Невеста с другого берега

Людмила Миловацкая

Максим Самохин – удачливый человек и известный режиссер, но его все чаще возникают сомнения. Друг приглашает его погостить в деревню. Красота и покой умиротворяют друзей. Единственное, что их удивляет – загадочные явления у озера, все попытки понять их тщетны. Все меняет встреча Артема с участницей научной экспедиции с другого берега. По мнению местных, люди с той стороны наделены необычными способностями. Хватило совсем немного времени, чтобы друзья смогли убедиться в правильности этих слов.

6

Друзья прошлись по трехкомнатной квартире и остановили свой выбор на кухне — поближе к припасам.

Начали, как водится, с водки.

— Хорошая водка. Жаль, закуски маловато. Ну да ладно, давай по второй.

Вкусно крякнув, Сергей решительно отставил рюмашку:

— Ну, рассказывай, что у тебя стряслось.

Артем без промедления начал пересказывать события вчерашнего дня. Упомянул и о фантастическом виде ночной Москвы, и про разговор со звездой, и странные предчувствия, и чувство тотального одиночества.

— Мне бы еще побыть одному, прийти в себя, подумать, а тут вернулся Жорик, ребята… Уверяю, они вполне себе симпатичные люди. И все-то у них правильно, и все-то у них славно! Ухоженные безмятежные лица, полная гармония с собой и окружающим миром.

— Ну да, и все это вроде бы без видимого напряга, — понимающе покивал головой Сергей.

— И тогда я подумал: только так и надо жить. Кому нужны мои терзания, стремления, мысли? Нужно жить как все, а для начала…

— Напиться? — с грустной усмешкой предположил Сергей.

— Ну да. Чтобы вычеркнуть, забыть свои мысли, самого себя… Удивлен?

— Нисколько. Куда же податься русскому человеку с мятущейся душой? Или в церковь, или…

— Выпил я крепко, но совсем не опьянел. На сердце такая была тоска, такой холод! Не поверишь, после того как я решился, ну отказаться от себя, в голове будто переключился какой-то выключатель, я четко слышал, как в голове что-то щелкнуло. И меня повело… Пошел вроде покурить, а очутился в каком-то служебном помещении. Будто кто-то меня вел…

— Кто?

— Не знаю. Наверное, судьба. Новая, наперекор Его промыслу, мною самим выбранная судьба. Ну вот, забрел в какой-то закуток, там маленькая полутемная комнатка, мертвенно-синий прерывистый свет и звук такой отвратительный, трескучий… Знаешь, как от испорченной лампы дневного света… А впереди — настежь открытое окно и близкое, рукой подать, небо. Как забрался на подоконник, не помню. На сердце холодно и спокойно, в голове ни одной мысли, уже и руки разжал от рамы, и вдруг — бац! Будто удар снаружи, и я — на полу. С минуту лежал не двигаясь, думал, костей не соберу: подоконник высокий, пол кафельный, а я об него головой… Встал осторожненько, пощупал себя — все вроде в порядке, отряхнулся — и снова отправился пить…

— Не зря люди говорят: у влюбленных и пьяных есть свой ангел. — Сергей сильно потер ладонями лицо, с минуту посидел с закрытыми глазами. — Ну наливай, чего сидишь?

Опрокинув залпом рюмашку, поморщился. В поисках достойной закуски пощелкал пальцами. Не обнаружив ничего для себя привлекательного, с укоризной посмотрел на друга:

— Слушай, кажется, я понял, почему нашим интеллигентам так трудно живется.

— В моем доме прошу не выражаться! Знаешь ведь, терпеть не могу это слово, — поморщился Артем. — Ну, так почему отдельным товарищам так неуютно жить на свете?

— Потому что вы пьете и не закусываете. Вот типичный пример: что это такое? — Сергей демонстративно провел рукой над столом. — Ни желудку, ни сердцу, ни глазу художника от созерцания этой картины веселей не станет. Простая композиция, тусклые краски, одно слово — убожество! Неужели в твоем доме нет ничего посущественней этих пустяков? — Сергей с грустью перебирал в руках консервные банки.

— Типа чего? — растерялся Артем.

— Типа картошки, ну или яиц! А еще удивляешься, что тоска заедает!

