Дневник Маленькой Королевы

Людмила Владиславовна Ударцева, 2021

Когда знаешь, что могут ударить в спину, начинаешь изворачиваться. Вот и я создала новое заклинание в надежде подслушать врагов, упоминающих моё имя – Эвиладель, но неожиданно просчиталась. Маленькая королева – вот как теперь меня называют в Элинии. Даже не знаю, что делать: переписывать формулу заклинания или, как мой муж, решиться терпеливо подождать, когда я, наконец, вырасту

Глава 1

Чтобы мозги не стали серой массой, кушай розовые леденцы и будь оптимистом

Время тянулось, состояние моего внутреннего, магического мира ощутимо менялось. Сила, что я раз за разом накапливала и берегла во внутреннем резерве, стала восприниматься как нечто совершенно мне чуждое. В магическом уголке сознания, вокруг маленькой, пиратской хижины из Чудесада вместо прохладной магии океана густым киселём плескался яд, разрушающий тело. Драконий огонь вновь становился обжигающим, беспокойным и опасным. Коварство начатого ритуала обнаружилось в восприятии изменённой заклинаниями багбира энергии из моего внутреннего магического хранилища, как враждебной, опасной для жизни, от которой мой организм неуправляемо и неотвратимо начал избавляться.

Нонфейри — какое страшное слово. Утратить магические способности тому, кто жив лишь занятиями магии, что может быть хуже? Я гнала мысли о том, как буду проживать короткий, людской век, с чередой болезней и быстрой старостью, хотя в последние месяцы такие мысли уже не раз меня посещали. Тогда я допускала, что силу мага отнимет повелитель, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда освободиться от случайно возникшего беспокойства в лице сильфийской принцессы. Как я догадывалась, именно об этом предупреждала моя мамочка, когда упоминала о возможности стать счастливой без магии.

Язык не слушался, губы тоже онемели, я даже слово сказать не смогла. Было страшно и больно до жути от колдовства и обиды. Но обижалась я исключительно на себя:

«Скудоумка! Попёрлась на отбор в гоблинскую академию, а попала на алтарь! Что же я наделала?! Если бы у меня была возможность сказать им кто я на самом деле! И что? Они бы остановились? На это не стоило и надеяться. Скажите мне, что жену самой влиятельной персоны магического мира решились похитить, и я сама не поверю. Ни один гоблин на такое добровольно не пойдёт, как и не поверит, что высокородная дама Эвиладель ди ла Легестель (всего двадцать дней назад ставшая первой леди Элинии), носит синюю форму Данзиранской академии, а не расхаживает в роскошном наряде, обмахиваясь веером во дворце великого Даромира ди ра Легестель, главы Содружества, повелителя Зари (регалии которого на официальных приёмах перечислялись несколько минут)».

За мысленными ругательствами о невезении и собственной глупости, чередовавшимися с молитвами всем известным мне божествам, пришло понимание, что боль утихает, а моя магия, и так не однородная по своей сути, вновь начинает преображаться, завиваясь на потоках извлекаемого драконьего огня узлами драгоценной энергии.

«Так вот о каких бантиках говорил повелитель!» — Я впервые смогла почувствовать силу метамага, так отчётливо. Сплетаясь узлами, колтунами и комьями переливчатая в неоднородности цветов, плотная, похожая на живое, грозовое облако энергия тормозила извлекаемый заклятием огонь драконов. Поэтому Грах проводивший ритуал, до сих пор не распутал и трети из собравшейся в тугой клубок светящейся красным, драконьей силы, которую жаждал приобрести таким бесчестным путём.

Он подхватывал и тянул огонь, а мой редкий дар останавливал процесс, вывязывая причудливые плетения. На обнадёживающей мысли, что возможно вместо занятий магией у меня в расписании всё же не появятся вязание и вышивка, течение магического ручейка и вовсе остановилось. Буквально пары ударов сердца хватило на то, чтобы без раздумий полностью уйти в себя, ныряя в своё магическое сознание.

На воображаемых бревенчатых стенах маленькой хижины отразилось влияние заклинания, они казались истлевшими, изъеденными пламенем. Огонь драконов сквозь эти щели сначала проникал внутрь хижины, а затем через дверь выходил уже из меня, попадая в исписанные символами заклятья, загребущие лапы багбира.

Не знала, что умею ненавидеть, но этого синекожего гада захотелось увидеть на погребальном кострище:

«Вернуть бы контроль над магией, я бы его силовыми линиями удушила! Да я согласна его без магии да гнутой саблей в капусту мелко порубить. Сначала он заберёт огонь, затем обнаружит редчайшую энергию метамага, а дальше отнимет моё начало — мою искру, которая обеспечивает способности к магии. Даже если Грах пренебрежёт приручённой мной силой океана, она меня не спасёт. Данный вид энергии слишком пассивен, чтобы с её помощью повелевать нитями природной магии для активации заклинаний, а без магического начала не возможно что-либо адаптировать под своё тело. Я стану нонфейри и, как существо лишённое связи с природной магией, проживу не более ста лет, но и эти годы покажутся мне мучительно долгими».

«Если только…», — идея перетащить драконий огонь в воображаемую пещеру, созданную для управления энергией амулета Зари, а потом устроить основательный обвал на месте выхода из неё, казалась спасительной, это был хоть какой-то шанс сохранить силу. Мысленно я перешла в пещеру и увидела пламенеющий клубок драконьей силы послушно закручивающийся в её центре. Магию океана переместить не пыталась, а вот переливчатую, как жемчуг, энергию и даже хижину, в которой она пряталась, представила в пещере, сразу с запертым сундуком.

«Закроюсь так, что ритуал придётся начинать взломом, то есть больше, чем с начала. Легко теперь не сдамся», — я устроила на удивление реалистичный обвал, а, закончив, довольная содеянным, открыла глаза, и только что руки от пыли не отряхнула, да и то, кажется, потому, что они по-прежнему были связанны двойными путами: магическими и верёвочными.

«Успела!» — сердце, окрылённое надеждой, забилось в бешеном ритме. — «Даже время осталось, можно придумать, кому ещё помолиться в новом приступе боли». — О том, что будет больно и даже очень напомнили обнаружившиеся ранки на нижней губе, похоже мной не раз прокушенной. Имеется у меня такая привычка, кусать губы в порыве свойственного мне упорства. Того самого упорства, которое ранее проявлялось беспросветной вредностью упрямого ребёнка, и как ни странно теперь, оно же не позволило противнику узнать, как в заклятии Безмолвия тщетно взывает к милосердию новая королева Элинии. Пытку я выдерживала с завидным, внешним спокойствием, на которое прежде не была даже способна (но пока в Данзиранском общежитии бессонными ночами напролёт заставляла себя поверить, что я королева целой страны, как-то незаметно перестала себя с термитами ассоциировать). Я выбрала слишком большую цель: быть для Элинии достойной уважения соправительницей, как моя мама для Исильгарда. А это уже далеко не роль самого яркого из бесполезных насекомых, которыми играли на уроках. Это совсем другая категория отношения к жизни, где ответственность за себя появляется первым из приличествующих статусу достоинств.

В момент, когда Грах вновь сосредоточился на ритуале, а моя голова наполнилась тянущей болью, я не заплакала. Стиснув зубы, продолжала молиться Хроносу. Именно этот никогда не унывающий бог помогал любому существу не терять интереса к жизни. И слова возобновлённого заклятия извлечения силы не сработали.

Рот багбира перекосился от усилий ухватить и вытянуть хоть каплю моей магии, до этого тонкой паутинкой перетекавшей к нему. Под приближающийся шум (который, видимо, и отвлёк его от ритуала) и последующий грохот, его лицо вытягивалось в неверии. Глаза с прозрачной, белёсой радужкой и горизонтальным зрачком, казавшиеся до отвратности неправильными, вспыхнули злобой и отчаянием. Далеко не сразу багбир понял — шанс обогатиться чужими способностями им окончательно упущен. Вместо потока магии обнаружился большой облом и ещё один облом, гораздо большего размера, надвигался из другой части зала, которая на данный момент становилась крошевом из камня, гоблинского мяса и костей.

Моя голова, запрокинутая с края грубо отёсанного алтарного камня, меня не слушалась, отчего картинка происходящего доходила перевернутой. С трудом приняв происходящее за реальность, краем глаза проследила, как вслед за магическим вихрем, сметавшим камни, размазавшим гоблинов словно нож масло, влетел огромный, золотой дракон. Очередной, особенно яркий всполох света, и Грах былинкой на ветру отлетел в сторону, повис, придавленный чистой силой Гелиоса к одной из трёх уцелевших стен.

Наконец, я смогла сделать свободный вдох, слегка повернула голову и не пропустила момент, когда светящаяся магией, ящероподобная форма приняла очертания широкоплечей фигуры повелителя, которая всем без исключения, показалась ещё более угрожающей, чем его новая, драконья ипостась. Ибо даже огромный, крылатый дракон не мог выглядеть таким разъяренным, каким в тот миг был сам медноволосый эльф.

Несколько гоблинов отделявших его от багбира, чей статус легко угадывался наличием грубого венца на лысой голове, не воспринимались им ни малейшим препятствием на пути к цели. Оказалось, папочка Граха был свидетелем бесчестного ритуала отнятия моей силы. Ещё раньше, чем ко мне пришло узнавание, к немногим оставшимся в живых гоблинам пришло твёрдое осознание, что, несмотря на их отчаянное сопротивление, каждому из них, медленно, но верно, грозит убиение в виде отсечения головы. От неожиданного, драконьего явления лицо царя застыло в изумлении, его охранники заняли оборонительную позицию, а дракон, ставший суровым воином, устранял стражников по два, три за один взмах мечом. Шаг, свист метала, и под булькающие звуки головы последних охранников издали при падении одновременное «бух» на пару секунд обогнавшее «шмяк» их тяжёлых тел. Занеся меч в последний раз, повелитель остановил его у шеи царя. Не оборачиваясь, закрыл разлом за своей спиной стеной огня, прямо перед целым войском, спешащим для спасения руководства, крайне неудачно облагодетельствованного щедротами Гофриций, притащившей им меня.

— Даромир Дружище, — обратился к повелителю багбир. — Почему не предупредил, что зайдёшь?

— Не планировал, пока ты!… не взял!… МОЁ!!! — слух резало его словом, как острым ножом.

— Драконий огонь не пылает иначе, если его дал ты. Я не мог знать!

— Речь ни о магии. Ты выкрал мою женщину!

— Женщина?! Эта сильфийка с белыми волосами? Темники нашли редкость, сын всего-то, изучить хотел…

— Она… моя… жена!!! — и повелителю Зари сразу поверили. Он вон какой сильный, такой куда бы жену не поселял, даже в академии разные, любому гоблину это правильным кажется.

Да ещё учитывая, что эти слова он прорычал, не поверить в них было просто невозможно! Мне с моего места не видно было, но показалось, что повелитель опять драконом оборачивался. Такой звук эльфийское горло не выдаст. «Ой! Наверное, опять жрать хочет!» — То есть, как я успела узнать в Данзиране — кушать некрасиво. Так иногда парни выражаются. Я сама разок слышала, когда при нашем появлении в столовой им пришлось доедать в спешке. И они, давясь, жрали.

— Спасибо, что объяснил! А то, как понять? С виду сильфийская дева, а приглядишься — замужняя драконица. Думал, умом на старости лет тронулся, — нарочито благодарно пробасил царь Тхета, заметно прогнувшийся в спине, дабы отклониться, во избежание более тесного знакомства шеи с остриём меча. Однако и эти несколько движений челюстью стоили ему тонкой струйки крови расплывшейся темно-фиолетовым, почти чёрным пятном на светлом одеянии.

— И защитная магия рода Риар не подсказала? — подозрительно тихо вопросил повелитель, и только гоблины не поняли, что это он от факта, что я его жена так зол.

— Промолчала, гадина? — царь угрожающе бросил ругательство в сторону Гофриций, распутавшей защиту, и опять крайне миролюбивое повелителю: Давай решим недоразумение? Скажи, как искупить?

— Издохни!

Категоричное предложение было принято с обречённой готовностью:

— Заслужил, — согласился царь и, снизойдя до просителя милости, предпринял попытку договориться об уступке: Оставь в живых наследника, и я велю ему служить тебе!

Встречные условия были озвучены резко и решительно. Багбир принял каждое: и клятву верности принёс, и охрану границ Элинии обещал, и даже патрули в Пустошь.

— Клянусь! — в который раз повторял царь.

— Живи и отвечай за клятвы сам!

Повелитель повернулся к наследнику Тхеты, тот дёрнулся, как от удара и застыл. Яркими вырезами на месте глаз, носа и сжатого в попытке сдержать стон рта пробилось свечение. Оно исходило от лица Граха, как от уродливого фонарика, сотворённого на Духов День. Пламенеюще-красный, магический отсвет становился ярче, раскалялся, собирался в голове багбира, пока не прорвался вместе с удерживаемым до последнего стоном боли.

