Любит – не любит. Школьный роман

Людмила Евгеньевна Красильникова, 1982

О влюбленности и ревности, дружбе и предательстве – о том, через что проходят взрослеющие дети. Действие происходит в школе.

5

Джинсы как мечта

Что же подарить Сочину? Денег у родителей я стараюсь просить пореже, потому что с «монетами» (Костино слово!) у нас почти всегда проблемы.

И тут я вспомнила о сумке, которую сама задумала, сделала выкройку и почти уже сшила.

Я решила пошить ее после того, как наткнулась на выкройки спортивных сумок в одном из старых номеров «Работницы». Там в качестве материала предлагалась джинсовая ткань, сами же модели были уже устаревшие, хотя и красивые. Меня не только удивила, но и заинтересовала возможность самой сшить не какой-то примитивный мешок под продукты, а что-то модное, спортивное, и на свой вкус: объемную, стеганую, на длинных ручках, с разными карманами и молниями, и обязательно яркую, нарядную сумку.

Не знаю, решилась бы я на такой пошив, если б не занятия в УПК — учебно — производственном комбинате.

Раз в неделю мы приходим туда работать и слушать теоретические лекции. Мы, девочки, шьем детскую одежду. Не знаю, кому как, а мне нравится. Я получаю настоящее удовольствие, работая над нарядным платьицем или оригинальным костюмчиком, тем более, здесь установлены хорошие швейные машины, такие, как на фабрике. И приятно то, что модели для пошива часто меняются, и комбинат выделяет нам красивые ткани. Я б, наверное, не смогла полгода шить одно и то же, да еще из какого-нибудь тусклого материала.

Но самое удивительное то, что наши изделия идут в продажу. Недавно я собственными глазами видела, как в магазине продавали платьишки, пошитые нами. Было очень даже приятно наблюдать, как люди охотно их покупают.

Я не собираюсь быть портнихой, но кому из женщин помешает умение красиво шить? Поэтому к работе в УПК я отношусь серьезно.

Мастер разрешила нам оставаться после работы на полчаса, чтобы шить что-нибудь для себя. Я взялась за сумку. И сейчас осталось вшить только большую молнию и пришить фестивальную эмблему, которую шелковыми нитками вышила моя мама.

Сумка получилась по высшему классу. Даже мастер перечертила мою выкройку. Она же помогла мне сделать красивую строчку в особо ответственных местах. Именно эту сумку я и решила подарить Сочину. Она спортивная, значит, ее может носить и девушка, и юноша. Завтра, во время занятия в УПК, я вошью молнию — и подарок готов.

Приняв такое решение, я повеселела и побежала к Косте.

В комнате у него негромко играла музыка: Тото Кутуньо чуть глуховатым голосом повторял: «серенада». Сам Костя в белой футболке с английскими буквами показался мне по-южному смуглым.

— Чем ты занимаешься? — спросила я, вновь удивляясь строгой красоте его лица, глубине темных глаз, силе плеч и рук. Так бывало всегда: казалось, помню до малейшей черточки его лицо, знаю наизусть движения губ, выражение глаз, но стоило увидеть Костю наяву, как я вдруг понимала, что все мои мысленные образы бледны и бедны.

— Уроками, мисс, — Костя шутливо поклонился, видно было, что он рад моему приходу.

— А магнитофон тебе не мешает?

— Ты же знаешь: это обычный звуковой фон.

На столе у Кости, помимо учебников и тетрадей, я заметила полиэтиленовый пакет с джинсами. Сквозь прозрачную упаковку виден был темно-синий цвет фирменной джинсовки и четкий рисунок шелковых строчек.

— А это что? Где ты их достал? — спросила я, трогая пакет.

Костя хитро на меня взглянул и гордо сказал:

— «Супер Райфл»!

Он быстро вынул брюки из пакета, развернул их и ткнул пальцем в наклейку, потом его пальцы пробежали по бляхам и заклепкам. Затем Костя побежал за спичками, чтобы показать, какого высокого качества его новые штаны, потому что, если спичка синеет, когда ею потрешь о джинсовку, значит, материал высшего качества, без липы.