Артем хорошо знал привычки друга. В трудных ситуациях, когда требовались совет или помощь, Сергей не спешил с ответом. Пауза для обдумывания проблемы заполнялась по-разному, чаще всего говорилось: «Це дило треба зажувати». Он готовил кофе, затевал долгое церемониальное чаепитие, не относящиеся к делу пустые разговоры или еще что-нибудь в этом роде… И выдавал свое решение в самый неожиданный момент. Советы его были всегда взвешенны и разумны, а помощь — действенной.

— А не пора ли нам освежиться, друг мой? — все с тем же задумчивым выражением лица предложил Сергей.

— Выйти на улицу? Не хочу.

— Ну что за пошлые мысли… Я не о том. Я говорю о благотворном влиянии чая на умственную деятельность. Ты говорил, что привез из Англии нечто стоящее…

— Да, конечно…

Артем поспешил достать из шкафчика яркую коробочку.

«Тефаль» с его функциональной быстротой и удобством был категорически отвергнут. Тёма, порывшись в многочисленных шкафчиках, разыскал старую жестяную посудину. Поставили чайник на плиту, дождались, когда горячий пар, вырываясь из узкого носика, пропоет свою старинную песенку. От крепкого до густой красноты чая сделалось жарко.

Артем снял свитер и рубашку. Оставшись в футболке с коротким рукавом, сделался до боли похожим на себя прежнего, мальчишку из московского дворика, что затерялся среди старых узеньких улочек Замоскворечья. Сергея это тронуло почти до слез. По-видимому, сам он тоже напомнил другу их общее детство. Сидя напротив, Артем часто заморгал и потер переносицу.

Громко откашлявшись, Сергей бодро спросил:

— Ну, заморил червячка? Давай теперь подумаем, почему такое случилось. Мое мнение такое: больно крутой вираж ты заложил в своей судьбе. Как говорится, отклонился от своего предназначения. А такое, наверное, бывает у каждого из нас. Может, и вправду обидел ты кого-то там, наверху. Сам-то как думаешь?

— Я еще не успел осознать все, что со мной произошло. Наверное, нужно время, чтобы немного отстраниться от проблемы, посмотреть со стороны. Знаешь, вопросы религии меня особо никогда не интересовали. В юности, как многие, увлекался идеями дзен-буддизма.

— Я тоже их книжки читал. Интересно, конечно. Читаешь как сказку.

— Вот-вот! Поначалу меня здорово захватило: удивительный образ мысли, особенная эстетика. Тут тебе и философия, и история, и сказка. Все так необычно, ярко, цветасто. А закончилось все в одночасье, в Дивеево. Попал я туда почти случайно. Приятель со старшего курса собирал материал для дипломной работы, попросил меня помочь. Приехали мы туда поздно вечером, кругом темнота непроглядная, и вдруг — сноп света: включили подсветку главного собора. Показалось, будто загорелась белая свеча от земли до самого неба. Утром пошли в лавру. Сначала немного походили, поосмотрелись. Приятель сказал, что и как мне заснять. Я быстро справился с заданием и потом просто ходил, не столько смотрел по сторонам, сколько глядел на людей. Меня потрясло какое-то поразительное несоответствие их внешнего и внутреннего состояния. С одной стороны, простые, часто усталые лица паломников. В то же время явно ощущается общность, сродство людей, приобщение к иному, невидимому, но ясно ощущаемому миру.

Какая-то старушка меня спросила, как пройти к мощам батюшки Серафима, я ответил: «Не знаю, я здесь человек случайный». Рядом проходила монашка, посмотрела на меня то ли с удивлением, то ли с укоризной, сказала: «Пойдемте, я вас провожу». И провела нас через храм прямо к мощам Серафима Саровского. Я не знал, что в таких случаях делают, повторял все за другими. Вышли мы с бабулькой из храма, у нее глаза светятся такой радостью. Спросила мое имя, говорит: «Видно, Бог тебя привел сюда, с тобой и я такой чести удостоилась, ведь провела нас сама матушка настоятельница, мне монашки сказали. А сама-то я сегодня могла бы и не попасть — видишь, сколько людей». Тут только я увидел, какая огромная очередь выстроилась, чтобы приложиться к мощам старца.

Короче, с того дня я позабыл о дзен-буддизме, как о ребяческих забавах. Мне будто открылся путь, и ясной показалась цель моей работы: научиться снимать так, чтобы через визуальный видимый ряд приоткрывать невидимый, но неотъемлемый и главный мир человека, неотделимый от него.