— Не твоё! — бросил повелитель. Мимоходом забравший силу драконов, он приближался к алтарю.

— Клянусь заслужить, Владыка! — клятва багбира сопровождалась алчным взглядом фанатиков Златодара, которым он воззрился на своего нового кумира. Оба гоблина преклонились перед силой превосходящей все мыслимые и немыслимые представления о повелителе Зари.

«Вот тебе, негодяй! Ты тут язык заклинаниями чуть не стёр и пальцы в жестах ломал, а мой муж, не глядя, мою магию вместе с частью твоей по щелчку пальцев взял. А почему же мне сразу не вернул? Наверное, её сначала нужно от гоблина почистить». — Мой неопытный оптимизм не знал безвыходных ситуаций, поэтому, когда магия послушно впиталась в руку повелителя, я уже твёрдо верила, что объект нашего с гоблином подражания подошедший к алтарю, торжественно вручит мне моё неосмотрительно утраченное, магическое богатство.

Верёвочные путы, державшие руки и ноги опали, но тут вмешалась деканша Жозель Гофриций:

— Жён в академиях не учат! — Она зачем-то сама нарвалась на суровый взгляд, но не остановилась. — Я носила ей записки от ректора, эта…, — многозначительно-пренебрежительный взгляд на меня, — путалась с ним.

— Не суди по себе. Нужно было дать тебе подохнуть, когда ты предала впервые!

— Уж лучше смерть, чем жить такой, как я! — согласилась заколдованная женщина, возможно, своей последней тирадой именно смерти она и добивалась.

— Ваше Светлейшество! — я закричала, спрыгивая с алтаря. Ноги подкосились, я упала, вытягивая руку в останавливающем жесте: — Не убивайте её! Она не хотела мне смерти и была вынуждена так поступить!

— Предать тех, кто не отвернулся? — жажда убийства бушевала в его полыхающих драконьей силой глазах, что было разрушительно в первую очередь для него самого.

— Ей обещали помощь. Она поверила профессору Снипрхинипронсе.

Лицо повелителя стянула судорога, ярость, взятая под контроль, пока ещё довлела над светлой мыслью уступить моей просьбе.

— И дальше ты живёшь строго по моим правилам? — озвучил он условие нашей новой сделки. Внимание повелителя, как и всех присутствующих, теперь, было приковано ко мне.

— Давайте обсудим, — попробовала торговаться, и тут же сдалась. Тело деканши заметно поднялось над полом, удерживаемое смертоносной силой. — Ладно! Ладно! По Вашим правилам! — Блеснул портал, и Жозель исчезла.

— Друг, — воззвал к повелителю царь Тхетельситапрохса, — твоя женщина вправе требовать компенсацию.

— Говори! — приказал мне повелитель. И мне показалось, что с такой злостью он даже с гоблином не разговаривал.

Благополучное завершение незапланированного визита было бы прекрасной наградой за мои страдания. И я потребовала не раздумывая:

— Заклинание Клю…

— Зачем красавице какое-то заклинание?! — меня перебили на полуслове. — Прими это! — Между мной и царём возникла куча гоблинского добра: рулоны тканей, шкурки бедных животных, очень пушистых и красивых при жизни, сундуки с откинутыми крышками, одни с золотыми монетами, другие притягивали глаз доверху наполненные чем-то блескучим, мигавшим огоньками отражений пламенеющей силы, которая по-прежнему закрывала дыру в стене. Обнадёженный моим невольным интересом, царь приблизился к одному из этих сундуков и зачерпнул пригоршню камней.

— Таких… — он подбросил десяток, играющих красными отблесками камней на ладони от чего по комнате мгновенно забегали сотни огоньков, — … больше не найдёшь, сколько не ищи. Сундук полный красных адамантов, чистейшей воды. Самые магоёмкие накопители энергии. Внуки будут воспевать твой мудрый выбор, женщина.

— Ключ! Покажите, как проникать в структуру активных заклинаний! — проговорила решительно и неприклонно.

Но долгие уговоры принять предлагаемые царём сокровища смог прекратить только вид теряющего терпение повелителя. А я, как назло, опять себя ярким термитом почувствовала. Ну, да. Красненькое такое, полупрозрачное, мелкое членистоногое, теперь не по своей воле ещё и с короной на башке. Возможно, царю было трудно поверить, что женщина не согласилась принять его бесценные дары ни по отдельности, ни все разом, или гоблин был не в состоянии оценить моё желание обладать не золотом и драгоценными камнями, а тем, что у них ценили только способные к магии мужчины. Но скорее всего, хитрец до последнего момента надеялся сохранить секрет.

— Хочешь Ключ? — подтверждая моё право выбора, он всё же переспросил. Я кивнула, и тогда с его пальцев сорвалось тончайшее плетение, по форме действительно напоминавшее ключ или скорее неказистую, длинную отмычку со сложной, трёхконечной бородкой. Я с интересом уставилась, разглядывая структуру заклинания, которую, к очередному потрясению багбиров, сначала сноровисто зафиксировала в пространстве, окружив силовым полем, а потом окрасила по методу ректора.

То, что меня без меня замуж выдали, да ещё и королевой сделали, я всем уже простила, однако, услышав грубовато-витиеватое поздравление со свадьбой, поморщилась и едва сдержалась, не без труда подавив в себе желание с гоблинской же вежливостью ответить «и тебе того же», сосредоточилась на изучении только что полученной редкости.

Именно передняя часть плетения Ключа придавала стабильность взломанной цепочке заклинания-цели, не позволяя ему двигаться. Скорее всего, прекрасно зная способности гоблинов сопротивляться магии, повелитель сражался, используя только артефакт Зари и физическую силу. Я подумала, что наука останавливать заклинания, перенаправлять или даже изменять формулы, на долгое время оставляя их в неактивном виде, могла бы оказаться очень полезной даже в кулуарах королевского дворца и постаралась запомнить все детали.

— Всё! — тот, кто считал иначе, сказал, как отрезал. Далеко не бережно, обхватив мою спину и колени, повелитель подхватил и прижал к себе. Я не возражала: «Схватил, значит надо!», спросила только:

— Если забуду, напомните формулу?

Оставив мою просьбу без ответа, он открыл портал и шагнул в большую, полупустую комнату, где стоял массивный, письменный стол и несколько тяжёлых стульев.

Строгая обстановка кабинета, без мягких диванов и кресел, была полностью в духе хозяина. То, что это гостиная в покоях повелителя подсказывали знакомые размеры комнаты и расположение дверей из белёного дуба. Я посмотрела на них с грустной усмешкой. Здесь они служили отменно, а рядом в точности такие же двери несколько месяцев скрывавшие от мира нежеланную постоялицу, едва ли можно было назвать надёжной защитой от нравоучений повелителя.

«Кажется, для него вообще не существует преград. И где же тогда скрыт оракул, если без ключа Пяти Первых к нему не попасть даже такому сильному магу? И поможет ли добытый нами гоблинский Ключ?» — При воспоминании о разгроме, учинённом во дворце багбиров, вновь возникло двойственное чувство. Этот огромный мужчина пугал меня своим видом и властностью, но я не могла не восхищаться его силой, умом и смелостью.

В подтверждение всего отрицательного только что прокрученного в мыслях о повелителе, он, без слов и лишних движений, разжал руку, и я просто выпала бы бревешком на пол, опусти он вторую, придержавшую меня за спину. Хватательный порыв к спасению не сработал, если держаться предстояло за гору мышц с вулканом внутри, который от гнева, словно от магического заряда в любой момент угрожал взорваться. Ощутила, как от пережитого у меня до сих пор дрожат колени, но, оттолкнув грозящую неприятностями опору, сделала несколько неуверенных шагов, чтобы опуститься на ближайший стул. Если меня оставили в этих апартаментах, значит, предстоял тот самый, отложенный мной, серьёзный разговор, и уже давно закралось подозрение, что при этом понадобиться вся моя далеко не железная выдержка.

К счастью, ко мне спасительно быстро вернулся привычный оптимизм, и пока повелитель отправлял кому-то заклинания призыва, я пришла в себя настолько, что вспомнив о приобретении редкого заклинания, приготовилась услышать, как минимум «спасибо», и на моих искусанных губах неосознанно появилась предвкушающая улыбка.

— Весело ей! — едко заметил повелитель. Словно невзначай, он провёл рукой у моего лица и губы вновь стали гладкими, без ранок. — Заявилась… она… на отбор! Зачем? — Проговорил, точнее, проворчал, всем видом показывая, что думает о моём глупом поступке. Вопрос полный едва сдерживаемого раздражения повис без ответа, как и все те вопросы, что я, лёжа на алтаре, в схожих фразах задавала себе сама.

«А чего это я растерялась? Как это зачем?» — и в этот раз ответ действительно нашелся.

— Хотела попасть в Щит! Я же обещала достать заклинание! — мой оптимизм опомнился, помогая мыслям оформиться в дерзкие слова и поразмыслив, я вслух припомнила условия довольно смелой авантюры, в мечтах уже поздравляя нас всех с благополучным окончанием задуманного.

— К бесам бы это заклинание! Я не соглашался рисковать чужой дочкой, как ты думаешь, стал бы я рисковать собственной женой?! — Этот неблагодарный вояка, уже не сдерживаясь, принялся меня ругать, словно я дезертир какой-то. Даже моя невесёлая улыбка исчезла, хотя я, не сразу перестала ждать благодарности, всё ещё продолжая смотреть на него с надеждой.

— Но я думала… думала… Вы будете довольны?! — после его тирады у меня от возмущения чуть глаза на лоб не вылезли. — Что в моём поведении могло не понравиться?!

— Не понравилось спасать тебя! Больше двух недель, уговорами твоего ректора, терпел нелепые страдания, чтобы всё закончилось бездной страха и тишиной! А я не знал где ты! К тому времени, когда твой отец сказал искать тебя у наследника багбиров, Тансали только и успел, что выяснить про ритуал печати и объяснить, почему охранная магия не распознала угрозы в декане. Гоблины оставались в академии. Мы их даже не заподозрили.

Может, ты думаешь, что у багбиров один дворец? Или тебя в парадном зале магии лишали? Не для эффектного появления мне пришлось драконом обратиться. Ритуал отнятия силы занимает не больше часа, я летел над царской резиденцией, неистово, как богомольная послушница, взывая к высшим силам, — он скривился, словно от кислой сливы, может послушницы ему казались неприятными до крайности, а может, отметал возникавшее желание передумать меня отчитывать, и, к сожалению, отмёл успешно. — Молил, чтоб ты в очередном порыве возмущения не выбросила мой подарок. Благодаря этому… — повелитель протянул руку и коснулся золотого бантика, ставшего неизменной деталью моего студенческого наряда, незаметной и мной позабытой, — слабому, почти неразличимому шёпоту заколдованного металла я успел вовремя…

— А меня бы не убили! — Мне тоже было, что ему ответить, — Если бы Вы опоздали (кстати, они бы со мной ни один час провозились!), но если бы Вы всё-таки опоздали, то ко всей убогости вашей венценосной супруги добавился бы очередной недостаток. Только и всего! Нонфейри на троне или просто недоразвитая королева — для народов Содружества не велика разница!

— Какого ты, однако, о себе неожиданного мнения… — гнев в его голосе поутих, я совсем осмелела и высказалась, негодуя не только от происходящего, но и от всего ранее случившегося.

— А я от счастья не прыгаю и другие тоже. Вы о чём думали, когда на мне женились?

— Думал о том, чтобы ты не умерла… — сказал, как благом одарил. А у меня вдох прервался. Возникла пауза, и диалог продолжился глазами: его с равнодушием палача зачитывали строгий приговор, мои глаза от страха распахнулись в глупом «Ой!». И уже достаточно удовлетворённый полученной реакцией, повелитель начал озвучивать то, что гипотетически пугало меня больше всех его строгих взглядов.

— Получив драконий огонь, магически ты стала равноценна древним драконам, которые умели хранить всю мощь огня внутри себя. Этого никогда не случалось с представителями не огненных рас. Случаи, когда кому-то из эльфов удавалось получить толику того, что получила ты, можно пересчитать по пальцам. Для мага-искателя это считается целью жизни и просто небывалой удачей. Святыня никогда не была столь щедра, если это определение применимо к твоей ситуации, ведь пламя убивает и в меньшем количестве. Не сомневайся, будь у крылатого народа малейшая возможность вобрать строптивый огонь, они бы не хранили его открытым для всех.

