Улей

Лина Негода, 2019

Львиная доля наших современников продолжает проживать в «человейниках», самые адские из которых – семейные общаги. Да, да, те самые остовы постиндустриальной эпохи, пожив в которых, ты смело можешь утверждать: «О, ну я-то «плавал»! Я-то знаю, и в цирке больше не смеюсь»! Эта книга не столько проведёт вас за руку по всем лабиринтам человеческого «улья», сколько поможет заглянуть в души его обитателей. Кто они и чем живут? Почему всё сложилось именно так? Порой происходящее будет восприниматься за гранью разумного… Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Когда твоя мать — твой начальник

Муки, связанные с работкой, начались уже первого августа девяносто первого года. Ознаменовались они моим выходом на работу в аптеку. Отныне моим начальником была моя маман. А сама я была «посвящена» в… технички.

Когда ты являешься единственным ребёнком у матери-разведёнки, которая «жила только ради тебя», шансы вырваться из дома после окончания школы упорно стремятся к нулю. Любовь мамы удушающе велика, а её выражение крайне… экзотично.

— Я замуж из-за тебя не вышла! Я не хотела, чтобы в нашем доме был чужой дядька! Он мог обидеть тебя! А ты…Ты!!! Ты собираешься меня бросить?! Ты хочешь уехать в город?! Нет! Я никогда, слышишь, никогда не допущу этого! Ты моя единственная дочь, я жила ради тебя! Я никогда не позволю тебе этого сделать!

К маманиному счастью, поступление в педагогический (на очное отделение) накрылось медным тазушком, впереди маячили три года учёбы в техникуме железнодорожного транспорта (заочно), обещавшие увенчаться дипломом, в котором чёрным по белому должно было значиться: «Бухгалтер».

О, боги! Ну, какой из меня бухгалтер?! Ведь неоднократно складывая «три» и «два», у меня всякий раз выходило либо «четыре», либо «шесть»! К тому же я на дух не выносила монотонную работу, требующую максимальной концентрации на цифрах. Одним словом, перспективка у меня вырисовывалась ещё та…

Отныне в перерывах между нечастыми сессиями я должна была усердно драить аптечный пол, словно матрос-новобранец палубу. А моя мать, подобно озверелому псу, постоянно шла за мной следом с носовым платком в руках, проверяя, не осталась ли где-то пыль, коей нет места в Храме стерильности! Впрочем, тяжесть моего бытия заключалась отнюдь не в постоянных проверках и придирках со стороны начальника, не в физических нагрузках. Нет! К ним я была приучена с детства, благодаря деревенской жизни. Моя печаль состояла в ином.

Судите сами: с одной стороны — мать, в буквальном смысле слова сдирающая с меня три шкуры, чтобы не дай бог никто в коллективе не подумал, что я завалена поблажками и преференциями, с другой — сам коллектив (небольшой, всего-то человек двенадцать, в основном годящихся мне по возрасту в мамашек), принявший меня по-особому…

Пара-тройка «милых» тётей, имевших детей приблизительно моего возраста, возненавидели меня буквально с первой минуты. Возненавидели уже за одно то, что я «дочь начальника». Всякий раз при случае и без мне указывали на моё место «у параши»:

— Чего надо? Пошла отсюда! Видишь, взрослые разговаривают?!

— Ну, чего припёрлась? Тебя звали? Уши греть пришла? И поговорить теперь нельзя, всё начальнику доложит!

Моё «особое» положение длилось довольно долго. Словно стальной клинок я была зажата между молотом и наковальней.

Впоследствии подобная «рокировочка» будет с завидной регулярностью повторяться в моей жизни (но об этом позже). Из создавшегося моветона мною был сделан однозначный вывод: «Путь у каждого свой… У кого-то это «путь Абая», ведущий к пьедесталу и бессмертию, а у кого-то — всего лишь… путь Бабая, петляющий меж коряг да собачьего помёта. И бог весть куда он меня заведёт…»