Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году

Лионель Данстервилль, 1920

Британский генерал-майор по воспоминаниям и дневниковым записям воссоздает подлинную историю действий вверенного ему экспедиционного корпуса, прибывшего в Баку в августе 1918 года. Раскрывает задачи, поставленные перед группой, которую по имени командира стали именовать «Данстерфорс», а также данные о численном и национальном составе солдат и имевшейся в их распоряжении тех нике. Повествует о сложном пути, протяженностью около 400 миль, из Персии на Кавказ по труднопроходимым горным районам через Асабадский перевал. Дает характеристику временного союза с отрядом казаков под руководством Л. Бичерахова и Центрокаспия, получившими к тому времени власть в Баку. Подробно рассказывает об участии в обороне Баку от турецких войск и отступлении из города. Книга содержит ценные сведения относительно общественно-политической ситуации в регионе. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава 4. Мы возвращаемся в Хамадан

Все имеют склонность менять свое мнение, а революционеры в особенности. Поэтому ночь 19 февраля прошла очень тревожно, поскольку, хоть Челяпин и дал согласие на наш отъезд и снабдил нас бензином, многие сочли бы, что жаль отпускать англичан со всеми их мешками золота, а само количество золота, несомненно, сильно преувеличивалось. Поэтому я решил выступить как можно раньше.

Задолго до рассвета 20 февраля машины тихо вывели и загрузили, и вскоре мы тронулись в путь; когда рассвело, находились уже в нескольких милях по дороге на Манджиль и были готовы во второй раз подвергнуться испытаниям страны дженгелийцев. День выдался пасмурным и дождливым, и безрадостная погода соответствовала нашему настроению, которое, не будучи унылым, определенно было столь же безрадостным, как небо. Оставалось только надеяться на появление новых возможностей и перспективу дальнейшего успеха, но ничто не могло компенсировать тот факт, что мы полностью провалили поставленную задачу и возвращались назад по собственным следам.

На данный момент стычка с дженгелийцами казалась неизбежной; трудно предположить, будто они позволят нам вернуться через свою страну с драгоценным грузом золота и серебра, и, проезжая через Решт, мы были готовы встретить сопротивление. Но и в этот раз никаких попыток к нему не предпринималось, хмурые взгляды становились все свирепее, а случайно встреченный вояка многозначительно постукивал по кобуре своего маузера, но этим и ограничивался.

Мы уже привыкли к бесшабашной русской привычке стрелять во все, что попадалось по дороге, и большую часть ночи развлекаться пальбой, поскольку с момента нашего прибытия в Хамадан это стало делом обычным; но сейчас нам оставалось только гадать, означали ли звуки стрельбы, которые мы теперь слышали впереди, обычную стрельбу по изоляторам и воронам, или же действительно против нас что-то затевалось.

Очень многое зависело от автомобилей, которые пробежали уже около 700 миль от Багдада — по плохим дорогам и без надлежащего ремонта; однако они прекрасно себя показали и серьезных поломок не возникало. Трехчасовая остановка для ремонта, с которыми нам часто приходилось мириться позднее, поставила бы нас в крайне неудобное положение в лесистой местности.

До Манджиля мы добрались к 5.30 вечера, где снова отдыхали на почтовой станции с броской рекламой.

В 6 часов утра 21 февраля мы выехали в Казвин, но день выдался неудачным, и мы прибыли в город только на следующий день. Машины двигались на пределе возможностей, часто случались поломки. Прежде чем мы, покинув деревню, скрылись из виду, пришлось сделать двухчасовую остановку: это значительно сократило наш день, но мы надеялись, что нам повезет наверстать упущенное, и весьма успешно справлялись с этим до полудня, пока вторая остановка на три с половиной часа не лишила нас всякой надежды добраться до Казвина в тот же день.

Погода стояла прекрасная, и сегодня, казалось, не стоило торопиться с преодолением перевала. Водители устали, и мы вполне могли бы переночевать в деревне Биканди на этой стороне, а завтра совершить совсем короткий пробег до Казвина. Мне очень хотелось так и поступить, но, к счастью, я отказался от этого плана. Мы поднажали и миновали перевал на закате, а еще через две мили наткнулись на добротный караван-сарай, послуживший нам отличным убежищем на ночь.