— И ты сумел это сделать! Твоя дипломная работа и короткометражка…

— Да, эти работы прошли на ура, а дальше дело не пошло. Для хорошего кино нужны серьезные деньги, спонсоры. Ни того, ни другого, как понимаешь, у меня не было. Тут Жорик со своей наукой: «Желаешь творить, хочешь перспектив — сам заработай деньги на свои фильмы. Это обычная практика!» И я работал, снял столько роликов, что не сосчитать. Деньги пошли нормальные, а с ними — новые возможности. В общем, втянулся я в эту новую жизнь, появились новые друзья, новые мысли, проекты. О прежних своих замыслах стал забывать, но особо об этом не сожалел, думал, что все у меня еще впереди. Короче, когда появилась возможность снять свое кино…

— Оказалось, что снимать нечего?

— Именно так. Я кинулся к старым записям, просмотрел все отснятые впрок сюжеты — материала много, но вместе не собирается. Это как в разбитой мозаике: отдельные фрагменты хороши и их много, но сложить вместе никак не получается, потому что нет основы, цемента, что связал бы кусочки в единое целое. Тут я понял, что со мною что-то неладно. Попытался разобраться, что к чему, — получилось только хуже. Оказалось, что изменился не только мой образ жизни, мои мысли, но и я сам. Пришли успех и деньги, но ушла радость, пропал интерес к жизни. Я стал равнодушным к жизни и себе. И тут навалилась на меня такая тоска!..

— Что ж мне ничего не говорил?

— А чем бы ты помог?

— Представь себе, помог бы. Сам прошел через такое. Когда со спортом все закончилось, думал, сдохну от тоски. Не знаю, что со мной стало бы, если б не соседка по квартире. Она посоветовала обратиться к священнику. Он понял меня с полуслова, объяснил, что нет греха страшнее греха уныния и отчаяния. Назвал признаки этой духовной болезни: глубокая депрессия, ощущение безысходности, полнейшее равнодушие к жизни и себе и, как крайняя степень, попытка уйти из этого мира.

— Что-то я не очень понял: отчаяние — это грех или наказание?

— И то и другое. Нужен опытный духовник. Я помню, твоя матушка рассказывала притчу, как недовольный своей судьбой человек обратился к Богу с просьбой поменять свой крест на более легкий. А Боженька ему говорит: бери любой на выбор. Мужик перебрал сто разных вариантов, а остановился все равно на своем. Так-то! — Сергей посмотрел на часы: — Мать честная, времени-то сколько! Давай спать!

Сытые и разморенные, они улеглись спать на диванах в гостиной. Некоторое время лежали молча. Мрачные мысли и мучительные воспоминания отошла в дальнюю даль, Артем стал засыпать.

Сергею уже снился первый сон, легкий и смешной. Вопрос Артема застал его врасплох:

— Сереж, а как думаешь, простят меня там за мои фортели?

— Мне кажется, уже простили. А позволили произойти всему, чтобы ты скорее узрел весь ужас предательства.

— Себя самого?

— Ну да. Надо бы тебе сходить в церковь, поставить свечку. А лучше сходи на исповедь, причастись.

— А ты что, ходишь на исповедь?

— Пока нет. Но мама всегда говорила, что нет лучшей помощи в жизни, чем молитва. Хочешь, пойдем завтра вместе, свечки поставим, постоим в храме?

— У тебя что, тоже проблемы? — привстал с подушки Артем. — Извини, я как последний эгоист — все только про себя.

— Я только что отца схоронил…

— Да-да-да, прости!

— Да ладно, успеем про все наговориться, в деревне дни долгие, а вечера еще длиннее.

— Серега, как хорошо, что ты приехал! Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что выслушал, напоил, накормил, — улыбнулся Артем.

— А, это всегда пожалуйста. — Громко зевнув, Сергей выключил свет. — Это что, пустяки! Небольшой экспромт в полевых условиях. Вот тетя Таня хлеб печет!.. Знаешь, как он пахнет?

— Нет, у нас не было родственников в деревне…

— Как только приедем в деревню, попросим испечь ржаного хлеба. Растопим русскую печку березовыми дровишками. Дым от них особенный, здоровый.

— Ага, хорошо…

— Поедим своего хлебушка, попьем свежего молочка, в баньке попаримся…

— Ох, не дразни! А вдруг не удастся вырваться?

— Что значит «не удастся»? Завтра же и поедем!

— На поезде?

— Само собой, машины здесь оставим.

— Всё-всё оставим в городе! Поедем налегке. Ты да я!

— Заметано, братишка!