Где трава зеленая…

Лорен Вайсбергер, 2021

У Пейтон было все, о чем только можно мечтать. Привлекательная внешность. Муж, который носит ее на руках. Очаровательная и одаренная семнадцатилетняя дочь. Любящая сестра, ведущая жизнь богатой домохозяйки в дорогом пригороде. Престижная работа в самом популярном ток-шоу Америки. Деньги. Национальная слава. Толпы фанатов… А потом случилась одна маленькая ложь. Почти незаметная. Ложь, которая стала камнем, обрушившим горную лавину. И иллюзии стали разбиваться вдребезги. И посыпались из шкафов скелеты. И идеальная жизнь перестала быть идеальной. А счастливая совсем еще недавно женщина вдруг стала сомневаться: в силах ли она вообще пережить горькую правду?..

Глава 2

За все в жизни надо платить

— Мы вернемся с рекламной паузы через минуту, оставайтесь с нами!

Пейтон отхлебнула кофе из чашки с логотипом Эй-эн-эн и повернулась к визажистке, которая подошла припудрить ей лоб. Операторы изменили положение для следующей рубрики, а Шон, исполнительный продюсер, сообщил по студийной аудиосистеме:

— Выходим на финишную прямую! До выходных осталось шесть минут.

Несколько человек в аппаратной захлопали в ладоши. Неделя выдалась тяжелая, всем хотелось вернуться домой, в нормальную жизнь, которая не делится на тридцатисекундные отрезки и не рассчитывается по кадрам, как то, что происходит с пяти до восьми утра в ослепительном свете софитов, под безжалостным давлением прямого эфира национального телевидения.

Джим вернулся за стол и занял свое кресло. Пейтон подозревала, что во время частых отлучек в туалет в рекламных паузах он на самом деле бегает качать бицепсы.

— СДБСП, — сказал Джим, вставляя наушник.

И пригладил рукой волосы — абсолютно бесполезный жест: толстый слой лака превращал прическу в непробиваемую броню.

Напарник частенько хвастался, что флакона хватает на три дня. Пейтон не то чтобы не любила Джима, просто… Ну ладно, она его действительно не любила. Да, он чертовски классный ведущий, с этим трудно спорить: аудитория, с легким перекосом в сторону женщин, обожает его экранную личность — доморощенную смесь мужественности, непоколебимого позитива и при необходимости чего-то очень похожего на сочувствие, — и только при выключенных камерах он показывал свое истинное лицо.

Джим вопросительно посмотрел на Пейтон:

— Согласна?

— Что?

Она как раз вспомнила, что после обеда нужно записаться к стоматологу.

— Тридцать секунд! — раздалось из динамиков.

— СДБСП, — повторил Джим. — Поняла? Слава долбаному богу, что сегодня пятница.

— Гм…

Пейтон выдавила улыбку и достала из выдвижного ящика изящный блокнотик «Молескин», куда записывала все, о чем вспоминала в самые неподходящие моменты.

«Записаться к стоматологу на пять вечера», — нацарапала она, и тут в голову пришла новая мысль. Макс тоже должна записаться к стоматологу, терапевту и гинекологу, ведь в конце лета ей уезжать в колледж.

— Двадцать секунд!

Пока она писала, Джим шумно отхлебнул из кружки с логотипом Эй-эн-эн. Пейтон в тысячный раз задумалась, что он добавляет в свой кофе: кокаин, растолченный аддералл или какую-нибудь подпольную добавку с тестостероном? От чего еще может нормальный человек постоянно быть на взводе?

— Десять секунд!

Джим откашлялся, отвел плечи назад и стал пожирать глазами камеру номер три, которая должна была снимать их после рекламной паузы.

— Пейтон, готова? — спросил Шон, на этот раз прямо в ухо.

Она кивнула. Черт! Забыла напомнить Скай о мамином дне рождения. Обвела напоминание кружочком — решить этот вопрос в первую очередь…

— Итак, пять, четыре…

— Пейтон, ради бога, спрячь это! — раздраженно гаркнул Шон.

–…три, два…

Она закрыла блокнот.

Наступила тишина. Красный огонек на третьей камере замигал, показывая, что они в эфире. Пейтон внезапно расслабилась. На нее снизошло отрешенное спокойствие — полная противоположность адреналинового всплеска. Мысли, еще секунду назад метавшиеся в разные стороны, без малейших усилий с ее стороны сошлись в одной точке, и она обрела свое фирменное самообладание.