Брюки удивляли обилием карманов: украшенные золотистыми молниями, они были не только сзади и спереди, но и на коленях. По бокам от передних карманов спускались джинсовые ремни, придающие одежде не только оригинальный вид, но и дерзкий.

Восхищенная, я стала просить Костю:

— Примерь, а? Ну, примерь, я посмотрю на тебя.

Тут он сразу поскучнел, бросил джинсы на диван и уселся за стол.

— Они мне не подходят, сорок четвертый размер… А нужен сорок шестой. Обидно: экстра-класс и не для нас, — тут он встрепенулся и внимательно посмотрел на меня. — Слушай, Сашка, примерь ты.

— Да ты что? — забормотала я, чувствуя, как моему лицу стало жарко, оно явно стало наливаться краской. — Да как я? И потом, они мне плохо будут… Не подойдут.

— Давай, давай! А я пойду, чай поставлю, мама купила конфеты «белочка», — сказал Костя уже из-за двери.

Решив не надевать брюки — вдруг в них буду плохо выглядеть? — я села на диван, а джинсы отодвинула, но соблазн был слишком велик, и через несколько минут, задрав клетчатую широкую юбку, стала быстро натягивать брюки. Только успела застегнуть молнию, как в дверь послышался стук, и снаружи Костин голос галантно произнес:

— Девушка, к вам можно?

Я мигом опустила юбку, и она до колен закрыла мои ноги, одетые в заграничный наряд.

— Костя, заходи, но демонстрации мод не будет до тех пор, пока я сама, естественно, без тебя, не осмотрю себя в большое зеркало, — я натянуто улыбнулась. — Вдруг мне узко или широко? Не хочу быть смешной в твоих глазах. Лучше посмеюсь одна. У тебя тут нет подходящего трюмо. Я пойду в прихожую. А ты побудь здесь, я тебя позову.

Выйдя в прихожую, заглянула через открытую дверь в гостиную, которая в начале нашей дружбы поражала меня особым изыском и роскошью, и никого там не увидела. Кухня тоже одиноко сверкала голубизной кафеля и шкафов. Поэтому, повернувшись к зеркальной стене в прихожей, я со спокойным сердцем опять подняла юбку и стала себя разглядывать со всех сторон. Отражение меня успокоило. В фирменных джинсах я выглядела особо подтянутой, спортивной, немного мальчишкой, но очень хорошенькой. Еще несколько раз прокрутившись перед зеркалом, позвала Костю.

Не успел он удивиться, увидев меня опять в юбке, как я щелкнула молнией, и юбка пестрым кольцом упала к моим ногам, а я, оставшись в джинсах и тонком акриловом свитерочке, положила руки на бедра, вскинула голову и стала медленно поворачиваться вокруг себя.

Костя несколько минут молчал, а потом заторопился:

— Вот это здорово! Да они сшиты для тебя. Но тебе нельзя выходить в них на улицу: к тебе все будут липнуть, а я свихнусь от ревности. Точно. Но надо же! Как для тебя. А ты красавица! Определенно.

Вдруг металлически щелкнул замок, я повернулась к входной двери и увидела на пороге Костину маму — Эвелину Леонтьевну. Она любезно кивнула в мою сторону. Ревнивым оценивающим взглядом охватила меня, понимающе усмехнулась и сказала:

— Здравствуй, Александра. Красавица… Как мама себя чувствует?

— Хорошо, — я сразу словно замерзла.

— Мы ведь с ней в юности подругами были. А как… папа?

— Спасибо. Тоже неплохо.

Я всегда робела перед Костиными родственниками и знакомыми, особенно неуютно чувствовала себя в присутствии его мамы. Меня чрезвычайно восхищала ее красота. Статная, медлительная, она одевалась исключительно модно и дорого, но с редким чувством меры. Ни в одной остромодной вещи Эвелина Леонтьевна не выглядела смешной, как иногда бывает с некоторыми модницами. Что бы она ни надела, все смотрелось органичным, естественным на ней. И я завидовала ее умению выбрать из каждого нового направления моды именно то, что больше всего ей подходит, благодаря чему казалось, что мода создается специально для нее. Легкая, коротко остриженная, всегда элегантная и современная, с красивым и бестрепетным лицом кинозвезды, она мне казалась инопланетянкой.

