Его сбежавшая невеста

Любовь Попова, 2022

– Ты мне должна первую брачную ночь. – Мы не поженились, какая ночь? – шаг назад, хочу сбежать, но чувствую спиной ствол дерева. Дергаюсь в сторону, но он делает ловушку из рук, нависает сверху, закрывая собой солнце. Пугая, будоража близостью. – Брачная, Ева. Брачная. Та самая, которую ты обещала мне так долго. Ты думаешь, я забуду? Просто оставлю тебя в покое? – Почему бы и нет. Зачем я тебе? – Тебе напомнить, сколько я потратил на свадьбу? На твое платье? На тебя? – Но я ничего не забрала, я все оставила! – Ты предала меня, обманула! Опозорила и выставила ослом. И сейчас, здесь, я возьму то, что принадлежит мне по праву!

Глава 8. Харитон

Я до сих пор не могу прийти в себя. Ощущение, что все эти годы я жил в странном, иллюзорном пространстве, и только вот сейчас начинает проклевываться реальность. Еще несколько часов назад я не мог думать ни о чем, кроме наказания для Евы. Кроме своего желания обладать ею, а сейчас…

Сейчас я смотрю на свою точную копию, на то, как в свои восемь лет он правильно складывает слова в предложения, и чувствую злость в первую очередь на себя. Не слышал. Не слушал. Не верил. Теперь я перевожу взгляд на Еву и не могу понять, как за две недели я не допер, что она та самая, как мог не узнать. Неужели мне настолько хотелось затащить ее в постель, что мозг отказывался работать. Хорошо, что я не упустил ее. Не упустил сына, который смотрит на меня с таким трепетным любопытством, что становится больно.

Больно было и когда она огорошила нас правдой. В тот момент мне хотелось ее убить. Схватить за волосы и бить о деревянный пол этой деревенской халупы. И требовать ответа, почему, почему она ничего не сказала. Почему не пришла к отцу, когда залетела. Он мог быть каким угодно гандоном, но скорее всего обеспечил бы будущее своему внуку.

Вопросов еще столько, что голова раскалывается на части, и на все придется ответить Еве. Но сейчас перво-наперво нужно доехать домой и показать Даниле, что его отец не позорный насильник, которого надо опасаться, а нормальный человек с очень прибыльной работой.

Сын. Я никогда даже не думал, что смогу иметь продолжение. Всегда знал, что нашей семье нельзя размножаться. Знал, что это гнилое семя не имеет права на существование. Но сейчас, смотря на Данину, я думаю, что, может быть, ошибался. Что, может быть, имею не такие уж плохие гены?

— А твой папа? — вдруг задает вопрос мальчишка, жадно впитывая каждое произнесенное мною слово.

— Дед твой? — урод. — Он умер. Некоторые отцы недостойны жить. Значит, эти три недели ты был на сборах.

— Две. Две. В Англии.

Ого. Впечатляет. Надо будет еще заглянуть к тренеру, который его обучает. Судя по покрасневшим щекам Евы, пацан уехал в Англию не за ее счет.

— Катался на колесе обозрения? — рассказывать ему, чем мы там занимались с англичанкой, я не буду. Пока. — Вид там шикарный.

— Нет, — грустно вздыхает Данила и виновато смотрит на мать. То есть денег даже на такую мелочь у нее не было. Я уже ни хера не понимаю. — Другие пацаны катались, а у меня денег не было.

— Так, хватит на сегодня воспоминаний, — внезапно встает Ева. — Данила, тебе пора спать.

В смысле? У нас теперь общение по расписанию?

— Мам, я не хочу, — вот это правильно. Нечего нами потакать.

— Папа никуда не денется.

— Так он в машине и поспит, — выдаю я гениальную идею. — Мы все равно уже уезжаем.

В момент Ева из нежной и ласковой матери превращается в фурию. Пацан сжимается, а мне плевать.

— Данила. Иди ложись спать, мы никуда не едем.

— Едете, — тоже поднимаюсь, возвышаясь над Евой. Но она не думает сдаваться. Моя смелая девочка. — Вам нечего здесь делать. Моему сыну тем более.

— Я не буду с тобой спорить. На сегодня мы закончим.

— И что? Это срабатывает? Я должен как собачка кивнуть и вильнуть хвостиком под твоим строгим взглядом? Данил, собирайся. Если мама не хочет, мы едем вдвоем.

В этот момент атмосфера и без того напряженная, раскалилась до бела. Ева просто открыла рот и не смогла его закрыть, поливая меня отборными обвинениями, словно забыв о наличии в комнате ребенка.

