Дыхание мегаполиса

Людмила Грицай

Все детективные истории стары как мир. Но между тем с каждым новым поколением читателей интерес к ним не ослабевает. Ведь каждый детектив рассказывает о том, почему тот или иной человек совершает преступление, нарушая нормы дозволенного.Цикл детективных рассказов «Дыхание мегаполиса» рассказывает о жизни и работе следователя Дмитрия Владимирова, погружая читателей в атмосферу необъятного столичного города, в котором самым необычным образом переплетаются между собой судьбы миллионов людей.

Глава 4. Университет

На следующее утро, когда Владимиров вошел в свой кабинет и занялся обычными делами, его работу очень скоро прервал вызов к начальству. Начальник был краток, он просил майора отчитаться о ходе расследования по делу Коромыслова, а также рассказать о планах по скорейшему установлению всех обстоятельств произошедшего.

— А у этого Старостина хорошие связи в наших структурах, — подумал про себя Владимиров, понимая, что его начальник действует по приказу «сверху».

В кратком устном отчете майор указал, что были опрошены прямые свидетели произошедшего, сейчас устанавливаются личности ближайших родственников погибшего, с которыми также будет проведена работа. Был послан запрос для детализации звонков Коромыслова в день смерти, планируется посетить вуз, где он обучался.

Начальник, бегло выслушав донесение, потребовал работу все-таки ускорить, на что Владимиров ответил, что именно сейчас он поручил Левину в рамках оперативно-розыскной работы посетить учебное заведение, где числился Коромыслов.

— Знаете что, Дмитрий Александрович, — заключил начальник, — поезжайте и вы вместе с Левиным, он, конечно, парень толковый, оперативник грамотный и со стажем, но вдвоем как-то сподручнее будет, и опросы свидетелей проведете прямо на месте.

— Есть, товарищ полковник, — отрапортовал Владимиров.

Спускаясь из высокого кабинета, Владимиров отметил про себя, что никогда не хотел бы оказаться на этом месте. Не то, чтобы карьеризм ему был вообще не свойственен, все-таки в свои сорок пять лет он дослужился до звания майора юстиции. Начинал трудиться в полиции оперуполномоченным, теперь уже работал следователем, был на хорошем счету, имея достаточно высокие показатели раскрываемости и ни одного возвращения дела из суда для дополнительной проверки. Однако выше своего сегодняшнего положения подняться не стремился, вполне удовлетворяясь свой должностью, позволявшей ему заниматься следственной деятельностью, погружаясь в сложный мир человеческих отношений и поступков.

Уже в кабинете Владимиров встретился с чуть запоздавшим сегодня Левиным. Еще вчера он поручил ему узнать всю необходимую информацию о родственниках Коромыслова и теперь ждал, что тот ему расскажет. Чтобы не терять даром времени они спустили вниз, планируя поговорить в машине по дороге до вуза, который, к счастью, располагался относительно недалеко.

— Слушай, — начал Левин, — об этом дядюшке собрал информации немного. Проживает в Воскресенске, на работу приезжает в Москву, работает вроде вахтовым методом, по профессии электромонтер или что-то близкое, женат, детей трое. Пробил его номер телефона и пообщался. Пригласил к нам на сегодня. Обещал подъехать. Договорились после четырех вечера, так что сегодня и увидим этого «бедного родственника».

Владимиров слушал своего товарища вполуха. Дядя Коромыслова, конечно, представлял для него интерес, особенно в виду открывшихся вчера подробностей его взаимоотношений с племянником, но он как будто чувствовал, что дело как-то не клеится. Ему казалось, что они все время ходят с Егором рядом разгадки произошедшего, но не могут понять что-то главное, путаясь в незначительных и в целом ненужных подробностях. Владимир интуитивно чувствовал, что упустил какого-то важного свидетеля, который помог бы ему до конца разобраться в ситуации.

Как знать? Может ему удастся узнать что-то новое в этом университете? Но вот что?

