Сиреневый туман

Людмила Андреевна Евсюкова

О судьбе девушки, которая с детства боготворит переселенца Борю из Ленинграда и мечтает о счастливой жизни с ним. Но судьба играет с ней шутку: приемные родители выдают замуж за проходимца. О тяжелом детстве этой малышки, приемных родителях, предвоенных и военных годах в селе Михайловском, голоде, мытарствах, борьбе за достойное будущее. О несчастной любви, которую героиня не могла отстоять в юности. Как итог: супружество без тепла, разбитое сердце, и, наконец, возрождение к жизни с любимым.

Глава 7. Арест Лизиной матери по заявлению родственников

Осенью, когда ветер завывал за окном и слышался запах предстоящих морозов, утром рано пришла вдруг свекровь Жени:

— Ух, какая там холодрыга! — Передернуло ее. — Просто до костей пронизывает. А ты что, невестушка, куда-то идти собралась? Вижу нарядилась, дитя собрала.

— Каждое утро хожу на курсы. Говорила же вам, колхоз направил. А Лизу к куме отведу — с пацанами побудет. Они не отказывают в помощи. Хотела еще добавить,«как некоторые». Но что-то подсказало не делать этого.

В душе еще хранились воспоминания о последнем походе к свекрови с просьбой присмотреть месяца два. Она крыла тогда ее с дочерью самыми грязными словами. И даже выгнала за дверь.

И вот теперь, не иначе, что-то ей от них с дочкой понадобилось: льстит в лицо и притворяется добропорядочной свекровью:

— Ты, милая, иди, сама присмотрю за внучкой. Как-то нехорошо получается: бабушка есть, а помощи нет.

— Нет, мама, в прошлый раз вы ясно дали понять, что не желаете знать нас с Лизой. Я все уяснила, наступать повторно на острые грабли не собираюсь. В ваше хорошее отношение не верю, поэтому лучше уж закрою дверь хаты и отведу девочку к куме.

Бабка кинулась с кулаками на невестку:

— Ах ты, тварь неблагодарная! Лешка взял тебя в жены голу-босу, одел, обул. И теперь смеешь называть хату своей, когда в ней еще обитает и приемыш твой, а Леши моего в помине нет!

Она таскала молодую женщину за косы, вроде белье в реке полоскала. Та пыталась вырвать волосы из цепких рук взбешенной бабки. Потом набралась смелости и ударила старуху в живот. Если у той нет совести издеваться над невесткой, в честь чего она должна терпеть выходку свекрови?

Лиза подскочила к старухе, потянула за рукав:

— Бабушка, не бей маму!

Та скривилась:

— Бабушка? Это кого ты бабушкой назвала? Меня? — И отшвырнула девочку, как плешивого котенка, к печке. Малышка ударилась затылком, заплакала. — Бомжиха у мусорного бачка твоя бабушка. А я плешивых отбросов видеть даже не хочу.

Пока бабка орала на внучку, Женя высвободила из ее рук свои косы, схватила первый попавшийся под руку предмет — им оказался сапог — и ударила свекровь по искривленному от гнева лицу:

— Не смей обижать дочку!

Из рассеченной брови гостьи текла кровь, злой рот шипел:

— Если вдруг Лешка останется живым, не я буду, если не расскажу о этом избиении.

— Запомните, мама: он жив и обязательно вернется. Я тоже не стану молчать: пусть решает, кто прав, кто виноват.

— Дура умалишенная! Из-за какой-то бродяжки кидаешься на мать своего супруга. И это не пройдет даром! — Быстро одеваясь, кричала та и и побежала к Пашке.

Женя отвела Лизу к Яковенковым и отправилась на учебу.

На другой день, в воскресенье, бабушка пришла снова.

— Ты знаешь, Женька, чтой-то мы вчера взъерепенились не по делу. Я тут пришла сказать: давай мириться. Не по-родственному как-то кидаться друг на друга.

У невестки снова в голову закралось подозрение: что-то здесь не так:

— Дак я всегда «за». Зачем портить отношения из-за всякой ерунды? Двигайте стул к столу, чайку с чабрецом попьем. Смотрю, вы простыли. Фонит голос-то ваш.

— Когда мы с семьей жили на этом участке, Лешка любил по горам бегать с друзьями да в речке купаться, — говорила гостья, цедя чай и хитро прищурившись.

— Да кто ж этого не любит? Лиза тоже обожает с детьми носиться да барахтаться в воде.

У бабки появился злой блеск в глазах:

— Сын всегда считался с моим мнением и почитал как мать.

— Так и должно быть всегда.

— А как вы поженились, он сильно изменился. Теперь считает тебя своим главным авторитетом. Остальные никто.

