Счастье женское

Людмила Андреева

Ника всю свою жизнь мечтала о настоящей любви, идеализировала отношения, но жизнь с ней играла как кошка с мышкой… Почему наши ожидания не совпадают с реальностью? К сожалению, жизнь всегда ставит в жесткие условия, которые не совпадают с мечтами, и только от нас самих зависит – каким будет завтрашний день.

© Людмила Андреева, 2021

ISBN 978-5-0051-8037-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Счастье женское

I

Семья у Ники считалась нормальной, если учитывать, что чуть ли не в каждом поселковом доме было, в среднем, по четверо детей. Ее мать, Надежда Юрьевна, работала продавщицей в продуктовом магазине, а отец (его все звали просто: дядя Степа) — шофером при сельсовете. Между старшим братом Рудиком и ее сестрой Аллой, существовала разница в возрасте на пять-семь лет. Незначительная, вообще-то, но для самой Ники, она казалась огромной. Все в доме, к ней, относились как к несмышленышу, ведь она — младшенькая, и ее, по мнению других, нужно опекать.

Жили они дружно, и одно из самых первых Никиных воспоминаний, как раз и было то, как брат и сестра ее кормили. Родители, в это время, скорее всего находились на работе, а она, Ника, оставленная на попечение старших детей, сидела на коленях у Аллы и, Рудик пытался попасть ложкой с кашей в рот сестренки, вертящей головой. Какой именно кашей они ее кормили, этого она, естественно, не помнила, но вполне вероятно, что манкой. Потому что, именно манную кашу, с незапамятных детских лет, Ника терпеть не могла. Ей легче пробежать босоногой по крапиве, чем съесть тарелочку этого противного варева. Помнится, когда уже став значительно больше, у соседей ее посадили за стол вместе с неизменным другом, всех детских игр, Лешей кушать, а на стол поставили это ненавистное блюдо. Ника, с диким ревом убежала домой и заявила своей озадаченной матери, что к соседям больше никогда не пойдет, так как, они, ее заставили есть то, что она терпеть не могла. Долго же, у них в доме стоял хохот Рудика…

Другое детское воспоминание выхватило из памяти поездку к бабушке на деревенский престольный праздник. Они, тогда, всей семьей туда поехали. Нарядные и веселые… отец почти всю дорогу держал двухлетнюю малышку на руках и, только, возле бабушкиного дома отпустил Нику на зеленую, в желтых одуванчиках, лужайку. Там, у забора, лежали сложенные доски и несколько бревен, оставшихся после строительства дома. Несколько лет назад, в бабушкиной деревне случился грандиозный пожар, когда выгорело чуть ли не полдеревни… На этих бревнах и собиралась детвора со всей улицы. И, пока взрослые отмечали свое торжество, дети устраивали разные игры.

А вот зима… Рудик сталкивает Нику, сидящую в санках со склона горки, сделанной руками уличной детворы. Она визжа, со скоростью, так, что захватывает дух, несется вниз и, чуть, не доезжая до стоящей сестры Аллы, переворачивается и оказывается в сугробе… Алла помогает ей встать, оттряхивает снег с ее куцей шубейки… а, морозный воздух так и щиплет за щечки, и сестра ей поправляет завязанный сзади шарфик, натягивая его снова на курносый Никин нос. И потом, уже в вечерних сумерках, они все втроем забираются на теплую печь и сидят там до самого прихода родителей.

Один из первых запомнившихся Новогодних праздников, оставивших след в ребячьей душе… Детский хоровод вокруг нарядной зеленой красавицы. Пахнет хвоей и чем-то еще, вкусным и терпким… Дед Мороз с длинной белой бородой, в колпаке и красным носом, вывел Нику из хоровода и поставил перед собой. А она, запинаясь, скороговоркой, прочла ему заученный дома, под руководством старшего брата, небольшой стишок:

…Здравствуй Дедушка Мороз,

У тебя сопливый нос!… —

все вокруг так и грохнуло смехом! Ничего непонимающая Ника испуганно оглядела смеющихся людей и, внезапно осознав, что перепутала и ляпнула то, что совсем не следовало говорить, тихо поправила себя:

— Ой, я не правильно сказала… У тебя красивый нос!.. — и от испуга, что сделала не так, как нужно, заплакала.

Дед Мороз улыбнулся в бороду и, наклонившись к ней, вытер с ее лица слезы:

— Ну, что ж ты девочка плачешь? Я не люблю тех, кто плачет!.. — вынув из своего мешка пряник и несколько карамелек, он протянул их ей. — На-ка, тебе маленький гостинец от зайчика!

