На выдохе сна

Лора Олеева, 2019

Что может быть безопасней и уютнее сна? Так думала и девушка Настя из города Закрайска. До тех пор, пока сны, вернее кошмары, необъяснимым образом не стали вторгаться в ее реальность. Девушка в растерянности: подруги отворачиваются от нее, подозревая в чем-то нехорошем, а любимая мать превращается в оборотня, замышляющего убийство. На зов отчаявшейся Насти в город приезжает человек, работа которого состоит в расследовании смертей и несчастных случаев, имеющих мистическую подоплеку. Помочь спасти Настю вызывается и ее брат. Только эти два человека осознают, какая беда нависла над городом. Им предстоит выяснить, кто повинен в череде необъяснимых смертей в Закрайске. Они еще не знают, что убийца уже наметил новую жертву в их ближайшем окружении. Успеют ли они предотвратить трагедию и найти этого загадочного убийцу, стоящего так близко к ним – за тонкой гранью сна?

Глава 3. Сны

Проснулся Алексей рано, бодрым и свежим, и сразу же все вспомнил. На столике рядом лежал бумажник и телефон. Машина тоже стояла во дворе. «Ну а мы и не сомневались», — менторским тоном сказал он своему разуму. «А вдруг она ушла?» — вдруг спохватился Алексей. Он за пару секунд оделся и выскочил из комнаты.

Дверь в спальню была по-прежнему закрыта. Алексей помедлил перед дверью. За дверью была тишина. Тогда он осторожно, двумя пальцами коснулся двери и нажал на ручку. Дверь слегка приоткрылась. Когда Алексей увидел лежащий около постели рюкзак и развешанные на радиаторе водолазку и футболку, у него сразу же отлегло от сердца.

Слегка сместившись, он увидел крепко спящую Александру. Она лежала животом вниз, одна рука под подушкой, кисть другой руки безвольно свисала с кровати. В комнате было жарко от отопления, и Саша раскрылась во сне. Одеяло сползло с ее нагой спины, залитой тусклым светом пасмурного утра. На спине девушки Алексей увидел длинные багровые раны с запекшейся кровью, которые шли параллельно и пересекали ее спину наискосок от плеча до бедра. Раны были по виду очень глубокие, болезненные и, кроме того, совсем свежие. Похожие раны, слегка подпухшие, были и на правом предплечье.

Алексей даже не мог вообразить, что стало причиной таких ран. На ум приходили только вилы или похожие на них инструменты с частыми зубьями. «Да, девушка полна сюрпризов, — подумал он, — и не всегда приятных». Алексей вспомнил слова Саши о зле, которое идет у нее по пятам, и впервые эти слова не показались ему простой фигурой речи. Он осторожно прикрыл дверь и спустился вниз.

Алексей начал хозяйничать на кухне, не только не стараясь приглушить шум, но напротив, иногда нарочито погремывая. Его усилия не пропали втуне. Через некоторое время наверху скрипнула дверь, и показалась Александра. После ночного отдыха ее лицо посвежело. Искупавшись в приветливой улыбке девушки, Алексей повеселел.

— Извините, Саша, завтрак холостяцкий, а посему на пять звезд не тянет, — он развел руками.

— Не переживайте, мне будет достаточно только трех, но желательно «мишленовских».

— Хм, и откуда же у нас? Мы с неба-то звезд не хватаем.

— Ну, может, вы их на лету хватаете. В вашей сервировке, Алеша, бездна вкуса. Впрочем, как и во всем остальном интерьере.

Алексей был польщен, но виду не подал и отшутился. Завтрак продолжался в атмосфере взаимной симпатии и веселья. Однако во время кофе разговор стали прерывать паузы, и Алексей понял, что надо расставить все точки над «и».

— Саша, я по глазам вижу, что вы сейчас скажете.

— Да ну? И что же?

— Что вам неудобно и…

— Естественно, мне неудобно злоупотреблять вашим гостеприимством. Это же очевидно.

— Послушайте, что я скажу. Мне надо на работу, а вы…

— А я…

— Не перебивайте. Вы никуда не пойдете. Вам надо отлежаться и отдохнуть. С вашими-то ранами. Где это вы умудрились так пораниться?