И ты не выжила бы, не выиграй я время, разделив опасный дар на двоих. Объединение наших жизненных сил против огня — казалось единственным способом тебя спасти. К несчастью для нас обоих — это древний, свадебный ритуал, ныне запрещённый даже у крылатого народа, так как магически связывает две жизни в одну. Я, как ты понимаешь, через метомага хотел получить немного огня, а вот твоим мужем стать не грезил. Но очевидно был глуп настолько, что решился на подобный шаг, хотя осознавал, что даже моих способностей окажется недостаточно. До наступления нового дня от нас двоих на плато должна была остаться кучка пепла, а огонь вернулся бы на прежнее место.

Ни связь Иштар, ни Светоч Зари, в малой степени равновесные природе огня, не подействовали — спасли твои способности метомагии. Времени, что я пытался утихомирить пламя, тебе хватило, чтобы бессознательно сотворить с драконьим пламенем нечто невообразимое. Я видел, как сила преобразовывалась, подстраиваясь под возможности тела, приобретала более послушную форму. Удивительно только, что дух огня позволил магине-недоучке крутить клубочки и завязывать на первородной магии бантики! — Я вспомнила урок с горящими обручами, но упоминать о ящерке не стала, наверняка ректор обсуждал с ним программу моего обучения, спросила другое:

— Вы связаны с богиней Иштар? А как?

— Девчонка! — его очевидное «девчонка» было сказано, как заключение, объяснившее все беды мира, но это было ещё не всё. — Боялась услышать правду о том, почему я забрал тебя из семьи, за то успела вообразить себе всякой чепухи! — он упрекнул беззлобно, словно уже прочитал раскаяние, пробравшееся в глубину моих огромных от страха глаз. — Ну что? Теперь готова слушать?

— Да, — подтвердила едва слышно.

— И ты не находишь для себя важным присутствие на показательно — торжественной церемонии? — спросил о нашей, так называемой в народе свадьбе.

Я опустила глаза в сомнении, и всё же успела отрицательно мотнуть головой. Я действительно не видела толка в празднике напоказ. Сказать честно, я вообще в нашем брачном союзе смысла не видела. Ну, пока он не сказал, что таким образом спас мне жизнь. И если я правильно поняла его слова, он мог умереть, спасая меня.

— Не знаю, что сказать, — мыслями я ещё находилась в услышанном признании. Зачем он рисковал? Он — глава Содружества, от него так много зависит! Неужели слово, данное моему отцу, стоит безопасности половины мира? — В моей семье такие вопросы не обсуждались, — призналась, решившись на ответную откровенность: — Не могу помнить восторга сестёр и брата в предвкушении брака, если они и радовались, то это происходило до моего рождения. Впрочем, и остальные подобное обсуждать со мной не торопились.

— И не случайно. Ты единственная принцесса, которая о замужестве не помышляла. Твои родные позаботились о том, чтобы у тебя подобного желания даже не возникло.

— Почему? — спросила и превратилась в слух, предчувствуя разгадку главной тайны.

— Как объяснила твоя мать, чтобы ты не страдала, мечтая о семье и детях, о чём другим положено думать, начиная с малых лет. Тебя же замуж выдавать не собирались, боялись, вдруг твои дети унаследуют, как там? — Слово «несовершенство», коим повелитель, по примеру моей семьи, назвал мой гномий рост, напомнило, что прочитанные без моего согласия воспоминания он воспроизводил практически дословно, едва ли не лучше, чем я сама.

— А Вы не боитесь?

— Мне нечего бояться. Я не видел смысла в твоём присутствии на свадьбе, так как настоящий обряд свершился на вершине драконьих гор. Но и в неведении тебя держать не собирался. Если бы, как и хотел, рассказал всё своевременно, не пришлось бы просить Разиду о подмене на представлении тебя народу. Но ты была не готова слушать, а рыдающая на собственной свадьбе невеста вызвала бы у меня лишнее раздражение…

— Раздражение?! И только?

— Да, что ты! — протянул он, бросая явный вызов моей едва вернувшейся отваге, заготавливая слова, способные прибить на месте девчонку, посмевшую без должного пиетета спорить с решениями живой легенды и правителя целого континента. Теоретически же я взывала к совести величайшего колдуна эпохи, пусть даже он и находился в постоянных поисках способа таковым не стать. — Ещё злость и ненависть, — процедил он ледяным тоном. — Ты это хотела услышать? Не лезь мне под шкуру, там нет ничего хорошего. Чем раньше ты смиришься с тем, что я ужасен, тем лучше для тебя. — Он замолчал, вновь прочитал меня взглядом, изучая внешнее проявление моих чувств и сопоставляя с тем, что чувствовал сам. И надежда на лучшее, которая всегда хранилась в моём сердце, заставила его смягчиться, не позволила от меня отвернуться, хотя его предложение прозвучало, сказанное куда-то в сторону: — Станет невыносимо быть со мной рядом, тебя сменит новая безликая…

— Не нужно так, прошу! — Его уступка, так некстати угодила в область недавних переживаний. Нежелание жить в тени двойника, смерчем снесло остатки моего душевного равновесия, по щекам побежали горячие слёзы, а голос вздумал последовать примеру ног и тоже задрожал. Глубоко вздохнула, справляясь с волнением, чтобы не заблеять, как забитая, дрожащая овечка, в которую, не скрою, была угроза превратиться: — Не надо новую Разиду. Я справлюсь, — пообещала, останавливая желание вслух озвучить мольбу не отворачиваться от меня. Сдержалась, и, несмотря на страх вызвать новую вспышку гнева, встала ближе, слегка коснулась его сжатых в кулак пальцев. — Обещаю, я буду слушаться. Только Вы не злитесь на меня. Мы сможем поладить, если оба постараемся… — моё заявление далёкое от уверенности прозвучало жалобным шёпотом, не смотря на все усилия оставаться смелой.

— Ты решила мне доверять? — он, кажется, серьёзно удивился, но принял мои слова, накрывая протянутую руку своей большой ладонью.

— А кому ещё стоит доверять кроме Вас?! — Скорее не вопрос — утверждение. Глупо предполагать, что он станет утруждать себя неправдой. Чего ему в отличие от других опасаться? Для чего придумывать ложь в оправдание? Напротив, его прямолинейность только и могла, что смениться молчанием, в случаях, когда долг и ответственность правителя требовали дипломатии.

В ответ на мой вопрос его лицо разгладилось, а тон обрёл обычное спокойствие.

— Правильный ответ, Кимириси, — неожиданно похвалил он. — Доверие — то, на чём можно построить прочное будущее. Не смотря на твой талант находить неприятности, я доверяю твоему стремлению быть достойной дочерью своих родителей. Пожалуй, рассказ следует начать с них. В начале твоих бед стоит то, что они подпустили к себе врага.

Двадцать лет назад некто из близкого окружения твоей матери создал источник жизненных сил из ещё не родившегося ребёнка с сильной, наследственной магией. Да, Кимириси. Когда я хотел рассказать о страшных событиях, я имел в виду тебя — дитя, приговорённое к смерти ещё до рождения. Существует некое заклинание передачи жизненной энергии, произнесённое другом или родственником, и потому абсолютно незаметное… Злодей просчитался в одном, с момента зачатия твой организм обладал не только заветной магией жизни, но и редким, даром. Связь передачи энергии преобразовалась, трансформировалась, чтобы у тебя при рождении оставалась возможность выжить. Перекрыть отток жизненных сил ты не могла, и отдавала большую часть, и поэтому плохо росла.

Та ночь, после посещения пещеры совпала с ещё одним ритуалом, в котором ты поучаствовала не по собственной воле. Он не имеет ничего общего с тем дилетанством, что ты прочла в пещере. В ордене Живой Книги больше фантазёров, чем стоящих первооткрывателей и та книга, что ты выбрала когда-то была слабым магом, жизнь которого сохранилась в форме такой примитивной ненормальности.

Мой визит во дворец Нари-Ран был организован для подписания брачного договора. Мы с Ингрис знаем друг друга давно. Она достойная девушка и подходила мне, как показатель чувств, которых я не имею. Я в полной мере осознаю ответственность перед народами, которые объединил. Знаю, что должен заботиться об их благе. Именно знаю, так как не могу почувствовать границ добра и зла, а потому не должен позволять себе малейшего пробуждения ненависти к миру, пропитавшей меня вместе с силой магии.

Мне нужна связь с чувствами женщины — связь, которая станет направлять. Обретя её, я смог бы воспринимать чувства жены как собственные. А значит, смог бы отделять плохое от хорошего в себе. Ингрис подходила для этого и по моральным качествам в том числе. Наша свадьба была обговорена с её совершеннолетия. Её родители предложили нам дар семьи. То есть, по сути, уже давно передали дочь в нашу семью в качестве моей невесты.

Ритуал Единения Природы Чувств нужно производить с вливанием божественной энергии. Поэтому не обойтись без участия богини любви. Я сам создал эту связь, призвать хранительницу семьи не представляло проблемы, я и без силы драконов могу совладать с любым предвечным. Казалось, ритуал был проведён с соблюдением всех мер предосторожности, и призванная мной богиня никоим образом не могла повлиять на его исход. Но мнительная Иштар нашла способ всё испортить.

Следующим утром я проснулся уставшим, списал это состояние на трату сил для ритуала. Однако уже за завтраком испытал невообразимые чувства: хотелось бегать по комнате и улыбаться каждому встречному. Когда я смотрел на Ингрис, то видел сдержанное величие, без признаков бесноватого счастья, сметавшего любые условности. Вызвал Тансали, который пошагово воспроизвёл формулы ритуала, рассчитал направление установленной связи и сделал неутешительный вывод: чувства Ингрис ко мне далеки от пламенных, и богиня перенаправила желанную мне связь на иной объект. Тансали смог установить, где именно находилась женщина, чувства которой я стал переживать. И я напросился в гости в Исильгард, не представляя, кого Иштар выбрала моим ориентиром добра…, — он замолчал и посмотрел на меня так, словно я уже сейчас неоправданно долго медлила с мольбами о прощении.

Очевидно от того, что я не упала на колени и не покаялась, его рот стал тонкой линией в очередном порыве недовольства мной, а голос переполнился ядом иронии:

— Мой жизненный ориентир висел на стене и матерился! Я поверить не мог, что богиня сыграла со мной такую шутку. Дважды проверил, посылая ослабленные, атакующие заклинания и дважды почувствовал страх и боль чуждые мне ранее. Когда сомнений больше не осталось, я пошёл на сделку с твоими родителями.

Богиня сыграла на благородстве Ингрис. Моя бывшая невеста перед страхом смерти не призналась бы, что давно и страстно любит моего брата. Она безропотно согласилась выполнить обещание, данное её родителями. Иштар использовала её глубокие чувства как зеркало, исказившее цель ритуала. Видимо, метамаг ещё и самый удобный объект для любого рода заклинаний. Моя магия, приумноженная участием богини, устремилась к тебе, разрушила связь источника и паразита, сосущего твою энергию. Поэтому ты выросла в ту ночь. И ты стала такой, какой была бы, если бы не питала собой другое существо.

Я пообещал искать способы разрушить связь, а не лишать тебя магии сразу же, чтобы избавиться от последствий неудачного эксперимента. Взамен получил необходимое: контроль над событиями твоей жизни, иначе непредсказуемость твоих эмоций довела бы меня до срыва. Твой отец был обеспокоен статусом гостьи, тогда я предложил ему провозгласить тебя Гран Синта-Маат.

Твой наглый взгляд, там, на балу в Исильгарде, был для меня, как вызов. Захотелось сломать тебя, сделать по-собачьи послушной. Но то сочувствие, которое вдруг появилось у тебя при виде своего обидчика, смешало во мне все представления о чувствах, которые я признавал раньше. И ты продолжала меня удивлять: отнеслась к назначению с небывалой ответственностью, отстояла своё право на неприкосновенность, получила признание, как Синта-Маат, пусть даже я сам поспособствовал этому.

— Неприкосновенность? Но Вы же воспользовались мной?!

Он легко кивнул, словно речь шла о чём-то далёком от того, о чём я спросила, помолчал, видимо опять подбирая слова, и только потом ответил:

— В отличие от тебя, принимая дар огня в присутствии драконов, я чётко представлял последствия… — Он прислушался, словно мои сомнения кричали ему: « Воспользоваться, как женщиной!». — Не понял, ты о чём? Что это ты подумала?

— Простите меня…

— А уточни-ка за что?

— Я напрасно о Вас плохо думала…

— Насколько плохо?

— Даже не представляю насколько. Пожалуйста, рассказывать не просите, я сама не знаю подробностей…

— Ты чувствуешь страх… любопытство, но не отвращение. А это значит одно из двух: либо ты имеешь слабое представление о том, о чём думаешь… либо ты была бы не против?

— Я против!

— Это ж каким поддонком, я в твоих глазах быть должен, чтобы, так доверием соседа воспользоваться? — он не торопился с продолжением разговора. Я не восприняла его замечание вопросом, поэтому о подонках вслух размышлять не стала. Я их никогда не видела. Кошмарные они, наверное, внутри, а не снаружи. Повелитель Зари смотрел на меня, то ли изучал, а может, играл в гляделки, пока я покорно не отвела взгляд.