Ночью в погоде произошла та же поразительная перемена, какую мы испытали в Асадабаде. Проснувшись, мы обнаружили, что все вокруг засыпано снегом, а свирепая метель разыгралась не на шутку. Останься мы прошлой ночью на той стороне перевала, то задержка могла бы обернуться неделей. Как бы то ни было, расстояние до Казвина составляло всего 20 миль, и дорога, когда ее можно было отыскать в снегу, оказалась вполне проходимой. Ехать было трудно из-за замерзших рук и залепленного снежными хлопьями лобового стекла, но к полудню мы добрались до места без особых приключений и были рады оказаться на теплых квартирах.

Когда мы проходили через Казвин на пути к морю, жители города не выказывали нам особого дружелюбия; поэтому маловероятно, что теперь они проявят большее гостеприимство. Не приходилось сомневаться, что в городе нас вряд ли ожидает приятное времяпровождение, к тому же там будет слишком оживленно для нашего постоянного отдыха. По этой причине я выбрал Хамадан, где мы могли бы занять надежную оборонительную позицию на возвышенности за пределами города, откуда связь с Багдадом обеспечивалась бы через русскую радиостанцию.

Прежде чем пуститься в путь по узким и грязным дорогам города, я остановил колонну за виноградником рядом с главными воротами, чтобы дать всем машинам возможность подтянуться и достойно войти в город. В этот момент нас приветствовала внезапная вспышка коротких выстрелов и звук пуль, свистящих так близко, как только может быть нацелена персидская пуля. Но, как оказалось, это были не враждебные, а дружественные пули; из-за угла по снегу медленно выехала набитая русскими солдатами большая повозка, пассажиры которой с несколько большим, чем обычно, энтузиазмом предавались своему любимому развлечению — салюту из винтовок.

Мы проследовали через город до британского консульства, где мистер Гудвин снова принял все меры для комфортного расквартирования солдат и офицеров.

Наше прибытие вызвало в городе настоящий переполох. Приходили сообщения, будто Кучек-хан задержал нас в Реште и позволил нам вернуться лишь по доброте душевной — предварительно освободив нас от казны и ценных грузов. Естественно, мы считались стороной побежденной, и стремление уничтожить нас оказалось более напористым, чем когда-либо.

Не следует забывать, что в то время вся Северная Персия была битком набита оружием и боеприпасами, и любая толпа могла бы оказаться толпой, вооруженной русскими, турецкими и английскими винтовками; так что, стоило им набраться храбрости, чтобы перейти от слов к делу, и нам досталось бы не на шутку. В мечетях проводились митинги, а на стенах домов вывешивались подстрекательские плакаты.

На следующий день, 23 февраля, в Казвине мы провели полный и тщательный ремонт автомобилей. Необходимо было продолжить путь, но машины оказались к нему не готовы. В течение этого дня вчерашнее враждебное настроение только усилилось, и теперь толпе требовался только вождь, которого они, к счастью, не смогли найти — много болтунов при дефиците лидеров.

Теперь у меня появилась возможность отправить домой сообщение о последних событиях по индоевропейской телеграфной линии, проходящей через Казвин. В Энзели я не мог этого сделать, поскольку там имелась лишь русская радиостанция, которую, естественно, не предоставили в наше распоряжение.

Я телеграфировал о том, что миссии не удалось выбраться за пределы Энзели и что мы смогли уйти оттуда только по счастливой случайности; что было бы бесполезно предпринимать какие-либо дальнейшие попытки достичь Энзели, пока мы либо не откроем боевые действия, либо не придем к соглашению с Кучек-ханом.