Александра пристально посмотрела на Алексея.

— Я поранилась в лесу, — сказала она, не отводя взгляда, — сейчас уже почти все прошло.

— В лесу? Это что же это за лес такой?

— Обычный лес. Ну, знаете, то береза, то осина… Извините, но я предпочту воздержаться от обсуждения моей царапины.

«Царапины! А может целой кучи царапин?» — так и вертелось у Алексея на языке. Но по глазам Александры он понял, что объяснений не будет.

— Ладно, сдаюсь. Закроем эту тему. Короче, я постараюсь освободиться с работы пораньше, и мы с вами погуляем по городу. Я ведь обещал вам культурно-просветительную программу.

Александра молчала.

— Саша, прошу вас, скажите же, что дождетесь меня. Неужели я не имею права на небольшую ответную?..

— Хорошо, Алеша, я буду ждать. А может, пройдусь по городу. Еще не знаю. Короче, обещаю, что не скроюсь, аки тать в нощи. Правда, хотелось бы надеяться, вы не ожидаете немедленной ответной признательности. А именно, что в знак благодарности я помою пол и прополю грядки?

Алексей вздохнул с облегчением и улыбнулся.

— Грядки — нет, но от молотого кофе на месяц я бы не отказался.

Он быстро собрался и завел машину. Сегодня ужасно не хотелось ехать на работу. Саша стояла на пороге, кутаясь от холодного ветра в куртку. Уже выезжая из ворот, Алексей высунулся из окна машины и крикнул.

— Да, кстати, я про розовые кусты забыл сказать. Семь штук. Под окном.

Он подмигнул Саше. Машина выехала со двора, и ворота закрылись.

Саша осталась одна. Сначала она прибралась на кухне, потом планомерно обошла весь участок, уделив большое внимание входу во двор и прилегающей улице. На улице шел мелкий стелющийся дождь, абсолютно не располагающий к прогулкам. Тогда Саша вошла в дом и уселась на диване. «Ладно, надо немного поработать».

Ноутбук за ночь зарядился, соединение быстро установилось, и Саша вскоре уже зашла на нужный ей адрес. Раньше, когда она читала то письмо, оно не показалось ей серьезным. Оно могло быть и шуткой. Или пробным пером человека, решившего поэкспериментировать в жанре мистики. Хотя литературным шедевром эту эпистолу тоже назвать было нельзя. Но раз уж судьба забросила ее в Закрайск… Почему бы и не проверить? Чем черт не шутит? А шутки у него бывают порой очень и очень странные. Ага, вот то письмо. Было отправлено в марте. Саша погрузилась в чтение.

«Добрый вечер! Или, вернее, доброй ночи!

Извините, что я вам пишу. Я сама не знаю, что заставляет меня вам это рассказывать. Наверное, дело в том, что больше мне обратиться не к кому. Разве что к психиатру. Вы, наверное, разное тут читаете. И я даже не уверена, что вы все это читаете. И что вы хотя бы вообще существуете. Мне дала этот адрес одна девушка на форуме. Я вот пишу и думаю, а вдруг она пошутила, и все это просто розыгрыш, ведь не бывает же в реальности людей, которые…

Ну да ладно. От меня не убудет, если я расскажу свою историю. Вдруг вы мне что-нибудь посоветуете. Я уже не знаю, что и делать. Конечно, ужасно стыдно все это рассказывать. Прямо как нагишом на улицу выйти. Ну блин, никак не могу перейти к сути. Короче, ладно, рассказываю, но Бог вам судья, если это розыгрыш, и меня на смех подымете. Грех это.

Меня зовут Настя, и я живу в городе Закрайске. Город наш не так чтоб уж очень большой, но все-таки есть пединститут, медучилище, еще пара-тройка училищ, а театров целых три штуки. Я сама учусь на первом курсе пединститута. Другие девчонки с моей школы вообще учиться не стали, а замуж повыходили сразу после выпускного. Но я решила, что надо поучиться немного.