Ника робко взяла из его рук угощение и, пролепетав «спасибо», вернулась в хоровод. С тех пор, ежегодно, перед каждой Новогодней елкой ей напоминали этот, оконфузивший ее, случай.

Память детства оставляет образы, ярко ослепляющие сознание. Красочные картинки не имеют, можно сказать, ничего общего с тем, что остается в памяти уже когда человек становится старше. С годами восприятие как-то блекнет… Радужный мир, который познает ребенок, постепенно теряет свою особенность и неповторимость. Если раньше, Ника остро воспринимала то, что ее окружает и любые огорчения, которые происходили с ней или с теми, кто находился в поле ее зрения, становились для нее чуть ли не трагедией личного плана, то постепенно все это сглаживалось. Детские впечатления и неприятности принимали более личностный характер, и, теперь, уже в разряд трагедии переходило только то, что так или иначе, затрагивало непосредственно круг ее интересов. Ребенком Ника чувствовала себя частью окружающего мира, и ей казалось, что в глазах этого мира и она что-то да значит… но, к сожалению, с каждым днем, она все отчетливее начинала сознавать, что это все не так и, каждый человек несет в себе то, что есть у него в душе. Не больше, ни меньше. И все живущее, одновременно независимы друг от друга так же, как и неразрывны между собой… как бы то ни было, открытия доставляли ей острые минуты осознания своей беспомощности в ходе некоторых событий. Трагических событий, которых невозможно исправить.

Ей было лет шесть, когда случилась эта потеря…

Она сидела с Лешей, на лавочке, недалеко от своего дома. Возле них остановилась машина и, из нее, под руки вывели мать. Ника побежала навстречу, но мать невидящими и заплаканными глазами смотрела куда-то мимо нее…

— Мама, а где папа?.. Вы же сказали, что придете вместе и мы поедем к бабушке… — уже в доме, Ника нетерпеливо затеребила руку матери.

Мать, словно придя в себя, посмотрела на младшенькую, обняла ее и заголосила:

— Нет у нас больше папки, доченька!.. нет…

«Как это, нет?.. — недоуменно подумала Ника. — Ведь, он же, — есть!..» и, она вырвалась из, удушающих ее, объятий.

Тут, с улицы, одновременно вбежали запыхавшиеся Рудик с Аллой. Ника кинулась к ним испуганной птичкой:

— Мама говорит, что у нас нет больше папки, а куда ж он делся-то, куда?

У четырнадцатилетней Аллы брызнули из глаз слезы, она обняла худенькое тельце сестренки и молча прижала ее к себе.

— Значит, это правда… — не то спросил, не то просто пробормотал растерянный Рудик.

В доме надолго зависла тягостная обстановка. Какие-то люди сновали взад-вперед, приехавшие тетки, сестры родителей, хозяйничали на кухне, готовя поминальные блины и прочее съестное. Центральное место в доме занял гроб с телом отца… смерть никак не отразилась на его внешности, казалось, что он только спит. Ника слышала, как люди, переговариваясь между собой, обсуждали случившееся. В тот день на другом конце поселка загорелся дом. Ее отец, оказавшись поблизости, стал помогать выносить вещи. И уже непосредственно перед тем, как рухнули перекрытия, он выбежал с хозяйским барахлом. Бросив все на землю, он словно присел рядышком, отдохнуть. Но у него, как потом сказали врачи опоздавшей «скорой», отказало сердце…

После похорон отца мать продолжительное время никак не могла успокоиться. Да и Нике довольно долго все чудилось, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится крепкая фигура отца, с правильными чертами лица и незабываемой улыбкой. Чуть выше среднего роста, он был на целую голову выше матери, пухленькой и такой же, как и муж, русоволосой… Внешне они сильно походили друг на друга. Бывало, во сне, услышав голос отца, Никино сердечко замирало, и она открывала глаза в надежде, что он это ей наяву привиделся, что он рядом…

Через год Ника пошла в первый класс. Соседский мальчик Леша стал сидеть с ней за одной партой. Они вместе ходили в школу, вместе возвращались оттуда и вместе решали трудные задачки, во всем помогая друг другу. У Ники также появились обязанности по дому — следить за порядком. По окончании восьмилетки Алла уехала учиться на швею, а Рудику вменялось ходить за домашней живностью. Зимой он чистил во дворе снег и вечером заносил дрова на растопку печи утром. Тихие вечера, размеренная жизнь, — все как при жизни отца, но только с той существенной разницей, что его не было рядом с ними. Зачастую по ночам Ника слышала, как мать плачет, уткнувшись носом в подушку. Откинув с себя одеяло, она вставала со своей постели и шлепала к матери.

