Судьба

Лу Яо, 1982

Гао Цзялиню, талантливому юноше, нравилось работать деревенским учителем. Но однажды его уволили – чтобы освободить место для сына богатого крестьянина. К тяжелой работе в горах Цзялинь не привык. Бездельничать дома, пока старики-родители трудятся не разгибая спины, он тоже не мог. Тоску по жизни, полной интеллектуальных бесед и интересной работы, скрашивала только искренняя любовь Цяочжэнь, смелой и преданной девушки. Внезапно все изменилось: Цзялинь переехал в уездный город, стал известным корреспондентом и женихом обеспеченной красавицы. Однако юноша и не подозревал, какую шутку сыграет с ним жизнь. Для широкого круга читателей.

Глава пятая

Цзялинь, стоя на мосту, в конце концов объяснил все очень просто: Цяочжэнь — душевная девушка и к тому же его односельчанка. Увидела, что он не продал пампушек, и решила помочь. Крестьянские девушки часто ходят торговать на базар, для них это отнюдь не мучительное дело, как для него.

Солнце опускалось за бескрайние горы за рекой, на долину ложились серые тени, зелень в долине стала как будто темнее. На дороге, тихо вьющейся среди посевов, почти не осталось людей. Город был к юго-востоку отсюда, его тоже окутала голубая дымка, а с севера текла река Уездная, покрытая сверкающими вечерними бликами. На одной из ее отмелей с веселым смехом гонялись друг за другом голозадые ребятишки; городские женщины собирали с травы на лугу разноцветное выстиранное белье, сушившееся на солнце.

Цзялинь поглядывал на ближайшие улицы города и думал, что Цяочжэнь вряд ли удастся продать пампушки. Когда он наконец увидел ее почти бегущей, то еще больше утвердился в своей мысли — ведь после ухода девушки прошло совсем мало времени. Но Цяочжэнь, приблизившись, сунула ему в руку пачку денег со словами:

— Я продавала по полтора мао за штуку. Посчитай, правильно?

Парень удивленно взглянул на пустую корзину в ее руке, положил деньги в карман и, весь переполненный благодарностью, долго не знал, что сказать. Потом проговорил:

— Цяочжэнь, ты просто молодчина!

Девушка буквально расцвела от этой незамысловатой похвалы, даже глаза увлажнились.

— Дай мне корзину, — протянул руку Цзялинь, — и поезжай скорее домой, а то солнце вот-вот зайдет…

Но Цяочжэнь не отдала ему корзины, а повесила ее на руль велосипеда:

— Поедем вместе.

Цзялинь смутился. Ехать на велосипеде вместе с девушкой на глазах у всей деревни значило вызвать массу пересудов, но придумать удачный предлог, чтобы отказать Цяочжэнь, он тоже не мог. Наконец он соврал:

— Я не умею ездить вдвоем, боюсь уронить тебя!

— Тогда давай я тебя повезу, — Цяочжэнь решительно взялась за руль, ласково взглянула на Цзялиня и тут же стыдливо опустила голову.

— Нет, это уж совсем не годится… — еще больше растерялся парень, ероша себе волосы.

— Ну тогда пойдем пешком, а велосипед поведем!

Цзялинь был вынужден согласиться:

— Ладно, но велосипед поведу я.

— Нет, я! — Цяочжэнь легонько оттолкнула его руку. — Ты сегодня целый день ходил, устал, а я приехала на велосипеде, так что нисколечки не устала.

Они отправились к своей деревне. На западном краю неба, как огромный красный цветок, полыхала заря. Горные вершины окрасились в бледно-оранжевый цвет, на долину опустилась густая черная тень, заметно похолодало. По берегам реки колосились кукуруза и гаолян — уже выше человеческого роста; цвели бобы, и в воздухе плыл их чистый тонкий аромат. Со склонов дальних гор спускались в долину овечьи стада, белеющие среди темной зелени. Летний вечер казался сегодня особенно спокойным.

Цзялинь и Цяочжэнь шли среди кукурузы и гаоляна, точно по таинственному зеленому коридору, который начисто отделил их от всего остального мира. Они шли друг за другом — красивые, молодые, и их сердца громко стучали.

