-то чудом и услышит, не поймет. Ядерные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в Японии, вспоминают в твердом убеждении, что это преступление СССР. Тут целый курс лекций придется читать, чтобы просто заронить сомнения в правдивости исторической картины мира. И то не факт, что получится.

Маня помешивала кисель и поглядывала в окно — солнце палило изо всех сил. Может сбегать искупаться? Даже если бухгалтер приедет, ей хватит тридцати минут, чтобы добежать, поплавать и вернуться обратно.

Новости Мане не нравились, слушаешь и буквально представляешь, как две компании подростков собрались где-нибудь на берегу озера и переругиваются между собой. В драку никто не лезет, но каждая сторона демонстрирует немедленную готовность врезать как следует. На днях ей даже пришлось спасать мальчишку лет четырех от пинка старшего. Висела она себе на шведской стенке из труб — вытягивала мышцы и позвоночник, вдруг мимо с криком несется пацанчик, падает и орет. Она было решила, что кричит ребенок от боли — поранился. Отцепилась от снаряда, кинулась к страдальцу и одновременно с ней к лежачему пацану подскочил мальчишка с палкой. Вооруженный был и крепче и старше. Но Маня уже склонилась над ребенком:

— Где болит?

Но малыш казалось ее не видел и не слышал, он смотрел на того, кто с палкой и повторял:

–Тынеей! Тынеей!

За спиной вооруженного появились две нечёсаные девчонки, из коротких шортиков торчали тонкие ножки с черными коленями, мальчишка оглянулся на них, опустил палку и зафиксировал победу фразой:

— Вот так-то. А гей ты сам!

— Я Яшка! — Заревел в голос поднимаясь с земли малыш. Маня только хмыкнула. В ее детстве тоже обзывались и даже дрались, могли крикнуть оскорбительное — «Сам дурак!», а теперь в уличных разборках малышня, не успевшая освоить алфавит держит ответ за бранное слово «Гей»…

Яшка Тынеей был на посту. Он поздоровался с Маней, не вставая с трехколесного велосипеда и спросил:

— Ты куда?

— Купаться.

— Нельзя мама не разрешает.

— Мне разрешила. — Ответила на ходу Маня, Яшка налегал на педали, но за ней не поспевал.

На повороте к тропинке Маню застал звонок. Сегодня питерский прораб звонил поздновато.

— Не хватает смеси. — С места в карьер начала прораб.

Строитель не догадывался, что вместо наивной Мани теперь с ним говорит вполне осведомленная заказчица, которой жильцы прислали снимки сложенного в коридоре строительного материала. Среди него не было вскрыто ни одного мешка смеси. Теперь Маня включила дурочку:

— Кому не хватает? — Где-то там в милом питерском кафе прораб Роман на несколько секунд завис с ответом.

В квартире на Лахтинской ни шатко ни валко продвигался ремонт. По гос. программе там заменили чугунные трубы, внутреннюю разводку она успела заменить месяц назад. Ремонтники-жилищники оставили чугунную ванную посередине комнаты, а вокруг канализационной трубы огромную дыру, целых двадцать сантиметров в диаметре и неизвестной глубины. За устранение, ими же нанесенного ущерба, потребовали 20 000 рублей. Получив отказ исчезли, попутно отключив телефоны. Квартиранты слали фотки дыры, она выглядела как пещера, из которой вот-вот полезет в квартиру злобная стая монстров. Маня лихорадочно разыскивала строителей. Прораб Роман обладал приятным голосом, убеждал не волноваться. Обещал все исправить в самые сжатые сроки, а еще обещал бюджетные цены и деликатные работы при которых можно в квартире даже жить. Маню подкупала вежливость и сладкие обещания. Через десять дней она поняла — каким бы ласковым голосом не разговаривали строители, методика у них одна — работы затянуть и нарастить на смету в две цены, для устранения сопутствующих проблем. Слабя штукатурка, лишние гвозди, кривые полы и не мокрая вода. Оплаченная по полной программе ванная, как хромая утка покачивалась из стороны в сторону, отломав от новой стены бордюр. Оказалось, пол строители не выровняли, нарушенную герметику не восстановили. Успокоив соседей снизу, Маня потребовала от прораба компенсацию. Он вину признал, стяжку под ванной залил, герметик положил. Линолеумом прикрыл, и добавил к очередной смете пятьдесят процентов. Теперь Маня перечислять деньги не спешила. Заумничала. Сейчас устанавливались стеклопакеты. Сами рамы уже стояли в оконных проемах, на одном даже успели поставить откосы. Оконная тема тянулась уже больше недели. Маня прошерстила предложения и выяснила, на установку готовых окон монтажники отводят один день. У нее старый фонд — окна с двойными рамами. Значит надо прибавить на сложность еще два дня. Оказалось — не тут-то было. Монтажники удаленно устанавливали откосы, присылая Мане фотографии многочисленных проблем и препятствий. Пустоты за откосами закрывать надо за отдельную плату, попросили деньги на штукатурку и алебастр. Получили перечисление и исчезли. Маня долго ломала голову и раскусила монтажный манёвр. Стоимость монтажной пены входит в договор «под ключ», штукатурная версия позволяет экономить бюджет на пене и пополнить список дополнительных работ на нехилую сумму. Сражалась Маня с прорабом отчаянно. Бой закончился вничью — монтажники исчезли, айфон прораба отключил звук. У Мани остался договор, в квартире разгром, у прораба долги перед бригадой. Стороны замерли перед решающей схваткой, и Маня порадовалась, что по техническим причинам не успела перевести вторую половину денег за монтаж окон. Этот аргумент будет посильнее слабой юридической плётки в виде договора.

Пути к озеру не хватило, чтобы договориться хоть о чем-нибудь с прорабом. Пообещав перечислить деньги после того как получит отчетные снимки о проделанной работе, Маня наконец сбросил платье и петляя между распластанными под солнцем телами гарнизонных жителей, наконец то нырнула в озеро.

Недаром говорят, что вода смывает с человека весь негатив эмоций. Лавируя в воде между визжащей ребятнёй Маня забыла о прорабе, пугайловских адвокатах, о том, что вчера на поздравление внучки с днем рождения не получила даже ответа. Забыла о гараже, в котором надо вместе с Глебом, навести порядок, и даже о чемоданах. Были только солнце, воздух и вода, а еще арбузы, которыми торговали на центральной дороге. Маня договорилась, что купит на обратном пути, если кто-нибудь донесет эту ягодищу до дома и поднимет на третий этаж. О весовом «нельзя» она помнила хорошо, помучилась месяц назад передвинув тумбочку, за которую свалился телефон.

Через десять минут она уже вышагивала к подъезду, а за ней следовал десятикилограммовый арбуз. Отметив, что машины Глеба нет на месте, похвалила себя за сообразительность — арбуз ей поднимут наверх, дома она оплатит покупку, и сразу попробует. Потом созвонится с Глебом, узнает, когда ждать чемоданы и дальше уже определится. А если нет, — покопается в новостях. Ей не давало покоя сообщение турецкого президента об обещании российского, провести встречу в Турции с украинским главой. Одна переговорная попытка там же уже была, неужели кремлевских небожителей в очередной раз обведут вокруг пальца? Российская армия и союзные войска освобождают города и села одно за другим, дают отпор 46 странам мира, которые решили воевать с Россией, — и вдруг переговоры! Разве что о капитуляции. Но этой тайны узнать ей не довелось.

Как следует промыв арбуз она воткнула в кожуру самый большой нож, и не успела надрезать даже двух сантиметров, как опять ожил телефон.

На этот раз прораб юлить не стал, попросил в счет оплаты будущей работы семь тысяч рублей. Маня сказала, что перечислит пять, и то через два часа.

Роман прощаться не спешил, Маня понимала, что парню деньги требуются немедленно и сейчас, он сочинит историю согласно которой действуя в интересах заказчика что-то случилось. Она не ошиблась:

— У меня полный багажник цемента, машина просела, и заглохла. Договорился, чтобы кто-нибудь взял на галстук…

Дослушивать Маня не стала. Пообещала попробовать отправить перевод быстрее и отключилась. Теперь каждое перечисление она сопровождает припиской. Вышла в банк, вбила все, что требуется написала,"В счет оплаты монтажа окон", и со злостью подумала — «Врезать бы ему по лбу за вымогательство». Она все чаще стала злиться на прораба. Однажды даже заплакала от досады, некому сказать парню пару ласковых, тряхнуть за шкирку и призвать к ответственности. Маня еще не знала, что очень скоро рядом с ней появиться безжалостный защитник ее интересов во всех сферах жизни. Настолько безжалостный, что она станет бояться даже собственных мыслей.

Ни чемоданов, ни мужа, ни бухгалтера пока не наблюдалось, погудев феном, Маня съела кусочек арбуза и решила поваляться минут пятнадцать, просмотреть ролики в телефоне. Она надеялась найти что-нибудь веселое. Повезло, кто-то прислал ей современную басню некоего Алехсандрадау.

Складно и в точку: «Так, экономить на воде, на газе, топливе, еде. Кондишен летом не включать, зимой в одежде дома спать. Пореже шастать в магазин, пешком ходить — беречь бензин. Все сядем на велосипеды и легкий завтрак — без обеда». — Маня слушала и улыбалась. Так автор басни описал рекомендации Урсулы Фон Дер Ляйн. Она остановила запись, заварила себе кофе, и снова вернулась к басне: «… Теперь немытая Европа отдельно моет фейс и жопу, отдельно руки, ноги, пальцы и раз в неделю можно яйца». Маня захохотала так, что поперхнулась кофе, кашляла и смеялась, вытирала салфеткой глаза, и пропустила тот самый момент, который ждала с самого утра. Муж возник в кухонном проеме как видение. Он тоже улыбался во весь рот.

— Мы дома.

Он уже вкатил в гостиную два чемодана, бухгалтер намывал руки в ванной. А Маня заметалась по кухне выставляя на стол приготовленные блюда. Долгожданная интимная встреча с собственными вещами состоится позже, а сейчас гостя следует покормить и расспросить.

Ничего особо нового бухгалтер не рассказал, о возросших тарифах ей доложили Теодора и Бригитта. О том, что в Зейидонисе установилась египетская жара доложил Великий. Он даже посвятил этому событию собственную поэму. «… Вверху ошалевшее солнце печет, река под названием «Свете течет. Плюс 40, Жарища, какой-то кошмар. За руку кусает огромный комар. Купаться нельзя — аллигаторов тьма. Неправда тут север… Река встрепенулась, вскипела и вот…Ты хочешь сказать вылезал бегемот. По берегу бродят устало слоны. Не Конго тут вроде так, где все же мы». Поэма подчинялась ритму шага, Великий часто сочинял на хочу, иногда записывал и присылал звуковой файл. Но это творение он сопроводил еще и видео, за физиономией автора маячила дорога и шаг за шагом удалялась тропинка та самая в глубине которой Маня с Глебом оставили свой самый дорогой секрет, а с ним сладкие мечты и надежды. Неужели Великий вышел на след, а теперь своими стихами показывает им язык. Ни про секрет, ни про поэму рассказывать бухгалтеру Маня не стала, а Великого они вспоминали все три часа, пока латышский бухгалтер отдыхал перед очередным этапом пути. Он поведал что сам родом из Луганска, там окончил институт и получил специальность «Бухгалтера». В Латвию поехал по распределению. Вырастил там двоих дочерей, обустроил дачу. А теперь подумывает вернуться на родину, его родной город уже освободили, но жена говорит, «Вернусь домой с дорогой душой, когда линия фронта к Польше отойдет». Маня подумала, что линия фронта переместится поближе к Прибалтике, и тогда… А, что тогда? Никто не знает, кроме тех, кто разыгрывает свои партии на этой кровавой шахматной геополитической доске. Правила и цели знают игроки, а сама Маня, жена бухгалтера, Великий и еще сотни миллионов жителей планеты — просто фигуры. Обидно, конечно, но это факт.

Наконец бухгалтер попрощался и уехал, Маня ринулась к чемоданам — достала оттуда три пледа, два осенних коротких пальто — черное и бежевое, флэшку, копии семи картин Моне, которые висели дома у камина, и коробку с кремами. Летний ассортимент остался по ту сторону границы. По закону подлости он прибудет зимой. Если прибудет.

Глава 6

«А почему я водовоз? Удивительный вопрос.» — Муж напевал песенку из старого фильма и кряхтел.

Маня уснула поздно, сначала слушала, а потом осмысливала новостной ряд, выстроенный на канале «Соловьев лайф». Там весь вечер выносили приговоры писателю Прилепину, комику Галкину, артисту Урганту и светской львице Собчак. Выставляли нарезки из их высказываний, демонстрировали скриншоты из социальных сетей и обращались к зрителям с вопросом: «Разве не предатели?!». Что-то пугало Маню в таком вираже новостников.

Она до пяти утра, как назойливую муху, отгоняла от себя мысль о том, что как раз, так и начинаются репрессии. Но разобраться конечно, кто, как и почьему плану разорил ее родину, стоит. Только начинать надо не с 24 февраля 2022 года, а с 90-ых. Однако не время сейчас начинать это взрывоопасное дело. И вот теперь она пропустила строгое предупреждение Али о необходимости заполнить в доме водой все емкости.

Не знакомые с причудами коммунального обеспечения они уже два раза бегали к Але одолжить литр воды для чайника. Когда второй раз Маня спустилась на второй этаж, Алевтина Викторовна подняла брови, многозначительно посмотрела на электрочайник с поднятой крышкой. Потом задумчиво оглядела подопечную соседку и приказала принести в коридор из кухни табуретку, чтобы забраться на антресоли. Что-то достать, переставить, убрать — сопутствовало каждому даже короткому визиту к Але. Маня приволокла табуретку, забралась на нее. Аля следила за каждым действием. Сам метод переместить ноги на табуретку Маня выработала после операции. Сначала она становилась коленом на сидение, потом ставила на стул вторую ногу и убедившись, что опора прочная осторожно выпрямлялась.

— Молодец! — Похвалила Аля. — Если бы я думала об осторожности, сейчас не просиживала бы дома целыми днями, а бегала вместе с тобой купаться на озеро.

У Али было несколько версий того как у неё отказали ноги, падение с табуретки она еще не озвучивала. Уточнять же Маня не стала, опасаясь нарваться на очередную длинную историю. В тот момент ее задача была налить в чайник воды подняться на этаж выше и уже у себя на кухне приготовить кофе. Хотя о необходимости использовать лето, чтобы укрепить Алины мышцы, она готова была поговорить даже стоя на шаткой табуретке. И уже едва не запустила свою старую пластинку, в которой сладко воспевалась схема доставки Али к озеру, и даже к месту в воде, где соседка может поплавать. Обсуждая несколько раз эту, прямо скажем, теоретическую возможность они успели посмеяться до слез. А потом и осуществить первую часть задуманного. До лесной тропинки можно подъехать на машине. Доехали неделю назад. Припарковались. И Аля даже продемонстрировала героизм, опираясь на палку, она своими ногами преодолела лесную тропинку. Правда часто останавливалась, рассматривала деревья, сокрушалась как вымахали березы, возмущалась что лес перестали чистить. Сделает четыре шага и новые претензии, — вдоль дорожки, которая уходит налево всегда стояли скамейки. И вообще, то что мы называем лесом на самом деле парк. Только запущенный. Добравшись до опушки, Аля чуть не заплакала, на берегу где сейчас стоит по пояс трава был раскинут берег, по которому можно было свободно войти в воду. От возможностей и простора того времени осталась пятая часть, по мнению Али абсолютно загаженная. Маня с Глебом усадили, родную теперь соседку, на поваленную березу, быстро сбросили с себя лишнее и ринулись в воду.

Аля осталась на берегу созерцать окрестности. И Маня предполагала какой шквал эмоций накрыл сейчас соседку. Озеро присутствовало в каждом разговоре с ней, эта тема не выходила из Алиной головы, она несколько раз спрашивала, почувствовала ли Маня ключи слева. Она Аля, когда плавала, всегда старалась обойти это место, разница в температуре воды там чувствительная. В тот день они задержались на пруду вполне серьезно обсуждая схему доставки Али к воде. Берег пологий, но о том, чтобы Аля спустилась по нему своими ногами нечего и думать. Памятуя незаменимую в хозяйстве, свою латышскую садовую тележку, Маня предложила обзавестись ею и здесь.

— Стоит всего 50 евро, зато пользы сколько.