— Другое дело. Бредовая была идея — пойти на отбор? — Я с готовностью согласно покачала головой. — Предложение Ариса и Тансали отдать тебя в Щит никогда бы не одобрил. Я выполнил условия пари, позволил тебе наиграться в Синта-Маат. Уважал твоё рвение к знаниям, даже попросил брата позаниматься с тобой, он выбрал гоблинский. Ему нужна была языковая практика. Уроки делают твои чувства такими забавно-щекотными изнутри. Потом была попытка тебя убить. Нет, — он сразу пресёк мои домыслы, но волосы на голове от страха уже привстали. — С чего бы мне пытаться? Для самой себя необъяснимо зачем, камеристка Томилины решила заколдовать дверь библиотеки. Помнишь? Тебя спас Зверь?… Рядом с тобой всегда полно неожиданностей. Мне надоело за тобой следить, я согласился на Данзиран. Надеялся, там тебе будет безопасней, пока я мотаюсь по двум континентам.

Как видишь, события твоей жизни в общих чертах мной установлены вплоть до момента возникновения подозрений по поводу роли в этой истории одной, конкретной особы. И в этом вопросе я надеюсь на тебя, так как дальше речь пойдёт о твоей служанке…

— А что не так с Лиси?

— Да всё не так! Стоило мне бросить на неё один лишь взгляд, и та заметно забеспокоилась. Только подумал, что нужно бы её допросить, собрать о ней информацию, как она исчезла.

— Когда?

— На утро после того памятного вечера, когда ты выбралась из под охраны, подсматривать за парочкой влюблённых.

— Я не подсматривала! Они сами туда пришли!

Он пренебрежительно усмехнулся моей попытке оправдаться, глядя, как краска стыда заливает лицо.

— Да идите вы! — вырвалось раньше, чем я успела зажать себе рот рукой и его опалило жаром драконьего пламени. Я замерла в ожидании наказания.

— Ты подсматривала, — повторил он, щёлкнул пальцами, восстанавливая свою глинную чёлку. Его взгляд наполнился выжидательным отблеском едва сдерживаемого пламени, которое подобно моему поднялось внутри него самого. И я сразу сдалась. По требованию его пылающего взора я подтвердила бы всё, что ему хотелось. Слава Богам он не стал использовать моё замешательство в полной мере и, словно отпуская удушающий захват подчиняющего взгляда, позволил мне остаться собой, не превращая в жалкое подобие трусливого таракана. Не знаю, как развивался бы наш диалог дальше, если бы он не понял моё состояние раньше меня самой.

— Твоя служанка была не так проста, как всем казалось, — заметил он. Без переходов меняя настроение со смертельной угрозы до ледяного спокойствия и тихого требования, чтобы я рассказала всё, что знаю.

— Простолюдинка, магия очень слабая… про семью не скажу, наверно, никого не было. Она отпуск очень редко просила. Да… ещё… у неё одного уха почти не имелось. Она накладное носила, а без него, там совсем маленькая раковина без слухового прохода.

— Не было уха… — повторил он в глубокой задумчивости. Я хотела уточнить, что в этом такого особенного, но не успела. Нашу беседу прервали.

— Эвиладель, ты же наша Боˈшенка! — Арис назвал меня сказочным хлебцем, который и от бабушки ушел, и от гоблинов ушел.

— Слава предвечным, Вы целы! — воскликнул ректор, появившийся вслед за Арисом.

— Она… достала… Заклинание-Ключ, — повелитель не позволил случиться радостным объятиям, спрятав меня от прибывших одним, общим порталом друзей к себе под рукав, а ещё он каким-то образом умудрился сообщить о моём подвиге обвинительно.

— Вы меня поражаете! Какая удача, что Вы смогли обойти защиту дворца Тхета и позвать на помощь? — ректор не скрывал своего восхищения, вписывая новый вид связи с папой в список уникальных способностей метамага.

— Пусть расскажет о горничной, потом пойдёт к себе, — повелитель пресёк возможные похвалы, которые я, безусловно, заслуживала.

— А с кем оставалась Ви? — Я насупилась, готовая напомнить повелителю, что меня пора бы если не наградить, то уж похвалить-то точно.

— С моими родителями. А какого уха не было у служанки? Левого?

— Да, — подтвердила я его предположение. Я бы её секрет не узнала, если бы однажды она не уснула у меня в комнате. Я тогда капризничала долго. Лиси всю ночь со мной провозилась. К утру ненадолго прямо в кресле отключилась. А мне так стыдно стало за то, что я ей спать не давала. Я подошла к ней спящей и осторожно по голове погладила, волосы поправила, чтобы нос не щекотали. А ухо, оно у неё с магическим фоном было, но выглядело как настоящее. Спустя много лет с накладной раковиной что-то произошло, Лиси была вынуждена делать причёски на левый бок, чтобы это скрыть. Вспомнила и о том, как я удивилась, что Лиси, не покидая дворец, обзавелась новой имитацией уха.

— Как часто она пользовалась своей магией?

— Очень редко и неумело… могла снять головную боль или навести чары сна, но большего от неё и не требовалось…

— А как она разговаривала? Как простолюдинка? Не было явных переходов и несоответствующих её происхождению речевых оборотов?

— Она со всеми находит общий язык. Лиси очень словоохотливая. Любит прихвастнуть перед другими слугами, но делает это не обидно, и её все любят…

— Ладно, ты свободна, — оборвал рассказ повелитель.

«Вот спасибо «освободителю»! А я уйду, когда захочу!» — заупрямилась, от возмущения потеряв страх. Выходило, что вместо благодарности у меня ещё и Ви забрали.

— Когда радоцвет вернёте?

— Когда буду уверен, что ты стала послушной, — заявил он.

— Я послушная, — заверила искренне, но моё заявление осталось не принятым.

— Недостаточно! Всё иди! — выпалил повелитель.

Я отступила от него, но заявленное мной послушание предъявлять не собиралась:

«Я не Грах и не Тхет. Пусть гоблины ему служат! Я не буду», — ну, не свойственно мне было просто сдаться и уйти. Вместо этого попыталась ещё раз объясниться, что привело лишь к новой вспышке обоюдной злости. Меня не слушали, даже когда я сквозь слёзы приводила довод за доводом, ведь то, что я достала заклинание, говорило в мою пользу. Мои заслуги признали все, кроме повелителя, обругавшего мой поступок безмозглой выходкой.

— Даромир, не теряй контроль! Всё же обошлось, и секрет гоблинов у нас… — вступился ректор.

— А мне плевать! — не дал договорить повелитель. Но ректор не стушевался пред гневливостью друга:

— Ты давно не позволял себе такого поведения! Что с тобой происходит?

— Она со мной происходит, Арчибальд! Я меч у шеи Тхетельситапрохсы держу и едва с дрожью справляюсь, потому что её трясёт. И это не самое неожиданное. Арис, ты меня с чувством восхищения знакомил. Клянусь, мой ориентир «добра» был в восхищении, когда я убивал!!!

— Не «когда», а «как»! — не удержалась я от возмущённого выкрика. Он был таким красивым драконом, а я сказочная пленница, привязанная к камню. Как не радоваться спасению, я же его магию сразу узнала.

— А есть существенная разница?! — свою реплику он не сказал — рявкнул. — Понял бы, если бы она меня только боялась, но она тролью кучу всего изо дня в день испытывает! Как можно каждые пять минут менять своё мнение на полностью противоположное? Переворошила всю мою жизнь! Вы себе представить можете, что управляя двенадцатью государствами, не смогу справиться с одной девчонкой?

— Вам нужно успокоиться, обоим, — посоветовал Тансали. — Потом вы поговорите. Прошу тебя, Даромир, сейчас не лучшее время для выяснения отношений…

— Вот и пусть идёт спать!

— Мне страшно. Там нет Лиси, нет Ви, — Я плакала в плечо, великодушно подставленное утешающим меня Арисом, и почему-то это взбесило повелителя не меньше, чем мои оправдания.

— Тебя ждут твои фрейлины и горничная, — сказал он, за руку оттаскивая меня от брата. Приблизился, вновь удерживая за плечи, не позволил мне отвернуться, склонился и процедил прямо в лицо: — Я выбрал троих. Хочешь, пришлю ещё?

— Спасибо, не нужно, — отодвинулась, упираясь в его каменный живот локтями, и мне сразу же позволили выбраться из грубого захвата. Не находя сил попрощаться хотя бы с теми, кто за меня заступался, полностью оглушённая несправедливостью происходящего, я шагнула к правой двери и закрыла её за собой, чтобы пройдя через комнату, в которой, не по собственному желанию, уже побывала в день треклятой свадьбы, уверенно открыть одну из двух других дверей. Я не ошиблась, я оказалась в своей спальне, где от вида пустого подоконника защемило сердце. Прошла и застыла перед проёмом тёмного окна, с картиной ночи расплывающейся в пелене слёз. Простояла не долго, потом повернулась и очередной раз прерывисто и горестно всхлипнула. Дверь между нашими покоями больше не исчезала, даже когда я попросила её об этом.

Глава 2

Когда тебе уже надели корону, можешь позволять себе любую скромность

Девушек действительно было трое. Они услышали мои тихие рыдания и, постучав, спросили разрешения войти. Одна из них, в форменной одежде прислуги сразу бросилась ко мне, помогая присесть. Фрейлина подала чистый платок, и я вытерла заплаканное лицо. Сказать честно, контраст между вышколенной прислугой эльфийского дворца и моей Лиси был невообразимым. Приятные внешне, вежливые и заботливые, все трое окружили меня ненавязчивым вниманием, таким, что было не придраться. Хотя, не скрою, хотелось.

«Моя Лиси, где же ты?» — я переживала её исчезновение, как утрату кого-то очень близкого и пока мне готовили расслабляющую ванну, не произнесла ни слова. Пусть даже у девушек моё поведение вызвало удивление, но от одной только мысли раздеться догола перед кем-то, кроме Лиси, я была готова провалиться сквозь землю. Поэтому попросила оставить на мне нижнюю рубашку и села по плечи в воду прямо в ней. «Пусть, если хотят, думают, что я всегда так купаюсь», — наступала пора неправильной королеве смиренно принимать всеобщее неодобрение.

«Хотя, воспитанные до показанного уровня придворные не осудят мою скромность», — надежда на лучшее оказалась несколько проворней смирения и победила. И если иллюзий относительно моего провального статуса венценосной супруги у меня не было, оставалась вера в тех, кто был старше меня, а значит умнее.

Вскоре я имела возможность убедиться, что хотя бы в этом я не ошиблась. После того, как горничная помогла помыться, она деликатно оставила меня рядом с чистым бельём и вышла. Как только я оделась и устроилась на постели, одна из фрейлин вернулась, чтобы почитать мне перед сном. И вроде всё как должно быть, если бы моей стезёй была нормальность. Но я оставалась той, что предпочла им всем неграмотную Лиси, готовая как в детстве сама рассказывать ей сказки перед сном.

Фрейлина читала стихи, проникновенно, искренне, умело. Я тихо плакала в подушку. Когда она спросила, хочу ли, чтоб она ушла, я отрицательно замотала головой и попросила остаться.

— Принесите мне успокоительное, — велела я ещё одним часом позже. Истерика не проходила, в голове возникали различные сценарии мытарств исчезнувшей Лиси.

Вернулась горничная, а следом мужчина с чёрным ридикюлем. Камеристка, я не запомнила ни одного из названных имён, представила его лекарем королевской семьи. Это был не тот мужчина, что лечил меня после морской прогулки и паломничества к драконам, скорее всего, как и швею, того врачевателя повелитель приводил из какого-то государства, где законом не запрещалось стирать память.

— Ваше Величество, Вы бы хотели уснуть? — спросил он.

— И больше не просыпаться, — пробормотала умоляюще, совсем измученная злоключениями.

На моё нелепое замечание мужчина никак не отреагировал. Попросил разрешения провести поверхностное обследование энергетического поля, а после извлёк из своего ридикюля пузырек, налил содержимое в большую ложку и подал мне.

— Спасибо, — поблагодарила, приняв травяную микстуру, и стремительно погрузилась в приятную дрёму забвения.

Навсегда меня не усыпили, конечно. Стоило утром пошевелиться, и моя горничная была тут, как тут. Вечером я уверилась, что мне наняли молодую девушку, но в утреннем свете лицо горничной выглядело очень серьёзным и показалось гораздо старше.

— Ваше Величество, — она сделала элегантный книксен, едва я оторвала голову от подушки, — позвольте я помогу Вам встать.

