Нельзя (не) любить

Любовь Попова, 2022

«Господи, какой же он красивый, и какой сейчас холодный. Ничего общего с мужчиной, который любил меня вчера. Вчера он был другим. Даже глаза. Вчера я в них купалась, сегодня они протыкают льдом насквозь. – Мы можем… Поговорить? – Я вроде сказал, чтобы ты мне не звонила. – Так я вроде и не звонила, – пытаюсь улыбнуться, но он даже не шевелится. – Я приехала. – И? – Ник, – я подхожу ближе, смело касаюсь его руки. – Давай поговорим. Я все объясню и вообще… Хочу остаться с тобой наедине. – Я опаздываю на самолет, Настя. – Еще нет. Еще есть время. Прошу тебя, Ник. Я на все готова…» Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Николас

— Настя, — отвечает сразу, не таясь. Без ужимок и женских уловок вроде «А отгадай». Я зарекся связываться с русскими женщинами. Еще очень давно, поняв, что нет в них стабильности. Они никогда не знают, чего хотят. Вот даже эта малышка.

Ну понравился тебе мужик, ну дай ты знать. Нет, она будет хлопать длиннющими ресницами и махать косой. Длинной такой, до самой крепкой задницы, обтянутой джинсами. И пальцы уже немеют от желания накрутить эту косу на кулак и прогнуть крошку в пояснице посмотреть, так ли хороша ее сливочная кожа в других местах.

— Ну привет, Настя, — отстраняюсь, не давая ей себя коснуться и иду за руль. Тачка отличная. Пусть и собранная где-то под Тольятти.

Я не хотел за ней ехать. Но то, как она оглядывалась по сторонам, рискуя попасть в аварию, цепануло кроме всего прочего, что имеет малышка. Таким запрещено по улицам ходить без сопровождения, они ходячий магнит для бабников вроде меня. Кто не захочет положить такой трофей к себе в постель? Я точно не из таких. Тем более она сама просится ко мне на ручки.

Свои она сложила на коленях, ну прямо примерная девочка. Или боится меня.

— Настя, — пробую имя на вкус. Оно чисто русское, мягкое. Такое же, как она. — Хорошее имя. Тебе идет.

— Обязательно передам благодарность бабушке. Она выбирала.

— Передайте, — забавная. — А я Ник.

— Ник от слова…

— От слова Николас.

— Коля получается.

Почему-то смеюсь. Так меня пытались называть многие в России, но почему-то только от нее это прозвучало почти мило.

— Мне не нравится это имя. Но, возможно, я подарю тебе эксклюзивные права в более приватной обстановке.

— Куда уж приватнее, — улыбается она. — Мы ведь сейчас одни.

— Да, и сотни машин вокруг нас. Ну так что, котенок, с чего начнем?

Не удивлюсь, если с магазинов. Женины во всем мире спешат продемонстрировать мужчине достопримечательности шопинга.

— Если честно, я бы предпочла прогуляться и начать с тебя. Экзамены — вещь такая. Не знаю, помнишь ли ты.

— Думаешь, я совсем старик?

— Но старше меня точно. И, судя по запросто купленной машине, последние годы заколачивал состояние.

— Ну я, скорее, его оберегал и взращивал. Но твоя осведомленность пугает. Ты не шпионишь за мной? — наклоняюсь на светофоре, снова вдохнув смесь сладких ягод и мяты. Хочется съесть эту ягодку прямо сейчас, так она хороша.

Но с девственницами я тоже зарекся связываться, больно проблем много. Вряд ли ее устроят гостиничные отношения.

— Эта теория ломается одним щелчком пальцев, — щелкает она перед моим носом, своими наманикюренными прозрачным лаком пальчиками, — ведь это ты за мной следил.

Я слишком стар, чтобы себя обманывать.

Только преждевременная смерть помешает мне поиметь эту малышку.

— Не смог устоять. Для прогулки подойдет набережная?

— Отлично! — смотрит она прямо, периодически поглядывая на мой профиль. — Вон там есть парковка.

— Вижу.