В Казвине я получил официальное сообщение от Кучек-хана, что его войскам отдан приказ атаковать колонну, в случае если будет предпринята попытка повторить эксперимент прохождения через его страну. Нам также стало известно о заговоре, провал которого объяснял то, что нас беспрепятственно пропустили во время предыдущего продвижения. Судя по всему, дженгелийцы решили устроить засаду на колонну по дороге, но опасались, как бы русские войска, марширующие нескончаемым потоком, не встали на нашу сторону и не выступили бы в качестве подкрепления. Поэтому они обратились к русским властям с просьбой о невмешательстве. Есть основания полагать, что русские сильно затянули с ответом и, в итоге, отказались дать требуемую гарантию. Несмотря на то что, с большевистской точки зрения, мы уже не являлись их союзниками, любое другое решение выглядело бы бесчестным, и мы должны быть благодарны, что даже революционные солдаты повели себя в этом деле как «белые люди» и отказались участвовать в подобном предательстве. Комитет Энзели был склонен позволить дженгелийцам действовать на их собственное усмотрение, однако войска на дороге выступили против этого.

Мне также пришло интересное сообщение, что в Энзели прибыл значительный отряд Красной гвардии из Баку, как раз накануне нашего отъезда. Этим, вероятно, и объясняется та пылкость, с которой Челяпин просил нас остаться еще на один день в качестве гостей, дабы иметь возможность получить ответ на некое послание, в котором он спрашивал разрешения позволить нам продолжить свой путь.

Красногвардейцы должны были выполнить задачу, которую комитет Энзели боялся взять на себя, — захват британской миссии.

В течение 23 февраля никакого восстания не произошло. Ночь оживлялась беспрерывной пальбой, но это было лишь обычное выражение русской удали, хотя и звучало так, словно шел ожесточенный бой.

В 8 часов утра 24-го числа наша процессия снова двинулась по улицам Казвина с грозным бронеавтомобилем в качестве арьергарда, и вскоре мы уже катили по настоящей добротной дороге, наслаждаясь прекрасной погодой. Мы добрались до Аве в четыре часа пополудни, где разделили маленькую грязную почтовую станцию с несколькими казаками. На следующий день мы перебрались по глубокому снегу через перевал Султан-Булак, но, как и прежде, по хорошей, расчищенной среди сугробов дороге, и к вечеру достигли Хамадана.

Здесь мы разместили солдат в удобных помещениях для постоя на территории американской миссии, тогда как для офицеров нашлось два бунгало по соседству. Мы с полковником Дунканом и капитаном Даннингом разместились в здании банка неподалеку от построек миссии. Таким образом, мы весьма удобно устроились в плане обороны — машины, солдаты и офицеры находились в непосредственной близости друг к другу и были готовы собраться в любой момент.

Древний город Хамадан, или Экбатана, город-сокровищница Ахеменидов^[8], расположен на северных склонах хребта Эльвенд, самая высокая вершина которого достигает 11 900 футов. Нижняя часть города находится на высоте 6500 футов над уровнем моря, а иностранное поселение, которое я выбрал для нашей дислокации, находится примерно на высоте 7000 футов, что зимой означает нечто вроде арктического климата. Лучшего положения трудно себе вообразить: участок безопасен, дает полный обзор города, а в стекающих с горного склона ручьях полно воды, которую можно использовать, не опасаясь того, что она загрязнена.

Сам город совершенно неинтересен, дома здесь вполне обычного типа для Персии и Северной Индии — те, что побогаче, сложены из кирпича и окружены глинобитными стенами, а победнее — из высушенных на солнце кирпичей. Несколько древних куполов с остатками цветной черепицы скрашивают общую унылость города; это либо мечети, либо гробницы, среди последних — гробницы Есфири и Мардохея^[9]. На востоке раскинулся большой курган, на котором, как предполагают, находился древний дворец, от которого теперь не осталось и следа. На самом деле трудно отыскать какой-либо город, обладавший бы хотя бы половиной истории Хамадана, но сохранивший меньшее количество реликвий своей былой славы. Он был захвачен и разграблен Александром Македонским и стал ареной его самых диких оргий. По-видимому, последующие завоеватели крайне эффективно уничтожали все следы чудесных зданий, вероятно описанных в древних записях с изрядным преувеличением. Единственным остатком былой славы является каменный лев, который лежит в полях в нескольких сотнях ярдов от северо-восточной окраины города — часть скульптуры, которая, возможно, стояла у одного из бывших входов. Предполагается, что этот лев обладает всеми видами магических качеств, и к нему обращаются те, кому отказано в мужском потомстве или кто страдает от какой-то неизлечимой болезни.

