Дыхание мегаполиса

Людмила Грицай

Все детективные истории стары как мир. Но между тем с каждым новым поколением читателей интерес к ним не ослабевает. Ведь каждый детектив рассказывает о том, почему тот или иной человек совершает преступление, нарушая нормы дозволенного.Цикл детективных рассказов «Дыхание мегаполиса» рассказывает о жизни и работе следователя Дмитрия Владимирова, погружая читателей в атмосферу необъятного столичного города, в котором самым необычным образом переплетаются между собой судьбы миллионов людей.

Глава 5. Мелочные люди

С Левиным он встретился уже во дворе около машины, возле которой чуть не упал, поскользнувшись на заскорузлом мартовском льду.

— Слушай, тут студенческая столовая есть неплохая, мне ее уже рекомендовали, давай зайдем — поедим, а то на работе опять загрузят под завязку, — обратился к нему Егор.

В столовый был самый час-пик, однако они смогли достать две порции какого-то пюре с двумя тонкими и длинными сосисками.

— Так, — начал Левин, быстро разделавшись с содержимым своей тарелки. — Парень был общительный, успешный, но себе на уме. Из ребят общался в основном с Олегом этим, прямо-таки опекал его, а с девочками со всеми вел себя вежливо, но близко не с кем. Я так догадался, что многие девчонки были бы не против познакомиться с ним поближе, некоторые даже инициативу проявляли, но он особо на поводу им не шел. Девушки у него постоянно не было. Мутноватый такой товарищ. А кто его траванул — вообще никто себе не представляет, да и что было его травить — ни с кем не ссорился, никому ничего такого не сделал. А дело наше как-то глохнет. Если только из родственничка этого что-то удастся выцарапать. А у тебя как?

— Без особых успехов, — отозвался Владимиров. — Пообщался с деканом, с куратором Коромыслова. Общая информация. Как-то тоже особых зацепок нет.

— Ну, раз нет, — вздохнул Левин. — Поехали тогда в отделение. Там сейчас этот дядя должен уже быть.

И действительно, через минут двадцать после того, как Владимиров и Левин вернулись в свой служебный кабинет, дежурный доложил, что к ним пришли посетители. Ими оказались дядя и тетя погибшего Коромыслова. Видимо, дядя Вячеслава решил захватить в отделение еще и свою жену.

Впрочем, когда эта пара переступила порог кабинета, Владимиров догадался о причине их совместного прихода. Николай Сергеевич Коромыслов — худой брюнет с несколько помятым лицом — как-то подобострастно смотрел на свою спутницу — женщину средних лет чуть выше его по росту с коротко стриженным крашенными рыжими волосами и карими выразительными глазами. Всем своим видом женщина выражала силу и железную волю. Возможно, и в отделение полиции она пришла по своей инициативе, чтобы контролировать все, что будет говорить ее муж о племяннике.

При этом посетительница не смогла скрыть своей радости от случившегося, которая даже Владимирову в данной ситуации показалась слишком уже бесчеловечной.

— Мы родственники и наследники Коромыслова, — сразу заявила тетя Вячеслава. — Доигрался, парень. Говорила я ему, что нужно правильно выбирать себе компанию. Вот они и отравили его. Подлецы эти.

— Простите, кто кого отравил? — спокойно осведомился Владимиров. — Мы с вами в таком учреждении, где принято отвечать свои слова. А что касается огульных обвинений, то за них можно даже срок получить.

Супруга Коромыслова бросила на майора пронзительный взгляд, но мысль его поняла. Поджала тонкие губы и замолчала.

Продолжил разговор уже ее муж.

— Вы вызвали меня для разговора, — начал он.

— Да, — отозвался Владимиров. — Вы как родственник погибшего приглашены для опроса. Замечу, пока не для допроса. Меня интересует все, что вы можете сказать о племяннике. Кратко о смерти его матери, о квартире, которая стала яблоком раздора между вами. О ваших отношениях в последние годы.