— Всё в порядке, — здоровая и отдохнувшая я неуверенно улыбнулась, несколько смущённая давешним, слезливым знакомством, на что получила открытую, ответную улыбку. — Вчера… я была сама не своя… и не запомнила вашего имени…

— Этрисса, Ваше Величество. А ваши фрейлины: Оливинара со светлыми волосами и Динария, — женщина озаботилась моей возможностью избежать неловкости от ещё одного повторного знакомства, я опять ей улыбнулась, на этот раз выражая искреннюю благодарность.

— Этрисса, помогите мне одеться, пожалуйста. А потом позовите Оливинару или Динарию.

— Можно было бы позвать обеих, чтобы ни одну из них не обидеть, — посоветовала горничная тихим, но сильным голосом, от чего у меня появилась одна догадка.

— Этрисса, а кем Вы раньше работали? — Интересно было выяснить, сможет ли она быть со мной откровенной или начнёт отыгрывать роль простой горничной.

— Я была гувернанткой у дочерей графа Ботишей, — услышала я после небольшой паузы. Этрисса довольно споро выбрала честность, что было её плюсом.

— А почему сменили профессию?

— Его Светлейшеству не отказывают… — Это, прямо сказать, был большой минус. В отличие от Этриссы, Лиси не служила повелителю, я считала её своей до кончиков её неправильных ушей.

— Вы получили хорошее образование, Леди Этрисса? — ответом был смиренный взгляд и согласное движение головы, — и Вас не оскорбит должность служанки?

— Просто Этрисса, Ваше Величество, — поправила меня гувернантка, — Но Вы же согласны, что любой труд достоин уважения?

Теперь кивнула я, а она продолжила:

— Для меня честь служить моей королеве! — сказано проникновенно, без толики пафоса в голосе.

— Мне очень повезло, — супротив своих слов, я вздохнула совсем нерадостно, признавая, что не в восторге от присутствия учительницы. Едва ли даже благодаря круглосуточному воспитанию, мои манеры желанно скоро станут безупречными. Этрисса не обиделась, а лишь так же невесело вздохнула в ответ. Она бы не стала отрицать, что повелитель нанял её именно с этой целью, так как в отличие от гувернанток, горничные всегда находятся рядом с хозяйкой, и обучать королеву всё время было той ещё болячкой в прямой кишка орка. «Ой!» — одёрнула я себя. — «Мне же теперь по статусу ругаться даже про себя не положено!».

Этрисса помогла с одеждой, а после того, как я завредничала и отказалась от услуг придворного мастера волос, предложила помощь с причёской, которую я тоже отклонила. Вот Лиси другое дело! К её заботе я привыкла, а терпеть прикосновения почти незнакомой женщины было неприятно. Так, что в будуар, где королеву встречали приветливые фрейлины, вышла девочка в повседневном платье, с привычной для неё, простой косой на голове и открыто улыбнулась в ответном, приветственном порыве, готовая вести себя как королева когда-нибудь гораздо позже.

Светленькая Оливинара, по происхождению была сильфийкой, вторая с золотыми волосами Динария из местных. Я спросила, не знают ли они, когда подадут завтрак. Вчера не ужинала, и покушать очень хотелось. Девушки сказали, что мой секретарь Леди Катриола уже озвучила режим дня. Завтрак подадут в малой столовой на первом этаже, где меня ожидают через час.

У дверей столовой я согласно протоколу появилась последней. Поприветствовала родителей повелителя, произнеся «Ваши Величества!», и получила в ответ приличествующие первой встрече «Ваше Величество», сопровождаемое поклонами Фалентира, его супруги Томилины герцогини Тигурейской, принцессы Ингрис и пожилой леди, которую мне представили, как двоюродную тётю моего супруга Леди Катриолу дан Ливонескую.

Так я узнала, что даже секретарь у меня из родовитых и уважаемых дам. А значит, ни одного шанса на своевольное времяпрепровождение повелитель мне не оставлял. Нанятые им леди будут внимать только его указаниям.

Надеюсь, хотя бы его тётя народной героиней не считается, а то можно подумать, что мне на них везёт. У меня уже одна такая тётя была. Папина, старшая сестра Анабель, которая молилась двести лет, чтобы вернуть благословление на сильфийские земли. Видимо ей это удалось в полной мере, раз её день рождения сделали государственным праздником. Я же, страшно признаться, героиню не долюбливала. Более того в детские годы усердно пряталась, стоило ей к нам заявиться. Говорили, что она просила папу отдать меня ей на воспитание и только мамино категоричное «нет» спасло меня от заботы этой худощавой, мрачной, старой девы, как её за глаза называли наши слуги.

Ингрис и Томилина выполнили приветственные реверансы и, сочтя норму общепринятого этикета по отношению ко мне выполненной, за столом опустились до перешептываний. Под их косыми взглядами у меня закралось подозрение, что в моём лице они нашли «врагиню», против которой запланировали показательно дружить.

— Я поговорил с Даромиром, чтобы он вернул тебе Ви. Он отказал. Что-то произошло? — вопрос Лавилия прервал размышления о грядущих неприятностях.

— Считает, что мы с Ви дурно влияем друг на друга, — ответила полуправдой, так как об истинном положении вещей рассказать без светлейшего дозволения поостереглась.

— Она нас скоро с ума сведёт! — признался Лавилий, заканчивая последнюю историю с участием моей любимицы. Они с Фалентиром старались разрядить обстановку, не обращая внимания на явную неприязнь ко мне старших невесток.

— Я очень по ней скучаю, — призналась я.

Даже не зная, как часто здесь одаривали радоцветами, я могла бы сделать вывод, что, скорее всего, чудо-растениями двух подружек не побаловали. Тема волшебных цветов Ингрис и Томилину не заинтересовала вовсе. Когда они забывали о затеянной против меня дружбе, выглядели двумя холодными идеалами истинных леди за едой, что мне нравилось не больше, чем их скептические взгляды в мою сторону. А когда леди Катриола поведала о самом ценном воспоминании, зреющем на её дереве, во взгляде Томилины промелькнула плохо скрытая за полным спокойствием обида. Никогда бы не подумала, что неприятно Томилине станет при упоминании знакомства тётушки с будущим мужем, которое леди назвала самым волнующим в жизни каждой женщины событием.

«Не всегда, — мысленно, я тоже возразила тётушке. Не все первые встречи с будущими мужьями так приятны, как ваша». Вспомнился момент, когда мой будущий муж снимал меня со стены и висящую на задранном выше головы подоле переносил к дорожке. Прокрутив в памяти несколько последующих встреч, лишь убедилась, что и они были далеки от того смысла, которое вкладывала в свидания с возлюбленными леди. Стоило признать, что жениха у меня никогда и не было — был суровый, боевой маг, уважения которого мне очень не хватало, а потом он взял и сделал меня королевой, а что насчёт свиданий и «с чем это едят» я, размышляя о своём и уплетая второе пирожное, толком не понимала.

Когда Королева Дорис предложила перейти в гостиную, чтобы продолжить беседу, Фалентир сослался на срочные дела. Довольно скоро и предсказуемо нашлись неотложные хлопоты и у невесток. Как ни странно, даже у меня.

— Ваше Величество, Ваш супруг распорядился согласовать с Вами расписание занятий. Когда Вы сможете уделить мне время? — спросила леди-секретарь, по окончании завтрака вновь становясь деловито-собранной.

— Обучение — очень важный для меня вопрос. Думаю лучше всего обсудить его прямо сейчас, Леди Катриола, — ответила я, изображая, как мне думалось, глубокое уважение. А вообще такие резкие изменения в поведении я сочла лицемерием или излишней исполнительностью. Только что она запросто вещала о радостях бурлящей молодости, а вспомнив о своей должности, делалась серьёзно-суетной до абсурдности.

— Ваши Величества, Вы позволите мне откланяться для выполнения своих обязанностей? — получив одобрительный ответ, леди, строго подчёркивая временно нарушенную за столом субординацию, снова обратилась ко мне: Вам определили кабинет для теоретических занятий. Прошу Вас, следуйте за мной.

Шагая по коридорам второго этажа, я выслушала речь, преисполненную важности служения стране и короне, преданности семье и, ценности мудрых советов, вследствие выполнения которых, я приобрету небывалое величие наимудрейшей правительницы. Я пропускала слова мимо ушей до тех пор, пока леди не сообщила, что на пути к этому «величью» мне назначен ряд лекций и есть необходимость утвердить перечень занятий и согласовать расписание.

Согласовывать действительно было что. В длинном списке лекций значились: история зарубежных стран, история Эльфирина, общеэльфийская литература и философия, логика, политическая экономия и финансы, статистика, энциклопедия законоведения, гражданское, государственное и международное право, стратегия и тактика администрирования, а также практические занятия по языкам и культуре народов Элинии.

— Ух, ты! Это программа первого курса академии для королевы? — поразилась я, просматривая список.

— Ваши занятия на следующие восемь недель, — леди осталась серьёзной. — Далее Ваш супруг допускает снижение учебной нагрузки, чтобы вернуть практикумы по магическим искусствам.

— Спасибо ему за заботу, — понятно, он решил загрузить меня учёбой, как гарантией, что натворить бед времени не останется. Порадовало только то, что не прописаны уроки этикета и танцев. Думаю, не потому что в этом плане меня сочли идеальной, скорее всего за сии два пункта женской образованности теперь в ответе Этрисса. А я была уверена, что повелителю плевать на большинство моих недостатков. — Пришлите мне готовое расписание занятий. Я ничего не имею против, если время выберут сами преподаватели. Но занятия по магическим искусствам должны быть назначены уже завтра после ужина, а не с девятой недели.

— Так как Его Светлейшество в отъезде, я доведу Ваши пожелания до его сведения в послании, которое он ожидает к вечеру…

— К каждому вечеру? — перебила встревожено.

— Доклады предполагаются только во время Его Светлейшего отсутствия, — подтвердила она, не скрывая факт оговорённого за мной контроля. — Благодарю, Ваше Величество, за то, что уделили мне время.

— Не стоит благодарности. Это Вам спасибо, — откланялась, в полной мере представив горку растущей проблемы. Я поспешила вернуться в гостиную, надеясь застать там Дорис и Лавилия, без которых увидеться с Ви и решить только что обозначившуюся, дневниковую заморочку не представлялось возможным.

— А как же ваш дом? Вы не из-за меня его оставили? — мы разговаривали втроём, и беседа вновь наполнилась уютом и теплом, как это было во время нашей первой встречи.

— Мы же вернёмся домой к вечеру, — легко отклонил мои опасения Лавилий. — Ничего страшного не случиться… — Тут мы одновременно вспомнили о Ви, и он тоже засомневался, — надеюсь.

— Нет ничего лучше, чем быть нужными своим детям, — продолжила упущенную мужем мысль Дорис.

— Боюсь, что с моим появлением, вам это успеет надоесть, — призналась я со стыдом, а они повеселели ещё больше.

— Милая девочка, ты, как огонёк во тьме скучных дней этого дворца. С тех пор, как Томилина увезла детей, мы редко здесь бывали.

Я не стала углубляться в причины, почему сноха лишила этот дом детских голосов, хотя уже успела подивиться быту эльфийского двора в этом отношении. Я-то думала, детей устроили где-то на другом этаже. Хотя, кто бы мог остановить нашу «банду», к примеру? Мы были везде. Неугомонные и шумные очень боялись попадаться в папином крыле, но далеко не редко наведывались и туда.

— Мне кажется, я опозорюсь в первый же вечер, как меня пустят в общество, — перевела разговор от обсуждения семейных распрей, и очередной раз развеселила старшую чету Легестель.

Но следующие слова Королевы Дорис прозвучали вполне обнадёживающе:

— С авторитетом твоего мужа, все, что бы ты ни сделала, будет восприниматься, как должное. Присесть в реверансе, правильно взять чашку чая ты давно умеешь, впрочем, как и многое другое. Нужные примеры были перед тобой с ранних лет. Достоинство, с которым ты носишь простые наряды, вызывает уважение. И не стоит бояться того, что ты молода. Это не самый долгий повод для пересудов. У тебя есть время всему научиться, для этого я согласилась вернуться к некоторым обязанностям… — она хотела о них рассказать подробней, но решила оставить эту тему на потом: — Кроме того Томилина с удовольствием продолжит играть роль первой леди в обществе, она не была для неё в тягость с тех пор, как после коронации Даромир её об этом попросил.

— Томилина взвалила на себя самую трудную работу. Перетирать всем косточки. Не запутаться в переменчивых мнениях полусотни дам — настоящее искусство, — неоднозначный комплемент свёкра остался без внимания. Королева-Мать продолжила свою напутственную речь, и это было куда важнее шуток.

— Другое дело ваши отношения с Даромиром. Тут многое зависит и от тебя. Он часто бывает невыносим. В общении между вами это будет проявляться постоянно, потому что он непомерно ко всем требователен. Поэтому будь терпеливой. В моменты, когда чувствуешь сильную неприязнь, не начинай важных разговоров. Публичные ссоры — это единственное, что может тебе навредить, как королеве и жене. Моя мама в этом вопросе говорила проще: «Не задирай голову выше супруга, и корона не свалится».