Живу я с родителями и сестрой. Дома находиться, конечно, — это вообще привет. Или родители на мозги капают, или малая надоедает, шпионит, так и норовит то в телефон залезть, то почту прочитать. Поэтому я частенько у девчонок в общежитии зависаю. Там полная расслабуха. А домой, ну, только вечером, максимум поспать заявляюсь. Родители, конечно, иногда поорут для приличия, да и оставят в покое. И все вроде было нормально шло. Жила в свое удовольствие. А потом эти сны стали сниться. Я про все не буду рассказывать, слишком долго. Только самые важные.

Первый сон меня так поразил, что я даже его записала в тетрадь, хотя вообще-то дневник не веду. Вот перечитываю, что написала, и кажется, чушь полная. Но как вспомню, мне прямо так и горячо, и стыдно, и сладко становится, словно все заново переживаю.

Короче, приснилось мне, что я со своей одногруппницей рыжей Риткой решила поехать на Новый год в общежитие. И будто бы общежитие это на наше настоящее общежитие — трехэтажную сараюшку вонючую — не похоже. А будто бы это такое многоэтажное здание с просторными гулкими коридорами, с лифтами и зеркалами на стенах. Оно было почему-то полутемным, и люди, мелькавшие в зеркалах, казались почти призраками.

Ритка пошла к знакомым девчонкам в комнату, а я осталась в коридоре. Там народу было немало, но все какие-то молчаливые, к стенкам жались, а лица темные, в тени. Я остановилась у двери, и внезапно моя короткая юбка от сквозняка задралась очень высоко. Я оправила ее, и вдруг услышала сзади покашливание. Я обернулась и увидела рядом молодого человека в военной форме. Мне стало очень неловко перед ним. Я отошла в сторону.

Ритка все не шла, и я от скуки стала прохаживаться по полутемному коридору. Вдруг я споткнулась обо что-то и почувствовала, что падаю. Но я не упала. Меня подхватили. Я увидела, что это был тот же военный. Он поставил меня на ноги и оправил на мне юбку. Меня прямо как током насквозь прожгло. А потом, не отпуская из своих объятий, он сказал, что любит меня и что я должна стать его.

Этот момент я помню смутно. Я помню лишь ужасное смятение, которое охватило меня, но вместе с тем и чувство уверенности, что я тоже должна принадлежать только ему. Этот миг был сладким и тянулся целую вечность.

Молодой человек был очень нежен и уверен в себе. Я поняла, что готова сделать все, что он скажет. Этот военный сказал, что я должна прийти к нему, и он уведет меня к себе, не очень поняла куда. Да мне во сне это и неважно было. Еще он сказал, что надо пройти три ступени, что-то вроде посвящения. Ты же знаешь, он говорил, есть свадьба серебряная и золотая. Вот и обручение тоже таким бывает. Короче, за мной придут его посланцы, а я должна быть готова идти за ними и раздеться, когда они мне это прикажут.

Я не видела в этом абсолютно никакого смысла, но готова была сделать все, что он скажет. Голова у меня кружилась, и хотела я только одного — вечно оставаться в его объятиях. Я пошла в номер, где была Ритка, но он почему-то оказался моей комнатой у нас дома, только там была Ритка и какие-то другие ребята.

Я стала собираться и рыться в ящиках шкафа, судорожно пыталась найти какие-то вещи, не очень понимая, что делаю. Вдруг Ритка вскочила с места и стала дергать из моих рук вещи. Выдергивать и бросать их назад в ящик, говоря, что они мне уже не понадобятся. Она говорила с намеком, и я не могла понять, откуда она узнала то, о чем я сама не имела ни малейшего понятия еще несколько минут назад. Тогда я плюнула и вышла из комнаты.

Он стоял в самом конце коридора, почему-то не в форме, а в белой рубашке с расстегнутым воротом и кивнул мне, приглашая за собой. Его лицо смутным пятном белело в полутьме. Рядом с ним стояли два его друга. Я пошла в их сторону, а по дороге взглянула на себя в зеркало, чтобы убедиться, что я хорошо выгляжу. И (так бывает только во сне) я увидела в зеркале свое лицо с опущенными вниз ресницами.