— А в нормальных деньгах это сколько? — Маня приценивалась месяц назад, перевела в привычные значения цены, и теперь замялась, высчитывая сколько это будет в нормальных рублях. Курс объявили 55, значит помножить. Маня озвучила 2250. Нет, что-то не так. Глеб уже тыкал пальцами в айфон и осуждающе произнес:

— Перестань считать в уме, слава богу, люди придумали специальные устройства. Ты опять ошиблась, 3 тысячи двести рублей. Маня принялась отбиваться, объясняя свою систему расчетов в уме. Но ее спутники цифрами не заморачивались. Они уже рисовали веселые картинки купания Али. Вот у машины погрузили ее в тележку. Аля отметила, что поместится во внутрь только филейная часть, остальными ей придется балансировать. Ноги под углом в 45 градусов строго по обе стороны транспортного средства, руками упираемся в два угла тележки, с другой стороны. Площадь самой тележки балансируется весом. Не доверяла Аля только колесу, во-первых, оно одно, а ехать придется не по ровненькому асфальту.

Свои сомнения Маня озвучивать не стала, она не помнит предельный груз, который выдержит садовое транспортно-техническое средство, Аля свой вес называет подозрительным, а узнать точно не получается, едва она наступит на напольные весы, как те мигом падают в обморок и объявляют Але бойкот. С электронными та же история. Но эти мелочи в разработке купального плана, ни Аля, ни Глеб не обсуждали. В фантазиях они уже доставили соседку в купальнике к самой воде и теперь решали, что делать дальше. В песке колесо однозначно застрянет. Хотя если разогнаться, то на скорости можно и проскочить эти несколько метров мелкой воды….

Здесь можно было спокойно отказаться от сомнительных планов. Но Алю уже захлестнула мечта поплавать по глади воды родного озера, вытянувшись во всю длину своего тела, включив в работу все до одной мышцы.

Глеб тоже увлекся идеей укрепить здоровье соседки методом плавания, и они продолжали. По их программе, Маня будет подкладывать под колесо резиновые коврики из машины, пока тележка с Алей преодолевает первый, Маня выстилает второй, перекатилось колесо, жена хватает первый и подсовывает его на очередной этап движения. Логика железная, колесо может и промнёт коврик, но в песок не зароется. Маня наблюдала за лицами мужа и Али, и думала, стронет ли ее сердобольный муженек тележку с места, даже если Алю удастся втиснуть в нутро этого транспорта. Роста они были одного, а вот объемы категорически не совпадали.

Между тем на берегу парочка продолжала строить планы, прорабатывая возможные препятствия. Очередное — как на нужной глубине вынуть Алю из тележки. Можно конечно наклонить транспорт по ходу движения и Аля естественным путем плюхнется в воду. Маня не выдержала и встряла:

— А если купальник, вместе с содержимым, под тяжестью веса приклеится ко дну тележки? Едет Аля, покачивается и по закону физики тело занимает все пространство гладкой металлической тележки, воздух вытесняется и наступает эффект пробки. Ой!

Маня бросила виноватый взгляд на соседку. С пробкой она переборщила, но на лице Али не было и тени обиды, она подняла указательный палец правой руки и едва Маня замолкла, азартно выкрикнула:

— Эврика! Коврик из ванной положим на дно тележки, и я не прилипну!

Тут Маня поняла, что Алевтина Викторовна к эксперименту готова. Дело за тележкой. С того дня минула неделя, с каждого купания Маня отправляла соседке отчеты. Температура воды, наполнение пляжа отдыхающими. Это были маленькие, но настойчивые шаги к осуществлению задуманного. А пока на пути возникали одна за другой водные проблемы. Не всегда о них предупреждали заранее, вот на днях Маня выбралась из душа, сунув в барабан полотенце, включила стиральную машину, а воды то и нет. К слову, хорошо получилось, спасли 10000 рублей из кармана шортов мужа. Ей тогда досталось по первое число. Муж заставил ее буквально поклясться, что впредь, прежде чем сунуть что-то в стирку, будет проверять карманы и кармашки и даже потайные.

— А их то я как найду, они же потайные.

У Мани стоял какой-то эстетический блок, она всякий раз преодолевала себя если требовалось достать что-то из барсетки мужа, даже если он стоял рядом. А уж проверить карманы вообще казалось немыслимым. Но, ради чудом спасенной суммы, следовало преодолеть себя.

— «А потому что без воды и не туды и не сюды», — тихонечко напевал Глеб, сунув голову в дверь Маниной спальни.

Она быстро закрыла глаза, притворяясь что еще спит. Зачем? Сама не знает. Может не хотела прерывать свои воспоминания о сцене с тачкой на пляже, и того момента, когда она как Шагаловская девочка на шаре покачивалась на табуретке в Алином коридоре. Девочкой, Маню назвать невозможно было, даже с самой максимальной натяжкой, но она смогла тогда достать две пластиковые пятилитровые канистры, которые сейчас по предложению Али муж наполнял водой. Гарнизонные коммунальные службы на сей раз предупредили о перебоях.

Часы показывали 13.00, Маня наконец встала, почистила зубы и занялась овсянкой. Полезной каше муж предпочитал манную, но Маня чередовала блюда. Правда в моменты «Овсянка, сэр» приходилось изобретать нечто особо вкусненькое. Сегодня это Бизе завёрнутое в лаваш. Маня скручивала трубочку и вполуха слушала новости. Слава богу творческую элиту мирного времени оставили в покое, есть новости поважнее — очередной раз нацики попытались взорвать Запорожскую атомную станцию. По мнению эксперта, снаряд промахнулся на 400 метров от места хранения отходов. И сделал вывод — пристреливаются.

— А что мы? — проворчала Маня, царапая ложкой дно ковшика с кашей. — Будем ждать пока они попадут? Или наконец шарахнем по бестолковой башке киевской власти. А лучше врезать подзатыльник по безответственным, но высокопоставленным бестолковкам, где-нибудь в Вашингтоне. Маня помнила аварию в Чернобыле, тогда она находилась в Тольятти, присматривала за больной мамой. Эта трагедия потрясла мир и постепенно показывала глубину беды тем, кто не до конца понимал насколько опасны ядерные взрывы для человека. Ее дальняя родственница принимала в курортном санатории детишек из Чернобыля. Их, в чем были, погрузили в автобусы и привезли в Минеральные воды. Молодая кардиолог помогала ребятишкам выбираться из салона, вела их в бокс, где детки скидывали свою одежду в специальный мешок, и отправлялись в душ. Потом их осматривали специалисты, давали выпить стакан воды с каплей йода. Не знаю какие потом показатели здоровья были у этой ребятни, а родственница через три года умерла от рака мозга, и еще многие ее коллеги тоже не задержались на этом свете.

Особенно Маню разозлила дата референдума, на которой Запорожцы должны решить, — готовы они войти в состав России или нет. Ну что дразнить мир отдельными кусками Украины. Особенно сейчас, когда военные ответы отступающих нациков, ничем кроме как провокациями и не назовешь. А может Мане, как и всем остальным россиянам просто не говорят правды? И победы это только маленькая, самая выгодная часть войны, картины которыми можно убаюкать тревогу отечественного обывателя? А что, присобачить на каждого пятого ярлык предателя, вот дескать виноватые во всех промахах. И если рванет Запорожская атомная, так это только потому что предали. Армия же предприняла все что требуется.

Маня поставила на стол тарелки, заварила кофе и позвала Глеба.

Он пришел в трусах, не отрывая взгляда от экрана айфона, что-то просматривал и хмыкал, покачивая головой. Какой удобный момент подсунуть мужу нелюбимую овсянку. Конечно, неправильно кормить детей, отвлекая их мультиками. Но, во-первых, Глеб уже давно взрослый, а во-вторых, пусть лучше съест овсянку под айфон, чем начнет капризничать и приговаривать, что на завтрак куда приятнее съесть яичницу. По вкусу Маня спорить не станет, а по диете ей приходится быть занудной теткой.

Когда стол был накрыт, она выключила телевизор, новости, которые там круглосуточно демонстрируют, категорически не совместимы с принятием пищи.

— Смотри что мне Гунча прислал. — Глеб развернул экран к Мане, попутно задел чашу с кофе, та опрокинулась прямо на голые коленки мужа. Он подпрыгнул, тарелка с кашей тоже звякнула, но остались на месте. Маня сдёрнула с крючка полотенце, бросила на Глебовы коленки и рассмеялась.

Буквально вчера, когда он отправился навестить брата, точно такую же сцену Мане прислала невестка. Только чашку с чаем опрокинул на себя племянник Николка, который без мультиков не мог проглотить даже самого маленького кусочка. Наташа сняла сцену украдкой, Глеба оставили нянькой, родители с любопытством подсматривали, как у него это будет получаться. Хоть Маня и обещала не показывать мужу этот ролик, не сдержалась и включила. Глеб тоже хватался за полотенце, одну за другой выдергивал из пакета салфетки и раскладывал их в лужах на столе. Салфетки мгновенно пропитывались, а лужи все не уменьшались. Ролик заканчивался на том, как муж с солидным мотком бумажного полотенца нырнул под стол.

Напрасно Маня включила это видео, Глеб с раскрытым ртом просмотрел две минуты обличающего материала и совершенно по-детски возмутился:

— Ябеда эта Наташка. Ну погоди, я сниму как ты огурцы собираешь. Сцена, скажу я тебе еще та.

Маня не любила, когда муж критиковал женщин, и перевела разговор в деловое русло.

— Велосипеды нам сегодня забирать?

Глеб хлопнул себя ладошкой по лбу.

— Совсем забыл! — Зачастил ложкой, поглядывая на часы, до встречи с одноклассником оставалось два. Поздновато они завтракали, одноклассник приедет к 16.00. Без особых потерь муж закончил трапезу, прыгнул в штаны, порылся в шкафчике с инструментами, достал фонарь. Маня едва успела принести ему четыре банки варенья, чтобы отнести их в погреб. И уже с лестницы Глеб крикнул:

— Жду тебя там!

— Я минут через тридцать буду.

Глеб спускался с подпрыгиванием, легко и стремительно. Еще месяц назад он тяжело дышал при подъеме и пыхтел при спуске. Хорошо, что они здесь в поселке подолгу гуляют вечерами, купаются, плавают. А теперь вот в магазин будут ездить не на машине, а на велосипедах. Погружение в детство пошло Глебу на пользу. Маня закрыла дверь и сосредоточилась на рутинных домашних заботах. Знала бы она, в какую ловушку легким шагом беззаботного человека отправился ее муж.

Теперь предстояло помыть посуду, почистить к ужину овощи, настрогать салат — очень может быть, что после передачи велосипедов одноклассник зайдет в гости. Что-нибудь к чаю они купят, кабачок она сейчас пожарит, а грудку индейки лучше обжарить на сильном огне прямо к столу.

Она принялась чистить кабачок, айфон трижды пикнул, призывая хозяйку просмотреть сообщения. Срочного внимания заслуживает только одно, от питерского прораба Игоря, но даже вести от него подождут минуты три.

От Романа ничего не было, может еще работают, и снимки с результатом пришлют позднее? Или опять врет. Бригитта прислала ролик с котами. Косматый и Бозя играли у клумбы, Маня смотрела на любимых питомцев и на глазах проступили слезы. Понимают ли они, что хозяйка не бросила своих любимцев и при первой же возможности вернется к ним. Вот она приезжает домой, Косматый сидит на балконе второго этажа и наблюдает как кто-то паркует машину, Бозя уже вычислил их с Глебом и с нетерпением нарезает круги вокруг куста сирени. А потом несется стрелой к дому, возвращается, пробует потереться о Манину ногу, затем опять несется вперед приглашая поторопиться. Косматый уже скатился по лестнице и встречает их внизу. Потом по очереди котики будут забираться на колени, подставлять головы под зубья корчётки… Чтобы не зареветь, Маня включила следующее сообщение: «Вам перечислены ежемесячные социальные выплаты в размере 600 рублей». Социальная забота государства напомнила Мане капельный полив растений, только капли под корень растений падают чаще. Сумма, которую ей перечисляли раз месяц, выглядела как насмешка. Получайте дорогая и ни в чем себе не отказывайте. И главное дата — социальная государственная подмога попадала на счет, практически в тот самый день, когда приходил квитанции по квартплате. Только там получалось около 12000 рублей, в 20 раз больше. Щедрое отечество предпочитало продавать подешевле газ иностранным партнерам, чем подумать о том, как проживет месяц его пенсионер. Пропагандисты горазды позубоскалить над тем как немцы, с сокращением поставок, станут мыться частями и укладываться в постель одетыми. А слабó пошутить над издевательствами в собственном отечестве?

Третье сообщение было от Глеба. То самое, которое он перекинул ей за завтраком, когда опрокинул кофе. В короткой белой юбочке с оранжевыми бантиками на щиколотках и в волосах, с экрана смотрел упитанный человек, под глазами борозды морщин, двойной подбородок. Вот он, подпрыгивая, приближается к стае ребятишек. Нечто похожее Маня видела на празднике, когда мужская часть гостей исполнила для именинника шуточный поздравительный номер. Танец маленьких лебедей исполняли пузатые мужчины с волосатыми ногами. Получилось смешно. Но у ряженой фигуры ноги оказались гладко выбритыми. Глеб говорил, что тиктоковский ролик ему прислал Гунча. Может кто-то из знакомых латышей прикалывается? Маня вспомнила, что отключила звук на айфоне, поторопилась включить, перемотала, и с первой же фразой комментатора, рухнула от смеха на диван. На сковородке шипели кусочки кабачка, рискуя обуглиться, а женщина была не в силах, ни подняться, ни перестать смеяться. Сантехник из Канады Стефан Олшта к 52-м годам вдруг объявил себя не мужчиной и не женщиной, а обычной шестилетней девочкой. Что касается жены и шестерых детей — так это ошибка. Не может же у шестилетнего ребенка женского пола быть жены? Но как сообщает автор ролика, Стефана не отправили к психиатру. Эту «шестилетнюю девочку — сантехника» власти определили в приемную семью, в Торонто, где многодетный папаша-девочка растет и играет с другими детьми. Прикол в том, что ролик мужу прислал их знакомый многодетный отец из Латвии. У Гунчи своих ребятишек целых одиннадцать. Толстый и вечно веселый мужик тоже пытался сдернуть из дома. Завел себе любовницу и пару месяцев жил у нее в тишине и покое. Но под давлением социальных служб и родственников, его не просто выдворили в семью, а взяли под строгий контроль. Социальные работники каждую неделю являлись в дом к Гунче, донимали его всякими упреками и нехилыми штрафами. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, Гунча ремонтировал у себя во дворе чужие машины, параллельно присматривая за ребятней. Социальный инспектор объявил такую организацию детского досуга неприемлемой. Составил штраф с требованием очистить двор от техники, постричь газон и установить детскую площадку. В случае неисполнения предписаний бедолаге грозил очередной штраф в 200 евро, а при следующей проверке, если папа и мама нарушение не устранят, то детей из семьи заберет ювенальная юстиция. Жена рыдала белугой, а чадолюбивый Гунча, от греха подальше, погрузил потомство в машину и переселился в съемную квартиру. Там во дворе имелась детская площадка, а дверь на настойчивые звонки социальных инспекторов можно просто не открывать. Наверное, знакомившись с историей Стефана из Торонто, Гунча пожалел, что такая гениальная идея тогда не пришла ему в голову. Хотя канадский финт многодетного папаши, в Латвии мог не прокатить. Все еще посмеиваясь, Маня дожарила кабачки, позвонила в Питер Жанке. Они немного поболтали, и попрощавшись через 15 минут с подругой, она ойкнула — на все про все дома ушло уже два с половиной часа. Глеб, наверное, заждался ее там в гараже, хотя на мужа это не похоже. Он бы уже раза три позвонил, и прислал бы ей штук шесть фотографий, думала копуша на ходу, уже топая по дороге навстречу кошмару.

Глава 7

Невероятное всегда рядом, иногда обычное и привычное дело может с бухты-барахты взять и обернуться такой стороной, что и предположить невозможно. Глеб открыл гараж, громыхая распахнул обе стороны ворот. Солнце высветило два ящика болотного цвета у правой стены. Слева стояли несколько листов ПВХ. Похоже хозяин собирался обшить стены гаража. Но не успел. Велосипеды он решил поставить по этой стороне. Сейчас вот спустит вниз заготовки и закроет настилом спуск в смотровую яму. Он наклонился за сумкой с банками варенья и увидел, как по пыльному полу скользнула тень. Машинально обернулся на дверь. Никого. Глеб надеялся познакомиться с соседями. Ворота Алиного гаража были единственными подходом, который украшала опушка из травы. У остальных восьми строений все было выкошено под корень. Он хотел узнать сами ли хозяева следят за состоянием, или коллективно оплачивают работу косильщика? Если была тень, то кто-то прошел рядом. Странно, что не остановился, не окликнул Глеба, ничего не спросил. Он знал точно, хоть и прошло три десятка лет после его отъезда, давно сложившиеся правила поведения в гарнизоне не изменились. Здесь знали всех чужаков наперечет, открытые ворота пять лет пустующего гаража должны были привлечь внимание. Значит, эта тень умышленно изо всех сил старалась оказаться незамеченной. Так поступают особи только с недобрыми намерениями. Глеб осторожно опустил сумку с банками на пол, выпрямился и стараясь не шуметь направился к выходу.

