Час расплаты

Луиза Пенни, 2016

Роман «Час расплаты» продолжает серию расследований старшего инспектора Армана Гамаша. Этот обаятельный персонаж создан пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Устав от затянувшегося бездействия после отставки, Арман Гамаш принимает предложение возглавить Полицейскую академию Квебека. Ему предстоит титаническая работа по реформированию этого крайне неблагополучного учебного заведения. Где лучше всего готовиться к новым сражениям, как не в тишине и уюте собственного дома – в деревне Три Сосны? Тем временем в деревенском бистро во время ремонта обнаруживается загадочная рукописная карта Трех Сосен, пролежавшая в стене около ста лет. Кто нарисовал эту странную карту и с какой целью? Гамаш поручает четырем кадетам академии разгадать эту загадку. Но их исследования внезапно прерывает ужасное событие: у себя в квартире в здании академии убит один из преподавателей и в его спальне найдена копия карты. Неужели убийца – один из этих четверых? Впервые на русском языке!

Глава девятая

— Угощайся, — сказал Арман, показывая на бутылки на приставном столике.

Не дожидаясь ответа от Бребёфа, он прошел в спальню, где Рейн-Мари развешивала свою одежду.

— Ты в порядке? — спросил он, наблюдая за ее плавными движениями.

Она повернулась к нему, и Арман увидел, что она плачет.

— Ох, — все, что он сумел произнести, прежде чем заключить ее в объятия.

Немного погодя Рейн-Мари отстранилась, и он протянул ей платок.

— Сплошное расстройство, — сказала она и взмахнула платком, словно чтобы очистить воздух. — Когда я вижу Мишеля и слышу его, то на мгновение забываю. Будто ничего и не произошло. А потом вспоминаю, что случилось.

Рейн-Мари вздохнула и посмотрела на закрытую дверь.

— Ты знаешь, что делаешь? — спросила она, промокая платком расплывшуюся тушь.

— Мишель Бребёф не опасен. — Арман взял жену за руки и заглянул ей в глаза. — Он больше не представляет собой угрозу. Он бумажный тигр.

— Ты уверен?

Он кивнул:

— Уверен, ma belle. С тобой все в порядке? Хочешь, чтобы я попросил его уйти?

— Non. Все хорошо. Нужно еще почитать немного. А ты иди и развлекай этого говнюка.

Арман удивленно взглянул на нее.

Рейн-Мари рассмеялась:

— Кажется, я перенимаю манеры Рут. Это так раскрепощает.

— Точно сказано. Когда избавлюсь от Мишеля, вызову экзорциста.

Он поцеловал ее и вышел.

В час ночи Рейн-Мари выключила свет. Арман все еще находился в гостиной с Мишелем. Она слышала, как они смеются.

— Господи боже, а я начисто забыл, — сказал Мишель.

Бутылка виски переехала с приставного столика на кофейный, и уровень содержимого в ней значительно понизился.

— Как ты мог забыть профессора Мёнье? — удивился Арман, наливая обоим еще по глотку. Откинувшись на спинку кресла, он водрузил ноги в тапочках на скамеечку. — Он словно вышел из мультипликационного фильма. Выкрикивал приказы и бросал в нас мелками. У меня до сих пор шрам остался. — Гамаш показал на свой затылок.

— Нужно было увернуться.

— А тебе не нужно было его провоцировать. Он метил в тебя, если не ошибаюсь.

Мишель Бребёф рассмеялся:

— Да-да, я помню. — Его смех перешел в фырканье, а потом смолк. — Три самых долгих года в моей жизни. Академия. Те годы кажутся мне самыми счастливыми. Мы были так молоды. Даже не верится.

— Когда мы поступали в академию, нам было по девятнадцать лет, — сказал Арман. — Я смотрел сегодня на этих ребят и спрашивал себя, неужели и мы когда-то были такими. И не мог понять, когда же мы успели постареть. Кажется, времени прошло всего ничего. Меня удивляет, что мы теперь преподаватели.

— Ты не просто преподаватель, — сказал Мишель, приветственно поднимая стакан. — Ты еще и коммандер.