Удовлетворившись своим внешним видом, я подошла к нему. Тогда его друзья стали объяснять мне, куда они меня сейчас поведут и что надо делать. От смущения и неожиданности я ничего не соображала. Один из них взял меня под локоть и повел по коридору, продолжая по дороге что-то растолковывать.

Первый друг прошел со мной до конца коридора, и тогда меня взял под руку другой сопровождающий. Я вспомнила, что должна раздеться, и это надо сделать заранее. И я начала на ходу расстегивать кофту и блузку. Его друг помогал мне. Все это казалось мне абсурдным, но я почему-то послушно все делала. Благо, что в коридоре было безлюдно. Только один парень, стоявший у лифта, удивленно посмотрел на меня, и тогда я со стыдом запахнула расстегнутую блузку.

Когда мы вышли из коридора на лестничную клетку, меня повели почему-то не вниз, как я ожидала, а наверх. И вот мы пошли кругами по бесконечной мраморной лестнице, все вверх и вверх. Когда мы дошли до самой верхней площадки, друзья вдруг стали кричать ему: «Скорее же бери ее, или будет поздно!» А он вдруг остановился у края лестничного пролета, у самой дыры в центре между лестницами и сказал мне очень быстро: «Не бойся, верь мне и держись за меня!»

И я вдруг поняла, что он хочет прыгнуть вниз в этот глубокий многоэтажный колодец. Но неужели он птица? И я засомневалась, всего на секунду, и эту секунду он ждал меня. А потом прыгнул вниз, распахнув руки, и стал падать. И тогда я перестала сомневаться. Я поняла, что сейчас могу потерять его навсегда. И я прыгнула за ним вслед. Но внизу были не бесконечные лестницы, а бездонная тьма со звездами. И я падала в эту тьму. А он летел внизу подо мной, но вдруг стал падать все быстрее и быстрее, мелькнул звездой и погас. И я вдруг поняла, что потеряла его. И тогда я не то закричала, не то застонала: «А-а-ах!»

И вдруг очнулась ото сна на лекции. Лекция подходила к концу, а я, видимо, задремала, положив голову на руки. Сон был таким явственным, что я не могла поверить, что все это неправда. Сидела очумевшая, и все еще жила в своем сне. Рядом заходили и задвигались, кто-то толкнул меня, а я не замечала.

И это продолжалось не один день. Этот сон стал мне дороже реальности. Не хотелось никуда идти, ни с кем общаться. Свернусь дома на кровати в комок, отвернусь к стенке и лежу, переживаю его заново.

После этого прошло некоторое время, воспоминания и чувства притупились. Я думала, что все станет прежним. И тут я стала замечать, что мои подруги как-то сторонятся меня. Даже Вика, моя самая близкая подруга. Я понять не могла, в чем дело. В глаза ничего не говорят, но чувствую, что камень за пазухой держат.

Короче, засиделись мы как-то с Надькой (это еще одна моя одногруппница) в библиотеке, и я решила ее поспрашивать, в чем дело. Девка она не вредная, должна объяснить, чего от меня все, как от зачумленной, шарахаются.

Ну, поговорила с ней. Она сначала ни в какую не хотела, но потом говорит: «А что ты хочешь после той истории в общежитии?» — «Какой истории?» — говорю. — «Ну, та история на Новый год». — «Да какая история, толком объясни!» Краснеет, не хочет рассказывать. «Да, блин, Надька, в чем дело-то?» — «А треплются, что вы Новый год в общежитии отмечали, и тебя без сознания в расстегнутой одежде в какой-то комнате у парней на кровати обнаружили». — «Да ты с дуба рухнула! Я Новый год с родителями отмечала, мать припахала пельмени делать, так два дня из дома не выходила!» — «Что, правда? А говорят, в общежитии была. Что, врут?» — «Да что за сволочь такая слухи распускает?» — «Ритка рыжая, например, говорит. Ты, мол, куда-то с парнями ушла, а потом это… ну…» — «Да что она, с ума, что ли, сошла? Все брешет, дура рыжая. Вот я ей задам при встрече». — «А еще говорит, что видела, как ты в коридоре с военным обжималась». — «Да ты…»

Хотела я ей возразить, но язык прикусила. На душе екнуло. Вот блин, думаю. Ну хорошо, пусть врет все рыжая, но почему так врет. Сколько совпадений: и Новый год, и общежитие, и военный, и рубашка расстегнута. Ведь не бывает же такого. Откуда узнала? Я про сон свой ни единой живой душе не рассказывала. Короче, осталась я в полном недоумении. У Ритки спросить побоялась, да она могла и откреститься.