На улице вовсю светило солнце, соседние гаражи так и оставались закрытыми никаких лишних теней не было, кроме тех, которые отбрасывали кусты и деревья, подросшие по краю оврага, напротив. Хотя нет, в тенечке метрах в тридцати от Глеба, уронив голову на скрещенные лапы мирно дрых огромный рыжий пес. Это был Манин преследователь, настоящий и упрямый охотник за колбасой. Опрометчиво приласкав собаку и угостив его пару раз, жена долго отучала псину от всяких угощений из своих рук. У мусорных контейнеров в специальный пластиковый ящик остатки еды относила, а персонально каждому хвостатому — нет. Пес конечно приветствовал вилянием хвоста ее появление, но перестал нестись на встречу с распростертыми лапами. Глеб решил, что как раз и видел тень Латыша. Они так окрестили пса, потому что в Латвии жена дружила с двумя собаками хозяина бани. Они с друзьями много лет ездили париться на тот хутор, началось все весной, когда на хуторе появились два забавных щенка. Один окраса немецкой овчарки, второй рыжий. Маня стала играть со щенками, каждую субботу покупала им специальные лакомства. И скоро перед приездом банщиков на хутор, хозяева готовили свои телефоны для съемок. Машину метров за триста встречают дозорные псы и сопровождают транспортное средство до парковки. Собаки мигом занимают пост со стороны пассажирского сидения, у Мани в руках уже пакет с нарезанной колбасой и всякими лакомствами. Едва открывается дверь как подросшие молодые овчарки просовывают головы в салон, освободить выход можно одним способом — бросить в сторону кусочки угощений. Хвостатая пара отвлечется, а Маня выйдет и быстро направится к дорожке в баню. Путь ее будет сопровождать стая разномастных кошек и оба пса. Первого пакета хватает как раз на то чтобы, усыпая угощениями дорожку дойти до дверей бани. Второй пакет был приготовлен для оплаты торжественных проводов к машине. Ритуал выработался буквально за месяц и не менялся в течение многих лет. Хозяева ставили эксперименты — перед приездом банщиков выставляли в саду миски и тазы с мощными костями, мясными обрезками. Но стоило приблизиться к хутору машине банщиков, стая бросала все и неслась навстречу, прижав уши. Маню стали узнавать в городе, ролики с ее передвижением от бани к машине и обратно появлялись регулярно. Хозяин снимал собак и котов, а в кадре красовалась укутанная в халат жена с закрученным на голове полотенцем. То она сидит с пунцовой физиономией на лавочке, а вокруг стая собак и кошек, то обернутую в полотенце женщину собаки сопровождают к пруду, в который следовало нырнуть после парилки. Однажды автомобиль хозяина хутора и Глеба припарковались на стоянке рядом с разрывом не больше 30 секунд. Картина повторилась — стая крутила хвостами прыгала, встречала, но не хозяина, и тот решил провести воспитательную экзекуцию, достал из багажника какую-то веревку, приказал псам «к ноге». Рыжий получил пару шлепков понуро опустил голову, но послушно сел у ног, с тоской провожая пакет с лакомствами в Маниных руках. А темный мигом исчез и встретил банщиков в конце пути, где и получил порцию угощения. Именно тогда устроившись на полке в парилке псы получили клички. Рыжий — латыш, сдержанный и послушный. Коричневый — кревиес, русский потому что разумный, не лезет на рожон, и под плетку не спешит. Отсиделся за баней, получил-таки свое лакомство. А бедолагу рыжего заперли в котельной и не выпускали до тех пор, пока банщики не уехали.

История эта промелькнула в памяти Глеба, пока, глядя на спящего в тени пса он гадал — вставал Латыш с места или нет. Похоже, не вставал, но все может быть. Больше никого на площадке перед гаражами не было. Свою работу в такой яркий день на этом удаленном от городка пятачке делали только лето и Глеб. Он вернулся в гараж, постоял минуту дожидаясь, когда глаза привыкнут к сумраку, наклонился к сумке с банками и стал осторожно спускаться в погреб. Тишину нарушил грохот падающего с полки предмета, но отвлекаться на шум он не стал. Может показалось, может кто-то, как и он пришел в соседний гараж, выяснять нет времени, до прибытия велосипедов оставалось минут сорок. Глеб ставил одну за другой банки на полки и прислушивался к странному звуку. Казалось, что где-то рядом через крохотную дырочку со свистом выходит воздух. Поставил на полку вторую банку и принялся осматривать предыдущие. Мало ли забродило и теперь зреет взрыв под крышкой. Банки на первый взгляд казались целыми, проверил каждую крышку — плотно притянуты. Он любовно пересчитал баночки и подумал, что двух литров, оставленных дома, хватит на пару недель. У клубничного варенья было необычное свойство — вот только открыл очередной литр, добавил пару раз в творожок, всего-то по ложечке-другой, в утреннюю кашу, и все видно дно.

Откуда-то шел звук, тот самый, но теперь он напоминал усиливающийся непрерывный свист. Причем усиливался не сам звук, а что-то непонятное. Глеб вспомнил, что спустился в погреб с телефоном, им и подсвечивал одну за другой банки с вареньем. Попробовал осветить углы, чтобы понять, откуда идет свист, и понял — света от телефона недостаточно, чтобы всё осмотреть. И тут вспомнил, что специально же взял с собой фонарь, даже вытащил его из сумки и вот растяпа, оставил на полке наверху.

Глеб по нескольким ступеням из погреба и еще по трем из смотровой ямы поднимался так тяжело, будто шел наверх по крутой горе. На лбу выступили капельки пота, футболка буквально прилипла к спине.

— Опять засиделся за компом — надо больше ходить и меньше есть. — Дежурно укорил он себя и наконец добрался до фонаря, проверил как тот работает и направился обратно в погреб. Глеб не изменил себе и на этот раз, взял в руки фонарь, но положил на полку телефон и благополучно забыл о нем. Вспомнил у самой двери в погреб, хотел вернуться, но махнул рукой — если кто и позвонит за эти пару минут, он перезвонит, когда поднимется. Глеб не заострил внимания, что вниз спускался легко, так, будто в его спину дул попутный ветер, который не просто ускорял движение, но еще и приподнимал мужика вверх, чтобы шаг был легче.

Зуммер продолжал равномерно гудеть, Глеб провел фонарем по углам и полкам погреба. Ничего, даже паутины нет. Наконец луч света упал на приоткрытую дверь, и он вспомнил, что в прошлый визит не стал спускаться в непонятную темноту. О неисследованном закоулке гаража он и думать забыл, при этом, вечно все теряющий и забывающий, он перед тем как идти в гараж первым делом достал фонарь.

Глеб направил луч в проем — высветилась крутая лестница, сваренная из толстой арматуры. Без ступенек, спускаться нужно будет спиной, чтобы держаться за перекладины. Но Глеб у края продолжал медлить, он с недоумением перемещал луч по второму уровню погреба. На полу деревянный поддон, стены обиты вагонкой. Ни полок с банками или инструментами, ни ящиков на полу. Только лестница и обрывки пустоты, выхваченные кусками лучом фонаря. Откуда-то из этой пустоты и шел звук, то ли зуммера, то ли какого-то ровного свиста. Завороженный Глеб стоял на краю, его плечи и голову буквально тянуло вперед, как будто некий огромный пылесос приближал и приближал свое громадное сопло к фигуре мужика, а ноги как намертво приклеенные оставались на месте. Позже он вспомнит, что ни о чем в этот момент не думал, слышал, что наверху надрывается забытый телефон, и хоть сила звонка и была явно больше, чем у таинственного зуммера, чей-то призыв сверху казался далеким и абсолютно не важным.

Он спускался вниз, как существо, которое следует за сладкой призывной мелодией флейты крысолова. Страхуя себя руками зажал под подбородком фонарь и краем глаза наблюдал, как справа медленно поднимается вверх деревянная стена. Наконец обе ноги оказались на твердой почве, Глеб взял фонарь и повел им по сторонам. Он оказался в квадратном помещении. Каждая стена шириной чуть больше метра уходила на высоту и терялась в темноте. Глеб шарил лучом по высоте и никак не мог попасть на дверной проем, через который только что спустился сюда. Лестница была, но заканчивалась она продолжением стены. Это был каменный колодец, абсолютно закрытое пустое пространство. Внутри которого стоял Глеб без единой мысли в голове, без страха, без радости или отчаяния. Он привык доверяться своей интуиции, анализировать ощущения, но здесь все внутренние приборы не работали, даже дыхания своего Глеб не слышал. Да и лучом мощного фонаря, вместе с его рукой как будто управлял кто-то со стороны. Наконец луч уткнулся в крохотную полочку, на ней стоял портрет военного, а рядом сначала немного, как светлячок в траве, высвечивалась семисот граммовая банка. Постепенно свет усиливался и параллельно возрастал звук. И свет, и звук он видел не глазами, а каким-то внутренним зрением и слухом. Глеб зафиксировал луч на портрете. Со стены странного колодца прямо ему в глаза смотрел крепкий, немолодой уже мужчина в авиационном подшлемнике. За спиной Василия, а это без сомнения был покойный Алин муж, виднелся силуэт вертолета на фоне удаленных зазубрин гор…

Ровный звенящий звук быстро перешел в грохот вертолета, теперь Глеб сидел внутри машины с пулеметом наизготовку и наблюдал как внизу по песку движется караван. Пять верблюдов вытянулись в цепочку, между их горбами покачивалась поклажа, а параллельным с верблюдами курсом медленно двигались 12 человеческих фигур. Головы их венчали объемные белоснежные чалмы, а раздвигавшиеся при каждом шаге полы длинных темных халатов, демонстрировали ноги в белых кальсонах. Они тонули в песке и караван внизу двигался, как в замедленном кино. Потом процессия остановилась, несколько человек забегали, перед ними стал подпрыгивать и вздыматься песок, а к шуму двигателя вертолета добавился стрекот пулемета. Глеб видел чью-то руку, нажимающую на гашетку, а через нее в дверном проеме вертолета картину внизу. Путники один за другим падали на песок, трое уже лежали неподвижно, а двое водрузили на плечи стингеры и выставили их в сторону вертолета.

Рука продолжала жать на гашетку, внизу полыхнуло, вертолет резко вздрогнул… все исчезло, так будто кто-то бросил в темный колодец включенный телевизор с изображением боя, чтобы мигом оборвать эти страшные изображения. Но не получилось, вместе с протяжным звуком зуммера к Глебу возвращался и странный видеоряд. Сначала он видит кусок блеклого неба без единого облака, потом проступают зазубрены гор, на раскаленном песке он видит остов сгоревшего вертолета, приближается — никого. Осматривается, замечает на песке следы, и гонимый жаждой идет по следу в надежде найти хоть пару глотков воды. Он идет долго, без надежды и цели. Только следы и вода. Силуэты людей в белых кальсонах и чалмах, разбросанные по песчаной поляне, приближались к нему целую вечность. И с каждым очередным шагом ровный звук усиливался, но как-то деликатно. Будто кто-то старательно приманивал к себе этого человека, но отчаянно боялся спугнуть его. Он шел на звук, и взгляд натолкнулся на флягу. На самом деле это был плотный кожаный мешок из которого торчала горловина с отвинчивающейся пробкой. Глеб понял — вода. Протянул руку и увидел, что к мешку тянется не его, а чужая кисть с мощным перстнем на безымянном пальце. Но жажда не позволила включиться мозгу, а назойливый ровный звук через вату сознания проникал в слух без всяких препятствий. Изображение исчезло и так резко, будто кто-то выдернул телевизор из розетки. Опять возвращалась картинка медленно, на звук наложился стон человека, но лицо в изображение не попадало. Только стон и рука с зажатым внутри предметом тянулась в сторону Глеба. А потом отдельно без лица — глаза. Они смотрели с мольбой, и чей-то голос глухо приказывал: «Возьми его». Глеб чужой рукой с массивным перстнем на безымянном пальце взял из слабеющей руки гладкую фигурку с плечами и руками человека, на голове статуэтки вверх торчали два острых ушка, а вместо ног от талии хвостом закручивался вихрь, нижнее кольцо позволяло поставить фигурку на поверхность. Как только статуэтка перекочевала в ладонь, рука дающего ослабла и взгляд погас. Зато ладонь с перстнем почувствовала тепло разогретого солнцем камня… Глеб опять провалился в темноту и тишину. Очнулся от грохота вертолета, над ним нависло тревожное лицо человека. «Всё позади», — сказало лицо, — «Жить будешь!». Сказало и исчезло.

Как-то медленно к Глебу возвращались сознание и ощущения. Он почувствовал, что сидит на полу, упираясь спиной в стену в кромешной темноте. И ноет когда-то сломанный тазобедренный сустав. «Неужели упал и повредил?» — как-то безразлично подумал он. И попробовал подвигать ногой, колено без труда разогнулось, одной рукой он уперся ладонью в пол и попробовал приподняться. Получилось, нигде не проявилась боль, значит с бедром все в порядке. После каждого удара и падения он проводил самую строгую инспекцию левой ноги, но сейчас осмотреть её в кромешной темноте невозможно. Он вспомнил гул вертолета, раскаленный песок под ногами и жажду. Рука машинально стала шарить по полу, отыскивая чужую кожаную флягу с водой. Место, в котором он находился было прохладным, но в горле все равно пересохло. А еще у него онемела правая рука, да настолько, что невозможно разжать ни одного пальца. Несколько минут он ждал, когда глаза привыкнут к темноте, чтобы сориентироваться в пространстве и понять, что делать дальше. Время шло, онемение в руке не проходило, тьма не рассеивалась. Глеб зябко пошевелил плечами и закрыл глаза, бессмысленно пялится в темноту. Надо обязательно встать, размяться, в движении будет теплее, но навалилась такая усталость и апатия, что он вяло принял решение — надо попробовать уснуть. Он уже протянул руку за бабушкиным пледом, который Маня каждое утро выносила в сад и клала сложенным на качели. В любое время кто-нибудь сначала посидит в тенечке, а потом может и прилечь. А под рукой тут как тут плед, можно прилечь, прикрыться и подремать часок. Вот только телефона почему-то нет рядом, Глеб не искал аппарат в карманах, просто знал, что айфона нет. Покачиваясь на качелях, он видел, как в сумерках проступает силуэт ели. Три года она сидела в саду и даже не думала расти, а потом раз и за одно лето вытянулась на двадцать сантиметров в высоту. На следующее лето еще на двадцать. Теперь упираясь мощными лапами в землю, она выбрасывала новую макушку вверх и тянулась в высоту. Глеб привычно втянул воздух носом, он любил нюхать неповторимый запах голубой ели, но аромата не было. Ель стояла, а запах исчез. Он с недоумением попытался оттолкнуться ногой, чтобы раскачать садовый подвесной диван. Нога во что-то уперлась, ель исчезла, мягкое сидение диванчика стало твердым, и опять вернулась глухая темень. Глеб понял, и свой сад в Латвии и голубую ель он увидел в коротком сне. Последний год, засыпая он все чаще перемещался туда где так долго жил в спокойствии и состоянии блаженства… Теперь он в России. В гарнизоне детства, он отправился в гараж соседки, чтобы отнести банки с клубничным вареньем и подготовить место для двух велосипедов. Так постепенно Глеб вспоминал как спустился в погреб, выставил банки, затем поднялся за фонарем. Открыл деревянную дверь и по железной лестнице спустился на второй уровень странного погреба. Значит он на этом втором уровне, где сначала исчезла дверь, а потом и реальность. Наверное, закружилась голова, он потерял сознание, выронил фонарь. Маня должна прийти за ним следом, вот придет и поможет. Хотя, как она вытащит его по вертикальной железной лестнице? И это если найдет, Глеб вспомнил что и сам не сразу увидел в углу дверь во второй уровень подвала и застонал от досады и неизвестности. Выбираться надо самому, но вставать и двигаться в темноте он пока не решался. Правая рука служить отказывалась. И тут неожиданно, непонятно откуда прозвучало: «Протяни левую руку!». Глеб послушно протянул. «Левее к лестнице!» — Раздраженно приказал хриплый механический голос. Глеб нащупал фонарь. «Наконец-то! А то разлегся, а мне что и дальше по твоей милости в тюрьме сидеть?!» — возмущенно проворчал голос, Глеб включил фонарь и никого не увидел. Неожиданно к правой руке вернулась чувствительность, он легко разжал пальцы и с интересом уставился на нефритовую фигурку в своей ладони. Они смотрели друг на друга целую минуту. Глеб разглядывал поочередно искусно вырезанные из камня рожки, горбатый черный нос, сжатые губы и острый подбородок. Параллельно водил пальцами по плечам и гладким рукам абсолютно черной фигуры. Он не вставал, поставил рядом фонарь, который светил в далекий потолок, блики играли на лысой макушке крохотного артефакта и падали на пальцы статуэтки на которых был прорисован каждый ноготок. Глеб осмотрел все до мелочей бережно поворачивая камень в руке, но почему-то ни разу не заглянул в глаза неожиданной находке. Как, увиденная в странной сцене с раскаленной пустыней фигурка, вдруг оказалась в его руках? Тут он вспомнил, про исчезнувшую в конце лестницы дверь, сунул фигурку в карман и поднял голову. Дверь была на месте, только закрыта. Он не помнил, чтобы закрывал, хотя под собственной тяжестью дверь вполне могла вернуться на место. Наконец он поднялся, стало теплее, нога больше не ныла. Глеб приблизился к портрету, посмотрел еще раз на изображение Алиного мужа, споткнулся о банку, поднял ее, заглянул во внутрь — пусто. Нашел крышку, закрутил и зачем-то поставил на место. Достал из кармана статуэтку и спросил ее: «Ну что будем выбираться?», нефрит молчал как камень. Он всмотрелся в лицо статуэтки еще раз и подумал, «Камень он и есть камень. Даже древний и искусно выточенный. Глеб не знал, что он рассматривал древнюю статуэтку как предмет искусства, а фигурка рассматривала его, как будущий инструмент для своих целей.