— Серьёзно? И что, по-твоему, мой сын, увидев тебя впервые, сразу бросит меня и поедет с тобой? В дом, где жил твой извращенец отец, в дом, где живет твоя сестра? А может быть ты рассчитываешь, что он и забудет сразу обо мне? Не пытайся им манипулировать, потому что в отличие от тебя Данила хотя бы умеет слышать и слушать?

— А кто виноват, что я не участвовал в его жизни?

— Поверь мне, Харитон, это лучшее, что может с ним произойти. И если он и будет с тобой общаться, то только если ты будешь вести себя адекватно.

— А когда я вел себя неадекватно по отношению к тебе? А может быть я хоть раз принуждал тебя к чему-то? И ты не забудь рассказать Даниле, что пока он жил в нищете и не мог покататься на долбанном колесе обозрения, я ворочаю миллионами, которые потом все перейдут ему. Ты — мать, как ты могла воспитывать сына в таких условиях? Или ты так сильно на меня обижена, что своей гордостью решила наказать и моего сына? Ты ведешь себя как святая, а на самом деле…

— Давай, давай, скажи мне, кто я на самом деле! А потом расскажи, что ты со мной сделал, расскажи, как обманул меня в тот день! — кричит она, и вдруг я замечаю, что Данила сбежал, встав так резко, что уронил стул, на котором сидел. Ева тут же дернулась за ним, но я схватил ее руку.

— Дай ему остыть.

— Не смей мне указывать. Нельзя ворваться в мою жизнь и просто сделать вид, что ничего не произошло!

— Я ворвался? — притягиваю ее к себе, впиваясь пальцами в тонкое запястье. — Я? Не ты ли пришла ко мне в дом, прекрасно, зная кто я такой и чем грозит наше новое знакомство? Может быть, расскажешь, как провернула дельце с Рашидом? Что он тебе пообещал? Не деньги точно, раз ты приехала сюда? Мою смерть? Или это он устроил мой позор, а ты наслаждалась? Грела свою мстительную душонку на моих страданиях.

— Ты ничего обо мне не знаешь. И о моем сына, — зло выговаривает она и отталкивает. — Ты живешь, твердо веруя, что весь мир крутится вокруг одного тебя, совершенно не думая о других.

— Я думал о тебе. Я хотел жениться на тебе.

— Не на мне, Харитон, не путай. Ты хотел поиметь тот образ, который сам себе придумал. Загадочный, манящий. Захотел бы ты на мне жениться, скажи тебе, кто я такая? Захотел бы ты трахнуть меня? Нет, скорее всего ты бы посмеялся.

— Ты этого не знаешь, — но ее слова заставили задуматься. С другой стороны… — Теперь я знаю, кто ты, и поверь, — прикладываю ее руку к паху, — я хочу тебя не меньше.

— Да, боже. Не ты ли привык брать все, что пожелаешь.

— Если ты сейчас снова о том вечере.

— Да, именно о нем.

— Одно предложение, Ева. Одно. «Ты мне нравишься» и ты буквально вывалила на меня все о своих чувствах, в которых не было любви, лишь слепая влюбленность. Я был уверен, что ты хотя бы задумаешься над тем, что делаешь, а ты просто легла и раздвинула ноги…

— Мне было…

— Не говори мне про возраст. Ты хотела этого. Так хотела, что даже не задумалась, с чего бы человек, тебя не замечавший, вдруг проявил подобный интерес, даже не прикрыв за собой дверь. Давай, расскажи мне о своей непорочности, а на деле ты такая же как все, жадная до плотских утех сука. Ты стонала и извивалась подо мной, явно не раз об этом фантазируя. Я бы не удивился, если бы ты не оказалась девственницей.

Еву потряхивает, она смотрит на меня как на врага народа, но я вижу по ее глазам, что никогда она не рассматривала ту ситуацию с этой стороны. Я подонок? Да. Я соблазнил невинную деву? Да. Но насилия не было. Нельзя соблазнить того, кто этого не хочет. А теперь она пытается мне доказать, что я виноват во всех ее бедах.

— Ладно. Хватит это вспоминать.

— Так просто? Так просто?!

— Да, Ева! Так просто! Потому что это прошлое! И в моей жизни было немало дерьма. И вспоминай я все, можно вздернуться. А там, — дергаю руку в сторону закрытой двери. — Будущее. Наше будущее. И о нем надо думать, а не о своей гордости, которую ты лелеешь не хуже, чем младенца.

Она прикрывает глаза руками, плачет, потряхивая плечами. Наверное, мне надо подойти ее обнять, но это будет слишком лживо. Я не готов превращаться в успокоительное. Она сама должна понять, что пора выбираться из иллюзий и жить в реальном мире.