— Мамочка, я люблю тебя!.. — обняв ее своими худенькими руками и прижавшись к ней всем тельцем, Ника засыпала.

Иной раз на пару дней из деревни, оставив свою домашнюю живность на соседей, приезжала бабушка, мамина мама. Она приносила в дом запах овечьей шерсти и свежескошенного сена… По вечерам бабушка сидела у печи и пряла пряжу, из этих ниток мама потом вязала носки и варежки своим домашним.

Время текло размеренно, неторопливо. Порой начинало казаться, что прошла целая вечность без дорогого для них человека. Будто так и должно быть.

Как-то, зайдя к соседям за Лешей, Ника увидела там человека, отдаленно похожего на отца. Ее сердечко екнуло и опустилось в пятки.

— Ой, Никочка! Как хорошо, что ты пришла!.. — обрадовано всплеснула руками тетя Роза, мама Леши. — Мы как раз собирались бежать к вам. Мама дома?

— Да… она только что пришла… — тихо пролепетала оробевшая от похожести незнакомца Ника.

— Ну вот и хорошо! Вы с Лешей сбегайте за ней. Скажите, что дело есть, путь бегом — к нам идет!..

Ника с Лешей сходили за Никиной матерью. А после Леша ей сказал, что дядя, сидевший у них, — папин друг.

— Он ушел от своей жены, и мама хочет его познакомить с твоей матерью.

— Зачем?.. — недоуменно спросила своего друга Ника.

— Ну как зачем? — Леша посмотрел на Нику. — Ей ведь тяжело вековать одной…

— А она же не одна! У нее есть мы!.. — из Никиных глаз готовы были политься слезы. — Я, Алла, Рудик… она не одна!..

— Вы — дети, а ей нужен мужчина!.. — совсем по-взрослому заявил Леша.

— Зачем?! — Ника все еще недоуменно смотрела на друга.

Леша вздохнул:

— Ох, ну какая же ты непонятливая, Ника! Ну смотри, все же живут парами! И у меня папка с мамкой, и у Шапкиных, и у Савельевых, и у Курочкиных…

— Но тетка Лизавета и Кудеиха — живут одни!.. — не унималась она.

— У тетки Лизаветы вообще мужа не было, мне мамка сказала, что она старая дева, а Кудеиха — старая уже, ей как бы мужа и не надо!

— Ну и маме нашей — не надо!.. — заупрямилась Ника.

— Нет, надо!.. — убеждал он. — У тебя мама еще молода, ей нужно. Да и в доме нужны мужские руки… ты не возражай, если они между собой поладят!

— Как это поладят?..

— Ник, не задавай глупых вопросов, ты же не дурочка!.. — заявил Леша. — Они должны договориться между собой. Если это случится, то все вы будете жить вместе. И у тебя будет новый папка.

— А мне не нужен новый папка! Не нужен!.. — слезы брызнули из Никиных глаз. — У меня свой папка есть, и мне никто больше не нужен!

— Тебе-то, может, и не нужен! А ты о матери подумала?.. — совсем по-взрослому проговорил Леша. — Утри свои слезы, не маленькая уже!

— Мама тоже по ночам плачет… — всхлипывая, пробормотала она.

— Вот видишь, ей нужен мужчина.

— Откуда ты знаешь, что ей нужен мужчина?

— Мамка с папкой все время так говорят. А они — взрослые, они все знают. Вот ты — вырастешь, тоже замуж пойдешь!

У Ники от изумления высохли слезы.

— С чего ты взял?

— Я же говорю, что никто не должен быть один, — авторитетно заявил он. — Каждая девочка выходит замуж, каждый мальчик — женится!

— А за кого я пойду замуж?

— Кто тебе понравится… — он посмотрел на свою собеседницу. — Я же не знаю, кто тебе нравится! Может, за кого-нибудь из нашего класса, а может, за кого другого…

— А за тебя я могу выйти?.. — она открыто посмотрела на своего друга. — Мы с тобой давно дружим.