«Оригинальный совет», — я задумалась, и вслух на всякий случай уточнила, правильно ли поняла: — Это же не просто про убор на голове?

— Разумеется. Это про интриги и государственные перевороты. Женщина должна иметь своё мнение, но если оно идёт в разрез с мнением супруга, то приводит к полнейшему взаимному непониманию. Научись слушать и слышать и тогда научишься договариваться.

— А доверие? Повелитель сказал, что оно поможет…

— Он прав. Если ты будешь доверять ему, причин для споров будет меньше. Мне кажется, ты сможешь побороть свой страх перед ним.

— Не знаю…, — призналась я и опять задумалась. Он вроде и не страшный, пока его не видишь. А учитывая, что после ритуала он живёт моими чувствами, мне точно следует быть милосердней. Живо представила главнокомандующего, который моими «стараниями» боится самого себя. Абсурдная ситуация получится. Кстати, настал очередной момент, когда пора немного осмелеть. — Ваши Величества, — обратилась я к королевской чете, чем, кажется, удивила обоих.

— Виделись с утра, — поправила меня королева Дорис.

Я понимала, что такое обращение в течение дня не обязательно, но, как ещё снохе можно к ним обратиться. Называть родителей повелителя господином и леди теперь было неприлично.

— Сейчас для нас всех будет не простой момент, — предупредила Королева-Мать. — Нам попросить, тебе сделать. Но после будет так, как нужно, — пообещала и продолжила после паузы, видимо, собравшись с духом, — Ты скажешь мне «мама», а «папа» Лавилий разрешит тебе сказать, когда сама захочешь.

Я захлопала глазами и растерялась. Наша невестка называла моих родителей мамой и папой, но я даже представить себе не могла, что эти слова я буду произносить не им. И я молчала. Не вредничала. Нет. Я не смогла бы, так поступить. Просто, мне было невыносимо трудно сказать такое дорогое слово применительно не к маме, а другой женщине, пусть даже очень доброй и самой достойной. Отметая в мыслях одну причину этого не делать за другой, не стала уточнять, как к ним обращается Томилина, стараясь себя пересилить и сказать простое слово из двух одинаковых слогов. Они называли меня дочерью, имели право потребовать желаемого обращения, но вместо этого не требовали, а просили.

Прилагая усилие, чтобы решиться, я, наконец, поднялась с кресла, подошла ближе, присела перед леди Дорис на корточки. Она не отрывала своего тёплого взгляда и сразу взяла мои похолодевшие руки в свои ладони, согревая и поддерживая.

— Мама, — губы дрожали, задуманное слово вышло смазанным, а по щекам побежали слёзы. Но большего от меня не требовали. Мы обе встали и обнялись.

— Каждый следующий раз будет легче. И лучше так… сразу, чем никогда, — пообещала она.

— Я мастерица портить наряды слезами, — предупредила, отодвигаясь, чтобы не испачкать платье второй мамы.

— Дорис, а ты сама-то признаешься? — осведомился второй папа. Я даже в мыслях себе запретила обращаться к ним по-другому. Его вопрос прозвучал с мальчишечьим лукавством, что уже не раз проявлялось в общении между ними.

— Эвиладель, — обращение ко мне с видом, ставшим под взглядом её супруга немного виноватым. — Сама я… не смогла, — она вздохнула, перед тем как признаться: — Когда моя собственная свекровь, мира её свободной душе, просила меня называть её мамой, я струсила. Раз, другой, а после уже не получилось. Томилину мы принуждать не стали. Если я сама себя не пересилила, то какой спрос с неё. Так нельзя делать; выделять одного ребёнка перед другими, но я загадала услышать твоё «мама» с момента нашего знакомства. Я так надеялась, что Даромир тебя выберет.

— Но…, — её признание удивило, — ведь тогда о нашей свадьбе и речи не было!

— Конечно, не было! Даромира очень беспокоила ситуация, которую он спровоцировал. Он понимает разницу в возрасте между вами и после знакомства с тобой первое время называл тебя не иначе как Кимириси. Он бы нам цветники разнёс, если бы мы озвучили свои надежды, а мы тешились мечтами, в которых называли тебя дочкой, — сказал папа Лавилий.

— А тут ещё радостная весть об Ингрис и Арисгаре! Девочка тоже стала нам родной за эти годы. Мы очень рады их союзу, также, как и вашему, — продолжила мама Дорис. Их слова вызвали сразу две эмоции: было приятно, что они искренне верили в правильность нашего с Даромиром брака и досадно, что все понимали — этот брак вынужденный. А ещё это прозвище — Кимириси.

Захотелось спросить есть ли у него другое значение, кроме озвученного повелителем, но сейчас мне нужно спросить кое-что другое. Переступая через смущение, вызванное последними мыслями, я еле выговорила:

— А Даромир… — испытание на смелость продолжалось, и я впервые вслух назвала повелителя по имени, — будет сильно сердиться, если Вы разрешите мне увидеться с Ви?

Отец глянул сначала на меня, потом на маму Дорис, принимая свой неподражаемый, лукавый вид.

— Переживём? — спросил он, вовлекая нас в мелкий заговор против повелителя.

Первые занятия по общеэльфийской литературе и философии, государственному и международному праву у меня были назначены уже сегодня во второй половине дня. Я вспомнила, что в мирке Ви имелись две дневниковые тетрадки, а если туда добавятся лекции по новым, не вызывающим пламенного интереса предметам, сама идея дневника окажется напрасной. Так как я общими стараниями и ускоренными темпами «закончила» две академии, теперь могла писать дневник сама.

Сад приветливо манил красками зелёных экспозиций. У входа обнаружилась новая картина. Девочка застенчиво отворачивалась при каждом дуновении ветра и улыбалась, вновь становясь серьёзной в моменты затишья.

— Эвиладель, твоё смущение так обаятельно, что мы решили отразить именно его. — Идеи хозяев послушно взрастали на благодатной почве волшебства.

Ви, моя маленькая, зелёная красавица, встретилась нам у пруда, где она играла, в гордом одиночестве прыгая с камня на камень в новой, незнакомой мне юбке.

— Ви, у тебя обновка? — спросила я, когда она уже вскарабкалась ко мне на руки.

— Упрямица уцепилась за штору и отказалась покидать твою спальню. Даромир сначала вызвал портниху, а потом принёс нам Ви, — объяснила мама Дорис.

— Невероятно! Я бы скорее поверила, что он принёс Ви вместе со шторой!

— Мы тоже так подумали. Но он принёс её в синей юбке, а через час ей принесли ещё одну, красную. Кстати, она что? Уже в ней?! — маме Дорис не верилось, что Ви умела переодеться сама, а вот застегнуть юбку не смогла, поэтому стянула оба края и держала выпущенными сяжками.

— Учитесь у радоцвета вить из Даромира верёвки, — по тону было понятно, что отец Даромира шутил. И ещё до меня дошло, в кого пошли никогда неунывающий Арисгар и разящий остротами Фалентир.

— Ви, мне нужны тетрадки, которые у тебя в хейме. Я сама теперь их хранить буду. Вернёшь? — попросила, выпуская из объятий, чтобы застегнуть три красные пуговички на её юбке.

Ви закивала вихрастой кроной, и в её веточках сначала появилось сияние, а затем знакомая тетрадь.

— А другая? Её тоже дай. Там конспекты, а то у меня снова лекции начинаются, и я твой хейм тетрадями завалю.

Ви неожиданно растерялась, по неизвестной мне причине моя просьба её удивила, но вопреки обычной вредности, тоненькие веточки почти сразу прогнулись под тяжестью ещё одной тетради.

— Спасибо, моё золотце! — Не успела вновь взять её на руки, как она выпустила росточки, переплетая и вытягивая из тугой причёски мои волосы.

— Не надо, лапочка! Так будет только хуже. Ви, я хочу быть счастливой, ради тебя и ради себя. Нам обеим придётся научиться вести себя сдержаннее. Если я справлюсь, мне разрешат тебя забрать, — пообещала я. Мы сидели в обнимку, она не сразу спрятала сяжки, я чувствовала, как они нехотя распутываются, чтобы отпустить меня без всяких возражений. Для неё моё счастье было превыше всего. Мама Дорис деликатно позволила нам общаться наедине, не взирая на сыновни запреты.

Повелитель с Арисгаром вернулись домой только к ужину третьего дня. О своих подвигах не распространялись, но по тому, как осунулись их лица, можно было понять, путешествие или очередное задание было далеко не простым.

Ингрис оживилась, рядом с Арисом её холодность таяла, появились лёгкие прикосновения и умилённые сдержанной лаской диалоги между влюбленными. Однажды она коснулась меня мимолётным взглядом, когда улыбка, предназначенная Арису, ещё оставалась на её красивом лице. Я ответила тем же, и её доброта смазалась. За миг до того, как она успела отвернуться, на лице промелькнуло что-то сродни брезгливости. Я почувствовала, как стало неприятно на душе, словно в меня плеснули нечистотами. Я бы могла назвать это чувство словом «гадко». Не зная, чем вызвана нелюбовь ко мне Ингрис и Томилины, я решила по возможности вовсе не смотреть в их сторону.

Неприятное чувство не проходило до конца ужина и забылось только когда на вечернем занятии магией неожиданная встреча с новым преподавателем чуть не оставила меня заикой. К моему удивлению ко времени урока в кабинете возник синекожий багбир. Я же не думала, что его царь не перестал сожалеть, что перешел дорогу повелителю и решил загладить свою вину очередным подарком мне.

Едва успела метнуться к спасительной двери и крикнуть «Ай!» по тайной связи с папой, когда получила заклятием и застыла равнодушным образчиком ясного разума и абсолютного отсутствия страха.

— Это ни я! — Профессор Снипрхинипронса даже поднял вверх руки, показывая, что он в моём пленении вовсе не участвовал. Невидимая сила отпустила моё тело, едва паника прошла, а новый преподаватель в двух предложениях объяснил для чего он здесь. Мне не требовалось много времени, чтобы понять, что повелитель стал управлять мной на расстоянии. Это было очевидным объяснением произошедшего. Ожидая моей панической реакции, он вместо должного предупреждения невообразимым образом послал заклинание ремандры без зрительного контакта и превратил в марионетку, вполне осознавая, что подобные заклинания оскорбительно неприятны.

«Мог бы просто предупредить! Я что ему рыбка?!» — Успокоить папу оказалось легче, чем успокоиться самой. Только кого интересовало моё мнение?! Едва покончившую с объяснениями отцу, всё ещё злющую, после покушения на волю и свободу, меня стали учить теории заклятий самообороны, на опережение программы утверждённого Даромиром курса, рассказывая о возможностях Ключа и авторских атакующих заклинаний Снипрхинипронсы.

Скажу так, занятие было крайне сложным из-за моей несостоятельности в качестве боевика, злости на Даромира и самобытности преподавателя, который хоть и сдерживал грубые выражения, но пару раз башку оторвать грозился. И мне бы по завершению урока прийти в себя, чтобы свирепо «отсопеться» в одиночестве и уснуть без помощи дворцового чудо-лекаря. Но не тут-то было.

— С завтрашнего дня занятий по магии у тебя не будет! — Сходу бросил повелитель, врываясь в мою гостиную, как в свою собственную, без стука и позволения.

— По-че-му-у-у, — уронив голову, спрятала лицо в ладони и выдохнула нараспев без интонаций и эмоций, окончательно добитая его заявлением.

— Преподаватели говорят, ты не стараешься, — сообщили мне злодейски-холодно.

И я, как стояла, так и расплакалась от бессилия. Как же не старалась?! На каждом уроке слушала не отвлекаясь, спала всего по пять часов, чтобы успеть перечитать учебники, и была уверена, что на уроках меня хвалят искренне. А они нажаловались повелителю.

Как только потекли слёзы, мои руки оторвали от лица, и мокрой кожи коснулась бумага. До меня не сразу дошло, что он сделал. Сначала я застыла в неверии, потом, подпрыгнув от злости, повернулась к нему. Повелитель стоял позади меня и, не стесняясь совершенной подлости, читал заколдованное письмо на гербовой бумаге сильфийского королевства.

— Вы мне солгали! — выкрикнула я, не сдерживая воинствующего настроя.

— Угу, — согласно хмыкнул, не отвлекаясь от чтения. Предугадав мои намерения, выставил руку, чтобы я не смогла достаточно приблизиться и выхватить МАМИНО ПИСЬМО, пока он его не дочитал.

