Время нелюбви. Книга 2

Людмила Алексеевна Миловацкая

Новая книга прозаика Людмилы Миловацкой является продолжением ее романа «Накануне эры Водолея». Героям нового романа выпало жить в постперестроичный период. Остаться самим собой, не предать свои идеалы в эпоху перемен – нелегкое испытание для любого человека. Нашим героям, хоть и не без потерь, удалось справиться с вызовами странного времени. Остались ли они прежними? Что приобретено и что безвозвратно утрачено? На этот вопрос каждый отвечает по-своему.

Дизайнер обложки Вера Филатова

© Людмила Алексеевна Миловацкая, 2018

© Вера Филатова, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4474-2452-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

«Да прилепится жена к мужу», — дважды нараспев повторила Елена.

— Ты чего? — с удивлением посмотрела на нее Ирина: подруга уже в который раз за сегодня вспоминала эту сакраментальную фразу.

— Господи, почему мы росли, пренебрегая такими простыми истинами! Скольких бед, скольких ошибок можно было бы избежать!

— Возможно, жить, опираясь на опыт тысячелетий, религиозный опыт в том числе, намного проще, — не очень уверенно начала Ирина. — Но согласись, даже в этой четкой системе координат последнее решение остается за человеком. Что, не бывало разводов в царской России? Или не блудили, не воровали в прежние времена?

— Все это, разумеется, было. В любой стране, в любое время существует асоциально настроенная группа людей, в процентном отношении эта величина примерно постоянна. Сейчас же это количество превзошло все мыслимые и немыслимые размеры и давно переросло в качество. По существу, мы на пороге рождения не только нового социума, но и нового этноса.

— Ну, это ты хватила! Этнос — категория глобальных масштабов. Несколько лет для истории — тьфу!

— Не знаю, не знаю… А по-моему, то, что происходит на наших глазах, — это скрытая, небольшевистская революция. Та же стремительность, беспощадность и бесповоротность: «весь мир насилья мы разрушим до основания…». Вспомни историю революций — хоть нашу, хоть французскую. Кто в них был прав, кто виноват, кто кого победил — не важно. Главное, их последствия всегда одинаково необратимы. Вне зависимости от длительности революционных потрясений происходит неизбежное — смена формаций людей.

— Так, может, это хорошо! Как говорится: здравствуй, племя молодое, незнакомое.

— Молодое, незнакомое — да! Но лучшее ли? — Опустив лицо на сложенные под подбородком руки, Елена ненадолго задумалась. — Знаешь, недавно перечитывала «Тихий Дон» Шолохова, и у меня осталось неизгладимое впечатление: жизнь до революции — яркая, сочная, объемная. Каждый человек в ней — неповторимая колоссальная личность! А потом — гражданская война… Чик! Будто кто-то выключил свет, и все погрузилось в сумерки. Живые люди стали походить на тени… Серая, безрадостная жизнь, в которой человек превратился в жалкого пигмея с мелкими убогими мыслями. Такое же впечатление, между прочим, оставляет и французская литература. Вспомни, как разнятся образы и конкретные личности монархической и буржуазной Франции.

— Подруга, тебя ли я слышу! — картинно развела руками Ирина. — Ты же всегда была сторонницей Советов.

— Не Советов, а Родины, великой страны. Наш народ достаточно настрадался в этом веке. Худо-бедно, а жизнь наладилась. Зачем надо было раскачивать лодку?

— Ну, что ни говори, мы обрели свободу, либеральные ценности, то-се…

— Смешная ты, ей-богу! Какие там идеи, какая там свобода! Слова, одни слова для нас, дураков. Пока всякие там либералы-интеллигенты с вытаращенными глазами орут: «Вся власть учредительному собранию!», конкретные ребята делают серьезное дело — делят промеж себя реальное богатство огромной страны. И аппетиты у этих ребят отнюдь не детские.

— Сколько можно говорить одно и то же! Надоело! Лучше скажи: нашла работу?

Лена сразу погасла и покачала головой.

— Хреново. Может, пренебрежешь своими принципами, позвонишь Лешке, скажешь: так и так, в стране революция, работы нет, жрать нечего…

— Ну, на еду, слава богу, у меня пока есть.

— Вот именно, пока! На дедовскую пенсию долго не протянешь, а у тебя девка растет! Ей и одеться, и пойти куда-нибудь, и о дальнейшей учебе надо думать. Чего ты! Пусть твой «прынц» заморский пришлет «зелени» на дочкино воспитание.

— Ты же знаешь, я сама отказалась от его помощи.

— Сама отказалась, сама и попросишь. Или что, у нас, советских, своя гордость? Так мы теперь и не советские, мы теперь эти… россияне, — знакомо протянула Ирина.

Елена невесело улыбнулась.

— В общем, кончай дурить, поезжай в Америку.

— Нет, я давно для себя все решила.

— Ну и не говори тогда: «да прилепится жена к мужу». Откровенно говоря, ты меня здорово удивила. Скажи кто недавно, что ты подашь на развод, ни за что не поверила бы, в морду бы тому человеку плюнула. До сих пор не могу понять, как ты на такое решилась.

— Ты же знаешь: институт семьи как таковой мне никогда не казался слишком привлекательным, Алексея я об этом предупреждала. И он обещал: если я захочу снова жить самостоятельно, сразу же расстанемся.

