Год Стрельца

Лина Лукина, 2012

Анна Молчанова, Стрелец по гороскопу, старается жить по звездам. Они с мужем Олегом прожили счастливую, хоть и не всегда гладкую семейную жизнь. В день тридцатилетнего юбилея супружеской жизни они планируют обвенчаться. Перед порогом венчания судьба решает испытать их брак на прочность, посылая серьезные проблемы плотной чередой. Смогут ли они выдержать удары и сохранить семью?

IX

В кафе было тепло и уютно. Аппетитно пахло свежеприготовленным кофе.

Завадский отодвинул стул, Анна присела и обвила руками горячую чашку с «американо». Тирамису подали на маленьких тарелках, а клубнику в высоких креманках.

— Вы, Игорь Алексеевич, вероятно очень хороший сын, — Анна первой нарушила затянувшееся молчание — теперь она смело управляла ситуацией — из ведомой стала ведущей.

— У меня нет права быть плохим. Несколько лет назад мой старший брат погиб в автомобильной катастрофе. Мама долго оставалась в состоянии глубокой депрессии. Сейчас ее психическое состояние вошло в какую-то норму, и я стараюсь, как могу, поддерживать родителей и морально, и материально. Новый год — любимый праздник моей мамы, она относится к нему по-особенному, — в глазах и в голосе Завадского уже не скрывались легкие сентиментальные нотки.

— Новый год — вообще праздник особенный, — поддержала Анна.

— Мама, кстати, не любит праздновать свой день рождения — ее пугает возраст, количество морщинок и количество болезней. А вот вы, как я смог заметить, возраста не боитесь и отмечаете свой день рождения по-королевски весело.

— Сказать — не боюсь — значит слукавить, но и стараюсь не страдать по этому поводу. По большому счету, я не считаю прожитые года, а как бы нанизываю их на ниточку.

— На ниточку? — переспросил Завадский.

— Да, на ниточку, и это образное ожерелье с радостью ношу на своей шее. И поверьте, груза большого не ощущаю, а только благодарю Бога за каждый прожитый год и за то, что он с этим каждым годом мне дает. В общем, мне удается извлекать пользу, вернее, даже так — каждый год моей жизни знаменует рождение какого-то замысла или нового яркого жизненного спектра, и я активно этим пользуюсь в своей жизни.

— Интересная у вас жизненная философия, — Завадскому становилось ясно, почему он с первого взгляда увлекся этой неординарной женщиной.

— В течение многих лет я пишу своеобразный кодекс законов своей жизни, начиная с момента рождения. Правда, я не помню, в каком году пришла ко мне такая мысль, но пишу действительно по годам, — Анна тихонько поставила пустую чашку на стол, но Завадский, похоже, не собирался заканчивать заинтересовавший его разговор и предложил Анне фужер шампанского. К своему удивлению, Анна не отказалась.

— И что же в вашем кодексе записано в результате первого прожитого года жизни? — спросил Завадский, подпирая подбородок руками и готовясь слушать рассказ Анны. Он стал похож на ребенка, который ожидает услышать интересную сказку.

— Может, это выглядит смешно с мужской точки зрения, но у женщин свой взгляд на вещи, — Анна попыталась предупредить непредсказуемые следствия женской логики, — например, увидев себя на фотографии в возрасте чуть больше года, где я сидела в элегантном на то время чепчике, я сразу поняла, что мне будет идти головной убор с полями. С тех пор я просто обожаю шляпки.

— А что же спустилось с небес в два года?

— О, это совсем другая история. В два с половиной года я едва не утонула, — Анна сделала глоток шампанского и отправила в рот клубнику, которая, как оказалось, имела не только красивый вид, но и соответствующий своему названию, запах и вкус. Завадский сидел с видом кота, перед которым размахивают кусочком мяса, — вы хотите услышать эту историю?

— И не только эту.

— Тогда слушайте. Мы жили в шахтерском поселке, и во дворе каждого дома стояли угольные вагонетки, служившие емкостью для поливной воды. Так вот, я решила набрать воды и полить цветы. Я опустила в воду небольшое ведро, которое быстро набралось и, под своей тяжестью, потянуло меня за собой. К счастью, посредине вагонетки была перекладина, за которую я успела схватиться руками. Сколько я так продержалась, неизвестно, но хваталась за жизнь своими детскими ручонками очень крепко.