Мне хотелось бы процитировать здесь стих из поэмы Клинтона Сколларда о Хамадане, который я скопировал из книги о путешествиях в Персию, находящейся в распоряжении американской миссии.

Ничего от блестящего прошлого,

Ничего от богатой и бескрайней

Жизни, что будоражила и пульсировала,

Со всеми радостями и страданиями, не осталось,

Кроме лежащего Льва одинокого —

Безмолвного воспоминания в камне

О трех павших империях,

Мидийской, Персидской, Парфянской,

Вокруг стен Хамадана.

Через центр города протекает горный поток, оживляя унылые окрестности и одновременно обеспечивая жителей водой и дренажным каналом.

Хамадан имеет огромное торговое значение, известное, помимо прочего, своим кожевенным производством и ковроткачеством. Население составляет около 60 000 человек, включая значительную долю евреев и армян. Население района частично турецкого происхождения, по крайней мере половина относится к турецкой народности карагёзлу, а в деревнях говорят больше на турецком языке, чем на персидском.

Город окружен возделанными полями и очень красив весной, когда всходят посевы пшеницы и цветут фруктовые деревья. Из нашего жилища открывался вид на равнину, которая простирается на 50 миль на север, до перевала Султан-Булак.

Выбранное нами место идеально с военной точки зрения. Когда здесь останавливались турки, они также выбрали его, и дом, который теперь служил мне штаб-квартирой, год назад принадлежал им. Нужно отметить, что турки нанесли банковскому дому весьма ощутимый ущерб.

На данный момент изначальный план полностью рухнул, и нам необходимо было сориентироваться и подумать, что еще можно предпринять, чтобы помешать осуществиться планам турок в этих регионах.

Прежде всего не вызывало сомнения, что, оставаясь на месте — если бы нам удалось продержаться, — мы могли бы помешать многочисленным турецким и немецким агентам, действовавшим в этой части Персии, одновременно ожидая перемены ситуации, которая позволила бы нам предпринять еще один бросок на Кавказ. Между тем персидская внутренняя обстановка оставалась очень напряженной и требовала пристального внимания. В любом случае, поскольку снег теперь шел почти ежедневно, все перевалы оказались полностью заблокированными, и о каких-либо попытках передвижения не приходилось и думать; мы были совершенно отрезаны от Багдада, и никакой возможности добраться до нас не оставалось. Русский отряд с боеприпасами, груженными на вьючный транспорт, потерял шесть человек и тридцать животных замерзшими насмерть на Асадабадском перевале, который мы преодолели две недели назад, и было очевидно, что нас ждет долгий период ненастной погоды.

Мне удалось связаться с Багдадом по русской радиостанции, а оттуда с Лондоном, и я получил инструкции оставаться на месте, следить за ситуацией в Персии и двигаться вперед, если такая возможность представится.

Далее следовало подумать, нет ли других путей, по которым мы могли бы попасть на Кавказ. Другой единственно возможный маршрут — из Казвина через Тебриз и Джульфу, откуда мы могли добраться до железной дороги на Тифлис. Расстояние от Казвина до Тебриза составляет более 300 миль, зимой дорога непроходима для автомобилей и тянется через земли народа шахсаван, а также дженгелийцев на нашем правом фланге. Взвешивая все за и против, приходили к выводу, что нет никакой возможности предпринять попытку передвижения по этой дороге с какой-либо перспективой успеха.

Теперь, когда Персия находилась на грани крайне серьезных внутренних потрясений, возникала крайняя необходимость в войсках, но до тех пор, пока длилась суровая зима, не было возможности должным образом снарядить и доставить людей по дороге, по которой пришли мы. Так что мы были вынуждены оставаться на месте и довести свой блеф до конца.

В глазах персов мы всегда выглядели сильнее, чем были на самом деле. Один только вид броневика внушал благоговейный трепет, а сорок одна машина, вероятно, заключала в себе какое-то страшное оружие. Сорок один водитель тоже выглядел весьма внушительно — персам и в голову не приходило, что военная подготовка наших водителей едва ли выходила за рамки технического знания автомобилей. Но эти ребята заслуживают всяческих похвал, которыми я могу наградить их. Возглавляемые двумя сержантами, Харрисом и Уотсоном, они творили чудеса и никогда не роптали даже при самых тяжелых обстоятельствах.