— Мы снова с вами, — сказала Пейтон, искренне улыбаясь в камеру номер три, словно видела перед собой гостиную, где сидят ее самые близкие люди. — «В заключение пятничного выпуска мы хотим поделиться с вами невероятной историей любви и силы духа, которая произошла в самой обычной семье», — прочла она с телесуфлера.

Неделю всегда старались закончить какой-нибудь волнующей человечной историей с хорошим концом, чтобы поднять дух зрителей, обеспокоенных ситуацией в мире.

— «Логан Пирс — девятилетний мальчик, который живет с родными в пригороде Хьюстона, любит рисовать, играет в «Лего» и болеет за «Астрос», — прочла Пейтон, придав своему голосу точно отмеренные доли серьезности и восхищения, а про себя гадая, который из домашних питомцев продюсера написал этот идиотский сценарий. — Представьте, что пережила семья, когда Логану поставили диагноз «педиатрическая лимфома» — редкое, угрожающее жизни заболевание».

Читая, она невольно прониклась сдержанной грустью матери, которая рассказывала о диагнозе мальчика, лечении и, наконец, выздоровлении, — такого почти никогда не случалось, когда Пейтон находилась в открытом эфире и должна была перескакивать с одного сюжета на другой. Голос женщины завораживал, а Логан так трогательно обнимал свою младшую сестренку, что Пейтон едва не пропустила объявление Шона об экстренном сообщении.

Она посмотрела в сторону аппаратной, которая перестала напоминать спокойную, тщательно выстроенную балетную сцену и превратилась в хаотичную тусовку. Огромные электронные часы над камерами отсчитывали секунды. Черт! До восьми еще пять минут, и это означает, что сообщать срочную новость придется им.

— Я возьму, — пробормотал в микрофон Джим.

На экране лечащий врач Логана описывал воздействие лимфомы на детей.

— Нет, — возразил Шон. — Слишком резкий переход. Плохо уже то, что мы обрываем ребенка. Когда сюжет закончится, переходим к рекламе.

Пейтон и Джим кивнули.

— Они записывают заставку, но материала там только на тридцать секунд, — продолжал Шон. — Обвинения и короткое описание. Потом я тебя поведу.

Пейтон вдруг напряглась. Экстренные новости всегда непредсказуемы.

Ролик закончился, и Пейтон спокойно сообщила зрителям, что выпуск продолжится после короткого перерыва. Почти немедленно после этого все полетело к чертям.

— Надеюсь, они знают, что делают, — громко произнесла она, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Да, — согласился Джим. — Мы забили на ребенка с раком!

Продюсер эпизода Дженна, двадцатипятилетняя звезда, которую недавно переманили из «Фокс ньюс», объявила:

— ФБР только что подтвердило информацию о задержании двадцати двух человек, среди которых есть весьма известные люди, по обвинениям в преступном сговоре и (или) почтовом мошенничестве.

— Кому, на хрен, интересно почтовое мошенничество? — возмутился Джим, словно прочтя мысли Пейтон.

Дженна сделала вид, что не слышит, и сказала им в наушники:

— Все задержанные — влиятельные люди, родители, которые пытались купить своим детям места в престижных университетах.

— Тридцать секунд! — раздался обезличенный голос в колонках.

В крови зашумел адреналин.

— Что нам известно? Мы готовы?

В студию ворвался Шон со стопкой бумаг в одной руке и своими знаменитыми черными очками — в другой.

— Дженна, суфлер?

Дженна бесстрастно подтвердила, что суфлер настроен.

— У меня хватит информации, чтобы дотянуть до конца программы, — сказал Шон, размахивая распечаткой. — Читай с суфлера медленно, а потом слушай меня.

— Десять секунд!

Шон вернулся за стеклянную стену аппаратной. Пейтон видела, как он натянул наушники и ткнул пальцем в оператора.

— Пристегнись, взлетаем, — сказал Джим, сделав сочувственное лицо.

–…три, два, один!

Включилась камера номер два, которая использовалась в основном для крупных планов, и Пейтон нашла взглядом телесуфлер.

— «Мы прерываем волнующую историю Логана Пирса, чтобы поделиться с вами экстренным сообщением, — прочла она, сама не понимая, дрогнул ее голос или просто показалось. — Агентами ФБР задержаны двадцать два человека в четырех штатах: родители абитуриентов, обвиняемые в попытке купить своим детям места в престижных учебных заведениях. Подробности пока неизвестны, однако источники утверждают, что по меньшей мере трое из этих людей — известные личности».