Он выпил и, глядя в стакан, тихо произнес:

— Почему…

— Oui? — спросил Гамаш, когда пауза затянулась.

— Ледюк.

— Почему я оставил его?

Бребёф кивнул.

— Вы двое, кажется, сегодня обсудили это. Так что ты мне скажи.

— После вечеринки он пригласил меня к себе, — сказал Бребёф. — Он кретин.

— И даже хуже, — подтвердил Гамаш.

— Да, — сказал Бребёф, внимательно глядя на собеседника. — Что ты собираешься с ним делать?

— Ах, Мишель, — вздохнул Арман, положив ногу на ногу и подняв стакан на уровень глаз, чтобы видеть Бребёфа через янтарную жидкость. — Лучше беспокойся за свою сторону улицы. Тут надолго хватит разгребать завалы. А я буду беспокоиться за свою.

Бребёф кивнул, откусил от подсохшего сэндвича и задумался. Наконец он спросил:

— Ты говорил кадетам про стих тридцать шестой главы десятой Евангелия от Матфея?

— Нет. Оставил для тебя.

Мишель попытался подняться, но не сумел. А Арман сумел. Он поднялся и встал над Бребёфом, крупный, надежный, почти угрожающий. Казалось, он и не пил сегодня.

Арман протянул руку и с силой, какой не ждал от него Бребёф в столь поздний час, поднял его на ноги:

— Тебе пора уходить. Ты должен делать свою работу.

— Но какую работу? Почему я здесь? — спросил Мишель, заглядывая мутными глазами в знакомые глаза Армана. — Мне нужно знать.

— Ты уже знаешь.

Мишель Бребёф шел по коридору, скользя костлявой рукой по стене, чтобы не сбиться с курса, и размышлял о том, что, вероятно, есть немало причин, почему Арман прилетел к нему в Гаспе и вызвал сюда. С утеса Персе. Из небытия.

Из них двоих Арман всегда был умнее. А для работы в академии требовался ум.

С того первого визита Бребёф знал, что он будет не только преподавателем. Он будет наглядным свидетельством, ходячим предостережением для кадетов. «Вот что случится с вами, если вы поддадитесь искушению. Если будете слушать падших ангелов вашей профессии».

Но после сегодняшнего вечера он начал подозревать, что этим дело не ограничится. Что от него ждут большего. Что у Армана на уме есть кое-что другое.

Если Арман не скажет, для чего он пригласил его в академию, то Мишель не скажет ему, почему принял приглашение.

У него оставался еще один вопрос, такой же неотступный.

Какова на самом деле цель Армана?

Гамаш закрыл дверь и, привалившись к ней, поднял руку к голове. Это все, что он мог сделать, чтобы не упасть на пол. Он давно уже не пил так много. И давно не погружался в столь давние воспоминания.

Оттолкнувшись от двери, он выключил свет и потихоньку двинулся в спальню, размышляя по пути, какое похмелье завтра утром будет тяжелее: алкогольное или эмоциональное.

В течение следующих недель академия уверенно вошла в рабочий ритм занятий, игры в хоккей и приема пищи. Суровых упражнений и волонтерских работ в округе.

Разум, тело и дух — вот что слышали кадеты. Снова и снова.

Это была организованная жизнь, и свободного времени хватало только на то, чтобы возмутить спокойствие возмутителей спокойствия.

Спустя какое-то время кадеты, как новенькие, так и старички, примерно поняли, чего им ожидать.

Первокурсники адаптировались быстрее старичков, которые никак не могли приспособиться к новым правилам, более жестким и одновременно более либеральным, чем при прежнем начальстве.

Новый коммандер ясно дал понять, что строгих наказаний не будет, но будут последствия. Снова и снова кадетам внушали, что каждый их поступок вызывает определенные ответные действия. Быстрые, решительные и пропорциональные. Это стало неприятным сюрпризом для многих старших кадетов, которые привыкли подлизываться к начальству.

Новая реальность дала коммандеру Гамашу много сторонников, но и много недоброжелателей.