Леша, сделав серьезное лицо, заявил:

— Может… Только я учиться хочу. Да и папка говорит, что прежде чем жениться, надо крепко встать на ноги. Мой братан, вон, заявил однажды, что хочет Маньку Козлову в дом привести. А тот ему и ответил, что сперва, мол, школу закончи, в армии отслужи да работу найди. На отцовой шее-то сидеть, — много ума не надо!.. А я доктором хочу стать!

— Я подожду… тебя я согласна ждать! Сколько угодно… — девочка чмокнула друга в щеку и убежала.

Ей хотелось побыть одной, чтобы переварить услышанное от Леши. Значит, его родители хотят этого дядю женить на ее матери? И вечером Ника подошла к ней.

— Мама, а зачем тебе тот дядя?

Мать удивленно посмотрела на дочь:

— Какой дядя?..

— Ну, тот, который сидел у тети Розы…

— У тети Розы?.. — эхом повторила она. — Почему ты спрашиваешь? Он мне ни для чего не нужен…

— А Леша сказал, что он будет моим папкой… — грустно сказала Ника.

Мать устало присела на краешек стула и внезапно расхохоталась.

— Господи, а я-то думаю, что он все вокруг да около!.. — девочка смотрела на мать широко раскрытыми глазами. — Дочка, запомни, у тебя только один папка! И другого не будет.

— Ну, мам, ну ты же еще молодая, и тебе нужен мужчина!

— Кто тебе это сказал?.. — всплеснула руками она. — Тоже, чай, Лешка?!

— Да, Лешка. Он сказал, что тебе нельзя быть одной! — Ника подошла вплотную к своей матери.

— А я — не одна… — она притянула к себе свою дочь и обняла. — У меня есть вы…

— Но мы же — дети!.. — не унималась Ника. — Если ты хочешь, то я ничего не скажу… Я не хочу, чтобы ты плакала в подушку…

— Девочка ты моя!.. — мать уткнулась в худенькое плечо дочери и еще крепче прижала ее к себе.

Дядя Веня, тот, что лишь весьма отдаленно напоминал отца, через пару дней появился у них. С первой минуты, когда тот переступил порог их дома, брат невзлюбил его. Ершисто-колючим взглядом он провожал незнакомца, хотя тот вовсю старался подобрать ключик к подростку.

— Зачем ты с ним так? — Ника спросила у брата через некоторое время, после очередной грубости, когда за дядей Веней закрылась дверь.

— А как еще с ним? Если он метит на папкино место!..

— Ну и что?.. Ты бы о маме нашей подумал… — девочка вздохнула. — Нам-то с тобой все равно его не заменить!

Рудик удивленно посмотрел на сестренку:

— Ты-то куда лезешь, не в свое дело?! Мала еще рассуждать о таких вещах!..

— Как по хозяйству убираться, — так большая, а как маме счастья желать — так маленькая… — надулась Ника. — Сам-то на себя в зеркало посмотри!

Брат автоматически бросил взгляд на висевшее на стене зеркало. Его непослушные вихры торчали в разные стороны, задранный кверху нос придавал лицу несерьезный вид… а глаза… в глазах так и прыгали бесенята. В общем, от него можно ожидать всего, что угодно.

— А что я? Я — ничего, что ты меня-то дергаешь!.. Только запомни, этот дядька — не родной отец и никогда им не будет!.. — и он в сердцах чертыхнулся.

— Папа уже никогда не будет с нами. Он у нас всегда будет тут… — Ника хлопнула себя по груди ладошкой. — А маме мешать не надо. Она сама все решит…

— Задобрил тебя дядька шоколадными конфетками, вот ты и говоришь так! — Рудик грустно вздохнул. — Иначе ты бы не встала на его сторону…

— Чай, эти конфеты не я одна ела!.. — парировала сестренка. — Ты тоже их лопал! И нечего возникать!

Тут на пороге появилась мать, и дети замолчали.