— «И в молодые наши лета даем поспешные обеты, смешные, может быть, всевидящей судьбе!» — покивала головой Ирина. — Господи, какими же мы были независимыми, бесстрашными, свободными!

— Кто теперь в это поверит? Повсюду: с экрана телевизора, по радио — только и слышишь, какими забитыми серыми мышками были все «советики».

— Это точно, как посмотришь на наших деятелей культуры, глаза на лоб. Только подумай, снимались в чудных фильмах, выступали на лучших площадках страны, плюс любовь миллионов зрителей, известность… А теперь оказывается, всех их бедняг прижимали, не давали развернуться. И добро, если хоть одно стоящее произведение появилось на экране после снятия цензуры. Ведь ни одного, буквально — ни одного!

— Артисты — люди подневольные, все спешат выразить лояльность новой власти. Так было всегда.

— Да, нам бы тоже не мешало каким-нибудь нужным господам высказать свою лояльность. Глядишь, и пристроили девушек на теплое местечко! Мне бы твою внешность, я быстро бы развернулась! Вообще, Ленка, что происходит? У тебя же до сих пор столько ухажеров, и богатые среди них есть. Или они ничего стоящего не предлагают?

— Предлагают, только в основном молодые ребята, все моложе нас.

— Так это ж хорошо!

— Не знаю, не знаю… Странные они какие-то: мозги что ли от денег плавятся? Глаза пустые, стеклянные, руки холодные… Как с ними девчонки спят?

— Молча, им все равно. К примеру, показывают вчера по телеку выпускниц одиннадцатого класса. Журналистка интересуется: чего, мол, вы в этой жизни хотите, чего ждете? Так девять из десяти выпалили: богатого мужа или любовника. На вопрос «имеет ли значение происхождение денег», девушки так же бодренько ответили: нам плевать, откуда деньги, главное, чтобы их было много. Сначала я даже сплюнула: вот идиотины! А потом подумала: может, так и надо? Пусть мужик и страшный, прыщавый, и гад последний, леший с ним! Лишь бы жить по-человечески.

— Врешь ты все, Ирка. Под мужика из-за денег ты никогда не пойдешь.

— Может, ты и права… А вообще, обидно! Какой-то универсальный закон подлости: если хороший, честный, нормальный мужик — так обязательно бедный. Как богатый, «писнесмен» какой-нибудь — полный абзац.

— Ну, наверное, не все такие. Твой братец-то теперь тоже бизнесмен. И дела у него, судя по всему, неплохо: женился, наконец-то, на своей школьной любви. Будь он бедным, не видать ему Светки как своих ушей!

— Да ты что! У Олежека крышак от денег давно съехал. Суди сама: во время своего обеденного перерыва накупит всяких продуктов и завозит все это добро матери — в его офисе почему-то нет холодильника. Вечером этот «писнесмен» недоделанный заберет свои кули, а матери даже кусочка не предложит. Она бы и сама не взяла, ты же ее знаешь! Но сам факт!

— Не может быть, он ведь так любит свою маму.

— Любил. Он и Светку свою любил, когда бедным был. А сейчас… Не знаю, как у них дальше будет. Светлана уже несколько раз матушке жаловалась, что наш Олежка требует от нее отчет за каждую покупку. А Светочка, если помнишь, девушка у нас непростая: и сама не из бедной семьи, и замужем побывала за солидным мужиком; он был постарше, зато денег на нее не жалел. В общем, к хамскому обращению девушка не привыкла и, что характерно, привыкать не собирается.

— Надо думать! Странно, что она до сих пор терпит такое положение вещей.

— Видно, Олежка ей и вправду нравится. И то сказать — он у нас красотун, все при нем: и рост, и стать.

— И жадным он никогда не был. Помню, как-то твоя мама жаловалась, что он на девиц все деньги транжирит!

— Это дела давно минувших дней! Вся его широта, щедрость мужицкая подевались куда-то. Теперь он все больше толкует о разумной бережливости.

— Кто бы мог подумать!

— Никто, Светка в том числе. Третьего дня она заезжала к матушке, и я как раз у нее была — подвозила кой-чего по мелочам… Светлана выставила бутылочку виски хорошего; мы его оприходовали, всех нас маленько развезло… Светка взяла и брякнула по-простому: если ваш «миллионэр» не перестанет разыгрывать бережливого дядюшку Скруджа, уйду от него. Поведала, что ее уже заприметил какой-то там иностранец. Так что она подумает-подумает еще чуток, да и уйдет от нашего жлоба. И правильно, их, дураков богатых, учить надо.

— Выходит, «богатые тоже плачут»? — запечалилась Елена.

— Нашла кого жалеть! С жиру бесятся! Вот у нас с тобой — реальная проблема: где найти хорошую работу?

— Ты же вроде на хорошем месте сидишь.

— Сидела! Только теперь кончилась наша лафа. Со дня на день ждем, когда нас прикроют. Какому-то крутому дяденьке понравился наш особнячок. Так что придем к Тинке, первым делом подкатимся к Ивану: может, у него на работе требуются секретарши?

— Едва ли. Впрочем, спрос не грех! — Взглянув на часы, Лена поднялась. — Пожалуй, нам пора.

— Да, надо двигаться: наземный транспорт ходит с такими перебоями! В такой день грех опаздывать!