Раз в неделю в академию вместе с Гамашем приезжала Рейн-Мари, и они принимали у себя кадетов. Эти приемы давали молодым людям возможность сообщить приватно об обидах. Задать вопросы.

Собравшись у камина, они обсуждали старые дела, трудные случаи. Нравственную неопределенность, место полиции в современном свободном обществе. Говорили о том, когда нужно занимать жесткую позицию, а когда — отойти в сторону.

Большинство молодых людей никогда не задавали себе подобных вопросов, но теперь вынуждены были задать.

Шли дни, недели, завязывалась дружба. Формировались группы. Укреплялись союзы. Вспыхивало соперничество. Появлялись враги. Сходились и расходились пары.

А Амелия Шоке оставалась одна. По собственному выбору. Сама по себе.

Если не считать собраний у Гамашей. Она ходила туда не по своему желанию. Ее приглашали, и она принимала приглашения, полагая, что выбора у нее нет.

— Что тут? — спросила у нее Хуэйфэнь в один из вечеров.

Она остановилась рядом с готкой, которая разглядывала небольшую картинку в рамке, висящую у дверей.

— А на что это похоже? — спросила в ответ Амелия.

Коммандер мог приказывать ей приходить сюда, но приказать ей любить его приемы или других кадетов было не в его силах.

— Карта, — сказала Хуэйфэнь. — Эй, Жак, взгляни-ка.

К ним подошел Жак Лорен, старший кадет, назначенный в прошлом году Ледюком и оставленный на этом месте Гамашем.

Амелия никогда не общалась с этим парнем, хотя и видела, как он муштрует свое отделение на спортплощадке. Заставляет кадетов бегать трусцой по морозу. Он был высоким и привлекательным, а его манеру держаться кто-нибудь благосклонный мог бы назвать уверенной. Амелии она казалась высокомерной.

Но тем не менее он подчинился маленькой азиатке.

— И что? — спросил он.

— Здорово, правда? — сказала Хуэйфэнь.

— Да не вяжется тут ничего, — возразил Жак. — Снеговик с розой? Так не бывает.

К ним подошел еще один кадет, встал чуть сбоку. Рыжий парнишка-гей. Амелия знала его. Натаниэль как-то там.

— Мне нравится, — сказал он, и трое остальных уставились на него.

Жак пренебрежительно фыркнул и отвернулся от новичка. Голубой новичок англо.

Но Амелия продолжала смотреть на Натаниэля, которому хватило смелости или глупости возражать старшему кадету.

Затем она снова перевела взгляд на карту.

Непонятно, почему эта картинка так притягивала ее. Увидев ее в тот первый вечер, Амелия, как и Жак, подумала, что это сплошная нелепость. Но каждую неделю во время собраний у Гамаша она останавливалась перед картинкой на стене.

Что означает корова? Снеговик? Деревья, похожие на детей?

Картинка казалась глуповатой, но и печальной. Амелии это представлялось странным. Может быть, поэтому карта ее и притягивала.

Гамаш заметил собравшихся кадетов, подошел и снял карту со стены. Посмотрел на нее, потом обвел взглядом обращенные к нему лица.

— В этом есть загадка, — сказал он. — Кто-нибудь скажет какая?

Он дал карту Хуэйфэнь, та пригляделась внимательнее и пустила карту по кругу.

— Почему она висит у вас на стене? — поинтересовался Жак. — Я не вижу в ней ничего выдающегося.

— Тогда почему вы на нее смотрите? — спросил Гамаш.

Старший кадет ростом не уступал коммандеру, но еще не успел набрать тела. Не обрел солидности.

— Нет ничего плохого в том, чтобы выставлять напоказ диковинку, — сказал Гамаш. — И к тому же это лакмусовая бумажка для следователя. Чем больше вы будете интересоваться разными предметами и людьми, тем лучше проявите себя на службе.

Коммандер Гамаш опустил глаза на картинку.

— Здесь изображено место, где живем мы с мадам Гамаш. Это подарок друга.

Приняв решение, он повернул рамку задней стороной и осторожно вытащил картинку.

— У меня для вас задание, — сказал он четверке кадетов. — Разгадайте тайну этой карты.