Успокоившись, она вытирает слезы и поджимает губы.

— Может, ты и прав, может, я сама во всем виновата, а ты просто жертва ситуации… — храбрится она, но опять обида ее заводит не туда. Хотя и приятно наблюдать, как она сменила холодную маску на более человечную. Может быть, эти недели мне этого и не хватало. Ее слез? Настоящих… Мне не хватало настоящей Евы, тут она права. — Так что можешь меня обвинять и дальше, но не смей использовать сына и манипулировать им.

— Ева, да не о том же речь!

— Я не хочу это обсуждать сегодня. Я хочу спать. А ты можешь, — она достает из кармана ключи. — Переночевать в том домике, где нашел меня. Тут недалеко. Ну или… Ехать домой.

— Я без вас не уеду, — это даже не обсуждается. Забираю ключи. — Там нет собак, приведений, демонов?

— Кроме тебя? — задает она вопрос, уже отворачиваясь, а я корчу рожу и оглядываю еще раз кухню, где мы впервые сидели втроем. Наверное, если не думать о том, что это халупа, дом даже можно назвать уютным. — Спокойной ночи, Харитон.

Выходя из дома, я натыкаюсь на Светлану Павловну. Ей бы в актерское. Она так правдоподобно сыграла ненависть в магазине, что я почти испугался.

— Все? Уходишь?

— Ухожу, но не уезжаю. Переночую в доме Евы.

— Это правильно. Ей нужно время. Обидел ты ее сильно. Да и Рашид этот.

— А что с ним? — может она хоть расскажет.

— А вот ты бы и выяснил, что с ним и почему девочка боится его как огня.

— Боится все-таки, а почему?

— Ты идиот? — упирает она кулаки в бока. — Я говорю тебе выяснить! Все, не беси меня. Завтра увидимся, папаша.

Папаша. Слово-то какое. Я никогда вообще не думал, что услышу это по отношению к себе. Но теперь мне хочется это услышать не в насмешливом тоне от продавщицы, а от сына. Да, мне хочется, чтобы он назвал меня отцом. Я уверен, что точно стану лучшим отцом, чем был мой.

Через лесок и заросли я иду в сторону домика Евы. Он даже издалека выглядит убого, а вблизи еще хуже. Но внутри все чисто и аккуратно, а постель манит мягким покрывалом и пуховой подушкой, прикрытой словно занавеской. В домике всего одна комната, но устроена так, что спальня с двумя кроватями и кухня удачно отделены зонами. И кажется есть еще подобие ванной, куда я и иду, чтобы умыться, если будет хотя бы тазик с водой.

Включая тусклый свет, вместо тазика я натыкаюсь на чей-то силуэт. Принимаю по инерции боевую стойку и вдруг натыкаюсь взглядом на копну знакомых волос.

— Данила? Ты что здесь…

— Вы так кричали…

— Что? Черт, — провожу по лицу ладонью. Идиоты мы, нашли место разборки устраивать. — Ты сам сюда пришел? А матери сказал?

Он только покачал головой, и я уже представил, что там переживает Ева.

— Так не делается. Мать там поди с ума сходит. Пойдем ее встретим.

— Думаешь, она будет ругаться?

— Будет и правильно сделает, — веду его из домика, и в этот момент к нему уже бежит Ева в сопровождении Светланы Павловны и большого фонаря в ее руке. Ева бы вряд ли даже поднять его смогла.

— Данила! — кричит Ева и резко прижимает сына к себе, а я закрываю глаза, всего на мгновение вспоминая, сколько раз сам сбегал из дома. Меня всегда находила полиция. И всегда пиздил отец. А мать. Она даже не смотрела. Ей было все равно. — Ну как ты мог! Ты хоть представляешь, что я пережила!

— Прости, мам, — обнимает он Еву. — Прости, я больше не буду убегать, я просто хотел домой.

Я даже оборачиваюсь, чувствуя тоску. У меня есть дом. Целый особняк, но он никогда не был мне домом. Никогда. И я даже завидую пацану. Потому что есть у него и чудесная мать, и дом. И даже Светлана Павловна.

— Ну все, пошла я спать, — строго смотрит продавщица и уносит фонарь, а нас троих освещает только свет из окон домика.

— Наверное, тебе лучше пойти в машину спать, ну или домой поехать.

— Я уже сказал тебе, что без вас не уеду. В машину так в машину.

— Мам. Там же две кровати. Пусть он переночует.

— Данила, это не очень удобно.

— Зато безопасно. Для всех, — скромно напоминает он, и Ева кивает. Больше не сопротивляясь предлагает войти в дом и занять свободное место.

И что это значит?