А между тем машина уже въехала во двор вуза. Владимиров, заранее договорившийся о встрече с деканом факультета, на котором учился Коромыслов, отправился к нему, поручив Егору пообщаться с однокурсниками Вячеслава. В целом это отражало привычный стиль работы следователя и оперуполномоченного. Владимиров всегда спокойный вежливый и внимательный чаще всего общался с начальством и прочими состоявшимися людьми, предоставляя бойкому и словоохотливому Егору Левину (который к тому же был его на восемь лет младше) поговорить по душам с молодежью.

Деканат располагался на четвертом этаже витиеватого здания вуза с многочисленными коридорами и коридорчиками. Около кабинета толпился народ. Молодые веселые лица студентов и студенток невольно напомнили Владимирову о том времени, когда и он сам учился в университете.

В его случае это был факультет психологии одного крупного столичного вуза. Владимиров был отличником, которому профессора прочили блестящую научную карьеру. Однако он, женивший на пятом курсе, пошел не в аспирантуру, а на службу в милицию. Выбор был понятен: в те годы страна переживала сложные времена, в результате которых ценность образования оказалась практически утраченной. Хотя и служба в тогдашней милиции также не рассматривалась как сколько-нибудь уважаемое занятие. В милицию тогда его из-за кадрового голода взяли даже без профильного юридического образования. Он получил его позже, уже в университете МВД, но получил как-то между прочим с помощью профессиональной переподготовки, уже не испытав особенного вкуса яркой студенческой жизни.

Тогда же в молодости в его положении даже служба в милиции простым опером была куда более прибыльным делом, чем копеечная стипендия аспиранта, чуть увеличенная нищенской зарплатой лаборанта или ассистента на кафедре.

Но все равно каждый раз, когда Владимиров невольно соприкасался с университетскими людьми, ему на память приходила мысль о том, правильно ли он тогда поступил, отказавшись от продолжения учебы.

В деканате ему навстречу вышел несколько полноватый человек с открытым и добрым лицом.

Приветливо и несколько смущенно пожимая майору руку, он представился: «Артур Николаевич, кандидат юридических наук, декан факультета».

— Мы опечалены этим событием, — заговорил декан. — Я немного знал Вячеслава, вел, правда, всего один курс, но помню его. Выразительный молодой человек. Держался чуть особняком. Хорош собой, обаятелен. Его однокурсники всегда в деканат наш посылали, когда было нужно о чем-то договориться…

В последующем разговоре выяснилось, что это практически все, что декан может сказать о своем студенте. Он отметил, что Коромыслов получал дополнительную стипендию как сирота, успеваемость у него была хорошая, общественными делами интересовался, но в лидеры не лез.

При этом из приемной комиссии Артур Николаевич предварительно запросил дело Коромыслова и показал его майору. Дело было тонкое: копия диплома об окончании бакалавриата по специальности «Социальная работа», копия паспорта, медицинские документы, результаты вступительных испытаний, написанное Коромысловым заявление на поступление в магистратуру.

В заявлении, написанным чрезвычайно тонким убористым почерком, не было указано никаких дополнительных сведений, а в графе «члены семьи» стоял выразительный прочерк.

Мысленно анализируя эти скудные сведения, майор уже хотел попрощаться с деканом, но тот добавил:

— Понимаю, что информации мало, но вы должны понять, у нас на факультете почти 600 студентов, если считать и бакалавриат, и магистратуру. Уж куда мне всех знать. Но ведь Вячеслав учился у нас раньше только на другой специальности. У них в группе была замечательный куратор — Анастасия Александровна Златоревская. Так вот они с Вячеславом общались достаточно близко. Я ее пригласил сюда. Она должна быть минут через пять. На перемене обещала заглянуть. Мне кажется, она переживает из-за смерти этого молодого человека. Может, ее слова чем-то помогут вам.

Владимиров согласился подождать.

Спустя обещанные пять минут в деканат вошла высокая статная женщина лет сорока пяти. Скромно, но со вкусом одетая она, несмотря на свой возраст, сохранила женскую привлекательность. Ясные голубые глаза, тонкие черты лица, длинная светло-русая коса — даже майор невольно залюбовался. Он понял, что эта женщина привыкла производить впечатление на мужчин. Однако, несмотря на умение держаться достойно, в ее глазах таилось неподдельное горе. Именно горе, а не печаль или сожаление.