— Но она не связана с преступлением, — заметил Натаниэль. — Или связана?

— Не всякая тайна связана с преступлением, — ответил коммандер. — Но каждое преступление начинается как тайна. Секрет. Какая-то скрытая мысль или чувство. Желание. Поначалу в нем нет ничего противозаконного, однако со временем оно эволюционирует в преступление. Все преступления, которые я расследовал, начинались с секрета.

Он посмотрел на них очень серьезно.

— У вас у всех есть свои секреты. Вы, наверное, удивитесь, если узнаете, о скольких из них мне известно.

— А у вас, сэр? — спросила Хуэйфэнь. — У вас есть секреты?

Гамаш улыбнулся:

— Много. Я — настоящий склад неосторожных поступков других людей.

— Она имела в виду ваши секреты, — сказала Амелия.

— Конечно, есть вещи, которые я держу при себе, и да, у меня есть секреты. Большинство наших секретов вполне невинны. Вещи, о которых мы стыдимся сказать другим, потому что они выставляют нас в дурном свете. Но имеются такие секреты, которые разъедают нас изнутри и в конечном счете губят. Вот их-то мы, полиция, и ищем. Мы расследуем преступления, но сначала мы расследуем людей. Узнаем то, что они не хотят выдавать посторонним. Секреты — это не драгоценности. Секреты не дают вам силы. Они делают вас слабыми. Уязвимыми.

Он взглянул на картинку.

— Навыки, которые вам потребуются для расследования преступлений, те же самые, которые нужны, чтобы разгадать тайну карты. Я хочу, чтобы вы поработали вместе, как одна команда, и дали мне ответы.

— Вместе? — переспросил Жак.

— Может, нам разделиться на две команды? — предложила Хуэйфэнь. — Старички против новичков?

— Постой, — возразил Натаниэль. — Это несправедливо.

— Почему? — спросила Амелия, хотя знала ответ.

— А как насчет парни против девушек? — спросил Натаниэль.

— Никаких «против». Работайте вместе, — сказал Гамаш. — Как одна команда. В полиции мы не выбираем напарников. Нам их назначают. Привыкайте.

— Это на оценку? — спросил Жак.

— Нет, для приобретения опыта. Если не хотите, просто откажитесь. Мне все равно.

Жак посмотрел на карту и, противореча сам себе, решил, что хочет знать.

— Я участвую.

— Bon. Я сделаю копии и раздам вам завтра до конца занятий.

Весь остаток вечера кадеты, собравшись в кучку, разрабатывали план действий.

На следующий день каждый из четверки получил копию карты, а еще через день в дверь кабинета Гамаша постучали.

— Oui, — сказал он, отрываясь от бумаг.

Вошли Хуэйфэнь, Жак, Натаниэль и Амелия. Гамаш снял очки для чтения и показал на места для посетителей.

— Мы разгадали тайну, — сказал Жак.

— Ну, ты-то не очень заморачивался, — заметила Амелия.

— Я был занят.

— Ага. Как старший кадет. Я слышала.

— Я проделал бóльшую часть работы, — сказал Натаниэль.

— Как ты можешь… — начала Хуэйфэнь, но тут коммандер поднял руку, и воцарилось молчание.

Он обратился к Жаку:

— И?..

— Такого места не существует. — Жак пренебрежительно махнул рукой, указывая на картинку. — Это не может быть вашим домом, если только вы не живете в пещере или в дупле. Там нет никаких деревень. Ничего. Лишь лес и горы. Мы проверяли по «Гугл-картам» и навигатору.

— Я даже нашел старые карты Восточных кантонов, — сказал Натаниэль. — Здесь вот Уильямсбург, здесь Сен-Реми. Кауансвилл. Но никакой деревни, вокруг которой нарисована эта карта.

— Три Сосны, — уточнил Гамаш.

— Вы солгали, — заявил Жак.

— Осторожнее со словами, кадет, — сдержанно произнес Гамаш.

— Но тайну мы раскрыли, да? — спросила Хуэйфэнь. — Карта вымышленного места. Зачем кому-то рисовать такую карту? Вы ведь хотели, чтобы мы выяснили именно это?