Глеб быстро и легко поднялся по лестнице, дверь захлопнулась, замок на ней защелкнулся, а ручка оказалась внутри. Скоро он выбрался на первый уровень подземелья, повернул в замке деревянной двери ключ и направился к выходу… Он считал, что к выходу, а на самом деле, сделал первый шаг в лабиринт запутанных и опасных событий.

Глава 8

Маня неслась к гаражу на космической скорости, ну это ей передвижение казалось космическим, а со стороны все выглядело немного иначе. Позже она узнает, как именно определил ее бег сосед. Излагая начальнице домоуправления встречу с соседкой он так и сказал: «Просвистела вслепую мимо — ни тебе зарасти ни до свидания, споткнулась и не касаясь земли выровняла курс. Чисто истребитель в пике». Домоуправ потом спросит Маню: «На какой пожар ты неслась с такой скоростью?». Но это будет потом, а сейчас бедолагу заботило только одно — обещала прийти помочь мужу разобраться в гараже еще два часа назад. Заболталась с подругой и забыла обо всем на свете. Конечно, и сам мог позвонить, так всегда и делал, а сегодня нет. Почему? Наверное, работы много, а времени мало или помешало что-то другое. Сейчас Маня примчится, а Глеб мрачно встретит жену не предложит включиться в разборку. Станет покрикивать — это не бери, тяжёлое, это сам положу. Не в правилах Глеба устраивать скандалы и кидаться упреками. Он вполне успешно выражает свое неодобрение интонацией или нарочито медленными действиями. Маня не любила такие моменты, и с отчаянным желанием купировать недовольство Глеба стремительно приближалась к цели. Двигалась она с лихостью осмелевшего хмельного зайца, на ходу подбирая вариант действий. Первый — не дождалась звонка, второй случилось ЧП дома, только какое? В квартире постоянно что-то происходило, то повисал на одном шурупе карниз, то ни с того с сего зависнет створка окна. А вчера Мигарь открыл утро грохотом в дверь их квартиры. Беда у Мигаря случилась по-глупому, продолжая третий день отмечать профессиональный праздник он выскочил из дома, дверь захлопнулась. Ключи остались внутри, а сосед раскачивался на лестничной площадке. Теперь ему требовался стул или стремянка, гвоздодер, топор, сто грамм и моральная поддержка. Дверь стояла намертво, но проем над железным монстром он победил. Правда попутно выдрал всю проводку оставив Маню с Глебом без интернета, телевизора, домофона и звонка в квартиру. Мог заесть замок, потеряться кроссовка и еще куча мелких неприятностей, которые сопровождали их не обустроенную жизнь в этой квартире. Лучший способ защиты — это нападение, противника следует ошарашить сообщением, и заставить его лихорадочно думать — как я мог забыть, не успел, но сегодня же исправлю. А потом она скажет, что ждала и не дождалась звонка от Глеба. Муж сразу усомнится, может и правда забыл позвонить, вполне оправданно — он всегда все забывает. Первый момент пройдет, а потом они вместе быстро разберут все у стены и будут ждать велосипеды. Хотя, вполне может быть, что одноклассник уже все привез. Нет, тогда бы они приехали на квартиру, чтобы занести комод. Обещали — мебель из квартиры сразу в квартиру. Может просто болтают у гаража, а она запаниковала, заахала, несется сломя голову. Может Мане и спешить незачем, сгрузили все, закрыли гараж и поехали куда-нибудь. Да хоть к Юрке Сахову в гости. Тот если не на дежурстве, то обязательно мастерит что-нибудь в старом родительском доме. Юрка унаследовал деревенский дом от матери, аккурат в год, когда впервые стал дедом. Внуки появлялись с завидной регулярностью и постепенно оккупировали дом-дачу, требовались дополнительные комнаты, шкафчики, водогрей в бане, — не топить же каждый день. Дом постоянно кипел и гудел как улей, гости прибывали и убывали, Юрка спрыгивал со стремянки, встречал, угощал чаем, потом устраивал экскурсию по саду… Этот вариант Маню устраивал больше всего. Она даже сбавила шаг, вытащила телефон, сверила время. Если в планах ничего не изменилось, то велосипеды уже час стоят себе смирненько в гараже, можно даже тот что поменьше опробовать в деле. Глеб отправился в гараж пешком, одноклассник обещал привезти все сам, а потом «по обстоятельствам». Маня к обстоятельствам, на всякий случай приготовила обед, так что ничего катастрофического. Почти успокоившись она свернула за угол, и взгляд уткнулся в распахнутые ворота гаража. Рыжий пес поднялся с травы, посмотрел на Маню лениво, но приветливо махнул хвостом и направился по своим делам. Маня заглянула внутрь помещения и ничего не увидела, подождала несколько секунд, пока глаза привыкнут к сумраку, потом осмотрелась. На первый взгляд все здесь казалось забито хламом, коробки, прислоненные к стене доски, но велосипедов не было, и Глеба с одноклассником тоже не было. Она озиралась по сторонам, чуть было не свалилась в смотровую яму. Заметила, что к стене приставлены несколько досок, а еще в торце смотровой ямы распахнутая в темноту железная дверь. Эта темнота и какая-то звенящая тишина испугали ее.

— Глеееб ты где? — почему-то тихо позвала она мужа. Ответа не последовало. Маня спустилась сначала в яму, остановилась у железной двери. Посветила телефоном, слабый свет выхвалил три крутые ступени вниз, залитый цементом пол, обитые досками стены и полки вдоль них. На одной все восемь литровых банок с вареньем, больше ничего и никого. Она еще немного поводила экраном телефона по стенам погреба, почувствовала, что мерзнет и поднялась наверх. Озноб сопровождался нарастающей тревогой. Муж конечно товарищ рассеянный, с него станется оставить открытым гараж и уйти в соседний поболтать с кем-нибудь. На первый взгляд гаражи по соседству закрыты. А отправиться куда-нибудь дальше, не закрыв помещение, в котором хранилось клубничное варенье…, Нет! И еще раз «Нет!». Маня даже представить себе не могла, что должно произойти, чтобы муж мог оставить свой сладкий запас без присмотра и надежной защиты. В твердой памяти и при ясном сознании этого произойти не может никогда.

Сознание! Может потерял сознание, ну солнечный удар, например, прохожие вызвали скорую, медики Глеба увезли в клинику. Она даже представила, как покачиваясь на колдобинах и захлебываясь сиреной, по центральной гарнизонной улице идет машина скорой помощи, люди останавливаются, вздыхая провожают взглядом машину. Если Глеб исчез таким путем, то кто-нибудь обязательно скорую видел и время заметил. Плохо, что барсетку с документами муж оставил дома. Но Малино, это не Москва, ближайших клиник не так много, Маня найдет его быстро, еще у него с собой телефон. Господи — телефон, надо просто позвонить и все выяснится. Маня набрала номер, и подскочила — прямо за спиной завопил айфон мужа. Вот это была настоящая катастрофа, сродни оборвавшейся над пропастью страховки альпиниста. Телефон вопил сигналом воздушной тревоги, звук метался по стенам, вырывался за ворота гаража, Маня стояла столбом и надеялась, что сигнал такой силы муж проигнорировать не сможет, если… Невероятно, но факт — аппарат, который она в шутку называла продолжением руки Глеба в данную минуту безрезультатно звонил и заливался, призывая исчезнувшего хозяина. Маня отключила сигнал и ударилась в панику. Лихорадочно осмотрела все углы в гараже, быстро вышла на улицу, обошла соседние гаражи, уклоняясь от крапивы заглянула в овраг. Кроме высокой травы никого. Вернулась, и поняла, здравые мысли в панике покинули ее бедовую голову. Суетой проблемы не решишь, надо взять себя в руки и составить план поиска. Рука механически нырнула в желтую сумочку, без нее Маня из дому не выходила — ключи, телефон, сигареты, зажигалка размещались в семи кармашках, ремешок перекинут через голову, и этот кожаный карман надежно прилегал к левому бедру, обеспечивая ей все необходимое вне дома. Добывая сигарету, она не сводила задумчивого взгляда с дверного гаражного проема. Сознание растворило очертания старых запасных колес, досок, ящиков и видело внутри этой железной огромной коробки сгусток опасностей и тревоги. Она прикурила и после третьей затяжки включилась логика, пока вяло, но включилась. Вызвать скорую случись что, было бы некому. Маня здесь уже 30 минут и, никто не прошел и даже не проехал на велосипеде мимо. Гаражи несколькими рядами примыкали к бетонному забору, которым был обнесен гарнизон. Выхода за надежный забор было два — контрольно-пропускной пункт на севере и дыра на северо-востоке. Дыру пробили жители, она обеспечивала самый короткий путь через посадки вдоль внешней стороны забора к грибам и трассе. Там можно было поймать попутную машину, туда можно было подъехать к городку. Таксисты часто отказывались ехать в гарнизон, ссылаясь на в усмерть разбитые дороги городка. Маня с Глебом выбирались за пределы городка на джипе только официальным путем. Словом, мимо гаражей проезжать было незачем, так что вызов скорой помощи маловероятен. Если с Глебом что-то случилось — искать его следует здесь… А что если Глеба, нашли-таки, пугайловские адвокаты, выследили, дождались когда он окажется один в укромном месте, тюкнули кирпичом по голове, загрузили в машину и увезли. Попыхивая сигаретой Маня методично обходила гаражи уже по третьей линии и никого не встретила, даже собак. Десять минут назад она попыталась обойти гараж по кругу, но нарвалась на крапиву, и чуть было не запуталась в проволоке. Потом сообразила, трава высокая и, если бы Глебу по какой-то причине вздумалось сделать обход строения по внешнему периметру — он бы оставил следы на траве. Вон Маня пробралась к оврагу и обратно, оставив в высокой траве проем. Завершив обход всех гаражных линий, она вернулась обратно — все без изменений. Значит надо звонить Чурову, он специалист, приедет с группой, может даже со служебной собакой и пустит ее по следу.

Маня представила, как овчарка несется на всех парах от гаража к озеру, находит там шлепанцы Глеба, подбегает к воде и скребет лапой край песка у самой воды. Нет! Попутно Глеб купаться не пошел бы, а уж оставить чужой гараж открытым в здравом уме и подавно.

Час пятнадцать она искала мужа по округе и пришла к выводу искать мужа надо в гараже. Но там она осмотрела все. Это, во-первых, а во, во-вторых, входить в эту темную пасть еще раз ей было страшно. И все же она осторожно переступила порог, пробираясь к торцевым полкам вдоль стены, сейчас возьмет телефон Глеба и просмотрит звонки. Споткнулась об угол зеленого ящика, слава богу не упала, но расцарапала ногу. Наконец вот он телефон, а рядом пачка красной Явы и зажигалка. Эта находка включила очередную ступень Маниного логического мышления. Она уже больше часа ведет свои поисковые действия, это предел, который Глеб способен обойтись без сигареты. Значит, в ближайшие, минут десять, он вернется, где бы ни был, чтобы закурить. Но это если он способен передвигаться. Переложив айфон мужа в сумочку, Маня прихватила сигареты, у самого выхода старую табуретку — она устала и намеревалась посидеть у входа пока просмотрит звонки на телефоне мужа. Устроилась, ввела пин-код. У Глеба и у нее пароли были примитивными — даты рождения. Экран ожил, во входящих телефона пять пропущенных, некто Леха Зварыкин звонил пять раз, первый в 14.10, последний в 14.45. Зварыкин это одноклассник с велосипедами. Сейчас 16.30, Глеб выскочил из квартиры в 13.40 за 20 минут до предполагаемой встречи со Зварыкиным, за это время он предполагал подготовить место для велосипедов и встретить одноклассника уже у гаража. Максимум семь минут на дорогу от дома, на то, чтобы открыть гараж и войти в него. Хорошо, пусть десять минут. Значит в 13.50 он был здесь, а через 20 минут уже не смог ответить на Лехин звонок.

Маня нажала кнопку вызова, Зварыкин ответил мгновенно и сразу с претензией:

— Ну ты Глеб даешь, договорились…

— Это Мария, жена, Глеб исчез.

На том конце повисла пауза, наконец прозвучало:

— Куда исчез.

И Маня, торопясь, изложила ситуацию. Голос ее звучал жалобно, она даже принялась всхлипывать и спрашивать у Зварыкина совета. Неизвестный Мане одноклассник с трудом добился, как можно найти гараж и пообещал через 20 минут приехать. Маня уточнила на какой машине будет Леха, чтобы встретить его перед поворотом. Принялась описывать себя

— Блондинка в серой шляпе. — Это вслух.

А про себя подумала — если в шляпе, то зачем говорить о цвете волос. А потом «блондинка» звучит как-то вызывающе. Она блондинка потому что так проще корни волос подкрашивать, кстати уже пора, да все недосуг. Вот и прикрыла недостаток шляпой.

— В коричневом платье из марлевки, белых шлепанцах в солнечных очках, с сумочкой через плечо. — Продолжила описывать Лехе свои особые приметы вслух. А потом про себя: «Тоже сказала — в солнечных очках, она в гараже как сдвинула их прямо на шляпу, так и носиться по улице. И про марлевку напрасно — это женщина с ходу оценит и качество ткани, и фирму. А мужик, если"лейб"не приклеен на самое видное место, не поймет. Для него важен цвет, ну и длина подола…». Размышляя так она поставила табуретку на место, гремя воротами закрыла гараж и побрела к повороту. Еще неделю назад она бы сказала Лехе: «Поворачиваешь налево за углом почты», а теперь в качестве ориентира вместо почты можно было назвать груду строительного мусора. В городке за две недели их образовалось штук пять. Шла Маня медленно, поминутно вздыхая, в сопровождении сочувствующего ей рыжего пса-Латыша. Несмотря на жару, и уже не рассчитывая на колбасный кусочек он плелся в шаге позади Мани и тоже вздыхал.

Такой попутчик слегка успокоил женщину, и она принялась жаловаться псу как тяжело ей было там в Латвии, когда муж уезжал в очередную командировку. Едва время приближалось к оговорённому часу связи, ее нервы натягивались как струна, и казалось вся энергия лучом вытянулась к маленькому прямоугольнику телефона и сконцентрировала на нем смысл всего. Остудить накал тревоги могло только одно — звонок. Нет, она не психопатка, понимать надо, в дороге случается всякое. Ее саму польская фура чуть было не скинула с трассы, сигналя и мигая дальним светом в снежной темноте. Первые годы они с Глебом мотались по Европе в связке, потом Маня отправлялась в путь через одну командировку, еще через год через три. А последние два года чаще оставалась дома и, если муж задерживался со звонком ругала себя, на чем свет стоит считая, что поленилась отправиться с ним за тысячи километров, и вот теперь сиди и переживай. И сейчас она как подружке говорила псу Латышу, что заболталась с Жанкой, затем принялась зачем-то протирать пыль в серванте. Конечно к визиту гостей в доме должен быть порядок, но гости как правило топают прямиком на кухню и там прилипают к угловому дивану. Сервант же стоит в большой комнате. «Дура я» — призналась она псу и покаялась: «Следовало отложить все и идти следом за мужем в гараж, если на него нападали адвокаты она бы успела Глеба предупредить, теперь даже непонятно где его искать» — Манин голос дрогнул, пес ткнулся носом в руку. Он долго и терпеливо выслушивал ее, плелся следом, опустив голову до земли так низко, что уши подметали дорогу. Долго слушал и ничего не отвечал, даже не поднимал головы, чтобы просто посмотреть на нее, а тут решил успокоить или попрощаться, ткнув носом в кисть. Маня остановилась у перекрестка, пес коротко посмотрел на нее и свернул в сторону трехэтажного дома.

