Скифский камень. Мифы и сказания

Любовь Сушко

Роман о скифском царевиче, влюбленном в Грецию, оставшемся с ней до конца и отрекшемся от своего мира, был написан в 2011 году и вовсе не казался мне актуальным. Сегодня прочитала его совсем иначе, и сталоя сно насколько важно то, о чем там говорилось.

© Любовь Сушко, 2023

ISBN 978-5-0060-2401-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СКИФЫ ВРЫВАЮТСЯ В МИР…

Но развяжет язык молчаливый гранит,

И холодное прошлое заговорит

О походах, боях и победах…

Время подвиги эти не стерло,

Оторвать от него верхний пласт,

Или взять его крепче за горло —

И оно свои тайны отдаст

В. Высоцкий

Рукопись из забытой папки

Когда я открыла файл с этим романом, то дата его написания меня потрясла саму — 2011 год.

В те времена еще не было в моей жизни «Ридеро», но уже были сайты и какие-то площадки, где она не засветилась совсем, в том ее уникальность.

Почему так случилось? Сказать трудно, но писала ее для парня, который уехал и порвал связь с Родиной. Уезжали многие, но этот отъезд показался наиболее болезненны, я не сомневалась в том, что он там погибнет, если не физически, то морально, увы…

С удивлением узнала, что скифские царевичи были убиты именно потому, что они оказались в Греции и решили в свой мир принести чужую религию и культуру. Чтобы сохранить свой мир, жрецы устроили над ними расправу. Невероятная жестокость, но могли ли они поступить иначе?

Тогда мне казалось это частным случаем, хотя и очень показательным, наверное действительно надо охранять свое от чужого, особенно если вмешиваются в процесс царские наследники, и так ли не правы были жестокие жрецы

Часто и много писала о русских волхвах, из последних сил защищавших веру предков и свой мир. Их казнили и через 100 и через 200 лет после принятия христианства. История князя Игоря и его наследников — самое яркое тому подтверждение. А именно в ту пору я ее и узнала, когда открыла роман прекрасного писателя В. Чивилихина «Память»

Но история исчезнувшего народа мне показалась ярче и показательнее нашей собственной. А может быть просто хотелось заглянуть в далекую Скифию, о которой мы ничего почти не знаем.

Только что стали появляться истории о попаданцах, они были большой редкостью в 2012 году, у меня там такая же героиня, хотя конечно, не это главное, а именно тема предательства своих ради чужих.

Мне не хотелось возвращаться к этой теме, когда история была дописана по одной просто причине, я помнила поговорку про то, что не нужно трогать Лихо, пока оно тихо.

Мой знакомый пропал в чужой стране, в прямом, а не переносном смысле, и тем более грустно было обо всем это вспоминать.

Но сегодня я начала читать написанное 12 лет назад и поразилась тому как преобразилась эта история на фоне всех совершившихся событий последних лет

И ведь это только начало.. И те самые царевичи, в данном случае князь Даниил Галицкий, отдавший католикам свои земли, потому что он не хотел иметь дело с татарами, потерял все, они перестали существовать, как отдельные уделы, а потом и государства.

На сколько был прав его современник князь Александр Невский, который пошел на союз с Батыем и выбрал меньшее зло..

Моя героиня вспоминает о Медее, убившей своих ради красавца Язона и так же преданно им, о Шопене.

Сначала казалось, что имена возникают случайно, но ничего нет в этом мире случайном, поляк, навсегда оставивший свою страну и живший в Париже, был глубоко несчастен и не смог он вписаться в тот мир, как и никто никогда не сможет. А все наши писатели, деятели культуры, кто из них был и мог быть счастлив там без Родины, без корней, без культуры. В мире нет ничего нового, все повторяется. Хотя никто никогда не учится на чужих ошибках. Ведь это у них не получилось, а у меня точно получится…

В том же году было написано и стихотворение

Вечные странники. Реквием изгнанникам

Всем, кто так и не вернулся и никогда не вернется домой.

Станет ли им чужая земля пухом?

Вот и снова несутся, забыв о России, куда-то,

Что их гонит в туманы и смутные дали опять?

Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —

Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.

Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,

Всюду синее небо, но земли чужие милы?

Вот остался один над просторами Летнего сада,

А других в эти дали заморские сны увели.

И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,

Перекрестки России оставив давно за спиной,

Уносились герои к каким-то чужим перекопам,

Шли в печальные битвы, забыв о России родной.

Снова в ужасе Рудин рванул, но закончилась битва,

Снова где-то Печорин не может покоя найти.

Над чужбиной звучат и послания их, и молитвы,

Лишь опальный поэт все в Михайловском пишет стихи.

Посмотреть на других и себя показать всей Европе,

Рим, Неаполь, Париж, все годится для русской тоски.

Только там, в иноземье, ты вспомнить язык свой попробуй,

Если вспомнишь, пиши и картины свои и стихи.

Мир прекрасен и мил, кто же спорит, творцы и скитальцы,

В звездном небе блудили, домой возвращались не в срок.

Долго Пряхи устало искали их где-то, и пальцы

Ненароком на нити вязли опять узелок.

Гоголь плачет о тройке, Италией снова любуясь,

И Тургенев в Париже за Русь поднимает бокал.

Так живут вдалеке, и тоскуют, и знают другую,

Небывалую Русь так, как гений ее описал.

Жизнь несется легко или тяжко, труды и заботы,

Мир погряз в пустоте и экстазе несбывшихся снов.

Знаю, гении наши не могут сидеть, отчего-то

Им в туманной Германии слышится музыка слов.

Все бросая опять, о Москве суматошной мечтая,

То Париж свой, то Рим оставляют скитальцы во мгле.

Жить в Европах легко, а в России душа умирала,

Гневно ангелы где-то все звали к родимой земле.

И на кладбищах мира остались они в лихолетье,

Что же делать, мой друг, им чужбина родней и милей.

А былинная Русь снова снится во мгле на рассвете,

Ждет напрасно и немо забывших ее сыновей.

Что там снова за гром? Отчего так тревожно воюют?

Это гений дуэль на Кавказе своем учинил.

А Перун в небесах, все увидев, хрипит и лютует.

Он вершины достиг и погиб, о, отчаянный мир.

И не скоро к нему доберутся по грязи телеги,

А угрюмый полковник его хоронить запретит.

Мир устал и нелеп, только молния яростно где-то

Это мертвое тело в немой тишине осветит.

Ангел видит во тьме, что куда-то несутся кареты,

Не сидится им дома, не сможет никто удержать.

В иноземье стремятся, забыв все немые запреты,

Эта жажда скитаний, ее не понять, не унять.

— Где вы были куда направляетесь, ангел мой, летом?

Вод целебных мираж, и желание мир посмотреть.

Снова ангел усталый напрасно парит над поэтом,

«Ни дожить не успел, не допеть ему вновь не успеть».

И мелькают во мраке Флоренция, Вена и Прага,

Кто на лето туда, кто на вечность уходит шутя.

Повод есть убежать, и Европа как будто бы рада…

Вот забыв обо всем, в неизвестность как прежде летят.

— Эти русские снова, — я слышу, а дальше не ясно,

То ли хвалят угрюмо, а может, ругают шутя.

И несутся кареты, и ждем их обратно напрасно.

Что же делать, мой друг, чем не тешилось наше дитя?

Не успев повзрослеть, или может стареть не желая,

Уносились до срока, искали, где им хорошо.

Скорбно древняя Русь и Россия опять вспоминают

Тех, кто рано ушел, и домой, заплутав, не пришел.

Их чужая земля как могла в тишине укрывала,

Иноземная речь над могилами снова слышна…

И какая-то девушка, имя читая — рыдала….

Вспоминала поэта и плакала снова княжна…

Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —

Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать

Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,

Что их гонит в туманы и смутные дали опять?

Но это было значительно позднее, а сначала скифский царевич, который так и не смог отказаться от культуры эллинов и решил принести ее в свой мир. Закончилось это трагедий, это всегда заканчивалось плачевно, потому что нельзя отказываться от своего ради чужого