Ситуация и меры, принятые для ее решения, выглядят следующим образом.

Вполне естественно, персидское правительство заняло выжидательную позицию и склонялось скорее на сторону немцев, чья пропаганда и кажущиеся заманчивыми военные новости очаровывали жителей Тегерана. Тегеран по-прежнему сохранял нейтралитет — как на практике, так и в теории. В то время как турки и русские свободно использовали дорогу Казвин — Керманшах в качестве поля боя, заповедный Тегеран оставался нетронутым. Рядом с британским посольством на ветру гордо развевались флаги турецкого и немецкого посольств, и турки имели полную свободу действий для своей пропаганды и интриг. Немцы, однако, несмотря на законы нейтралитета, казалось, не считали персидскую столицу безопасным местом для проживания, и, хотя над зданием развевался флаг, само посольство было фактически закрыто.

Движение Кучек-хана также испытывало расцвет. То, что нас оставили в покое, можно было связать с его деятельностью, и его авторитет должным образом вырос. Его программа реформ подходила всем — как серьезным демократам, так и обычному бунтарскому элементу, желающему любых перемен, приносящих беспорядок и перспективы грабежа. У Кучек-хана имелись сочувствующие ему в самом кабинете министров, в Казвине, а также в Хамадане и во всех других крупных городах находилось множество его агентов. Его провозгласили спасителем Персии, который собирался изгнать иностранцев и вернуть золотой век. Ко всему этому добавлялось то, что в воздухе витал дух большевизма, а микроб революции распространялся по всем народам мира: вряд ли Персии удастся от него спастись. Казалось, что наглядный урок, преподнесенный русскими войсками, послужил бы сдерживающим фактором, но он, по-видимому, возымел противоположный эффект.

Поэтому совершенно очевидно, что Кучек-хану оставалось только поднять знамя, двинуться на Казвин, а оттуда на Тегеран и установить в Персии революционное правление. Если бы он ударил сейчас, то, имея на своей стороне всех ведущих чиновников, а также большую часть населения, успеха достиг несомненно. Момент самый что ни на есть подходящий, но стояла плохая погода, и к тому времени, когда он в конце концов решил выступить, мы оказались способны поставить ему мат. За ним стояла очень мощная движущая сила в лице германских и турецких агентов и «Османского общества единения и про гресса»^[10], против которого Кучек-хан ничего не имел, но он упустил удобный момент, и Персия была спасена. Интересные подробности его движения мы рассмотрим в следующей главе.

На мое положение движение дженгелийцев влияло настолько сильно, что, окажись оно успешным, мы, несомненно, попали бы в число нежелательных иностранцев, от которых необходимо избавиться, и немало сочувствующих в городе Хамадане должно будет считать своим долгом выказать этому поддержку, незамедлительно избавившись от нас. Но любые планы нашей прямой ликвидации, как обычно, отложили ради более захватывающего, но менее эффективного метода заговора и интриг, против чего мы обладали большей стойкостью, чем против пуль.

Первым шагом для обеспечения нашей собственной безопасности и ради очень ценной для дела союзников помощи стало создание надежной разведывательной системы. Ее тут же привели в действие под началом капитана Сондерса, и она достигла весьма значительных результатов. Вряд ли можно было лучше проделать работу, чем это сделали офицеры разведывательного отдела, и нельзя воздать им большей похвалы, чем та, что содержится в следующем отрывке из перехваченного письма, написанного одним из многочисленных заговорщиков: «Англичанин слышит даже, как мы шепчем». Через своих агентов мы все время имели полную осведомленность об общей обстановке в Персии, местной обстановке в Хамадане и о силах и положении ближайших турецких подразделений. Нам также удалось в конце концов полностью воспрепятствовать всем передвижениям шпионов на участке между Казвином и Керманшахом, и в расставленные нами сети попало несколько крупных рыб. Что касается местной разведки, то нам удалось установить точную степень сотрудничества с вражескими агентами каждого влиятельного человека в округе, а знание такого рода — это сила в буквальном смысле слова.