Телесуфлер остановился. Пейтон знала, что Дженна просто не успела написать больше, но у нее перехватило дыхание. От паники спас голос Шона. Никто не любит слепых экспромтов перед миллионной аудиторией.

— Спокойно! — гаркнул он. — Я с тобой.

Она набрала воздуха, а Шон начал выдавать ей кусочки ничего не значащей информации, которые она передавала на камеру. «Совет колледжей пока не прокомментировал ситуацию». «Ждем реакции районного прокурора Манхэттена». «Крупнейший сговор, связанный с приемом в колледжи».

— Джим, спроси у Пейтон, когда будет известно больше, — пролаял Шон.

Джим тут же обернулся к Пейтон, нахмурил бровь и спросил:

— Когда можно ожидать новую информацию, касающуюся этой сенсационной истории?

— Заканчивай, Пейтон, — сказал Шон.

Пейтон посмотрела на Джима и спокойно — во всяком случае, надеялась на это — произнесла:

— Время нашего утреннего эфира подходит к концу; Сюзанна и Алехандро будут следить за развитием событий и держать вас в курсе.

Она вновь повернулась к камере номер один — слева наискосок.

— Оставайтесь с нами, если хотите узнать подробности этого скандала. Мы — Пейтон Маркус и Джим Этвуд — увидимся с вами в понедельник утром.

Наступила немая сцена, во время которой никто не шелохнулся, затем Шон объявил:

— Всем спасибо, мы закончили.

Студия разразилась аплодисментами. Перед столом ведущих вырос Шон.

— Мне понравилось, что ты назвала это скандалом, — сказал он, блестя вспотевшим лбом. — Пикантно.

— Спасибо за помощь, — ответила Пейтон.

Сердце выскакивало из груди. Она вытащила наушник и рухнула в кресло.

— Отличная работа, — сказал Джим, вынимая наушник.

Он встал, возвышаясь над Пейтон и Шоном. У Джима была фигура бывшего футболиста, и он не упускал случая напомнить о своем славном прошлом, почти бессознательно роняя фразы: «Когда я играл за Клемсон», «В мою бытность квотербеком», «Нет лучшей школы жизни, чем университетский футбол». Всякий раз, когда он это говорил, Пейтон хотелось опрокинуть стопку «Егермейстера».

— Ладно, девчонки, я пошел, — объявил Джим, растянув губы в ухмылке, чтобы показать, что его ничуть не напрягает ориентация Шона. — Прекрасных выходных. Ведите себя прилично.

Он помахал мускулистой рукой и направился к своей гримерке.

— Фу, это у него «Драккар»? — наморщил нос Шон и указал на дверь кабинета. — Зайди ко мне, Пейтон.

Пейтон отстегнула микрофон и, вскочив, спросила:

— Что-то еще известно?

— О чем?

— Об этой истории с колледжами! Мы ведь уже освещали эту тему, так? Она тянется до сих пор?

Пейтон торопливо шагала за Шоном по коридору. Он толкнул дверь в свой кабинет и уселся за стол.

— Тема вечная. Держу пари, что половина моего выпуска попала в Станфорд благодаря гребле или волейболу. На худой конец, теннису. Сплошные спортсмены. Идиоты-родители, конечно, перегнули палку, но всем известно, на что способны обеспеченные люди, чтобы засунуть своих отпрысков в Лигу плюща.

Шон протянул Пейтон бутылку воды, и она только сейчас осознала, что умирает от жажды. Дыхание восстановилось.

— Да, ты прав. Такое происходит сплошь и рядом. Только эти родители, вероятно, слишком далеко зашли. Помнишь, как те, что подменили фотографии своих детей и заплатили другим людям, чтобы сдали за них экзамены. Как так можно?

— Согласен.

На столе зазвонил телефон.

— Да. Иду.

Шон опять встал.

— Мне надо бежать. Если не увидимся до твоего ухода, хороших выходных.

