Зазеркалье, или Дождь смывает все следы

Лория Попова

Молодая женщина проходит тяжелый путь испытания жизнью. Ей приходится сталкиваться с большими проблемами и при этом оставаться порядочным человеком.

ГЛАВА 9

Моя школа по-прежнему, кроме неприятностей, ничего не обещала.

У нашей классной явно не все были дома. Только мы стали учиться после зимних каникул, как она задержала меня после уроков и стада требовать признания в том, что я имею взрослого любовника. Я от удивления только таращила глаза и ничего не могла сказать в свое оправдание.

— Не строй из себя наивную девочку, — строго говорила классная руководительница. — Мне все известно! Я лично видела тебя с мужчиной средних лет.

— Ничего не понимаю, с каким мужчиной?! — лепетала я.

— Вспомни-ка хорошенько! С кем это ты в воскресенье вечером ходила в кино?! Кто с тобой любезно разговаривал и вел под руку из кинотеатра?!

— Ах, вот в чем дело! — наконец дошло до меня. — А вы разве не заметили еще и двух женщин, шедших с нами рядом? Одна из них — моя сестра. Она тоже, к несчастью, училась в вашей школе, а сейчас — замужем. Мужчина же «средних лет» приходится ей свекром. Другая женщина — жена этого любезного мужчины. Надеюсь, мое объяснение вас удовлетворило?

От злости на ненормального педагога я стала пунцовой.

— У вас очень богатое воображение, — добавила я ухмыляясь.

— Ладно, — сказала классная и лицо пошло у нее красными пятнами, — но предупреждаю, что я ещё все это проверю!

…В дворе школы меня ждала одноклассница Алла Манукянц.

— Знаешь Анжел, а я догадываюсь, зачем тебя задержала наша классная!

— Да?

— Не удивляйся, она вчера выведывала у меня, встречаешься ли ты с кем, и есть ли у твоей матери любовник. Я ей ответила, что ты вполне порядочная девчонка, а остальное меня не касается. У моей матери у самой уже третий муж!

В знак благодарности за такую поддержку, я в подробностях поведала Алле о нашей беседе с классной руководительницей. Громко посмеявшись, мы разошлись по домам.

А через пару недель меня ждала новая школьная непонятность.

На перемене кто-то из моих одноклассников спрятал портфель. Когда прозвенел звонок на урок, и я вошла в класс, парта была пуста.

— Кто спрятал мой саквояж? — с деланной улыбкой оглядела я притихший класс. — Давайте-ка его скорее, а то сейчас явится литераторша. Ну, пошутили, и будет…

— Да никто его не прятал. Он сам перебежал вон туда, за последнюю парту, — лениво махнул мне Васька Петров.

Раньше Петров сидел со мною за одной партой. Когда мы учились еще в первом классе, Васька даже плакал от злости, если я дразнила его «пятачком» за курносый нос. Но все же он был добрым и честным товарищем. Возможность убедиться в этом мне однажды представилась.

Как-то я сильно опаздывала на урок, и когда, торопясь, снимала пальто в школьном гардеробе, потеряла золотую сережку. Поначалу я этого даже не заметила. Вася нашел сережку и во время урока пододвинул ее ко мне.

— Петров, — прошептала я, обрадовавшись, — вот урок кончится, я тебя в щечку чмокну! Какой ты молодец!

— Ни к чему эти телячьи нежности, — покраснев, ответил он тоже шепотом…

…Итак, когда я наклонилась, чтобы вытащить из-под чужой парты свой портфель, в класс вошла учительница по русскому языку и литературе.

— Грачева! — неожиданно раздался ее громоподобный голос. — Ты, почему повернулась к учителю своим толстым задом?

Все вокруг дружно заржали, как жеребцы, а Лидия Степановна продолжала выговаривать мне, как ни в чем не бывало.

— Какова хамка! Я стою лицом к классу, а она ко мне — задом!

Я от стыда стала малиновой и, опустив голову, поплелась с портфелем к своей парте. Слезы от обиды и унижения побежали по моим щекам.

— Чего ты ревешь? — сказал мне Васька, сидевший за моей спиной. — Встань и уйди!

— А на самом деле, чего я жду? — подумала я и, решительно схватив злосчастный портфель, выбежала из класса, как следует хлопнув напоследок дверью.

Дня через два после этого инцидента у нас в классе состоялось совместное собрание учеников, родителей и педагогов. На него я не пошла, заявив матери, что больше вообще не собираюсь появляться в школе.

С собрания мама вернулась вместе с двумя моими подругами-одноклассницами — Галей Сердюковой и Инной Киселевой. Втроем они стали уговаривать меня не пороть горячку, а учиться дальше, тем более, что все уже замято и Лидия Степановна обещала ко мне больше не придираться. Я успокоилась и решила пока остаться.

Теперь на уроках русского языка и литература я демонстративно вела себя как вольный слушатель. Могла, например, открыть «Химию» или начать зубрить «Геометрию», а то и вовсе — выкладывала на парту какой-нибудь детективчик. Лидия Степановна тоже демонстративно не замечала моих выходок и редко когда спрашивала меня по пройденному материалу.

Если кто и нравился мне из школьных педагогов, то это, бесспорно, была учительница истории Нина Яковлевна Быстрова. Нина Яковлевна рассказывала нам о своей поездке к мужу в ГДР, где тот находился в качестве советского специалиста. За границей ей больше всего понравилась культура общения немцев, их честность и доброжелательность.

— Вы знаете, ребята, — делилась своими впечатлениями учительница, — я по привычке заходила в магазин, чтобы просто поглазеть, а мне навстречу каждый раз, приветливо улыбаясь, спешили продавцы, спрашивая: «Чего изволит фрау?». И если мне даже ничего и не надо было, я все равно не могла устоять, покупала предложенный товар — неловко было отказаться!

Когда же мы пытались задать учительнице какой-нибудь щекотливый вопрос политического характера, Нина Яковлевна, шутливо перекрестившись, говорила:

— Бог с вами, ребята! Я от вас ничего не слышала!

На уроках английского языка я себя чувствовала недочеловеком. Кроме алфавита и нескольких десятков слов — ничего не знала. О переводах с русского на английский и наоборот — вообще не могло быть и речи. Но и наша «англичанка», похоже, не особенно-то стремилась выучить нас иностранному языку. Мне порой казалось, что ей было просто скучно заниматься своим делом.

На уроках «англичанка» любила поговорить (по-русски, разумеется) о строительстве БАМа, о том, как работала переводчицей в Египте, о взаимоотношениях между юношами и девушками, о политике, и вообще о жизни. Мы, зная эту её слабость поболтать на отвлеченные темы, поочередно, с невинным любопытством, на каждом уроке старались «завести» ее. Воспоминания или рассуждения длились, как правило, около получаса. Потом, спохватившись, она торопливо начинала объяснять значение новых слов и словосочетаний.