Следовало также попытаться связаться с полковником Пайком и капитаном Голдсмитом в Тифлисе, и для этой цели мы отправляли специальных курьеров, однако все наши усилия установить связь с Тифлисом потерпели неудачу.

Из числа самих персов мы завербовали немногих, но очень надежных агентов. Эти люди работали за деньги, но сами по себе деньги не дали бы результата; они искренне связали с нами свою судьбу, и по крайней мере один из них оказался самым храбрым человеком, какого я когда-либо встречал, — он рисковал своей жизнью ради чистого удовольствия, и никакие опасности и угрозы не мешали ему следовать за своей путеводной звездой. Русские все еще занимали Хамадан; ими был полон весь город, и сну жителей сильно мешала их бесшабашная приверженность ночной пальбе. Штаб-квартира русских находилась на небольшом летнем курорте Шеверина, примерно в 3 милях отсюда, и их перспектива покинуть данный район казалась очень отдаленной.

Командовал ими генерал Баратов, а начальником штаба был генерал Ласточкин, и мы искренне сочувствовали этим офицерам в их трудной задаче по управлению войсками, позабывшими о дисциплине, всякая перспектива восстановления которой исчезла с тех пор, как офицерам запретили носить какие-либо знаки различия. Бичерахов все еще стоял в Керманшахе, но небольшой отряд его людей находился и здесь и представлял собой единственное подразделение, которое имело хоть какое-то уважение к закону и порядку.

Среди других вопросов, требующих внимания, стояла проблема снабжения. Наши собственные потребности были значительны, и мы должны были быть готовы к любому количеству войск, которые позднее могли прислать в нашу дислокацию. Учитывая царивший в округе ужасный голод, достигший в данный момент пика, я не хотел забирать провиант у сельских жителей, поскольку это еще больше уменьшило бы запасы, доступные голодающим. Но вскоре мы получили точные разведданные по вопросу продовольствия и обнаружили, что зерна и фуража хоть и не в изобилии, но достаточно для всех, и их придерживали исключительно ради поддержания более высоких цен. Однако, к сожалению, в результате наших небольших закупок цены поднялись еще выше, а каждый, даже незначительный их рост, означал гибель многих людей. Только должным образом отрегулированная система контроля за пшеницей смогла бы навести порядок в этих делах, и в настоящее время мы не обладали достаточной силой, чтобы навязать свои взгляды по этому вопросу, но позднее, когда в качестве моего заместителя в Хамадан прибыл бригадный генерал Байрон, нам удалось принять необходимые меры. Генерал Байрон задержался в Хамадане надолго, и ему удалось справиться с голодом и контролем над пшеницей, что значительно повысило нашу популярность.

Поскольку не представлялось возможным предугадать, как долго мы пробудем в Хамадане или вообще в Северной Персии, необходимо было без лишней суеты заняться языком и познакомиться с чиновниками и народом. Те из нас, кто хоть поверхностно знал персидский, вскоре смогли улучшить свое произношение, а те, кто не знал совсем, начали брать уроки.

Визиты к различным чиновникам и землевладельцам оказались весьма интересными и поучительными. Главными должностными лицами в персидском городе являются губернатор, заместитель губернатора, каргузар — чиновник, занимающийся иностранными делами, и начальник полиции. В Хамадане также имелся специальный чиновник, назначенный в связи с ликвидацией российских долгов. Чиновником, назначенным на эту должность во время нашего пребывания в Хамадане, был Хаджи Саад эс-Султа ни, весьма просвещенный перс, много путешествовавший и чьему обществу я обязан многими приятными и поучительными часами бесед.

В Персии все влиятельные люди известны по титулам, и настоящие их имена редко известны даже их знакомым. Это затрудняет отслеживание людей, поскольку титулы часто меняются, и их названия не имеют никакого отношения к характеру занятий. Таким образом, дворянин благородного происхождения, носящий титул «предводитель армии», не имеет ни малейшего отношения к какой-либо военной деятельности. «Правитель королевства» — ярко выраженный демократ, «глава над всеми» — скромный человек, не представляющий собой ничего значимого, а один из самых тупоголовых неграмотных типов, которых я когда-либо встречал, звался «океан знаний».

