Юноша и Зверь. [история чёрного серебра]

Любовь {Leo} Паршина

Санкт-Петербург, 1909 год. Гимназист Александр Кононов волею случая знакомится с англичанином Филиппом Лорелом. Филипп богат, красив и молод. На первый взгляд…А еще он любит рассказывать страшные, порочные истории, и главные герои этих историй удивительно похожи на него и на его друзей. Не будет ли последняя рассказанная история о самом Александре?

Глава пятая. Жаннет

— Что Закон Божий, что математика… Все одно — в ответах какая-то ересь получается, — вздохнул Саша.

Трижды он переписывал заново длиннющее уравнение и трижды получал заведомо неверный ответ. Отчего? Вот, хоть ты расшибись, непонятно. Наконец, он решил остановиться на самом правдоподобном варианте, его и переписал из черновика в тетрадь.

— Что же это? До конца каникул еще два дня, а наш хорошист уже что-то в тетрадке рисует…

Ох, и мерзко же прозвучала насмешка, произнесенная прямо-таки елейным голосом!

Саша оглянулся и смерил презрительным взглядом возникшего на пороге старшего брата.

— Денис Дмитриевич, а вы что тут позабыли? У меня ни курсисток, ни водки нету.

— Ну и почерк у тебя, Сашка. Дурацкий…

— Проваливай, братец. Пожалуйста.

— Ладно, не серчай. Я ведь по делу.

— Говорю же, у меня ни курсисток, ни водки. Денег тоже нет, извини.

— Да послушай! Ты мне завтра с утра будешь нужен. Ты свободен завтра? Разумеется, свободен. Чего тебе делать в последний день каникул?

— А что тебе от меня нужно?

— Завтра увидишь. Правда, Сашка, я не шучу. Мне действительно нужно, чтобы ты завтра со мной пошел.

— Хорошо, — согласился Саша. — Мне и вправду завтра делать нечего. Но меня это дело хоть как-то касается?

— Всех касается, — пробубнил Денис через плечо, уже уходя.

Когда наутро братья засобирались куда-то вместе, Елена слегка удивилась, а Дмитрий Петрович порадовался за сыновей.

— Так и надобно! Давно пора. Вы же братья, а все друг дружке, как чужие. А куда идете?

Денис пожал плечами.

— В Летний сад, наверное.

— Правильно. Сегодня погода хорошая.

И сам стал собираться по делам.

Наспех позавтракав, братья вышли из дома, после чего трамваем, конкой, а под конец — бегом, добрались до Васильевского. До уютной маленькой улочки с двумя рядами хлипких деревьев.

— О, вот и Летний сад! — рассмеялся Саша, еще не отдышавшись.

Денис сосредоточенно всматривался в номера домов. Но, найдя нужный, потащил брата на другую сторону улицы, и вместе они нырнули в бакалейную лавку. Посетителей там было достаточно, так что на них никто не обратил внимания.

— Только бы не опоздали, — прошептал Денис, всматриваясь в дом напротив через витрину, заставленную банками кофе.

— Там что, кто-то помирает?

— Нет, не помирает.

— Рожает?!

— Нет, не рожает. Сашка, рот закрой! Смотри лучше…

Ждать им пришлось недолго.

Вскоре на улочку на извозчике прикатил Дмитрий Петрович собственной персоной.

— А он-то что здесь делает? — удивился Саша. — Типография в другой стороне…

Однако отец семейства, похоже, был невообразимо далек даже от помыслов о типографии. Он сошел на тротуар улыбаясь, любуясь букетиком фиалок, который сжимал в руке.

Велев извозчику ждать, он нырнул в подъезд, а спустя почти четверть часа вновь появился, но не один. Под руку с ним шла хорошенькая девица, рыжая, с острым носиком, в аккуратной шляпке с вуалеткой, в длинном сиреневом платье и легкой накидке.

Вместе они сели на извозчика и укатили куда-то.

А Денис с Сашей так и остались стоять с разинутыми ртами за жестяной пирамидой. Неизвестно, когда бы они опомнились, но помог им хозяин лавки.

За время, пока они тут стояли, покупатели успели разойтись, и хозяин взялся покамест подмести пол. Братья же стояли, как истуканы, да еще, для удобства наблюдения, в несколько согнутом положении. Ни покупать, ни уходить они, понятно, не собирались. Поэтому хозяин с чистой совестью слегка поддал младшему веником пониже спины.

Саша так и ахнул, выпрямляясь:

— Ты что творишь, ирод?

— А вы что тут расставились? Думаете, одни такие пришли? У меня, почитай, каждый день чья-нибудь ослиная морда в витрине торчит, певичку эту поджидает. По червонцу скоро с каждого буду брать — магазин открою.

— А что за певичка? — тут же уточнил Денис. — Та, что сейчас вышла?

— Да, — подтвердил лавочник, чуть растерявшись.

— Как звать?

— Ее что ль?

— Ну не тебя же!

— Ее… Жаннет. Как бишь ее?… Гизо! Жаннет Гизо. В каком-то кабаке дорогом поет вечерами. Брать чего будете?

— Папиросы есть?

— Нет.

— Тогда не будем! Сашка, пойдем отсюда.

Братья спешно ушли, а лавочник снова встал за прилавок и проводил обоих недовольным взглядом.

Устроившись неподалеку, на шумном бульваре, оба сидели и думали.