— Да какие отношения, — резко заметил дядя. — Я Славе всегда отца заменял. Возился с ним, как с родным сыном. И что? Вика поздно его родила. Избаловала. Да и родила от чурки какого-то. И что с него взять с сына чурки этого.

Слушая своего собеседника, Владимиров отметил, что именно такими он представлял родственников Вячеслава. По всей видимости, хорошие манеры и элементарный такт им были не присущи.

— Давайте перейдем к обстоятельствам того, когда вы стали опекуном Славы. Как вы стали жить в квартире его матери?

— Да я в этой квартире столько всего сделал своими руками! — воскликнул Коромыслов. — Электрику всю сам, столярные работы, уже после смерти Вики мебель всю сменил, ремонт сделал. Да и как можно было парня в пятнадцать лет одного в квартире оставить. Вот мы все и переехали к нему. Но по совести. Мы ему свою комнату оставили. А уж своих детей всех троих в одной комнате разместили. И заметьте — в меньшей комнате. А сами стали жить в комнате моей сестры. Кормили его, поили, одевали, обували. В институт он поступил. Все, как сестра хотела.

— Да, это понятно, но речь идет не о ремонте квартиры и не об образовании Вячеслава. Как получилось, что вы и племянник судились из-за квартиры?

— Да это все этот Старостин. «Богатей» проклятый. Парня против нас настроил. С панталыку сбил. Чем мы Славе мешали в квартире-то. Он в Москве учился, мы в Воскресенске жили. Все хорошо. Нет, надоумил мальчишку: мол, дядя у тебя квартиру отбирает. А кто что отбирал? Я же просто прописался в квартире этой с семьей и все! Да и как можно жить не прописанными. Мы и квартплату платили сами.

— И, тем не менее, племянника на его жилплощадь вы не пускали? — вежливо, но твердо спросил Владимиров.

— Конечно, не пускали, — вдруг встрепенулась жена Коромыслова. — Ему же для чего квартира отдельная была за городом нужна? Чтобы девок своих водить! Он же был как Ален Делон! Все девчонки в него влюблялись. Танька, например, моя двоюродная племянница, сколько лет по нему с ума сходила! Да еще девчонок была куча!

— А вы прямо-таки свечку держали с кем он и как! — неожиданно для себя вмешался в разговор Левин, до той поры молчавший.

Его реплика дала понять Владимирову, что диалог с парочкой невоспитанных родственников нужно завершать.

— Знаете что, — вдруг заметил он, обернувшись к посетительнице. — Я вам дам лист бумаги, а вы напишите имена и фамилии всех девушек, с которыми у вашего племянника были амурные дела. Будем и их опрашивать. И вас потом расспросим, где — правда, а где — прямая клевета.

— Давайте бумагу и ручку. Напишу, — ответила Коромыслова. — А как нас выбросили с детьми из квартиры зимой на мороз из-за этого племянничка я никогда не забуду. И мне в радость, что нет его теперь. Потому как нет у него никого. И мы с Колей единственная его родня. Вот родила Викуля себе забаву, но недолго он мир забавил.

— Ладно тебе, Наташа, — вдруг обратился к жене Николай Коромыслов. — Вику хоть не трогай. Сестра все-таки. Парень тоже умер рано. Мы на него, конечно, обижались, что против родни пошел, чужих людей больше слушал, чем родных. Но все-таки смерти ему не желали.

Между тем Наталья Коромыслова уже написала мелким быстрым почерком несколько имен и фамилий. Машинально положив листок с ее каракулями себе на стол, Владимиров поспешил распрощаться со своими посетителями.

— Сволочи они, — услышал он слова Левина, когда дверь за четой Коромысловых затворилась. — Хоть бы вид сделали, что переживают. Такая родня хуже чужих. Будут теперь в его квартирке жить.

Владимиров на его слова промолчал. В эту минуту он неожиданно вспомнил с сожалением об Анастасии Александровне Златоревской, сумевшей увидеть истинную суть этого молодого человека, тело которого сейчас лежало в морге.