Правда, я иногда задумывалась, как много времени и денег нужно для того, чтобы постоянно быть в струе моды, потом я отталкивала эти мысли, снова и снова решая, что Костина мама — человек особой породы, и ей наверняка достается все без лишних усилий.

Наблюдая, как Костя помогает своей маме снимать шубу, я вдруг глянула под ноги и увидела свою юбку, унижающе простенькую, сиротливо лежащую на полу. Быстро наклонившись, схватила ее и смяла в руках, не зная, куда спрятать. Глядя на серебристое воздушное платье Костиной мамы, подумала, что эта квартира с ее хозяевами сразу обесценивает все, что я имею. Здесь я вижу, что строчка на моем манжете кривит, складка у юбки неправильно отглажена, материал очень дешевый. И мне нестерпимо захотелось одеваться так же потрясающе, как Эвелина Леонтьевна.

Потом, пока Костя ходил за чаем, я быстро переоделась, аккуратно сложила джинсы и уложила их в пакет.

Костя вошел с черным, изукрашенным цветами подносом, на котором стояли причудливые чашки и такой же чайничек.

— Чай цейлонский, конфеты твои любимые, — сказал Костя, разливая напиток, и, помолчав, продолжил: — Вообще, я даже рад, что джинсы мне не подошли. Мне бы родители все равно их не купили. Вчера они взяли спортивный костюм «Адидас» и фирменные кроссовки. Да и потом, я беру много денег у них на фотобумагу, пленки и прочее. Знаешь, есть поговорка: «Хочешь разорить своего друга, купи ему фотоаппарат»…

— А сколько стоят джинсы? Ты где их взял? — встревожилась я почему-то.

— Ты что, не знаешь «черные цены»? Сто пятьдесят, — Костя сказал это легко, словно такие деньги ничего не значат.

— Сто пятьдесят! Но ведь и джинсы уже не так ценятся, как раньше…

— Правильно. Раньше они стоили двести пятьдесят. На прилавках они не лежат. Правда, время от времени стали появляться в магазинах, но примитивные, хоть и импортные, а цена — сто рублей. А эти — в молниях, карманах, ремнях — блеск! Вообще-то смотри… Но цена бросовая. Неужели твой папа, кандидат наук, откажется купить дочери такие великолепные джинсы, переплатив всего полсотни? Глупенькая ты, — Костя стал говорить со мной, как с ребенком, — забирай их и неси домой. Там наденешь, пройдешься перед матерью с отцом, и все будет о'кей. А взял я их у друзей Андрея, там они кому-то не подошли. Вот сто пятьдесят требуется отдать или джинсы вернуть.

— У меня мама строгая, — замямлила я.

— Родители не согласятся — принесешь назад, — уговаривал меня Костя. — Да я заработаю тебе потом пятьдесят. Ты ведь знаешь, я летом стольник сделал. Мне хочется, чтобы ты смотрелась красиво…

Летом Костя действительно заработал сто рублей. Во дворах фотографировал маленьких детей, предварительно договорившись с их мамами. Фотографии он делал отличные, и родители малышек без сожаления платили ему по четыре рубля. Эти деньги здорово нам пригодились. На них он водил нас в кино, покупал мороженое и пирожное, на них мы брали напрокат палатку и вместе с Сочиным и Иркой ездили на озеро. Мы ходили даже в кафе, и Костя, как Монте-Кристо, оплачивал наши расходы.

Костя вообще любит блеснуть, быть первым. Для меня он и был первым. У нас редко возникали споры, и больше пятнадцати минут я не могла противиться его доводам. Так и в этот раз. Я согласилась взять джинсы, тем более, в нашем классе только у Кости и у Иры были такие стоящие фирменные брюки. Мне хотелось во всем быть если не первой, как Костя, то в числе первых. Я взяла джинсы и заспешила домой, чтобы убедить родителей дать мне сто пятьдесят рублей.