Вспыхнувшей ярости мешал установленный ректором внутренний запрет, иначе я опалила бы негодяя красным пламенем, выдыхая его как настоящий дракон. Жаль не получилось, только привкус с дымком на языке почудился. Вместо опаляющего эффекта дракона я какое-то время изображала недавно упомянутую рыбку, открывала и закрывала рот, не находя, что сказать и думала, взять бы чайный столик и навернуть им повелителя. Очнулась, когда ножка стола, оказавшегося в моих руках, отлетела при столкновении со спиной мучителя. А он продолжал читать, как будто ничего особенного и не происходило.

Бесправная и обманутая я села на пол и заревела в голос.

— Плохо, — сказал он с безразличным спокойствием. — Твоя мать пишет, что твой отец согласился на трёхдневный визит. Значит, вестник о согласовании встречи скоро прибудет.

— Не-е-ет, — протянула я. — Это хорошо! Пусть мама узнает, кому пишет письма! — со всем злорадством, количество которого и не вообразить, утирая слёзы рукавом, я смаковала каждую угрозу, рождённую моим обиженным разумом, — Ох, и не любит мамочка непорядочного поведения! Даже не представляю, что будет…

— Обсудим сделку? — последовало от повелителя, после недолгого размышления.

— А есть что-то равнозначное Вашему проступку?!

— Твои условия? — поинтересовались у меня.

Я встала прямо перед ним и задрала голову, чтобы видеть его лицо. Он выпрямился во весь рост, специально сложил руки на груди, усложняя задачу достать и пришибить его одним только карающим взором.

Мебели в моём будуаре насчитала на десяток скандалов. Я пока плакала, мысленно успела примерить пару лёгких резных стульев на его спину, остановилась на бесполезной кушетке. Что ж, видимо, наступил её черёд.

Карябая пол ножками, а уши громким звуком, пододвинула её и встала, глядя ровно в глаза Даромиру, терпеливо ожидавшему ни приговора — очередного развлечения за мой счёт. Его показное безучастие меня не остудило. И не смягчила, возникшая было, мысль, что он как наделил властью, от которой руки зачесались, а душа, вдруг, возликовала, так и приземлит, если много запрошу. Я жаждала отмщения, и позволение так скоро свершить возмездие сильно вдохновляло моё богатое воображение.

— Знаете это чувство? — Довольно улыбаясь, спросила я о распирающем меня торжестве справедливости, — Оно называется «радость». Уверена, Вас оно не посещало. Нравиться?

— Мстишь? — спросил он, не скрывая, что меня саму от расплаты за возродившуюся смелость отделяет только данное им слово.

— Да-а-а, — протянула, смакуя, — и ещё злорадствую! — я посмотрела на него с предвкушением полного воздаяния за все нанесённые обиды. — С этой минуты и до отъезда родителей из вашего дворца…

— Из нашего, — поправил он меня, уже слегка насторожившись. Мой бравый вид его поразил. Кажется, у него появились сомнения не сильно ли он рискнул, обязуясь выполнять условия будущей сделки.

— Из нашего, — быстро исправилась. «Наш дворец» звучало не плохо. — Я хочу быть счастливой, то есть радоваться с утра и до ночи. И Вы мне это обеспечите. Иначе мама узнает о вашей подлости и не только моя мама. Это я Вам обещаю!

Вена на виске повелителя вздулась и забилась, но с возникшей, было, злостью он справился удивительно быстро. Появилась тщательно отрепетированная, судя по идеальности, улыбка, он галантно подал мне руку, помогая спуститься, и с лёгким поклоном объявил, что принимает условия.

— Да??? — я не сразу поверила в такую удачу, для верности уточнила, правильно ли поняла, а потом ещё раз проверила, требуя вернуть мамино письмо, чтобы прямо сейчас начать радоваться.

Обретя желанный листочек бумаги и пожелав спокойной ночи, я, довольно улыбаясь, выпроводила повелителя за дверь и почти сразу пожалела, что он согласился уйти так сразу.

Ох! Если бы он был таким всегда! Не берусь утверждать, что мои думы были правильными, но я позволила себе представить, что любезность повелителя может стать нормой, что он не морщится после каждого вежливого слова и больше глупой меня не считает. В общем, я незаметно для себя, размечталась, и в своих мечтах была признана той, что научила его чувствовать мир правильно. На большее моей незрелой фантазии не хватило. Тем не менее, сумела понять, что моё счастье зависит больше всего от меня самой. Найти бы мудрость влиять на повелителя, не угрожая жалобами родителям.

Глава 3

Первое нежное чувство, как первый вдох пьянящего аромата. Вдохни — и задержи дыхание

Утро после сделки началось с приятного подарка, который обнаружился на столике у кровати. На маленькой, бархатной подушечке разместились два крошечных цветочка искусной работы. Отсутствие обычных застёжек только подтвердило моё предположение относительно мастера, сотворившего сию прелесть. Я с удовольствием надела украшения и каждый раз, ощущая непривычно-замечательное утяжеление на ушах, с упоением представляла, как он их создавал. Раз эти серёжки делал повелитель, мне было безразлично подходят ли они к моему утреннему, дневному, а затем и вечернему нарядам или что подумают о золотых ромашках на моих ушах местные модницы. Для меня магическое мастерство в достижении схожести с настоящими цветами было неоспоримым и главным, поэтому я признала повелителя первым и в ювелирном деле тоже.

Однако так быстро, как хотелось бы, он полностью идеальным не сделался. Выполняя условия нашего соглашения, имеющий привычку действовать тактически, супруг ускорил как приезд, так и отъезд моих родителей. С раннего утра слугам стало известно, что неофициальный, однодневный визит сильфийской, монаршей четы ожидается третьего дня.

Сам же он соизволил появиться у меня в то же утро, чтобы сопроводить на завтрак едва я успела закончить с причёской. Вполне вежливо попросил у фрейлин разрешение войти в будуар, осведомился о моей готовности, а когда я вышла, предложил мне ухватиться за его локоть.

За эталон я взяла поведение мамы и, красивым жестом приняв предложенную конечность, как могла, подстроилась под его широкий шаг (то, как он тащил меня по коридорам, даже с натяжкой не назвать словом «галантно», но я была довольна и этим).

— Ваше Светлейшество! — обратилась к нему леди Катриола, спешившая навстречу по срочному делу. — Я получила распоряжение о новом расписании и хотела бы уточнить, на какой срок все уроки заменяются для Её Величества занятиями магией? — спросила сходу, приветственный поклон последовал уже после возмущавшего её вопроса. Леди со всей ответственностью относилась к моему образованию, а может к своему назначению, хотя второе предположение никоим образом не исключало первого. Как оказалось, она уехала в герцогство Ливон сразу после коронации Даромира. Вдовья жизнь вдали от королевского дворца ей быстро разонравилась и леди вернулась, как только получила приглашение на должность моего секретаря. Умение разграничивать личное и официальное у неё было, как все утверждали на высоте. Меня же настораживала её чопорность в должностных обязанностях наравне с чрезмерной болтливостью в свободное от работы время.

— На два дня, — ответил повелитель, даже не замедлив шаг. Мне ничего не оставалось, как только спрятать довольную улыбку, приветственно кивнуть леди на ходу и вновь ускориться, чтобы не повиснуть на чужой руке и не провалить роль великосветской дамы, которой я усердно старалась соответствовать, передвигаясь почти бегом.

За завтраком повелитель был сама любезность, вслед за Арисом одарил каждую из присутствующих дам вполне уместными замечаниями о прекрасном, цветущем виде, отчего его родные переглянулись удивлённо, а меня понесло измерить границы Его Светлейшего терпения.

— Дорогой супруг, лорд ректор мечтает открыть в Эльфирине женскую, магическую академию. Вы же не откажете ему в содействии?

Он наблюдал за мной, взглядом хитрющего кота, играющего с мышкой, пока ещё уверенной, что ей, как минимум, позволят убежать, как максимум позволят убегать не больно.

— Не откажу, радость моя. Он уже обращался ко мне. Я выберу время и подумаю, как помочь Тансали, — обнадёжил меня муж и, не привыкший к ярким всплескам положительных эмоций, отметил поднятой в удивлении бровью плохо скрытое мной ликование.

«Ещё бы! Вот Тансали обрадуется!» — Дело в том, что повелитель отмахнулся от женского образования в его родном городе и на официальный запрос данзиранского ректората департамент образования отписался предложением о переносе обсуждения данного вопроса на неопределённый срок. Возможно, через три дня я пожалею о своём посредничестве, но повелитель хозяин своего слова, и теперь академии в Эльфирине точно быть.

— Дорогой супруг, мне бы хотелось получить назад свой радоцвет. — Трёхдневный отпуск в «счастье» начался, глупо было не воспользоваться.

— Да, радость моя, — согласился повелитель, приводя собравшуюся за столом семью в полный шок, — верну тебе Ви к обеду.

Уступчивость повелителя окрылила не только меня. Ему вообще повезло, что братья не сразу сообразили обратиться с неразрешенными вопросами, а вот их половинки смекнули быстро, но промахнулись с тем, кому адресовать просьбы.

— Дорогой супруг, — бросив вызов мне одним только взглядом, заговорила Томилина, — Следующую неделю я бы хотела провести с детьми. На море прекрасный сезон для загара.

— Радость моя, на следующей неделе дети вернуться домой. Надеюсь, достаточно загорелые, чтобы тебя порадовать.

Не знаю, каким чудом Томилина не выбежала из столовой. Вид у неё, мягко говоря, был раздосадованный, а взгляд предупреждал, что Фалентира ожидает что-то «грандиозное и громкое» наедине. Слово «скандал» в моём лексиконе до встречи с Даромиром не значилось, поэтому я не сразу его вспомнила. У Томилины прямо на наших глазах составлялся список неподражаемых сцен со слезами обиженной жены, вкупе с извинениями и подарками от виноватого мужа. Леди-секретарь только вчера сетовала, что жена старшенького та ещё мастерица находить и наказывать виноватых.

Тем временем, в полной уверенности несомненного успеха, эстафету приняла Ингрис:

— Дорогой, не мог бы ты надеть на нашу свадьбу военную форму. Она невероятно контрастирует с женственностью придуманного для меня наряда невесты, — лилейным голоском попросила красавица и, накрывая руку Ариса своей, послала тому наимилейшую улыбку.

— Радость моя, — подражая Даромиру, ответил Арис, — форма гвардейского полка с тех пор, как я служил, претерпела ряд изменений. Я не имею права на новую, и буду нелепо выглядеть в устаревшей. Твоей женственности придётся терпеть меня в штатском или отправить снова служить в армию и подождать со свадьбой лет эдак…дцать.

Как ни дули губки красавицы, но сговорчивым оказался только средний брат и со счётом два — ноль в мою пользу, мы завершили завтрак. На выходе из столовой, сопровождаемое смешком Ариса, в адрес невозмутимого брата полетело что-то непонятное мне с прозвищем «каблук», не без ехидства выданное Фалентиром.

— Трепать не вижу смысла языком, мужья у всех двух типов, кто не знает? Есть те, кто у жены под каблуком и те, кто это тщательно скрывают… — спасибо маме Дорис, которая не оставила без внимания едкое высказывание Фалентира и, поэтично указав тому на бревно в собственном глазу, подсказала ещё одно значение слова известного мне до этого исключительно как выступающая часть подошвы на обуви.

После завтрака повелитель опять сделался сильно занят. При его насыщенной событиями жизни о том что он просто избегал со мной встречи до самого приезда моих родителей думать было нелогично. Но я то, конечно, именно так подумала.

Встречу гостей мой ныне сговорчивый муж организовал в холле. Он лично создал переход прямо во дворец, чтобы моим родственникам не пришлось подниматься по многочисленным ступеням крыльца. Встреча была очень тёплой: я обняла родителей, мужчины обменялись приветствиями и рукопожатиями, женщины реверансами, мамы сначала взялись за руки, а потом и вовсе последовали моему примеру и обнялись, от чего я стала счастливой окончательно.

Совместный завтрак сопровождался оживлённой беседой завязавшейся в основном на двоих у наших отцов. Иногда рассказы старших о влиянии новых заклинаний на урожай Арис и Фалентир разбавляли своими волшебными историями. Никогда не видела папу таким весёлым и открытым, чувствовалось как ему приятно дружеское общение с бывшим правителем Эльфирина.

За то мой воин, далёкий от повседневных мелочей правителей аграрных стран, молчал и выглядел отрешенным, а мне вдруг так захотелось повторить чувство восторга возникшее, когда он по условиям нашей сделки, становился внимательным и обходительным. Раньше он, конечно, одним только невниманием к моей скромной персоне меня счастливой делал, но сделка — есть сделка, и нечего ему просто так драгоценное время просиживать.

— Дорогой супруг, Вы очень заняты с утра? — я постаралась исполнить нечто похожее на улыбку Ингрис и обратилась робким голоском.