— Ну, зачем вы так? Еще в библии говорится, что сын, когда повзрослеет, “ прилепится к женщине» и будет с ней создавать семью.

— Ты еще и Библию читаешь?! Негоже при коммунистах так говорить.

— Как ни говори, смысл один и тот же.

В комнате повисла зловещая тишина. Уже давно выпили чай, переговорили на многие темы, а странная гостья все не уходила.

За окном послышался перезвон цепей телеги, во двор въехала полицейская линейка. К дому подошли два огромных мужика. У одного из них через плечо висела винтовка со штыком.

Открылась входная дверь:

— Литвинова Евгения? Жена Хмелева Алексея Павловича?

— Да. Все верно? А что произошло?

— Вы избили свою свекровь. И прикидываетесь дурочкой, спрашивая, что случилось?! Во, наглая баба! Рассеченная бровь тому доказательство. Собирайтесь. Ждать долго не станем.

Женя быстро оделась, замкнула сундук, подошла к печке, где сидела Лиза и с испугом наблюдала за происходящим.

— Вот, доченька, ключ. Никому чужому его не давай, что бы ни произошло! — Сквозь слезы сказала она, поцеловав дочку. — Когда придут мои сестры-тетя Оля или тетя Настя, — отдашь только в их руки. И больше никому.

— Ну, вот! Каким-то посторонним людям можно отдать, а матери родного супруга, значит, нельзя?! — Креста на тебе нет! — Орала вслед выходящей из двери невестке свекровь. — Все расскажу сыну, если вернется. Получишь от него кундюлей за неуважение к свекрови.

Женя оглянулась перед дверью:

— Лизонька, слышала, что сказала насчет ключа? Никому, только тетям Оле или Насте.

— Мамочка, а как же я?

— Они тебя в беде не оставят.

Рыдания девочки были ответом матери:

Полицаи вышли, тыча дулом ружья в спину Евгении. Дверь осталась открытой.

Ледяной ветер колыхал простые ситцевые занавески на окнах и забирался под тонкую одежду Лизы. Девочка дрожала от холода и страха. Вместо того, чтобы прикрыть дверь, бабка натянула на себя душегрейку.

Лиза, как огня, боялась эту женщину. И всегда говорила маме:

— У нас такой добрый и ласковый папа, а мама у него похожа на бабу ягу из сказки, где заставляет Иванушку сесть на лопату, чтобы изжарить и съесть его. Почему так?

— Мама тогда отвечала, что нельзя так говорить о бабушке, а сама улыбалась, прижимая к себе голову дочери: а ведь и впрямь похожа.

— Только линейка отъехала от ворот Хмелевых, старуха подскочила к печке, схватила Лизу за аккуратно заплетенную косу и стала стаскивать на пол:

— — Отдавай ключ, мерзавка малолетняя! Кому сказала? Вредная, вся в мать!

— Та старалась остаться на печи, цепляясь за все, что попадалось под руку. Когда почувствовала, что силы неравны и скоро бабушка изловчится и придется оказаться на полу, незаметно открыла юшку трубы, которая закрывалась у них как заслонка, и бросила в нее ключ.

— — Вот хитрая бестия. — Лупила девочку старуха, разжимая пальцы. — Признавайся, куда дела ключ! — Переворачивала и вытряхивала все, что было на печке. — А, поняла… — Полезла рукой в юшку, стала искать там. Ключ не нашла, зато запачкалась сажей.

— — Вот гадина, успела-таки спрятать. А я теперь в саже ковыряться должна? Не отдашь, падла вонючая, удушу на месте. Ишь, моду взяли, хитрить да прятать все от пожилого человека. Вот доложу отцу, какую плохую дочку себе взял! — Наносила удары, куда попало, бабка.

— — Я неплохая, и вовсе хорошая. — Хлюпала носом малышка и уклонялась от ударов. — Мне мама сказала никому не давать ключ. Вот и не даю. Мама придет, найдем его и снова будем жить спокойно и ждать папу с фронта.

— Бабка расхохоталась:

— — Ни черта не понимаешь? Не скоро вернется твоя мамка. Если только вообще это произойдет. Упекут, как миленькую, на много лет. И будем жить здесь мы с дочкой Пашей и внучкой. Тебе здесь вообще не место. Пошла вон, незаконнорожденная дочка подзаборной шлюшки. — Свирепая старуха потащила полураздетую Лизу к выходу. Та визжала и упиралась:

— — Ты злая старуха! Отпусти меня! Никогда не полюблю тебя.

— — На черта мне твоя любовь. Иди туда, откуда явилась. Может, скоро сгинешь от руки своей же гулящей матери. А может, и сама станешь такой же. А здесь тебе нет места!

— — Мама, тетя Тоня, помогите кто-нибудь!