Трудно завязывались отношения у брата с дядей Веней. Не получалось у них понять друг друга. Правда, после приезда Аллы Рудик перестал воспринимать его появление так остро. Наверное, сестра что-то сказала ему, и брат просто старался меньше попадаться ему на глаза. А, может, тут что-то иное, о чем Ника даже и не подозревала. Во всяком случае, это уже не было решающим, так как дядя Веня стал оставаться у них на ночь. Неделями он жил у них, по утрам уезжал на своем мотоцикле в город на работу, а вечером — возвращался, правда, не всегда. Сохранялось ощущение временности, отчего всем им становилось очень неуютно. Неопределенность, витающая в воздухе, стала сказываться и на материнских нервах. Всегда будучи уравновешенной, она превратилась в дерганую женщину, сильно зависящую от того, приедет этот человек или нет… Тягостное и угрюмое ожидание зависало над всеми, и, не дай бог, кто попадется в такой момент матери под горячую руку — пусть то были ее дети, кошка или еще кто… и всю эту напряженность, как ветром сдувало, стоило только услышать долгожданный треск мотоцикла. Тут она становилась той, прежней, какой была до знакомства с ним, какой ее знали все…

Нике, конечно же, все это не нравилось. Но она не знала, как сделать так, чтобы все это закончилось. Чтобы дядя этот навсегда поселился у них. Чтобы мама перестала нервничать. И чтобы все встало на свои места. Но этому не было суждено случиться, так как вскоре он надолго исчез. Пропал, будто и не существовало его в их жизни.

Когда Ника, в разговоре с Лешей, словно ненароком, упомянула про пропавшего дядю, тот, нахмурившись (ну совсем как Лешин отец… впрочем, друг во всем подражал своему отцу, даже походкой), произнес:

— Родители говорили, что он вернулся к своей жене… он и к нам больше, не приезжал…

На Нику жалко было смотреть. Прозвучавшая фраза поразила ее настолько, что, казалось, у нее не осталось сил стоять на ногах. Она медленно опустилась на скамейку и стала хватать широко раскрытым ртом воздух. День для нее померк в прямом смысле слова. Это означало только одно: крах материнского счастья, потеря домашнего покоя, и надолго, если не навсегда. Мать по любому пустяку срывалась на крик, бывало, что и попадало им под горячую руку… Никина семья стала жить как на вулкане. В любой момент домашнее затишье могло взорваться. Все чаще мать стала задерживаться на работе, а потом и приходить веселая, подвыпившая. Но это еще полбеды. Придя такой, она добиралась до постели и засыпала. Ее никто не видел и не слышал. Хуже было, когда она приходила вместе с каким-нибудь незнакомым человеком, который начинал командовать, словно он тут хозяин. В такие моменты Нике хотелось убежать из дома, где стало очень неуютно и беспокойно.

Когда зимой приехала бабушка, Ника стала свидетелем довольно-таки ужасной сцены. Увидев свою дочь в таком нелицеприятном виде, бабушка оттаскала ее, в самом прямом смысле слова, за косы.

— Ты что вытворяешь?! Мало того, что дети потеряли отца, а при живой матери становятся сиротами!.. Ишь, чего удумала, в винную бутылку заглядывать да хвостом крутить! Я, когда похоронку на твоего отца получила, не распустила себя до такой степени!.. А что делаешь ты? И не стыдно тебе?!

Мать лишь молча плакала…

— Тебе же детей на ноги надо поставить!.. Ты на меня не надейся, я вас, троих девок, вырастила! Век-то мой к концу идет… — бабушка всхлипнула. — Что ж ты, Надюшка, голову совсем потеряла, а? Негоже женщине терять себя… какой пример ты сейчас подаешь своей дочке?! Нельзя же так…

И бабушка, бурча под нос нравоучения, кончиком платка промокнув свои скупые слезинки с глаз, подошла к русской печи. Открыв заслонку и вытащив ухватом чугунок, она добавила:

— Ты прежде всего мать, а уж потом — баба! Никогда не забывай об этом, слышь?! Если ты сейчас за свой ум не возьмешься, пеняй на себя, — ты все потеряешь!.. — она подошла к дочери и легонько толкнула ее рукой в голову. — Тебе не будет прощенья ни от детей, ни от меня, ни от людей! У тебя вон дите малое, я же говорю, какой ты пример ей подаешь? Небось, тошно ей на тебя, такую, смотреть-то!.. — и, обращаясь к Нике, добавила: — Ладно, зови брата, вечерять будем!

Ника, надев шубейку, выбежала на двор. Рудика там не было. Заглянув в сарай, она побежала к соседям, куда брат частенько хаживал.

С этого вечера жизнь их постепенно начала входить в наезженную колею. Мать стала прежней, только изредка она возвращалась с работы чуть позднее обычного. А в остальном жизнь приобрела прежний размеренный ритм. Брат, окончив восьмилетку, поступил в ремесленное училище, сестра училась в городе, а Ника «грызла» гранит науки и посильно помогала матери по хозяйству. Время без остановки шло вперед.