Сначала они не разговаривали. Цяочжэнь вела велосипед, стараясь идти как можно медленнее, а Цзялинь шел еще медленнее, чтобы не оказаться совсем рядом с ней. Он испытывал какое-то необычное душевное напряжение, потому что еще никогда не ходил наедине с девушкой по такой безлюдной дороге. А со стороны могло показаться, будто они спокойно гуляют.

Цзялинь смотрел на идущую впереди Цяочжэнь и с изумлением думал, что она даже красивее, чем он себе представлял. Ее высокая, стройная фигура с удивительно завершенными линиями напоминала белый тополек; одежда, хоть и не новая, была подобрана с большим вкусом: выцветшие голубые брюки, бледно-желтая кофточка с короткими рукавами, бежевые босоножки и такого же цвета носки. Казалось, она глядела только вперед, но на самом деле ничего там не замечала, а лишь безотчетно улыбалась и время от времени поглядывала назад, как будто желая что-то сказать ему. Потом снова стыдливо отворачивалась. Цзялинь внезапно вспомнил, что вроде бы видел похожую на нее девушку — на картине одного русского художника. Там тоже было зеленое поле, через него тропинка, а по тропинке шла стройная, словно росток, девушка в красной косынке и глядела вдаль…

Пока Цзялинь предавался этим мыслям, в душе Цзяочжэнь все клокотало от радости, как во время весеннего половодья. Она впервые шла вместе с любимым, и это буквально опьяняло ее, погружало в невыразимое счастье. Именно о таком дне она мечтала много лет. Ее сердце бешено колотилось, руки сжимавшие велосипед, дрожали, все слова, которые она собиралась сказать, застряли в горле. А она хотела высказать сегодня решительно все, только ужасно стеснялась. Она нарочно замедляла шаг, чтобы совсем стемнело, и в то же время думала: нехорошо идти так молча, надо хоть о чем-нибудь заговорить. Снова обернувшись и не глядя на Цзялиня, она промолвила:

— Подлый все-таки человек Гао Минлоу, на любую пакость способен!

— Как ты можешь ругать его? — удивился юноша. — Он же твой родственник.

— Какой он мне родственник? — Девушка смело взглянула на Цзялиня. — Он свекор моей старшей сестры, а ко мне отношения не имеет!

— Ты и при сестре его ругаешь?

— Конечно! И в глаза ему то же самое сказала бы! — Цяочжэнь еще больше замедлила шаг, чтобы юноша поравнялся с ней. — Он же тебя из учителей выгнал, собственного сынка на твое место поставил, а ты его защищаешь! — И гневно остановилась.

Цзялиню тоже пришлось остановиться. Он видел, что Цяочжэнь сочувствует ему, и ее красивое лицо становилось от этого еще милее. Ничего не ответив, он вздохнул и двинулся вперед. Девушка догнала его, пошла с ним рядом.

— Ничего, небо знает, какие он дела творит, и отплатит ему! Ты не очень расстраивайся, а то за последнее время ты даже похудел… Ну, будешь крестьянином, и что? Крестьяне тоже люди! Не хуже этих кадровых работников. У нас тут и горы, и реки, и воздух чистый — семью хорошую создашь, и можно жить припеваючи…

Чем-то родным повеяло от этих слов. Цзялинь сейчас нуждался в сочувствии, ему было очень приятно говорить с ней о самом простом, и он пошутил:

— Я сейчас ни на гражданские, ни на военные подвиги не способен. Что толку от моего образования? Даже хорошим крестьянином быть не могу. Если заведу жену и детей, они, чего доброго, с голоду помрут!

Он невесело усмехнулся. Цяочжэнь вдруг снова остановилась и, вскинув голову, посмотрела прямо на юношу:

— Цзялинь, коли я тебе не противна, давай жить вместе! Ты будешь работать дома, а я в горах. Не пожалеешь, правда… — Она стыдливо отвернулась.

Цзялиню показалось, что вся кровь с гулом бросилась ему в лицо. Он изумленно глядел на Цяочжэнь и не знал, куда девать руки. В груди жгло, все тело напряглось.

Любовь? Неужели она приходит так внезапно? Юноша совсем не был готов к этому, он еще никого не любил. Сейчас он испытывал страх, смешанный с любопытством, и именно так глядел на девушку, стоявшую перед ним. Она стояла, по-прежнему опустив голову, как маленький барашек, и почти прильнула к нему, он даже ощутил ее теплое дыхание. Ее фигурка, напоминавшая то росток, то белый тополек, и лицо в полутьме казались еще красивее. С трудом сдержав себя, он шепнул:

— Нехорошо так стоять на дороге. Уже стемнело, пойдем скорей!