Декан представил Владимирову вошедшую. Это действительно была Анастасия Александровна Златоревская, о которой он говорил. Из вежливости он даже оставил их с майором в кабинете, заметив, что ему нужно пройтись по университету по каким-то делам.

Оценив такт Артура Николаевича, Владимиров обратился к своей собеседнице.

— Мне сказали, что вы были куратором у Вячеслава Коромыслова, делом которого я занимаюсь.

Златоревская подняла на него глаза, испытывающее разглядывая майора.

— Да, — ответила она. — Слава был одним из лучших моих студентов… и даже моим другом.

Владимирова вдруг осенило. Это же чувства! В ее словах ощущается чувство любви к погибшему. Да, но разница в социальном статусе, в возрасте наконец. Хотя… Разве Владимирову не знать, сколько всего в жизни людей вериться вокруг внезапно нахлынувших чувств! Как эти переживания меняют само содержание жизни!

— Вы были с ним близки? — неожиданно для себя задал он прямой вопрос.

— Да нет, что вы, — спокойно ответила Златоревская. — Нам это было не к чему. Я уже не девочка. А у него вся жизнь впереди. Эти прелести он должен был вкусить с другой. Или, наверное, уже вкусил. Мы не переходили черту. Это могло все разрушить. Понимаете, между нами была духовная связь. Глубокая и прочная. Я всегда чувствовала, что он делает, хотя мы могли не общаться неделями. Мне кажется, и он многое понимал. Слава был… нет. Так не могу, — с болью вздохнула она. — Казалось, все бы отдала, чтобы он вернулся. Чтобы просто жил. И все. Подождите минутку.

Она вздохнула. Смогла продолжить более сдержанно

— Мы общались. Переписывались. Перезванивались. Иногда общались за обедом или ужином. Он помогал мне, когда я готовила открытие нашего университетского музея. И еще во многом помогал. Но я поставила общение так, что он сам в основном звонил мне и писал. То есть тогда, когда сам того хотел. Мне нужно было просто наблюдать за его жизнью. Быть недалеко. И все. Понимаете, он развит был чрезвычайно. Внутренне развит. Мать любил и тяжело переживал эту раннюю потерю. А я… Я одна. Без мужа, без детей. Классическая «старая дева» с учеными степенями и званиями. Вот мы и встретились. Поздно, конечно, для меня. Но так уже дано. И даже этому я была рада.

Она еще раз вздохнула.

— Я и не рассказывала об этом никому. О своих чувствах, о Славе. Боялась осуждения или даже зависти со стороны людей, друзей, моих коллег. Но теперь Славы нет. И перед лицом его ухода все теряет свое былое значение, все меркнет, гаснет. И теперь мне совершенно все равно, что обо мне скажут или что подумают. Не могу понять, кто его убил. Он сам не мог. Никогда не смог бы. Это сделал кто-то. Но не чужой. Кто-то близкий. Но я совсем не знаю, кто это, не вижу и не понимаю.

Владимиров молчал, немного потрясенной глубиной ее признания.

— Анастасия Александровна, — обратился он к своей собеседнице, — я в последние два дня слышал много определений личности Вячеслава Коромыслова, и это были разные определения, а каким его видели вы?

Златоревская грустно улыбнулась.

— О, это был романтик. Но романтик, рожденный в наш век, хорошо научившейся скрывать свою душу от людей, укрывшейся под маской карьериста и расчетливого дельца. Из него бы мог получиться великий человек. И как больно, что все это оборвали….

Несмотря на то, что Златоревская знала о погибшем практически все, гораздо больше, чем его друзья, родственники и однокурсники вместе взятые, Владимиров счел нужным их диалог временно прекратить. Он оставил свой номер телефона, взял ее контакты для связи и вежливо попрощавшись, вышел из кабинета декана.