Здесь на посту она успела выкурить сигарету, поискать на полянке куст полыни, в малинском разнотравье можно отыскать массу полезного. В июне можно было срезать иван-чай. Сейчас готова к сбору пижма, бери и срезай, желтые шапочки можно было собирать прямо здесь вдоль дороги. Но теперь с бомбежками старых домов на каждом листочке и цветочке осел слой пыли.

Дома в Латвии у нее уже висели бы под крышей десятки пучков с травами. Даже укутанные в тряпочку зонтики укропа уже можно было шелушить. А здесь она срезала штук шесть жалких пучков иван-чая, крапивы, ромашки так и не нашла. Еще одну зиму придется пережить без чайного сбора, они с Глебом лекарствами почти не пользовались. Глеб?! Где он сейчас? Ой! Она увлеклась, разглядывая траву, отошла от поста, а у поворота уже стоял чей-то джип. Рядом стоял рослый полноватый мужчина и крутил головой. Маня подлетела к джипу и выдохнув спросила:

— Вы Зварыкин?

Мужик утвердительно кивнул. А потом улыбнулся:

— Вы там в кустах, Глеба искали?

— Нет, конечно. — Покраснела Маня. И принялась излагать поминутную историю исчезновения мужа. Потом отчиталась о проведенных поисковых мероприятиях. Зварыкин слушал, кивал. И наконец уточнил:

— Значит, в гараже его нет, телефон и ключи от гаража и квартиры у вас? — Маня утвердительно кивнула и Леха продолжил. — А что, если вы два часа провели в поисках, а он никуда не пропадал и теперь мается у дома под дверью.

Маня ахнула, может поранил ногу, побежал домой и они разминулись… Дома Глеба не оказалось, Зварыкин попросил кофе и принялся обзванивать ближайшие клиники. Потом уточнил какая сегодня дежурит по скорой и выяснил что именно туда как раз два часа назад привезли мужчину. Коротко стриженого, в очках и клетчатых шорах. Без документов, без телефона да. Но прежде чем уснуть пьяница назвал свое имя — Владимир Живанов.

— Мог Глеб напиться и назвать себя Живановым?

Маня возмущенно помотала головой из стороны в сторону. За третьей чашкой кофе они молча уставились друг на друга. Маня уже дозвонилась Чурову, вернее дежурному оставила сообщение для следователя. Леха Зварыкин тоже позвонил одноклассникам, прочесывать траву в поисках Глеба вызвались трое. Один заканчивает работу через 40 минут, так что Зварыкину пора ехать собирать по домам спасателей. Когда Лехе позвонили еще двое и сообщили что тоже поедут на поиски Зварыкин решил разгрузить машину. Комод он поднял наверх без помощников. Оставалось вытащить из багажника велосипеды.

— В гараж их и отвезем. — Сообщил Мане Леха. Еще на повороте они услышали грохот и злобные выкрики, железные ворота сотрясались под ударами, пес Латыш отчаянно лаял и набрасывался лапами на створки.

Зварыкин выскочил из машины, Маня рылась в сумочке и все никак не могла найти ключи. Наконец сняли замок, Глеб вывалился наружу и хриплым голосом минуты три объяснял Мане и Лехе кто они такие на самом деле.

С большинством эпитетов Маня в корне не соглашалась, но возражать не получилось. Она быстро протянула мужу сигарету, как спасение зазвонил телефон Глеба. Чуров выслушал историю спасенного Глеба и попрощался. Зварыкин успел вытащить из багажника велосипеды и прислонить их к открытой двери. Леха в ее сторону даже не смотрел, похоже, счел Маню заполошной дурой.

Маня рассеянно стояла в сторонке и в деталях представляла себе моменты, когда она осматривала и гараж, и погреб. Дурой она прослыть не хотела:

— Когда я закрывала гараж, — Негромко, но твердо сказала она мужу. — Тебя ни в погребе, ни в гараже не было!

— Ты просто не заметила. — Глеб отвел от Мани глаза, не мог же он тут и сейчас рассказывать ей о том, что уснул на втором уровне погреба, и разговаривал с нефритовой статуэткой. Маня после уточняющих вопросов и демонстрации находки не станет считать его чокнутым, а вот Леха не просто установит диагноз, но еще и озвучит его перед всеми знакомыми.

Зварыкин взглянул на часы:

— Ты Глеб хоть и нашелся, но поисковый отряд уже в сборе. Сейчас привезу команду, а ты можешь снова спрятаться, а можешь просто накрыть стол.

Глеб с Маней выбрали последний вариант. Они решили накрыть поляну прямо на берегу озера. Разместить дома шестерых гостей будет проблематично. Глеб отправился в магазин за пивом. Маня принялась готовить бутерброды. Уже на берегу выяснилось, какой все же дружный класс был у Глеба. Спасать спасенного собрались аж 14 человек, прихватив с собой мангал, топорики и магазинные шашлыки. Историю исчезновения и чудесного спасения свели к банальному недоразумению, и принялись вспоминать разные школьные истории. Под дымок пивко и шлычек над озером закатилось солнце, потом опустились сумерки. Поближе к мангалу притащили два ствола поваленной березы и гитару из чьей-то машины. Вокруг одноклассников незаметно собрались дети подростки и жители в возрасте. Пели, вспоминали, говорили. Но для Мани все это было фоном для размышлений о том, что на самом деле случилось там в гараже. Она еще не знала, что именно, но кожей чувствовала — произошло что-то невероятное. Пес Латыш тоже вертелся у мангала, принимал угощения от пирующих и наконец прилег у Маниных ног.

Глава 9

Ночной лес превращается в отдельный мир, в котором царят звуки с тревожными аккордами. Треснет ветка под тяжелой поступью овчарки, и ты замираешь с поднятой лапой стараясь понять далека опасность или нет. В незнакомом мире под ногами может проскользнуть змея, рядом юркнуть мышь или даже крыса. Да и самой стоит ступать осторожно, чтобы силуэт не вырисовывался как инородное тело из ажурной картины листвы и веток полумрака. Особенно сейчас надо быть предельно осторожной, добраться незамеченной до цели и занять наблюдательный пункт…. Вот оно, удобное логово между двумя кустами площадка, на которую можно прилечь, с трех сторон пути отхода, они же конечно и лазейка для нападения. Но ее реакция и обостренный слух на порядок лучше, чем у потенциального врага, так что при случае успеет и защиту обеспечить и спастись. Устроившись в лежке, на несколько секунд замерла, потом села упершись всеми четырьмя лапами и жадно уставилась в сторону озера. Гладь воды отражала и деревья по берегам, затемняя края, и луну, прикрытую рваными облаками. Луна давала свет намека на все что вокруг, этого достаточно для знакомой местности и обстановки. Но сейчас и то и другое было для нее скорее неизведанным и совершенно точно, смертельно опасным. Это не охота и не разведка, она была единицей спасения, на самом деле настолько слабой против мощного врага, что все должна решить внезапность и точность. Это будет единственный шанс, и пропустить его нельзя. Наконец картина обозначилась — на берегу озера вокруг мангала гудели голоса и короткие смешки одноклассников. Вечером еще под закатными лучами солнца они спонтанно собрались здесь и засиделись. Компанию она видела издалека, и с какой-то нижней точки, будто встала на четвереньки. Но она не вставала, ее глазами на группу людей смотрела из-за кустов огромная гладкошерстная черная собака. Она сидела в укрытии как каменная, почему-то нельзя было чтобы кто-нибудь собаку увидел или даже просто догадался что она здесь. Группа одноклассников, поседевших и бородатых ютилась на пятачке, освещенном углями от мангала. Глеб сидел чуть в стороне, перед ним стоял пластиковый стаканчик с водой и бутылка боржоми. Остальные время от времени тянулись к бутылкам и банкам пива, отрывали руками кусочки тонкого лаваша, заворачивали в них то кусочек колбаски, то сыра, выбирали кому что по вкусу из разложенного на импровизированном столе. Для пикника, дома есть целых три корзины, в которых можно держать и лаваш, и разные нарезки. Но этот пикник результат коллективной фантазии великовозрастных детей. До этого вечера все они были ответственными работниками, главами семей, крепкими хозяйками, строгими родителями или ласковыми бабушками. Но собравшись вместе, они отбросили в сторону груз обязанностей, просто скинули с себя как лишнюю одежду перед купанием и теперь у огня наслаждались кусочком свободы, которую получилось стащить из рутины устоявшейся жизни, и на короткое время превратились в детей. Точнее представляли себя детьми настолько, что называли друг друга школьными кличками, и даже разговаривая о насущном произносили фразы языком детства.

Она всматривалась в людей на поляне и знала, что старт беде уже дан. 20 минут назад Жека присел перед Глебом на корточки и выдохнув в лицо пивными парами заявил:

— Ты дашь мне 50 тысяч. Надо машину менять, а денег нет. Я отдам, не сразу, но верну, ты ж меня знаешь.

Глеб знал, то что в руки Жеки попало, считай пропало. Возьмет учебник — потеряет, протянет руку за сигаретой, глядь, а вся пачка у него уже в кармане. Посмотрит веско, и по пацански скажет — на днях верну. Никогда не возвращал, но никто крепкому и сильному Жеке о долге не напоминал. Да и пятидесяти тысяч у Глеба не было, но отказать однокашнику следовало так, чтобы не обидеть.

— У меня откуда такие деньги?! Сам знаешь, я беженец. Приехали сюда с одним чемоданом на двоих!

— Беженцы на крутых джипах не ездят, так и скажи, что зажал. — Жека уже стоял, на полусогнутых ногах расставив в стороны руки, и даже замахнулся для удара. Жека всегда был скор на расправу, а сейчас, когда одноклассники зачислили его в категорию стабильных выпивох, лез в драку без повода, синяки никогда не сходили с его физиономии. Но Глеб о новых Жекиных особенностях не знал. Он даже не встал с березового ствола. Первый удар перехватили Леха и Игорь Жарин. Они даже оттащили задиру к озеру и окунули в воду остудиться… Мокрый Жека согревался пивом, к Глебу больше не приставал. Но принялся строить план мести, просто поколотить жадину ему казалось мало, по мнению Жеки проучить этого воображалу следовало так, чтобы знал в чьих руках сила. А не поймет… «Ну что ж, напьюсь на похоронах».

Считается, что мысли это дело индивидуума, проскочили, запутались и ушли в сторону. Но именно это решение пьяного Жеки заставило ее ринуться в лес и подбираться проходными тропами к поляне. Все заняты разговорами, воспоминаниями и никто из 12 человек задержавшихся у мангала, даже не подозревает, что катастрофа уже приблизилась и избежать ее никак нельзя. Она неотвратимо приближалась с угрожающим гудением к поляне освещенной огнем от мангала, так было очерчено поле расправы.

Из засады она видела, как время от времени кто-нибудь поднимался и отходил в сторону, за границы света. И никто не замечал, что эта граница обрывается резко, одна нога еще остается в ярком освещении, а вторая уже в плотной зоне темноты. Будто эти две зоны огорожены высокой стеной. Перешагивает стену пятидесятилетний человек, а со стороны темноты он выходит уже ребенком. И что интересно, каждый в разном возрасте. Лехе было десять, вот только что он хохотал у костра, а в темноте третьеклассник Леха размазывает кулаком сопли по щекам и с обидой кричит «Ну погоди, Глебка-хлебка будут у меня свои солдатики, нападут и свернут твоим головы!». Едва Леха вернулся к мангалу как с места поднялась Ирина, с ней Глеб познакомил Маню в хозяйственном магазине. Кто-то у мангала окликнул женщину, когда ее правая рука и левая нога уже оказалась в темноте и из укрытия было видно, как на загорелой тонкой ножке тринадцатилетней девочки белеет в темноте сандалик, а правая нога замерла по другую сторону в желтой танкетке на каблуке. Это длилось не больше пяти секунд, но сцена получилась забавная. Скоро Ирина полностью проникла в темную зону уже в одинаковых белых сандалях и в ситцевом платье с рукавами-фонариками. Две туго сплетенные косы располагались по обеим сторонам шеи колечками и венчались капроновыми бантами за оттопыренными ушами. Ирина злилась на Янку за то, что какой-то Виктор пригласил танцевать не ее Иру, а эту задавалу Янку. И здесь, в темноте малинской лесной поляны подросток Ира желала однокласснице споткнуться в темноте через корягу, порвать колготки и испачкать светлое платье. Третьим в темную зону отправился Жека, это он первым вызвался спасать Глеба, но прибыл в гарнизон уже навеселе. Теперь он, покачиваясь на нетвердых ногах покидал зону света, предварительно послав нехорошим словом всю компанию. Жека пятиклассник был крепким мускулистым пареньком с хорошо развитым телом и упругой походкой уверенного в себе пацана. Он прислонился к стволу березы буквально в двух шагах от ее логова выудил из глубокого кармана штанов беломорину, и так вонюче задымил прямо перед носом пса, что Манины глаза, которые временно носила собака заслезились и в носу засвербело.

Собака чуть было не выдала себя громким чихом, но пятно света вдруг стало быстро расширяться, выхватывая из темноты одну за другой детские фигуры, и быстро возвращать в свой возраст. Над мангалом по спирали поднимался и разрастался огонь, пламя уже достигло двух веток плакучей березы, одноклассники с ужасом смотрели, как прямо над их головами нависает беда, но никто с места так и не сдвинулся. Сцена с замершими у мангала фигурами напоминала детскую игру: «Море волнуется — раз, море волнуется-два, море волнуется три — на месте фигуры замри!». Они и замерли, а огонь бушевал, закручивался спиралью и поднимался все выше и выше. Наконец над поляной между деревьями нависла огненная фигура с маленькой головой, но острыми ушами почти на лбу. Руки скрещены на мощной огненной груди, вместо ног огненная спираль, она сужалась и упиралась в самый центр мангала. Десять пар глаз не мигая смотрели на огненного монстра, и только один человек с интересом экспериментатора наблюдал за людьми. Он пускал дым колечками и вглядывался в лица школьных друзей так, как мальчишка рассматривает стаю пауков одного за другим. Сначала на лице Глеба отражались только блики огня, а потом из его глаз вырвались два красных луча, световые ножи прорезали зону темноты и метр за метром сканировали пространство. Она знала, что так человек ищет в кустах собаку с ее Маниными глазами и с ужасом следила за приближающимися лучами. Между тем поляна погрузилась в полную темноту, огненная фигура как выписанная на черном холсте, четко выделялась своими контурами. Потом рука метнулась в темноту, и через три секунды раздался всплеск воды. Рука возвращалась и металась в темноту десять раз, и пес насчитал десять бульков, не отводя взгляда от одной единственной фигуры. Одиннадцатый взмах руки вызвал вопль ужаса и хруст ломающихся костей, короткий вскрик и очередной одиннадцатый всплеск воды. Потом огненная фигура уменьшилась до размеров человеческой на поляну вернулся круг света. У тлеющего мангала остались двое — огненный силач сидел прямо в мангале лицом к Глебу.

— Ну что, теперь поговорим? — С угрозой в голосе спросил он Маниного мужа, а тот равнодушно пожал плечами и прикурил новую сигарету. Монстр выдержал паузу, его черные глазницы прямо из огня упирались взглядом в Глеба, но тот равнодушно курил и спокойно смотрел на монстра. У огненного сдали нервы, его рука взметнулась в сторону Глеба. Собака одним прыжком достигла огненного, клацнули клыки, кисть отсоединилась и упала к ногам мужа. Тот не спеша притоптал огонь на земле, залил из бундуля угли в мангале встал и направился к тропинке. Манины глаза на собачьей морде провожали родную фигуру с недоумением. Только что на его глазах исчезли одиннадцать человек, а он спокойно идет домой?! Хотя знакомая фигура перемещалась как-то урывками, так будто кто-то просматривает ролик и каждые 10 секунд останавливает изображение. А перед самым выходом на дорогу она и вовсе растворилась. Пес, сопровождая Глеба облегченно выдохнул и отключил Манино зрение.….