Гамаш встал и, подойдя к двери, показал им на выход.

Они остановились в коридоре, глядя на закрывшуюся за ними дверь.

— Где-то мы промахнулись, — сказала Амелия, позвякивая своим штифтиком.

— То, что ты назвал его лжецом, не пошло на пользу, — заметила Хуэйфэнь. — Зачем ты так? Он же коммандер.

— Только по названию, — буркнул Жак.

— Разве этого недостаточно?

— Тебе не понять.

— Возвращаясь к карте, — сказала Амелия. — Мы были правы, да? Такого места не существует.

— И все же коммандер сказал, что он там живет, — сказала Хуэйфэнь.

— Он морочит нам голову, — пробурчал Жак. — Герцог об этом предупреждал.

— Я знаю лишь один способ выяснить, — сказала Хуэйфэнь.

Арман посмотрел в зеркало заднего вида. Они не отставали.

Вечер только начинался, но темнота уже опустилась на землю. Он обнаружил их, как только выехал с парковки академии и направился домой.

Поначалу он думал, что там всего одна машина, но спустя несколько километров заметил вторую, которая шла, чуть поотстав.

Он одобрительно кивнул. Значит, кто-то в классе слушал его внимательно.

Начался март, и зима все еще держала Квебек в холодных объятиях. Лучи фар выхватывали из темноты рваные края сугробов по обеим сторонам второстепенной дороги. Вечер стоял ясный, морозный, две машины по-прежнему следовали за ним.

А потом он потерял их. Точнее, они его потеряли.

Гамаш со вздохом заехал на парковку возле «Тима Хортонса»^[32] на окраине Кауансвилла. Он остановился под фонарем и стал ждать. Первая машина сделала один круг, второй, на третьем они заметили его, развернулись и остановились на почтительном расстоянии.

Вторая машина сумела проследовать за ним и съехала с дороги в ста ярдах от него, за пончиковой.

Гамаш предположил, что это Хуэйфэнь. Может быть, с Жаком. Но он не мог понять, почему они не позвали кадетов из первой машины, когда остановились.

Пожалуй, им нужно преподать еще один урок работы в команде.

Как только Гамаш выехал с парковки, первая машина тут же тронулась за ним: ее пассажиры больше не собирались терять его из виду. Вторая поехала следом.

Да. В действиях второй машины чувствовалось больше умения. Уверенности.

Гамаш решил ехать домой наиболее живописным маршрутом.

— Куда он едет? — спросила Хуэйфэнь.

— Не знаю, — ответил Жак, уставший и проголодавшийся. — Это бессмысленно.

— Может, он заблудился, — сказала Амелия.

— Может, ему никак не найти дверь возвращения в параллельную вселенную, — сказал Натаниэль.

Никто толком не понимал, когда он шутит, а когда говорит серьезно.

— Кто-нибудь запоминал, как мы ехали? — спросила Амелия. — Я уже заблудилась.

— Запоминать поручили тебе, — сказала Хуэйфэнь.

— Мне? Я сижу на заднем сиденье. Я вообще ничего не вижу.

— Ну а я за рулем.

Они поспорили еще немного, пока на дороге не стемнело. Стало совсем темно. Никаких уличных фонарей. Никаких габаритных огней. Ни одной машины.

— Tabernac^[33], — выругался Жак. — Ну и куда он делся?

Гамаш покачал головой.

— Я буду немного позже, чем рассчитывал, — сообщил он через блютуз.

— Опять потерял их? — спросила Рейн-Мари. — Что ж, я накрою стол еще на четверых. Они проголодаются, пока снова найдут тебя.

— Merci.

Гамаш отправился на поиски кадетов и наконец нашел их возле бензозаправки. Он подъехал туда и решил заправиться, хотя бензина у него хватало. Просто хотел увидеть их реакцию. А также объяснить свое присутствие здесь.

— Черт, вот он, — сказала Амелия, сползая на пол с заднего сиденья. — Все вниз.

Они настолько заигрались, что почти убедили себя, что их жизнь и жизнь других людей зависят от того, насколько успешной будет их погоня за этим человеком.