— Для тебя я всегда свободен, радость моя, — если от рафинированной сговорчивости брата, Фалентира даже и перекосило, мне было всё равно. Я продолжила в чрезвычайно радостном предвкушении:

— Составите нам компанию? Мы собрались на прогулку сразу после завтрака.

— С превеликим удовольствием! — прозвучало вполне мной ожидаемое. И пока я упивалась чувством триумфа от достигнутой уступчивости, у папы с мамой складывалось стойкое впечатление, что я из всемогущего повелителя «верёвки вью» (если я правильно запомнила, свёкор именно так о способностях Ви отозвался). Не скрою, временная власть над великим магом казалась очень приятной, учитывая, как долго он осыпал меня исключительно назиданиями и упрёками.

Я получила далеко не легкомысленное «да» ещё на пару просьб, до того, как мама, улучив момент для воспитательной беседы, попыталась указать на явный перебор в демонстрации личных побед на публике. Я вздыхала, думала о своём, не внимая её речам, и улыбалась с полным отсутствием вины на лице. В общем, мои родители переполнились уверенностью, что я сыром в масле катаюсь, пользуясь расположением ко мне супруга.

Знала бы я, как быстро родители объединяются в борьбе с моими несовершенствами, не выпячивалась бы так со своим кратковременным счастьем. Мамочку совсем не успокоила моя реакция на замечание, о чём она не преминула сообщить папе, а вот с методами его воспитания лучше было вовсе не знакомиться. Несомненно, папа собирался переговорить о моих приключениях с Даромиром наедине, но учитывая мамино недовольство дочерью, решил свой вопрос в долгий ящик не откладывать.

— Дорогой зять, соблаговолите-ка объяснить, каким ветром мою дочь занесло в Королевство Тхетельситапрохсы? — вопросил он, дождавшись окончания моего восторженного описания сада родителей Даромира, куда мы вшестером направлялись. Точнее даже всемером: два папы, две мамы, Даромир, я и моё хорошее настроение.

Все замерли в ожидании. И пока муж собирался с ответом, папа становился всё менее терпеливым. Представив, как со всей своей прямотой мой воин начинает историю с академий и сделок, я решила, что во избежание возможного скандала ситуацию нужно спасать.

— Пап, а можно я расскажу? Даромир, как всегда, принизит свои подвиги, а это самое интересное! — Я проигнорировала изумлённые переглядывания старших Легестель и с видом восторженной почитательницы, воззрилась сначала на Даромира, потом умоляюще на отца и, не дожидаясь запрошенного разрешения, начала быструю речь полную покаяния:

— Всё моя собственная глупость! Вы же знаете, Лиси пропала. Мы её искали, но не нашли, — пришлось даже всплеснуть руками, неумело выдумывая историю на ходу. — Я вспомнила, что у неё подружка завелась. Рамиссой зовут. Лиси иногда…ммм… в таверну отпрашивалась, с Рамиссой поболтать. Та на главной площади в богатом квартале служит… у гоблинов. Даромира не было, и я решила сходить сама, — ложь далась нелегко, нужна была передышка, чтобы додумать её до правдоподобной концовки. — Мам, — я расстегнула три верхние пуговицы на глухом вороте платья, — тут такое дело, я не помню, когда он треснул. Ну и перестал служить, как должно. Гоблины меня в дом пригласили и сразу порталом в свою столицу перенесли в подарок наследнику! Не узнали, кто я, к сожалению. Пап, я едва успела тебе сказать, что они задумали меня магии лишить. А Даромир так вовремя появился! Он со своим войском гоблинский дворец штурмом взял!

— Красивая история. Вашим детям её рассказывать будете! А о том, как Даромир взял дворец, я знаю. Не заметила, когда магию защитного амулета разрушили?! — переспросил папа, впервые проявляя строгость по отношению ко мне. — Даромир, за враньё лучше ремнём ей всыпать. А если вернётся желание в детектива поиграть, высеки повторно! — папа не просил — он приказывал, и его слова не предполагали отказа в повиновении. Но потому как он развернулся и, в нарушение всех норм, повёл хозяев за собой, мы поняли, как сильно папа расстроен.

Я рот открыла от неожиданности. Так влипнуть в неприятности нужно было постараться. Оказывается, меня сильно жалели, пока я была маленькой. А теперь выросла, и скидки кончились.

«Я получу сполна», — представляя, как Даромир в расплату за «радостные» дни, не ласково гладит заготовленный для меня широкий, кожаный ремень, тихонько ойкнула, от неожиданного прикосновения. Приглашая продолжить путь, Даромир непривычно бережно обхватил мою руку своей ладонью, вкладывая в этот жест что-то похожее на поддержку или благодарность. Я словно «спасибо» услышала. Удивительно, что можно так общаться, не словами, а взглядом и прикосновением. Его высокая оценка моего глупого, но смелого решения не посвящать родителей в наши дела, наполнила меня целой гаммой дружеских чувств: гордостью, ответной благодарностью, светлой радостью, и чем-то мной не идентифицированным. Новое чувство удивило. Оно щипало в носу и разливалось приятным теплом где-то в груди, словно мне показали редчайший вид растения, которое погибнет без моего участия и заботы.

— Арисгар называл подобное умилительно-щекотное состояние нежностью, — прошептал повелитель, который тоже, кажется, прислушивался к моему новому чувству. — Но твоё ощущение сильнее, словно под шкуру забирается.

— Вам неприятно?

— Пока не понял…

Попытка вернуться в реальность не увенчалась успехом. Мы догнали родителей у входа в их прекрасный сад, который разместился в дворцовом парке, словно постоянная, диковинная его часть, и постарались не выказать возникшей необычности. Однако Даромира заметно выдавала его глубокая задумчивость, а я вообще двигалась, как сомнамбула далёкая от красот сада, поглощённая в собственный мир переживаний. Объединённая с Даромиром двумя древними, запрещёнными ритуалами и несколькими тайнами, я отчётливо почувствовала, как захотелось стать кем-то очень близким для него. Только боялась, что другие догадаются, о чём я мечтаю, особенно смущало, если догадается сам Даромир. И потому лишь прогоняла навязчивые мысли. А вот родители не стеснялись свои выводы озвучить.

— Молодежь, наш дом полном в вашем распоряжении, оставайтесь, если хотите побыть вдвоём. А мы возвращаемся. Эвиладель в зелёном цвете посмотрели, — это отец Даромира о заявленной к показу гостям растительной композиции с моим изображением упомянул, — настало время мужчинам выпить по бокалу вина, пока наши прекрасные половины будут наряжаться к балу. Вы не против, друг мой?

— Я только «За»! — Пока родители решали начать ли им дегустацию вина прямо сейчас или позже во дворце, мы с Даромиром переглянулись и не размыкая рук, вышли из домика раньше взрослых, показывая что не собирались оставаться. Наверно, приглашение уединиться Даромиру тоже показалось странным. Хотя он то догадался посмеяться над сказанным вместе со всеми, а я нет.

Я старалась взять себя в руки и выглядеть как обычно, прятала навалившиеся переживания под воспоминаниями властных распоряжений и всего не так давно сказанного Даромиром о моей выходке с гоблинским отбором, но ощущений перемен не лишилась. Похоже, наше поведение всё же понравилось старшим: дважды мама назвала нас влюблёнными, при этом она выглядела довольной, а папа даже перестал на меня сердиться.

Бабочки в животе порхали всё время, пока Даромир был рядом. Более того, тревожившие меня чувства не улетучились после обеда, мешая участвовать в неторопливой беседе женской половины наших семей, устроенной в роскошном будуаре второго этажа. Даже к вечеру, когда по случаю прибытия гостей устраивали приём для небольшого числа приглашённых, разнеженные мозги так и не встали на место. Родственники с обеих сторон, включая моих сестёр с мужьями и брата с невесткой, были размещены в гостевых комнатах и уже готовились к предстоящему балу.

Мама привезла мне новые платья, одно из которых я выбрала для вечерних танцев. Ещё одно доставили за два часа до приёма, поставив мой размягчённый «нежностью» разум перед непростым выбором. Оба платья мне понравились. Замужним дамам разрешались наряды всех цветов. Однако и мама, и Даромир точно знали, что я предпочитала оттенки родной стихии. Первое, выбранное мной платье, было цвета неба, такое небо, что видела у водников. Второе не просто голубое, скорее нежно васильковое. И в каждом присутствовали детали, делавшие одеяния неповторимо прекрасными.

Окончательно определиться с выбором платья помогло наличие тонких, белых перчаток в комплекте второго наряда, а я без перчаток даже в сад погулять не выходила. В Данзиране сказали, что руки мага — его самое уязвимое место. Через прикосновения к ним можно получить не только проклятия, но и потерять все свои тайны, поэтому хранить свой главный рабочий инструмент маги должны с особой тщательностью. Взять хотя бы Акху-Лонда. Надень я у дроу перчатки, и он бы надо мной своей шутки с модной меткой не провернул.

Использовав наличие коротких, ажурных перчаток как главный аргумент, остановила свой выбор на подарке мужа ещё и потому, что с мамой было легче объясниться в надежде на понимание, отказывать же повелителю я не осмелилась. Во-первых, до окончания визита моей семьи, а значит, и его уступчивости, оставалось всего пять часов, а во-вторых, мне просто не хотелось его обидеть. Почему-то становилось грустно при мысли, что появись я в другом наряде, и он мне больше ничего не подарит, а подарки от него — не что иное, как редкое признание, что он мной доволен. От воспоминаний, как он берёт меня за руку и смотрит с благодарностью, глаза сами собой закрылись, я застыла посреди комнаты и очнулась только, когда притихшая до этого Этрисса поприветствовала появившегося в гостиной Даромира.

— Я задолжал тебе два кольца, — начал он, отпустив Этриссу отдыхать до конца вечера.

— И когда только успели? — отчубучила я от волнительного, внутреннего трепета, воспрянувшего с новой силой при его появлении.

Даромира веселила моя растерянность или милая непосредственность, как назвал бы такое поведение Арис. Жаль, что и Арис, после того как я стала королевой, преисполнился парадно-уважительной мишуры. Наверное, это даже не плохо, что Даромиру всегда было плевать с высокой горы на весь этот официоз.

Кольца мне надевали с ухмылкой и повествованием о семейных традициях: первое должны были подарить, когда я стала невестой, а второе, когда женой. Сии пропущенные моменты были упомянуты, дабы я знала, как бы ни начались наши отношения, повелитель обрёл желание сделать их нормальными. Я попробовала усомниться, ведь если оба супруга далеки от нормальности, шансы на задуманное очень невелики. На что получила сразу две реакции: приятную: прикосновение его губ к моим пальцам, и совсем неожиданно разочаровывающую: шлепок по другой руке, которая сама, почему-то потянулась к повелителю и не иначе, как в желании прикоснуться.

И мне предложили выбрать. Что из его действий в дальнейшем будет нормой, поцелуи в случае полного доверия или двусторонние ограничения в случае, если у нас двоих не будет возможности делать, то, что хочется?

Какое-то время, я пробовала поразмышлять над сказанным, что оказалось бесполезным, потому что он не снизошел до объяснений, что там ему хочется. А то, что мне хотелось уже сейчас повторения прикосновений его губ к моей коже, скорее испугало, чем обрадовало. Возникшее было желание запихнула куда подальше, ещё до того, как оно оформилось в нечто мной не распознаваемое, явно для меня слишком смелое, и остановила свой выбор на очевидном: выбрала поцелуи рук с полным доверием.

Наверное, в доказательство правильности ответа в его руках появился ещё один подарок.

— Искал, что-нибудь поменьше, — слова для третьего шага к намеченной нормальности он подыскивал с особой тщательностью, словно позволяя в полной тишине рассмотреть украшенный синими кристаллами венец из тонкого плетения ослепительно белого метала, и с вручением подарка не торопился. Я оценила, успела сказать, что красиво и мне нравиться, а он всё медлил и осознал необычность своего поведение только после того, как моё нетерпеливое любопытство передалось и ему.

— Что? — очнулся и не менее удивлённо воззрился на меня. — Ты же мелкая, как кукла. Я в игрушки никогда не играл, у меня и меч сразу настоящий был. Страшно кольца надевать было, чтобы не сломать твои пальцы, такие маленькие в моих руках. Сделать магическое перемещение украшений было бы проще, но Векириил сказал, что так неправильно.

— Векириил? А кто это?

— Мой вариант Этриссы. Ни у тебя одной куча пробелов в жизни открывается. Ты же не обиделась, что я нанял тебе учительницу?

— Сначала не оценила, но она очень добрая и не навязывается с поучениями. А у Вас?

— Мой учитель более требовательный. Сегодня уже три раза придушить его хотелось…

— И он Вас не боится?

— О вариантах своего убиения просто не догадывается, вот и не боится. Я же слушаю молча и головой киваю… Прямо, как в детстве.

Конец ознакомительного фрагмента.