Мы паркуемся рядом с набережной, и, встав на мощеную дорожку, я понимаю, что сам не ходил без цели уже очень много времени. Это в юности принято гулять, держаться за ручки. Но я вижу, как малышке этого хочется. Так что спокойно беру ее за руку, переплетая наши пальцы.

— Мне кажется, это слишком, — смущается она, но я не отпускаю.

— Это чтобы тебя ветром не сдуло.

— Считаешь, я худая?

— Нет, ты идеальная. Тем более лучше держать тебя поближе, — тяну к себе, продолжая шагать прямо. Щелкаю брелоком, закрывая машину.

— Значит, все-таки немец. Но у тебя совсем нет акцента.

— Я жил в России долгое время, потом даже женился здесь, но в основном бизнес веду в Европе.

— И сейчас женат? — напрягается она всем телом. Даже тормозит.

— А это важно?

— Конечно, важно. Я точно не та, кто будет делить мужчину с кем-то еще.

Ого. Какие громкие заявления.

— То есть, — притягиваю ее к себе почти насильно, — Ты хочешь заявить права уже не только на мое имя, но и на меня?

— Зубы мне не заговаривай, — шипит она кошкой, выворачивается, а я спиной ее к себе прижимаю. Котенок. Зубы сводит от желания забить на всю эту романтическую чепуху и отвезти ее к себе в отель.

— Я не женат, котенок.

Она выдыхает, но не спешит вырываться. И со стороны может показаться, чтобы мы просто стоим в обнимку, глядя на воду, но только мне понятно, что это чертова прелюдия и скоро вот так мы будем стоять в спальне отеля. Только ее спинка будет прогнута, а рот раскрыт, выдыхая раз за разом «еще».

Есть в этом что-то. Девственница. Если, конечно, оно так и есть. Может, это вообще все игра, и девочка решила найти себе богатого папика. И такие мне попадались. Правда, отправлялись в вечный бан после первого кастинга.

Даже интересно, будет ли так же с Настей.

— Хорошо. А то я хотела тебя в реку скинуть. Ты знаешь, а ведь это мое первое свидание.

— Даже так, — разворачиваю ее к себе и смотрю на губы. — Мне очень интересно узнать, а где еще я могу стать первым?

Ее губы так близко, почти касаются моих, но она вскрикивает и убегает в сторону деревьев.

— Белка! Ты посмотри, там белка. — Она выискивает взглядом рыжие хвосты, пока я смотрю, как колеблется ее коса на заднице. Дать бы по ней, чтобы такие моменты кайфовые не прерывала. Хотя наблюдать за тем, как она белок кормит, тоже одно удовольствие.

— Орешки у тебя откуда?

— Я уже месяц пытаюсь попасть на эту набережную, — поднимает она счастливое лицо. — Все время с собой таскаю с надеждой. Хочешь?

— Кого?

— Белок покормить, — хохочет она, и от ее смеха только кровь сильнее в венах бурлит. Она будет так же смеяться, когда я пощекочу ей пятки, прежде чем закинуть их себе на плечи.

— Мне сорок лет. Я никогда не кормил белок, Настя.

— Тебе сорок? — Она поднимает брови. — И ты никогда не кормил белок, Ник. Мне кажется, самое время начать это делать. Иди сюда.

— Я тоже так скажу тебе сегодня, — вздыхаю, сдаваясь. Разве можно отказать такой улыбке. — И попробуй только отказать.

Подтягиваю брюки и сажусь на корточки. Белки тут же отпрыгивают, но Настя берет мою руку в свою и насыпает туда орешков. Судя по запаху свежих.

— Не надо быть таким букой.

— Просто чувствую себя идиотом. Сейчас меня снимут на камеру, и в новостях покажут, чем занимается миллиардер вместо работы.

— Не переживай. Если снимут на камеру, будут говорить, что очередная нимфетка захомутала холостяка.

— Захомутала? Это что за слово?

— Ну, — смеется она подсыпая белкам еды. — Раньше на лошадь хомут надевали. Отсюда и слово захомутали.

— Понял. А ты, значит, меня захомутала? — спрашиваю, чуть толкая ее. Она тут же со смехом валится на задницу и смеется. Но пока я смотрю на нее, замирает и почти шепотом спрашивает:

— Захомутала?

— Захомутала.