Утро первыми лучами настороженно заглянуло в комнату через листья герани на окне. Рядом на столике очки, телефон и планшет. Тик-так, тик-так — нашептывают время часы в деревянном корпусе, к тиканью, скосив глаза на циферблат, прислушивается обезьянка на турнике. Она всегда на турнике и всегда в одной позе — одной лапой держится за перекладину, две левые Маня зацепила плюшевому зверьку за тонкую ветку березы. Еще весной она принесла с улицы эту ветку, Глеб замерил, подпилил, так чтобы концы надежно упирались в потолок и письменный стол. Получился примитивный органайзер, ветка, дополненная несколькими шурупами, позволила повесить на стволе всякую мелось — очки, мешочек с шариковыми ручками, четки. У основания Маня расположила глиняный замок, который прибыл в Москву с первым чемоданом из Латвии, а на шурупе вверху фигурку домового. Получилась крутая площадка международной и меж сущностной толерантности, особенно с обезьяной. О толерантности в момент монтажа этого природного органайзера ни Маня ни Глеб и не думали. Но на фоне националистической перебранки между западом и Россией такое определение само по себе пришло в голову. Конечно, на ветке они не развешивали флажки стран. Типа справа дружественные — Белоруссия, Китай, Венгрия, а слева вся Прибалтика, Мелкобритания и Америка. Вместо индийской государственной символики висела на турнике обезьяна и бесстрастно наблюдала за новостями по телевизору. Мудрый домовой ворчал на своем гвозде, комментируя то отмену шенгенских виз для русских, то сокращение поставок газа недругам. Он всегда был за тепло и покой в доме и категорически против пылесоса, излишних поездок, даже на курорт в дружественную Турцию. Обезьяна с домовым были на своих постах и этим утром. В спальне, как и в углу письменного стола тоже ничего не изменилось. Но Маня все равно не выбиралась из-под одеяла опасаясь сюрприза. Точнее сказать какой-то неприятности. Невнятное завершение вчерашнего дня, когда она забрала у мужа фонарь и одна отправилась по ночному лесу домой, еще оставалось в ее памяти. Ей не нравилось, что Глеб так и не объяснил где на самом деле был, и что такое он решил скрыть от Мани, что неведомым образом пробрался в гараж. Дождался там ее возвращения и принялся колотить по железной двери со всей дури. Аргумент, что она сначала невнимательно осмотрела помещение, а потом переполошила весь гарнизон и соседний поселок, вестью о пропаже мужа, не выдерживал никакой критики. Получалось что, Маня не надежная жена Глеба, а взбалмошная, рассеянная истеричка. Никто из одноклассников мужа конечно не давал ей таких несправедливых эпитетов, но по-другому, пазлы сцены исчезновения Глеба, просто не складывались. Отсюда и страшный сон Мани, надо же такому явиться, она собака, спряталась в кустах и следит за веселой компанией на берегу озера?! А потом по кустам крадется за мужем, кстати, во сне он тоже пропал по дороге, просто растворился. Но муж мирно спал в своей постели. Маня перевела взгляд на часы — 10.00. Поздновато проснулась, но и легла за полночь. Пришла домой в половине первого, заварила крепкий чай с мятой, и в лю́лю. Включила очередную аудиокнигу — кажется про ужасы в заброшенной деревне, где по ночам бродили давно покойные обитатели теперь покосившихся домов и бдительно заглядывали в окна. По сюжету заплутавшие туристы решили переночевать в одном из домов, а на утро уехали из гиблого места поседевшими. Маня уснула и толком не поняла, что именно случилось ночью у туристов. Зато помнила каждую деталь собственного сна-ужаса.

Уснула в смятении и проснулась также. Нет, хватит надумывать на ровном месте разные проблемы, реальных достаточно. Она решительно встала, нажала рычажок электрочайника, бросила в чашку чайную ложку растворимого кофе. Лучше бы заварить, как положено с перцем солью и корицей. Но муж спит, а колдовать над кофе только для себя, не хочется. Сейчас взбодрится и, если Глеб не встанет, отправиться на озеро. Она уже распахнула на кухне окно, солнце жарило вовсю, разогрев столешницу и сидение дивана. Аля с утра на кухне задергивает плотные шторы, а Маня наоборот, отдергивает легкие.

Покончив с кофе, она привычно направилась на балкон за подсохшими полотенцами и купальником. Стараясь обойти скрипящую половицу, она споткнулась о брошенный посреди спальни тапок и ухватилась рукой за комод у кровати мужа. Отметив заметный слой пыли, внесла в мысленный органайзер — протереть, и наткнулась взглядом на любопытный предмет. Прямо перед портретом Глеба, в образе Хемингуэя, сидел черный джин, на его отполированных плечах и боках играли блики утреннего солнца. Маня с любопытством вглядывалась в лицо арабского божества на полке комода, а видела бедуина, который скрестив ноги, присел отдохнуть прямо посередине пустыни. Пыль на светло-коричневой поверхности комода представлялась ей раскаленным песком. А бедуин, точнее джин, слегка раскачивался под палящим солнцем и не обращал на любопытную Маню никакого внимания.

— Ты кто? — Прошептала она и потянула руку к фигурке, ладонь обожгло жаром, да так сильно, что женщина, машинально отдернув кисть спрятала руку за спину. — Эка тебя прожарило, потерпи, солнце скоро уйдет, а пока я задерну занавеску, так чтобы на тебя попала тень.

Бедуин молча смотрел прямо в лицо Мани да так пристально что у нее слегка закружилась голова.

— Извини, мне пора. — Попрощалась она с истуканом и покосившись на спящего мужа, юркнула на балкон.

По дороге к озеру она вручила Яшке Тынеею две конфеты Мишка на севере, а пару кусочков жареной куриной печёнки с благодарностью принял пес-Латыш, он прятался в тенечке у детской качели, но навстречу Мане все же поднялся и даже проводил ее до лесной тропинки. На берегу было шумно и многолюдно, Маня машинально взглянула в сторону поляны на которой вчера пировали одноклассники. Поляна пустовала. Вокруг мангала лежали два бревна, а перед ними несколько пластиковых бутылок из-под пива. Маня вздохнула и направилась собрать мусор, оставленный их с Глебом гостями. Делов-то собрать пустые бутылки и отнести их за пять метров в мусорные бочки, она выудила из пляжной сумки большой пакет с фирменным знаком супермаркета, «Пятерочка», быстро собрала мусор, и замерла у места, на котором в ее сне сидел Глеб. Рядом лежали три окурка и головешка, обгоревшая ветка напоминала руку с тремя искореженными огнем пальцами. Детские визги у воды стихли, вместо них в Маниных ушах появился треск пламени. Она опустила пакет с мусором на землю и направилась в сторону кустов, туда где по сценарию ее сна сидела в засаде огромная черная собака. Кусты стояли, собаки не было, на ветках запутались клочки то ли шерсти, толи семян от высокой травы, которые разлетались по округе и сбившись в кучу напоминали клочки утеплителя стекловаты. И все равно перед глазами Мани возникла картина ночной зоны света, одноклассники вокруг мангала и собака, затаившаяся в кустах. «Кстати, а почему никто мангал не забрал?». Она решила, что попросит последить за ним Лену в купальнике из маков, а когда Глеб проснется — попросит его отнести мангал в гараж.

На просьбу мокрой Мани Лена в маках и кровавых сережках ответила согласием:

— Все равно торчим здесь целый день.

Спросила разрешение воспользоваться приспособлением, получив согласие, позвала мужа и отправила его в магазин за мясом. Обрадовалась, что поляна не занята, а мангал просто забыли убрать, перенесла из укрытия свои вещи и вытянув ноги уселась на бревно следить за сохранностью чужого имущества. Лена успела поделиться ходом расследования, тех кто знал ее отца она так и не нашла. Правда вчера один местный сказал, что фамилию Шибук помнит. Сегодня обещал принести альбом с фотографиями и под пивко, будет показывать Лене семейный архив, может, что и получится. Пивко у них уже есть — держат в сумке холодильнике, а потенциального свидетеля пока не видно. Они попрощались, и Маня с чувством выполненного долга решительно зашагала домой.

Сейчас она разбудит Глеба, покормит его манной кашей, и вынудит рассказать ей прямо — где и зачем он прятался вчера пол дня, как попал в запертый гараж и откуда на комоде появилась эта фигурка. И пока не получит внятных ответов на все эти вопросы — не отстанет!

Она намеренно громыхнула входной дверью, муж вышел на встречу с айфоном в руках:

— Жека разбился

— Этот тот что просил у тебя 50 тысяч? — уточнила Маня.

— А ты откуда знаешь? Когда Жека буянить начал ты уже ушла… — прошептал он.

Вот он момент отплатить мужу монетой загадочности и недосказанности сообразила Маня и выдала:

— Я ушла, а птичка прилетела, села на ветку и сидела до тех пор, пока мангал не полыхнул.

— Это Леха швырнул туда картон, тот и загорелся как порох. — Глеб говорил машинально как зомби, не сводя с Мани испытующего взгляда. — Сразу после этого Жеку загрузили в машину, и Леха отвез его прямо к подъезду. А тот вместо того чтобы отправится отсыпаться, зачем-то сел в свою старую девятку и врезался в столб.

— В два часа тридцать минут? — уточнила Маня. Муж кивнул, прожигая ее взглядом вопроса, и она продолжила: — 50 тысяч у нас нет, а пять на похороны семье надо отвезти…

Глава 10

У Али каждый день был какой-то праздник — религиозный, семейный, день памяти или скорби. В это утро праздник профессиональный, для гарнизона святой она первой прислала свое поздравление с Днем Авиации. Оригинально так поздравила — снимок накрытого стола. У Али на кухне стол вообще был оригинальный — с зеркалом во всю стену, напротив. Там и отражалось каждое блюдо. Получалось, что к позднему завтраку Аля накрыла два стола, с 2 тарелками одна с сочной зеленью, румяными шпикачками, двумя соусниками с хитроумно загнутой ручкой, двумя пузатыми бокалами, предположительно с коньяком. А перед всем этим великолепием две Али, одна с айфоном в зеркале, и вторая за кадром на стуле. Под снимком приписка: «Скромный завтрак вдовы лётчика». Тщательно причесанная, с подведенными глазами в блузке с воланами на груди Аля грациозно повернула голову и выпрямила спину.

Своего летчика Маня кормила куда скромнее — манная каша с клубничным вареньем, кофе с молоком, персики и кисель из клюквы. Никаких бокалов и соусников. Во-первых, число посуды у них исчислялось единицами: тарелки глубокие, десертные, для второго по две штуки, кружки и чашки под кофе, чай, кисель и компот в количестве четырех. Нет, теперь трех, вчера одну Маня разбила вдребезги, Глеб повез маленький велосипед в ремонт, а она, распахнув настежь окно принялась мыть посуду.

Телевизор на стене настроенный на канал Соловьев-лайф сообщал сводки с фронтов, и меняя на экране одну за другой говорящие головы выдавал обнадеживающие прогнозы на будущее. Некоторые особо смелые громили либеральные власти прошлого, бросаясь в их адрес бесспорными аргументами предательства интересов отечества. Список аргументов Маня и сама могла бы пополнить, только в одном она не могла согласиться с экспертами. Отдельные лица на коллективном портрете отечественного правительства не менялись на протяжении всех этих тридцати лет. Да были фигуры, которые вынимали свои жадные хоботки из российских сокровищниц и как насосавшиеся крови клопы, отваливали куда-нибудь в Лондон переваривать проглоченное. Но тех, кто остался на родине значительно больше. Другое дело, что теперь их перестали называть либералами и демократами — мода на эти эпитеты прошла. Теперь принято носить патриотические френчи.

Взять хотя бы тех, кто разорил этот крепкий подмосковный гарнизон, оставив на забаву авиаторам любителям военный аэродром, забыв в служебных квартирах бывших спецов авиации. Фамилии этих решальщиков без труда озвучат и Аля, и баба Клава и жена соседа Мигаря. Если, конечно понадобится. Пока никто не заинтересовался, но стоит только решить — будут названы поименно все. С началом операции на Украине люди стали надеяться — все разорявшие страну понесут ответственность моральную, юридическую и главное — материальную.

Главное победить, но это сейчас, а потом победу надо закрепить и убеждать. Урок недостойных наследников великой победы над Гитлером встает комом у многих жителей гарнизона. Аля прислала к празднику 4 снимка — построение на главной дороге. На всех снимках еще молодой отец Глеба, эта группа подтянутых мужчин изображенных на черно-белом снимке казалась пришельцами из какого-то другого мира. Реального, но как будто параллельного и не потому что качество снимков по меркам современности не шло ни в какие ворота, и даже не потому что строение, перед которым стояла группа летчиков на днях снесли. Вглядываясь в лицо своего отца, Глеб сначала вспоминал имена тех, кто стоит рядом, а потом задумался и тихо так произнес: «Сейчас таких лиц нет». Маня не согласилась, младший брат Глеба копия отца, сын самого Глеба тоже похож на героического деда, да и из трех племянников двое точная копия бравого полковника. На аргументы жены Глеб реагировал покачиванием головы, и наконец сформулировал, «У отца уверенность в себе, спокойствие». Маня прервала мужа на этой фразе, иногда лучше промолчать. Время сейчас другое, ориентиры у современников по жизни тоже изменились, они живут в новой реальности. Нравится это или нет, но это так. Многое сейчас по-другому да и сами новости к профессиональному празднику поступают неутешительные: на аэродроме в Крыму сгорели 6 военных самолетов. ЧП объяснили ошибкой хранения боевой техники на открытых площадках. Маня с Глебом ездили в Шауляе на брошенный советскими аэродром, специальные капониры пустовали там недолго. На оставленных в полном порядке советских военных аэродромах вполне уютно чувствуют себя натовские самолеты. Прилетели и сели на все готовенькое.

За входной дверью в очередной раз устраивал разбор полетов Валерка Мигарь. Он фальшиво распевал о главной мечте: «Есть одна у летчика мечта — высота, высота», его напев разносился по всему подъезду. И недели не прошло после того как сосед под лай собаки выламывал дверь своей квартиры. Потерял где-то ключ.

Его жена принесла Мане с Глебом кусок шарлотки с извинениями:

— Праздник закончился. Отойдет и опять тишина будет. — Говорила, а сама не верила. — Праздновать сосед начал месяц назад. А что, имеет право — 18 июля День Авиации и военно-морского флота! Не успел отойти, а тут очередной праздник — 14 августа День авиации ФСБ. Авиация есть? Есть! Значит, имею полное право!

— Всегда был один День ВВС, каждое третье воскресенье августа, отпраздновали и можно жить дальше. — Жаловалась соседка. — А теперь отдельно по каждой специальности ФСБшную отгулял, а уже приближается 20-е число День воздушного Флота РФ. Сам бог велел выпить.

Маня согласилась, дескать разлетелись авиационные праздники. А как кучно упали на конец июля и август, сплошной чередой идут. Прямо как затяжной Новый год — начинай с католического Рождества, и заканчивай Старым Новым годом. Рассказала соседке, что и сами в Латвии принимали каждый год авиа-гостей. Слетались в конце августа прибалтийские летуны, забытые вокруг брошенных аэродромов русские летчики, борт техники и наземная обслуга. Те, которые не смогли уговорить своих прибалтийских жен переселиться в демократическую Россию.

— А летчик он какой? Ему только повод дай! — Сетовала жена Мигаря. — И в апреле на день авиации и космонавтики, слово «авиация» есть — для Валерки праздник. 9 февраля день аэрофлота, стартует и до самого 23-го числа. А там женский день не за горами, не успел как следует просохнуть — 23 марта день штурманской службы ВВС. Для него праздник, а для семьи сплошной ущерб.

— Ключи потерял, окно в машине разбил, деньги на новую стиральную машину пропил и соседи здороваться со мной перестали. Он празднует, а я знай извиняюсь.

Маня отмахнулась, дескать не переживай, дело привычное.

В Латвии каждое третье воскресенье августа слетались на праздник авиаторы. Не все уехали с развалом СССР, остались, устроились, кто как смог. А День ВВС отмечали исправно шумно на всю катушку. Распевали «Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу…» На пару дней Валера притих и вот опять.

Мигарь за входной дверью дурным голосом предупреждал любимую «Мне сверху видно все, ты так и знай!».

И вдруг на квартиру рухнула тишина, полная, плотная. На экране ведущий раскрывал и закрывал рот как рыба. За дверью на полуслове оборвалась песня, даже вода из крана текла беззвучно. Маня застыла с чашкой в руках у раковины, пропал не только звук, но и возможность двигаться. Зеркала у раковины не было, но за ее спиной кто-то стоял, да так близко что, тепло дыхания Невидимки попадало на ее шею.

Какой садизм — отключить человеку звук, возможность двигаться и оставить бедолаге ощущения, нос улавливал запах горящих палений, спина от ужаса покрывалась мурашками, сзади кто-то точно стоял. Но крикнуть, позвать на помощь или просто грохнуться в спасительный обморок ты не можешь. Сколько это длилось? Мане казалось не меньше часа «Следить буду строго…» — Выводил за стеной Мигарь, нет петь целый час сосед не мог. Это она такая терпеливая, а другие уже приструнили бы буяна. Звук вернулся так резко что, Маня вздрогнула чашка выпала, угодила на угол железной раковины и разлетелась вдребезги. Все прошло, но остался страх. Или в квартире кто-то есть, или ее кукуха принялась сбоить.

Маня пробежалась по квартире, заглянула в каждый уголок — никого. Даже Глеб не вернулся из гаража. Выходя на балкон, она чувствовала на себе чей-то взгляд. Потом решила — ерунда, в открытое окно ворвался ветер, поток мазнул по шее. От испуга замерла на время, страх вообще может парализовать, поэтому и слух пропал, потом отпустило. И вообще с фантазиями надо быть поаккуратней, бывало уже, сначала придумает себе ужас, потом потрясется от страха и приступает к аутотренингу на основе логического анализа. В квартире она одна — своими глазами видела. Окна на распашку, сквозняк, занавески с камушками внизу чтобы висели ровно, качнет ветер, заденут радиатор — вот тебе и шум. Как всегда, надумала невесть чего.