Продюсер чмокнул ее в щеку и закрыл за собой дверь. Эта маленькая любезность пришлась как нельзя кстати: Пейтон вдруг резко затошнило — наверное, от прилива адреналина. «Задержанные родители совсем не такие, как я и тысячи других, готовых на все, чтобы предоставить своим детям все возможные преимущества», — подумала она. Тем не менее беспокойство не утихало. Зачем вновь поднимать эту тему, после того как первая серия благополучно похоронена?.. Пейтон допила воду до последней капли, упала на колени и извергла все содержимое желудка в элегантную мусорную корзину Шона.

Через каких-то тринадцать минут — рекордное время! — она уже выходила из «Убера» на углу Семьдесят четвертой улицы и Медисон-авеню, где расположился на втором этаже высокого лофта великолепный частный спортзал, больше напоминавший съемочную площадку. Уединившись в просторной личной раздевалке, оборудованной паровым душем и шкафчиком с предметами личной гигиены от «Малин и Гетц», к которой прилегала комната отдыха с диванчиком и газовым камином, Пейтон стянула сапфирово-синее платье-футляр и влезла в короткие легинсы и спортивный топ со вшитыми чашечками. Она испачкала четыре влажные салфетки, чтобы снять плотный слой телевизионного макияжа, и долго вычесывала щеткой из кабаньей щетины профессиональный лак для волос суперсильной фиксации. Тело каждой клеточкой умоляло хоть на минутку присесть на плюшевый диванчик, однако Пейтон заставляла себя двигаться.

— Привет, красотка, — сказал Кендрик, шлепнув ее полотенцем, когда она вошла в зал для кардиотренировок. — Отличный был выпуск. А теперь подвигай задницей.

Пейтон отсалютовала и подошла к ближайшей беговой дорожке. Она порой скучала по сумасшедшей энергетике фитнес-клуба «Эквинокс», но терпеть не могла, когда на нее пялятся, фотографируют тайком или, не дай бог, подходят поболтать. А здесь, в скрытом от мира оазисе, который владельцы называли спортзалом, а денег брали как за воздушное такси, ей составляли компанию всего три человека — двое мужчин за шестьдесят на беговых дорожках и молодая женщина, старательно потевшая на клаймбере. И больше никого. Восхитительно!

Пейтон заняла место на тренажере и вставила наушники. Дожидаясь, пока на экране загрузятся новости, она установила скорость и наклон, чтобы разогреться, и вдруг заметила свое отражение в зеркальной стене. Господи, ужас! Многочисленные знакомые просто обожали рассказывать, что в сорок лет все летит к черту, а Пейтон улыбалась и кивала, не допуская даже мысли, что это когда-нибудь коснется ее самой. Начиная с подросткового возраста и до тридцати девяти лет она делала все, что хотела, и это никак не отражалось на внешности. Десять лет курила. Слишком много пила. Ела как шестнадцатилетний мальчишка. Почти не занималась спортом. Спала не больше пяти часов. И при этом, несмотря на рост метр шестьдесят пять, хотя она мечтала быть по крайней мере на десять сантиметров выше, всегда оставалась худощавой, стройной и подтянутой. А теперь? Ей нет и сорока. Просто кошмар! Едва заметные морщинки у глаз превратились в глубокие траншеи. Кожа усталая и землистая, несмотря на сумасшедшие деньги, которые она тратит на скрабы, кремы под глаза и масла для лица. Волосы растут везде, только не там, где нужно. А фигура? Как будто кто-то нажал кнопку, и живот выпятился, грудь обвисла, а задница начала расползаться во все стороны.

Когда она чуть ли не в истерике пришла к гинекологу, врач понимающе кивнула.

— Перименопауза. Нормальное явление.

— Нормальное? — взвизгнула Пейтон. — Посмотри на меня!

Доктор Кейт из частного кабинета в Верхнем Ист-Сайде, привычная к таким вспышкам, улыбнулась:

— Нужно сократить углеводы. Записаться в фитнес-клуб на индивидуальные занятия с тренером. Могу порекомендовать хорошего дерматокосметолога.

На протяжении последних шести месяцев Пейтон полностью посвятила себя (и большую часть своей немаленькой зарплаты) самосовершенствованию. Выбора не оставалось. От внешности зависела ее карьера. Она подружилась с дерматокосметологом и подвергла свое лицо, зону декольте и даже руки всем мыслимым и немыслимым лазерным и химическим процедурам, которые ей предлагали. Они боролись с красными и коричневыми пятнами, с морщинами. С волосами, растущими в неправильных местах. Повышали общий тонус кожи. Увеличивали выработку коллагена. Короткое время она наслаждалась результатом: кожа посветлела, разгладилась, — а потом, не успела она купить новую основу для макияжа, все вернулось в геометрической прогрессии — настоящее цунами морщин, пятен и щетины.