Через несколько дней после нашего прибытия в Хамадан мы принялись заводить знакомства среди местных жителей. Естественно, сыграли в футбол — куда без него, — и люди смогли немного расслабиться и размяться. Персы охотно включились в игру, которая благодаря присутствию здесь американской миссии была для них не совсем в новинку. Элегантные сюртуки с длинными фалдами, которые они носят, выглядели на футбольном поле довольно странно. Сюртук, безусловно, куда элегантнее, чем вязаный свитер для игры в футбол, и любой, кто видел, как фалды персидского сюртука развеваются на ветру, когда его обладатель буквально летит, поймет, что между ними нет никакого сравнения. Мальчики, находившиеся под влиянием миссионерской школы, обычно одевались более подходящим образом, но менее живописно.

Казалось, что у водителей с избытком свободного времени для футбола, поскольку в течение ближайшего времени для автомобилей не предвидится особых шансов на выезд. Мало того что перевалы оказались полностью перекрыты, так еще встал ребром вопрос о бензине. Теперь в снабжении мы полностью полагались на русских. Генерал Баратов очень хотел нам помочь и принял меры, чтобы обеспечить достаточными поставками, но с перекрытыми дорогами и подчиненными, отбившимися от дисциплины, бензин прибывал редко. Определенное количество топлива всегда можно было купить в городе, и мы брали его в запас, приобретая по самым непомерным расценкам. Этот бензин попадал на базары через русских водителей, которые приумножали свои скромные доходы, сбывая туда часть своих грузов.

Наши первые попытки установить дружеские отношения с жителями оказались не совсем удачными. Естественно, перспективы нашего успеха в этом направлении вызвали антибританские поползновения со стороны некоторых местных чиновников. Губернатор и все влиятельные люди города не жалели средств, дабы настроить народ против нас; в то время как политики всех оттенков — крайние демократы, умеренные демократы и социал-демократы — проводили свои обычные митинги, понося нас и требуя нашего немедленного уничтожения.

Хотя мы пробыли в Хамадане всего несколько дней, людям сообщили, что рост цен на хлеб стал результатом наших закупок пшеницы (которые были до сих пор нулевыми), что мы являлись авангардом армии, и, если нас оставить в живых, прибудет армия, которая поглотит всю страну и учинит неслыханные зверства. Если же нас перебить, армия никогда не осмелится сюда сунуться. Я подумал, что стоит воспользоваться их же методом и посмотреть, каким будет эффект от печатного воззвания. Поэтому распорядился развесить в городе объявления следующего содержания: «Англичане находятся здесь в качестве временной меры и вовсе не намерены оставаться в этой части Персии, где наше присутствие необходимо лишь для противодействия туркам. Во всех странах мы в первую очередь заботимся о народе, и хорошо известно, что везде, где развевается британский флаг, он символизирует свободу, мир и процветание. Мы не закупали пшеницу и стремимся помочь облегчить голод. Нынешние высокие цены объясняются не нашими закупками, которые мы до сих пор не совершали, а злонамеренным заговором демократов, которые запугивают торговцев зерном и пекарей, искусственно завышают цены, чтобы довести народ до исступления».

Это воззвание произвело значительный эффект в городе и способствовало дискредитации агитаторов. Не сильно уменьшила его положительное воздействие и контрпропаганда, состоявшая главным образом из оскорблений, но содержавшая следующую забавную фразу: «Британский генерал заявляет, что он пришел принести мир и процветание. Разве мы просили его об этом? Пусть он оставит при себе свои мир и процветание, пока мы не потребуем этого. Персия представляет собой цивилизацию, которая находилась в расцвете задолго до того, как о британцах стало хоть что-то известно, и поэтому мы вряд ли многому можем научиться у них».

Не думаю, что этот слащавый призыв к патриотической гордости за свою древнюю цивилизацию интересовал людей хотя бы наполовину больше моего заявления, что наша политика намерена способствовать облегчению голода. Дело в том, что присутствие среди них солдата нового типа, который вел себя достойно и хорошо платил за купленные им товары, начинало склонять общественное мнение в нашу пользу, и чем больше такое отношение со стороны народа становилось очевидным, тем энергичнее демократы разрабатывали свои схемы и заговоры, дабы повернуть развитие событий против нас.