Мама была на работе, а смотрела меня соседка. В тот момент в летней кухне она готовила обед — на печке уже подходила поджарка. Позже Евдокия Семеновна рассказывала, думаю, сейчас поджаркой борщ заправлю и пойду посмотреть, как там Анютка — что-то она притихла. Но, видимо, мой ангел-хранитель заставил ее отставить сковороду и, таким образом, спас меня. Еще бы минута, и мои ослабевшие руки не справились с напряжением, и я бы пошла под воду. Теперь я точно знаю, что за жизнь и за свое счастье надо хвататься обеими руками, и даже в самых безвыходных ситуациях не опускать руки, в моем случае это оказалось в прямом смысле этого слова. Бог помогает только тем, кто старается помочь себе сам.

— Вы помните этот страшный случай?

— Конечно, нет. Мне об этом мама рассказывала, когда я была в сознательном школьном возрасте, но я хорошо помню выводы, которые тогда сделала.

— А что же было в четыре года? — с интересом задал вопрос Завадский, ожидавший разворачивания событий.

— В четыре? Сейчас скажу. Та-а-к. Осенью в детском саду мы плели гирлянды из желтых тополиных листьев. Забавно, но я до сих пор помню запах тех листьев и запах той далекой осени. Наверное, с тех пор я так люблю осень. Она меня умиротворяет. В осени из всех времен года наиболее гармоничная аура. Солнце — щадящее и ласковое, цвета — яркие и теплые, а плоды — спелые и сладкие, но, — Анна улыбнулась, — к ноябрю такое определение вряд ли можно отнести.

— Такого мудрого подхода к жизни я не встречал. И вы помните вот так каждый год? — искренне удивился Завадский.

— Пожалуй, да.

— Извините за назойливость, а можно вспомнить еще один год.

— Какой?

— Ну, например, двенадцатый год вашей жизни.

Анна на какое-то время задумалась, соотнося даты со временем.

— В тот год на день рождения мне подарили глобус, — мечтательно вспоминала Анна, — я долго его просила у родителей. Потом часто крутила его, завороженно искала города и страны, и мечтала о том, что когда вырасту, обязательно буду путешествовать, чтобы посмотреть мир своими глазами. Это желание было настолько сильным, что приобрело, в конце концов, реальные возможности. Вот уже несколько лет мы с мужем стараемся каждый год раскрыть для себя таинства определенной страны.

— И какая же страна была в вашем списке первой? — Завадский не удержался и продолжил, — я могу догадаться.

— И на чем строятся ваши догадки?

— Такая женщина, как вы, достойна изысканности Парижа.

— Вы правы, но отчасти. Я мечтала побывать в Париже, потому что Франция — родина писателей, на романах которых я, в какой-то степени, воспитывалась, — Анна засмеялась от того, что сама сказала, — получилось, как у девушки-дворянки.

— И кто же до такой степени затронул ваше сердце? — что-то слегка ревностное прозвучало в вопросе Завадского.

— Бальзак и Роллан. Бальзака я всего перечитала, а одна «Очарованная душа» Ромена Роллана очаровала меня навсегда. Пожалуй, не каждой женщине настолько дано понять суть своего естества, насколько изучили и описали женскую душу эти французские писатели. Я читала их произведения с ручкой в руках, буквально конспектировала их мысли, а потом много раз перечитывала. Сейчас безошибочно процитирую вам фразу из «Воспоминания двух юных жен» Бальзака. «Губы ребенка льнут к груди с неизъяснимой любовью, принося разом и боль, и наслаждение — наслаждение, доходящее до боли, и боль, переходящую в наслаждение». Какая женщина скажет лучше? Как мужчине можно было так глубоко выразить то, что не дано ему природой?

— Анна Андреевна, вы просто привораживаете, вы опасная женщина.

— Опасен тот, кто молчит, а я тут что-то разговорилась. Я думаю, мне пора, — Анна засуетилась, собираясь, — спасибо, что так внимательно выслушивали меня. Кстати, вы оказались первым моим конфидантом. Эту страничку своей жизни я никому не открывала, как-то не приходилось говорить на эту тему, но сегодня, признаюсь, говорила не без удовольствия. Получился экскурс в историю моей жизни. Потешили вы сегодня мое тщеславие. Даже сама не ожидала, что вот так душу выверну наизнанку.

На улице на прощание Завадский позволил себе поцеловать руку Анны, немного задержал ее у своих губ, и их глаза встретились. Завадский пристально вглядывался, а Анна демонстративно медленно сгибала кисть руки, предоставляя светящему фонарю возможность поиграть блеском бриллиантовой россыпи своего обручального кольца. Но Завадского, видимо, не растрогало наличие обручального кольца на руке Анны. «Меня пригласили на выставку, — подумал он, — и я обязательно приеду».