Выныривай, Колибри

Лори Моррисон, 2019

Аннабель с трудом заканчивает седьмой класс. Как бы она ни старалась, учеба остается бесконечной борьбой, в которой будто нельзя победить. В сравнении с друзьями девочка чувствует себя глупой и неуверенной в себе, но как только ныряет в воду, ее невозможно остановить. Плавание для Аннабель – вдохновение и родная стихия. Вдох, взмах, гребок – и все сомнения и комплексы словно растворяются в воде. В бассейне она становится сильной и невероятно быстрой, словно колибри. – легко концентрируется и бьет все рекорды. Тренер старшеклассников по плаванию замечает Аннабель и приглашает ее в свою команду. У девочки появляются новые взрослые друзья, и самый красивый парень в бассейне начинает смотреть на нее так. будто она для него особенная. Аннабель не только старается помочь команде попасть на важные соревнования. Она также хочет вписаться в мир старшеклассников, который манит свободой и любовью. Одновременно девочка отталкивает прежних друзей, не слышит родителей и раз за разом совершает ошибки, которые не проходят бесследно. Аннабель начинает тонуть в неопределенности: прежние связи рвутся, а новые не проходят проверку на прочность. Сможет ли она вынырнуть из того беспорядка, в который превратилась ее жизнь? Лори Моррисон десять лет преподавала английский в средней школе, а теперь пишет романы для своих учеников. Некоторые ее книги, в том числе и «Выныривай, Колибри», были выбраны лучшим летним чтением по версии Publishers Weekly. В этой истории читателю будут созвучны сомнения и страхи Аннабель. через которые многие проходили – потеря старых друзей и новые знакомства, первая влюбленность и семейные неурядицы. Но и ту истину, что открылась девочке, узнает каждый: ты можешь ошибаться, учиться на своих ошибках и двигаться дальше.

Глава 6

После обеда Аннабель просмотрела почту, которую Митч оставил на столике в коридоре. Официальная копия её табеля должна была прийти со дня на день.

И Аннабель бесилась, представляя, что это шикарное свидетельство её позора — на тонкой кремовой бумаге с логотипом Академии — попадёт маме в руки.

Как некий сувенир.

Но от Академии пока ничего не пришло. В ворохе корреспонденции были в основном рекламные каталоги и прочий мусор. И вдруг из-под какого-то счёта выпал маленький квадратный конверт. В строке обратного адреса значилось: Бостон. Имя Аннабель было написано от руки — она не видела такого уже лет сто.

Большая округлая «А»; «е» и «л» соединены тонкой линией, словно подают друг другу руки. На конверте стояла фамилия Вилнер. Аннабель здесь теперь единственная, кто её носит: мама взяла фамилию Митча. «В» была написана с сильным нажимом, а «р» — так размашисто, что вылезала за пределы строки.

Аннабель схватила письмо и бросилась в свою комнату. Сердце стучало в рёбра так же громко, как пятки по ступенькам. Она заперла дверь и схватила нож для бумаги, чтобы вскрыть конверт. Но руки так дрожали, что Аннабель порезалась. На коже появилась белая полоса, которая через секунду заполнилась красным. Немного крови капнуло на письмо, и Аннабель сунула палец в рот, чтобы унять кровотечение.

«Дорогая Анни», — начиналось письмо.

Она уже и забыла, что он её так называл, — и это было странно. Прошло не так уж много времени.

Давно собирался написать. Но теперь, когда сел наконец за письмо, не знаю, что сказать. Извиняюсь за такое начало. И за то, что отсутствовал в твоей жизни. Из меня вышел совсем не такой отец, каким я хотел быть. Но я часто думаю о тебе и буду любить тебя всегда. Дела у меня теперь пошли на лад. Я переехал в Бостон с другом. И если ты когда-нибудь захочешь повидаться, моя дверь всегда открыта. Пиши мне, если есть желание. Я всегда рад твоим письмам. Скучаю по тебе каждый день.

С любовью,

папа

Аннабель дважды перечитала письмо. Она заметила, что плачет, только когда буквы стали расплываться перед глазами. Аннабель вытащила упаковку бумажных носовых платков из ящика прикроватной тумбочки, вытерла мокрое лицо и перемотала порезанный палец. Затем прочитала письмо в третий раз, фокусируясь на главной мысли и задавая уточняющие вопросы, как советовала делать мисс Эймс.

Папа в Бостоне, всего в паре часов отсюда. С каким-то другом… С подружкой, в смысле? С новой девушкой?

Что, если он переехал специально? Чтобы быть поближе к Аннабель?

Эта мысль была чем-то вроде землетрясения. Слишком огромная, чтобы её думать. Аннабель спрятала письмо под стопку школьных тетрадей, которые всё ещё лежали на столе. Только тут она заметила, что по-прежнему сжимает в руке ракушку, подаренную соседской девочкой, Келси Беннет.

На тумбочке возле кровати Аннабель стоял ночник с ракушками — нечто вроде стеклянной вазы с подсветкой. Митч подарил, когда они только переехали на Остров. Чтобы наполнить светильник, Аннабель с мамой часами ходили по берегу в поисках самых красивых ракушек. Целых, без отколотых краёв.

Вскоре оказалось, что это невозможно — найти столько несломанных ракушек. В конце концов они обе расстроились. Тогда Митч сам наполнил лампу. Аннабель решила, что он знает какое-то тайное место, где все ракушки оставались целыми. Решилась спросить она только прошлой весной.

— Я просто купил их в сувенирной лавке в городе, — признался Митч. — Тебе хотелось, чтобы все ракушки были идеальными. А где столько взять?

Тебе хотелось, чтобы все ракушки были идеальными.

Она правда этого хотела? Или этого хотела мама, которой казалось, что ночник будет выглядеть некрасиво, если наполнить его сломанными ракушками?

Аннабель сняла абажур, открутила крышку и положила ракушку Келси на самый верх — так, чтобы был виден отколотый краешек.

Потом села на кровать и, глядя на эту сломанную ракушку, стала вспоминать, как мама резко отодвинула тарелку, когда она спросила, что будет, если Академия откажет в скидке. Одна мысль об этом лишает маму аппетита.

Ещё Аннабель думала, что сказал бы папа, если б узнал о её ужасных оценках. Он бы, наверное, не стал вздыхать, как мама. Сам-то он учился не очень хорошо. И много раз рассказывал об этом.

Но даже папа не мог представить, что его дочери потребуются особые условия для учёбы, индивидуальные планы, репетиторы. Никто не мог себе этого представить, когда они жили в Нью-Джерси. Аннабель никогда не была в числе первых учеников, решавших тесты повышенной сложности. Но и в числе последних — тоже.

Мама всегда говорила, что она способна на большее, если будет заниматься. Накачивать «интеллектуальные» мышцы вдобавок к «плавательным». Мама всё время дарила Аннабель книги, которые сама любила в её возрасте, надеясь, что в дочери проснётся любовь к чтению. А папа говорил, что в нём эта любовь так и не проснулась — и ничего, всё в порядке.

Правда, сам он, как потом выяснилось, был вовсе не в порядке.

Но, может, сейчас всё наладилось?

Может, сейчас папа похож на ракушку Келси? Откололось всё, что пошло не так, и он живёт с отбитым краем, но в остальном — ничего, почти целый?

Если ты когда-нибудь захочешь повидаться… Так он написал.

Но хочет ли она действительно его видеть?

А если не хочет, то это значит, что она плохая дочь? Плохой человек?

Аннабель снова открыла светильник и перевернула ракушку Келси. Она была не уверена, что сможет смотреть на отколотый край. После всех этих мыслей.