Она кивнула и пошла. Юноша отобрал у нее велосипед и повел, на этот раз она не противилась. Оба долго молчали, потом Цзялинь спросил:

— Почему ты так неожиданно заговорила об этом?

— Неожиданно? — переспросила Цяочжэнь, подняв залитое слезами лицо. И она начала рассказывать — все, что пережила за эти годы, все без утайки…

Цзялинь слушал ее и чувствовал, что сам не может сдержать слез. Он был достаточно сильным мужчиной, но чувство Цяочжэнь уже захватило его, даже потрясло. Безотчетно начал он шарить по своей одежде. Цяочжэнь, видя это, засмеялась, утерла слезы и, достав из сумки на багажнике пачку сигарет, протянула ему. Юноша изумленно раскрыл рот:

— Как ты догадалась, что я ищу курево?

Она игриво улыбнулась:

— Догадалась, и все. Бери скорее! Я еще целый блок купила…

Цзялинь мгновенно забыл про сигареты и сделал шаг вперед, ласково глядя на девушку. Она тоже смотрела на него, потом быстро положила руки ему на грудь. Он прислонился своим разгоряченным лбом к ее горячему лбу и закрыл глаза, потеряв всякое представление о том, что происходит вокруг…

Когда они снова пошли рядышком по дороге, уже взошла луна. Под ее светом зеленая долина превратилась в сказочный мир: среди тихой ночи особенно отчетливо слышалось журчание реки. Впереди, в излучине, лежала их деревня, где им предстояло расстаться.

На развилке Цяочжэнь вытащила из сумки блок сигарет и положила в корзину Цзялиня. Потом, опустив голову, прошептала:

— Милый, поцелуй меня еще раз!

Парень снова обнял ее, поцеловал и промолвил:

— Не говори своим. Запомни, об этом вообще никто не должен знать… И прошу тебя, чисти зубы…

Она кивнула в темноте:

— Хорошо, я всегда буду тебя слушаться…

— Тогда иди скорей домой. А если твои спросят, почему так поздно вернулась, что скажешь?

— Скажу, что к тетке ходила.

Цзялинь тоже кивнул и, забрав корзину, пошел к себе. Цяочжэнь с велосипедом отправилась по другой тропинке.

Когда юноша вошел в деревню, его вдруг охватило чувство раскаяния. Он жалел, что поддался страсти и вел себя так неосмотрительно, можно сказать, глупо. Если это будет продолжаться, то он наверняка превратится в крестьянина. Даже не подумав ни о чем, целовал девушку — это было крайне безответственно и по отношению к себе, и по отношению к Цяочжэнь. Сегодня он точно провел в своей двадцатичетырехлетней жизни какую-то роковую черту, навсегда распростился со своим непорочным прошлым. К радости это или к горю?

Родители, конечно, ждали его, сидя на кане. Ужин был готов, но они явно не притрагивались к палочкам для еды. Когда Цзялинь перешагнул порог, отец взволнованно сказал:

— Что ж ты так поздно? Уже давно стемнело, мы чуть не померли со страху!

Мать недовольно взглянула на отца:

— Парень в первый раз торговать ходил, сраму, поди, натерпелся, а ты его ругаешь! — И спросила сына: — Ну как, продал пампушки?

— Продал, — ответил Цзялинь и, достав деньги Цяочжэнь, протянул отцу.

Тот, попыхивая трубкой, поднес их к лампе, пересчитал худыми пальцами и сказал:

— Все точно. Завтра мать снова напечет пампушек, и снова понесешь. Это лучше, чем в горах вкалывать!

— Нет, я больше не стану заниматься торговлей! — замотал головой Цзялинь. — В горах буду работать…

Мать полезла в корзину с шитьем, стоявшую в глубине кана, и достала оттуда письмо:

— Вот, дядя прислал. Почитай нам скорей!

Цзялинь вспомнил, что из-за этих проклятых пампушек забыл отослать письмо дяде — оно так и лежало у него в кармане. Взяв из рук матери дядино письмо, он придвинулся к лампе и начал читать вслух:

Конец ознакомительного фрагмента.