Пейтон не привыкла сдаваться. Теперь она колола ботокс не три раза в год, а раз в два месяца. Это возымело эффект. Еще больше помогли филлеры в щеки и губы и вонючее масло, которое она втирала в кожу головы, чтобы стимулировать рост волос. Воспрянув духом, она начала тренировки с Кендриком, который брал за сеанс больше, чем психиатр с докторской степенью. Она вставала в три часа, в четверть пятого занимала место в кресле у визажиста, с пяти до восьми — прямой эфир, затем долгие часы работы, встречи и подготовка новых выпусков, и так каждый день, с понедельника по пятницу. Несмотря на жесткое расписание, она выползала из студии, приезжала в спортзал и под руководством Кендрика качала бицепсы, выполняла становую тягу и сжигала жир. Она записалась к нутрициологу, среди клиентов которой числились Жизель Бюндхен^[1] и Том Брэди^[2], и выполняла все ее требования. Заливала в себя два с половиной литра воды в день и бегала в туалет через каждые двадцать минут. Макала зеленый салат в заправку, а не поливала сверху. Исключила хлеб, пасту, сыр и всю остальную еду, которая заключала в себе хоть малейший намек на удовольствие.

Это ничего не изменило. Ни хрена вообще. Как только она сосредоточивалась на фитнесе, безнадежно портилась кожа. Стоило вернуться к лазерам и пилингам, портилась фигура. Пейтон практически голодала, разрываясь между тренировками и дерматологом. Впустую. Джинсы, которые она с удовольствием носила со студенческих времен, не застегивались. Ни впрыскиваемый в мышцы яд, ни отжимания, ни неприлично большие деньги не могли исправить ущерб, связанный с приближением к роковой дате. А ведь ей еще не исполнилось и сорока! А Скай — худышка, свежая кожа, ни морщинки, и вообще не прилагает никаких усилий.

Беговая дорожка автоматически увеличила скорость, и Пейтон переключилась с Эй-эн-эн на Эм-эс-эн-би-си, где Джо и Мика обсуждали новую волну арестов, связанных с поступлением в колледжи, в том числе доктора из Беверли-Хиллз, который предложил бесплатную операцию по уменьшению желудка тренеру по сквошу в одном из университетов Калифорнии, если та возьмет в команду его дочь. «Безумие какое-то», — подумала Пейтон, увеличивая темп.

Утверждая, что никогда не смотрит новости за пределами студии, Пейтон кривила душой. Она знала всех ведущих на каждом канале; получала уведомления с полудюжины новостных веб-сайтов; следила за тем, кто куда перешел, и за внутренними скандалами. Конкуренция в отрасли чрезвычайно высока, и если ты не в теме, тебя опередят. Попасть в кресло ведущей утреннего выпуска ей помогли не лень и неведение. О нет! Она отсидела свое в Арканзасе и в Южной Дакоте, а одно лето даже провела на Аляске. Никто лучше ее не знал, как опасно расслабиться и впасть в благодушие. Она наконец пробилась на общенациональный канал, и не посреди ночи. Следующая ступенька — прайм-тайм, если хватит сил и целеустремленности.

Через десять минут бега Пейтон надоело «Утро с Джо», и она переключила на Си-эн-эн. Ведущую Поппи Харлоу она знала лично и часто смотрела ее передачу по утрам. Сегодня Поппи вела репортаж из Лондона, а в студии за столом сидел Дон Лемон. Пейтон так увлеклась изменением настроек, что не сразу заметила, как Дон прижал палец к уху и сказал: «Минутку, Поппи, у нас, кажется, экстренная новость». В ту же секунду на экране замельтешили красные буквы, сопровождаемые тревожной барабанной дробью: экстренное сообщение. Пейтон закатила глаза. Вновь открывшиеся факты о старом расследовании или действительно что-то новенькое? Такими заявлениями злоупотребляли все каналы. Разумеется, это привлекало внимание, однако опросы показывали, что у зрителей вырабатывается иммунитет. Пожар в Пентагоне, который устроил не террорист-смертник, и никто не погиб? Подумаешь, новость! Рекордное закрытие торгов в Китае? Не впечатляет. Разлив нефти у берегов Индонезии? Дальше. Появление красных букв могло оправдать разве что покушение на президента или «грязная бомба» в метро.