Через несколько дней перемена настроений в нашу пользу стала весьма заметна, и с помощью разведывательного отдела наше присутствие здесь стало выглядеть более благотворным в других случаях. Была организована целая система агентов и курьеров, охватывавшая весь район от Хамадана до Кавказа, и вскоре мы смогли выследить, а позднее и эффективно разобраться с самыми непримиримыми из наших противников.

Между тем возник вопрос о наших остальных отрядах, собирающихся сейчас в Багдаде. Миссию официально назвали «Данстерфорс», и в Багдаде, а затем в Рузе создали лагеря «Данстерфорс» для размещения различных отрядов — до тех пор, пока не отдадут приказы относительно их дислокации. Неофициальное обозначение звучало как «Секретная армия».

Мне не терпелось получить еще одну партию офицеров, но мы еще не были вполне уверены в своем положении, а Багдад в тот момент не мог выделить для них автотранспорт. Я осознал всю глубину плачевного положения этих офицеров и солдат, прибывших с какого-либо театра активных военных действий, полных надежд на возможность великих свершений и вынужденных томиться в ожидании в месопотамском лагере; но пока все должно оставаться по-прежнему, и единственное, что им можно было делать, — это заниматься изучением персидского или русского языков — довольно скучное занятие для людей, в основном воинов, никогда не ожидавших, что их попросят стать полиглотами.

Ниже приводится выдержка из оценки ситуации, которую я отправил в то время:

«…Реальная комбинация, с которой мы столкнулись, — это не только большевики, но и панисламская программа объединения татар Баку^[11] с дженгелийцами Энзели — очень сильное антибританское объединение, подкрепленное немецкими деньгами и немецкими офицерами.…Что касается Тифлиса, то мы хотим помочь людям, которые не могут договориться между собой и, кажется, хотят не британского вмешательства, а только британских денег, не более того. Если бы для моей миссии имелась возможность попасть в Тифлис к осени 1917 года, я приложил бы все усилия для сближения двух христианских народов — грузин и армян, одновременно стараясь привести к согласию с ними и татар-мусульман. Только на этой основе можно добиться полного успеха.

Но что случилось за эти шесть месяцев? До сих пор между обеими сторонами религиозные разногласия не только не ослабли, но, наоборот, усилились, а отношение к татарам христианских общин привело первых к симпатии к туркам. Что касается ближайшего будущего, то нужно сначала дать успокоиться Персии и дженгелийцам, и дорога, по крайней мере до Южного Каспия, будет свободна…»

Для эффективной борьбы с дженгелийцами потребуются войска. Поскольку на данный момент у нас их здесь нет, Кучек-хан отказывался вступать в какие-либо переговоры. Как только войска появятся, ему придется либо сражаться, либо, что более вероятно, признать разумность обоюдного согласия.

Примечания

8

Ахемениды — династия царей Древней Персии. Ведет начало от Ахемена, вождя союза персидских племен. Потомок Ахемена Кир II Великий, правивший в Парсе и Аншане, основал огромную Персидскую империю, объединившую большинство стран Ближнего и Среднего Востока.

9

Двоюродный брат и опекун Есфири, еврей Мардохей жил в Сузах, столице Персии. Есфирь стала персидской царицей. Мардохей узнал о заговоре, целью которого было истребление всех евреев, и убедил Есфирь вступиться за свой народ перед царем Артаксерксом. После этого Мардохей был назначен первым министром царя.

10

«Османское общество единения и прогресса» — политическая партия турецких националистических революционеров, младотурок. Основана 21 мая 1889 г. под названием «Общество османского единства». Позже объединилась с парижской группой младотурок и была переименована в «Османское общество единения и прогресса». Основные цели — смещение режима личной власти султана Абдул-Хамида II, восстановление конституции 1876 г., созыв парламента и последующая националистическая унификация Османской империи на пантюркистской основе. В результате вооруженного переворота 23 июля 1908 г. была провозглашена конституция, общество пришло к власти и затем было преобразовано в партию.

11

Кавказские татары — устаревший экзоэтноним собирательного характера, применявшийся в XIX — начале XX в. почти ко всем мусульманским народам Кавказа. В данном случае под татарами Баку подразумеваются азербайджанцы.