Потом история эта забылась, не такая уж и «малинка». И похлеще бывает. Короче, все вроде наладилось. Только зря я так думала. Потом мне стало еще хуже. После второго сна.

Приснилось мне, что я домой возвращаюсь. На улице тепло, на дворе лето, а я домой иду. Вошла во двор и подхожу к нашему дому. Он старый, наш дом, серый, кирпичный, восьмиэтажный. Вход в подъезды со двора. Их всего несколько под козырьками, а рядом с каждой подъездной дверью отдельный вход в подвал с небольшой лесенкой, заглубленной в землю. Наш подъезд самый крайний справа. Дверь в подъезд старая, тугая, от старости не закрывается, а над подъездом окна — как будто слепые, но на тебя смотрят, когда к двери подходишь.

И вот снится мне, что я днем возвращаюсь к себе домой и к подъезду подхожу. Подхожу и подъезд свой не узнаю — вроде он, и в то же время не он. Весь блестит, как новенькая монетка. Стекла натерты до скрипа, а дверь, как игрушечка, новенькая. Я в душе поразилась, что с подъездом такие удивительные метаморфозы произошли, и внутрь вошла.

А лифта почему-то в доме нет, это во сне-то. И стала я подниматься к себе наверх пешком. Иду, а от шагов звук такой раздается гулкий, прям по всему подъезду гуляет. И на звук этот из квартир жильцы головы высовывают и на меня смотрят. И вижу я, что ни одного знакомого лица нет, все какие-то чужие, и смотрят так неприятно, враждебно как-то, так что я вся перепугалась, пока до своей квартиры дошла.

Сердце от страха стучит, я в квартиру звоню, а весь подъезд за мной наблюдает с напряженными лицами. Дверь в квартиру открылась, и я вошла.

Смотрю — и дом родной не узнаю. Совсем другая квартира, ну ничуть не похожа на мою обычную. Все чужое — и цвета, и мебель, и вещи. Ну ничего схожего нет. Мама меня встречает, ласково так улыбается и в кухню зовет. Только чувствую я, что опять что-то не так. С виду это моя мама, но что-то в глазах не то. Я оробела и за мамой на кухню пошла.

Сижу на табуретке и никак не пойму, что же со мной приключилось. Мой это дом или нет, моя это мама или только подделка под нее? А где же тогда моя мама? Куда она делась? Сижу я так, на душе тоска страшная, а эта другая мама все что-то мне рассказывает и говорит потом: «Подожди, Настенька, я тебе сейчас покушать дам». А сама стоит ко мне спиной и что-то готовит на плите. Я сижу в полной прострации, и не знаю, что мне делать.

И вдруг вижу я в зеркало (оно во сне почему-то прямо над плитой висело), что эта моя другая мама берет что-то из банки и в суп бросает, потом еще и еще. И вижу я, что в банке этой полно гвоздей, иголок, булавок и лезвий. И она все это в суп побросала и половником помешала.

Потом налила полную тарелку и передо мной поставила. И говорит: «Покушай, Настенька». Стоит и смотрит на меня. Я в ужасе, говорю: «Не буду я это есть». А она: «Еще как будешь, как миленькая». А тут в комнату отец входит, а руку правую за спиной держит. И спрашивает мать: «Что, не ест?» И на меня посмотрел. Гляжу и вижу отчетливо — не мой это отец, похож только, но глаза другие — холодные и злые. «Ну-ка, ешь, — говорит, — а то силком заставим».