Денис все-таки купил по дороге папиросы и теперь курил уже третью. От этого действа его думы казались весомее… Хотя, они и в самом деле были нелегки.

— Певичка в кабаке. Вот позорище-то! — с горечью произнес Саша. — Рыжая! Жертва общественного темперамента… Тоже мне Киприда!

— Она ведь на матушку похожа, — проронил вдруг Денис.

— Ничуть! — вскипел было Саша, но тут же спохватился. Ведь у них были разные матери! Первая жена Дмитрия Петровича умерла, когда Денису не было и трех, но в кабинете папеньки, на письменном столе, по сей день стояла ее фотокарточка…

— Да, — согласился гимназист. — И вправду похожа… Но что мы теперь-то делать будем?

Денис молчал очень долго. Если бы не вся тягостность ситуации, Саша уже принялся бы тормошить его.

— Ничего, — прозвучал наконец ответ.

— Как? Да ты что?! Как же можно такое и…

— Ничего! Я не буду делать ничего. А ты сам решай.

— Чудесно! Молодец, так вот все просто.

— Рот закрой!

— Раскомандовались сегодня, Денис Дмитриевич, — тут Саша еле успел вскочить со скамейки, избежав братского подзатыльника. — С чего ты тогда вообще меня сюда потащил?

— Мне что, охота одному за отцом шпионить?

— А! Если что, мне досталось бы за обоих. Понятно-с!

— Да я тебя!..

— Посреди улицы бить станешь? Ну пусти шинель, не тебе же зашивать.

— Дрянь.

— Откуда ты вообще узнал про… это?

— Коля, приятель мой, их на прошлой неделе вот так же увидел. Боялся — вдруг обознался. Теперь скажу, что обознался.

— А мне-то теперь что делать?

— Делай, что знаешь.

— А я не знаю!

— Тогда не делай ничего.

— Легко тебе говорить — не твою мать предали!

Денис ничего не ответил, даже не взглянул на брата. Бросив окурок в урну и оборвав веточку с ближайшего деревца, он быстро зашагал прочь, ничем не показывая, что за ним надо следовать.

А Саша сел на прежнее место и принялся ничего не делать. Даже думать толком не получалось — от злости и обиды мысли путались.

Злился он на Дениса — так бы, казалось, и отходил бы его по физиономии, вздумай он вернуться. Вот ведь двуличная скотина!

А обижен он был на отца — смертельно обижен. Он был поражен подобной гнусностью и лицемерием: накануне вещать о страхе Божьем, а чуть за порог — к мамзельке мчаться.

«Бедная матушка, — сокрушенно подумал он. — Как она перенесет такую подлость? Может, тогда и не говорить ей ничего? Да ведь все равно однажды раскроется. Но как же сказать об этом? Не с порогу же кричать: „Люди добрые, папенька заблудил!“ Тьфу!..»

И все же, первым его желанием было именно помчаться к матери, рассказать ей все. Начистоту, разом, как в омут. Но чем доказать? Черта с два папенька сознается, а Денис, как всегда, за отца будет. И мать наплачется, и сам по шее получит… Вот тебе, бабушка, и Юрьев день — подарочек на конец пасхальных каникул.

Елена Андреевна сидела в гостиной за чашкой остывшего чая. Отложив прочь пяльцы с недовышитой россыпью вишен, она читала роман — что-то невероятно героическое, что-то про мальтийский орден и дальние плавания. И про любовь, разумеется. Такая она была умиротворенная, что Саше, в этот момент влетевшему в гостиную, совсем стало дурно при мысли о том, что придется ей сказать.

— Добрый день, матушка, — вымолвил он, войдя.

— Здравствуй. Что так скоро? Где же Дениса потерял?

— Он по делам своим пошел. Я, наверное, сяду заниматься.

— Ступай.

Саша прошел к себе в комнату, бросил фуражку и куртку единым комом на кровать и сел за стол.

А может, и не говорить никому? Ведь не первую же неделю папенька на Васильевский катается, и не знал никто, все жили спокойно.

— Работает, себя не щадит… — процедил он, зло передразнивая не то маман, не то Ольгу Михайловну.

Мысль о том, что он увидел сегодня утром, металась в его мозгу, не в силах сгинуть, билась в его крови, отравляя своей желчью. Раз-другой он вскочил, подбежал к двери, затем вернулся, прошел туда-сюда по комнате и вновь сел за стол.

— Саша, с тобой все хорошо? — окликнула его из гостиной мать. — Мечешься, как мотылек…

Саша замер, кусая губу. Что же делать? Ответить, что все прекрасно, и вправду сесть за уроки?

Но ноги сами понесли его в гостиную, безо всякого согласия с его головой.

Едва он встал перед матерью, та, похоже, не на шутку встревожилась. Он же опустился на пол рядом с ее креслом, поглядел в ее лицо, даже раскрыл рот, чтобы начать говорить… Да тут же осекся и поднялся на ноги.

— Саша! Прямо мне скажи, что случилось! — совсем перепугалась Елена.

— Да тут так сразу и не скажешь, — пробормотал Саша, отшагнув прочь, скользя взором по узору ковра. — Маменька…

— Ну же!

— Ты прости меня только, если что. Скажи, вы ведь с папенькой не бранились, не ссорились?

Конец ознакомительного фрагмента.