Понятно, дома второй день висит груз недосказанности. О странной пропаже Глеба в гараже поговорить с мужем так и не удалось, утром она несколько раз поймала на себе его задумчивый взгляд. Он даже не улыбнулся ее очередной шутке. Маня разговаривала с подругой, та прослушала очередную серию Трассы и убеждала Маню выставлять в интернете текстовые файлы. Маня в Латвии вела свой канал «ВГОСТИ, ЛВ», размещала там сказки, зарисовки, очерки, часть своих зарисовок выставляла в Блоге на «Эхо», именно там, не меняя ни одной буквы к Маниному тексту присобачили чужую фамилию — Владимир Рыжков. Она быстренько послала свою претензию эховскому руководству, пожаловалась зятю. А тот научил ее пользоваться программой по определению авторства текстов. Маня просидела всю ночь — к тому времени в блогах и на собственном сайте она успела выставить 500 персональных постов, и поняла, что воруют целиком, частями и абзацами.

— Крадут заголовки, предложения слова и даже буквы! — Из телефона раздался хохот Жанки.

— Ты что успела алфавит приватизировать?

Они рассмеялись на пару, Маня под недоуменным взглядом мужа. Он всегда участвовал в ее разговорах, репликами, вопросами, смехом. А тут сидел рядом, курил и был где-то далеко. Куда именно сдули благоверного его сомнения и мысли, Маня точно не знала, но догадывалась. Его преследовал вопрос — откуда жена знала разные детали вечеринки с одноклассниками на озере, да еще с точным временем тех ночных событий? Даже если сама Маня и была среди гостей, не пялилась же на будильник. Даже дни недели путает, в датах ориентируется только на дни рождения родных и друзей. И то в календаре на год отмечает, сверяясь с блокнотом. На озере после 24-х ее не было — это Глеб знал точно. Взяла фонарь, крикнула «Всем пока!», махнула рукой и ушла. Даже не побоялась одна через лес идти, надо было встать и проводить, но на поляне собрались его гости. Какая муха укусила жену? Если когда-нибудь Глеб озвучит ей свои мысли по той ночи, Маня гарантирует 97 процентное совпадение с тем что она предполагает в данную минуту. И саму ее терзали сомнения с загадочным исчезновением мужа в гараже, скорее всего одна из стен строения отходит, и он пробрался во внутрь чтобы не объяснять своей отлучки, а обвинить Маню в рассеянности. Самый лучший способ защиты, как известно нападение. Груз недосказанности продолжал висеть на их плечах, втискиваться в пространство между и приглушать искренность традиционных семейных посиделок.

Состояние сомнений и тревоги — отличный фон, чтобы взяться за уборку. Начать внедрение чистоты она решила с кабинета мужа. В первую очередь протереть пыль на комоде. С ведерком и двумя тряпками она принялась за дело, попутно распылив по стеклам балконной двери спрей — пока подсохнет, успеет протереть верх комода и подоконник. Подоконник засиял чистотой, на столе тоже не осталось ни пылинки. Протерла стекла, замахнулась тряпкой на комод — предметов здесь накопилось столько, что сначала придется снять их, хотя быстрее будет просто переставить. Она передвинула портрет, круглую плоскую лампу. Отличная штука при съемках дает матовый свет. Отполировав правую сторону, она уже ставила на место портрет, когда заметила четкий чистый круг на пыльной части поверхности. Круглый след могла оставить только лампа, но диаметр ее основания в три раза больше этого не запыленного круга. Тут она вспомнила — вчера как раз на этом месте стояла черная фигурка, теперь ее на месте не оказалось. Тоже еще вопрос — откуда она у Глеба, и куда делась сейчас. Может убрал вниз, Маня выдернула ящики — фигурки нигде не было. Наверное, чужая, взял с собой, чтобы отдать хозяину. Маня пожалела, что не рассмотрела статуэтку как следует, ее можно было сфотографировать, а потом поискать в интернете похожие.

Звонок от Глеба застал ее за поливом цветов на балконе, как водится, она забыла аппарат на кухонном столе, пока перешагивала высокий порог, потеряла тапок, доскакала до кухни на одной ноге, и выдохнула в трубку:

— А-Ахло.

— Кто там за тобой гонится? — спросил он. Услышал, что жена была на балконе, и сообщил, что поедет домой к Жеке отдаст пять тысяч на похороны. На обратном пути завернет в магазин.

Маня принялась озвучивать список продуктов: качан капусты, три кабачка, кило фермерского творога.

— Притормози, я еду не на тракторе с прицепом, а на велосипеде.

Решили, что список с учетом веса и объема рюкзака жена уточнит и позже пришлет по ватсапу.

Глеб отключился, а Маня подумала, что так и не спросила у мужа про будду. Хотя лучше сесть и обсудить все семейные странности разом. Подробно, уточняя детали, делясь предположениями и домыслами. Всему найдется логические объяснения и ее странному сну с собакой и депортацией мужа в закрытый гараж. Они никогда не копили за пазухой упреки подозрения или обвинения. Бывали в их жизни моменты, когда неправильно понятая фраза или случайно увиденная запись вдруг насторожат, а спросить напрямую неловко. Можно ведь безобидным вопросом обидеть человека. И тогда кто-то из них накрывает кофейный стол и усаживает второго рядом, чтобы встать уже с твердым уточнением всех позиций. Они обсудят, уточнят, разберутся и хором ужаснуться. В картине надвигающихся событий все что было до сих пор окажется скромными цветочками, но понятно это станет не сейчас и даже не завтра.

Смятение лучше всего смывать хорошими новостями, из телевизора их не дождешься, вымученные шоу могут служить фоном, но не обрадовать. Хорошая новость не просто пришла, а буквально рухнула на Манину голову раскидывая по всему пространству искры радости. Тихушница Теодора стала бабушкой!!! Одним за другим, как из пулемета, она строчила снимками. Вот сморщенное личико новорожденной Янины-Анны. Теодора католичка, девочке еще пять часов от роду, а у нее уже два имени. Потом Янина у невестки на руках, сын смотрит на ребенка в кровати. Еще раз невестка за огромными букетами, ну и конечно счастливые дед и бабка — Янис с Теодорой в больничном коридоре за стеклом палаты. Оба в противоковидных масках, но даже через них Маня видит счастливые улыбки. А их усталые от бессонной ночи глаза прожигают Манину грудь радостью и теплом даже со снимка. Подруга как-то призналась, что отчаянно завидовала Мане, когда та в четвертый раз стала бабушкой. Маня строчила поздравлениями, рассматривала носик и закрытые глазки. Видела в малышке свою любимую подружку и убеждала Теодору, что внучка просто копия бабушка. У Янины есть еще одна бабуля, но Маня любила Теодору поэтому весь восторг адресовала только ей. Сожалела что не может быть рядом прямо сейчас, но очень надеется приехать на кристины. Полтора часа они перекидывались сообщениями, потом созвонились, поговорили. Вечером Теодора пообещала прогулять Маню по Старой Риге, у них там своя кафешечка, в ней и решено обмыть ножки. Перспектива хоть по видеосвязи посмотреть на любимый город окрылила Маню.

Не выездная после операции Маня, использовала любой момент, чтобы с кем-нибудь прогуляться по любимым местам. Сегодня она будет ждать вечера, чтобы пройтись с Теодорой по старой Риге, а вчера племянник прогуливал ее по Петроградке. От Лахтинской до Монетной, тоже через ватсап, а сколько удовольствия. Она ахала, просила притормозить — уточняла, осталась ли в угловом доме кафешка. А потом спохватилась, Мишка не выходил на связь целых полгода, а тут позвонил и сказал: «Я дома». Маня спросила, «Где?» и Мишаня включил видео. Они перешли на охи и ахи, а спросить парня где он пропадал она так и не сподобилась. Надо перезвонить и спросить, как он держится в этой жизни со своим благородством. Завтра же выспросит этого рыцаря обо всем.

Жизнь состоит из сплошных контрастов. Яркий солнечный день оборачивается вечером с комариными полчищами, радость подруги, превратившейся в бабушку сменяется домашними недомолвками. Эти эмоциональные качели должен выровнять семейный велопробег. Они с Глебом собираются на аэродром — место множества событий, которые вошли в историю гарнизона. Знакомые и одноклассники Глеба, просмотрев его блог с роликами из городка, принялись слать старые фотографии. На двух из них в одном строю стояли отец Глеба и муж Али. За спиной летчиков АТС, снесенная на глазах Мани и Глеба. Кто-то из одноклассников спросил Глеба о судьбе рыцарского замка. Маня сразу представила дюжину виденных ею в Европе замков и попросила мужа описать местный.

Муж сообщил, что замком они мальчишки называли заброшенный деревянный сарай, в котором строители готовили бетонный раствор. Школьник Глеб и его друзья были свидетелями бурного строительства этого городка. А сейчас как наказание за временную эмиграцию, Глеб застал начало его ликвидации. Чем не повод вспомнить историю гарнизона и его обитателей? И вспоминали, как осенью сарай попадал в полное распоряжение ребятни. Сарай фантазиями ребятни превращался в замок. Игры гарнизонные дети придумывали на основе просмотренных художественных фильмов. Посмотрят, обсудят, придумают сценарий, правила и вперед. Стояние на Угре и стало основой боев вокруг местного замка, детали выбирали из картинок старых исторических книжек, отправились в библиотеку, посидели там вечер другой, конечно не читали книжицы от корки до корки, подбирали то что может пригодиться в их условиях. Наконец придумали сценарий — детвора разбивается на два воинства. Благородный русский князь с дружиной и татаро-монгольская орда. Монголами быть никто не хотел, и тогда договорились, что будут меняться. Но скоро оба воинства вросли в свои роли, освоились и меняться ролями никто больше не хотел. Воевали целых две недели кряду, бились на деревянных мечах, прикрываясь картонными щитами. Замок-сарай переходил из рук в руки, выставляли посты, отправляли разведку. Занять замок с его каминным залом становилось тем актуальнее, чем холоднее становилось на улице. В роли камина была обычная железная бочка, с обустроенными вокруг деревянными скамейками. Перемирие в этих боях устанавливалось легко — скажет кто-то «Я домой» и конец войне до завтра, вернуться из школы разберут свои доспехи и опять в бой.

Разное бывало, входили в раж, захватывали и пытали пленных. Мужу на днях позвонил князь. Так и сказал Глебу: «Привет хан, как сам?». «Князь, ты чтоли?» в голосе Глеба изумление радость и восторг одновременно. Маня навострила уши, «Князь» это что-то новенькое, да и мужа ханом никто не называл. Тогда и услышала она историю местного замка, а потом и историю дружбы Хана и Князя. Князь обиду не помнил, а Хан казнился своей детской жестокостью и коварством. В сценарии игры были моменты, когда главарь одного войска вызывал на бой главаря второго. Проигрывала орда, по всему было понятно — замок придется уступить. И тогда татаро-монголы местного разлива решили пойти на хитрость — вызвали на бой Князя. Тот благородно явился на бой, а ханские прислужники схватили, связали и распяли бедолагу на бревне. Секреты выпытывали добрых 2 часа, со всей дури лупили пленника ивовыми прутьями, Князь охал, вздрагивал, но молчал. Вечером демонстрировал Хану рубцы на ягодицах и ногах. Брючины не могли защитить тело от ударов, не то что куртка. Князь сейчас живет на Украине, в ВСУ не служит, перевез из города в дедовский деревенский дом семью, обезноженную матушку, больную жену. Все ждут, когда русские освободят территорию и они смогут вернуться в свой город. Князь признался, если повезет и выберется из ада, обязательно приедет в гарнизон. Найдёт там квартиру, снимет, перевезет семью и будут жить поживать. Волшебное место для Князя, Хана и десятка других однокашников. Может это и так, Маня не спорила, она просто верила.

Глава 11

Педали крутились с трудом, на ее спортивном велосипеде предусмотрено переключение скоростей, но об этом надо было как минимум знать, а как максимум освоить их переключение на ходу. Вот и неслась она по дороге, выпучив от ужаса глаза то проваливаясь в ямки, то взлетая вверх, больно шлепаясь задом на жесткое велосипедное сидение.

Мастерство приходит с опытом, любой школьник на таких участках просто поднимется, опираясь на педали и преодолеет препятствие без особого ущерба. Но только не Маня. Припарковав двухколесного друга в гараже, она доплелась до дома, плюхнулась на диван и приступила к мысленной инвентаризации всех частей собственного тела. Болело абсолютно все, и все же она гордилась собой, даже тогда, когда к вечеру подскочила температура, она с любовью вспоминала свой красный спортивный велосипед, который подчинился ей. И пусть сначала неуверенно, но она двигалась по дороге, прямиком в детство.

Велопрогулка завершилась ужином, но ужин прервал звонок из полиции Латвии. Представившись, следователь поинтересовалась знакома ли Маня с неким Павлом Новаком, 88 года рождения, и давала ли она ему копию паспорта и доверенность на пользование ее счетами в двух банках.

Следователь говорила с характерным латышским акцентом, в голосе звучало участие. Маня не на минуту не усомнилась, что звонит ей сотрудник полиции. И все равно не сдержалась, когда услышала про 10 000 евро, которые намеревался снять с ее счетов мошенник Новак.

— Сначала их надо туда положить, — давясь смехом сообщила она стражу порядка. Следователь выспросила все и о том, что после операции Маня пока приехать домой не может, со счета оплачивает только интернет, телефон и квартплату. Полицейская записала беседу, переключила Маню на менеджера банка, тот спросил какая ориентировочно сумма на ее валютных счетах. Услышал, что есть счет еще и в Сбербанке.

— Там только пять. — Озвучила Маня и заскучавший было менеджер мигом воспрял.

— Тысяч?

— Нет штук долларов.

После этого пояснения интерес к Маниной персоне пропал.

В день этого разговора как раз казнили памятник советским освободителям Риги, и патриотические российские каналы с надрывом кричали о скором переселении русских в концлагеря. Как-то это не билось с личным Маниным опытом, и она занесла заботу полиции о ее счетах в актив дружественных поступков, к русским. Поставила условный плюсик, порадовалась — к латышам и Латвии она относилась и с благодарностью, и с теплом. 16 лет жизни там были и счастливыми и комфортными. И тут же забыла о мошеннике Новаке.

Поделиться своими соображениями с Глебом она решила немедленно, муж закончил трапезу и уже уселся за компьютер. Маня подошла и собралась рассказать о неизвестном Новаке, который, вот смех то, собирался стащить с Маниного счета 10000 евро. Дурилка.

— Кто это? — спросила она Глеба и ткнула пальцем в черную полированную фигурку.

— Я думаю, джин. — Спокойно ответил Глеб.

— Он чей?

— Наверное, наш.

— Я видела его вчера на комоде, потом куда-то исчез, думала это чей-то артефакт, и ты забрал его, чтобы вернуть хозяину.

— Никуда я его не забирал. Сел работать вижу, сидит и смотрит.

— Ты хочешь сказать, что сам этого барабашку на подоконник не ставил?

— Он не барабашка. А ставил я его на комод.

Маня замолчала на минуту, а потом развернулась и пошла на кухню. Настало время поговорить, заварить кофе, сесть за стол и разобраться разом во всех странностях.

Приготовив бутерброды, разложив на блюде конфеты и зефирки, Маня добавила в чашку мужа молока и позвала Глеба.

Она расскажет мужу, как потеряла возможность двигаться, и кто-то стоял за спиной и дышал прямо в шею. Как во время уборки протерла сначала подоконник, и там никакого джина не было, а потом убралась на комоде, там все оставалось на месте и лампа и портрет, и диктофон, а от фигурки осталось только пятно. Странности в доме начались после исчезновения Глеба в гараже, и с этим надо разобраться.

Сели, закурили, сделали по первому глотку и тут из соседней комнаты раздался ровный звук зуммера, Глеб поперхнулся, в глазах промелькнул испуг. Маня вскочила и понеслась в кабинет, звук шел с подоконника, она протянула руку к джину, собиралась посмотреть не спрятан ли у фигурки крохотный транслятор. Ничего похожего в гладких боках и голове с ушками не обнаружилось. Но звук исчез сразу, как только джин оказался в ее ладошке. И она сразу же почувствовала тепло, не обжигающее, но чувствительное. С барабашкой она вернулась к столу и поставила его рядом с плетеной корзинкой со сладостями.

Глеб уставился в глаза странному предмету и рассказал Мане о том, что обнаружил в погребе второй уровень, спустился и потерял там сознание. Очнулся с джином в руке, выбрался, а ворота закрыты. Маня слушала, недоверчиво качала головой — никакой дополнительной двери в погребе она не видела. Могла, конечно не заметить. Но слушая мужа поняла — его история до последней буквы правда. Джин сидел на столе и казалось внимательно и как-то тревожно следит за беседой супругов.