И стало мне так страшно, так страшно. Сама не знаю как, вывернулась я и бросилась вон из квартиры. Рванула вниз по лестнице, бегу, а сама думаю: вот сейчас выскочит жилец из квартиры какой-нибудь и меня схватит. И правда — стоит мне пробежать, как сзади дверь хлопнет, и снова другая и так далее. А сверху эти, которые ненастоящие мои родители, тоже выбежали и кричат: «Настя, ты куда, вернись сейчас же!»

Выскочила я на улицу, стою перед подъездом, вся в шоке. Смотрю и не понимаю. Все в порядке, вот дом, вход крайний справа, только не мой это подъезд, да и все. Фальшивка, ловушка. А выглядит один в один.

Посидела я так на лавочке перед подъездом, а что делать, и не знаю. Домой надо возвращаться, скоро ночь, а где он, мой дом-то? Слезы у меня текут, жалко мне себя ужас как.

Опять подошла к подъезду. Заглянула внутрь. Ну не мой это подъезд и все, хоть убей. Нету там моих родителей, только оборотни эти, которые меня погубить хотят. Но где же мои-то родители? Где подъезд мой? Не мог же он вот так взять и исчезнуть.

Стою перед входом и глаза пялю на дом свой. Вот поддельный подъезд, а справа от него лесенка в подвал. Спустилась туда. Вот дверь в подвал. Смотрю, а еще правее какая-то другая дверка, такая низенькая, старая, неказистая. Я ее раньше никогда не видела. Что это за дверь, думаю. Толкнула ее, и она открылась. Вошла я туда и попала в свой подъезд.

Только опять он не такой, каким должен быть. Такое чувство, что тысяча лет прошла с тех пор, как тут люди жили. Все ступени мхом зеленым поросли, перила обломаны, в разбитые окна ветки деревьев влезли. Пролеты лестницы покривились, тут и там провалы зияют. На такую лестницу и ступить-то страшно.

Вышла я оттуда, стою и думаю. Что же делась? Куда мне идти: в красивый подъезд (но там же оборотни!) или в этот стремный? Короче, собралась с силами, вернулась в этот страшный подъезд и стала подниматься осторожно, прижимаясь к стенам. Ступени под ногами проваливаются, один раз даже нога застряла в корнях, еле выдернула. Короче, еле жива осталась, пока к себе на этаж поднялась. Дверь в квартиру нашу тоже вся старая, покоцанная и как будто жуком источена. Постучала я и стою ни жива ни мертва.

Дверь открывается, а на пороге мама моя! Моя, родненькая, настоящая! Как я бросилась ей на шею! «Мамочка, — кричу, — любимая!» А та тоже плачет, говорит: «Настенька, нашлась, доченька, я уж думала, мы и не свидимся с тобой». Как мы с ней слезами залились, и тут проснулась я. Лежу и плачу, и так грустно мне, что словами не передать. Так и лежала в постели и шмыгала, пока сестра не проснулась и не спросила: «Ты чего, простудилась, что ли?»

Приснилось и приснилось, скажете вы, что тут такого, кому подобные сны не снятся? Может, и так. Но мне от моих снов так муторно, так тошно. Засыпать боюсь, а как проснусь, хожу вся, как в воду опущенная. Даже голова стала часто болеть от всех этих сновидений, и слабость такая иногда накатывает дикая. Тут вдруг однажды ни с того ни с сего голова закружилась, едва в обморок не упала. Короче, совсем меня эти сны доконали. А главное-то даже не в этом, не в плохом самочувствие.

После того, как мне тот сон приснился, прошла неделя. Я уж про него и думать забыла совсем.

А тут прихожу раз домой после учебы. Дома мать одна. «Есть будешь? — спрашивает, — Я как раз борщ сварила». — «Да не, попозже, вместе с Наташкой поем, а ты налей мне, пока, пожалуйста, молока холодного». Чего-то мне молока захотелось.

Села я на табуретку и смотрю, как мать в холодильник полезла. Достала она молоко и мне наливает в кружку. Ко мне спиной стоит. А потом смотрю я и не пойму, что она такое делает. Взяла со стола рядом с мойкой банку отбеливателя для белья и в кружку с молоком выливает. Я только краем глаза успела это заметить, так быстро она это сделала.

