Осколки мозаики. Роман-фэнтези

Людмила Захарова

Сновидческое путешествие Автора в романе-фэнтези «Осколки мозаики» по временам —от осколка цивилизации в нетронутый мир древности, где еще не знали любви. Погружение во внутренний мир творческого человека, где предвидение не спасает от судьбы, а любопытство – наказуемо. Вращается калейдоскоп воображения, перемешивая сверкающие осколки, собирая мозаику, непредсказуемую, как сама жизнь. Никто не хочет знать правду о себе, заглядывая в будущее. Лирическая проза, словно экзистенция по Кьеркегору.

2. Похищение богини

Ясновидящий палач своей души расставляет точки, что-то припоминая. Гордыня, отчаяние — все смертные грехи, терпение и не воплощенные замыслы отступили, унося бессмысленное распыление сил (вечные поиски темы, пера, издателя, денег). Не одна вечность прошла с тех пор. Записанное слово, промелькнувшее случайно, всегда обретает очертания реальности. И будет обретать. Разгадка: мыслеформы сбываются как вещие сны. Рисунки, желтые рукописи, чистые листы и пергаментные свитки, перья, чернильницы всевозможных времен и прочий хлам, весьма необходимый писателю, заполоняют длинный стол, вытянувшийся вдоль десяти окон с видом на улицу. Высокие мягкие стулья и череда кресел ближе к камину не могут изгнать пустоту комнаты, украшенной диванным каре под книжными стенами. Оригинальное решение отделяет кабинет от прилегающих комнат, в любую из них можно попасть, лишь тронув стеллаж личной библиотеки. Удобно. Практично. Можно, конечно, запутавшись в хитоне, стукнуться лбом или коленкой о толстые корешки фолиантов, открывая дверь костюмерной, и ясно увидеть невезучие складки. А затем прогуливаться по галерее, левой или правой, высматривая в венецианских зеркалах былое и небывшее, иногда выбираясь на террасу внутреннего дворика с живой травой и кустами, слушать звуки несуществующих птиц или кошачьи концерты. Растянувшись на бархатном диване приятно погружаться в иные миры, читая Набокова или Плутарха. Заблудившись в Сахаре, приятно вспомнить о ледяном бокале, забытом в баре, или розоватом, как падающий с регулируемой скоростью снег многоразового использования, мороженом. Как ни странно, но творческие натуры могут и должны есть-пить — как и все живое. Слуг нет и нет, но добрый ангел возвещает утро чашечкой немудреного кофе. Все невозможное возможно. Слепящее солнце хлынет мгновенно, стоит только захотеть.

— И не ослепнуть, — предупреждает Хранитель. — Развлекайтесь сколько угодно, присутствие и участие не возбраняется. Так уж устроен наш быт.

Автор, очнувшись от последней строчки, кивает благодарно, грустно разводя руками. Жгучее солнце древности, богов и богинь множество, юноши заглядываются на дев небесной красоты. И были!.. были небеса. Хранитель не спорит, а только наблюдает. Нет ни слуг, ни мышей, но на столе, зашуршав, развернулся свиток, подтаяв струйкой дыма. Хранитель поднимается, разминая застывшие крылья, тряхнув нимбом, восхищенно встречает Алфею. Рассеянная улыбка оживает, застав непривычный шум, ярко горящие свечи. Она сбегает по лестнице, остановившей бесконечность. По ступеням, странствуя из века в век, обреченно тянулись шлейфы визитов на бал герцогини Трагедии. Все, ныне присутствующие, невинные создания, состоят в ее свите и наблюдают ритуальный танец, уводящий в новую колоннаду, затаившуюся в конце пышной церемонии. Хранитель, распахивая крылья, раскрывает объятия, подав руку, подводит к Гостю.

Чудом оставшись в ангаре последней цивилизации, они виделись редко. Наверно, им повезло или, напротив, были наказаны. Кто угодно может стать упомянутым юношей или богиней, похищенной из древних свитков. Но где же она? Скрылась среди знатных особ, до поры затаившихся в глубоких креслах? Дамы таинственно улыбаются, интригуя гостя внешними формами, смущая излишней откровенностью, — переговариваются, не нарушая этикета.

— Алфея не создана для такой жизни.

— Земное пребывание утомляет.

— Неудовлетворенность вдоха осеняет тоской дивной стихии. Она все еще там. Что может удивить в остывающем пепле, позабавить?

— Все слишком невзрачно, несущественно, неизбывно!

— Но не будем грустны, — остановил жалобы Хранитель, ласково указуя гостю на кресло у камина. — Отсекая разумно прошлое, надо принимать продолжение жизни. Учитесь, даже если судьба вытрясла вас, как кухарка корзину. Вам удобно? Не серчайте на них, чудесные лгуньи сильны и пользуются этим от скуки, но завидуют. Вы слышали, что сказала первая леди?

— Ах, оставьте. Это древний огонь…

— Но я-то вижу, вы пришли именно за новостями. Ничему не удивляйтесь. Здесь все умеют вторгаться в чужие размышления. Поверьте, Автор действительно устал. Нет смысла начинать новую эру, не создав легенды, не поставив точку. Это очень важно, что мы не знакомы. Прозрачный цвет может стать любым, может быть — любим. В этом прелесть неопределенности, возможно единственная.