Они опустились вниз. Так низко, что не заметили, как коммандер выехал с заправки.

Гамаш вздохнул и притормозил на выезде с заправки, не выключая мигалку. Он разве что не гудел, чтобы привлечь их внимание.

«Первым делом утром, — подумал он, — встречусь с преподавателем Маккиннон и попрошу, чтобы она освежила в памяти кадетов основы слежки за подозреваемым».

Устав от игры и проголодавшись, коммандер Гамаш поехал прямо домой. Преследователи пристроились за ним.

— Не потеряй его, — велел Жак.

— Постараюсь, — откликнулась Хуэйфэнь.

Она умирала с голоду, а им еще предстояло сообразить, как вернуться в академию. Они наверняка пропустят ужин, и им придется либо взламывать кухню, либо довольствоваться крекерами, припрятанными в комнатах.

Двигавшаяся впереди машина коммандера вдруг исчезла из виду, словно свалилась в пропасть.

— Что случилось, черт возьми? — спросил Жак.

Хуэйфэнь сбросила газ, проехала некоторое расстояние и остановилась.

— Черт побери, — прошептала она.

У нее за спиной вытянули шею Амелия и Натаниэль.

Внизу под ними, среди темного леса, раскинулась сияющая деревня.

Хуэйфэнь заглушила двигатель, и кадеты вышли и сделали несколько шагов вперед. Их ботинки хрустели по снегу, теплое дыхание клубилось над головой.

Им показалось, что они стоят на краю света.

Амелия запрокинула голову, ощущая щеками холодок морозного воздуха.

Высоко в небе бесчисленные звезды соединялись в фигуры лошадей и птиц, всяких волшебных существ.

А под звездами лежала деревня.

— Она таки существует, — прошептал Натаниэль.

Машина Гамаша медленно ехала мимо старых домов: кирпичных, сложенных из плитняка, обитых вагонкой.

Из окон со средниками лился свет и сверкал на снегу.

В дальнем конце деревни кадеты увидели людей, входящих в нечто похожее на ресторанчик и выходящих оттуда, хотя разглядеть все как следует мешали три огромные сосны в самом центре деревни.

— Поехали назад. — Натаниэль дернул Хуэйфэнь за рукав.

Но девушка не тронулась с места:

— Ну уж нет. Мы должны выяснить наверняка.

— Выяснить что? — спросил он. — Мы поехали за ним и нашли эту деревню. Вот в чем тайна. Не в том, что ее не существует, а в том, что она существует. Поехали отсюда, пока не напросились на какую-нибудь неприятность.

— Разве тебе не любопытно? — спросила у него Амелия.

У них на глазах машина Гамаша остановилась перед двухэтажным белым домом, обитым вагонкой, с ярко горящими окнами. Из трубы в холодный трескучий воздух устремлялся дымок. Клубами. Словно дом дышал.

Коммандер вышел из машины, но, вместо того чтобы идти по тропинке, проложенной в снегу до веранды, он повернулся и двинулся в другом направлении. К ним.

— О черт. Не двигайтесь, — прошептал Натаниэль. — Он увидит движение. Услышит нас.

У подножия холма коммандер остановился и поднял голову.

— Тихо, — прошептал Натаниэль. — Ни звука.

— Сам ни звука, — прошипела Амелия.

— Обед готов! — крикнул в темноту Гамаш. — Boeuf bourguignon^[34], если вас интересует.

После чего двинулся обратно, ступая по следам, оставленным покрышками в снегу. Он остановился, наблюдая за машиной, которая спустилась по склону холма и обогнула деревенский луг. Одна-единственная машина. Гамаш поднял голову и увидел слабый свет, приближающийся к краю холма. Потом свет стал отступать. Он полз назад, пока вершину холма не накрыла полная темнота.

Арман Гамаш медленно пошел по тропинке к дому. Думая. Понимая, что ошибся.

Все кадеты ехали в одной машине.

Кто же находился во второй?

Примечания

32

«Тим Хортонс» — название канадской сети ресторанов быстрого питания.

33

Франкоканадское ругательство.

34

Говядина по-бургундски (фр.).