Потом поворачивается ко мне, кружку протягивает, и говорит: «На, Настенька, выпей». Я на нее смотрю ошарашено и вдруг отчетливо понимаю сердцем, что не моя это мать. А она стоит с кружкой этой протянутой и улыбается, а глаза злые, как у той, из сна.

И пока я на нее так смотрю с ужасом, она вдруг тоже понимает, что я все знаю про нее, и улыбка начинает медленно с лица сползать, как пена мыльная со стены. Тогда она говорит мне злобно: «Ну, чего вылупилась, пей, тебе говорю!»

Я с места, как подорванная, сорвалась и в коридор бросилась. Сумку схватила и горохом вниз по лестнице. Выбежала из дома, подальше от подъезда отбежала, чтобы из окна не было видно, за дерево спряталась и стою, а меня всю трясет.

В голове пусто, только одна фраза вертится: «Господи, да что ж это такое происходит!» Простояла я так минут тридцать-сорок, потом смотрю — Наташка с пакетом идет. Я ее зову: «Пойди сюда!» Подошла. Я ей говорю: «Ты куда ходила?» — «За молоком и творогом. Мать послала. Дома нет». — «Как нет молока?» — «Ты что, забыла, мать вчера все молоко на блины пустила, утром на кашу не осталось. Отец с утра сердился». Тут я тоже это вспомнила.

«А ты чего тут стоишь? Домой идешь?» Вроде, смотрю — Наташка как Наташка, на себя похожа. «Ладно, пошли», — говорю. Вместе не так страшно. Ну, приходим домой, там мать нас встречает. «Наташк, принесла молока? Ну, молодец. Давайте садитесь, я вас рассольником покормлю». Я смотрю: мать как мать. «А борщ-то где?» — спрашиваю. «Какой борщ? У меня только рассольник позавчерашний». — «А ты что, борщ разве не варила?» — «Да когда мне варить-то было? Я только что с работы пришла. Тебе чего, приснился он, что ли?»

Ну блин, в самом деле, мне что, приснилось, что ли, как мать меня хлоркой потравить хотела? Короче, я в тот день и ложку супа в рот взять не могла, одним хлебом питалась и водой из-под крана. А ночью нож с кухни взяла и под подушкой держала. Заснуть боялась, всю ночь лежала не спала, к каждому шороху прислушивалась.

Утром все из квартиры ушли, я больной сказалась, осталась и наконец выспаться смогла. А потом села и стала думать, что делать. Или идти в дурку сдаваться, или что? На другой день я как-то в чувства пришла, заставила себя ходить на занятия. Всю неделю в интернете искала что-то похожее, и, короче, на одном форуме с девушкой разговор завела.

Она говорит, пиши в личку, я тебе кой-что присоветую, мне очень помогли. Поэтому я вам это и пишу.

Если честно, не сразу набралась духу написала. Только мне все хуже и хуже. Такие истории повторяться стали. Сны эти проклятые опять снятся, и жизни от них никакой нет. Если так дальше будет продолжаться, я уж и не знаю, что со мной будет. Скажите, пожалуйста, а можно что-то сделать или нет? Но вы моя последняя надежда.

С уважением, Настя».

Вот и все, что было в письме. Тогда сие повествование не показалось Саше хоть сколько-нибудь примечательным. Скорее, она была склонна предположить медленно развивающуюся шизофрению. Или, предположим, наркотический бред. А что, разве это не так начинается? Однако сейчас, когда маховик судьбы забросил ее в город из письма, почему бы не познакомиться с девушкой Настей поближе? А вдруг не все это блажь, и в этой истории есть зерно истины?

«Занятно, занятно», — сказала Саша и постучала пальцами по столу. Откуда-то из глубин души раздался робкий зов совести, и Саша поняла, что не сможет позволить себе расслабиться и насладиться жизнью, пока на историю не прольется хоть какой-нибудь свет. Она со вздохом выключила компьютер и пошла собираться. Сборы заняли пять минут, включая отправление сообщения Алексею о том, что она пошла на променад, но надеется увидеться с ним ближе к вечеру.