Дон вернулся — до крайности возбужденный.

— А сейчас мы с вами перенесемся в жилой квартал Манхэттена, где находится мой коллега Джейми. Джейми, что у тебя?

Юноша с галстуком-бабочкой озабоченно посмотрел в камеру.

— Как ты знаешь, Дон, мы продолжаем следить за развитием событий. Пока могу только сказать, что ФБР стянуло сюда большое количество сил, а это никогда не делается без достаточных оснований.

«Надо же, какой блестящий анализ!» — подумала Пейтон.

Стоп. Нажав кнопку аварийной остановки, она сощурилась на экран, не веря глазам. Это что, ее дом на заднем плане? На экране вновь появился Джейми, едва сдерживавший возбуждение, а за его спиной застыл их швейцар Питер.

— Что за… — пробормотала она скорее взволнованно, чем обеспокоенно.

Неужели сейчас арестуют кого-то из их дома? Тревожно кольнуло сердце, но тут Пейтон вспомнила пластического хирурга — полного кретина, который жил в пентхаусе и постоянно публиковал в своем «Инстаграме» снимки женской груди «до»^[3] и «после», называя себя королем сисек. Он прикрывал соски женщин наклейками-сердечками и фотографировался с их грудью во всех ракурсах, называя своих пациенток жемчужинами. «Представляю вам еще одну жемчужину — превращение в суперженщину с помощью импланта в триста тридцать кубических сантиметров», — и выставлял безголовые фото женщин, которые выглядели вполне мило «до» и порнозвездами «после». Каждый раз, когда Пейтон сталкивалась с ним в лифте или в холле, он напоминал о своем бесплатном предложении — ведь она все-таки знаменитость, и Пейтон натянуто улыбалась, хотя ее тошнило. Наверняка речь пойдет о сексуальном домогательстве, а то и об изнасиловании.

Интересно, наши в курсе?.. Она переключила канал и удивилась, увидев Джима, почему-то вернувшегося в студию без нее.

— Не судите нас строго, — произнес он фальшиво-доверительным тоном, от которого Пейтон захотелось пройти сквозь экран и выдавить ему глаза. — Как вы понимаете, это очень деликатная тема для всех в Эй-эн-эн.

Джим приставил левую ладонь к левому уху, возвел взгляд к небесам и едва заметно кивнул. И тут до нее дошло: его «ведут» продюсеры. Ее продюсеры! О господи! Это Шон? Почему она стоит здесь, на беговой дорожке, а Джим в эфире? Окаменев от ужаса, Пейтон не сразу заметила, что происходит на экране, переключившемся на место событий. Дверь распахнулась, из подъезда вышли двое мужчин в темных костюмах и огляделись. За ними следовали двое полицейских, мужчина и женщина, а посередине… ее муж.

Небольшая, но шумная толпа репортеров начала выкрикивать вопросы, Джим продолжал что-то говорить, но Пейтон не разбирала слов. Она нагнулась ближе к экрану. Айзек выглядел как обычно: фланелевая клетчатая рубашка, старые брюки цвета хаки, шерстяные сникерсы, которые носят все представители высшего среднего класса, включая женщин и детей, — только вот челюсти были сжаты так сильно, что мышцы шеи напряглись. Увидев, что он в наручниках, Пейтон схватилась за сердце.

— Как я уже сказал, это удар по нашей компании. Но для нас в Эй-эн-эн на первом месте наши дорогие зрители, и мы решили, что не имеем права молчать об аресте Айзека Маркуса, супруга нашей ведущей Пейтон Маркус, — трагическим тоном произнес Джим. — ФБР сообщало, что ожидается вторая волна арестов, связанных с поступлением в колледжи. Похоже, сегодня они выполнили свое обещание.

— О господи, — сказала вслух Пейтон. А может, закричала, прошептала или просто подумала.

Джим опять прижал ухо.

— Да, в настоящий момент я могу подтвердить, что Айзек Маркус, муж нашей ведущей Пейтон Маркус, задержан в связи со скандалом с поступлением. Хотя мы пока не знаем, какие именно обвинения предъявлены, они скорее всего аналогичны тем, которые имели место в прошлом году, а также сегодня утром.