Как только Маня с Глебом решили отправиться в гараж, чтобы найти секретную дверь, Манина кофейная чашка звякнула по блюдцу, и чуть было не упала.

— Не шали и ничего не бойся — Обратилась она почему-то к джину. — Ты останешься дома, хочешь на окне, хочешь на комоде. С полной свободой передвижения.

Джин молчал, Глеб утвердительно кивал. Маня убрала со стола, отнесла фигурку на комод. Они собирались немедленно, прямо сейчас отправиться в гараж, забрать портрет и осмотреть странное помещение. Не получилось. Звонок от племянника застал буквально на пороге, а Глеба задержало сообщение от Князя, одноклассник из Украины запросил связи. Одноклассник рисковал каждый раз, когда выходил на связь с Глебом. Значит сейчас появилась возможность и надо обязательно поговорить. Муж ушел на балкон, Маня с телефоном на кухню.

Поприветствовав племянника, она наконец спросила где он пропадал целых полгода… Узнал, что Маня в больнице, приехал в Москву, в палату Мишку не пустили, сама она еще не вставала. Поговорили по видеосвязи, стоило ли ради этого лететь в Москву? Не виделись они 10 лет, Маня двумя днями приезжала в Питер, но до Мишки не дозвонилась. А потом прямо с поезда попала в больницу. Там никаких звонков Маня не принимала — в реанимации телефоном пользоваться нельзя, о тяжелом состоянии племянник узнал от мужа. Навестил в больнице, позвонил пару раз из Питера — о себе говорил кратко: «Все отлично». От родных Маня знала его историю — третий развод, снимает квартиру. Маня собиралась как поправиться поговорить с племянником, но он пропал куда-то.

Откладывать свои вопросы Маня не стала. И выяснила — полгода Мишка воевал. Вот приехал домой на побывку, дочь обрадовалась, два дня от отца не отходила. Жена включила железную леди и молчала как загороженная. Маня слушала, вздыхала сердце буквально обливалось кровью. Строить семейные отношения большое искусство, Мишкины родители идеалисты, отец музыкант, мама служила таланту беззаветно. Воспитывала в сыне уважение к женщине, убеждала, что слабый пол нуждается в заботе. Убедила и вот итог.

Парню 43, с 17 остался без родителей, ответственный, рукастый, отзывчивый, симпатичный, крепкий, надежный. Прямо подарок, заворачивай в фольгу и преподноси самой хорошей девушке идеального мужа. Правда девчонки тоже не дуры и без теткиного участия хватали Михаила и без лишних сомнений тащили в ЗАГС. А потом спотыкались о его бескомпромиссность и требовательность. Максималист требовал в доме идеальный порядок, пол такой чистоты, чтобы ходить босиком и только в белых носках. Никаких питц, а шаурма — гастрономическое преступление. Подъем в 7.00 — тридцать минут на пробежку. Конечно, племянник поощрял своих избранниц и букетами, и ювелиркой, и конфетами, но распекал так, что шоколадкой можно и подавиться. Два брака рухнуло без особого ущерба, третий с серьезными потерями, самыми болезненными для каждого питерца — родительскую квартиру на Чернышевской Миша разменял. Оставить жену лимитчицу с носом он мог, но сын трех лет от роду остаться без крова не должен. Очередная жена, сунув под мышку увезла малыша к родителям под Херсон. Михаил помучился пару месяцев, вызвал непутевую бывшую, разменял родительские апартаменты, отремонтировал двушку, обставил и перевез — сына с мамой в двухкомнатную на Малом проспекте, сам перебрался в студию на Монетной.

Родня такую щедрость Михаила не одобрила — мог заботиться о ребенке, платить ему алименты, даже забрать сына и отдать его в питерскую школу. Вот тогда Мишка и пропал первый раз, поменял телефон и исчез со всех радаров.

Маня сама пропадала, если что-то не ладилось, ни с кем не общалась, когда заболевала. Но стоило ворваться в ее жизнь чему-то радостному и светлому — тут она сама выходила на связь, извинялась за молчание и тараторила без умолку.

Миша появился пять лет назад, Маня с Глебом уже жили в Латвии. Там и узнали, как парню наконец повезло. Очередную жену он привез из Воркуты. Умница, красавица, все вокруг блестит и сияет. Через годик девушка опетроградилась, и призналась любимому что, оставила в Воркуте дочурку. Побоялась сказать сразу, а теперь перед родами так скучает, что боится потерять их ребеночка. Мишка медлить не стал, оформил у жены доверенность, полетел в Воркуту, привез малышку в Питер, через три месяца появилась на свет крепкая девочка и жизнь наполненная детскими криками завертелась в радостных ожиданиях. Жена устроилась на работу, завела там друзей и любовника. Знал бы племянник об измене ни за что не продавал бы свою студию и не покупал в ипотеку квартиру попросторней. Да что там, все мы задним умом крепки. В новой квартире места хватило всем. Ремонт супер — класса, ванная в зеркалах, гардеробная. Жене нравилось все, кроме одной детали — требовательный и хозяйственный Мша. Ссылаясь на детей воркутяночка объявила — чтобы малышки росли в покое самому папочке надо съехать. Вот кстати и чемодан уже собран. Ошалелый, Миша спустился с чемоданом в машину, несколько дней ночевал на объекте, как раз его фирма получила заказ на ремонт квартиры на Каменноостровском. По утрам с семи до восьми тридцати бегал, потом душ, младшую дочурку в сад. До 18.00 работа, снова сад, магазин, прогулка с ребенком. У порога ипотечной квартиры жена малышку забирает, и захлопывает дверь перед Мишкиным носом. Парень так боялся потерять контакт с дочерью, взяв два года назад на себя обязательства, он исправно исполнял их, включая культурную детскую программу по выходным.

Об очередном семейном крахе любимого племянника Маня узнала уже в Москве. Жалела конечно наивного Мишку. Ломала голову как ему помочь, даже собиралась предложить на время свою пустующую питерскую квартиру. Но Мишка опять исчез на полгода. Позвонил, «прогулял» ее по Петроградке. А она так увлеклась родными пейзажами, что забыла спросить где он прятался полгода.

Оказалось, геройствовал парень на Украине. Вернулся и застал бывшую в стельку пьяной, разговор невнятный на кухне гора грязной посуды, на полу нестираное белье.

Такое уже было, подал в военкомате заявку на контракт, пришел, чтобы рассказать жене, дескать уеду скоро, дети останутся на ней. Разговора не получилось, невменяемая женщина ничего не поняла, слонялась в футболке по квартире, ругалась и отыскивая что-то, выбрасывала из шкафа свою и детскую одежду. Мишка повесил на детскую комнату цепочку, и до самого отъезда спасал бывшую как мог. Спрятал телефон, чтобы не могла делать заказ спиртного на дом. Убрал подальше всю наличку, заполнил под завязку холодильник. Дважды вызывал на дом нарколога, сделал в доме генеральную уборку все перемыл, постирал, поругал. Месяц пока ждал вызова в военкомат все было нормально. Уехал спокойно, вернулся и все повторилось.

Знакомый уже нарколог пояснил — жена больна алкоголизом и похоже давно сидит на транквилизаторах. Этот гром среди ясного неба выбил Мишку из седла.

Час выслушивала Маня его горести, и все вроде есть, чтобы жить спокойно и счастливо — зарабатывает он неплохо, снимает квартиру в соседнем подъезде, хватает на половину ипотеки и на фрукты детям. Но воркутяночка пьянкой не ограничилась, за полтора года сменила трех бойфрендов и каждый селился в их квартире. Медовые недели заканчивались с первым же запоем, кавалер исчезал, бывшая впадала в депрессию. Как только пережили этот кошмар дети.

Очередной срыв обошелся в два вызова платного нарколога, заказ клиринговой компании, словом на ликвидацию последствий загула ушло полторы ипотечных выплаты. Племянник с пьяницей поговорил, пригрозил ей клиникой и лишением материнских прав. Три дня жена плела косички младшей, готовила куриные супы для старшей, а на четвертый опять запила. Мишка застал ее на полу, бывшая вжалась в угол, смотрела выпученными глазами в потолок и допытывалась — видит он там кого-нибудь или нет. Племянник увидел под своей бывшей лужу, пригорюнившихся девчонок и опять вызвал доктора. Тот сообщил — воркутяночка допилась до белочки. Нужна клиника, а вообще перспектива не радужная — вполне вероятен инсульт, а там два варианта либо дома на диване овощ, либо летальный исход. Племянник поделился бедой с Маней, и признался, что уже и не знает, что лучше.

— Ты где сейчас? — спросила Маня, услышав детский голосок. Оказалось дома, малышку он заберет, старшую покормит. Потом что-то громыхнуло, зазвенела посуда, звук падающего тела:

— Блин! — в сердцах крикнула Маня, и как только земля таких носит! Я бы врезала ей как следует, связала и прикрутила к дивану!…

— Что это?! — раздался в трубке испуганный голос Мишки, следом понеслись короткие гудки.

Маня посылала в сторону непутевой мамаши разные проклятья, она знала, что нельзя так делать — у нее дети, но ничего поделать с собой не могла. Она жалела родного племянника, выставленного с одним чемоданом за дверь и вынужденного снимать комнату, кормить двух дочек, оплачивать счета, выводить из запоя экс-любимую. Попыталась перезвонить Мише, но тот звонок сбросил, значит что-то в доме не так.

Глеб уже попрощался с Князем, увидел расстроенную Маню, но жена объяснить не успела со стороны комода раздался монотонный угрожающий звук, длился он не больше минуты, Маня побежала к джину и ей даже показалось, что глаза фигурки покраснели. Звук оборвался так же резко, как и возник….

Очередная попытка дозвониться племяннику не удалась, и Маня с Глебом наконец отправились в гараж. Солнце уже клонилось к закату, когда они с шумом и грохотом распахнули ворота. Не задерживаясь наверху, муж и жена быстро спустились в погреб, пошарили по стенам лучом фонаря и едва направили свет в тот самый угол, где предположительно должна быть дверь во второй уровень погреба, как фонарь загудел и погас. Они продолжали шарить светом от телефонов, который почему-то был каким-то слабым и туманным. В итоге они ничего не увидели.

Маня выразительно посмотрела на Глеба.

— Завтра сюда прямо с утра! Обшарю каждый сантиметр! — Рубил он короткими фразами. — Допускаю, могло привидеться, но Джин то окудото взялся.

Наверху Маня еще раз осмотрела стены гаража — щель только одна в полу. Через нее муж просочиться никак не мог.

— Прямо замкнутый круг какой-то, — Посетовала Маня, когда они поднимались наверх. Глеб согласно кивнул, и наконец спросил — откуда Маня знала, что случилось ночью на берегу озера. Маня как на духу пересказала свой сон, где в засаде сидела собака и ее Маниными глазами следила за всем происходящим. Рассказала об огненном чудище, который вырос прямо из мангала, повыкидывал всех гостей в озеро, а одного просто раздавил. Когда Маня приступила к описанию границы света, переступая которую одноклассники превращались в детей муж, хохоча остановился, и посмеявшись посоветовал жене писать ужастики. Мало ли кто-нибудь выкупит ее фантазии для фильма ужаса.

Маня обиделась. Она не может отвечать за сюжет сна, который ей подсунул кто-то неведомый. Но ведь что-то этот сон подсказал. Глеб махнул рукой, проследил как Маня села на велосипед и рванул с места. Долго крутить педали Маня остереглась, проедет немного, остановиться. Глеб опишет круг, подъедет Маня, махнет рукой — я дескать сама буду кататься, как умею.

И только ей удалось выехать на ровную дорогу и почувствовать себя уверенным велосипедистом, как в рюкзаке за спиной ожил телефон. Пока Маня останавливалась, слезала и рылась в рюкзаке айфон замолчал. Выудив наконец на свет божий телефон, она увидела — звонил Миша.

Набрала, племянник мгновенно откликнулся.

— Чертовщина кая-то, Стеллка спиной вперед долетела до дивана, рухнула и пролежала так целых пол часа. Глаза таращит, ясно что никого не видит ни меня, ни дочек, испугался, звоню наркологу, а она вдруг вышла:

— Привет! Ты давно здесь? — спокойно так спрашивает, квартиру оглядывает, ворчит — Ну и бардак тут.

Принялась загружать посудомойку, стиралку. Как будто час назад не была пьяной в стельку. Мы посидели с детьми на диване, а она кастрюлю на огонь поставила, сосиски кинула, салат режет.

— Никогда такого не было, как будто кто-то подменил бабу. Я ужинать не стал, пошел как бы в магазин, на самом деле подумать — что же случилось. Наркологу рассказал, он не верит. Говорит, сиди дома, глаз с жены не спускай. Не может такого быть, что вмиг протрезвела и сразу за тряпку. Конечно не может, обычно отходит дня три, а тут раз и вот тебе жена в трезвом уме и твердой памяти.

Маня слушала племянника и молчала, что-то в этой истории ее смущало, она даже догадывалась, что именно, но эти предположения решила оставить при себе.

— Ты на всякий случай переночуй дома, мало ли что может случиться. — Посоветовала она племяннику. На этом и попрощались.

Глеб в очередной раз подъехал к жене, она предложила ему пройтись немного пешком, а потом опять сесть на велосипеды. Рассказала мужу о питерских чудесах у Мишки, напомнила, как возмущенно зажужжал Джин.

Глеб отмахнулся, всему рано или поздно найдется логическое объяснение. И рассказал историю своего первого знакомства с привидением. Первый друг у Глеба появился здесь в гарнизоне, отец прибыл на службу после окончания военной академии в Риге. В гарнизоне их семье выделили временную квартиру. Пока мама обустраивала жилище, предложила Глебу погулять. До 6 лет Глеб рос во дворе частного дома у харьковской бабушки. О самостоятельности там даже не заикались, словом впервые в своей жизни Глеб вышел на улицу без сопровождения взрослых. Вышел и замер у подъезда, через дорогу носилась и визжала ребятня, никто его не обижал, но и приглашать в игру не спешили. И тут он заметил мальчика, он тоже стоял во дворе и рассеяно озирался. Так он познакомился со своим первым другом. Его родители, тоже в этот день переехали в гарнизон из другого места службы.

Дружбу мальчишек признали в обеих семьях, часто оставляли мальчишек вдвоем. В очередной раз родители отправились в клуб на голубой огонек, а мальчишки расположились на кровати, и у Глеба, и у Сереги кровати стояли в нишах, и закрывались занавеской. Прыгали, бесились, а потом устали и решили передохнуть за страшными историями. «В одном старом-старом замке»… Если коротко в этом детском ужастике появляется приведение в длинном белом балахоне и душит детей. Мальчишки от собственных ужасов лежали прижавшись друг к другу, но продолжали свою страшную историю. Рука приведения добралась до темной квартиры и вот уже приближается к занавеске… На этой страшной строке чья-то рука резко отдернула занавеску, и мальчишки завопили от страха. За занавеской стояла с распущенными волосами женщина, лунный свет через окно падал на ее лицо и одежду, придавая синюшный оттенок длинному балахону, синий свет отражался бликами на лбу и щеках женщины. Мальчишки вопили, а привидение стояло и что-то говорило. Потом махнуло рукой и исчезло. Но ненадолго, только для того, чтобы включить свет. Тут сразу все выяснилось — друзья шумели так, что разбудили ребенка за стеной, соседка пошла приструнить хулиганов, но ни на стук ни на звонок никто не реагировал. Дверь, по обыкновению не заперта, тогда в гарнизоне вообще мало кто запирал двери. Вошла и вот что получилось. Смеялись мальчишки до тех пор, пока с праздника не вернулись домой взрослые. А соседку потом долго называли привидением.

У каждого свой жизненный опыт. Маня тоже боялась приведений, потом пришли другие страхи. И тому что случилось в Питере всего два часа назад дать вменяемое пояснение могли только медики. Но пока и они по этому поводу ничего не придумали.

Глава 12

Последняя неделя лета пустилась во все тяжкие. На городок наложила свою тяжёлую лапу жара, под тридцатиградусным пеклом плавилось все подряд, и гарнизонные обитатели непрекращающейся цепочкой тянулись на спасительный берег озера. Маня постояла на балконе с лейкой, с завистью проводила взглядом очередное семейство с пляжными сумками через плечо и надутыми кругами в руках, вздохнула и тоже решилась.

— Я только прогуляюсь и посмотрю. — Поймала она на себе предостерегающий взгляд нефритовой фигурки.

На лице Джина не дрогнул ни один мускул, но Маня и Глеб не сговариваясь относились к новоселу с каким-то почтением. Ну если бы они вдруг стали маленькими и неразумными, и за их поведением снова стали следить строгие бабушки.

Конец ознакомительного фрагмента.