В кармашке для журналов на тренажере загудел телефон. Пейтон схватила трубку и побежала к выходу. Звонил Шон.

— Ты не можешь заткнуть Джима? — прошипела она. — Отключи его!

— Извини. Он уже уходил, как вдруг пришло новое экстренное сообщение. Ему пришлось задержаться.

— Ты ведь не думаешь, что Айзек… — Пейтон промчалась мимо стойки и выбежала на тротуар.

— Нет! Но я в любом случае не могу запретить Джиму освещать этот эпизод. И ты прекрасно понимаешь, что он меня не послушает, хоть я и ответственный продюсер.

У нее сдавило горло.

— Ладно, мне надо идти. Я должна выяснить, что происходит. Просто не понимаю…

— Дай знать, если нужна…

Остаток пути к дому, где сцена из телевизора разыгрывалась вживую, Пейтон бежала. Она сама не знала, почему не кричит имя мужа: инстинкт, шок или здравый смысл, — только Айзек увидел ее раньше, чем репортеры. Он наклонился к одному из детективов и что-то сказал. Тот кивнул и знаком показал полицейскому, чтобы он позволил Пейтон подойти.

— О господи, с тобой все в порядке? — спросила она, растерявшись и ругая себя за глупый вопрос.

Надо подойти к Айзеку, взять за руку, обнять. Агент, который разрешил ей приблизиться, бросил на Пейтон предостерегающий взгляд: сохраняй дистанцию.

Со всех сторон вспыхивали камеры. Воздух вокруг нее гудел. Пейтон Маркус? Неужели это не сон: им повезло своими глазами наблюдать трагические события в семье знаменитой ведущей? Более того, она в легинсах, спортивном бюстгальтере и без макияжа!

Губы Айзека прижались к уху, она почувствовала горячее дыхание и услышала, как он сказал:

— Ничего никому не говори. Ни единого слова. Поняла?

Пейтон кивнула. Мужа втолкнули на заднее сиденье машины, дверца захлопнулась. Через затемненное стекло ничего не было видно.

— Что вы можете сказать об обвинениях, выдвинутых вашему супругу?

— Это произошло неожиданно или вы знали, что его задержат?

— Считаете ли вы конфликтом интересов свое участие в репортаже об истории, в которой замешан ваш муж?

— Какие шаги намерены предпринять вы и Айзек в профессиональном плане?

Вопросы сыпались со всех сторон, а Пейтон стояла как соляной столб, пока не почувствовала на плече чью-то руку. Она сбросила ее, но услышала знакомый голос:

— Пойдемте, миссис Маркус.

Швейцар Питер провел ее сквозь толпу в вестибюль, где, к счастью, не было ни души. Она смотрела на него, не зная, что делать, как отблагодарить доброго человека, который вытащил ее из ада.

Он вызвал лифт и придержал дверь.

— Если позволите совет, не отвечайте на телефонные звонки. А я прослежу, чтобы к вам никто не поднялся без разрешения.

— Спасибо, — прошептала она в закрывающуюся дверь.

И тут вспомнила: Макс.

— Макс? — крикнула она, толкнув незапертую дверь. — Ты дома?

Тишина. Пейтон не дождалась ответа и почти обрадовалась, что комната дочери пуста. Но где Макс и как с ней связаться?

Сначала она отправила сообщение: «Срочно позвони, это очень важно», — затем еще одно: «911!!!!». Автоответчик.

Что делать? Кому звонить? Матери? Подруге? Адвокату? Да, адвокату. Соседке по студенческой комнате Нише, которая окончила юридический факультет в Йеле, а затем ушла из офиса окружного прокурора США и открыла свою контору по управлению кризисными ситуациями. Ниша — прекрасный специалист и настоящий боец, всегда знает, что делать. Спокойно! Позвонить Нише.

Пейтон охватила паника. Сейчас она может позвонить только одному человеку.

Скай взяла трубку после первого гудка.

— Ты это видела? — спросила Пейтон.

Сестра долго молчала, а когда наконец заговорила, ее голос был спокоен и серьезен:

— Ты в глубокой жопе.

Примечания

1

Бюндхен Жизель (1980) — бразильская супермодель и актриса. — Здесь и далее примеч. ред.

2

Брэди Том (1977) — американский футболист.

3

Компания «Мета» к которой относятся социальная сеть «Инстаграм» и «Фейсбук» признана экстремистской и ее деятельность на территории России запрещена.